В доме напротив осталось всего три горящих окна, а я в пятнадцатый раз заехал себе по уху. Проклятое бззз на секунду замолкло, повиснув, где-то в районе бра, и снова загудев, нарезало круги над моей головой. Если бы этих бззз было бы около тысячи, то я бы наверно стал святым, с комариным нимбом на голове.
Вот вышел бы я в свой любимый двор, а все мои не любимые соседи падали бы ниц с возгласами «Спаси нас Комариный святой», а я бы протягивал им руку, чтобы они прикоснулись к ней и молвил им «Рабы божьи, моя святая сила с вами, ибо не могу я вас просто так бросить. Погибнете вы без меня. Так как не разумные вы, и не способные что-либо понять» И несли бы мне все, что я захочу. Тетя Дуся с первого этажа свои знаменитые шаньги. Каждый раз, проходя мимо ее двери, я замедлял шаг, чтобы хоть пару секунд вдыхать аромат божественной выпечки. Румяные с золотистой корочкой, выпеченные в духовке, по старинному рецепту с картофельно-грибной начинкой, именно те шаньги, которые она готовит по выходным для своих оболтусов внуков близнецов, вечно чумазых и с глазами воров рецидивистов. Мне казалось, что эти паразиты только из-за этих шаньг приезжали к своей бабке, хотя лет через пять бабка вынуждена будет поменять свою выпечку на сивуху, что бы в очередной раз испытать радостные чувства заботы за своими внуками, вытирая двойную блевоту со стола и меняя им обосранные трусы.
Именно эти шаньги, а не те тошнотики, которые она носит продавать на базарчик возле школы, а если не смогла продать отдает мне. Пятисуточно-двадцати раз разогретые, обсыпанные дорожной пылью, как торт шоколадной стружкой, она преподносит их мне со словами «На» или «Бери»
Теперь уж она будет мне каждый день носить по целому блюду своих шаньг и мне уже никогда не придется выдумывать – с чем сегодня есть пельмени, с чаем или, например с хлебом.
Я почувствовал, как слюна скатилась от уголка моего рта на подушку. Идиотский комар, опять вызывал усиленное слюноотделение на почве рабской зависимости моего желудка от еды. А еще говорят, что подушка становится мокрой от слез, не хрена, она от голода тоже мокрая становится, проверено на себе.
Я включил бра, время было два ночи. Комара, я конечно нигде не увидел. Погасив свет, я закурил и, наблюдал то слабое – то сильное мерцание огонька моей сигареты. Время ее жизни пять минут. Время моего сна не определено.
Какое то все-таки странное создание – мой комар. Летает, звенит, кружит, делает дебильное бззз. Как он не может понять, что дай он мне хоть десять минут спокойствия, то я бы уснул и мирно похрапывая, отдал бы ему на радость любой участок моего тела. Кроме одного, там бы я стал возмущаться. Так нет, ему надо сейчас. Он, видите ли, не может ждать и укротить свою натуру и жажду крови. Сейчас и только сейчас, сразу все, да так, что бы пузо набилось до отказа, до состояния живота женщины беременной шестирняшками. Да разве мне жалко комар, пей так любимою тобой мою кровь, пей, насыть свое брюхо, но только дай мне погрузится в объятия морфея.
Комара не было, морфей опять задерживался.
Зато численность моей паствы увеличивалась. Вслед за образом тети Дуси вызванным вечным голодом, пришли две подружки – соседки с первого этажа, это уже другой голод давал о себе знать.
Теперь они бы не проводили все свое школьное время под моими окнами в окружении местной братвы, бычков и плевков. Ежедневный простой их жизни закончился бы на моей кровати. Уж я бы нашел бы им занятие по интересней. В моей голове прокрутилось пару роликов из немецких фильмов, где главными героями были мои соседки…ну и конечно я! Голод это страшное чувство, морфею с ним не справится.
Бац! Я почувствовал на правой щеке липкие останки комара и, скатав их пальцами, бросил комок в пепельницу затушив об него бычок.
Вот так комар, вот так! Имей ты хоть капельку терпения, то сидел бы сейчас на моем ковре с набитым пузом и пел бы свою комариную серенаду! Терпение, вот что тебе не хватало, комар! Иногда лучше потерпеть, засунуть свое Я и свои желания в жопу, не кричать и не бзззыкать каждую минуту на ухо, не теребить и дергать, а успокоиться и трезво оценив ситуацию, выбрать момент и……..
Дальнейшее уже шло по накатанному.
За окном уже горело два окна. Морфей помахал мне ручкой.
