Хоть Маурисио пас Эстеллу даже на похоронах, чудом ей удалось от него отвязаться. Помогла ей в этом Амарилис, намеренно или случайно — неизвестно. Она отвлекла Маурисио, прямо на кладбище затеяв спор о незавидном положении женщин в традиционно мужском обществе. И Эстелла под шумок смылась. Первой её мыслью было идти в «Маску», но, вспомнив советы дяди Ламберто, она одумалась. Даже если они с Данте убегут, Маурисио всё равно их найдёт. И Данте она может крепко подставить. Вдруг Маурисио вздумает с ним расквитаться? Но Данте должен узнать, где Эстелла и что с ней.
Девушка бегом добежала до дворца. Ей повезло — первой, кого она встретила, была Либертад. Горничная подметала садовую дорожку метлой, скрученной из стеблей джута [1] и напевала песенку.
— Либертад!
— Ой, сеньорита, то есть сеньора Эстелла, а чего похороны уже того, кончились?
— Я пораньше оттуда сбежала. У меня к тебе дело, Либертад. Ты можешь отнести письмо одному человеку?
— Какому человеку? — Либертад подбоченилась, опершись рукой о метлу.
— Ну… ты его знаешь, — понизила голос Эстелла. — Это Данте.
— Как Данте? — глаза Либертад расширились, став размером с крупные сливы. — Что, тот самый? Он же помер! Его ж расстреляли на площади!
— Его только ранили. Данте жив! — с улыбкой сообщила Эстелла.
Либертад рот открыла.
— Вот это да! Это ж верный знак.
— Какой знак?
— Ну, знак того, что он не виноват. Когда человек выживает при казни, то, считается, невиновный он. Как бы Боги его охраняют, или он святой.
— Для меня Данте и вправду святой, — не стала спорить Эстелла.— Так ты можешь отнести ему весточку? Дело в том, что Маурисио силком меня увёз. Данте не знает, где я.
— Ну, — Либертад почесала переносицу, — я б сходила да не могу. Опосля этих похорон дел тьма. В доме кавардак, будто индейцы тут побывали, а скоро уж хозяева вернутся. Сеньора Роксана и так меня не жалует. Да и мадам Берта дома. Она ж на похороны-то не ходила, сказала, что у ней никто не помер, надела яркое платье и вовсю кокетничает с этим странным типом, там, в гостиной. Ежели я пойду куда-то, она начнёт спрашивать чего да как. А вы ж сами знаете, она вашего Данте недолюбливает, причём крепко так. Не надобно ей знать, что он живой. Да и вообще, чем меньше народу это знает, тем лучше.
— И что делать? — расстроилась Эстелла. — Я обязательно должна сообщить Данте, где я. Он, наверное, места себе не находит. Ой, я его знаю, он такой мнительный! Теперь напридумывал всякого!
— Можно Дуду отправить. Он в дом через парадную не ходит, на заднем дворе вон околачивается, никто не увидит, как он уйдёт.
— Эмм… Либертад, тогда давай так, — решила Эстелла. — Я сейчас пойду в дом, напишу письмо, а ты найди Дуду. Мы возьмём корзинку, положим письмо на дно, а сверху насыплем фруктов. Я так уже делала.
— Отличная идея! — одобрила Либертад.
Эстелла вбежала в парадную. Берта, по-прежнему сидя в гостиной, болтала с сеньором Альдо Адорарти. Теперь на ней было ярко-розовое платье с рюшами. Эстелла только плечами пожала. Бабушка, конечно, особа эксцентричная, но могла бы денёк воздержаться от пёстрых нарядов, которые итак ей не по возрасту. Но, похоже, Берту смерть Хорхелины нисколько не огорчала. Она была так поглощена беседой со своим ухажёром, что внучку и не заметила.
Эстелла поднялась по лестнице. Миновав коридор второго этажа, открыла дверь в свою бывшую спальню. Обстановка здесь не изменилась. Пустые шкаф и комод. Вещи, из которых Эстелла выросла, были сложены в сундуки; окна занавешены тёмно-лиловыми портьерами. Эстелла рывком сдёрнула их, бросив на пол. Апчхи! Она едва не задохнулась, наглотавшись пыли, но в комнату сразу проникло солнце.
