Незабываемая ночь...

             
   

         С чувством приятной грусти, вспоминаю то время,  когда я молодой, наполненный оптимизмом и любовью к морю,  работал на торговых судах  дальнего  плавания. Судьба была благосклонна ко мне  и подарила возможность прошагать по карьерным ступенькам, познав труд матроса, штурмана и капитана дальнего плавания. У каждой ступеньки была своя ответственность и цена. Каждая была мне дорога по-своему. Я любил среду в которой обитал. Любое судно было для меня больше, чем просто место работы.  Особое состояние  души я ощутил,  когда попал на старый пароход в  котором мне  виделось разумное существо, нуждающееся в любви и внимании людей, называемых  экипажем.  Даже  вздохи его мерно работающей  паровой  машины слышались мне его дыханием.

 
         Рассказывать историю этого парохода - ветерана не берусь, т.к. она  растворилась в далёком, почти забытом прошлом. Известно, что он был спущен на воду в 1908 в Бельгии. За свою долгую жизнь дважды был переоборудован, не раз ремонтировался, сменил несколько судовладельцев и названий. В 1940 году,  с именем «Эвероланда», он вошёл в состав торгового флота  СССР. С началом войны, в июне 1941 г. его обозначили, как «ВТ(военный транспорт) - 552». Участвуя в боевых действиях, «ВТ - 552» сотни раз подвергался атакам немецких субмарин и авиации, но сумел избежать участи многих транспортных судов, лежащих ныне на дне морей и океанов. После войны "ВТ - 552" был назван именем известного латышского писателя Яниса Райниса, а местом его приписки стала столица советской Латвии - порт Рига.
   
         Моё знакомство с  этим пароходом состоялось в октябре 1964 года в грузинском порту Поти. Помню, что не испытывал ни малейшей радости, когда узнал о своём новом назначении. Утешало лишь заверение начальства, что еду подменить старшего помощника капитана только на один рейс.
 
         Прибыв в порт и добравшись до нужного причала, я увидел  большой старый  пароход, который в туче чёрной пыли грузили  углём.  Его вид  навевал  на меня глубокую тоску. А закрашенные вмятины и царапины на его борту, труба, потемневшая от пыли белая надстройка и трюмы, закрывающиеся вручную деревянными лючинами и брезентом, эту тоску усиливали.
 
         Встретивший  меня  у трапа  вахтенный  помощник, поздравил с прибытием и тут же препроводил к старшему помощнику капитана. Мы с  Чифом, которого я приехал подменить, хорошо знали друг друга, поэтому передача  дел прошла доверительно и спокойно. После доклада капитану: «сдал – принял» я, проводив  коллегу до ожидавшего его автомобиля, поднялся на борт и тут же приступил к работе, начав с просмотра судовой роли, где были перечислены все члены экипажа.
Начинался список, естественно,с капитана – Евгения Мартыновича Рудзита, которого я заочно давно знал, но познакомился только сегодня.

         Высокий, стройный, уверенный в себе мужчина средних лет, за манеру поведения на капитанском мостике и в кают-компании, за стиль общения с рядовым и командным составом, за ношение морской формы и гражданской одежды, слыл среди моряков аристократом. В общении с людьми был  мягким. Однако, уехавший коллега подсказал,что несмотря на кажущуюся мягкость,в служебных делах он весьма строг. Не знаю, как я капитану, но он мне  понравился. 
   
         Узнав из судовой роли, что в экипаже много хорошо знакомых людей, на душе отлегло и я почувствовал прилив оптимизма.    
 
         И вот погрузка  завершена. Все  береговые  формальности завершены.  На борт прибыл  лоцман  и прозвучала команда: «Палубной команде по местам стоять! Отдать кормовой!»  Матросы  ловко  выбрали  швартовые  концы и "под завязку" нагружённый углём пароход, деловито пыхтя, пошёл на выход в море. Я с грустью смотрел  на  удаляющийся берег.

