Рехин Дмитрий Семёнович

в память о замечательном "Самородке" из Бобровского села КОРШЕВО посвящается:


Весной и осенью уходят ветераны.
Нас покидает звук их голосов.
На счастье прав при жизни не хватает.
И не хватает самых нужных слов.

А жизнь даруемая с выше Богом
Проходит радостно ко всем живущим нам.
Покой и сон настал.
Земля пусть будет пухом
Пусть спит усталый славный ветеран.
                Елизавета Андреевна Карпова, 6 апреля 2009г.

                Д.С. Рехин
                ВСЕГДА СО МНОЙ
                Стихи, рассказы
                Издательство Воронежско-Липецкой епархии,
                Воронеж,  2001г.


                ОБ АВТОРЕ
Дмитрий Семенович Рехин родился 2 октября 1926 года в селе Коршево Бобровского района. Отец его, Семен Васильевич, заведовал сапожной мастерской, мать работала в колхозе, хотя воспитивыала пятерых детей. Дмитрий рано ощутил тяжесть труда хлебороба, учился в десятом классе и работал в поле от зари до зари. Потом - служба в армии, которая пришлась на тяжелые годы войны. Дмитрий Семенович стал военным летчиком. До 1960-х годов оставался в Советской Армии.
После демобилизации работал слесарем, инструктором морского клуба ДОСААФ. Более 20 лет проработал машинистом насосных установок производственного объединения "Электроника".
В зрелом возрасте начал писать. Его очерки, зарисовки, статьи печатались в газетах и журналах. Стихи писал с юности. Их публиковали в областных изданиях, кроме духовной поэзии, конечно. Она ждала своего часа... Поэзия и проза Рехина - не плод фантазии, не вымысел ума. В своих стихах и рассказах автор строго придерживается истины, будь то внутренняя жизнь души или заинтересовавшее писателя чудесное происшествие, какими богата жизнь для тех, кто умеет видеть.
 
СОДЕРЖАНИЕ
ОБ АВТОРЕ
СТИХИ
ОДНАЖДЫ НА РАССВЕТЕ... (ПОЭМА)
В ПУРГУ
БЕСЦЕННЫЙ ПОДАРОК
ПРОФЕССОР ОШИБСЯ
ВЕЩИЙ СОН
БОЖЬЯ КАРА
ПОМИНОВЕНИЕ
СРЕДА И ПЯТНИЦА





ОДНАЖДЫ НА РАССВЕТЕ.
(Поэма)

1

В тот год я летчиком служил
В селе, в глуши лесной,
И на квартире частной жил
С супругой молодой. ...
Так вот. Пришла ее пора
Уйти в родильный дом,
И я до раннего утра
Лежал в углу святом.
И в искренней мольбе своей
Не мог сдержать я слез:
«Ты облегчи страданья ей,
Хранитель наш, Христос!»
Глаз не смыкая, думал я:
«Кого же принесет
Жена любимая моя
В свой двадцать третий год?»
Рассвет наметился едва,
Как в чуткой тишине
Угодник Божий от окна
Приблизился ко мне.
Накидку светлую на Нем
С крестами на плечах
Увидел я, как ясным днем,
В серебряных лучах.
А он над полом словно плыл
С бородкою седой,
И взгляд его меня пленил
Небесной чистотой.
По образку его узнал,
Что в ладанке моей
Меня везде сопровождал
С далеких детских дней.
Я чувства новые в тот миг
Внезапно испытал,
Душой и сердцем через них
Я ближе к Богу стал.
«Слуга! Господень Николай, -
Отец мне говорил, -
Себе он милосердьем в рай
Дорогу проторил.
Христову Церковь защищал
От ереси и зла.
Святым еще при жизни стал
За добрые дела.
Как Иисус, он по воде
Бестрепетно ходил.
И ближним помогал в нужде
И страждущих лечил...
От лютых казней избавлял
Невинных много раз.
И, путь окончив свой земной,
Не оставляет нас»...
И Чудотворец надо мной
Вдруг руку протянул:
«Сын у тебя!» - сказал святой.
И я легко вздохнул.
Знаменьем крестным осеняя,
Как бы обдав теплом,
Стал удаляться от меня
И скрылся за окном.

2

Оделся мигом и умылся,
Из дома вышел я спеша -
Ведь у меня сынок родился,
Моя кровиночка - душа.
Безлюдно. Лишь за желтой аркой,
Одеты пестро и легко,
Пять местных женщин за прилавком
Зазывно пели: «Молоко-о!»
Над кромкой леса, чуть повыше,
Алело облако, как флаг,
От влаги заблестели крыши,
Роса сверкала на цветах.
Седой старик с собачкой рыжей,
Зевая, вышел на крыльцо...
А мне все мнилось, что я вижу
Вблизи прекрасное лицо.
Оно смиряло, утешало,
Надеждой наполняло грудь,
Напоминало и внушало:
«О вере в Бога не забудь!»
Добра и правды камень прочный,
Тебе я сердцем говорю:
«Мудрец, Наставник беспорочный,
За все Тебя благодарю!»

3

Взбежал я на порог роддома
И в двери стукнул раз и два,
И голос женский незнакомый
Мне в уши выплеснул слова:
«Кто там пришел? кого вам надо?
Такая рань, а он гремит...
У нас ведь не коровье стадо...»
И - двери настежь. И стоит
Передо мной в халате белом
В проеме темном медсестра.
И на меня она глядела
Без уваженья и добра.
Я перед нею извинился
И молвил, сделав шаг вперед:
«Да у меня ж сынок родился,
Со мной супруга встречи ждет».
Сестра нахмурилась. Сквозь зубы,
Сжав кулаки, произнесла:
«Какой вы наглый, лживый, грубый...
Таких бы в шею я гнала.
Откуда вы все это взяли:
«Родился сын!» ...Ну как же врут!
За эту ночь мы не приняли
Ни одного младенца, плут!»
Я на нее не рассердился
И повторил, смотря в упор:
«Да. У меня сынок родился.
И это, милая, не вздор!»
«Кто вам сказал?» - как у волчицы
Глаза зажглись, хоть заливай.
«Не удивляйтесь вы, сестрица,
Сказал святитель Николай».
«Кто-кто? - она переспросила
И зычным смехом залилась, -
Так вы же лейтенант, а рылом
Хавроньей вы суетесь в грязь.
Попам на удочку попались,
Они-то вас с ума свели...
А может быть, вы нализались
И с похмелухи к нам зашли?
Могу я звякнуть коменданту
И рассказать ему про вас.
Ой, плохо будет лейтенанту,
И вспомнит он меня не раз.
Перед всей частью опозорят,
Не видеть вам потом добра...»
И в этот миг из коридора
Другая вышла медсестра.
Проворная и молодая,
С лицом пригожим, как весна:
«Я спор ваш слышала, - вздыхая,
Сказала вежливо она, -
Вы Рехин? Я давно вас знаю,
Вернее, видела не раз.
Я от души вас поздравляю:
Теперь наследник есть у вас.
На Божий свет он появился
Минут лишь несколько назад...»
И я ничуть не удивился,
А был лишь очень, очень рад!
А грубиянка вдруг спросила:
«Так где ж была в то время я?»
«Во двор зачем-то выходила,
И обошлись мы без тебя».

Я чудотворца Николая,
Как и других святых, люблю.
О них порой стихи слагаю
И вдохновенно говорю.
Я счастлив, что имею право
Им почесть воздавать везде:
Они - и честь, и наша слава,
И утешение в беде.

В ПУРГУ
Больше часа я промаялся на автобусной остановке. Солнце пекло немилосердно. От жары не спасала даже тень под шиферным навесом будки. У меня заломило в висках, а машины «с ветерком» проносились мимо, обдавая меня плотными потоками воздуха и въедливым запахом газа. Напрасно я поднимал руку и пальцами показывал, сколько заплачу за проезд до районного центра. Уже хотел возвратиться в село, до следующего дня отложить поездку в Воронеж. Но вдруг, немного свернув с трассы, возле меня остановился «КрАЗ» зеленого цвета. Дверца распахнулась, и из кабины на меня приветливо посмотрел голубоглазый молодой шофер.
- Добрый день, отец! Куда подбросить?
– В Бобров, на автовокзал.
– Садитесь, – тряхнул он светло-русым чубом. Когда я умостился на мягком сиденье возле него, он снял машину с тормоза, и она, спружинив, устремилась вперед. В кабине над правой стороной приборной панели сияли лаковым покрытием небольшие иконки Спасителя, Богородицы и Николая Угодника. «Верующий», – с уважением подумал я о водителе и поблагодарил его соответствующе:
– Дай вам Бог здоровья. Если бы не вы, не добраться бы мне сегодня до города. Равнодушными стали многие: увидят, что человек лежит на дороге, так объедут, но не остановятся.
– И я таким же был, – признался шофер. – Бывало, сижу за баранкой и поглядываю, как люди «голосуют». Даже злорадничал, когда они грозили мне вдогонку. Вроде, из другого теста слеплен и выше прочих на целую голову. Вот ведь какая дурь в башке моей сидела. А прошлой зимой в моей жизни произошел такой случай, что сразу вышибло из меня спесь и заносчивость. Теперь я не промчусь мимо человека, если вижу, что он куда-то торопится. Наверное, думаете, что за калымом гонюсь? – водитель оторвал взгляд от блестящего на солнце шоссе и заглянул мне в глаза. Не дождавшись моего ответа, продолжил. – Я ни с кого не беру ни копейки. Наоборот, если вижу, что пассажир голоден, предложу ему хлеба, сырку, сала. Чем богат, короче. А раньше сквалыжничал, норовил за день сколотить себе капиталец на выпивку и жене с дочкой на подарки. Для «отмаза». Признаваться стыдно, но от факта не уйдешь. Старался оказывать услуги со вкусом и богато одетым дамам и господам, рассчитывал получить от них побольше «тити-мити». Искал в деньгах счастье, а находил одно беспокойство: аппетит на них рос и рос и доводил до бредового состояния. Теперь вылечился от этой заразы.
Я с интересом слушал шофера. Настолько увлекся, что не замечал, как проносились встречные грузовики и легковушки, мелькали телеграфные столбы, как проплывали за окном поля кукурузы, нежно-золотистой пшеницы. И только когда из-под колес с шумом выпорхнула стая птиц, я, словно ото сна очнулся, вернулся к действительности.
– Что же с вами произошло? – спросил я шофера.
– Зовите меня Василием, – попросил он и, немного помолчав, заговорил снова:
– Кажется, седьмого или восьмого января в Чесменском конезаводе меня попросили съездить в Сухую Березовку за комбикормом. Выехал я в девять утра. Небо было затянуто серыми облаками, падал снежок. Вскоре позади остались Шишовка, Коршево, а впереди завиднелась лесопосадка. Подъехав к ней, свернул с шоссе направо и порулил по укатанной дороге. До Березовки оставалось рукой подать: километра три, не больше. Внезапно с воем и гулом налетел шквальный ветер. Снег залеплял смотровые стекла, и «дворники» не успевали очищать его. Надеясь побыстрее добраться до пункта назначения, я прибавил газу. Мотор напряженно загудел. Движок-то надрывался, но колеса пробуксовывали в липких снежных наносах. Немного погодя машина стала подпрыгивать на ухабах и застревать в свеженаметенных сугробах. Я сообразил, что сбился с дороги и оказался на вспаханном участке поля. Вилял и туда, и сюда, но твердого, укатанного грунта так и не нащупал.
Надо проверить, далеко ли отклонился от лесной полосы, – решил я и, нажав на тормоза, спрыгнул в сугроб. Ветер едва не сбил меня с ног и залепил глаза белыми хлопьями. Да ведь нельзя мне отходить от машины ни на шаг: сразу потеряю ее из виду, – ужаснулся я и от злости начал материться. Какой дурак! Кто заставил меня переться напролом. Поднялась пурга, – значит, немедленно выезжай на основную магистраль и возвращайся домой или добирайся до ближайшего жилья. А я мозгами не пошевелил и оказался в ловушке: заблудился в трех соснах. И это-то в родных местах! Жди, когда уляжется куролесица. Так ведь и замерзнуть можно. Какими словами я себя только не обзывал...
– Не гневи Бога! – услышал я вдруг спокойный голос, и передо мной, словно из-под земли, вырос сухощавый, чрезвычайно благообразный старичок. Я вздрогнул от неожиданности, но не испугался, а, напротив, в моей груди затеплилось какое-то новое, непонятное и ранее неведомое мне чувство.
На незнакомце была длинная с широкими рукавами, слегка отливающая золотистым блеском накидка. Изрядно поседевшие волосы, аккуратная борода и необыкновенный взгляд его глаз врезались мне в память на всю жизнь. Тогда же я обратил внимание на то, что снежинки как бы соскальзывали с его одежды и лица. Он смотрел как-то странно, будто сквозь меня, и от этого я терялся. В памяти сами собою всплыли рассказы бабушки об ангелах и святых старцах. В ту пору я не сомневался в том, что она просто развлекает меня народными вымыслами и сказками.
Не помню, как мы забрались в кабину, но не забыл, как старичок протянул руку перед собой, и мне почудилось, что его ладонь мягко прошла сквозь ветровое стекло.
– Езжай в эту сторону и никуда не сворачивай, – тихо произнёс он и добавил, – делай добро и не забывай Бога...
Я нажал на педаль. Машина, к моей радости, послушно двинулась по заснеженной равнине.
–Вот мы и доехали, – спустя некоторое время, сказал незнакомец.
Я посмотрел в боковое окошко и различил в бушующей снежной круговерти силуэт хаты.
– Спасибо, папаша! – закричал я в восторге, взглянул направо и... обомлел: рядом со мною никого не было. Я человек не сентиментальный, толстокожий, не сразу меня проймешь, но в тот раз у меня в груди как-то помягчело, расслабилось, и я неожиданно для себя заплакал.
После, уже в Воронеже, в квартире своей дальней родственницы я увидел большую старинную икону Николая Чудотворца и на мгновение лишился дара речи: тот самый тихий обаятельный старичок, избавивший меня от беды в пургу, был, как две капли воды, похож на великого Божьего Угодника. Слезы невольно катились по моим щекам.
С того дня я дал зарок по-братски относиться ко всем людям. Пьянствовать и сквернословить перестал. И товарищам своим говорю, чтобы не крохоборничали, не грешили. Ведь я – самый обыкновенный человек, а поди-ка ты, какой чести удостоился: на выручку ко мне в трудный час явился избранник Божий. И я словно прозрел, стало мне больно и стыдно за свои прошлые поступки, заблуждения, ошибки, корыстолюбие...
БЕСЦЕННЫЙ ПОДАРОК
Дедушка Егор, после операции желудка, почти все дни проводил в постели. И только по вечерам выходил из дома «прогуляться» вдоль берега реки и по парку. Такие «походы» вошли у него в привычку, приносили ему удовольствие и благотворно влияли на выздоровление. Но ему трудно было самому одеваться. При его выписке из больницы врачи предупредили, что бы он ни в коем случае не напрягался и не делал резких движении: на свежей ране могли разойтись швы, открыться кровотечение, и… О последствиях не хотелось и думать: он был дважды ранен на войне и хорошо знал, что такое физические боли и страданья.
Что же делать? У жены, Дарьи Николаевны, радикулит, остеохондроз, закупорка сосудов, и она еле передвигает ногами. Какая от нее помощь?
Но у них была десятилетняя внучка Марина. Она приезжала к ним на автобусе каждый день.
– Поднимайся, дедушка, – взглянув на настенные часы, ласково говорила она, и ее чёрные глаза излучали свет и тепло.
– Сейчас, золотце ты наше, – улыбался Егор, потихоньку сползая с дивана.
Девочка проворно снимала с вешалки меховую куртку, кроличью шапку и помогала ему одеться.
– А теперь садись, – она брала его под руки и поддерживала, когда он опускался в кресло.
Мариночка одевала на его ноги шерстяные чулки, ботинки и тщательно их зашнуровывала, чтобы в них не попадал снег. Потом они вдвоем часа на полтора, на два уходила из дома.
Прогуливаясь по еловым и сосновым аллеям, Егор рассказывал ей о своей фронтовой жизни, но чаще всего охотно, с душевным подъемом излагал ей содержание Нового завета. Когда он говорил о неизреченной доброте, милосердии и о смертных муках Иисуса Христа, она становилась задумчивой, и слезы серебристым инеем застывали на ее ресницах.
Возвращались они незадолго до заката солнца. Марина раздевала, разувала дедушку, наливала в таз теплой воды и мыла ему ноги. Никто не просил ее делать это, она ничего не требовала за свои услуги: все ее поступки были продиктованы чутким и отзывчивым на чужие беды маленьким, горячим сердцем.
К весне Егор окреп, посвежел и почувствовал прилив сил и бодрости. А летом «без проводника» ездил по магазинам, делал необходимые закупки продуктов на колхозном или Центральном рынках.
... Однажды его любимица играла с подругами возле своего дома. Бегая по площадке, споткнулась о засыпанное в песке ведро и со всего размаха ударилась грудью о землю. От боли перехватило дыхание, потемнело в глазах. Она вскочила, и, сдерживая слезы, нырнула в подъезд, и, взлетев на четвертый этаж, открыла дверь. Войдя в свою комнатку, замерла от удивления. Возле шкафа блестел полировкой новенький ученический столик. На нем стояла хрустальная ваза с пышным букетом цветов, лежали всякие сладости и... БИБЛИЯ в зеленом переплете! На лицевой стороне обложки золотом сияли буквы, отражая искрящиеся отблески солнечных лучей. Прекрасное лицо Марины озарилось счастливой улыбкой. Она осторожно взяла в руки Божественную Книгу и с восторгом прижала к груди.
А из полуоткрытой двери кухни на нее смотрел дедушка. Он был доволен тем, что внучка с такой благодарностью и восхищением приняла его бесценный подарок! Она его заслужила!
ПРОФЕССОР ОШИБСЯ
(рассказ-быль)
Седоволосый сухощавый доктор с острым, проницательном взглядом живых глаз предупредил бесстрастным тоном:
– Вам сейчас будет больно. Но я постараюсь побыстрей определить, что у вас там за нарыв. Повернитесь ко мне правой стороной и немного потерпите.
Когда он начал осторожно вставлять тонкий конец трубки в ушной проход, в глазах у меня потемнело. Мне казалось, что профессор вонзает в ухо и медленно поворачивает из стороны в сторону раскаленную в огне проволоку с шершавой поверхностью. Но я стиснул зубы и даже не пошевелился.
Пока он занимался своим делом, я вспоминал, как недавно с курсантами своего классного отделали я ездил в колхоз за картошкой. Прислонился спиной к кузову грузовой машины и забыл опустить клапаны шапки. И меня за сто километров пути так просквозило, что я на другой же день слег в больницу с высокой температурой и адской болью в правом ухе. Медсестры давали какие-то порошки, пилюли, делали уколы и компрессы.
Вскоре меня, однако, выписали, так как из Москвы приехала экзаменационная комиссия.
Я успешно сдал зачет по всем дисциплинам, и как только нам присвоили звание лейтенант и выдали новенькое обмундирование, я получил отпускной билет сроком на месяц, Перед отъездом домой, решил побывать у опытного медика. И вот он, основательно помучив меня, сел за стол, и, откинувшись к спинке стула, озабоченно и сокрушенно покачал головой:
– Как вы глупы и беспечны, молодой человек.
– Почему? - опешил я.
– Вам бы следовало обратиться ко мне на недельку пораньше, – ответил он и неожиданно в его голосе послышались нотки глубокого сострадания. – В общем зря вы проучились несколько лет и получили офицерское звание и профессию летчика. Как мне не тяжело сообщить вам диагноз, а надо... Воспаление среднего уха перекинулось у вас на мозговую оболочку. Вам необходимо срочно выехать на место службы и сразу же, подчеркиваю, сразу же обратиться в медсанчасть. Чем быстрее вам произведут в госпитале трепанация черепа, тем лучше будет для вас... Но, дорогой мой, о небе забудьте, и представьте себе, что вы никогда не держали в руках штурвала.
Слова профессора словно волны горячего пара обдавали меня с головы до ног, и я задыхался.
Сочувствуя мне, он успокоительно произнес:
– Вы еще молоды и крепки, и я уверен, что операцию вы перенесете легко. Ну а там толкач муку покажет. Освоите какую-нибудь гражданскую специальность, обзаведетесь женой-красавицей и станете с ней жить-поживать и детей наживать.
– Но ведь я с детства мечтал быть летчиком, – вырвалось у меня. – Все практические упражнения я выполнил на "отлично" и в зоне высшего пилотажа не сделал ни одной "помарки".
– Повторяю: мне вас очень жаль, но я не Иисус Христос и вылечить вас от этой болезни без хирургического вмешательства, увы, не могу.
Скрипя пером, он что-то записал в мою медицинскую книжку, и, подавая ее мне, вздохнул:
– Чудес на света не бывает...
... В своё родное село Коршево Воронежской области я прибыл на третий день после ошеломившей меня беседы с доктором. Отец, Семен Васильевич, и мать, Анна Ивановна, увидев меня в офицерской форме до того растерялись, что какое-то мгновение пялили на меня глаза, как на инопланетянина. Потом опомнились и, охватив мою шею руками, осыпали меня горячими поцелуями. Когда же в избу стали заходить родные и соседи, они отпустили меня: пусть, мол, и другие порадуются вместе с ними.
К вечеру, как водится, все гости были навеселе. Их песни, смех, выкрики сглаживали постоянный шум и звон в моей голове и ушах. И я как-то незаметно для самого себя развеселился и даже рассказал несколько занимательных истории из жизни авиаторов. Но стоило всем разойтись по домам, как наступила тишина, и страдания мои возобновились с утроенной силой.
Когда мама уснула на диване и мы с отцом остались вдвоем за столом, я поведал ему о своем несчастье. Он сильно расстроился, потом сказал, что у него в райцентре есть хорошие друзья, опытные доктора, которые обязательно вылечат меня без помощи скальпеля и ножа.
Забегая вперед скажу, что все наши похождения и мытарства оказались тщетными. Все врачи, специалисты высокого уровня, к которым мы обращались за советом и помощью, в один голос заявляли, что мне следует как можно быстрей ложиться на операцию.
Я приходил в отчаянье, отказывался от еды, иногда по целым суткам не смыкал глаз, и лишь только после обильной выпивки заваливался в постель и засыпал мертвецким сном. Но едва я отходил от "спиртотерапии", как наступали часы и дни еще более острых мучений. Голова разламывалась от звенящего гула и мешанины противных, изматывающих звуков. Отец, чутко наблюдавший за мной, как-то посоветовал:
– Знаешь что, сынок? Садись-ка завтра утром на велосипед и езжай в село Сухая Березовка. Там, напротив церкви, прямо за оврагом в домике о крылечком живет Лавышкин Дмитрий Иванович. Он недавно приходил ко мне в сапожную мастерскую и Христом Богом просил сшить ему теплые чувяки на войлочной подошве. Заказ его я выполнил меньше чем за неделю. За это он принес мне бутылку вишневой настойки и сказал, что я ему еще прихожусь. Кажется, он угадал. Я слышал, что он хороший лекарь. За это его чуть ли не посадили в тюрьму, но за него вступился не то районный прокурор, не то судья. Одним словом, какой-то большой начальник, которого он вылечил от опасной болезни. На вид он обыкновенный старичок, а силу имеет могучую. Жена у него давно умерла, сын служит в Магадане, так что он тебе будет рад-радешенек: хоть всласть наговорится. Вот ты и кати к нему. И не забудь передать ему от меня большое спасибо за угощенье...
Окрыленный надеждой, я отправился в путь. Стояла вторая половина октября. Земля замерзла, и велосипед часто подпрыгивал на твердых неровностях и вихлялся на зеркальцах окованных лужиц. На траве и ветвях деревьев по обочинам грунтовой дороги матово посверкивала серебристая бахрома изморози. Воздух был напоен свежестью предзимней погоды. На повороте я сбавил скорость. Стоит ли так торопиться? Быть может и целитель-самоучка не окажет мне никакой помощи, и мне придется возвращаться назад в угнетенном состоянии. Так пусть уж подольше продлится приподнятое настроение.
Дмитрий Иванович находился дома. Он встретил меня у порога, как давно знакомого ему человека, усадил на лавку за стол в святом углу, где под самым потолком висели в старинных киотах иконы Спасителя, Богородицы и Николая Угодника. Сам опустился
рядом со мной и ласково спросил:
– Как звать?
Я ответил.
– Так-так, Дмитрий Семенович, – закивал он седоволосой, аккуратно подстриженной бородкой. – Вижу, что нужда привела ко мне такого молодца.
Его серо-голубые глаза светились добротой и мудростью, а свежий цвет лица с небольшой бородкой и усами свидетельствовали о здоровом образа жизни. Я проникся к нему уважением с первого же взглада, и подробно изложил суть дела.
– Понятно, понятно, – сказал он, и, окинув взглядом мой китель с золотыми звездочками на погонах, тихо добавил, – По-моему, профессор и другие врачи ошиблись. Попробуем обойтись без операции. В Бога веруешь?
– Да!
– Молодец! – похвалил он. – Крестик всегда носи с собой. Прячь его куда-нибудь в одежду, чтобы над тобой не глумились антихристы. Сам-то не партийный?
– Нет. Не нравится мне брехня и жестокость коммунистов. Ведь за слово могут посадить в каталажку и даже расстрелять.
– А как же! – усмехнулся Лавышкин. – Слуги сатаны любят, чтобы их превозносили до небес и подчинялись им во всем. Не вступай в их союз. Это великий, трудно искупаемый грех.
Он достал из сундука две чистых простыни. Одну расстелил поверх одеяла на деревянной кровати, другую положил на стол.
– А теперь пора браться за работу. Раздевай китель, скидывай ботинки и ложись на койку вверх больным ухом, – старичок снял с себя старый пиджак и почти по локоть закатал рукава коричневой рубашки.
"Ну, сейчас начнется экзекуция" – с трепетом подумал я, вытягиваясь на полужесткой постели. Я весь напрягся, ожидая начала силовых "манипуляций" в области опухоли. Однако, Дмитрий Иванович с головой укрыл меня другой простыней, прошептал две-три молитвы, и, как мне показалось, осенил меня крестным знамением. Потом он сложил в трубочку пальцы правой ладони, низко склонился надо мной и стал тихо дуть мне в ухо. Необычайно приятное тепло, тонкой струйкой проникая внутрь уха, унимало боль и растекалось по всему телу. Такого блаженства я еще не испытывал никогда. Мне казалось, что я покоюсь на облаке, обогреваемом весеннним солнцем. Даже не ощущал веса собственного тела. Мой добрый лекарь несколько раз повторял одни и те же приемы и минут десять спустя сказал:
– Вот пока и все. Завтра и это же время придешь ко мне опять.
Я встал, быстро оделся и в порыве благодарности крепко обнял старика, и выложил на стол несколько рублей.
– Деньги убери! – обиделся Лавышкин. – Слава Богу, у меня есть все, что мне нужно,
– Как же так? – смутился я. – Каждый труд должен о плачиваться...
– На том свете рассчитаемся, – пошутил Дмитрии Иванович, и, видимо, заметив по выражению моего лица, что я не удовлетворен его ответом, пояснил: – Зачем мне лишние доходы? В могилу их все равно не возьмешь, а душу погубишь. Ты, милый, лучше сходи
в церковь, поставь свечки к иконам и материально поддержи родителей. Кто творит добро, тому Господь отплатит сторицей...
В течение двух недель я каждое утро приходил к Лавышкину и принимал сеансы. Они оказывали благотворное влияние на весь мой организм, а, стало быть, и на психику. Ко мне возвращались жизнерадостность и уверенность в своих силах, и о своем недавнем прошлом я вспоминал, как о кошмарном сне. Ужасный нарыв, от которого я не находил себе места ни днем, ни ночью, довольно быстро рассосался, и после его исчезновения не осталось никаких следов. Острой боли я тоже не ощущал. Лишь изредка внутри уха появлялось легкое покалывание, но и оно было непродолжительным.
Перед отъездом на службу, я посетил своего исцелителя. Мы распили с ним бутылку грузинского вина. Перед тем, как нам расстаться, Дмитрий Иванович признался, что наши встречи и беседы в основном на религиозные темы скрашивали однообразие его будней и он остался доволен тем, что я оказался внимательным и восприимчивым слушателем.
Когда я поинтересовался у него, в чем заключаются секреты его врачебных успехов, он кротко взглянул на икону Иисуса Христа и сказал:
– Свыше дано мне умение лечить братьев своих силой Божьего слова. Ты же сам убедился, что я не давал тебе никаких лекарственных настоек, не делал припарок и примочек. Теперь хорошенько запомни: старайся ни в чем не огорчать людей и никогда не считать себя выше других. А пуще всего остерегайся прогневить своих родителей словом или делом. Ну, и, конечно, в первую очередь во всем положись на Бога. Вера спасает человека, довольствуйся тем, что у тебя есть, а не зарься на чужое богатство и славу. Все это – суета сует, причина наших телесных и душевных недугов.
Дмитрий Иванович разгладил бородку и усы и продолжил:
– Я, сынок, привык к тебе, знаю, что буду долго скучать по тебе. И если в следующем году опять приедешь в отпуск в свое село, то обязательно проведай старика. Буду ждать.
Мы пожали друг другу руки, и я вышел.
Порывистый ветер с угрюмым шумом раскачивал деревья и словно норовил вырвать их с корнями из земли. Низко над домами стремительно плыли с севера на юг тучи, похожие на темно-серые с синеватым отливом уродливые льдины.
Я обернулся назад и увидел в окне лицо и плечи Дмитрия Ивановича. Глаза его выражали печаль, и мне показалось, что я лижу его в последний раз.
Предчувствие меня не обмануло. Он вскоре скончался. Я не знаю, где его могила, но уверен, что душа его обрела вечный покой и блаженство.
В заключение скажу, что я летал на разных типах самолетов и планеров около двадцати лет и демобилизовался вполне трудоспособным человеком.
 
