Яркое утреннее солнышко стало постепенно затягиваться тучками. Проехали приютившуюся в скале у ручья придорожную забегаловку. К ней вела узкая петлеобразная дорожка, ответвляясь от основной дороги. «Ресторация» - крупно было записано на стене. Пусто, никого не видно. Часто вблизи дороги, напоминая небольшие памятники нашим жертвам автомобильных аварий, встречались невысокие скульптуры, изображающие распятого на кресте Христа. Стоит он, таким памятником, одинешенек, принявший смерть за людей, не очень-то признанный в СССР, но обожаемый христианами. Растиражированные то у камня, то возле деревца, от времени покрытые въевшейся пылью, посеревшие, потерявшие первоначальный бежевый цвет скульптурки Христа, еще более усиливали атеистические чувства.
В лесу, не так далеко от дороги, не очень-то пугаясь людей, бродили косули или серны, по-ихнему. Вспорхнув, улетали фазаны, улепетывали зайцы, прыгая вдоль дороги и даже пересекая её.
- Что, нет у них охотников? – удивлялся Петька. - Вот было бы такое у нас! Чудеса – а!
- Да, - вздыхали остальные ребята, - народ тут не такой. Наши давно бы «навели порядок» в здешних лесах!
Утреннее солнце окончательно спряталось за тучки, видимо, не желая смотреть на то, что скоро должно произойти. Не успели выйти на более-менее ровную местность, как неожиданно вошли в городок Остраву.
Петька еще не видел такой картины. Толпа жителей городка в мрачных одеждах, молча, стояла на улице, поодаль от дороги. Не было никаких действий, движений, криков, возмущений. Стояла вокруг остановившейся колоны гробовая тишина. Петька сидел на месте капитана Сидорова, на первом сиденье, начавшими расти усами стараясь придать каменное выражение своему полководческому лицу... За спинами людей на стене здания, висел написанный, видимо наспех, на черном полотне мелом плакат: «Зачем в нас стреляете братя?» Мягкого знака в последнем слове не было.
- В чем дело? Кто стреляет? - в полголоса удивился Шеремет.
И тут к ГАЗику подбежали две девушки. Они очень эмоционально, от всей, как говорится, души начали выкрикивать:
- Домой! Домой уезжайте! - взмахами рук указывая направление – на восток.
- Но у вас тут контрреволюция… - пытался объяснить им ситуацию Шеремет.
- Нет у нас никакой контрареволюции! Зачем вы пришли? Вас никто не приглашал…
В эмоциональном запале девушки успели кратко сказать о себе, что они недавно были во многих странах Европы, везде все спокойно, никто ни к чему не готовится, а вам (нам) надо возвращаться назад, домой, никто из нас (в Ческословенской републике) не хочет ваших (наших) вояцев тут видеть! Они, наверное, не менее десяти раз повторили одно и то же:
- Нам не надо ваших вояцех… зачем вы стреляли? Зачем?
- Кто стрелял? – подал голос Петька. - Мы – не стреляли, нет!
- Ваши вояци в Праге!
Представили произошедшее, не удивились, зная суть зачитанного вчера приказа. Наверное, кто-то из чехов, не выдержав избытка чувств лупанул по нашим. Ну и получил ответ. Забегая вперед, можно сказать, что стреляли по броне танка из Пражского исторического музея. Засекли стреляющее окно и в ответ прозвучал танковый выстрел. Пропаганда тут же вступила в дело. Вот, мол, даже фашисты не тронули музей, а русские стреляли по нему из танков, и раздули эхо выстрела по всему свету…
Колонна снова двинулась. Снова узенькие, вымощенные кусочками обработанных камней, дороги. «Не зря, наверное, в фильмах про плен часто показывают рабский труд в каменных карьерах. Вот оно, сырье для дорог третьего рейха! Дороги узковатые, но хорошие. А сколько жизней под ними? Особенно русских военнопленных? Сколько миллионов? Не сосчитать. И опять враги поднимают голову. Если не мы, то натовцы будут править в стране социализма. Разве можно такое допустить? Вот и пришли сюда, чтобы помочь друзьям, оказавшимся на распутье, указать им верный путь социалистического строительства. Такие слова должен был сказать я этим девчонкам. Что бы они могли ответить?» – досадовал Петька на то, что не смог сразу сказать их. Эх!
Пробегали мимо города – игрушки, издали напоминающие лубочные картинки. Наверное, какими построили в средневековье эти города, такими они и дожили до этого времени. С узкими улочками, где не развернуться танкам, с крышами куполообразной и шпилеобразной формы, и так далее. Подобные картинки Петька мог видеть ранее только в учебнике по истории средних веков. Были и современные новостройки на окраинах городов. Деревни тоже были похожи на города в миниатюре. Не встречались деревянные пятистенные дома, тем более – под соломенной крышей. Основная кровля – черепичная, даже крыш под шифером не было. На деревенских улочках, да и на всей территории этого государства было чисто, аккуратно, побелено – покрашено. Какое там - забытое пять лет назад бревно у разбитого забора! Щепочки не увидишь… Аккуратные, нарисованные, раскрашенные в желтые цвета, поля…
С утра следующего дня чехи, видимо, осознав свое положение, усилили протестную деятельность. На плакатах и на всех, свободных местах на стенах домов пестрели разноцветные надписи, плакаты на русском и чешском языках. Толпы на улочках городов отошли от вчерашнего шока, кричали, шумели, но колонна неумолимо двигалась вперед. Двигались весь первый день и ночь и второй день. А стены и плакаты кричали: «СССР - агрессор!», «Русские – оккупанты!», «Убирайтесь домой!», и так далее, и тому подобное…
«Темнота – а! Они ничего не знают, да, похоже, не хотят знать! Вот вошли бы сюда войска НАТО, тогда бы запели по-другому. Сразу вспомнили бы про Советский Союз, как без него, старшего друга и наставника тяжело. Да было бы уже поздно…» - Петька чувствовал себя освободителем, а чешские плакаты утверждали, что он – оккупант. Такая оценка их деятельности со стороны чешского населения вызывала недоумение. Да мы же их в сорок пятом спасали от немцев, а теперь – агрессоры! Вот они – это да. В 1918-м году они были агрессорами. Их как добрых людей усадили в эшелоны и отправили, бывших пленных чехов домой, правда, через Владивосток. А они что удумали? Восстали, и давай во всей Сибири уничтожать Советскую власть. Сколько всего они тогда натворили? Сейчас, конечно, забыли… Вот кто агрессор–то! А против кого они воевали на фронте тогда, в Первую мировую? ясно, что на стороне немцев. В плен–то попали к нашим, русским войскам.