Тетю Дусю и подружек – соседок я прогнал сам. Не хрен им всю ночь здесь околачиваться.
Пепельница начала вонять жареным мясом и мне пришлось подняться с кровати и вытряхнуть ее содержимое в унитаз. Почему-то в голову мне влезла старая уйгурская примета
«Если крышка унитаза не закрыта, то бедность вскоре постучится тебе в дверь»
Крышки у меня не было, а бедность вошла без стука.
Я закурил вторую сигарету и лег на кровать.
Вот многие говорят, твой дом – твоя крепость.
Опять ложь. Либо у меня дверей нет в крепости, либо завелся предатель.
Шатание по моей крепости без моего разрешения практикуется постоянно. Все кому не лень заходят ко мне домой, и ведут себя не как в гостях. Особенно им нравится приходить ко мне ночью, когда я ложусь спать. Тетя Дуся, подружки-соседки и долбанный комар это только начало, сейчас попрет…….
Я затянулся, и отсвет от огонька сигареты вычертил контур пришельца, сидящего на моей кровати.
Приподнявшись, я сделал сильный затяг сигаретой и приблизительно рассчитав месторасположение глаза на лице пришельца, со всей силой воткнул в него сигаретой.
Крик, шипение, вой, запах горелого глаза. С минуту.
- Я тебе говорил, чтобы ты больше не приходил? – я схватил эту ****ь за шиворот – говорил? Ну, рожай быстрее.
- Тима не надо – ****ь заверещала – ну не надо, прошу тебя. Айяяяяяяя.
Это я надавил ему пальцем на глаз. – Вопрос есть! Где ответ?
- Да, да говорил! – ****ь зарыдала – но ведь ты сам же в этом виноват, не мне же это одному все надо. Отпусти, пожалуйста, Тима, ну отпусти, у меня сейчас глаз вытечет. Айяяяяяяя.
Я отпустил его. Старый знакомый. Нудный Богомол. Сколько он мне ночей испортил. Сколько я времени с ним провел в разговорах. Мне даже стало его немного жаль. Сняв с подушки наволочку, я кинул ее ему.
- На перевяжи глаз. Немного лучше станет. Слышишь?
- Слышу.
Нудный Богомол сидел на моей кровати и пытался воткнуть вылезший из орбиты глаз обратно. Весь ядовито – зеленый, с гладкой, как будто отлакированной кожей и длиннющими руками граблями, он напоминал мне инопланетянина с фильма про негра - спасателя вселенной.
Инопланетянин на моей кровати. Где же негр?
Раньше Богомол приходил ко мне ежедневно, иногда сутками не отставал, ходил по пятам. Даже когда я находился в других квартирах ночью, и не один, он все равно приходил сделать свое черное дело.
Где-то с пол жизни я его уже не видел.
Перевязав голову наволочкой, он выжидающе смотрел на меня единственным глазом, нервно щелкая пальцами.
- Ну чё Кутузов, неймется? – спросил я его - прям не можешь? Нужно всю грязь опять на меня вылить?- я толкнул его по плечу.
- Ну Тим, что ты совсем уж – он смущенно опустил вниз взгляд здорового глаза – ты сам знаешь, что….
- Знаю – перебил я его - ладно давай. Только быстро понял? - сказал я и лег на кровать.
- Понять то понял, но это… – он нервно вздохнул – это как получится.
Богомол, поправив на голове повязку, резко встал и, заложив руки за спину, быстро заходил по комнате.
- Значится так – сейчас она лежит вместе с ним на одной кровати и делает ему минет.
- Хорошо. Замечательно. Дальше что?- я демонстративно зевнул.
- Дальше. А дальше – после того, как он кончил, она пальчиком водит у него по спине и говорит «Зая мой, сладкий мой, как же я тебя люблю» - богомол по Кутузовски посмотрел на меня.
- Ну любит и любит, я то тут причем, – сигарету мне все таки пришлось закурить.
- Ты ни причем, в том то и дело. А они обои причем – богомол практически закричал – А она стонет и говорит «Давай милый, Давай выйди в меня глубже!!!»
Я затянулся и, выпустив три колечка дыма растянуто сказал - Ну и что? Значит ей это нравится. Что тут поделаешь! У тебя все? Или еще что-то есть?
- Есть – богомол по заговорчески подлез ко мне и шепнул – А потом она отвернулась и заплакала.
Дым от сигареты ударил мне по легким как таран по воротам крепости. Воздух резко пропал, лицо запылало первым цветом радуги, и действительность поплыла……
Богомол, сделав свое черное дело, пропал. А я остался, зажатый в тиски собственного бессилия перед реальностью. Комната сузилась до размера игольного ушка, откуда торчали только мои губы с сигаретой.