На туалетном столике лежало зеркало с серебряной ручкой и крышкой, инкрустированными изумрудами. То самое. Волшебное. Она забыла его, когда убегала из дома. Эстелла повертела зеркало в руках, но оно не подало признаков жизни. И девушка сунула его в свою чёрную сумочку-помпадур. Открыв верхний ящик стола, Эстелла взяла пару листков розовой бумаги, надушенных и слегка выцветших от времени, а также перо и чернильницу и села писать письмо.
Зная характер Данте, она так старалась подобрать слова, что написание письма заняло почти час. Когда девушка вновь спустилась вниз, Берты и ювелира в гостиной уже не было. Зато там околачивалась Либертад.
— Ну наконец-то, я уж думала вы уснули, — затараторила она вполголоса.
— Нет, я писала письмо.
— Хорошо, давайте его сюда. Письмо отнесу я. Нам, считай, повезло. Ваша бабушка с этим её сеньором женихом чего-то затеяли.
— В смысле?
— Ну, они тут какое-то послание, оказывается, сочиняли часа два, с той поры как все ушли на похороны. И вот сейчас велели мне его отнести и сунуть под дверь получателю. Так что у меня есть причина выйти из дома и не гонять Дуду. Давайте сюда письмо, я по дороге зайду к вашему Данте и отдам ему. Только скажите адрес.
— А он там же живёт, в «Маске». Гостиница «Маска», — сказала Эстелла.
— Он что полоумный? — всплеснула руками служанка. — Да его ж там в два счёта отыщут!
— Кто? Данте ни от кого не прячется.
— Да кто угодно, хоть и ваш муженёк или жандармы. Или мамаша ваша, любой, кто узнает, что он живой. Вспомните, какой был скандал полгода назад. Весь город только и обсуждал вашего Данте, колдуном его величали да убийцей и грозились сами повесить, ежели инквизиторы его отпустят. Он же ведь в церкви такое устроил! А церковь для народа — священное место. Комитет Нравственности хоть и распустили давным-давно, а сплетницы его никуда не делись. Заседания их теперь заменили четверги у докторши. Дамочкам-то ведь скучно. Побездельничай-ка целыми днями. Вот они и молятся да сочиняют всякие страшилки. Ежели выяснится, что Данте ваш жив-здоров, вы только представьте, сколько крику будет.
— Я думаю, Данте предпочтёт убежать, чем опять связываться с жандармами да богомолками — грустно вздохнула Эстелла. — Либертад, только отдай письмо ему лично в руки, хорошо?
— Ну так ясно дело, — хмыкнула служанка. — Вы думаете, Либертад дура что ли и ничего не понимает в таких делах? Я ещё пока в здравом уме, чтоб передавать любовные письма через третьих лишних.
— Спасибо, Либертад, только ты одна меня понимаешь, — Эстелла обняла горничную. — Кстати, я хотела спросить, как у тебя с дядей Эстебаном? Надеюсь, теперь всё наладится?
— Я тоже надеюсь, — Либертад так покраснела, что это стало заметно и сквозь её смуглую кожу. — Хотя жениться мы всё равно не сможем.
— Почему? Ах, ну да, траур. Ведь он теперь вдовец, а это минимум года два…
— Не из-за этого, — Либертад почесала лоб. — Ну сами подумайте, сеньора Эстелла. Я — цветная служанка, выхожу замуж за белого господина, это смешно.
— Не вижу ничего смешного, — возразила Эстелла. — Когда двое любят друг друга, предрассудки не имеют значения. Посмотри на нас с Данте.
— Вы оба хотя бы белые, — заупрямилась Либертад. — И вообще у Данте вашего такое лицо… необычное. Я ж помню. Он запросто сойдёт за аристократа, ежели его принарядить да научить кой-чему. С таким не стыдно и при дворе у вице-короля появиться, а я… Разве ж меня можно привести в приличное общество? Удел таких, как я, — быть любовницей. Тут уж ничего не поделаешь. Цвет кожи ценится выше титулов и даже денег. Некоторые плебеи богатеют на выращивании скота, другие покупают себе титулы, но цвет кожи не изменишь. Негры навсегда останутся неграми, а индейцы индейцами.
Эстелла не знала, к каким прибегнуть доводам, чтобы переубедить Либертад, и сменила тему.
— Либертад, а остальные ещё не вернулись?