ВЕЩИЙ СОН
На утреннем построении полка адъютант нашей эскадрильи майор Чибисов напомнил мне, что подошла моя очередь суточного дежурства по аэродрому.
Вечером в назначенный час я вошел в просторное помещение диспетчерского пункта с топографической картой на стене, испещренной условными знаками, линиями и цифрами.
Огромные не занавешенные ничем окна позволяли вести отсюда круговое наблюдение за «воздухом» и местностью. Моросил мелкий осенний дождик. Сквозь его дымчатую кисею были видны в свете двух мощных прожекторов чеканные ряды глянцевито блестевших самолетов, склады горюче-смазочных материалов и взлетно-посадочная полоса, обозначенная белыми полотнищами и разноцветными огнями электролампочек и фонарей.
За столиком перед длинной панелью радиоаппаратуры и навигационных приборов с кнопками, тумблерами и сложной системой сигнализации сидели чернявый круглолицый диспетчер Валентин Кутепин – жизнерадостный, веселый лейтенант – и мой предшественник – высокий медлительный капитан Исайкин.
Я принял от него объект, противопожарное оборудование, документацию и расписался в журнале приема и сдачи дежурств. Когда он ушел, Валентин поморщился:
- Скучнейший человек. Уткнется длинным носом в книгу и - молчок. Слова от него не дождешься. Ничем его не расшевелишь. А с тобой мы сейчас устроим грандиозный турнир. - Он достал из выдвижного ящика стола шахматную доску, раскрыл ее и высыпал фигуры перед собой. Потом быстро расставил их по клеткам и, вскинув на меня карие глаза, с улыбкой спросил:
- Готов к бою?
- Начнем, - кивнул я, садясь напротив «противника».
Всецело отдавшись увлекательной игре, «сражались» мы с переменным успехом до полуночи. Наконец, согласившись в последней партии на «ничью», Кутепин сцепил руки над голо¬вой, потянулся и обнажил в улыбке мелкие белые зубы:
- Во, наработались: даже в пояснице заломило. Пора и на покой.
Я уже приготовился прилечь на топчане, обитом черным обшарпанным дерматином, как вдруг мой напарник с сарказмом спросил:
- Ты что, собираешься маяться здесь всю ночь? Ну и ну!..
- А как же? - удивился я. - По-моему, я нахожусь на посту, а не на уличных посиделках: захотел - остался, захотел - ушел.
- Да брось ты чепуху молоть! Иди домой!
- Ты шутишь? - усмехнулся я. - А передачки мне на гауптвахту, а то и в тюрьму будешь носить или нет?
- Ха-ха-ха! - Кутепин откинул голову назад. Потом хлопнул меня по спине ладонью:
- Ты что, ослеп? Или не видишь, какая сейчас погода? Синоптики сообщили, что на ближайшие сутки ожидаются интенсив¬ные осадки, высота облачности не превысит ста пятидесяти, а горизонтальная видимость - пятидесяти метров.
Валентин показал мне карту метеорологической обстановки. Калининская, Новгородская, Псковская, Московская и другие области находились в зоне устойчивого циклона.
- Ну, что, убедился, что тебе тут делать нечего? - спросил диспетчер. - Так что не волнуйся, отправляйся «нах хаус» и почивай до утра на мягкой перинке. Везет же тебе, как утопленнику.
- А вдруг... - заколебался я.
- Да ничего не случится, - перебил меня Кутепин. - Какой ты все-таки службист и трусишка. Вся авиация от Балтики и до Крыма на приколе. Так что принимать и выпускать куда-либо со своего аэродрома самолеты и вертолеты нам с тобой не придется. На твоем месте любой бы из твоих друзей смотался отсюда... из этого клоповника. Ладно: если понадобишься, пошлю за тобой солдата из караульной роты.
Кутепин записал мой адрес на листке настольного календаря и протянул мне руку:
- Все будет в ажуре: не ты первый, и не ты последний... Конечно, Устав караульной и гарнизонной службы исполнять надо, но и учитывать обстоятельства тоже необходимо. Ум любит простор...
Спустя полчаса я уже нежился на мягкой постели под теплым одеялом. Жена спала рядом на раздвижном диване с сынишкой и дочкой. Я по привычке прочитал про себя несколько молитв и вскоре перенесся в мир нереальных картин и событий.
... Вот, я стою на крутом берегу Битюга. Ветер дует со стороны леса, и высокие свинцово-серые волны подгоняют ко мне длинную лодку-долбленку, похожую на гондолу. В носовой части сидит моя родная тетя Таня в темном платке и платье, а ее муж, мой дядя Иван Васильевич, склонившись над бортом, вытягивает из разбушевавшейся реки заводную сеть. Мне видны только его спина, плечи, обтянутые синей сатиновой рубашкой, и кудрявый затылок. Неожиданно он быстро распрямляется и вытас¬кивает из воды застрявшую в ячейках огромную щуку. Дядя оборачивается ко мне красным от холода, но необычайно красивым лицом с тщательно закрученными кончиками «гусарских» темно-каштановых усов, окропленных изумрудными каплями влаги, и командует:
- Прыгай ко мне!
Я, спружинив, отталкиваюсь обеими ногами от береговой травянистой кромки и перелетаю в лодку. И в этот миг огромная рыбина, совершив в воздухе переворот, обрушивает на меня хлесткий удар хвостового плавника. Одновременно с этим в небе огненным росчерком блеснула молния, и я услышал громоподобный голос:
- Вставай!
Тон его был настолько властным и внушительным, что я в тревоге, словно сметенный вихрем, слетел с постели в полной уверенности, что случилось какое-то чрезвычайное происшествие, касающееся лично меня. Я тотчас разбудил жену и попросил:
- Помоги мне побыстрей одеться.
- В чем дело? - испугалась она.
- Сам не знаю. Но кто-то, как въяве предупредил меня, чтобы я немедленно поднялся.
- Успокойся, - протянула Настя. - Это тебе просто померещилось. Мало ли что может присниться ночью!
- Не тяни волынку! - прикрикнул я, - Давай галстук, китель, носки, сапоги... Живо!
«Ну что может произойти? - ломал я голову, натягивая брюки. - Неужели прояснилось небо, и установилась летная погода? Если так, то наказания мне не миновать. По сути дела я совершил грубое нарушение служебных обязанностей. А если комдив генерал-майор Рассказов узнает, что я самовольно ушел с дежурства и ночевал дома, то меня могут привлечь к суду офицерской чести и даже военного трибунала...»
Воображение рисовало передо мной жуткие сцены расправы надо мной за мою преступную беспечность и недопустимую глупость. Я пододвинул табурет к подоконнику, открыл форточку и высунул голову наружу. Так же, как и два и три часа назад «сеянец»-дождик орошал землю, дома, деревья... Всюду царила мертвая тишина. И все же я не сомневался, что волнения мои были ненапрасными. Осенив себя крестным знамением перед образами Иисуса Христа и Божией Матери, я выскочил из дома и, часто натыкаясь на стволы сосен и елей, помчался по лесной дороге в сторону аэродрома. Не успел я выбежать на опушку, как увидел за железнодорожной насыпью гигантскую оранжево-красную шапку пламени. Она поднималась над железной крышей кирпичного здания, в котором располагалась станция ремонта и зарядки аккумуляторов. От страха у меня подкосились ноги, и пересохло во рту. Пожар мог перекинуться на двухэтажный деревянный корпус диспетчерского пункта, оттуда - на ближайшие постройки и... на самолеты! Поджог мог совершить какой-нибудь полусумасшедший маньяк или диверсант. А я в это время дрыхнул!
В ярком и ровном свете, отбрасываемом гигантским факелом, блестели три пожарные машины и суетились люди в касках и специальных костюмах. Чтобы не быть никем замеченным, я обежал с восточной стороны полукружие светового ореола и пулей взлетел на второй этаж бревенчатого дома.
Кутепин находился у пульта управления. Увидев меня, он вскочил с крутящегося на роликах кресла, подбежал ко мне и радостно обнял:
- Какой ты молодец! Только что звонил заместитель комдива полковник Прошляков и спрашивал тебя.
- И что же ты ответил? - я затаил дыхание.
- Сказал, что ты помогаешь тушить пожар, - выдохнул Валентин и поинтересовался:
- Но как ты оказался здесь? Кто тебя разбудил?
- После расскажу, - махнул я рукой и кубарем скатился по лестнице вниз.
Я подбежал к аккумуляторной станции, и именно в эту самую секунду к тому месту, где я остановился, подкатила темно-синяя «Волга». Дверцы кабины распахнулись, и из нее вышел невысокий, полный, недоступный на вид полковник с несколько дряблым и бледным от долгого сидения в кабинете круглым лицом. Я приложил руку к виску и доложил:
- Дежурный по аэродрому старший лейтенант Рехин. За время моего дежурства случилось чрезвычайное происшествие: ночью загорелась аккумуляторная станция.
- Почему? - Прошляков сурово сдвинул белесоватые брови.
- Выясняем, товарищ полковник.
- Хорошо. Сегодня же напишите рапорт коменданту гарнизона и передайте ему лично сами.
- Слушаю!
Тяжкая гора свалилась с моих плеч. Я не сомневался в том, что приказание полковника выполню в срок.
А дело было так. Накануне злосчастной ночи аккумуляторщик, (фамилию его я, к сожалению, не запомнил), задержался допоздна на работе. Перед уходом домой он чуть ли не докрасна накалил печку-стояк, обитую жестью. А на ее верху стояла банка с краской. Кто ее туда и с какой целью поставил - так и не выяснили. Аккумуляторщик, как он написал сам в объяснительной записке, не обратил на нее никакого внимания, покинул помещение, опломбировал двери и зашагал в сторону поселка, на окраине которого в сосновом бору возвышалась казарма его подразделения.
Между тем, краска от высокой температуры закипела и, перелившись через края, потекла на пол. Несколько струек проникли через неплотно закрытую дверцу в топку, вспыхнули и золотыми змейками устремились вниз к емкостям с кислотами и щелочами. Те с шипением и треском стали загораться. От адского дыхания пламени полопались стекла окон, и огонь с шумом вырвался наружу - могучий гигант в ослепительном, золотисто-багряном плаще.
...С тех пор прошел не один десяток лет. Но всякий раз, когда я вспоминаю о давно минувшем происшествии, я со слезами благодарю Бога за то, что Он по Своей неоскудевающей милости ниспослал мне вещий сон и спас меня от позора и несчастья, вразумил честно и добросовестно относиться к своим обязанностям и не искать для себя выгод и поблажек.
БОЖЬЯ КАРА
Невысокая полная женщина, Колядина Вера Петровна, по кличке Квашня, стояла у загнетки с чаплей в руках. Время от времени она выхватывала из печки сковородку с приятно пахнущими оладьями и, поддевая их ножом, сбрасывала в зеленую кастрюлю. Мигающие отблески огня елозили по ее лоснящемуся широкоскулому лицу с жестко сжатыми тонкими губами, рыхлым носом и выпуклыми глазами. Рядом с ней за кухонным столом сидела худощавая скрюченная старушонка Захарикова Татьяна Семеновна. Она делилась с хозяйкой сельскими новостями и жаловалась на своего сына Алешу, который развелся с женой, ударился в пьянку и начисто разорил мать: загнал за самогон муку, картошку, кусок сала - и теперь хоть зубы клади на полку. Захарикова шумно вздыхала и косила подслеповатые, слезящиеся глаза на зеленую кастрюлю. Вера Петровна хоть и улавливала ее намеки, но нисколько на них не реагировала. У нее нельзя было выпросить и гнилой морковки.
У подоконника, склонившись над тетрадями, решала задачки по математике дочь Квашни Анюта - рыжая вертлявая девчонка, по прозвищу Ябеда, повадкой и глазами похожая на свою прижимистую родительницу. Она и губы выпячивала так же брезгливо, как мать, когда нервно поглядывала во двор, где ее семилетний братишка Ваня, как бесенок, то кувыркался у сарая, то, схватив палку, гонялся за воробьями. Для него было удовольствием подбить и до смерти измочалить птицу, бабочку, жука... Приседая, он с яростью хлестал свою жертву и сквозь зубы цедил:
- На' тебе, на' тебе!
Потом, устав, злорадно скалил зубы:
- Окочурилась... И ножками дрыгать перестала...
Его двенадцатилетней сестренке тоже хотелось порезвиться с ним, но... надо готовиться к завтрашним занятиям.
Внезапно без стука в избу вошел хромоногий, бледнолицый, обросший серебристой щетиной низенький мужичок лет сорока пяти в серых брюках, потертом пиджаке и дырявых ботинках. Он вежливо поздоровался, взглянул в святой угол. Но вместо икон там клоками свисала с потолка паутина. Он перевел скорбные глаза на хозяйку и глуховатым голосом попросил:
- Подайте, Христа ради, милостыню...
Вера Петровна воровато накинула полотенце на кастрюлю и взбеленилась:
- Сколько ж вас развелось! Работать надо, а не шататься по чужим дворам, - и, ища поддержки у Татьяны Семеновны, затараторила:
- Вон Катька Полякова приехала от своей семьи из Воронежа и рассказала, что там на каждом шагу нищих тьма тьмущая. Да ведь притворяются идолы, кто калекой, кто придурком. Всех бы утопила в болоте, как поганых котят. Напобираются - и в ресторан с бабами гулять и танцевать под музыку. Объегоривают нас, а тут не знаешь, как сводить концы с концами. - Квашня повернулась спиной к незнакомцу, вынула сковородку с подгоревшими оладьями и, чертыхаясь, незаметно опрокинула их на лавку. Затем, приняв прежнюю позу, продолжила:
- У меня все нутро болит, а я вкалываю почем зря. И муж сутками пропадает в поле. А ты глянь какой. - Колядина поперхнулась. Вытерла рот фартуком и снова принялась читать мораль:
- На тебе еще пахать можна-а-а! А ты: «Подайте, Христа ради». И не совестно? Вот и проваливай к своему Христу. Выпрашивай у него, что тебе надо. Только ты не получишь от него ни крошки хлебушка, ни одной копеечки. А мне кормить надо своих детишек, а не вшивых попрошаек и прохиндеев.
- Я инвалид... У меня жена умерла, и на моем попечении остались двое ребятишек и ее престарелая мать, - произнес незнакомец, ошеломленный хамством и жадностью Колядиной.
- Бреши, бреши побольше, глядишь, кто-нибудь и сжалится. А меня не проведешь. Небось, скажешь, что ты «погорелец», - хмыкнула Квашня.
- Вы угадали, - сказал калека. И добавил:
- Еще в прошлом году сгорели дом, сарай и баня. Недавно начали строить новое жилье. Спасибо, находятся добрые люди: и приютят, и обогреют. Но все равно средств не хватает, вот и приходится ходить по миру. А таких, как вы, я еще не встречал.
Анюта исподлобья взглянула на него и пробурчала:
- Никого не обманешь, охломон. Иди отсюда, не топчись по полу. Опять придется с тряпкой возиться, - и совсем тихо с брезгливостью добавила:
- Замухрышка. Тьфу!
- Да вы что? - растерялся проситель. - Я же не обкрадываю вас, не оскорбляю. Не даете ничего - и не надо. Господь вам судья! Он защитник бедных, сирот и вдовых. Не оставит их в беде...
- Убирайся вон! А то в шею вытолкну! Учитель нашелся! - вскочив, завизжала вдруг юная ученица. - Смотри-ка, святой! Только рожа-то бесовская. Плевала я на тебя!..
- Бога не боитесь! Странников-то надо встречать, как дорогих гостей. А вы даже не спросили, откуда он, какая у него семья, в чем он нуждается. Его же пожалеть надо. А вы? Набросились на него, как овчарки. Ой, грехи тяжкие, не к добру это,- вступилась за незнакомца Захарикова.
- Не лезь не в свои сани! - огрызнулась Ябеда. Побледнев от обиды, стыда и унижения, мужичок вышел.
Анюта, кусая губы, плюхнулась на стул. Немного погодя, она выглянула в окно и замерла. Ее словно парализовало. Она увидела, как белая курица взлетела на покосившийся замшелый сруб колодца и, слабо взмахнув крыльями, юркнула вниз. Ваня подбежал к колодцу, сильно перегнулся через венец трухлявых бревен и мгновенно исчез из поля зрения.
- Мамка-а-а, курица и Ванька свалились, - благим матом завопила Анюта и пулей вылетела во двор. Татьяна Семеновна и Вера Петровна одновременно увидели, как она подскочила к срубу, припала к нему телом и, перевешиваясь через бревно, заглянула внутрь и тут же ухнула в зияющую чернотой пустоту...
Гибель курицы, мальчишки и девочки произошла не более как за две-три минуты.
Колядину словно оглушило громом и пронизало молнией. Какое-то время она находилась в шоковом состоянии. Параксизм ужаса и отчаяния сковал ее крепче стальных цепей. Ее соседка, дрожа от испуга, поднялась и толкнула в спину окаменевшую женщину:
- Беги... Может, их еще можно спасти. Да что же ты? Колода. Ну!
Внезапно Квашня заголосила, сорвалась с места и, будто подхваченная вихрем, выметнулась из комнаты. Стуча клюкой по половицам, следом за ней засеменила Татьяна Семеновна. Выйдя из сеней на верхнюю ступень порога, она заохала, запричитала, схватилась рукой за левую сторону груди. Она успела заметить над страшным зевом колодца мелькнувшие в воздухе войлочные тапочки и нижнюю часть желтых носков Колядиной. И все!
... Сорок с лишним лет назад, именно когда произошла эта трагедия, мы, юноши допризывного возраста, проходили курс молодого бойца в районном поселке Анна Воронежской области. Располагались мы в бывшем церковном здании со снесенным куполом, где до нашего сбора учились школьники. И вот однажды в ясный, летний день мы увидели, как к дому, напротив нашей «казармы», со всех сторон сбегаются люди. В чем дело? Что случилось?
По нашим настойчивым просьбам командиры отпустили нас из расположения батальона на два часа без увольнительных записок.
Мы с Егором Исаевым, будущим поэтом, моим одноклассником и другом, пробившись сквозь скопление народа во двор, увидели разостланное на травянистой площадке широкое длинное полотнище. У колодца орудовали багром и еще какими-то приспособлениями из троса и веревки двое крепких мужиков в противогазах. Почти рядом с ними находились четыре их помощника и милиционер.
- Что тут происходит? - спросил я у рядом стоявшего со мной молодого человека интеллигентного вида.
- Пытаются вытащить из воды мать и двоих ее детишек.
- А как они там оказались?
- Наверное, колодец, в который они упали, был перенасыщен какими-то газами, не имеющими резкого запаха. А может быть, произошел интенсивный их выброс из нижних слоев почвы. Но вот что странно: почему заброшенный водоем оказался открытым, и почему раньше в него не сваливались ни кошка, ни собака, ни сорока? - задумчиво сдвинул черные брови мой собеседник.
- А откуда вы знаете? Возможно, там полно всякой всячины? - возразил я.
- Такая вероятность не исключена, - согласился он. - А вообще-то случай из ряда вон выходящий. Раз - и нет семьи. Удивительно.
Я почувствовал, как меня кто-то дернул за рукав рубашки. Обернулся и увидел согнувшуюся в пояснице старушку с красными от слез серыми глазами.
- Нагнись ко мне, а то ты не услышишь меня в этом гвалте, - прошамкала она беззубым ртом. Я наклонился.
- Зовут меня Татьяной Семеновной Захариковой, а по-уличному Венцовой. Живу
тут рядом, вон в том доме за синей оградой. Да, беда-то какая! И врагу своему такое не пожелаешь... Вижу, тебе интересно все узнать, что да как...
И словоохотливая старушка подробно поведала мне о той драме, которая разыгралась в тот день на ее глазах.
- Божья кара! - вздохнула она, голос ее прервался, она вытащила из клетчатой юбки носовой платок и стала вытирать им слезы, струившиеся по впалым щекам.
 © Издательс
ПОМИНОВЕНИЕ
От автобусной остановки и от «кольца» трамвайной линии разноцветными ручьями стекались сюда толпы горожан, подъезжали легковые и грузовые автомашины, сверкая на солнце стеклами окон и лаковым покрытием кабин. Уже вошло в обычай в Пасхальное воскресенье посещать кладбище, чтобы, кто как может, выразить свою любовь к умершим...
Между оградами металась группа парней и девушек. Увидев возле могильного холмика на деревянной скамейке стакан с водкой, один из них кинулся вперед, будто в атаку, и загорланил:
- Ура-а! За упокой души и тела... Не знаю кого, ну, да ладно: он все равно меня не услышит... В общем, за всех. Гоп! - и, схватив стакан, одним залпом осушил его до дна.
Его дружки и подруги разбежались в разные стороны в поисках «добычи». Их дикий шум, свист и гам разносились над тихими могилами. Долго искать им не пришлось: почти на каждом шагу зазывно поблескивали баночки, «скляночки» с «зеленым змием». Тут же лежала закуска: яйца, сало, хлеб... Словом, раздолье!
Высокий малый в длинном черном пальто с непокрытой русоволосой головой, как огромная хищная птица, перебегал с места на место и спешил удовлетворить свой алкогольный аппетит. Его компаньон, худенький подросток лет 13-14, лежал вниз животом на суку ветлы и, свесив голову, дергался, как щука на крючке. Из ноздрей его длинного носа вырывались и сразу же лопались пузыри.
Впрочем, удивляться особенно было нечему: многие христиане и неверующие несли на кладбище сумки с зельем и обильной едой. Некоторые захватывали с собой тарелки, вилки, ножи, чтобы «культурно отметить» великий праздник и «похристосоваться» с покойниками.
Грустно было смотреть на этих людей, не приученных всерьез думать о душах умерших близких.
У меня есть знакомый пенсионер Иван Васильевич. Лет десять назад он похоронил своего единственного сына, двадцатисемилетнего красавца Егора. На его могиле он выкопал тайничок, куда стал прятать бутылки с водкой и самогоном. Почти каждый вечер он приходил на кладбище и заливал свое горе горячительными напитками.
Однажды поздно вечером он так напился, что не смог подняться на ноги, привалился спиной к ограде и словно провалился в яму...
И приснилось ему, будто он идет со своим Егорушкой по лесу. Надо было им пересечь горловину болота. Иван Васильевич отстал от сына и издали заметил, как тот взбежал на гать и, балансируя руками, зашагал по узкому бревенчатому настилу. Внезапно он поскользнулся и с глухим плеском упал в зеленовато-темную трясину. Иван Васильевич от неожиданности и страха растерялся и застыл на тропинке, словно столб. Потом пришел в себя и, прихватив по пути сломленный дубовый сук, поспешил на выручку. Но Егор вдруг закричал:
- Не подходи ко мне!..
- Почему? - удивился отец, продолжая приближаться к гати.
- Умоляю: остановись!.. - Голос парня, полный жгучего страдания и ужаса, прорезал лесную тишину и пугающим перекатистым эхом отозвался вдали.
- Да что с тобой? - чуть не плакал от отчаяния и недоумения несчастный старик.
- Каждый твой шаг невыносимой болью отдается во всем моем теле и голове... Словно какие-то звери рвут меня на части и подо мной, кажется, слабеет опора... О-о-й!... - Егор забарахтался в жиже.
Весь обливаясь холодным потом, Иван Васильевич открыл глаза. Сон был настолько ярким, что он до основания потряс все его существо. Стоило ему вновь погрузиться в забытье, как кошмарные видения повторялись в несколько измененном варианте.
На другой день Иван Васильевич рассказал обо всем этом священнику. Тот выслушал и сокрушенно покачал головой:
- Вот что, милый: когда ты приходишь на могилу к сыну, чтобы приложиться к рюмке, его душа сразу же впадает в пучину адских мук и требует, чтобы ты удалился. Раз и навсегда прекрати свои кощунственные пирушки и всем встречным и поперечным внушай, что этого делать ни в коем случае нельзя! Люди помешались на водке. Мало того, что отравляют свой организм, но еще и сатану потешают. Сколько же можно повторять, что душа христианская, отошедшая от нас в вечность, также желает наших молитв, как земля, раскаленная солнцем, жаждет дождя и приятной прохлады.
- Немедленно отправляйся на кладбище. Выбрось из твоей секретной ямы все бутылки с бесовской жидкостью, чтобы ее и запаха там не было! Чаще ходи в Церковь!
Иван Васильевич послушался благого совета. Со временем он обрел смирение и стал более терпимо относиться к превратностям судьбы. Недавно я встретился с ним на рынке. Держался он спокойно, говорил тихо, ровно и мало.
Я у него поинтересовался, навсегда ли он покончил со своей злой страстью.
- Слава Богу! - кивнул он и добавил: - И тебе, и всем без исключения желал бы я последовать моему примеру. Особенно не надо пить на поминках и на могилах. Грешной душе и без наших прихотей тяжко.
 
