Всё началось с моего желания иметь Кабинет, точнее сказать - отдельную комнату для себя. Может такое желание тлело во мне и раньше, но с появлением новой квартиры, оно выкристаллизовалось в осознанное решение. О приобретении квартиры заявила моя Жена. У неё появились планы после получения наследства от родителей.
- Мы продадим свою двушку, и если бы твоя мать все-таки решилась жить с нами, то, с этой долей, мы смогли бы купить очень приличное жильё.-
Я сьездил к матери на родину, заручился её согласием, и Жена принялась бегать по фирмам, занимающимися жильем. Пять комнат в новом доме строящегося микрорайона привели нас в восторг. Вот тут-то я выбрал одну из комнат, выходящую в гостиную, себе под Кабинет. Общая с Женой спальня, комната дочери-подростка, приличная комната маме, и темненький, типа чулана, но с отдельным входом, закуток - сыну пятикласснику.
Мне был выделен письменный стол и кожаный диван из наследства Жены, и я начал обживаться. Не то, что бы я был писателем, или ученым, но теперь я мог принимать своих друзей для беседы и просто уединяться от домочадцев.
Моя дочь приходила по вечерам побеседовать со мною о проблемах её возраста и мы находили много тем, радуясь возможностью обсудить их вдали от суеты дома. Я был счастлив. Было очень смешно, когда, однажды, столкнувшись в прихожей с матерью, услышать от неё, что слишком долго я был в командировке. Они приникла ко мне, и я увидел, что её вечно седая пакля на голове, приобрела необходимый для города, оранжевый цвет. В течении нескольких последних месяцев, у меня не было никаких командировок.
Чертовщина приключилась этим утром. Всё последующее время, я пытался понять, что же произошедшее ранее повлияло на такое изменение моей жизни, но так и не нашел никаких причин. Всё было как всегда, и утром, собираясь на работу, я видел всегдашнюю суматоху в коридоре и слышал типичные утренние разговоры.
- Иди завтракать, опоздаешь.- Голос жены из кухни относился ко мне, прикорнувшем на своем диванчике с вечера.
Ещё копошились дети в прихожей, когда я обнаружил, что в проёме дверей моего Кабинета, стоит непроницаемая стена. Невидимое стекло, иначе и не назовешь эту прозрачную преграду, начисто отрезало меня от всего остального мира. Жена не слышала моих криков, не слышала треск стула, которым я саданул в преграду. Не слышали и мои дети, и я остался один в пустом доме. Я катастрофически опаздывал на радио, где должен был открыть утренние новости в эфире. Вдалеке, по коридору, прошлепала мать, не взглянув в мою сторону. Чертов мобильник тоже не подавал признаков жизни.
Жене позвонили на работу с вопросом, что со мною. Она повспоминала события утра и помчалась назад домой.
Я услышал звук открываемого замка и увидел её развивающееся пальто в коридоре.
- Ты почему дома? -
Мои ужимки в проеме дверей ничего ей не обьяснили, и она, с ходу. врубилась в проклятую преграду.
Я уже понимал, что меня никто не слышит, и написал ей, чтобы вызывала какие-нибудь службы вытащить меня. Через час, в квартире сновали пожарные и служба МЧС. Оконное стекло также не поддавалось, и они сообща приняли решение долбать стену. Её не взял никакой инструмент и механизм. Жена рыдала в голос от ужаса, необъяснимость явления пугала всех.
Я освободил кофейник от остатков кофе и помочился наконец, но что же будет дальше?
А дальше было то. Что предметы свободно проходили сквозь преграду, и я свободно получал еду и туалетное ведро.
Меня многое устраивало в моем положении, он было почти идеально, если бы не скандалы жены из-за нехватки денег. Её монологи становились всё злее и ненавистней. Ко мне приклеилась кличка дармоеда, но это уже не волновало, я выбыл из их жизни. Правда, электросвет мне не отключили из соображения экономии, или из соображений, что я когда-нибудь выйду к ним.
Моя семья начала привыкать к сложившейся ситуации. Жена еще делала какие-то попытки вынуть меня, приводя в дом экстрасенсов и колдунов, но это происходило всё реже и реже. Видимо, иссяк поток колдунов в нашем городе, или жена теряла энтузиазм по вызволению меня из Кабинета. ТнТ с Бошаровым, вообще отказалось приехать, видимо решив, что дело бесперспективное.
Стекло то ли преуменьшило значение жизни, сделав её мизерной, то ли преувеличило пустоту людей, наделив суетой муравейника, но созерцание этого явления
превратило меня самого в ноль.
Я исчезал. Дошло до того, что туалетное ведро не выносилось от меня неделями, а однажды, я обнаружил темную портьеру на проеме моей двери, которую повесили, дабы не травмировать свою психику, домочадцы.
Кто-то из них начисто отрезал меня от гостиной, где Они смотрели свой телевизор и вели свои дела. Дочь приводила мальчиков, и я слышал звуки их пребывания в доме. Гости моей Жены не интересовались мною, я всё более погружался в прострацию бездумья.
У меня было уйма времени понять, что же всё-таки произошло с моим Кабинетом, но и эти мысли утомляли меня несказанно. Я разучился говорить и совсем не интересовался разговорами других. Когда мой вес превысил сто килограмм, меня посадили на диету, но диван всё ещё выдерживал мой вес, хотя мне всё чаще хотелось спать на полу.