— Пока нет. Там же служба должна быть в церкви. Сначала ведь положена панихида, а уж опосля похороны, но сеньора Роксана и сеньор Арсиеро решили, что лучше всё наоборот. Жара же, сами знаете. Они побоялись, что тело испортится. И правильно, ну чего таскать труп туда-сюда?
— А я не знала, что будет ещё молебен. Наверное, они теперь думают, что я сбежала, — разволновалась Эстелла. — Либертад, давай-ка ты иди быстрее с письмом, а то мало ли…
— Ага, только я вот ещё что хотела сказать, сеньорита, тьфу ты, сеньора. Это по поводу вашей бабушки.
— Что такое?
Либертад покусала губы, но решилась:
— Вы б с ней поговорили насчёт этого, её жениха. Чегой-то она с катушек съехала совсем на старости лет.
— Тебе этот человек не нравится? — поинтересовалась Эстелла вкрадчиво.
— Ну… странный он.
— А я подумала, я одна такая мнительная. Меня тоже насторожило, что он вдруг стал ухаживать за бабушкой, вот так, ни с того, ни с сего.
— Да тут дело не в ухаживании. Ухаживает, и Боги с ним. Скучно ведь ей, а вы сами сказали, что всякие предрассудки для любви не помеха.
— Я действительно так думаю. И дело не в их возрасте, — объяснила Эстелла. — Просто она ничего о нём не знает.
— Так и я про то же, — Либертад приблизилась к Эстелле вплотную и зашептала. — Короче говоря, слышала я тут кой-чего. Люди болтают, знаете. Я ж каждый божий день на базар хожу. Так вот, познакомилась я со служанкой этого сеньора Альдо. Разговорчивая такая девица. Ну вот, как у ювелира, у него репутация очень хорошая. Ну там, он не связывается с крадеными вещами, не ведёт сомнительных дел. В этом плане он безупречен. Но есть одна тёмная история, связанная с его семьёй. Меня она напугала, — Либертад огляделась по сторонам. — У сеньора Альдо был брат, у которого были жена и две дочери. Жена померла рано, от какой-то лягушки или ящерицы…
— От чего? — Эстелла надула щёки, чтобы сдержать смешок.
— Да не смейтесь вы, — обиделась Либертад. — Ну забыла я, как это называется, подумаешь. Грудная лягушка, во!
— Грудная жаба [2], — поправила Эстелла.
— Во-во, точно она! Вот, померла она от этой жабы. А муж её остался с двумя дочками. Младшая была родная, а старшая приёмная. Жена брата сеньора Альдо долго не могла родить, и они решили, что женщина бесплодна, да взяли сиротку из приюта, а потом женщина вдруг забрюхатилась. Так и получились у них две дочки. А сеньор Альдо раньше жил где-то далеко, в какой-то Культе, Кукульте…
— Калькутте [3]?
— Ага, точно. Какая вы умная, сеньорита! И откуда вы всё знаете? Ну вот, и когда померла жена его брата, сеньор Альдо сбежал с этой Какутты. Он разорился и задолжал кучу денег тамошним торговцам, ну и дёрнул оттуда, чтоб его там не порешили. В общем, сеньор Альдо поселился у брата и влюбился в его старшую дочку, ту, которая приёмышем была. Когда брат сеньора Альдо узнал, он его из дому и погнал. А потом выяснилось, что девушка брюхатая. Отец сначала грозился её убить, но запер в доме и решил: когда она родит, они ребёнка утопят, а до сей поры девушка должна сидеть взаперти и носа не высовывать, чтоб соседи ничего не прознали. Но девушке той удалось удрать. Говорят, ей помогла младшая сестра. Очень уж добрая она была, чуть не святой её люди называли. Она жуть как любила сестру и помогла ей. Девушка исчезла, и так до сих пор никто не знает, где она, жива аль померла. Так что, возможно, у сеньора Альдо где-то есть сын или дочь. Мне это поведала его служанка. Раньше её мать работала в доме его брата, и она помогала сеньору Альдо тайком встречаться с его возлюбленной. Когда всё всплыло, служанку тоже прогнали, а она тогда была брюхатой, представьте. Ну и сеньор Альдо её пожалел и взял к себе. Он к тому времени уж открыл торговлю драгоценными камнями, и деньжата у него водились. А потом служанка померла, а её дочь тоже стала служанкой у сеньора Альдо. А младшая его племянница, она ведь тоже померла. Видать, Боги на их семью разгневались опосля похождений сеньора Альдо. И прям пару лет спустя младшая сестра тоже угодила в историю. Её обвинили в каком-то преступлении и чуть не упекли в башню, а потом она сбежала. Исчезла с концами. О, вспомнила! Риверо их фамилия. Августо Риверо, так звали брата сеньора Альдо. Он кстати помер, спился опосля пропажи младшей дочери. Это было лет двадцать назад, и сеньор Альдо с тех пор с семьёй не общается. Может, стыдно ему, не знай. Вот так вот.
