Он весь был во власти своих чувств, коих накопилось такое количество, что они просто требовали выхода, беспрестанно щекотали ему нервы и попеременно то делали его самым счастливым человеком, то повергали в пучину какой то бессмысленной на первый взгляд тоски. Ему все чаще казалось, что будь у него крылья, он непременно взлетел бы ввысь, настолько мощным клубком свернулось одно из чувств в его груди, пытаясь вырваться на свободу. Этот бесконечный эмоциональный поток заряжал его неукротимой энергией, но в то же время и выматывал настолько, что он уже не мог не обращать на это внимания. Где то в подсознании зародилась мысль о собственном могуществе и всесилии, но было там и нечто другое, что не давало ему ни минуты покоя. Что то давно забытое заставляло все чаще обращать свой взор в далекое прошлое, это нечто неуловимо действовало на него самым непостижимым образом, делая все мягче и добрее, что то очень похожее на нежность.
Он с ухмылкой рассматривал себя в зеркале, как вдруг с потрясением заметил что то в лице, что заставило его на какое то мгновение замереть. Его взгляд, в нем появилось совсем новое выражение, не сухое и застывшее, как раньше, а спокойное и расслабленное, без легкой иронии и саркастической усмешки. Глаза излучали свет, рассыпая вокруг искорки доброты и словно впитывали в себя все то, на что смотрели, обращая внимание на те мелочи, которым он раньше не уделял ни малейшего внимания.
Какое то наваждение! Он слишком хорошо себя знал, чтобы не понимать и бесконечно отрицать, что же с ним происходит. Правда не обрушилась на него лавиной, скорее убедила в собственном помешательстве на этой женщине. Комнату сотряс его громкий, но искренний смех, в котором было столько всего, что любой сторонний человек не удержался бы от улыбки.
Он смеялся так, как не смеялся уже лет сто, ни меньше. Скрывать правду от самого себя было дальше бессмысленно. Все его прежние отговорки и оправдания не стоили и выеденного яйца. Он любил...любил как мальчишка и от осознания этого как ни странно не впал в транс, не ушел в себя, не ругал себя последними словами, как сделал бы раньше, а еще шире улыбнулся своему собственному отражению совершенно счастливой улыбкой влюбленного человека.
Он еще не до конца понимал, что ему теперь делать с этим своим чувством, но уже покорно внимал ему с предвкушением чего то забытого, но как ни странно очень желанного. Теперь стали понятны и все его перепады настроения, и разговоры с самим собой бессонными ночами. Он не мог себе и представить, что с ним такое все же еще случится, что он попадется на этот крючок, как молодой, неоперившийся птенец. Как только он принял этот вихрь новых чувств, тут же его мысли приняли совершенно новое направление, теперь он мечтал увидеть ее как можно скорее, еще не зная, что ей скажет, не задумываясь о том, что ждет их впереди, но совершенно четко понимая, что должен с ней срочно увидеться как можно быстрее.
Это желание затмило все остальные, мгновенно превратив его в того самого юношу, каким он был много лет назад. Только сейчас он понял, что именно этого ему не хватало все эти долгие годы, полные бессмысленной пустоты. ОН ХОТЕЛ ЛЮБИТЬ И БЫТЬ ЛЮБИМЫМ. Не сделав после осознания этой простой истины не единого шага, он все же почувствовал, как душа его от восторга в тот же миг взмыла в небеса, навстречу такому яркому сегодня солнцу, навстречу своей судьбе.
Атир Ла Перлина