СРЕДА И ПЯТНИЦА
Елена Ивановна Воронина, невысокая тридцатипятилетняя женщина с обветренным симпатичным лицом, вышла из ворот колхозного рынка и быстро-быстро просеменила во двор старенькой церкви, со всех сторон обнесенной деревянной оградкой. Заметив над железными, закрытыми на замок дверями иконку Божией Матери, перекрестилась и нырнула в густые заросли сирени. Осмотрелась. Поблизости никого не было. Лишь три белые курицы, с шелестом разгребая опавшую осеннюю листву, копошились у каменной могильной плиты. Волнуясь и торопясь, она вынула из кожаной сумки завернутую в платок толстую пачку денег, засунула ее под нижнюю рубашку и туго обвязала полотенцем. Одернув кофту и фуфайку, повертела корпусом туда-сюда, подергала плечами. Хорошо: сверток с ассигнациями, словно приклеенный к телу, прочно удерживался на одном месте.
Из города на полевую дорогу она вышла одна. Не стала дожидаться попутчиков, слишком спешила: соскучилась по детям: Свете и Юрику. Не терпелось показать им покупки: дочери – модное голубое платье с блестящим, как серебро, пояском, а сынишке – синий в искорку костюм. За все это «отвалила» девяносто три тысячи рублей. С ума спятить можно! Но зато, как будут рады детишки! Даже позабудут спросить о Зорюшке, которую она продала сегодня после долгих изнурительных торгов с чернобородым ушлым мужиком за полтора миллиона. Ни в жизнь не рассталась бы она со своей буренушкой. Ведь давала за день пятнадцать литров молока! Да какого! Правда, к осени удой убавился, но все равно хватало и на сметану, и на масло, и так поесть с блинами и кашей. Ох, если бы не умер в прошлом году ее муж Володя, не увела бы она со двора свою красавицу. Не по силам стало одной ухаживать за домашней скотиной: за стельной телкой, пятью овцами и двумя прожорливыми поросятами. С кормами – одна морока. Да и с зарплатой хуже некуда. Чтобы купить Свете и Юре учебники, тетради, портфели и всякую всячину, по уши залезла в долги. Теперь-то она расплатится со всеми, да еще останется на то, чтобы залатать кое-какие хозяйственные дыры. Купит она два мешка сахару и станет потихонечку гнать самогончик. А за это пойло можно достать у скотников и сена, и соломы, и комбикорма... Вот Мишка Бобров предлагал ей недавно всего за полтора литра «сивухи» три мешка подсолнечных семечек. Их можно выменять на перерабатывающем заводе на флягу масла. Только не зевай, пользуйся моментом, и вся семья будет сыта и одета...
Ах, Елена Ивановна, Елена Ивановна, ты же православная. Как тебе не совестно! Или не знаешь, что спаивать людей - тяжкий грех. Выбрось из головы всю эту чепуху.
Но, давая волю своему воображению, молодая вдова продолжала тешить себя греховными мечтами.
Она не прошла и половины пути к своей деревне, как неожиданно с запада налетел ураганный ветер. Он так толкнул ее сзади, что она чуть ли не побежала по накатанной дороге.
Вечерняя заря окрасила стремительно несущиеся тучи в зловещий кроваво-красный цвет и темновато-багровым отблеском легла на безлюдный простор полей. С пронзительным карканьем над головой пронеслась к лесопосадке разрозненная стая ворон. Птицы с истошным гвалтом, перелетая с места на место, рассаживались на ветвях качающихся деревьев.
Елену Ивановну охватили и страх и тревога. Она почувствовала себя одинокой и беззащитной перед разбушевавшейся стихией. И совсем упала духом, когда холодные косые струи дождя стали хлестко стегать ее в спину. Да ведь так и промокнуть можно насквозь, и деньги не спрячешь от влаги.
В ужасе она опрометью бросилась прямо по жнивью к хутору Зеленому, редкие огоньки которого расплывчатыми звездочками сияли в наступившей темноте. Десятка полтора домиков с хозяйственными постройками, огородами, садами, тополиной рощицей и рядом телеграфных столбов тянулись вдоль ручья и оживляли ландшафт пустынной равнины. Где-то неподалеку гремела цепью и остервенело лаяла собака. Воронина подбежала к крайнему домику и постучала в дверь.
- Кто там? - послышался в сенях женский хриповатый голос. - Какая нечистая сила заставляет шастать кого-то в такую погоду?
- Да это я, Елена Ивановна, из соседнего села... Шла с базара, да вот на полдороге ливень прихватил... Пустите обогреться и обсохнуть... - старалась объяснить путница.
- А чего же это ты допоздна там делала? - недоверчиво проворчала хозяйка.
- Корову продавала... Пока дотолковались с каким-то черномазым жлобом, и солнце склонилось к закату, - ответила Воронина и прикусила язык. Вот дуреха! И зачем она все выложила: где была, что делала? Недоброе предчувствие стеснило грудь. Ведь сейчас такое смутное, окаянное время - верить никому нельзя: ни за что, ни про что могут отправить на тот свет. А она, здрасьте! - «корову продала!» Эх, ты, болтушка! Ну да ладно, слово - не воробей: вылетит - не поймаешь.
- Заходи, заходи, - распахивая дверь, засипела хозяйка, еще молодая, тощая, со впалой грудью, слегка сутуловатая женщина с изжелта-бледным горбоносым лицом, в грязных серых штанах и куртке. Глаза ее, цвета ила, смешанного с глиной, дерзко и нахально ощупали незнакомку.
- За квартиру-то щас дорого берут, - оскалила она два ряда крупных желтоватых зубов. – Ну, нам хватит и пару бутылок. Мы не жадные!
Елену Ивановну так всю и передернуло. Не поймешь - шутит эта карга или нет. Можно было бы уйти отсюда, но дождь...
В просторной комнате царил полнейший беспорядок. На суденке - чугуны, кастрюли, тарелки; постель не убрана, на полу - раздавленные окурки, шелуха от семечек, лука, чеснока... Окна не занавешены, и между ними, на стене, наклеены пожелтевшие от времени цветные открытки, вырезки из журналов и две картины: «Даная» и «Вакханалия». И... ни одной иконы. Вонь - хоть нос затыкай.
У телевизора на табурете сидел невысокий, худощавый, с волнистой русой шевелюрой, голубоглазый, обросший щетиной мужчина в замызганой рабочей спецовке. Его можно было бы назвать красивым, если бы ни тупое, наглое выражение лица. Не ответив на приветствие вошедшей, он закричал:
- Нинка-а, да посмотри, что вытворяет этот шут гороховый... От смеха лопнуть можно, - и он захохотал, топоча подошвами незашнурованных ботинок и поджимая живот руками.
На голубом экране кривлялся Евгений Петросян с неизменной хитровато-слащавой ухмылкой на холеном лице.
- Убавь звук, глухая тетеря! - взвилась хозяйка. - Дай хоть поговорить с человеком. - И, взглянув на Елену Ивановну, добавила:
- Это мой муж, Сашка. Лается, как пес, но ты не обращай на него внимания, он с пеленок такой бесноватый.
- Пошла, пошла трепаться, - проворчал Сашка, и, сплюнув, смачно выругался. Однако выполнил просьбу грозной супруги и почти вплотную приблизился к телевизору, волоча за собой табурет.
Нинка усадила гостью к теплой плитке на стул и спросила:
- За сколько ж продала корову?
- За полтора миллиона.
- Ого-о! - в глазах хозяйки вспыхнули алчные огоньки. Чтобы скрыть их, она нагнулась и сделала вид, что счищает со штанины какое-то пятно. Но Воронина заметила смятение хозяйки, и ей стало немного жутковато. Надо бы побыстрее отсюда уйти. В крайнем случае, если дождь не 'перестанет, можно попроситься в другую избу.
Словно угадав ее мысли, хозяйка засуетилась.
- Сашка, - позвала она мужа. - Возьми спички и посвети мне в сенях: надо из погреба достать картошки и махотку молока.
- Да иди ты... - матернулся хозяин. - Щас вот кончится представленье, тогда и пойдем! Никогда не даст спокойно отдохнуть и посмеяться... Тьфу!
Нинка - шмыг к «бесовскому ящику», щелк выключателем и в наступившей тишине схватила «весельчака» за шиворот.
- Кому говорю! - захрипела она и поволокла ослушника к выходу.
Когда они вышли, Елена Ивановна с сильно бьющимся сердцем на цыпочках подскочила к неплотно закрытым дверям и прильнула ухом к щелочке.
- Ты знаешь, сколько у нее денег? - донесся до нее шепот Нинки.
- Сколько?
- Полтора миллиона...
- Да ты что? Не бредишь?
- Не ори!!! - процедила сквозь зубы хозяйка.
- Да я такую сумму в руках никогда не держал. Эх, нам бы такой капиталец, вот бы развернулись...
- Иди за кумом Андреем. Ты-то трус, а он...тюкнет ее топором по темечку и - готово! Испеклась...
- А если?.. - выдохнул Сашка.
- Мы ее - в мешок, кинем в заброшенный колодец, засыплем землицей и щебенкой и - каюк! Пропала и пропала. Да щас и искать-то никто не станет... Вон какие большие люди погибают -и то ничего, а об этой замухрышке и толковать не стоит.
- Лечу! - согласился Сашка.
У Елены Ивановны ноги так и подкосились. Еле доволоклась до лавки, опустилась на нее и привалилась спиной к стене.
Леденящее дыхание близкой смерти прохватило ее насквозь. Силы покинули ее, и она уже знала, что от страха не сможет подняться и сию же минуту покинуть эту страшную западню. Скоро, совсем скоро на нее обрушится удар сокрушительной силы. Она увидела себя как бы со стороны с размозженной головой, лежащей на полу в луже крови. «Детки, детки... что я натворила... не увидите вы больше своей мамы. Останетесь сиротками, мои ненаглядные птенчики...»
И вдруг как-то исподволь, где-то в уголке ее сознания затеплился огонек надежды. «Господи, Ты один все можешь... - мысленно обратилась она к Богу с горячей мольбой и верой в Его заступничество. - К Тебе взываю я, ибо Ты слышишь меня, Боже, преклони ухо Твое ко мне, услышь слова мои, яви дивную милость Твою. Спаситель, спаси уповающих на Тебя от противящихся деснице Твоей. В тени крыл Твоих укрой меня... Восстань, Господи, предупреди их...» - Воронина расстегнула воротник кофты, достала крестик на серебряной цепочке и трижды поцеловала изображенного на нем Иисуса Христа:
- Господь - свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь - крепость жизни моей: кого мне страшиться?..
В избу ввалились хозяйка с хозяином и невысокий, крепко сбитый мужчина лет двадцати восьми-тридцати. Глаза карие, большие, очень выразительные, нос прямой, аккуратный, губы яркие, как у девушки. Кожаная кепка на нем и пятнистая «афганка» были сухими. Значит, дождь перестал.
Андрей, как называли его злоумышленники, взглянул на ярко сиявшую под потолком лампочку и бросил через плечо Нинке:
- Ты чего-нибудь соображаешь?
- А чё?
- Ничё - передразнил он ее. - Мигом занавесь окна темными одеялами или каким-нибудь тряпьем, но чтобы ни какой полоски света не пробивалось наружу, - и, повернувшись лицом к обомлевшей от страха женщине, прицыкнул:
- Ни звука. Вякнешь - задушу медленно-медленно, чтобы у тебя зенки выкатились из орбит.
Он подошел к ней сбоку и только вывел из-за спины правую руку с зажатым в ней топором, как внезапно кто-то резко и требовательно забарабанил в оба окна. Сашка и Нинка замерли, как истуканы: он - около койки, она - у сундука с открытой крышкой. А их кум метнулся в угол и спрятался за шкафом.
- Женщина, мы пришли за тобой! - донесся с улицы необычайно приятный и четкий голос. - Выходи к нам!
Елена Ивановна в неописуемей радости вскочила с лавки, схватила свою сумку с вещами и вылетела на улицу.
Двое высоких стройных юношей в светлых одеждах стояли в золотом потоке света, льющемся сквозь стекла окон. Ощущение святой таинственности, связанное с появлением ее освободителей, их величественно-спокойный облик повергли ее в благоговейный трепет. Как во сне она шла между ними и не смела произнести ни одного слова. Да и они молчали.
Ветер стих, и в очищенном от туч небе умиротворяюще сверкали звезды и блестящая подковка месяца.
Странно: лица спутников Елены Ивановны тоже словно светились, были не по-земному прекрасны, но она не смогла запечатлеть их черты в своей памяти.
На окраине своего родного села она все-таки осмелилась поинтересоваться:
- Ради Господа нашего Иисуса Христа, скажите, как вас звать, чтобы мне молиться за ваше здоровье и благополучие.
- Среда и Пятница - наши имена, - ответил один из них.
- Что бы это значило? - удивилась Воронина и в недоумении опустила голову. Когда же подняла ее, то подле себя не увидела никого. Куда девались ее спасители? Кто они?
Разгадка пришла несколько лет спустя. Помог самый обыденный случай. Однажды утром она проводила на работу сына Юрия и невестку Валентину и осталась в двухкомнатной квартире со своим внуком Виталиком. Женщина приготовила завтрак: малышу куриный бульон с булкой, а себе - жареную на сале картошку. И только села за стол, как раздался телефонный звонок. Елена Ивановна подбежала к тумбочке, на которой стоял аппарат, сняла трубку и услышала голос соседки Ларисы Перовой:
- Здравствуй, роднуля. Скажи, пожалуйста, какой сегодня день? Я совсем замоталась и потеряла ориентировку во времени.
- Среда, - ответила Воронина.
- Спасибо, лапочка!
- Не за что.
- Как это «не за что»? Ты меня от греха отвела.
- От какого? - удивилась Елена Ивановна.
- Да я по забывчивости могла сейчас съесть яичницу с колбасой и молоко. А потом бы включила телевизор и с открытым ртом смотрела бы всякую пошлятину. А ведь среда и пятница – постные дни!
Елена Ивановна остолбенела. По спине прошел холодок, и сердце окатило знобящей волной. Она вспомнила ту страшную ночь, когда с такой верой взывала к Богу. Господь отозвался на ее мольбу, как две тысячи лет назад, когда Он говорил отчаявшемуся: «Не бойся, только веруй» и совершал чудеса. Она вспомнила своих спасителей, вырвавших ее из лап смерти. Они же назвались Средой и Пятницей – днями, которые православные чтут в память об искупительной жертве Христовой за людей...