— Риверо… Риверо… никогда не слышала, — Эстелла перебирала в памяти все знакомые семейства, но эта фамилия ни о чём ей не говорила. — Нет, я их не знаю. А почему у двух братьев разные фамилии?
— А сеньор Альдо поругался со всей семьёй же. У них ведь ещё были какие-то родственники, которые тоже возмущались его поведению. И он отказался от той фамилии. Взял другую, чтоб никто его не узнавал. История-то скандальная.
— Так я и думала, что с этим человеком нечисто, — вздохнула Эстелла. — Я прямо почувствовала. Как он мог соблазнить собственную племянницу?
— Ну, она ему неродная племянница была, — возразила Либертад.
— И что? Она была дочерью его брата, хоть и приёмной. Как так можно? — возмущалась Эстелла. — Это всё равно, что я бы сейчас закрутила роман с дядей Ламберто, например. А ты думаешь, Либертад, бабушка об этой истории не слышала?
— Да я почём знаю? — развела руками Либертад. — Было бы неплохо это до неё донести. Я уж недели две думаю и думаю. Прийти и напрямую ляпнуть? Но мадам Берта так увлечена этим сеньором, пожалуй, решит, что я наслушалась сплетен, и не поверит мне.
— Либертад, ты думаешь, если бабушке об этом расскажу я, будет лучше?
— Будет тоже самое. Она спросит, откуда вы это взяли, вы скажете, что это я вам рассказала, и она решит, что я вру или меня кто-то обманул. У ней ведь мозг сейчас в отключке.
— Знаешь что, Либертад, можно послать бабушке письмо. Анонимное, — сообразила Эстелла. — Так она всё узнает и сама разберётся со своим сеньором. А мы будем ни при чём. Не представляю, как с ней говорить о таких вещах. Обсуждать с бабушкой её любовные похождения… Да я бы сквозь землю провалилась! А так она узнает всё и сама решит что делать.
— Неплохая идея, — кивнула Либертад. — В общем, пойду я письма отнесу, — встрепенулась она, когда в холле раздались шаги.
Либертад пулей выскочила из гостиной и на входе чуть не врезалась в Берту. Эстелла улыбнулась бабушке — та была наконец-то одна, видимо, проводила ухажёра восвояси. Ничего не сказав о ювелире, Эстелла ушла в кухню, а довольная жизнью Берта осталась в гостиной поливать свои многочисленные кактусы.
Спустя час Эстелла нервно ходила по кухне. А вдруг Данте неадекватно воспримет её письмо? Или Либертад не найдёт юношу в гостинице. Или Маурисио вернётся раньше, чем Либертад, и та не сможет рассказать ей новости.
Когда, наконец, горничная вошла в заднюю дверь, Эстелла кинулась к ней так быстро, что едва не сбила её с ног.
— Либертад! Наконец-то! Ты его видела? Данте. Как он?
— Эээ… чего ж вы прямо так с порога-то? Дайте хоть дух перевести, — проворчала служанка. Залпом осушив кружку воды, она села на стул. — Видала я его. Отдала ваше письмо. Он взял. Сказал чегой-то странное: передай, говорит, своей хозяйке, чтоб она была счастлива. И ушёл.
— И всё? — разочарованно выдохнула Эстелла.
— И всё. Какой-то он был агрессивный. Мне показалось, что он прям трясётся весь от злости и того гляди на меня набросится. Я аж напугалась. Взгляд у него какой-то дикий был и вот-от такущие когти на пальцах, прям как у ястреба, — закончила рассказ Либертад. — Сеньорита, сеньора то есть, это не моё дело, конечно, но, может, не надо вам опять с ним связываться?