А колонна на колесах все катила и катила дальше, на запад. Для уставших безмерно «оккупантов» наступила очередная бессонная ночь. Неожиданно объявили часовую стоянку. Петька с Шереметом первым делом сбегали «в батарею», «умыкнули» у спящего расчета один из вскрытых и ополовиненных оцинкованных ящиков с автоматными патронами, на всякий случай. А то, что за боец с двумя магазинами да двумя «лимонками»? Затем Шеремет вернулся на кузов к спящему расчету, нашел место для лежачего положения и заснул. Яршо занял одно боковое сиденье ГАЗика, а Петька не успел приткнуться на второе боковое, как впереди, на расстоянии не менее километра, что-то вспыхнуло, но грома не последовало. Через пять минут огонь пожирал уже большое пространство. Что там, впереди? Что делать? Петьке уже не до сна… Огонь тем временем стал убывать и через полчаса превратился в светящиеся точки, которые образовали в целом огромный прямоугольник. Петька, наконец, тоже угомонился и отключился от реальности. Хоть на полчаса. Зная самочувствие личного состава, добавили на сон еще столько же.
Позже узнали, что ночной фейерверк создала горящая чешская тюрьма. Возможно, зеки хотели под шумок что-то сделать, а может – сама загорелась. Ихнее дело. Хочет тюрьма гореть – горит, не хочет – нет.
Вечером, на третьи сутки марша, полк достиг пункта назначения. Чуть ли не с ходу, даже Петькин ГАЗик, еще не видя капитана Сидорова, занял пятачок на лесной дороге. Наверное, изучив по карте особенности рельефа местности, штабники отвели для каждого подразделения часть ее территории. Заняв свои места, удивились: как будто всегда тут и жили! Дорога, по которой двигался полк, осталась слева. От нее уходила полевая дорога вправо, и проходила через полосу леса, разветвляясь во все стороны. На этом пятачке и расположился полк. В полукилометре от лагеря виднелись крыши домов деревни, а повыше ее был пруд, созданный человеком. Стоило посмотреть на гладь озера с кишащими, всплывающими спинами карпов, как в каждом советском человеке просыпался рыбак. Поначалу пруд притянул к себе множество военных, но, насмотревшись на чужое добро, они нашли в себе силы оставить его в покое.
Полевая кухня знала свое дело туго. Хоть и в сумерках, но, как ни в чем не бывало, накормила «оккупантов» от пуза. Теперь их рацион стал таким, каким ему положено быть по военному времени, то есть – по-фронтовому. Петька и так еле доедал содержимое котелка, как выдали добавку – кусок обжаренной колбасы граммов на сто. А на завтраке обнаружили, что увеличилась доза масла, сахара, хлеба (не на пустой же желудок воевать!) чуть не в два раза. Позже Петька узнал, что денежное довольство – 10 рублей теперь делится на две части. Пять рублей «идет» на сберкнижку в Союзе, а другая – выдается на руки. На него можно было в военторге приобрести необходимые предметы первой необходимости – зубную пасту и другое. Но все это будет позже, а утром поступил приказ – ставить палатки. Каждый день во взводе появлялся капитан Сидоров. Как только выделили место под палатку, он тут же сообщил, что будет жить вместе со взводом. Эта новость являлась как бы почетной для взвода, но никого не обрадовала.
- Да, архаровцы! Вы знаете, что у нас новый начальник артиллерии? – спросил капитан и поглядел на их лица.
Все удивленно замерли:
- А где он сейчас?
Капитан, расхаживая взад-вперед, как всегда ответил по-своему:
- Где-где… В Пршибраме. Слыхали про такой? Так вот, его перевели на эту должность и, с разбегу, не успел он появиться здесь, как поставили комендантом этого города…
Пршибрам – городок вблизи от границы с ФРГ, был «подшефным» городом полка, который должен был следить за порядком в нем, чтобы все городские механизмы работали как часы. Вся военная власть стала принадлежать комендатуре, а комендантом стал новый Петькин начальник, подполковник Рассохин. Завтрак, обед и ужин для комендатуры привозила в термосах специальная команда во главе со старшиной батареи, на кузове вездехода-тягача ГАЗ-66. Каждая поездка по доставке еды в комендатуру, стала для батарейцев желанной. А что? Почти как в Бресте, когда едешь от столовой до какого-то квартала города, почти как в увольнении можно увидеть девчонок, можно, не отходя далеко от машины, размять ноги на мощеной дороге. Вообще, посмотреть издали на поведение людей, не особо приветливых. А во время короткого пути от Пршибрама до расположения полка можно остановиться и незаметно сорвать, не слезая с кузова, с десяток груш, что растут у дороги. Они были большие, сладкие. Делили их на всю батарею и ждали следующей поездки.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2015/10/20/1714
*******
Фото из интернета - спасибо автору!