   ГЕРБ   ВОРОНЕЖА

Наш Воронеж – щит державы
От созданья своего
И орёл, как символ славы,
На цветном гербе его.

Видит всё он слева, справа
И лишь вспыхнет где беда,
Он готов на бой кровавый
Взмыть мгновенно из гнезда!

И двуствольной пушкой верно
На гербе отражены:
Мощь, мобильность, Скорострельность
Артиллерии страны.

Из орудий Пётр Великий
Ядра в битвах посылал
В стан врагов – вертеп их дикий
И войска их сокрушал.

Рукотворным морем ныне
Мы любуемся порой –
Карачунского кувшина
Изначальною водой.

Все богатства, честь и славу
И заслуги старины
По наследственному праву
Мы ценить, беречь должны!

2 августа 2008г.

Рецензия  на  сборник  произведений  Д.С. Рехина



Подготовка настоящей книги вызвана потребностями развития современного российского общества.
Стремительность сопоставления новых героев произведений Дмитрия Семёновича Рехина с высокими идеалами повседневной жизни, чистоты души, заставляют любого читателя невольно сравнить свою жизненную позицию  с переживаниями героев. Комическая же линия автора в первую очередь определяется образом неугомонного озорника, исполненного живой прозой пережитого и неугомонной энергии. Эпизоды, в которых рассказывается о проделках чиновников, относятся к числу наиболее ярких в книге. Они сделали Рехина самым популярным и, пожалуй, до сих пор непревзойденным в воронежской юмористике.
Иноязычному читателю не просто понять причины невиданного успеха лауреата областного конкурса 2005г.
 Рехин силён как аналитик, как критик общественной системы, в которой царят произвол и несправедливость. Но писатель почти никогда не ставит в центр своих произведений обличие социального зла, он далёк от идеи революционного его уничтожения.
Читатель найдёт в произведениях Дмитрия Семёновича глубокую общественную проблематику текущего момента.
Рехин не силён как психолог, однако нельзя сказать, чтобы он не был знатоком души человеческой, но в книге его мы редко встретим тонкий и детальный анализ внутреннего мира героев.
В своей книге не выступает он мастером сюжета и композиции. Его произведения не отличаются сюжетной целостью и продуманностью композиции, они чаще всего состоят из отдельных картин и эпизодов, сюжетно не очень - то связанных друг с другом. Не силён он и как философ, хотя и любит пофилософствовать. Сила Рехина в другом: он - великолепный рассказчик, который умеет и любит создавать запоминающиеся человеческие типы, умеет с лукавым, а порою и с грустным юмором рисовать колоритные картины обыденной повседневной жизни простых людей. Пожалуй, именно своему таланту рассказчика Дмитрий Семёнович и обязан успехом своих произведений.
Широкому читателю оказались близкими и некоторые такие черты творчества Рехина, которые критикам и читателям-интеллектуалам кажутся недостатками, как, например, лежащий на многих его произведениях налёт сентиментальности. Между тем сентиментальность, органически входит в стиль, в образную систему Рехина, "смягчает" юмор писателя, четче "выявляет" гуманизм, патриотизм, его любовь и сочувствие к своим героим, к простым людям и их бедам.
Простота изложения, доступность преподносимого материала дают возможность сравнить с гениальным Гоголем. А стихотворный слог схож с повествованием глубинного исторического материала А.С. Пушкина.
Новый период в творчестве Дмитрия Семёновича приходится на 90-е годы прошедшего столетия, когда он выступает в основном как бытописатель городской окраины, и их обитателей - рабочих, военнослужащих, простых  честных  людей, т.е. деклассированных  слоев Воронежа, опустившихся на дно жизни пьяниц. Этот мир писатель знает очень хорошо. Здесь царят нищета и горе, здесь постоянные ссоры, здесь не удивляются воровству и проституции, да чаще всего и не считают их за грех. В этом страшном мире, страдают и мучатся хорошие добрые люди, рушатся их надежды на счастье, калечатся их души.
Писатель Рехин с искренним сочувствием изображает этих "пасынков жизни", он хотел бы им помочь, хотя и не знает как. Произведения этого периода исполнены чаще всего скрытого, а иногда и прямого протеста против социальной несправедливости, царящей в обществе. Этим они отличаются от ранних произведений писателя, как отличаются от них и по настроению, общей тональности повествования.
Одно из лучших произведений этого периода поэма о Беслане, пропитанное реализмом, прямой правдивостью, отказ от неоромантических увлечений. Дал шанс полностью реализоваться как маститому поэту. Данное произведение читается на едином порыве, без сожаления к правящему режиму, точность и достоверность описания обстановки самого страшного дня страны, пропитаны скорбью. Каждая строка вызывает сопереживания от происходившего, боль за чужих детей. Любому человеку с нормальным мировоззрением приходится неоднократно смахивать слезу. Столь сильное вдохновение от написанного присуще только человеку с глубоким жизненным опытом войны, сопереживающей внутренней конституцией и ранимой душой.
Творчество Рехина довольно хорошо известно читателям и за пределами нашей области, смело можно сказать творческое наследие одного из самых талантливых писателей СП "Воинское содружество" стало достоянием Российской культуры.
Воронежский краевед, член СП «Воинское содружество»
Александр Николаевич ЮРАСОВ

ДМИТРИЙ  РЕХИН
ИЗБРАННОЕ
ВОРОНЕЖ
 2006
       63.3 (2Рос - 3Вор)
ББК ———————
               Р 31
УДК 82 – 3 (9)
СЕРИЯ: «Земля Воронежская. Поэты и писатели края». Серия основана в 1992 г. при Центрально-Черноземном книжном издательстве.  Редактор и составитель серии кандидат исторических наук, доцент, полковник в отставке А.М. АББАСОВ.
РЕДКОЛЛЕГИЯ:
А.М.АББАСОВ, председатель правления Воронежской общественной организации
«Союз писателей «Воинское содружество».
Б.М. ВОРОНЦОВ, поэт и писатель.
А.Н. ЮРАСОВ, председатель областного комитета ветеранов войны и военной
службы.

РЕДАКТОР – С.Н. РИВЛИН, председатель городского правления  СП «Воинское
                содружество»
Книга Дмитрия Рехина «Избранное» представляет собой собрание опубликованных ранее в газетах и журналах стихотворений, очерков, воспоминаний на темы быстротекущей жизни. О минувших событиях автор повествует в хронологической последовательности  публикации тех или иных стихотворений. Автору кажется, что подобный метод изложения материала приемлем для того, чтобы через мысли, чувства, ощущения человека того времени, рельефнее представить авторское кредо в калейдоскопе событий прожитой жизни.
Книга представит интерес для тех, кто интересуется вопросами местной истории, жизни и политических событий в этом мире.

     050 – 4000000 – 303
П—————————-Без объявл.  ©, Д. С. Рехин, 2006 г.
    М 161 (03) – 2006                .
               
Адрес редакции: 394006. г. Воронеж, Пр. Революции, 32.
 Издательское бюро Союза писателей «Содружество».

ОТ РЕДАКТОРА
Писателя и поэта Дмитрия Семеновича РЕХИНА читающая публика города Воронежа прекрасно знает. Он является членом правления СП «Воинское содружество». Его произведения многим знакомы. Он лауреат различных премий, наград. 5 мая 2005 г. ему был вручен Диплом II-й степени и денежная премия в честь 60-летия Великой Победы.
Книги и стихи Д.С. Рехина полюбились читателю и он ждет от него новых произведений. Данная книга является итогом многолетних исследований и метких наблюдений. Её по праву можно назвать «избранной», ибо в ней воплотились многие мысли, чувства, переживания, жизненные наблюдения автора.
Думается, что читатель с удовольствием прочитает  его новую книгу «Избранное».

МОЙ ПУШКИН
— 8 февраля 1837 года в пятом часу пополудни на окраине Петербурга, близ Черной речки, прозвучал выстрел… 10 февраля в два часа сорок минут в России не стало Пушкина. Простреляно сердце!
                А.В. Кольцов.
— В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более называться национальным; это право решительно принадлежит ему.
                Н.В. Гоголь.
— Он первый, наконец, водрузил могучей рукой знамя поэзии глубоко в русскую землю…
                И.С. Тургенев.
Далёкое — далёкое детство… За дымкой прожитых лет вижу свою деревенскую хату на берегу зеркального Битюга. В довоенную пору мои родители работали на строительстве железнодорожных мостов в Удмуртии, и мы со старшим братом были предоставлены сами себе.
К нам часто приходил учитель рисования Александр Тихонович Свиридов, молодой, но разносторонне образованны человек. Уже тогда он писал роман о людях своего родного села Коршево и, возможно, осуществил бы свою мечту, если бы не погиб где-то на Украине в бою с немецко - фашистскими захватчиками.
С нами он дружил и всегда делился самыми сокровенными планами. Неизменно приносил с собой толстый том А.С. Пушкина.
В свободные от работы часы мы забирались на печку, ложились на теплые кирпичи. Александр Тихонович раскрывал книгу и начинал с выражением читать стихотворение, поэму или повесть любимого писателя. Простые слова вдруг обретали певучесть, неизъяснимую красоту и емкость. Перед глазами, как на экране, проплывали разноцветные картины.
… Я словно слышал гул морского прибоя, свист копья и цокот конских копыт… Как жаль мне было благородного и отважного Руслана, его очаровательную невесту Людмилу и хлебосольного князя Владимира! До боли в суставах сжимал я кулаки, когда речь шла о коварстве и хитрости Черномора или кознях колдуньи Наины.
В душе моей бушевали противоречивые страсти. Я сражался с угнетателями крестьян и ремесленников, вместе с Дубровским жег усадьбы помещиков.
В 1943 году я ушел добровольцем в армию. Меня направили в авиационное училище. Стойко переносил все невзгоды и лишения и в особенности тяжелые минуты вспоминал:
Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись;
День веселья, верь,
                настанет?
Пушкин был со мной всег¬да и всюду? Поднимаясь на самолете в небо, я смотрел вниз, восхищался яркой па¬литрой полей, лесных мас¬сивов,   садов,  сверканием рек и часто думал; с каким восторгом и мастерством воспел бы Александр Сер¬геевич Советскую Отчизну, будь он на моем месте, в пи¬лотской кабине!
Конечно, и теперь у нас есть талантливые поэты, но, к сожалению, многие из них грешат «заумничанием», вы¬чурностью слога, и не каж¬дый способен «расшифро-вать» содержание их произ¬ведений. Пушкин понятен и доступен всем! Он прост, ис-кренен, правдив и великоду¬шен. Достигнув зенита сла¬вы, он остался самим собой, Хотя  и хорошо понимал свое предназначение, когда писал:
 Я памятник себе воздвиг
                нерукотворный...
С какой теплотой и неж¬ностью он относился к друзьям, к лицейским настав-никам, к своей няне Арине Родионовне! Я не знаю, есть ли на свете такой человек, который не питал бы огром¬ного к светлого уважения к корифею русской и мировой литературы.
После войны часть, в ко¬торой я служил, временно ба¬зировалась в Пскове. Я видел, как бесконечным, пестрым потоком шли и ехали на под¬водах и машинах тысячи по¬читателей Пушкина. Со всех концов нашей планеты к Михайловскому стекались люди разных национально¬стей. И на ум вновь прихо¬дили пророческие строки:
...Слух обо мне пройдет
по всей Руси великой.
И назовет меня всяк
сущий в ней язык,
И гордый внук славян,
и финн, и ныне дикий
тунгус, и друг степей
                калмык...
Демобилизовался я в 1960 году, и сразу же по¬ступил на работу. Почти чет¬верть века тружусь маши¬нистом насосных установок в цехе 14. Сотрудничаю в об¬ластных газетах «Коммуна», «Молодой коммунар», в жур¬нале «Подъем», и, конечно же, в родной многотиражке «Кристалл». Оттачиваю перо на «оселке» пушкинских про-изведений.
Сейчас, в переломный исторический момент, когда в нашей стране идет пере-стройка мышления, экономи¬ки, производства, когда мы повели общее наступление на негативные явления, пе¬режитки прошлого, Пушкин для меня — маяк, надежда и опора во всех делах. Его творчество зовет к борьбе с угодничеством, хамством, пошлятиной и другими урод¬ливыми явлениями. Его от¬зывчивое, огромное сердце помогает нам строить новую жизнь.

БЛАГОРОДСТВО ГЕНИЯ
К России он пылал любовью
И много радости ей дал:
Стихи его блистали новью
И он их от души слагал.
Воспел леса он и долины
И блеск, и шум морских валов,
Изобразить сумел картины
Старинных сел и городов.
Словами самой высшей пробы
Он возвеличил доброту
И проклял ложь, химеру злобы,
Тщеславья дым и суету.
Перед высокими чинами
Не унижался никогда,
Был прост и искренен с друзьями,
Зная цену сложного труда:
Его перо не просыхало
Не ранним утром и не днем…
Поэт без отдыха, бывало,
Сидел ночами за столом.
В поэмах, повестях и драмах
Он корни жизни обнажил,
Порой бичуя в эпиграммах,
Вершины славы заслужил.
Ему покоя не давали
Лгуны, завистники… Порой
И на супругу клеветали,
Её любуясь красотой.
Смертельно раненый повесой,
На грудь он голову склонил,
Но в связях с выскочкой Дантесом
Свою жену не обвинил!
… Как он хотел, чтоб все народы
Не жгла не мучила вражда
И знамя мира и свободы
Их осеняло бы всегда!

МАМИН ГОЛОС
С детства я мужал и закалялся:
Налегке зимой по Битюгу
На коньках с ребятами катался.
Жёг камыш и желтую кугу.
Мать моя из хаты то и дело
Выбегала в свитере отца.
В даль седую пристально смотрела
И меня звала она с крыльца.
— Подожди! - в ответ кричал я звонко
Й по льду скользил и песни пел,
А за мной, как ласточка, вдогонку
Мамин голос трепетно летел.
Нет ее: рассталась с белым светом,
Но мне часто слышится во сне:
Отзовись,  родимый. Где ты г Где ты?
Приходи скорей,  сынок, ко мне.
И шепчу в слезах я милой  маме:
Если я тобою так любим,
То позволь побыть ещё с друзьями,
Подышать мне воздухом земным!

ХЛЕБ — ВСЕМУ ГОЛОВА
Незабвенны слова:
— Хлеб всему голова!
И внушала мне мать:
— Надо раньше вставать.
Лишь забрезжит восток,
Поднимайся, сынок.
Землю потом польешь —
Много хлеба возьмешь.
И учил меня дед:
— Лень — начало всех бед.
Кто с ней дружбу ведет,
Тот лишь горя пожнет.
Ты работай с умом,
Будь прилежным во всем.
Никогда не зевай
Собирать урожай!
И отец мой твердил:
— Хлеб — источник всех сил.
В нем — и песни и смех,
И достаток для всех,
И прокат, и литье
И спасенье твоё!

ХЛЕБ И ПОБЕДА
В дни войны пахал я на волах,
Чтоб посеять рожь, овес и просо.
Шел за плугом в рваных сапогах:
«Цоб—цобе!» — кричал звонкоголосо.
А волы не слушались меня,
С борозды сбивались то и дело,
И, ярмом окованным звеня,
В березняк ломились ошалело.
Я их сбоку быстро обгонял,
Заносил над ними хворостину,
За рога в отчаянье хватал
И тянул к невспаханному клину.
И лучами жгучими палим,
Я смотрел на выцветшее небо,
И твердил, что мы не победим,
Если хлеб останется без хлеба!

ХЛЕБ И ЧЕСТЬ

Мы после смены на обед
Пришли в столовую бригадой,
—  Опять баланда! —  мой сосед
Сказал отрывисто, с досадой.

Буханку я подал ему.
Он бледным был, как после битвы,
И хлеб делил лишь потому,
Что нож имел острее бритвы.

Скользнул глазами он по всем
С усмешкой слабой и укором,
Как будто спрашивал : —   «Зачем
За мной следите, как за вором ?»

Чтоб не стеснялся никого
Наш хлеборез в нелегком деле.
Мы отвернулись от него,
И, отдыхая,  присмирели.