— Что ты имеешь ввиду?
— Ну, вроде как Боги отвадить его от вас попытались, когда его чуть не порешили на площади. Живучий он оказался, не всякому так везёт. А у вас теперича муж хороший. Зачем же вы ищете приключений-то опять? Нет, я понимаю, он вас очаровал, но ведь красивое лицо — это не самое главное. Мне кажется, Данте ваш опасен. Не пара он вам, сеньорита, не ваш это человек, понимаете?
— Это мой человек! — Эстелла топнула ногой. — Я люблю Данте! И он не опасен! Он хороший, никто лучше меня не знает, какой он, настоящий Данте. Я его знаю с детства, я его понимаю, я его люблю больше жизни. Мы предназначены друг другу судьбой. И никто нас не разлучит! Я думала, хоть ты меня понимаешь, Либертад, но и ты туда же. Хватит уже меня поучать! Достали вы все, ей богу, со своими нравоучениями! — Эстелла развернулась и, шелестя юбками, покинула кухню.
— Совсем с катушек съехала, — вздохнула Либертад вслед возмущённому стуку каблучков.
Через полчаса, однако, Эстелла, ещё не остывшая от гнева, испытала новую атаку на свои нервы — явился Маурисио и закатил скандал.
— Как вы посмели сбежать с похорон?! — вопил он, потрясая тростью с набалдашником в виде головы единорога. — Да вы бесстыжая! Вам и тётку свою не жаль! Вы даже попрощаться с ней не захотели. Вас надо на цепи держать! Немедленно марш домой!
Пока маркиз орал, его сестрица, довольно ухмыляясь, рассматривала себя в зеркало, что висело над каминной полкой.
Эстелле ничего не оставалось, как подчиниться. Следом за Маурисио и Матильде она пошла к экипажу, хотя руки у неё так и чесались залепить им обоим по хорошей затрещине. Боже, как она ненавидит этих людей! Всю жизнь Эстелла полагала, что сильнее Мисолины она никого ненавидеть не сможет, но семейство Рейес превзошло её сестру с лихвой.
--------------------------------
Безлунная ночь сменила зной дня, тёмным кружевом укрыв город. Обитатели белого дворца спали, но когда часы на центральной башне Бульвара Конституции пробили полночь, в коридоре второго этажа скрипнула дверь. Мелькнул огонёк. Поначалу он плыл по воздуху, потом задрожал и стал перемещаться быстрее. И, наконец, замер.
— Давай, иди ты. А я тут покараулю, — шепнул женский голос. — Ежели чего — мяукну.
— Угу, — отозвался мужчина.
Повернув ручку, он на цыпочках прокрался внутрь комнаты. Женщина осталась у двери. Ничего не подозревающая Берта мерно похрапывала, утопая в пушистой перине. Ночной чепчик её съехал набекрень, а глаза закрывала повязка.
Мужчина немного постоял на месте. Привыкнув к мраку, различил очертания предметов и, сделав пару шагов, открыл верхний ящик комода. Пошарил там. Ничего не найдя, закрыл ящик и отомкнул следующий. Обследовав комод, секретер и туалетный столик, гость перешёл на сундуки в углу, а после забрался в дубовый шкаф, что высился у дальней стены.
Наконец его осенила рискованная идея. Он приблизился к спящей и, быстро подняв угол перины, сунул туда руку. Цап! Схватил увесистую папку, прижал к себе, и в этот момент Берта повернулась на другой бок. Мужчина попятился спиной к двери, дёрнул ручку и был таков.
— Ну? — спросила Либертад, освещая Эстебану лицо канделябром так, что он напоминал привидение.
— Кажется, я нашёл, — выдохнул он. — Папка лежала у неё под периной. Если была так спрятана, значит, в ней что-то важное. Ерунду никто не прячет. Идём в кабинет, посмотрим.
— А ежели кто проснётся да спугнёт нас? Пойдём-ка лучше в мою комнату. Запрёмся на ключ, и нас никто не потревожит. А утром выйдешь потихоньку. Не впервой авось.