         Прощай Поти! Слово – прощай, оказалось  пророческим.  В Поти я больше никогда не был. Уходя в этот рейс, я не мог даже предположить, на какой срок растянется этот "один рейс". Со временем понял, что мне на этом "плавучем музее" нравиться: люди, вахты, работа, отдых, всё по душе. Жизнь  по уставу, но с суворовской оговоркой: «Не придерживайся устава, яко слепой стены».  Дисциплина  строгая,  но  не драконовская. Повышать голос, тем более орать на подчинённых, не принято. Грубость и "фольклёрная речь" пресекалась в зародыше. Если и были претензии по этому поводу то, в основном,  к боцману. А тот беззлобно  оправдывался: « Адольф Сергеевич! Поймите, палуба мокрая, качает, волна через полубак, а мои «бычки» (так  он с любовью  называл  матросов) бравируют.  Скачут по палубе, как мартышки, того и гляди за борт смоет. А на швартовках что вытворяют?  Швартовые концы натянуты, искрят, звенят как струны, а мои "бычки" молодые, горячие, но ещё глупые, рискуют без надобности. На каком языке в это время с ними говорить? Будьте любезны! Осторожней, пожалуйста, а то пальчиков лишитесь! Тогда они не только пальчиков, а ещё более ценного могут лишиться. А как вымолвишь «проще и понятнее», так всё делается мгновенно, правильно и, главное, безопасно!"

         Возраст судна,  отсутствие  ледового класса  и специфика его грузового устройства,  предопределили районы нашего плавания.
 
         Летом ходили между портами  Прибалтики  и  Северного моря. Чаще всего бывали в Антверпене и Бремене. Заходили  в Лондон и Ливерпуль. Посещали порты  Северной Франции. Иногда заносило даже в Бискайский залив. Были рейсы и на  Белфаст.

         На зиму, как правило, уходили в Средиземное море.  Работали на порты  Италии и Северной Африки. Из турецкого  порта Трабзон   в Одессу возили фундук. После таких рейсов матросы долго, словно белки, грызли орехи.
 
         2 июня 1968 г. с грузом   хлопка пришли   в  Белфаст.  Здесь  мы  не впервые  и  знали,  что это не только столица  Северной Ирландии,  но и по официальной версии центр  противостояния  между католиками  и протестантами.   А вообще-то  всем  давно понятно, что  дело не в религии, а во «взаимной любви»  англичан и ирландцев.
 
         Белфаст город  древний,  но его фактическим рождением  считается 1609 г. когда король  Джеймс  построил замок  Белфаст и начал заселять земли вокруг него  английскими   поселенцами.  В 1911 году некий  Сэр, приобрёл  во владение этот замок и стал ещё интенсивнее заселять эти земли поселенцами. Постепенно, вокруг замка возник  город  Белфаст. Сейчас это современный город с  множеством  памятников  викторианской эпохи. Во время войны с фашистами Белфаст был сильно разрушен. Старейший район на Севере Белфаста, Хай Сент, фашистская авиация превратила в руины.

         После войны город разросся, похорошел, там есть на что посмотреть. Но  наибольший интерес  у нас  вызывала  судостроительная  верфь   «Харленд  энд  Волф», которую посчастливилось  посетить.
 
         На этой верфи было построено много океанских лайнеров, самым известным  из которых был  «Титаник». Там же был построен старший брат «Титаника» - «Олимпик» и его младший брат – «Британик».
 
         В свою очередь, мы пригласили несколько человек с этой верфи  на  наш пароход. Тщательно осмотрев его, гости были поражены. Им не верилось, что  наше судно хотя и не сопоставимо по размерам  со знаменитым «Титаником», по возрасту старше его на 2 года. Пережило две мировые войны, находится в рабочем состоянии и успешно эксплуатируется.
   
         Следует добавить, что гости были  поражены не только пароходом, но  и  очарованы нашей буфетчицей Зоей Капитоновной,которая знакомясь, представлялась именно так. Она легко привлекала к себе внимание  мужчин, независимо от их положения, гражданства или национальной принадлежности. Свои мужички это знали и под чары старались не попадать.

         И на этот раз, показав класс в сервировке  стола и умении обслуживать, Зоя, по просьбе капитана, добила гостей своей игрой на гитаре и пением, исполнив несколько романсов и закончив популярной в Британии песней на английском языке.
 
         Вторые сутки выгружаем  хлопок.  Известно, что  этот груз  очень  огнеопасен. Он только с виду «ласковый и пушистый». Зная это, при работе с хлопком, местные  власти категорически  запрещали  докерам  проносить на борт сигареты,  спички и зажигалки.   Но, ни у местной администрации, ни  у нас, не было  уверенности  в том, что эти требования  выполняются.  Облегчало то, что работы  за границей велись  в одну дневную смену. Сегодня  рабочий день уже закончился. Я, как вахтенный помощник, в очередной раз обошёл судно. Всё проверил, переговорил с людьми ответственными за противопожарную готовность судна. Всё в порядке.
       