А он, бесстыден и лукав,
Отрезал вмиг от темной корки
И спрятал порцию в рукав
Сто раз зашитой гимнастерки.
Но краем глаза,  невзначай,
Его я  «фокусы»  заметил,
В упор спросил: —  Возьмешь мой пай ?..
Но он,  насупясь,  не ответил.

В бараке вечером у нас
Просил прощенья со слезами,
И помню я,  как он в тот раз
Сурово был наказан нами.

…Шел сорок третий… В громе дней
Страна за жизнь свою сражалась,
Порой бывало:  честь людей
Насущным хлебом проверялась!

КЛИЧ БОЙЦА

Помню: скошен пулей наповал,
У Чернавской дамбы я упал.
И сомкнулось небо надо мной
Траурной тяжелой пеленой.
Медсестра отважная меня
Вынесла в тот день из-под огня.
Я очнулся лежа на полу,
Кто-то бредил сумрачно в углу
И кричал, со лба стирая пот:
"Братцы, в бой! Фашистов бить! Впе-е-ред!
И затих, и вытянулся вдруг,
Белый весь, как лебединый пух:
Весь в бинтах и только цвет лица
Был землисто-серым у бойца.
Умер он, но слов его набат
Взбудоражил раненых солдат,
И потек тревожно за порог
Стук и грохот кованных сапог.
Боль моё бедро, сверляще жгла,
Словно штык нагретый до бела,
Но я встал упрямо, хоть и хром:
"Долечусь когда-нибудь потом!"
Из землянки вышел я сырой
С туго перевязанной ногой.
Весь Воронеж пламенем объят,
Грохотал, как горный камнепад!
И советским летчиком подбит
С диким ревом падал "мессершмидт".
Постояв минуту, или две,
Вдоль реки пополз я по траве.
Отыскав среди траншей свой выход,
Звал друзей:"За Родину! Вперед!"
И, казалось, рядом был со мной,
Тот, кто умирая, рвался в бой,
Чей призыв гремел в моих ушах,
Как раскаты грома в небесах!
... Так у самой жизни на краю,
Берегли мы Родину свою!
И познал я в бедах тех сполна,
Как любовь к Отечеству сильна!

ПАМЯТЬ
Из воспоминаний танкиста Н.С.Барышникова.

В тот год, как пожаром войны
Объяло вдали горизонт,
Сражаться за честь страны,
Мы с другом ушли на фронт.

- И в дождь, и в мороз, и в пургу,
В лесу, у реки, на лугу,
Я буду крушить врагов! -
Так клялся Иван Болгов.

В одном экипаже мы с ним,
Ходили сквозь пламя и дым.
В атаки он танк водил,
А я из орудья их бил!

Красивый, подвижный, простой,
С открытой для всех душой.
Таким он веселым был,
Что даже в бою шутил.

За ратные подвиги  он
Четырежды был награжден.
Любовно в полку родном
Все звали его орлом!

Он как-то признался мне:
- Воронеж любимый в огне,
В опасности край родной,
И я потерял покой!

В машину ударил снаряд,
Я глянул с тревогой назад,
И стало мне тяжко вдруг:
Поник головой мой друг.

Изранены плечи и грудь.
- Прощайте! - успел он шепнуть.
И, словно, сквозь легкий сон,
Тепло улыбнулся он.

... Под грохот, под вой и под свист,
Погиб молодой танкист,
Но свято, в сердце своем,
Я память храню о нем!

ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ

Майор Березин дал приказ
Разведку провести:
"Прошу настойчиво я вас
Быть чуткими в пути.
Бесшумно двигайтесь, друзья,
Как тени и как ртуть,-
Вам кашлянуть и то нельзя,
И камнем  громыхнуть.
Какие силы у врага
Не знаем мы пока.
За эту ночь, что недолга,
Схватите "языка",
С плацдарма Шиловского мы
На днях вперед рванем
И от коричневой чумы,
Воронежцев спасем.
Возглавит группу Кузнецов,
Сержант  лихой стрелок,
С ним Правдин, Паршин, Куравлев
Отправятся  в свой срок".
... Шумела вкрадчиво река
И, отражаясь, в ней
Камыш и кудри ивняка,
И тысячи огней
Горел весь город и над ним
В прожекторных лучах
Клубился и змеился дым
И таял в облаках.
Напротив Шилова села
С баркаса в час ночной,
Команда смельчаков сошла
На берег, скрытый мглой!
И быстро поползли бойцы
По выжженной земле.
На касках - из куги венцы,
Невидные во мгле.
А вот - окоп! Замри, солдат!
Готовь себя к броску!
И обостри и слух, и взгляд.
Прильни на миг к песку.
Ты слышишь, как в "норе" сопит,
Ворочается Ганс.
О чем он думает, бандит?
Что чувствует сейчас?
И Кузнецов шепнул:"Пошел!"
И Правдина толкнул,
И тот сорвался, как орел,
И в черный зев нырнул.
И прямо с лета немца смял,
В рот кляп ему вогнал,
Веревкой, что в руке сжимал,
Он пленника связал.
И приподнял, и передал
Товарищам своим,
И вещмешок его забрал
И вылез наверх с ним.
Взорвался за рекой снаряд.
Сирены слышен вой...
Спешат разведчики назад, -
Рассвет не за горой.
Герой Союза, комполка
Березин встретил их,
В штабной землянке у леска,
Как сыновей своих.
Тепло он с ними говорил,
И их "НЗ" в тот раз
По чарке спирта им налил,
С них не спуская глаз.
... Фашист недолго в шоке был.
От страха сам не свой,
Секрета важные раскрыл
Из жизни фронтовой.
     27.02.2001 г.

МОЙ ВОРОНЕЖ

Он панорамой величавой
Распахнут весь передо мной.
С Левобережья берег правый
Мне виден в дымке голубой.
Там на его волнистых склонах,
Как расписные терема,
В густой тени садов зеленых
Пестреют крышами дома.
А наверху, на гребне скатов,
Вписались четко в небеса -
Покровский храм в лучах заката
И строгих линий корпуса,
И телевышки конус стройный,
Составленный из ферм стальных,
Как символ времени, достойный
Свершений наших трудовых.
По вечерам, уйдя из дома,
На время расставаясь с ним,
Хожу по улицам знакомым,
Залитым светом золотым.
Хочу воспеть простым я словом
И поэтической строкой
Петровский сквер и сквер Кольцова,
И мост Чернавский над водой.
Мне все здесь дорого и близко
И перед памятью в долгу,
На барельефы, обелиски,
Без слез смотреть я не могу!
Вон Черняховский у вокзала,
Из бронзы вылитый стоит,
Под сапогами генерала
Весь пьедестал, как сталь, блестит.
Отважный, мудрый, благородный,
Громил врагов наверняка,
Нетленной почестью народной
Герой прославлен на века!
Про Говорова, Катукова
Бойцы твердили все подряд,
Что жизнь они отдать готовы
За Русь святую, за солдат!
Все полководцы проявляли
Талант свой ратный кто как мог...
Центр Черноземья отстояли
Ватутин, Конев, Лизюков...
Под их водительством солдаты
Шли в бой, уверенные в том,
Чьл оккупантов-супостатов
Ждет неминуемый разгром.
Когда б Воронеж не отняли
Мы у захватчиков зимой,
То Курск разбитый тоже б сдали
Им, вместе с Курскою дугой.
Фашисты вынуждены были
Часть войск направить на восток,
И фронт местами оголили
Тут грянул их закатный срок.
О командирах, об их жизни
Я с удовольствием пишу.
Учись у них любви к Отчизне,
Тебя, читатель мой, прошу.
Борись со злом, которым ныне
Наш каждый шаг обременен.
В своей стране, как на чужбине,
Мы в унижении живем.
В паспорте национальность
Теперь не значится твоя,
Творит бедлам, садом повальный,
Сторонник хамов и жулья.
Им раздает дворцы, угодья!
И нефть, и Газ, тепло и свет,
И своему они кумиру
Прожить желают до ста лет!
Театры - им, телевещанье,
Издательства, курорты - им!
А нам - пустые обещанья
И старикам, и молодым.
Но верю я, что возродится
Моя великая страна,
В нас предков дух воспламенится
И мы свое вернем сполна!
... Цветы к подножью монумента
С душевным трепетом кладу,
Потом по людному проспекту
К могиле братской я иду.
У статуй воинов с волненьем
Склоняюсь к Вечному огню,
И дань любви и уваженья
Солдатам павшим воздаю.
Но поздно. Звезды засверкали.
В обратный я пускаюсь путь,
К тому ж, и ноги приустали.
Пришла пора мне отдохнуть.
Туда-сюда снуют машины,
И отражают стекла их
Прохожих, зданья и виитрины
В гирляндах лампочек цветных.
Ждет Троепольского тоскливо
На постаменте Белый Бим,
А облака неторопливо,
Как журавли плывут над ним.
Чу, слышу голос в отдаленье,
Он ручейком, звеня течет.
Ну, что за прелесть! В восхищенье
Шепчу: "Мордасова поет!"
Какие дивные мгновенья
Мне даришь, город мой родной! -
Моя любовь и вдохновенье,
И боль, и радость, и покой!
Горел в огне войны великой,
Но враг поверженный бежал,
И вскоре новью солнцеликой,
Ты, заискрился, засиял!
Поднялся из руин и пепла,
Как с поля ратного герой,
Ты рос и наша воля крепла
На стройках вахты трудовой.
Я оторвать не в силах взгляда
От необъятной красоты...
Воронеж, ты моя отрада,
Залог сердечной теплоты!
              26.09.03 г.

ГИБЕЛЬ ГЕРОЯ

Сам командир девятой роты
Горохов, старший лейтенант,
Поклонник матушки-пехоты
Организовал ночной десант.

Комбат Назаров, хмуря брови,
Сказал ему:"Поверь, мой друг,
На вылазке не мало крови
Прольется на приречный луг.

Но постарайтесь без потери
Плацдарм, хоть крохотный, занять,
И огневую точку зверя
К чертям собачьим, растоптать!

И создадим мы переправу
И в наступленье перейдем,
И всю бандитскую ораву
Мы на своем пути сметем".

... Сверкали трассы пулемета,
Разрывы слышались вдали,
Но вплавь, красноармейцы роты,
Кипящий Дон пересекли.

Тулебердиев с автоматом,
Весь мокрый, вышел из воды.
Береговые кручи, скаты
Бойцов спасали от беды:

Сюда не залетали пули,
Снаряды шли над головой,
И ветры тихо-тихо дули
И обретали тут покой.

Киргиз прекрасным скалолазом
В родном краю давно прослыл.
Полез он первым вверх и сразу
Свою сноровку проявил:

Имея опыт альпиниста,
Плечист, проворен и высок,
Цеплялся то за прочный выступ,
То наступал на бугорок.

На плоскогорье он поднялся
И встал на край, как на карниз,
Конец бечевки, догадался,
Он осторожно сбросить вниз.

Ай, молодец! Бойцам он многим
Помог залезть на крутизну,
И руку старшина Изжогин
Пожал по-дружески ему.

Вдруг Лысая гора взъярилась,
От частых вспышек ожила
И амбразура засветилась:
У ДЗОТа тьму разогнала.

И суматошно пулеметчик,
Как с перепугу, застрочил:
Параболами ярких строчек
Два берега соединил.

Как уберечь от пуль проклятых,
Комроты, взводного, друзей?
И офицерам, и солдатам
Не даст подняться лиходей.

Страшней зверюги он любого:
Кто перед ним - ему плевать!
Жмет на гашетку бестолково,
В нем страсть бушует - убивать!

Тулебердиева досада
Огнем палящим обожгла:
Быстрей прикончить нужно гада
И разнести "гнездо" дотла!

И Чолпанбай сказал комроты:
"Я с тыла фрица обогну
И две гранаты в прорву ДЗОТа
Незамедлительно швырну".

Кивнул Горохов в знак согласья,
"Лимонок" связку дал ему:
- Унять фашиста постарайся,
Но спешка, братец, ни к чему!

Иди! И знай, что за тобою
Твои товарищи пойдут...
Как победителя - Героя,
Тебя родные с фронта ждут".

... Забилась мысль в уме, как пламя:
"От слов своих не отступай!"
Полынь руками загребая,
Пополз отважный Чолпонбай.

Как наяву, представил ясно
И отчий дом, и огород.
Гульнар! О, как она прекрасна -
Стоит с ним рядом у ворот.

Платочком слезы вытирая,
Склоняет голову на грудь:
"Тебя, мой милый, провожаю
С сердечной болью в дальний путь.

Но я душой с тобою вместе,
Как тень твоя, как ангел твой.
Не уроню своей я чести,
Любимый, ненаглядный мой!..."

А мать спускается с порога
С набитым снедью рюкзаком.
Сураке - в страхе и тревоге:
Она прощается с сынком!

И белый свет ей мнится черным,
Сумбур творится в голове...
И вот сейчас, как барс проворный,
Скользит он к жертве по траве.

О вас, родных, он вспоминает
Накоротке, в последний раз!
Ему и сердце предвещает,
Что больше не увидит вас!...

В момент, когда на отдаленье
Огонь ариец перенес,
Тулебердиев на мгновенье
Рывком поднялся во весь рост.

Он к ДЗОТу молнией метнулся:
Нажал на спусковой крючок:
Из ППШ струей плеснулся,
Огнем подсвеченный дымок.

Но пули в стенку угодили
И от нее лишь пыль пошла.
а вражьи - ныли, голосили,
Звенели, как5 перепела.

Тогда он кинул две гранаты,-
Блеснули взрывы над землей...
Но не погиб фашист проклятый -
Стрелял как прежде в спешке злой.

Вдруг пуля больно уколола,
Грудь Чолплнбая, обожгла,
До ребер кожу распорола
И кровь из раны потекла.

В глазах солдата потемнело,
Но не свалился аксакал:
Рванулся к амбразуре смело
И к ней он корпусом припал!

Его насквозь изрешетило,
От плеч крутых до живота!...
Он за народ, за край свой милый
Пал смертью храбрых неспроста:

"Впе-е-ред!" - взмахнул рукой комроты
И с группой бравых удальцов,
Пустился вихрем мимо ДЗОТа,
Громить в траншеях подлецов.

Тот день для немцем стал кошмарным:
Тогда с Воронежской земли -
Со Сторожевского плацдарма
Мы в наступленье перешли!

Бойцы над Лысою горою
Флаг водрузили: "Полыхай!"
Посмертно звание Героя
Был удостоен Чолпонбай!

И погребли его с почетом
Под автоматный залп. Потом
На белой пирамидке кто-то
Стих написал карандашом:

"Кто скажет, что он амбразуру закрыл,
И умер у огненной дверцы?
Он Родину сердцем своим защитил,
Простым человеческим сердцем!"
               16.09.1998 г.

СОЛДАТ - ОСВОБОДИТЕЛЬ
       Посвящается Герою Советского Союза
                И. И. Крейзеру.

Война. Огонь, разрывы, чад...
И дотемна в бою солдат.
Где ж ночью, чтоб набраться сил,
Себе покой он находил?
Он сидя спал и лежа спал,
Как говорят:"Где Бог послал -
В траншее узкой, на песке,
И за деревней в сосняке,
В болоте, скованном ледком,
И под ракитовым кустом.
Обняв винтовку, как сестру,
Дремал с друзьями на юру.
И часто вдоль и поперек
Его то град, то ливень сек,
Мороз грозился6"Закую
В броню смертельную свою".
Но поднимался наш герой,
В великом гневе вел он в бой.
Презрев опасность и беду,
Громил фашистскую орду!

ПАМЯТЬ
Как много пало тех, достойных,
Что всюду были впереди.
В бою с врагами непреклонных,
С отвагой пламенной в груди.

От Сталинграда до Берлина
Их путь означен боевой:
Там обелиск среди долины,
Там пирамида со звездой.

Так пусть земля им будет пухом,
Они бессмертье обрели.
Вся мудрость их и сила духа
К нам, как наследство, перешли.

ВОСПОМИНАНИЕ

В музее, в тиши кабинета,
Читаю опять о войне.
Записки, журналы, газеты
И больно становится мне.

К минувшему я возвращаюсь,
К тому, что забыть не могу.
И, кажется, снова сражаюсь,
В цепи на фашистском бегу.

Пылают и СХИ, и Чижовка,
И катер горит на реке,
В руках моих крепких - винтовка,
И отблеск огня на штыке.

Одежда промокла от пота,
С лица он струится ручьем.
Но мчится в атаку пехота
Под танковый скрежет и гром!

О смерти нет мысли в помине,
Хоть пули, как осы снуют,
И рвутся гранаты и мины,
И пушки тяжелые бьют.

... Да, были прочнее мы стали
В жестокой кровавой борьбе,
Свободу свою отстояли
И славу стяжали себе!

ИСПЫТАНИЕ ВЕРНОСТИ
                Это стихотворение написано на
      основе рассказа и по просьбе пенсионерки,
      активной участницы художественной
      самодеятельности с. Коршево, Бобровского
      района Н.А.Ильичовой.

Ольга вскрыла конверт осторожно,
Прочитала от мужа письмо,
Побледнела она и тревожно
Опустилась на стул у трюмо.
Пишет Петр:"Я - безногий калека,
На щеке от осколка рубец,
Не узнаешь того человека,
С кем когда-то пошли под венец.
Наскочил на фашистскую мину,
Страшный взрыв в красных копьях огня
Приподнял на мгновенье и кинул
На лафет орудийный меня...
Что же делать? Куда мне податься?
Где найду я приют и покой?
Видно, век на тележке кататься
Уготовоно горькой судьбой..."
Ольга встала:"Такого урода
Не могу никогда полюбить.
Мне всего тридцать два года,
И мне хочется весело жить!"
И, склонившись над белым листочком,
Отвечает супругу она:
"Не связать две судьбы узелочком.
Не сольется с волною волна.
Дорога мне не цепь, а свобода,
В жилах кровь не остыла моих.
Ты приедешь ко мне, как колода,
Чтоб пугать и друзей и родных.
Будешь ты на постели валяться
И махоркой дымить без конца.
Нет, уж лучше тебе не являться
С красным шрамом на коже лица..."
А внизу под письмом - каракульки:
"Приезжай побыстрее домой,
Это счастье для Лены - дочурки,
Что ты все же остался живой.
Милый папа, подарков не надо,
Не за них ты горел на войне,
Жду тебя с нетерпеньем и рада
Буду встрече, как светлой весне..."
Вот мелькают поля, косогоры,
Поезд словно на крыльях летит,
А в вагонах - и радость, и горе,
И за окнами ветер свистит.
И когда эшелон у вокзала
Замер, сзади оставив простор,
На перрон, где девчонка стояла,
Вышел стройный, высокий майор.
Ноги сами собою шагают,
Будто тянет магнит впереди,
Ордена и медали сияют
На его богатырской груди.
Лена видит героя и плачет,
Руки тянет с восторгом к нему:
- Ты - мой папа! Но что это значит?
Ты здоров ... Ничего не пойму...
- Верность Ольги проверил я, дочка,
И она оказалась пустой.
На любви нашей ставлю я точку!
Папа, папа, я буду с тобой!

СЛОВО ВЕТЕРАНА  М. БОЕВА

Меня с учета воинского сняли,
Но в пекле битв испытанный солдат,
Ношу я с честью звонкие медали
И ордена, привинченные в ряд.

Мне не забыть нашествия фашистов,
Я видел гибель сел и городов,
И был наш гнев священен и неистов,
Когда пошли мы грудью на врагов.

Любовь к стране мне силы придавала,
Косил злодеев, яростью дыша,
И от стрельбы горячий весь, бывало,
Мне руки жег, ладони, грозный ПэПэШа.

Контужен был в бою за переправу,
Лечился в медсанбате, а потом
Освобождал и Прагу, и Варшаву,
И брал Берлин, охваченный огнем.

Сейчас над нами небо голубое,
Но бомб нейтронных полнится запас,
И сброд безумцев вновь грозит войною,
И запугать пытается он нас.

Пусть голова бела, как пух лебяжий,
Мир защитить - моя святая цель,
И если вдруг мне Родина прикажет -
Сменю костюм гражданский на шинель.
                Март 1969 г.

МЫ - ВОЗДУШНОЙ АРМИИ БОЙЦЫ!

В небе ясном, безмятежно-голубом
Над полями раскатился гулкий гром -
Это мы на "МИГах" звеньями летим,
Ина землю из кабин своих глядим.
Вся в цветах она и в зелени степей,
Мягко дымка стелется над ней.
Величава, многолика и сильна
Наша необъятная страна!

Вот мелькнули под серебряным крылом
Светлый город, где мы служим и живем,
И поляна за околицей села,
От ромашек нежных вся белым-бела.
И турбины голосистые поют
Про Россию, про счастливый труд,
Про любимых наших жен и матерей
И богатство Родины моей!

Все, что было, свято в памяти храним,
Как в атаку шли отцы сквозь тьму и дым,
Вой снарядов, смерть несущих здесь и там,
Хлеб тяжелый со слезами пополам!
Все, что свято в памяти храним...
Свой народ в обиду не дадим!
Ведь такие ж, как бесстрашные отцы,
Мы - воздушной армии бойцы!
                16.09.1980 г.