Эстебан и Либертад спустились вниз. Миновав коридор, укрылись в одной из комнаток, прилегающих к кухне. Либертад поставила канделябр на грубо обтёсанную деревянную тумбу. Эстебан, сев на софу, уткнулся носом в содержимое коричневой папки, что выудил у матери из-под носа. Там оказались официальные документы с печатями, вырезки из газет, старые пергаменты. По мере чтения каждой из бумажек лицо Эстебана вытягивалось всё больше.
— Ну и чего там? — Либертад примостилась на поручень софы, нетерпеливо дёргая Эстебана за рукав.
— Это компромат на отца. За это ему светила бы виселица трижды, как минимум, — сказал он тихо. — Поверить не могу, оказывается, мама знает больше, чем я мог себе представить.
— Значит, сеньора Амарилис права? Она была уверена, что бумаги твоего отца припрятала мадам Берта.
— Нет, я подозревал, что отец был не подарок, но… Ты погляди, тут одни махинации. На крупные суммы денег. Он и его помощник Дамиан де Фьабле разворовали весь городской бюджет. А потом отец вложил деньги в несуществующие золотые рудники. Естественно, разорился и влез в долги. Когда он умер, даже этот дом был заложен. Он ушёл бы с молотка, если бы не приданое Хорхелины. Так, а это что? Ну-ка посмотрим… — Эстебан извлёк со дна папки увесистую кипу писем, перевязанных алой лентой.
«Любезный мой друг, Дамиан, как я говорил вам, финансовое положение наше плачевно. Иными словами, моя должность алькальда висит на волоске. Рехидор, сеньор Кастелли, пронюхал про дыры в городском бюджете и угрожает выслать проверку из столицы. Сегодня утром я получил уведомление. Через неделю к нам приедет делегация во главе с казначеем его Высочества. Если они выяснят, куда ушли деньги, полетят головы. В первую очередь — моя. Поэтому, пока не разразилась сия неприятность, я вынужден буду принять меры. Что же делать — спросите вы меня. Размышляя над этим вопросом, я пришёл к выводу: деньги за неделю вернуть нельзя, они вложены в рудники, и извлечь их не представляется возможным. Да и я более чем уверен: то дело — золотая жила, которая обеспечит наше будущее до конца дней и даже будущее наших потомков. Но я отыскал средство скрыть эту маленькую авантюру от рехидора и его делегатов. Когда человек доходит до крайней степени отчаяния, дорогой Дамиан, он способен на всё. Мой секретарь Креспо Бернарди назавтра получит чемодан с фальшивыми деньгами и отправится выкупать у хозяина ту древнюю лачугу, что стоит на окраине и которую люди называют Домом с Призраками. Если старикашка согласится на продажу, фальшивые деньги останутся у него, и мы спишем растрату на это. Дескать, нам пришлось выложить энную сумму, дабы избавить город от сей нечисти. Потом Креспо надо будет убрать, он слишком многое знает. Поэтому, когда он выйдет от старика, его задавит экипаж…», — прервав чтение, Эстебан потрясённо уставился на Либертад. — Креспо Бернарди…
— Так звали брата сеньоры Амарилис, — откликнулась девушка. — Он угодил под экипаж в тот день, когда был по каким-то делам на окраине.
— Значит, у них всё получилось. Отец это спланировал, чтобы скрыть крупную растрату. Мало того, что он вор и мошенник, он ещё и убийца. Он убил своего секретаря!
— Теперь ясно, почему сеньора Амарилис охотится за этой папкой, — в задумчивости кусая губы, Либертад налила в стакан воду и протянула её белому как стенка Эстебану. — А я ещё удивлялась, чего ей надо. У ней навязчивая идея — она не верит, что с братом её произошёл несчастный случай. Хотя из этого письма не всё понятно. Когда брат сеньоры Амарилис помер, люди говорили, будто у него при себе были большие деньги, и они все разлетелись по сторонам. Выходит, деньги тому бедняге он не отдал.
— Получается так…
— Давай посмотрим чего там ещё есть.
Эстебан поковырялся в письмах; все они были адресованы одному человеку — ныне покойному Дамиану де Фьабле, отцу Беренисе Дельгадо, — и извлёк ещё письмо, мятое и заляпанное чернилами.