         В городе тишина и покой. Пользуясь спокойным моментом, капитан и первый помощник решили заказать экскурсию.  Вскоре  к борту подошёл  автобус  и  все  свободные от вахт и работ моряки, уехали в город.  Капитан, дав  мне несколько  указаний  и  пожелав  спокойной вахты, уехал с ними.

         В городе по прежнему спокойно. Именно это спокойствие и настораживало.  В Белфасте уже бывало не раз. Утром спокойно - вечером беспорядки. Вечером - спокойно, ночью взрывы и беспорядки.

         Наконец, бывшие на экскурсии моряки вернулись целыми и невредимыми. Все экскурсией довольны и активно обмениваются впечатлениями. В кают-компании и столовой  команды ужин уже в разгаре. Питание на нашем "ретро-пароходе" отменное.

         Судовой кок, в экипаже «шеф», готовить умеет, старается, но мнительный и очень переживает если его старания остаются без внимания.

         Как-то, в одном из рейсов, у нас был подменный судовой врач из военных.  Внешне он был похож на главного героя французского фильма  «Фантомас». Улыбался  редко. Выглядел  хмурым, но обладал уникально  спокойным   характером. Говорил  кратко  и чётко.  Дело своё знал и любил. На судах, как правило,  работы у врачей  не так много.  И наш, «доктор»,  всю свою энергию направлял на улучшение питания и поддержание на судне чистоты и порядка. Понятно, что особенно доставалось персоналу камбуза во главе с  шефом. Как ни старались работники пищеблока, получить от доктора высокую оценку их труда не получалось. Хотя шеф в своих стараниях  превосходил самого себя. И, подавая  доктору очередной обед «на пробу», с тревогой ожидал оценки. Тот спокойно, не торопясь, покончив с первым и вторым блюдами и задумчиво глядя  в сторону стакана с «фирменным» компотом, отвечал: «Съедобно!»
       
        Отставив лирические воспоминания, взглянул на календарь. Сегодня 4 июня 1968 г. Завтра день моего рождения.  Ещё раз проверил вахтенных, напомнив им о горючих свойствах груза. Боцману поручил, на всякий случай, приподнять  парадный трап  и рядом  с трапом  разложить ещё один пожарный шланг.

        Ужин  закончился, но  уходить из кают-компании никто не торопился. Разговоры велись о политике, житейских  делах  и  всякой всячине. Старший механик - Олег Викторович  Кириллов, в экипаже - «дед», отличный специалист, замечательный  человек  и заядлый рыболов, ярко рассказывал о чудо - рыбалке в Абердине.
        Вообще-то на «Райнисе» давно сложился негласный «клуб»  любителей рыбалки. Возглавлял её заядлый рыболов - капитан Рудзит. Порой, в ожидании входа в порт или ложась в дрейф для проведения шлюпочных учений, он умело выводил пароход на "клёвое" место. В это время все свободные от вахт и работ  моряки спокойно предавались любимому занятию.

        В наш "рыболовный клуб" входили: капитан, старший механик, старший помощник, второй механик и, в принципе, все желающие. В пароходстве знали, что мы подвержены этой  «напасти»  и при случае  попрекали этим.

        Не могу не  упомянуть  нашего  «ихтиолога» - второго механика Муницына, всегда знавшего,  в каком море, у каких берегов, когда, какая и  на что  клюёт  рыба. Его страсть к рыбалке зашкаливала. Как-то, после  продолжительного рейса  пришли  в красавицу - Одессу.  Из  Риги и других мест прилетели или заранее  приехали жены моряков, некоторые с детьми. На судне праздник. В коридорах беготня  и  детский смех. На пароходе, как на берегу, знакомые ходят  друг  к другу в гости, общаются. Ко мне никто не приехал, и я решил навестить приятеля - капитана, стоявшего поблизости латвийского теплохода «Тарту». С Виктором, так звали приятеля, мы не только работали в одном пароходстве, но и жили в Риге в одном доме. Чудеса, да и только.
   
        Возвращался поздно. На «Янисе Райнисе»  огней в иллюминаторах поубавилось.  Очевидно все, кроме вахты, уже отдыхали, а за кормой парохода почему-то ярко светила  люстра. Может быть вахтенный забыл выключить? Подхожу к судну, на причале второй механик успешно ловит одесских бычков!  Я, опешив, спросил: «Николай Васильевич,  ты что?  Жена не приехала?»  Приехала, ответил он, снимая с крючка очередную, одуревшую  от яркого света, рыбу.  Поссорились?  Да нет, что вы. Но, посмотрите, какой клёв!  Уйти не могу!