У ВЕЧНОГО  ОГНЯ

На обелиске в зареве рассвета
Сияет ярко гранями заезда.
Рабочие, конструкторы, поэты
со всех сторон стекаются сюда.

Ни суете, ни крикам здесь не место,
Тут в карауле вечном - тишина...
Идут седые женщины, невесты
В руках цветы несут, как ордена.

Нас ныне скорбь свела и породнила,
Все наши чувства ей подчинены.
Кладем венки на братскую могилу
Под мирным небом солнечной весны.

Вот заиграли флейты и гобои,
Сержант поднял блестящий контробас.
И в память входят павшие герои,
И с ними мы беседуем сейчас.

Они дают нам мудрые советы.
И, слыша чью-то пламенную речь,
Я обещаю Родину Советов
Всегда и всюду преданно беречь.

А звуки меди плавно к небосводу
Плывут, плывут, торжественно звеня,
Стоять на страже мира и свободы
Клянемся мы у Вечного огня!
                1978 г.

ПРОДАЕТ НАГРАДЫ

Весь базар, как огромный цветник,
Дождь шумит. На асфальте ручьи...
Продает под навесом старик
Ордена и медали свои.
В пять рядов на прилавке лежат,
До сиянья надраил их дед.
И за каждой из этих наград -
Кровь и слезы, и радость побед.
...Под Смоленском в жестоком бою,
Когда выла по-волчьи пурга,
Проявляя сноровку свою,
Полз бесстрашно он к ДОТу врага.
Лишь гранату метнул наш герой, -
Сбоку грохнул фашистский снаряд,
И уткнулся в сугроб головой
В шею раненый юный солдат.
Пролежал он в санбате семь дней,
Был оттуда направлен в свой взвод,
И опять:"Бей врагов, не жалей!"
И "В атаку! вперед и вперед!"
Сколько пройдено трудных дорог
И потеряно верных друзей!
Но и в вихре борьбы и тревог
Был он предан Отчизне своей.
Под Варшавой в болоте гнилом
Отморозил он ноги зимой,
И вернулся в родительский дом
На протезах, сержант Вязовой.
И семьей обзовелся Егор,
Перестроечный "рай" он вкусил,
И не может понять до сих пор,
За что немцев на фронте громил.
В угнетенье, позоре живут
Россияне, великий народ,
Чашу горькую нищенства пьют,
Изнывая от д
бед и невзгод.
Сын Сергей и племянник Иван
Без зарплаты работают год!
Чтоб помочь им, седой ветеран
Память сердца сейчас продает!
            24 ноября 1996 г.

РАЗБОЙ

Опять разбой Америка творит
И на глазах у всех людей планеты
Ирак, погрязший в нищенство, бомбит
И не несет ни перед кем ответа!

Ах, Клинтон, Брайтон - слуги сатаны,
Кровавую вы бойню развязали,
И города, чужой для вас страны,
И нефтяные вышки запылали.

"Порядок" свой наводите везде
И грабите народы беспощадно:
То к золоту, то к нефти, то к руде
Вы тянитесь бессовестно и жадно.

У вас богатство, множество ракет,
Вы беситесь давно уже от жира/
но честности у вас, как видно, нет,
"Уроки" ваши пагубны для мира.

Но Бог не любит наглых воротил,
И он от них, я верю, отвернется.
И тот, кто зло вселенское творил,
В потоках слез и крови захлебнется!

ЖИВИТЕ, ЗЕМЛЯ И ЛЮДИ!
   Несмотря на протесты мировой
общественности, в США в штате Невада
23 марта 1986 г. произведен очередной
взрыв ядерного устройства в 150 килотонн.

Когда весна приходит
                природа оживает,
И все вокруг играет,
                искрится и шумит.
Едва снега растают,
                фиалки расцветают
И за добычей сладкой,
                звеня пчела летит.
Я чувствую, ликуя, как
                гладит и ласкает
Меня степного ветра
                незримая рука,
И белая береза с холма
                мне посылает
Зелеными ветвями привет
                издалека.
Целует в щеки дождик
            веселый и счастливый,
И стелются коврами мне
               под ноги луга...
Люблю я несказанно сады,
               леса и нивы
И волны голубые родного
                Битюга.
И хочется мне крикнуть
       сейчас на всю планету:
- Живите, наслаждайтесь,
               земли моей сыны
Все бомбы уничтожьте
           и грозные ракеты,
К ответу призовите
              глашатаев войны!
Приход весна встречая,
          тревожусь не напрасно,
Смотрю я с болью
              в сердце на дальний
                полигон,
И слышу, как грохочет
В Неваде взрыв ужасный
И вызов всему миру
          бросает Пентагон!

В РОДНОМ СЕЛЕ

Вхожу я в Коршево родное...
Привет, родимая земля!
Мне машут весело листвою -
Рябины, клены, тополя.

И солнцем ласковым согрето,
Шоссе сияет впереди,
И чуткий флаг над сельсоветом
Как будто шепчет:"Заходи!"

Мне все здесь дорого и близко
И не могу смотреть без слез,
На площадь с белым обелиском,
На школу в рощице берез.

И прежде чем с горы покатой
Сойти на улицу свою,
Как в давней юности когда-то,
Я на вершине постою.

Все краски сочные на диво
Пестрят, куда не поглядишь:
Внизу - густых садов разливы
И скаты разноцветных крыш.

И отражаются красиво
В зеркальных водах Битюга -
Дубы, задумчивые ивы,
Камыш и чуткая куга.

И манит лес и даль без края,
И в небо вписанный дымок...
Тебя всем сердцем обнимаю
Отчизны милый уголок!

СВИДАНИЕ С ИЗБОЙ

Ты сильно изменилась,
Состарилась изба.
Над крышей закоптилась
Кирпичная труба.
И вся ты потемнела,
Мой незабвенный друг,
И смотришь оробело
На голубой Битюг.
Хранишь в себе немало
Из отшумевших дней...
Ты в стужу согревала
И взрослых, и детей.
Из твоего оконца,
беспомощен и мал,
Я облака и солнце
Впервые увидал.
С фашистами я бился
И в блеске орденов
С Победой возвратился
Под твой желанный кров.
Горяч, силен и молод,
Я взялся за дела,
Потом учиться в город
Уехал из села.
Тебя не видел долго,
Скучал вдали порой.
И вот я у порога
Стою перед тобой.
Тебя я не оставлю -
И верь мне, близок срок -
И стены я поправлю
И ветхий потолок.
Наличники покрашу,
Фундамент обновлю...
Тебя, избушку нашк,
Как прежде я люблю!
       25 января 1981 г.

В ЗИМНЕМ ЛЕСУ

На ветру колышется
Иней бахромой.
Как легко мне дышится
В тишине лесной!

С лип летит охапками
Серебристый пух.
Вон какими шапками
Он лежит вокруг!

Свет лучами-пиками
Падает с небес.
Солнечными бликами
Принаряжен лес.

Сказочными вазами
Кажутся все пни:
Льдинками-алмазами
Светятся они.

Ветви низко свесила
Елочка в снегу...
Я на лыжах весело
Вдоль ручья бегу.

УТРОМ

Я в ранний час на луг спешу,
Целебным воздухом дышу
И с огоньком, ни как-нибудь,
Разминку делаю и - в путь!
Я босиком трусцой бегу
По влажной тропке к Битюгу:
Весь от зари румян слегка,
Он отражает облака
И скат горы и темный лес,
И кромку розовых небес...
Цветов и трав душистых смесь,
Росой сверкает там и здесь.
Тростник кудрявый, молодой
Блестит капелью золотой...
Вбирает чуткая душа
Звенящий шелест камыша
И робкий шепот осоки
Под желтой кручей у реки.
Кидаюсь в волны и плыву.
Как будто путы с тела рву.
И сердце в грудь сильнее бьет,
И песня просится в полет!

ГИМНАСТИКА

Внук трехлетний, тезка мой,
Рано встав, хлопочет:
Он гимнастикой со мной
Заниматься хочет.
Вот он тапочки надел
С красными бантами,
С кресла кубарем слетел,
Что-то крикнул маме.
Для разминки, как всегда,
Бегаем вприпрыжку,
Только деду никогда
Не догнать мальчишку.
С визгом он вокруг стола
Носится бедово,
Не настигнет и пчела
Спринтера такого!
Переходим мы на шаг,
Машем мы руками,
Как галчата на суках
Крутим головами.
Я командую:"Вот так
Встанем на носочки...
У внучонка щеки - мак,
Глазки - огонечки!

РОДИНА
Люблю всем сердцем Родину мою,
О ней пишу и с радостью пою.
В моей душе она всегда, везде
И не оставит в горе и беде.
Научит хлеб растить и убирать,
И плавить сталь, и уголь добывать.
Путь находить по компасу во мгле
И бороздить моря на корабле.
Научит  ложь от правды отличать
И перед злом столиким не молчать.
В пургу и ливень даст она приют,
И славу ей народы воздают.
Я ей хочу всю жизнь свою служить -
Мне без нее и часа не прожить!
             6 октября 1985 г.

ЖУРАВЛИ

Опустели луг и поле,
Близко время белых вьюг,
От зимы, с ветрами споря,
Журавли плывут на юг.
И трубят они печально,
Надрывая сердце мне,
Их курлыканье ночами
Долго грезится во сне.
Со стихией в смелом споре,
Нерушим их четкий строй.
За горами и за морем
Ждет их солнечный покой.
Но такой озерной сини,
Рек бегущих по степям,
И рассветов, как в России,
Там не встретить журавлям!
                27 октября 1968 г.

ЛЮБОВЬ МОЯ, РУСЬ!

К родной земле любовь моя крепка,
Светлей струи степного родника.
В моей душе, в кровинке каждой - Русь.
На зов ее всегда я отзовусь.
Ты мне мила в зной, и в холода,
Страна надежд, дерзаний и труда!
Ты вся моя - от малого зерна
До горных скал, отвесных, как стена.
От василька - весеннего цветка,
До корпусов из стали и стекла.
В тебе начало жизни и судьбы,
Путей добра, исканий и борьбы.
И верь, Отчизна, слову моему:
Не дам тебя в обиду никому!
                23 февраля 1972 г.

И В СЕРДЦЕ ПЕСНЮ РОДИЛА

Весна лучистой теплотой
Плеснула с высоты,
И в тихой роще за рекой
Рассыпала цветы.
И брошки желтые зажгла
На иве молодой,
И в поле трактор повела
Недремлющей рукой.
И словно чудо - бубенцы
Гимн ласковой поре
Под небо вскинули скворцы
На утренней заре.
Весна, как прежде, разлила
Огонь в моей крови,
И в сердце песню родила
О дружбе и любви!

ОСЕННЕЙ МУЗЫКИ АККОРД

Рассвет за парком пламенеет
Под туч синеющей грядой,
И дворник в липовой аллее
Уныло шаркает метлой.
Рукою времени раздеты.
Деревья замерли в тоске.
Вокруг все тихо, и лишь где-то
Трамвай прозвякал вдалеке.
Как быстро лето отшумело!
Недавно, кажется, вчера,
Резвилось в зелени и пело
Здесь птичье воинство с утра.
Все в круговерти изначальной,
Всему на свете есть черед.
И шелест листьев, как прощальный
Осенней музыки аккорд!
                31 октября 1975 г.

НА БЕРЕГУ
Игрою красок восхищенный,
Стою один на берегу,
Смотрю задумчиво на волны
И наглядеться не могу.

На гребнях вьются кудри пены,
Как снег нетронутый, белы.
И, словно вырвавшись из плена,
Бегут шумящие валы.

Они, как сказочные кони,
Что рождены стихией вод.
Но не уйти им от погони -
Мороз настигнет и скует.

И по речной тогда равнине
Поземка шлейф расстелет свой.
И я приду сюда как, ныне,
Уже за зимней красотой.

ИЮНЬСКАЯ СКАЗКА

Где-то скрылась весна за кордоном.
То ли днем, то ли ночью ушла...
Повенчала черемуху с кленом
И зеленым плющом обвила.
 
Приутих за рекою в дубраве
Перепев соловья с соловьем,
Стало грустно сирени кудрявой
И расплакались синим дождем.

- Не печальтесь, - весна прошептала. -
Через год я к вам снова приду...
И с деревьев тайком поснимала
Платья белые в нашем саду.

Обошла все тропинки и стежки,
Погуляла по важной траве,
И развесила чудо - сережки
На ветвях в говорливой листве.

Землю зеленью сочной одела,
Окропила цветами луга,
И ушла... Вслед за ней полетела
Тополиного пуха пурга.

СЛУЧАЙ В АВТОБУСЕ
Набит автобус свыше меры,
Но парень рвется напролом.
Забыв приличные манеры,
Он мечет молнии и гром.

И под его шальным напором
Старушка стонет у стены,
И вмиг от гомона и спора
Как ни бывало тишины.

- Вошел и пусть. И не кричите!
- Так что ж, давиться, значит, нам?
-Ах, тесно? Ну такси наймите.
- Пошла ты, рыжая, к шутам.

И вдруг все крики сгладив как-то,
Мгновенно всех заворожив,
К сердцам бетховенской сонеты
Поплыл чарующий мотив.

И лица всех, как в лунном блеске,
Смягчились сразу - не узнать!
А звуков трепетные всплески
Всё продолжали нарастать.

И пассажирам стало больно
За брани вспыхнувший костёр,
И на людей, включив приемник,
Смотрел с улыбкою шофёр.

КОСЫ

В погоне за ветреной модой,
Ты ножницы с полки взяла,
И косы пушистые с ходу
Жестоко кромсать начала.

Блестящие, цвета каштана,
Струились они за спиной,
И пахли весенним туманом,
Плывущим с травы луговой.

Движенья твои повторяли,
Когда ты по улице шла,
По ветру упруго взлетали,
Как два голубиных крыла.

Отрезала быстро и строго
Сложила, свернула в кольцо.
И стали скучнее немного
Фигура твоя и лицо
       Июль 1969 г.

ВСЕГДА СО МНОЙ

Я помню: в клубе станционном,
Где танцы шли в вечерний час,
В атласном платьице зеленом
Тебя я встретил в первый раз.
С сержантом в вальсе ты кружилась,
Гибка, как тоненький тростник,
И сердце радостно забилось,
К тебе рванувшись напрямик!
И вместе с музыкой волшебной,
И с блеском яркого огня,
Всей красотой земли и неба
Внезапно ты вошла в меня!
Мне не забыть, как в тихий вечер
Я провожал тебя домой.
И после той счастливой встречи
Весь мир наполнился тобой.
В какой бы я не плавал дали,
Со мной была повсюду ты:
Тобою зори полыхали
Тобою пахли все цветы.
Твой образ часто рисовался
В гонимых ветром облаках,
И словно солнце отражался
В зеркальных реках и прудах.
И было. было! Над лесами
Стройна, подвижна, весела,
Вся в белом, легкими шагами
Ко мне по радуге ты шла!
Твои глаза озерной сини,
Черты, мне милого, лица
Я ясно вижу и поныне
И буду помнить до конца.
Нас злая воля разлучила,
Мосты навеки развела,
Но все, что между нами было,
Предать забвенью не смогла.
           25 сентября 1969 г.

ВСТРЕЧА

Эту встречу забыть невозможно.
Ясно помню, как пасмурным днем,
Ты спускалась с горы осторожно
Под осенним знобящим дождем.

Твоя добрая мать растерялась,
И в тот миг, от  волненья бледна:
- Наконец-то, я дочку дождалась! -
Улыбнулась сквозь слезы она.

Мы к тебе, дорогой и желанной,
Поспешили вдвоем вдаль плетня,
И, поставив у ног чемоданы,
Горячо обняла ты меня.

О, Маманя, душа золотая,
Украшенье родного села,
Ты, как цветень душистого мая,
В мое сердце навеки вошла.

Нас мотают заботы земные
От родимого дома вдали,
Жаль, что годы свои молодые
Мы не вместе с тобой провели.

Но к тому, что прошло, нет возврата,
И не стоит перечить судьбе...
Ты меня обласкала, как брата,
И за это спасибо тебе!
12 сентября 1972 г.

ЛЮБОВЬ

Ты, вздыхая, печально сказала:
- Как я Игоря сильно люблю!-
И в горячих ладонях пожала
По-приятельски руку мою.

Где твой милый живет, веселится,
Верность в сердце к желанной храня?
Ты ответила:"Он - за границей.
Далеко-далеко от меня.

Он под небом Болгарии ходит,
И, тоскуя душой обо мне,
Себе места нигде не находит
В шумный день и в ночной тишине.

Письма я от него получаю,
Пишет мне он о жизни своей,
Признается:"Безумно скучаю..."
И зовет:"Приезжай поскорей!"

В нашем городе долго учился,
Сын цветущей прекрасной страны.
Умный, добрый, он мне полюбился
И вошел в мои мысли и сны.

Ты заплакала:"Алые розы
Он дарил мне". Твой голос затих...
И сушил на лице твоем слезы
Я, огнем поцелуев моих!
ЗЛАЯ ШУТКА

Я сказал нарочно:
"Ухожу к другой,
В жизни все непрочно,
Нет любви большой".
В ревности кипящей,
Крикнув:"Не уйдешь!"
со стола блестящий
ты схватила нож.
Руку для удара
В гневе занесла,
И жестокой кара
Мне б за ложь была!
Я слетел с кушетки,
Как в бредовом сне,
Словно мяч от сетки
Отскочил к стене.
С плачем ты упала
Грудью на диван,
И, смутясь немало,
Проклял я обман.
И правдив, и чуток
Стал я с милой вновь...
Злых не любит шуток
Жгучая любовь.
                1971 г.

НЕДОПЕТАЯ ПЕСНЯ
На танцах ты шутила и смеялась.
Играл оркестр, ликующе звеня,
И мне в тот майский вечер показалось,
Что полюбила искренне меня.

К тебе домой пришли мы и устало
На кресло плащ свой скинула и вдруг
К моей груди лицом своим припала
И прошептала:"Ты - мой лучший друг!"

Нет, я не знал, что новым увлеченьем
Твоя душа затронута была,
Раба страстей, ты лишь по их теченью,
Как лодка безвесельная, плыла!

И все, что нас влекло и волновало,
Погасло, как сгоревшая звезда,
И ты однажды осенью сказала,
Что от меня уходишь навсегда.

Рассталась ты со мной без сожаленья,
Легко другому сердце отдала...
Так ты без слез, без счастья, вдохновенья
Всю жизнь свою бесцветно прожила!

           М.Г.М..........ой.
ДИАЛОГ
Однажды, на исходе дня,
У дома твоего
Я умолял:"Люби меня
И только одного!

Со мной не ссорься никогда,
О ревности забудь,
И не коснется нас беда
И светлым станет путь."

Советы эти не смешны.
За них нельзя винить:
Друг друга мы беречь должны,
Чтоб нам в покое жить.

И я услышал твой ответ
Страшней, чем пули свист:
- В твоих словах рассудка нет,
Ты просто эгоист!

И, видно, чувствами убог...
Прошу: оставь меня!
Любви не знаю я тревог,
Без бури и огня!

ПОМНИ О НЕЙ

Будь всегда ты внимательным к ней,
Ничего для нее не жалей,
И почаще цветы ей дари,
И приветливо с ней говори.
Молода она или стара,
Чтоб легко ей дышалось с утра,
Ты в ней шуткой веселье зажги ...
Береги ты ее, береги.
Помни, друг мой, везде и всегда:
Ей в работе помочь - не беда,
Пусть немного она отдохнет
От домашних тревог и забот.
Не являйся к ней с гневом и злом,
Окружи ее нежным теплом.
Если горе стеснит ее грудь-
Ты утешить ее не забудь.
Нам дает она счастье и свет
И предела любви ее нет...
Ей поют и поля, и леса,
И сияют над ней небеса!
            8 марта 1977 г.

МАТЕРИНСКАЯ ЛЮБОВЬ

Из-под крыши птенчик, весь дрожа,
Выпорхнул на волю, но не взвился:
С высоты шестого этажа
На асфальт упал он и разбился.
Подлетела ласточка к гнезду,
Видит кровь и перья на дороге,
И, почуяв, близкую беду,
Закружила в страхе и тревоге.
Заглянула в домик свой на миг
И обратно вылетела с криком...
Кто разделит боль с ней на двоих?
Кто утешит в горе превеликом?
Наблюдал я долго, как она
Сесть на землю трепетно пыталась,
Над птенцом до самого темна
И в тоске, и в ужасе металась.
А потом в стремительном рывке,
Как стрела отточенная взмыла,
И под алой тучей на витке
Крылья вдруг в отчаянье сложила.
Видно, с жизнью временная связь
В тот момент, бедняжку, не прельстила,
Как с тропинки горной сорвалась
И беззвучно в пропасть заскользила.
Не могла разлуку пережить,
Что ее терзала, как отрава...
Только мать умеет так любить,
И за это - вечная ей слава!

ТЫ - ВОПЛОЩЕНИЕ ДОБРА
          племяннице Н.И.Карасевой
На "Жигулях" приехали втроем,
Из Балашова, вы перед закатом,
Алело солнце низко за селом,
Как будто светом пламени объятом.
Племянница Наташа, ты была,
Как воплощенье доброго начала:
Меня и Настю крепко обняла
И троекратно нас расцеловала.
И весел был Евгений, твой супруг,
И сын Сергей - семейное светило!
И настроенье праздничное вдруг
Нас всех тогда приятно охватило.
И дружго мы готовили шашлык
И жгли костер во тьме на огороде,
Лилась беседа вольно, как родник,
И млечный путь блестел на небосводе.
Потом в избе, за праздничным столом,
Забыв о бедах жизненных, сидели
И наслаждались крепким коньяком,
Салат и рыбку жареную ели.
Наташа, смысл и цель твоих речей,
Переполняли душу восхищеньем.
Ты нас спаяла мудростью своей
И простотой и скромным поведеньем.
                1996 г.