Жена нашла выход из положения.
Однажды я обнаружил, что портьера сдвинута в сторону. а перед Кабинетом стоит ряд стульев, как в зрительном зале сельского клуба.
Жена зарегистрировала частное предприятие и отпечатала билеты. Моя мать, уже с сиреневыми кудряшками, лучезарно улыбалась и обносила всех кофе. Магнитофонная запись, голосом Жены, рассказывала историю чуда заточения, за определенную плату разрешала потрогать незримую преграду в дверях. Она оставила работу, и теперь вела очень насыщенную, светскую жизнь. Это меня оскорбляло, но за приступы бунтарства или отказ быть на глазах зрителей, меня наказывали едой и туалетным ведром. Постепенно, я привык и уже улыбался в зал.
Семья несомненно процветала за счет меня, а я неуклонно набирал вес. Я прекратил бриться по утрам, и моя борода доходила мне до груди. Мне было неинтересно смотреть в окно, и только увидев отсутствие зимней одежды на моих зрителях. Понял, что пришло лето. По квартире, не проявляя ко мне интереса, бродил чужой мужчина, пристававший в отсутствие Жены к дочке. Он тоже жил за счет меня. в доме появилась домработница, и она кормила меня, и только её разговоры по телефону прерывали мою дневную дремоту. Иногда я замечал отсутствие кого-либо из домочадцев, и только по золотому загару догадывался, что они отдыхали на Средиземноморье. Их голоса утомляли, отдаваясь в Кабинете эхом стонов, криков и завываний.
Но я знал, что поставит их в тупик и разобьет такую сладкую жизнь вдребезги. Я ждал своего часа триумфа.
Постепенно все стало меняться.
Городской зритель потерял ко мне интерес и поток зрителей иссяк, как и исчез очередной муж моей Жены. И тут я выложил припасенный камень из-за пазухи!
Я поставил их перед вопросом - « Что будете делать, когда я умру? Будете жить в Мавзолее?»
Странно, что ни у кого из них возможность такого события и в голову не приходила.
Моя бывшая мама, потрясая расписками, тут же потребовала вернуть её долю от квартиры. У них начались скандалы
, и уже я теперь садился на стул и смотрел этот театр. Жена, как в старые времена, обвинила меня, что мне все равно, что с ними будет, и швырнула в проем вазу. Ваза свободно пролетела и разбилась у моих ног.
Семья решила, что нужно обменять квартиру с многодетными, присовокупив возможный заработок в виде экспоната в кабинете. За экспонат решили потребовать домишко для бабушки. Находчивая женщина, моя Жена!
Квартиру купили цыгане.
Я остался в пустом доме дожидаться новых хозяев. Три дня я раздумывал, покончить ли мне с собой сейчас, или посмотреть чем дело кончится. На полу всё ещё лежали осколки вазы, соблазняя блеском граней. Лежали они и утром, когда я очнувшись от голодного забытья, увидел фигурку девушки, сметавшую их в ведро.
- Что это Вы здесь делаете?- Спросонья прокаркал я, и пришел в ужас от звуков собственного голоса.
- Ой! Извините! Я тихонько убираюсь тут.-
Меня подкинуло.
- Как сюда попали? Что происходит?- Я орал, срываясь на кукареканье.
- Я Ася, мне табор купил квартиру. Не волнуйтесь, я одна, но будут бывать мои родственники… временами.-
Я сорвался к дверям. Было страшно и жутко, но я вновь налетел на преграду и успокоился. Мой Мир был недоступен по-прежнему для всех, кроме цыган.
Ася была приезжей, ничего не знающая про меня, мы провели вечер в разговоре об этом. А потом мне стало интересно кто она такая.
- Я с Кубани, приехала поступать в консерваторию. Вот мне табор и нашел большую квартиру. Завтра привезут рояль, и Вам придется терпеть мои рулады. Извините.-
Ася поступила, и на нас обрушились родственники. Целая ватага черноволосых ребятишек носилась по комнатам, портила лифт и кричала во всё горло, как кричала в кубанских степях. Я уже начал привыкать ко всему, но в мою клетку, по-прежнему, никто не пытался войти, кроме Аси. Со мной здоровались по утрам, кормили, и бесконечно рассказывали о житье-бытье табора. Бесчисленная детвора пристрастилась играть со мной в воланчик. Невидимая преграда приводила их в восторг. Я пел с ними цыганские напевы, надеясь, что никто не слышит, показывал мимикой отношение к рассказам и худел.
Наконец, мы остались одни, с отпечатками грязных ладошек детворы на невидимом стекле. Отмыть их не удавалось, - для Аси стекла не существовало.
Она появилась у меня с ящиками и бумагой. Освободив стол, несколько лет загромождавшийся ерундой, заявила, теперь я буду писать, а не "валять дурака" дожидаясь её прихода с занятий.
- Ты напишешь обо всем, что происходило с тобою. А потом, мы найдем причину.-
Но я уже знал причину. Это ей, молодой и полной желаний, не узнать сейчас. Я понял, почему в жизни появляется Кабинет. Эти стены от мира мы выстраиваем сами, разучившись любить своих близких, и разучившись любить саму жизнь.