        Тем временем в кают-компании продолжалась «морская травля». Подошел второй штурман и предложил мне сыграть  с ним партию в шахматы. Только расставили фигуры, как в помещение влетел взволнованный вахтенный матрос Пудан и прокричал: «В третьем трюме пожар!»  Сразу же была объявлена, отнюдь не учебная, судовая пожарная тревога. 

        Подбежав к третьему трюму я увидел, как из-под брезентового  парашюта, плотно закрывавшего  просвет  третьего трюма, валил дым. Заранее  разнесённые  с нескольких сторон  пожарные шланги  сразу  же наполнились водой и были направлены в трюм.  Тут же вызвали  пожарных  порта.  Несмотря на наши усилия  сбить пламя не удавалось.  А  на берегу, недалеко   от  борта нашего  парохода,  уже  лежали  под навесами выгруженные ранее тысячи кип хлопка. Как развернуться  дальнейшие события  никто не знал.  Но уже всё  окрест  было  окутано  клубами  дыма, копоти и пара.

        Буквально через несколько минут после нашего сигнала, оглушая  порт сиренами   машин, примчались  местные  пожарные. И неожиданно для нас, вместе с ними прибыла целая ватага  фото и кино репортёров, которые старались поближе пробраться к горящему пароходу,  Тут же,прибыло  местное  телевидение. Поднятый трап пригодился.  Все  попытки  этой  фото-теле  братии  попасть  на  пароход   оказались напрасными.  Однако, несмотря на усилия  вахтенного  матроса, через несколько минут большинству  репортёров  всё же  удалось  взобраться  на  трап  и  прорваться  на палубу. Чтобы сдержать остальных, матросу приказали  включить  воду и мощной  струёй  из шланга  отгонять рвущихся  на  судно. 
 
         Пожарные с нескольких подошедших к борту «Яниса Райниса» машин, по своим  лестницам,  моментально  перебрались  к нам  и подключились к тушению пожара.  Общими  усилиями  мы  сразу же удалось сбить  языки пламени.  Из-за дыма и пара увидеть, что делается  в трюме, было невозможно.

         Один из штурмующих,  дважды сбитый водой  с  площадки  трапа, что-то кричал и, поднимая руки, показывал, что у него нет никакой аппаратуры.  Матрос,  по команде, приспустил трап  и,  отведя   в сторону  «водяное оружие»,  дал возможность  этому  человеку подняться на палубу. Плотный, небольшого  роста  лысоватый  человек,  весь  мокрый,  подошёл ко  мне и  улыбаясь вымолвил: «Ну и  «Сталинград»  вы устроили! Протягивая руку представился:"Андрес  Хьюз, начальник пожарной команды  порта  Белфаст. Мои  ребята уже здесь, а я решил к вам  не через борт, а по парадному  трапу». Я назвал себя и извинился, сославшись  за возникшее у трапа недоразумение. Меня поразила улыбка этого человека и его спокойная  реакция   на  «наш  Сталинград». Чуть позже,стало понятно, что этот неказистый с виду  человек, может не только улыбаться, но и, умело руководя действиями подчинённых,быть строгим.   
 
       Тем временем  по палубе, в поисках  интересных  кадров,  бегали  фото  и  телерепортёры.  Местные   пожарные  были не прочь  попасть  в объективы  фото и телекамер, но репортёров больше интересовали моряки, которым было не до съёмок.
Вдруг,  ватага  фото-теле-братии  бросилась к горящему  трюм снимать что-то необычное. Увидев Зою Капитоновну и её коллегу из пищеблока, я всё  понял. На  месте искателей сенсаций, я тоже предпочёл  бы снимать их, а не пожар.

       В тёплый июньский вечер, по сигналу  тревоги,  наши  дамы  надели  на себя всё зимнее, самое  «дорогое и модное».  На них были  шикарные, по тем временам, приобретённые  в Англии  нейлоновые  шубы,  на ногах были модные на высоких каблуках  сапоги, а  на головах  зимние  меховые  шапки. На плечах, как противогазы, висели  пухлые  модные  сумки.  Венцом всему, на них были одеты оранжевые  спасательные  жилеты! На вопрос: «Что за маскарад?» - буфетчица  ответила: «Адольф Сергеевич, поймите, если пароход сгорит, хоть это останется».
Тут прибежал помощник  капитана  по политической части и увёл «модниц»  подальше от горящего трюма  и назойливых  репортёров. 