Проклятый богомол опять втащил меня в состояние морального инфаркта. Сердце билось с силой сваебойной машины, вколачивая в мое сознание импульсный состав человеческого неприятия к слову «Реальность».
Это надолго. Это рядом. Звонить в 911 бессмысленно.
Нудно. Но нужно задать себе вопрос и вытащить себя за волосы из металлического обруча, пока свая не вогнала меня в сентябрьский ступор.
- Тима? А почему она заплакала?
- Наверно она была чем-то огорчена!
- Нет!
- Тогда счастлива!
- Опять мимо!
- Ну тогда он сделал ей больно и она разревелась!
- Тима, ты дурак? У тебя последняя возможность осталась. Подумай, ты знаешь ответ!
Мне стало душно, дуновение воздуха внутри игольного ушка поднялось до уровня работающего в обратную сторону пылесоса в раскачегаренной бане. Ответ, ответ, ответ. Почему она плакала? Может быть, она вспомнила обо мне? Может она получила двойку? Да какого хрена! Она может плакать просто так, это на вид она жестокосердечная и пуленепробиваемая, а на самом то деле большая плакса. Вызвать слезы у нее может все что угодно, возможно ей делать было нечего, вот она и плакала.
Дальше ступор…..
- Я не знаю, почему она плакала.
Сорванная наволочка валялась на полу рядом с разорванной подушкой. Освобожденный пух кружил по комнате. Странный хоровод мертвых.
Я огляделся. Вся комната была перевернута, осколки разбитой пепельницы продолжали начатый танец вырванных частиц птиц. В дальнем от окна углу комнаты догорали останки тумбочки.
- Я не знаю, почему она плачет – пробубнил я. - Не знаю.
Через разбитое окно я увидел, что в доме напротив светилось одно окно.
Тет-а-тет.
Посмотрим.
Подняв с пола сигарету, я по-турецки сел возле костра и закинув в него простынь с кровати, подкурил.
Тысячи белоснежных останков птиц тихо кружась, падали на пол.
Белый танец.
Огонь дублировал их, заставляя повторять свои движения на стене.
Черный танец. Мой танец. Праздник теней.
Будильник, помнящий не один квартирный погром, опять отказывался выполнять свой долг.
Лишь сигарета, верный спутник маяковала кому-то на фоне костерка.
Она появилась, как всегда неожиданно. С видом тещи спалившая своего зятя с другой женщиной, она спросила меня.
- Зачем ты их всех пустил?
- Я мусульманин. А они гости. Не мог не пустить. Это свято.
- Тимур, хорош издеваться, какой ты к чертовой матери мусульманин. – тяжело вздохнув сказала она.
Я тоже вздохнул.
Мусульманин – раб божий.
Я же - раб лампы.
Тихо потрескивал лакированный скелет тумбочки. Пух, падая в костер, превращался в паленый запах и улетал прочь из комнаты через окно. Там за горизонтом его ждали, чьи то свежие ноздри.
Ветреный мальчишка превратился в набор граненых стаканов и соленых огурцов.
Я вырвал ножки от стула и закинул их в костер. Пламя вспыхнуло, коптя потолок. Ярко вырисовались дорожки жизни местного паука.
Я не вампир, я его недокушеная жертва.
Она сидела по-татарски слева от меня. Маленькая, в своем неизменном бледно - розовом платье и в белых с синим цветочком на туфлях – лодочках. Две русые косички закинуты за уши и перепачканные от чего-то сильно сладкого уголочки рта. На вид лет пять.
Приглядевшись, семьдесят пять.
Глаза многое значат.
Всё…
Забывшие свой цвет глаза были окружены марлевой сеткой морщин. Красные линии, как дорожная карта делили белую территорию глазного яблока на намеченные кем-то кварталы. Отсутствие верхних век и ресниц завершало композицию глаз и делало их кровавым пережаренным яйцом, лежащим на тефлоновой сковородке.
Но не это выдавало возраст.
Взгляд.
Она посмотрела на меня.
- Тимур – голос ее вибрировал, как кончик пламя – ведь уже так давно не было этого. Ведь уже прошло пол жизни. Неужели все заново?
- Я не знаю, почему она плачет.
Старая девочка в детском платье.
Молодой старик с сигаретой во рту.
В доме напротив было темно.
Соло.
Парад гостей закончился.
Я не раб божий, но я их впустил.
В доме напротив горели все окна.
В моей крепости догорал костер………..