Это единственная дорога в районный центр. Она петляла поворотами то направо, то налево.
Её прокладывали давным-давно. Может, это были первые жители здешних мест. Мостили телами деревьев топи. Ручьи и речки повернуть было нельзя. И повисали над ними мостики и мосты деревянные. Такой деревянный мост я увидела, когда впервые открылась передо мной горка сосновая. Высокие корабельные сосны поднимались в синее небо. Это напомнило мне картину Шишкина «Утро в сосновом бору».
Но ветшал мост, прогибался под машинами и автобусом, под тракторами и паводком. И построили хороший железобетонный мост через речку с непонятным именем Тавеньга.
Это дорога была моим страданием. Впервые я прошла по ней пешком двенадцать километров после совещания директоров. Не было тогда сотовых телефонов. Не было машин. И я шла и шла по этой дороге под дождём, в потёмках, почти на ощупь, шла без фонарика, по лужам, выбиваясь из сил.
Когда в темноте уже вошла в дом, то зарыдала и бросила мужу такие слова:
-Да куда же ты меня завёз?
Но надо было как-то жить дальше, учить своих и чужих детей. Надо было сопротивляться.
И не раз я ещё буду преодолевать эти двенадцать километров лесной дороги.
А Тавенгские рябятишки, по рассказам моего мужа, шли по ней тридцать километров до средней школы, где им надо было учиться в девятом и десятом классах.
Однажды я несла зарплату работникам школы. Было очень жарко. Надоедливо сопровождал меня лесной гнус. Пришлось сломить веточку и отмахиваться. Прошла половину пути. Вот и Пёрбово. Здесь протекает под дорогой речка Пёрбовка. И огибаловцы ездят сюда на мотоциклах полоскать бельё. Вот и сейчас стоит мотоцикл.
Мужчина пожалел меня и повёз до Твенги. Я просила его подождать:
- Спасибо! Подождите, я сейчас принесу вам деньги или бутылку.
Но он наотрез отказался.
Эта дорога - единственная живительная артерия, она соединяет людей с цивилизацией: больницей и железной дорогой. По ней три раза в неделю возят хлеб и почту, возят детей в районную школу.
А в тот день, когда я снова ехала по ней, она была изуродована и изрыта до неузнаваемости тяжёлыми лесовозами. Прямо на дороге на них грузили штабеля дров. И дорога превратилась в чёрное месиво.
Я вышла из машины и стала фотографировать технику, дорогу, штабеля леса.
- Кто вам разрешил!? Не имеете права! – крикнул мне пожилой рабочий, вышедший из вагончика. В руках он уже держал сотовый и звонил своему начальству.
Я вспомнила, как такие же машины пять лет тому назад размесили дорогу, и не могла приехать скорая помощь к моему мужу.
- Я имею право фотографировать, потому что мы живём здесь!
А вы нарушаете законы. На дороге не грузят.
До сих пор не могу успокоиться. Боль и обида за маленьких людей не дают мне покоя.
Всю жизнь мне приходилось воевать. Воевать не за себя: отстаивала и колхоз, и школу, и дорогу эту.
И ведь кто-то же отвечает и за дороги, и за вырубку леса.
Только где они?