       Место возгорания  было  где-то глубоко  под  грузом  и  огонь  затихать не собирался. Тогда было принято рискованное  решение - проникнуть в трюм. Двое опытных,  хорошо знавших  судно добровольцев, боцман и старший матрос, надели    маски индивидуального дыхания и спустились на твиндек. За ними, специальным тросом подстраховывая наших ребят, внимательно следили  ирландские  пожарные.
 
       Через некоторое время разведчики доложили, что эпицентр пожара находится на пайоле трюма, глубоко под грузом,  у переборки, отделяющей трюм от машинного  отделения. Убедившись в том, что естественная  вентиляция трюма способствует горению даже  разбухшего  от воды  хлопка и усилия  моряков и пожарных  погасить горение сверху из шлангов результата не дают, группе смельчаков было приказано покинуть  трюм. 
 
       Вскоре  беда грянула с другой стороны. Наш "дед", по тревоге находившийся в машинном отделении, доложил, что переборка, между  горящим трюмом  и  машинным  отделением,  сильно нагрелась. На ней начала вспучиваться  и гореть  краска. Машинистам было приказано включить осушительные  насосы и постоянно охлаждать переборку.   Машинное  отделение  наполнилось  паром  и  едким дымом.  Механики  делали  всё, чтобы видавшие виды насосы, подающие воду пожарным и откачивающие  её  из машинного отделения, работали  бесперебойно.

       Но особо  острый момент наступил, когда  капитан порта Белфаст - Томпсон,  опасаясь   взрыва наших топливных  танков и распространение  огня  на  берег, предложил буксирами  вывести  п/х «Янис  Райнис»  на внешний рейд, а  нас - его  экипаж  эвакуировать на берег. 
       Категорически  отвергнув  это предложение, мы настояли на своём  варианте ликвидации  пожара. 
       Было решено,  весь  находящийся  в  третьем  трюме  «прогоревший» хлопок, перегрузить силами  экипажа на баржу. А оставшиеся  в трюме  кипы  без  пламени горящего  хлопка, затопить  забортной водой. Вскоре к нашему борту  ирландцы пришвартовали специальную баржу. В экипаже, все кто мог,  добровольно  взялись за это "грязное" дело.
 
       Под  утро, баржа была доверху  загружена обгоревшим  хлопком. В  трюм,  где  раскалённые,  как  угли  кипы  хлопка,  продолжали тлеть, начали  закачивать  забортную  воду. Постепенно с пожаром  было покончено. Дали  отбой  пожарной  тревоге и  начали  приводить  судно в порядок. 
 
       Несмотря  на  бессонную  ночь, чумазые,  но довольные  моряки  и ирландские пожарные расходиться не торопились.  Что-то обсуждали, обменивались  сувенирами. Ирландцы  были удивлены и благодарны экипажу за  то, что  на горящем судне  для  них  было  организовано  скромное, но бесперебойное питание: питьевая  вода,  чай,  кофе, бутерброды.
       Заметив,  как Андрес  Хьюз даёт указания  своим ребятам  я, выбрав  момент, отвёл  его в сторону  и  пригласил в лоцманскую каюту на чашку кофе. В  кратком, интересном  и даже полезном общении  Андрес доверительно поведал, что ирландцы с уважением относятся к русским, а у него по материнской линии есть даже русские корни.

       Проводив интересного гостя, я  вернулся  в свою пустовавшую без меня каюту  с намерением  немного  отдохнуть.  Но не судьба.  Забежал  первый  помощник  и положил  на стол две свежие местные  газеты.  Открываю  одну из них  -  передовица  с  громким названием:  «The red Russian  steamship  on  fire” и  целый ряд  фотоснимков.  Всё о ночном событии: пароход  в дыму, пар, шланги, крупные  планы моряков и пожарных. Особо броские  кадры посвящены  нашим замечательным женщинам. Моряки шутили, что им, с английских фирм, положены гонорары  за рекламу вещей, бывших на наших модницах во время пожара.

       Руководству судна было не до шуток. Чем всё это обернётся?  Но тут,  своим  заявлением  в  прессе, нас порадовал капитан порта Белфаст - Томпсон: «Экипаж  русского  парохода  проявил  настоящее  мужество, они, предотвратив  катастрофу, сделали  невозможное, Молодцы!»   