Я ВСПОМИНАЮ ВАС

На день рожденья прислала
Сто тысяч мне рублей,
О, как щедра ты и мила,
Восторг души моей!
Моя племянница - ты клад,
Ты дар святых небес!
И муж твой разумом богат,
Как красотою лес.
Сереже, сыну твоему,
В расцвете юных лет,
Сквозь свет дневной, ночную тьму
Шлю пламенный привет.
И пусть сопутствует успех
Вам на путях земных...
Целую, обнимаю всех
И в гости жду родных!

            1996 г.

ТЫ ЗАСИЯЛА В ОТБЛЕСКАХ ЗАРИ

Не скрою, племянница родная,
Что вспоминаю с радостью о том,
Как с Настей ты, красивая такая,
Пришла на берег в шортах босиком.
Моя жена спросила:"Много ль рыбки
Ты наловил и можешь ли продать?"
И не тая загадочной улыбки,
Поторопила:"Некогда нам ждать!"
И сквозь очки, что сильно запотели,
Я на тебя взглянул, как сквозь туман,
И не узнал тебя, на самом деле,
Подвел меня оптический обман!
И тут моя супруга засмеялась:
-Не угадал? Получше посмотри!
И мне тогда внезапно показалось,
Ты засияла в отблесках зари.
И в дно вонзив весло, не дав ответа,
Из лодки я на сходни соскочил,
И закричал:"Наташа, ты ли это?"
И под руки с восторгом подхватил.
...По небу плыло облако жар-птицей,
Пылал закат оранжевым огнем
И озарял взволнованные лица,
Цветы, траву и лес за Битюгом.
И все, довольны долгожданной встречей,
Вошли в наш старый деревянный дом...
И удивлялся я в тот летний вечер,
Твоих речей возвышенным умом!
                1996 г.

СЕМЬ ОТКРОВЕНИЙ  Ч.М.С.
1.
Супруга - боль моя и рана,
И не послушна, и груба,
Меня тиранит постоянно,
Как терпеливого раба.
Живем мы вместе с ней полвека,
Но от нее любви не знал.
Хоть не урод я, не калека,
И не задиристый1 нахал.
Имеет множество знакомых,
По блату вещи достает,
С утра смывается из дома,
А я шучу:"Пошла в народ!"
И если я спрошу ревниво:
- Куда ходила? С кем была?
Нахмурит брови молчаливо,
И передернется со зла.
И от меня все деньги прячет,
"Что б их с дружками не пропил".
Но ни на "Волгу", ни на дачу
Со скрягой я не накопил.
Но я привык к жене и знаю,
Что без нее (сказать боюсь),
Все, что имею, промотаю,
Ну, а скорей всего сопьюсь.
                1993 г.
2.
Ни разу от тебя не слышал я:
- Хороший мой, отрада ты моя,
В разлуке я скучаю по тебе
И провожу часы и дни в мольбе,
Чтоб ты в пути не встретился с бедой,
А возвратился радостный домой.
Я без тебя тоскую, слезы лью...
Когда б ты знал, как я тебя люблю!.
Нет, ты не говорила слов таких,
Чтоб я воспрянул духом, хоть на миг!
Со мной хмура, как туча в небесах,
В меня вселяешь ненависть и страх.
За мной ты подозрительно следишь
И в сердце что-то мерзкое таишь!
           21 июня 1978 г.
3.
- На улице и тихо, и светло,-
Я говорю жене своей сварливой.
- Нет, там мороз, - она бросает зло
И встряхивает седенькою гривой.
- Ты посмотри, как лужи там и тут
Блестят на солнце весело и ровно.
Она в ответ:"Какой ты все же плут.
Там чистый лед сверкает, безусловно".
Перечит мне всегда, везде, во всем,
Упрямая и хитрая супруга.
И деньги любит всем своим нутром,
Как ненасытно-жадная хапуга.
Куда-то в тряпки прячет от меня
Рубли, десятки, мятые пятерки
Т не боится, старая свинья,
Ни едких слов, ни брани и не порки!
Друзей моих готова растоптать,
И никого не приглашает в гости.
Когда грущу - вдруг станет хохотать,
Когда смеюсь - она кипит от злости.
Но крест свой я безропотно несу,
Мне за грехи она дана судьбою,
Искал себе невесту не в лесу
Вот и терпи...Да будет Бог с тобою!
                1981 г.
4.
На день рожденья не созвал друзей,
Родных к столу не пригласил с улыбкой:
Моя супруга Шейлока жадней
И делает ошибку за ошибкой.
Она гостей не любит всей душой:
Мол, объедят и обопьют до нитки...
Соседи нас обходят стороной,
А это для меня похлеще пытки.
К чужим мужчинам ластится она,
Когда ж скажу об этом ей открыто,
Насупит брови, дерзости полна,
И взглядом обожжет меня сердито.
Прости, Господь, за гневные слова,
За то, что я жену свою ругаю,
О ней идет недобрая молва.
А как ее исправить - я не знаю.
Она как серый камень холодна,
Строптивей необъезженной кобылы,
Упряма, непослушна и вольна
В своих желаньях будет до могилы.
Но я, конечно, тоже не святой
И нечистот во мне, и дряни много...
За все простить обоих нас с мольбой
И со слезами я прошу у Бога!
5.
Плохой отец и муж я, на твой взгляд,
И все меня не любят и бранят,
Что черствый я и глупый лиходей,
Из-за меня стыдишься ты людей.
А вот других без капельки стыда
При мне ты хвалишь всюду и всегда.
Иван - хорош и Вася - на все сто!
И перед зятем Сашей я ничто!
О них ты с томной ласкою поешь.
И сердце мне на части с кровью рвешь!
                1993 г.
6.
Я посадил грушнину
И выросла она,
У зарослей малины,
Кудрява и стройна.
Ухаживал, бывало,
За ней с любовью я.
- Спасибо, - мне шептала,
Красавица моя.
Весной минувшей, в мае,
Не ведавшая зла,
Она листвой играя,
Впервые зацвела!
Я на нее порою
Смотреть не уставал,
И телом т душою
С ней рядом отдыхал.
И думал я при этом,
Что за свои труды,
Вкушу на склоне лета
Сладчайшие плоды.
Жена ж моя, шальная,
Ее однажды днем,
Во всем мне досаждая,
Срубила топором.
На части искромсала,
В гнетущей тишине:
- Лишь место занимала!-
Она сказала мне.
А я, лишенный силы
От скорби, в этот миг
Ответил:"Ты - могила
Всех радостей моих!"
           1966 г.

ВОСПОМИНАНИЯ
(Из рассказа народной артистки СССР, Героя
Социалистического Труда М.Н. Мордасовой)
Под Тамбовом в деревушке
Я училась и росла,
И, как все мои подружки,
Развеселою была.
Мы плясали хороводом
На поляночке лесной,
Пахло ландышем и медом,
И весеннею травой.
 Я всегда с восторгом буду
Повторять все вновь и вновь:
«Никогда не позабуду
Свою первую любовь».
Мы с миленочком стояли
На закате у реки,
А над нами пролетали
Шумных уток косяки.
Белоствольные березы
Вошли в память навсегда,
И текли от счастья слёзы,
Как хрустальная вода.
Будто вечно веселилась,
Так, мой друг, не говори:
Я работать не ленилась
От зари и до зари.
И не мне ль бывало жарко
От забот и от труда:
Я - портниха и доярка.
Звеньевая - хоть куда!
Пела мать моя, бывало,
О любви и старине.
Вся родня eй подпевала
В тихий вечер при луне.
Все соседи к нам в избушку,
Как на праздник светлый шли.
Полюбились им частушки,
Как цветы родной земли.
Сторона моя, сторонка,
Ты во мне отозвалась,
Оттого пою я звонко,
Что в России родилась!

ПЕВИЦА РОССИИ
Она на сцену вышла смело,
Проста, нарядна, весела,
И заплясала и запела
И над сердцами власть взяла.
В ее частушках - ум и сила,
Времён священнейшая связь...
Гармонь смеялась и грустила
И вольно музыка лилась.

Иван Руденко со стараньем,
Как вдохновенный виртуоз,
Играл "Матаню" и "Страданья"
И доводил меня до слез.

В огромном и красивом зале,
В непостоянной тишине,
Исповедально зазвучали
Слова о мире и войне.

В руке платочек белой птицей
Летал, мелькал над головой...
"Какая славная певица"-
С восторгом я шептал порой.

В тот вечер я в волненье странном
 Смотрел на сцену, как и все,
А видел лес в дали туманной
И луг в серебряной росе.

Полей простор необозримый
Шумел пшеницей золотой,
И парень с девушкой любимой
Гуляли в роще за рекой.
И мне казалось: Мать – Россия
К рассвету розовому шла,
Венок Мордасовой Марии
На веки вечные плела !
   16. 09.  1980 г.

МУЗЫКА
Скрипач во фраке на мгновенье
Вдруг замер в чуткой тишине,
Потом в привычном упоенье
Смычком повел он по струне.
И полились по залу звуки,
Звеня,  ликуя и скорбя,
И из объятий праздной скуки
Мгновенно вырвали тебя.
И отдаваясь им всецело,
Ты устремляешься, мой друг,
В края,  которым нет предела,
Где много странностей вокруг.
Там сказка с былью ходит рядом,
Там юность пылкая твоя
С любовью первой, с темным садом
И страстной трелью соловья.
Свои ошибки и успехи
С душевной вспомнишь теплотой,
Как знаки давние, как вехи
Дороги, пройденной тобой.
Разбудит музыка былое
И удивит,  и ободрит,
И словно утренней росою
И ум,  и сердце освежит.
              21 сентября 1979 г.

СЕРДЦЕ
Оно прекрасно знает
Любовь,   восторг и брань:
Весь мир в себе вмещает
Его живая ткань.
Разлуки и свиданья,
Победы торжество,
Надежды и страданья
Проходят сквозь него.
Не ведает защиты
ОТ зависти и зла.
Доверчиво - открыто
Для дружбы и тепла.
Находки и утраты
В нем оставляют след,
На зов беды набатом
Гремит оно в ответ.
Бороться с ложью может,
Пока хватает сил,
И тот его тревожит,
Кто дружбе изменил.
Родной земли  цветенье,
И дождь,  и майский гром,
И жаворонка пенье
Находят отклик в нем !
   9 сентября 1979 г.

АКТЕРЫ
Хожу в театр не ради развлечений,
Не для того, чтоб скуку разогнать:
Там в океане мыслей и волнений
Науку жизни легче познавать.
Передо мной на сцене - не актеры,
А люди с их изменчивой судьбой:
Их монологи, мимика и взоры
Полны огня и блещут красотой.
Они смеются, плачут и страдают,
И за собой на подвиги зовут,
И не они ль пороки проклинают
И славят Доблесть, Преданность и Труд?!
Они рождают силы биться смело
С жестоким злом и полчищами бед,
А на вопрос - что черно и что бело? –
Я нахожу с их помощью ответ.
Они могучим даром обладают
Сближать года и целые века:
То перед нами - Цезарь, то Чапаев,
То видим мы живого Спартака.
И радуясь, горюя, восхищаясь,
Я говори: "Нет, это не игра!"
И перед их искусством преклоняясь,
Желаю им успехов и добра!
                22 апреля 1979 г.

Б.М. ВОРОНЦОВУ
Бесценным богатством владею,
Его не отнять никому…
Приятеля ныне имею:
Я предан, как брату, ему.
Веселый, простой, откровенный.
Он любит блистанье острот.
Но к лести - монете разменной,
 Ом ненависть в сердце несет.
Он может поступком и словом
К себе притянуть, как магнит,
Но может он быть и суровым
И  крепким порой, как гранит!
Я знаю:  он правое дело,
Отбросив сомнений балласт,
Навстречу противнику смело
Пойдет он и спуску не даст!
Когда меня что - тo волнует,
К нему я с надеждой иду.
 Я верю: с ним вместе любую
Развеем печаль и беду.

С.А. ЕСЕНИНУ
Я до сих пор не верю,
Что сам себя сгубил:
Ведь даже палкой зверя
Ты никогда не бил!
Не вор не забияка
И вовсе не нахал
И кошку и собаку,
Как братьев, ты ласкал.
Рассветы и закаты
И месяц золотой
Чудесно воспевал ты
И трезвый и хмельной.
В пылу страстей сгорая,
Смеялся и грустил,
Всем сердцем больше рая
Ты Родину любил!
И как петлю на шею
Накинуть ты посмел?!
Такой бы и злодею
Я смерти не хотел.
Знать ты нечистой силой,
Прославленный поэт,
Взят в черную могилу
В расцвете зрелых  лет.
Как канет камень в воду
Так ты ушел от нас…
Тоскует вся природа
И я в слезах сейчас!
   Апрель 2001 г.

СМЕРТЬ ПОЭТА
Он мало жил, но жизнь познал
И много ездил и писал.
В его пронзительных глазах
Не лесть таилась и не страх –
В них часто отражался гнев,
Когда поэт, воспламенев,
Клеймил в строках обман и зло
И все, что душу его жгло.
Не принял он покорный вид,
Когда Дантесом был убит
Великий Пушкин. Высший свет
Назвал источником всех бел.
И ярость на себя навлек
Тех, кто умом был недалек,
Кто чином, званьем дорожил,
Мамоне ветреной служил.
И клевету, и тьму угроз,
Не ожидая похвал, он перенес.
Под пули горцев на Кавказ
Царем он сослан был в тот раз.
И он ходил бесстрашно в бой,
Подвижный, сильный, молодой.
Под свист и сабель, и свинца
Стяжал он славу храбреца.
...В мечтах парил под облака
И наблюдал он свысока
Казбек, закутанный в туман,
Эльбрус - двуглавый великан,
Аулы у подножий гор
И пестрых цветников ковер.
Шумящий Терек голубой
И белый парус над волной,
И всей вселенной беспредел
С восторгом пламенным воспел.
И для Поэзии рожден,
Чудесный край прославил он.
И много планов у него
В уме роилось. Для чего?!
Чтоб скоро в мир иной уйти
И их с собою унести!
...Бал у Верзилиных гремел,
И танцы шли, и кто-то пел...
И вдруг Мартынов в зал вступил,
Красавец, полный юных сил.
Холодным взглядом всех обвел
Тупой служака, пустобол!
Усов колечки подкрутил
И с кем-то он заговорил.
И Лермонтов шутя сказал:
«Вот - горец и при нем кинжал.
Вы, дамы, прячьтесь от него...»
И - точка. Больше - ничего!
Без злого умысла сострил,
И... на дуэль он вызван был!
 ...И у подножья Машука
К барьеру встали два стрелка.
Внезапно туча наползла,
И на площадку тень легла.
И хлынул ливень, загудел,
Как мириады светлых стрел.
И, омывая грудь земли,
Ручьи и струи потекли,
И секунданты в эту склизь
Команду подали: «Сходись!»
Но руку Лермонтов поднял,
В которой пистолет сжимал,
И вверх направил он дуло,
Что заблестело, как стекло.
Мартынов же шагнул вперед,
Упрямо, жестко стиснув рот...
Остановись же наконец:
В кого ты целишься, глупец?!
В тебе нот жалости, любви,
И желчь вражды в твоей крови
Кипит, как дьявольская смесь,
И ею ты пропитан весь.
Тебя же будут проклинать
Отец и сын, и дочь, и мать,
И кто-то старческой рукой
Ножом портрет изрежет твой.
Потомки взвесят все, учтут,
Тебя убийцей назовут.
Ты самолюбие уйми,
Его, как брата, обними,
Ведь он Отчизны верный сын –
Поэт, солдат и гражданин!
Но ты не слышишь! Ты же сам
Подлец и служишь подлецам.
Ты выполняешь волю их,
Продажных, лживых и скупых..
И выстрел четко прозвучал,
И гений замертво упал.
И в этот миг взорвался гром,
Заволновалось все кругом:
Деревья, травы и цветы,
И придорожные кусты...
Так выражала скорбь свою
Природа в сказочном краю.

                *   *   *
Сто шестьдесят минуло лет
Со дня дуэли. Но поэт
Нам ближе и роднее стал:
Не зря народ он призывал
Бороться с нечестью. Везде
Друг другу помогать в беде.
В России ныне (стыд и срам!)
Грабеж, распутство, шум и гам,
И лицемеры, и жулье
Творят всевластие свое.
И борзописцы всех мастей
Морочат головы людей,
И на экране голубом –
Что ни картина, то - Содом.
И Лермонтов нас всех зовет
Призвать к ответу черный сброд!

НА СТРАЖЕ РОДИНЫ      
Отважный, сильный, благородный
И ратной выучкой богат,
На страже Родины свободной
Стоит наш доблестный солдат.

За ним - луга, поля, дороги,
огни и песни городов.
Спокоен он, но по тревоге
Мгновенно выступить готов.

Давал присягу он не даром,
И правда ленинская с ним.
И, если надо, в схватке ярой
Сойдется с недругом любым.

В нем предков дух воспламенится,
Священным гневом клокоча,
За зло воздаст врагу сторицей
Защитник дела Ильича!
                Май 1969 г.

ДЕВИЧЬЯ ГОРА
(осетинская легенда)
Шли семь сестер однажды в гору.
Их братья кровные в ту пору
За перевалом Ай-Чжигу
Метали сено стог к стогу.
В узлах, что вышивкой цвели,
Обед им девушки несли.
Крута гора. Нелегок путь.
Посмотришь - негде отдохнуть.
Вблизи ни тени, ни ручья,
Лтшь вьется тропка, как змея.
А солнце палит с высоты,
И вянут травы, как цветы.
С лица струится едкий пот,
А сердце в грудь, как молот бьет.
- Не испугает нас жара,-
Сказала старшая сестра.-
Скорее в камень превращусь,
Чем вниз я в панике спущусь!
- И я!
- И я! - тотчас же вслух
Заговорили сестры вдруг.
\внезапно тут могучий вал,
Клубясь, окутал перевал.
И прилетели с ледника
На крыльях ветра облака.
И  снег, и пыль, и дождь, и  град -
Смешалось все! Кромешный ад!
И, сотрясая все кругом,
Ударил в бубен неба гром!
Но вскоре тучи пронесло,
И снова - тихо и светло.
А где же девушки? Взгляни,
Быть может вспять бегут они?
Но нет, где смерч их всех застал,
Мгновенно выросло семь скал.
И по сей день они стоят.
И осетины говорят:
- Будь стойким в трудностях любых,
Не падать духом ни на миг,
Нас учит с давних-давних пор,
Поступок доблестных сестер!
Они из жизни не ушли,
Они бессме6ртье обрели!
И гору ту, сор скал грядой,
Назвали Девичьей горой.
               25 июля 1978 г.

ГЕЛЕНДЖИК

Хоть в годан, но духом молод
Отдыхал я, как в раю...
Геленджтк, чудесный город,
Ты вошел в судьбу мою.

Видел ты, как к обелискам
Я носил цветы с лугов...
В дни войны Новороссийску,
Помогал ты бить врагов.

И с деспотов, в сорок третьем,
Не дожив и до седин,
В грозный час ушел в бессмертье
Цезарь Куников - твой сын!

И других бойцов немало,
Что сумел ты воспитать,
На полях сражений пало
За свою Отчизну-мать.

Прокатились над тобою
Годы бедствий и тревог,
И со стойкостью героя
Все ты вынес, перемог!

Овеваемый ветрами,
Ко всему всегда готов,
Между морем и горами
Тонешь в зелени садов.

Щедро соком налитые,
В свете солнечном блестят
Твои груши медовые,
Алыча и виноград.

Полюбил тебя, как друга
Ты и весел, и пригож,
И под знойным небом юга
И мужаешь и растешь!
           27 июня 1980 г.

ОБ АЛТАЕ
Ширь и даль без конца и без края,
И куда не взгляни - зеленя.
Полюбились мне степи Алтая,
Красотою пленили меня.
Выйдешь утром из дома, бывало,
Воздух полною грудью вздохнешь,
И от зорьки малинно-алой,
Больше ты никуда не уйдешь:
Не забудешь ее полыханье,
Отраженье в озерной воде,
И росы серебристой сиянье
На цветах, на траве и - везде!
А какие там девушки! Боже!
Как подвижны они и ловки!
И на ангелов видом похожи,
Кому зря не протянут руки.
По одной Кулундинской красотке
Я, неробки пилот, тосковал.
Посидеть, покататься на лодке
Я напрасно её приглашал.
И однажды она мне призналась,
Что из армии ждет жениха:
- Вы поверьте, - она застеснялась, -
Я подальше держусь от греха.
И меня стороной обходила,
Только взглядом пронзала насквозь.
Может быть, "летуна" и любила,
Но сойтись ей с другим довелось.
Впечатленье несу об Алтае
В своем сердце с далеких времён,
Как о светлом и радостном крае,
Где и верность, и святость - закон.
Побывать я в нем тщетно мечтаю,
Хоть моя вся там юность прошла:
Перестрой, как мачеха злая,
Вероломно нас с ним развела!
                2 октября 1963 г.