«Дамиан! Чёрт возьми, этот идиот Креспо всё испортил! — писал Алсидес. — Вы не поверите, наш план с треском провалился! Старик отказался взять деньги. Навряд-ли он сообразил, что они фальшивые. Эти нищеброды не разбираются в таких вещах, просто Креспо болван. Не смог уговорить дряхлого старика взять кучу денег в обмен на его грязный сарай. Поделом ему, сдох как собака под копытами лошади. Уж мои люди обо всём позаботились! О, дорогой мой друг, вам наверное, неплохо отдыхается там, в Париже. В то время как я рву и мечу. Срочно напишите ответ. Не знаю, что теперь делать. Ваш друг Алсидес Альтанеро».
«Дорогой мой друг, Алсидес, — отвечал Дамиан. — Ту ситуацию, что вы мне описали, я бы назвал катастрофичной. Вы загнали себя в угол, но у меня есть идея. Возможно, она покажется вам кощунственной, хотя и не столь ужасной на фоне того, что вы уже сделали. Вам нужен козёл отпущения. Лучший козёл — мёртвый козёл. Свалите пропажу денег на Креспо Бернарди. Допустим, он взял из кассы энную сумму и отправился по сомнительным делам в неблагополучный квартал. Там его ограбили и он с горя бросился под экипаж. Кто будет доказывать невиновность какого-то секретаря, тем более посмертно? А чтобы вернуть деньги хоть частично, потребуйте их с семьи покойного. Скажите его жене, что Креспо украл у вас большие деньги, пусть она их возвращает, продаёт дом или себя на улице, это её дело. Так вы закроете одну из дыр в бюджете и глаза рехидору. Искренне ваш друг Дамиан».
— Я слышала эту историю! — воскликнула Либертад. — Сеньора Амарилис говорила, что после смерти Креспо к его жене явились какие-то люди и потребовали с неё огромную сумму, которую якобы её муж у них украл. Но таких денег у женщины не было. Она продала дом и всё имущество, но это не покрыло и половины суммы. Сеньора Амарилис приютила невестку у себя вместе с племянницей. Сеньорите Сантане тогда было чуть больше года. А потом эти люди явились снова и начали грозить, что убьют и сеньориту Сантану, и её мать, и женщина от страха покончила с собой. А сеньорита Сантана осталась у тётки. Но сеньора Амарилис говорила, что на этом всё не кончилось. После смерти матери Сантаны вымогатели явились снова и потребовали денег с Амарилис и её мужа. Даже дом им чуть не сожгли. Бросили горящую головешку прямо в окно на первом этаже. Обгорело только крыло дома, и, к счастью, никто не пострадал. Но они крепко напугались тогда, поэтому сеньор Норберто вынужден был влезть в долги. Он отдал оставшуюся сумму, подписав кучу векселей разным кредиторам. Эти векселя выкупил Луис Парра Медина-старший. И много лет спустя он потребовал от Норберто оплатить долг. Они сговорились на том, что он женит своего непутёвого сыночка на Сантане, и когда это произойдёт, долг Норберто будет прощён. Отец Луиса волком выл от поведения сынка, который спускал всё состояние на кабаки да девок. Но ничего не получилось, сам знаешь почему. Жених помер на свадьбе, Луис Парра Медина-старший дал Норберто отсрочку, но долг не простил. Так что муж сеньоры Амарилис по-прежнему весь в долгах.
— Я смотрю, ты подружилась с Амарилис, — ухмыльнулся Эстебан. — Откуда ты всё это знаешь?
— Да она сама мне рассказала, пока мы тут везде искали доказательства того, что её брат помер неслучайно. А я-то, дурёха, думала, что у ней какая-то навязчивая идея. А оказалось, она права. Ничего себе у ней интуиция! Сеньора Амарилис ведь толком ничего не знала, всё это было лишь её догадками да предположениями. Она подозревала твоего отца с самого начала. И даже с сеньорой Роксаной подружилась, чтобы всё выведать. Такая настырная дама! Столько лет дружить с этой мегерой ради одной цели. А вообще сеньора Амарилис мне нравится.
— По-моему Ламберто положил на неё глаз.
— Ты думаешь? — Либертад захихикала. — Но она ж замужняя. Муж у ней хороший вроде. Из-за несостоявшегося брака Сантаны он всё ещё на крючке у короля золотых слитков, бедняга.
— Ха! Да зачем Сантане брак? — ядовито заметил Эстебан. — Жаль, конечно, что тот мальчик умер, но Сантана не стала бы ему нормальной женой.
— Почему?