       А начальник  пожарной  команды порта - Хьюз,  передал  капитану  нашего судна письмо для передачи руководству пароходства, в котором  восторгался  действиями  моряков: «Наши  опытные  пожарные  удивлялись  тому, как умело работают ваши ребята, как смело ведут борьбу с огнём».

       При выяснении причины пожара, мнение экспертной группы в которую был включён и наш "дед", разделились. Однако, в конце концов пришли к заключению,  что причина пожара - самовозгорание хлопка. Нас такое заключение экспертов вполне устраивало.

       Заявление в прессе капитана порта,  письмо начальника пожарной охраны порта и заключение экспертов, избавили  нас  от больших  неприятностей, которые  непременно возникли бы при  возвращении домой. Особенно это касалось лично меня. Пожар возник на моей вахте, да ещё в день моего рождения.
 
       С рассветом, на причале у  борта "русского парохода" собралось довольно  много ирландцев, пришедших посмотреть на пароход и его обитателей, несмотря на то, что со вчерашнего вечера нас многократно показывали в прямом эфире.

       Судя по рассказам, общавшихся с местными жителями моряков,  они  увидели со стороны  горожан искреннее  уважение к нам и стране, которую мы представляли.

       Между тем, выгрузка  из трёх трюмов успешно продолжалась. Оставалась  проблема с «подпорченным» грузом,  перегруженным из горевшего трюма на баржу. Мокрый, обгоревший   хлопок,  надо было  документально оформить  и передать грузополучателю. Но приёмщик  груза упирался,  стараясь   завысить  количество  повреждённых  кип.  Судовой каргоплан, где было указано точное количество  груза в каждом трюме, его не устраивал. Дело застопорилось. Позвал капитан: «Чиф, пойди разберись. Пора эту канитель с баржой заканчивать.  А то с ней и в море придётся  идти».
 
       Спустился на  баржу – сюрприз!  Снова  встретил  Андреса  Хьюза!   Он  тут же меня  «отчитал»: «Нехорошо, Чиф, скрывать в дыму  свой день рождения от пожарника».  И тут же тихонечко пропев: «Happy  birthday to you!» вручил мне подарок - фирменный брелок ирландских пожарных. Так, утром 5 июня 1968 года на  барже  заполненной кипами обгоревшего  хлопка, главный  пожарный порта  Белфаст, поздравил  меня  с днём рождения!

       Ловя момент, я предложил ему продолжить работу  на пароходе.  Благо, что  у нас «лоцманская» каюта, к приёму гостей, всегда  была готова.  После того, как  все перебрались на пароход,  переговоры пошли легче. Узнав от Хьюза,  что  сегодня  у меня день   рождения,  гости  тут же решили сделать   мне  подарок – необходимый  документ  был согласован и тут же подписан.   
 
       Надежда на то, что  после стресса тревожной ночи люди  устали  и все, кроме вахты, отдыхают, не оправдалась.  Устали  действительно  все, но  многие  ждали момента, чтобы  хоть вкратце поздравить меня с днём рождения. Уклоняться  от таких  встреч  было  грешно, да и не хотелось. 
 
       Поздно вечером я вернулся в свою прибранную каюту.  В  уставшую голову влетела  старая морская «прибаутка»: «Если хочешь жить в уюте, спи всегда в чужой каюте!»   Осмотрелся и подумал, как метко подмечено! 

       Первым желанием было разобрать лежащие на столе подарочные сувениры и открытки.  Но объединённые силы усталости и лени победили. Я аккуратно  сгрёб  всю эту красоту в ящик стола и после тёплого душа, добрался  наконец-то,до своей койки.

       Засыпая, наблюдал, как мой день рождения, из "серо - задымлённого»,  медленно превратился в белое облачко и, преодолев  открытый иллюминатор, навсегда улетел  в безвозвратное  прошлое…

       Прошли годы.  Перебирая  давно забытые  «реликвии», увидел простенький, сделанный из кусочка дерева, сувенир с надписью: Адольфу Сергеевичу от Зои.
 
    -  Волнительная ночь… Незабываемая ночь…
               
                5 июня 1968г. г. Белфаст.

       И ни слова о дне рождения и пожаре.



P.S.  Через год, пароход “Янис  Райнис» был выведен из эксплуатации и отправлен на завод  в свой действительно последний рейс.
 
      Так уж сложилось, что позже, большая часть его экипажа "Райниса" собралась на пароходе  «Мста», куда я был назначен капитаном.  Впереди были трудные рейсы, интересные встречи, новые радости и огорчения. Но это уже другая история.