— Она равнодушна к мужчинам. Её интересуют женщины.
Либертад охнула, прикрыв рот рукой.
— С чего ты взял?
— Видел собственным глазами. На балу у Амарилис она целовалась с девицей, такой рыжей, с конопушками. Соль, кажется.
— Как целовалась? — выпучила глаза Либертад. — Может, как с подругой, может, ты неправильно понял?
— Ну, я пока не совсем идиот, — презрительно хмыкнул Эстебан, — и могу отличить дружбу от чего-то иного. Они целовались в губы, как мужчина с женщиной. Я это видел своими глазами так, как вижу сейчас тебя.
— Ничего себе! Интересно, а сеньорита Эстелла знает об этом? Они ведь подруги как-никак.
— Не думаю, что Эстелла знает. Но благодаря этой информации мне однажды удалось поставить Сантану на место. Помнишь день, когда она объявила, что Эстелла сбежала с мужчиной? Мне пришлось выручать Эстеллу и открыть Сантане, что я всё про неё знаю. Она струсила и пошла в попятную.
Либертад и Эстебан ещё долго разбирались со скандальной папкой, но больше ничего важного не нашли, и, когда рассвело, Эстебан на цыпочках выбрался из комнаты горничной. Войдя в гостиную, к своему удивлению он обнаружил там Ламберто, который, сидя в кресле, изучал некую бумагу с сургучной печатью.
— О, Ламберто, бонжур, вы уже встали? — хотя Эстебан был явно расстроен правдой об отце, он постарался скрыть это под маской любезности.
— А вы, похоже, и не ложились, — ответил Ламберто, мельком глянув на собеседника.
— Ну да…
— Ах, любовь, любовь, она не даёт людям спать, — захихикал Ламберто.
— А вы-то, мон шер ами, что так рано встали?
— Да вот, жду одного человека. Я нанял сыщика, который ищет информацию по делам, что задержали меня здесь. Он должен прийти с минуты на минуту.
— Оля-ля! А почему так рано? — удивился Эстебан, косясь на часы. Те показывали семь утра.
— Не хочу, чтобы обитатели этого дома знали о моих делах.
— Ну что же, в таком случае желаю вам удачи в вашем расследовании. А я пойду посплю. Ох, мон дьё, ног валюсь от усталости! — и Эстебан ушёл наверх.
Ламберто ещё некоторое время сидел в кресле, пока у входа не прозвонил колокольчик. Чтобы не гонять прислугу, быстрым шагом он пересёк гостиную, вышел в сад и, открыв калитку, впустил в дом незнакомца. Это был седовласый мужчина с чёрными усами. Пройдя в большой кабинет, Ламберто и его визитёр заперлись на ключ.
— Сигару? — предложил Ламберто.
Гость, кивнув, взял сигару из позолоченной коробочки.
— Ну что, сеньор Бартоломео, чем вы меня порадуете?
— Думаю, я напал на след, — мужчина выпустил изо рта клубы дыма. — Я нашёл ту женщину.
— И где же она? — от волнения Ламберто ёрзал в кресле.
— О, она говорит, в тот день совершила страшный, непростительный грех, который подтолкнул её к уходу в монастырь.
— Монашка? — изумился Ламберто.
— Не просто монашка. Аббатиса в монастыре «Пресвятой Девы Лухан». Это здесь, на окраине Верхнего города.
— Тогда я хочу туда поехать! Немедленно! — Ламберто вскочил на ноги.
— Немедленно не получится. Мадре занятой человек, она примет вас завтра. Я обо всём договорился, — невозмутимо объяснил сыщик.
— Завтра, завтра… — пробормотал Ламберто. — Я так долго ждал этого. Много лет я хотел выяснить эту тёмную историю. И теперь любая минута промедления кажется мне тяжкой ношей. Завтра наконец-то я узнаю правду! Даже не верится, — он с размаху плюхнулся обратно в кресло, и стоящие на столе чернильница, компас и портреты в рамках задребезжали.
ПРИМЕЧАНИЯ:
--------------------------------
[1] Джут — род кустарников, полукустарников и трав семейства Мальвовые. Около 80 их видов произрастает в тропиках Азии, Африки, Америки и Австралии.
[2] Грудная жаба — устаревшее название стенокардии.
[3] Калькутта — город в Индии.