НЕ ОСТАНУСЬ В СТОРОНЕ
(По поводу событий в Грузии зимой
                и весной 1987 года).
Сегодня жить спокойно не могу:
Друзья в беде! Вся Грузия в снегу.
Под свист и вой гуляющей пурги
Кахетия взывает:"Помоги!"
Где рос недавно сочный виноград,
Пронёсся ночью мощный камнепад.
И учинив губительный "покос",
Он за собой кустарник весь унёс!
Свалил столбы, порвал все провода
И сбросил их в ущелье без труда.
Лавина вниз сбежала, тяжела,
Село Мулохи с ходу погребла.
... В Сванетии и молнии, и гром.
Бушуют ливни шумные кругом.
Река Риони буйно разлилась,
Разрушив дамбы, к нивам понеслась.
И вспенилась, взъярилась Дзирула,
И к небу брызги тучей подняла.
В потоках грязной пляшущей воды
Стоят и стынут рощи и сады.
Дома селений многих снесены.
Детей и взрослых крики мне слышны.
Их плач и стон на части сердце рвут.
- Спасите нас! - они меня зовут.
Да разве я останусь в стороне?
Их боль - моя! Она понятна мне.
Их не оставлю в горе роковом
И поделюсь и хлебом, и теплом.
Что нужно им, без лишних слов отдам...
Друзья мои, спешу на помощь к вам!


ОБЩАЯ СКОРБЬ

На сердце тоскливо и жутко -
Газету читать не могу:
На фото вся в ранах малютка,
В пальтишке лежит на снегу.

ЕЁ из-под серых развалин
Солдаты с трудом извлекли,
И бабушка с мамой припали,
К тебе, дорогая Лейли.

А рядом к погибшему сыны
Седой головою приник,
Согнув непокорную спину,
Могучего склада старик.

Следы ты увидишь повсюду
Подземных внезапных толчков:
Пугающе мрачные груды,
Разрушенных с гулом домов.

И слёзы, и кровь – не водица..
Сочувствую горю армян.
И скорбь затуманила лица
Спасателей множества стран.

Просить их сегодня не нужно
Включиться в нерадостный труд.
И парни Болгарии дружно
Работают с венграми тут.

Француз с англичанином вместе
Спешат все завалы убрать...
И хочется просто, без лести,
Им крепкие руки пожать.

В беде неприличны объятья,
Но всем здесь понятно без них;
Все люди, воистину, братья
На зыбких просторах земных!
               17 декабря 1988 г.

СОТВОРЕНИЕ КАВКАЗА
(Адыгейская легенда)
Бог Тха вдохновенным желаньем
В великих делах одержим,
Мечтал завершить мирозданье
Бессмертным твореньем своим.
    Хотел, чтоб увенчано славой,
   Явилось отрадой для глаз...
   И создал он край величавый
   С красивым названьем Кавказ.
И к морю там хлынули реки,
И ветер целебный подул...
И, смежив усталые веки,
В саду вседержитель уснул.
   Но злые и добрые духи,
   Нарушив священный покой,
   Дорогой безумной разрухи
   Пошли друг на друга войной.
Руками они отрывали
Куски от цветущей земли,
И в ярости глыбы бросали,-
И горе и гибель несли!
   Пылая огнем исступленья,
   Гиганты дрались до темна...
   Разбуженный громом сраженья,
   Владыка восстал ото сна.
И в гневе свинцовые тучи,
Над полем он битвы сгустил,
И всех великанов могучих,
Он в горы тотчас превратил!
   И дымом сиреневым долго
   Курились они тяжело:
   Молили прощенья у Бога
   За всё совершенное зло.
Но нет своевольным пощады,
Тха страшной войны не забыл.
И все же седые громады
Густыми лесами покрыл.
   И снова, увенчанный славой,
   Явился отрадой для глаз,
   Им созданный край величавый
   С красивым названьем "Кавказ"!

СКЛЕПЫ
На вид и серы, и нелепы
В низинах и на гребнях гор,
Из камня сложенные склепы
Стоит в селеньях до сих пор.
Вокруг задумчивые скалы
Стоят, как воины в броне,
Сюда в дни праздников, бывало,
Шли горцы в скорбной тишине.
Они считали, что их предки
отведут горе и нужду,
И как живым и крепким духом
Несли им воду и еду.
И без утайки говорили
Здесь о любви и о делах,
Душой в беседе не кривили
И зла не прятали в сердцах.
И было смысла в том немало.
Сынам Осетии везде
Такая вера помогала -
В боях, походах и труде
        25 июля 1978 г.

БОЖЬЕ ДИВО
Смотрю я на фиалку с восхищеньем,
Боюсь примять её прикосновеньем
Своей руки, и, затаив дыханье,
Стою я перед ней, как изваянье.
Все лепестки похожи друг на друга.
Кто тих создал? Чья в этом есть заслуга?
Цвет голубой они в себе впитали,
Как будто с неба чистого упали,
И в лиственном зеленом обрамленье
К земле приникли в сладостном забвенье
И от фиалки аромат струится,
Как пью его и не могу напиться.
Его и ветер сильный не разгонит,
И в струях дождевых он не утонет.
В цветке все нежно, ярко и красиво,
И я шепчу невольно:"Божье диво!"

            ГЕОЛОГ
На разных глубинах прекрасной земли
И ГАЗ светоносный и нефть  залегли,
Покоятся в недрах гранит и алмаз,
Сапфир светло - синий - отрада для глаз.
Пласты аргелитов и красной руды,
Озера и реки целебной воды...
Несметны богатства. Но как их найти?
К ним только пытливым открыты пути.
Кто сердцем отважен, чьи руки сильны,
Тому и ключи от сокровищ даны.
Геологом быть - это лени не знать,
По снежным и пыльным дорогам шагать,
На скалы взбираться под клекот орла,
В ущелья спускаться, где холод и мгла.
В горах и низинах пески промывать
И камни дробить, чтоб состав их узнать,
И цели достигнуть в упорном труде,
И выручить друга в нежданной беде.

СЛЕСАРЬ

Мой труд - и радость и почет.
Со всех сторон хорош.
Представь: пришел я на завод
И с ходу - за чертеж.

Я от волненья не дышу, -
Такой момент настал:
С бумаги все переношу
Разметкой на металл.

Теперь за дело в самый срок!
Мне сил своих не жаль.
Сверлю,  пилю да так ,  браток,
Что пламенеет сталь!

И мысли и движенья рук,
И воля – заодно…
И льется звон и слышен стук,
Привычные давно.

Деталь готова. Вот она!
Изъянов - никаких.
И на душе моей - весна
В такой счастливый миг!

ТОКАРЬ
Дел у слесаря много
 Не скажу ничего,
Но и токарь,  ей - богу,
не отстал от него.

Расскажу откровенно
 О себе я пока,
Тридцать дет я бессменно
Вcё стою у станка.

Из железа и стали.
Ранним утром и днем,
К грозным танкам детали
Я готовил на нем.

А сейчас со стараньем
Я машины  «лечу»:
К тракторам и комбайнам
Все,   что надо,  точу.

Чтоб, как роща весною,
мать - .Россия цвела,
Чтоб всегда молодою
И. могучей была!

СТОЛЯР

Мой дед столярничать любил.
Я помню, как,  бывало,
Он к верстаку всегда спешил
Едва лишь рассветало.

'Гам под навесом,  в мастерской,
Как в роще соловьиной,
Березой пахло и сосной,
И кленом и осиной.

Под пенье звонкое пилы,
Смекалистый на диво,
Он делал рамы и столы
И быстро и красиво.

На память шкаф мне смастерил
С узорами на дверце.
- Не забывай,  - он говорил ,  -
В труде -  и ум, и сердце.

Ему я часто помогал
И за мои старанья
 Он мне охотно передал
И опыт свой и знанья.

КАМЕНЩИК
 
За мастерок берусь я смело
натренированной рукой...
И  вот работа закипела
С утра,  омытого росой.

Привык я делать все с душою
И строгий счет вести часам,
С помоста некогда порою
Мне кинуть взгляд по сторонам.

Я славлюсь кладкой и, конечно,
Скрывать «секреты» не хочу.
Раствором схваченный,  навечно
Кирпич ложится к кирпичу.

Все стены выровнял я строго,
Смотри - какая прямизна!
И блики солнца золотого
Легли на них, как ордена.

Мой дом поднялся выше ели
Под самый купол голубой,
В нем будет в слякоть и метели
Тепло,  как солнечной весной.

МАШИНИСТ
Мчит легко мой тепловоз
Гулкие вагоны,
И  сбегают под откос
Яблони и клены.

То окошками блеснет
Будка полевая,
То в овраге промелькнет
Белых уток стая.

И кружится в стороне
Город, зелень сада…
Развожу я по стране
Все, что людям надо:

Сталь, железо и станки,
Пряности и ткани,
Хлопок,  собранный в тюки,
В знойном Казахстане,

Хлеб воронежских полей,
Уголь многих штолен…
И профессией своей
Очень я доволен!

МАЛЯР

И вот опять вхожу я в новый дом
С малярной кистью в фартуке цветном.
Я крашу стены, пол и потолок,
Чтоб был приятен каждый уголок,
И восхищались люди неспроста:
«Какой здесь блеск! Какая красота!»
Я ставлю колер так, чтоб он
Был как бы светом солнца озарен,
Но глаз и чувств ничьих не утомлял,
А о прекрасном думать заставлял!
В КАРЬЕРЕ
Посвящается строителям Павловского
карьера гранитного щебня.

На высокую насыпь взошел я не сразу
И на гребне  застыл в восхищенье немом:
Подо мной грохотали "БеЛАЗы" и "КРАзы"
На дорогах, как будто объятых огнем –

Ярко - красная глина на солнце пылала,
На откосах её пламенели следы,
И казалось: драглайны в ковшах поднимали
Горки алой, как маки, тяжелой руды.

Вдоль траншеи холмы меловые белели,
А по дну её, в блеске  горячих лучей,
В зумпф глубокий, где мощно насосы гудели,
Изумрудного цвета струился ручей.

Из карьера машины в строжайшем порядке
Выбегали наверх и в дыму, и в пыли...
Здесь работали люди крепчайшей закалки,
Пробиваясь к граниту сквозь толщи земли!
                Апрель 1960 г.

РАЗГОВОР С ВНУКОМ

Мне внук вопросы задает,
В упор он смотрит на меня:
- Кто сделал лунный вездеход
И деревянного коня?

Откуда, что и почему? –
Ты объясни попроще, дед.
И я любимцу своему
Даю обдуманный ответ:

- На чем сидишь ты за столом,
Во что налил душистый чай, -
Все это создано трудом,
И ты о том не забывай!

И в палисаднике сирень
И липы с кленами вдоль рек,
О них заботясь каждый дань,
Взрастил рабочий человек.

Костюм, что носишь ты теперь,
На полке детский вертолёт, -
Всё смастерил он и, поверь:
над ними проливал он пот!

Он строит башни и дома
Велик, красив, непобедим!
И отступает даже тьма
В любое время перед ним.

Воздвигнув прочные мосты,
Соединил он берега.
Творцу всей этой красоты
Покорны топи и снега...

Рассказ мой внука покорил,
О чем - то начал он мечтать,
 Потом сказал, как отрубил: -
И я хочу таким же стать!
               
МОЙ СОВЕТ
Много дней я ходил сам не свой
От огромной потери такой.
Помню я: шелестел листопад,
Ветер скорбно шумел: - Умер брат!
И, плескаясь твердила река,
Что утрата моя велика.
… Мой родной, ты ушел навсегда,
Как сгоревшая в небе звезда.
Лишь оставил на память родне
Свой портрет, что весит на стене.
Сам его написал ты весной
И обвел золотистой каймой.
Я, тобой с малолетства любим,
Восхищался талантом твоим,
Ты бы много хороших картин
Мог создать до почетных седин.
Но не долго ты в радости жил, -
Бросил краски, мольберт и…запил!
И разгула безумного чад
Погасил в тебе силы, мой брат!
…Что былое винить и клянуть?
Что промчалось - того не вернуть.
Но, учась на ошибках любых,
Помни, друг, постоянно о них.
Не теряй ты рассудка нигде,
И ищи свое счастье в труде!
               1965 год

НАШИ ПОДРУГИ
Подруг наших портреты
И в профиль и в анфас
В журналах и газетах
Печатают у нас.

Из Россоши и Хавы,
 Поселка Красный Кут...
Людей венчает славой
У нас в Союзе 'Груд.

… Ты добываешь уголь,
И, радуя страну,
На "Беларуси" плугам
Пластуешь целину.

Порой,  где ходят тучи
Так близко - хоть держи!
Ты на ветру колючем
Возводишь этажи.

Река зимой и летом
Дремала до поры,
Ты высекла луч света
Из темной Ангары.

Взошла на "крышу мира",
И, презирая страх,
Над безднами Памира
Взметнула красный флаг.

Прошла сквозь чад пожарищ
В наш беспокойный век,
Подруга,  мать, товарищ -
Советский человек!
   Май 1972 г.

ЭПИГРАММЫ

На Г. М. С.
Я меченым тебя не называю,
Но на тебе - предателя печать.
Не здесь, так на том свете, тварь земная,
Тебе за зло придется отвечать.
Сейчас в тиши ты пишешь мемуары
Как развалил страну, мошенник старый,
Родоначальник смут, убийств и грабежей
Уйдешь из мира с кличкою: «Злодей»!

На Е. Б. Н.
К вершинам власти ты прорвался
И мерзким плутом оказался:
Врал, пьянствовал, шутя блудил
И негодяев расплодил,
… Рука природы в ярости слепой
Тебя карает тяжко, исподволь:
Ты видом схож с гигантскою свиньей,
Хоть держишься форсисто, как король.
На С.  Б.  М.
Под черными   холеными усами,
Под верхнею и нижнею губой
Весь рот заполнен хищными зубами,
Хоть с виду он красивый и простой.
Что нравится ему - хватает он
Бездушный» жадный, хитрый пустозвон.

На  Ж. В. Ф.
Он суетлив и очень говорлив
И деловит. Но, Боже, как он лжив!
Имеет связи прочные он с властью
И пользуется этим с ЯВНОЙ страстью,
Манипулирует он мненьями людей
Используя их часто, как злодей.

На К. О. И.
Нет, я тебя не презираю
Что ты труслив и ростом мал:
Тебя я просто огибaю,
Чтоб мне под ноги не попал.
Щебечь позвонче на пути,
Чтоб тельце бренное спасти.
Да, ты трезвонить научился
И в карьериста превратился!

ПЕРЕСТРОЙЩИКИ
Правит клика Горбачёва
Безобразно, бестолково:
Только зло творит в стране,
Что подстать лишь сатане.
Тучный Павлов - наш позор:
Обирает всех, как вор.
На одежду и на фрукты
И на детские продукты
Часто цены повышает»
А других забот не знает...
Машинисты и монтёры
Металлурги и шахтёры, -
Все заложники судьбы
Жизнь влачим мы* как рабы.
Под шумок о перестройке
Бьют нас зверски, как с попойки
В Сумгаити и Литве,
И в Тбилиси , и Москве...
Братцы! Надо нам убрать
Всю грабительскую рать.
А не то ~ нам всем капут,  -
Паразиты нас сожрут!
На борьбу с кровавой кликой
Грудью встань, народ велики!
    1 мая 1991 г.

ПЕРЕКОСЫ ПЕРЕСТРОЙКИ
Я нервным стал, правительство браню:
По их вине срубаю на корню
Я виноград. Теперь не пью вино,
Но полюбил наркотики давно.
Чтоб в голове худел набатный звон,
Я достаю по блату ацетон,
И, откупорив ёмкий пузырёк,
Пары вдыхаю с жадностью, браток.
Девчонок голых вижу я в кино,
Потом в саду, когда темным - темно,
Случайную я путницу ловлю,
И под кустом в кювет её валю !
А утром у токарного станка
Злой, как бульдог, валяю "дурака":
Точу болты и втулки кое - как,
И наплевать мне, что "гоню" я брак!
Мне по талонам сахар выдают
И мыло в руки грязные суют.
Мне нечем обрить обвислые усы.
Забыл я вкус хорошей колбасы,
А мой сосед, снабженец, на пиру
jЖрет и балык и красную икру.
И вор и плут имеет "Жигули"
И отдыхает, словно короли.
А я?... А я ?... Да что там говорить!
Велосипед мне не за что купить.
Какое, к черту, равенство сейчас!
Шикует тот, кто обирает нас.
Растёт преступность в "солнечной" стране
И нет покоя даже в тишине.
И жизнь кляну в безумии своём.
Как жалкий раб, исхлестанный кнутом !
   10 мая 1993 г.

 САХАРНЫЕ СТРАДАНИЯ
Фельетон
С работы я пришел домой,
Жена – навстречу: - Сокол мой,
Сходи талоны получи
И во весь дух домой скачи:
Купила клюквы я вчера,
Компот сварить давно пора,
Потек из ягод сок, чуть свет,
А сахарку ни грамма нет…
Я к остановке побежал,
В трамвай ворвался, застонал:
Тотчас в ужасной толкотне
Бока намяли крепко мне.
Добрался я до ЖКО,
Взошел по лесенке легко,
На самом верхнем этаже
Шумела очередь уже.
В конторе тесной за столом
Сидел усач с куриным лбом.
- Кто за квартиру деньги внёс,
Тот – подходи, - он произнес, -
И предъявляйте паспорта,
Без них не дам я ни черта!
И оторопь меня взяла.
Зло закипело, как смола:
- Неужто все мы здесь лгуны,
И вы нам верить не должны?
- Приказ начальства, а не мой! –
Верзила дернул головой2.
Пустился я в обратный путь
И боль и гнев сжимали грудь.
Супруге всё поведал я.
Она взглянула на меня,
И, перестав крошить укроп,
Как прошипела: - Остолоп!
Порядки наши надо знать,
Чтобы впросак не попадать!
     3 апреля 1992 г.

ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
Фельетон
В эпоху перестройки,
Удачный сделав ход,
Директор Яков Дойкин
Прибрал к рукам завод.
Почти всю кипу акций
Скупил он за гроши,
Любитель махинаций
Старался от души:
Под офис он в аренду
Сдал красный уголок,
И хапал дивиденты
И прятал  под  замок.
За газ, за свет и воду
Сам цены он взвинтил,
И сыну на доходы
«Toйоту» он купил.
Себе дворец отгрохал
В своем селе родном.
Народ смотрел и охал:
"Вот это дом, так дом!"
Экономистом свата
Зачислил в свой он штат.
Недавно в депутаты
Прорвался плутократ.
Он одному поэту Помог стихи издать,
И тот его за это
Стая лихо прославлять.
Секрет я вам открою:
В газете «Патриот»
Назвал его героем
Продажный рифмоплет.

ПОРТРЕТ С НАТУРЫ
     (После прочтения книги Б.Н. Ельцина
        «Исповедь на заданную тему»).
Он своенравным парнем рос
И он ушел из дома рано,
Высок, силен, звонкоголос
С натурой жесткой хулигана.
И в первый день в кругу шпаны
Продул он в карты, как мальчишка,
Часы глубокой старины
И чемоданное бельишко.
А после зекам проиграл,
Всё,  что имел он под рукою...
Чуть под колеса не попал
Вниз залихватской головою.
"Родной"  милиции боясь,
На крыше ездил он вагона,
Порой месил ногами грязь
Вдоль шпал и шумного перрона.
Объездил "зайцем"  города:
Москву, Казань, Саратов,  Сочи...
И врал и крал он иногда
И коротал он в парках ночи.
И в рваных тапках и штанах
Под отчий кров Борис вернулся,
И пыль дорог смахнув в сенях,
Он хитровато усмехнулся.
"Житейским"  опытом богат,
Теперь он сделает карьеру,
Применит хитрость,  лесть и блат,
Конечно, к месту все и в меру.
И "наверх" шустро он полез:
 Окончил ВУЗ,  стал коммунистом,
Прошел в ЦК КПСС
Путем окольным и тернистым.
Себя повсюду выдавал
Он за защитника народа,
Лукаво и бесстыдно лгал
Не дни,  не месяцы, а годы!
Где он - там мира больше нет,
Там воровство,  обман и драки...
И вот он бросил партбилет
На стол с ухваткой забияки:
"Какой герой! Вот это – да!"
- Народ аж ахнул от восторга,
Никак не мог понять тогда
Всю цену ельцинского торга!
Голосовал я за него
И призывал других к тому же,
И что ж добились? Ничего…
Сидим мы все в поганой луже!
А президент? Каким он был,
Таким же "хватким" и остался:
Воров и хамов наплодил
И с подхалимами съякшался!
           9 марта 1995 г.

САМ СЕБЕ И ЦАРЬ И БОГ
Президент живет не тужит,
Крепко с Бахусом он дружит.
На экране голубом
Появлялся под хмельком,
А потом посла принял
И за дружбу тост поднял.
Чтоб набраться свежих сил,
Он на дачу укатил.
Там в бассейне он купался,
И с друзьями развлекался,
И пока была охота,
В теннис он играл до пота.
Брал от жизни все,  что мог,
Сам себе и Царь и Бог!
В ФеРГе же наш герой
Потешал народ честной:
Под собой не чуя ног,
Он плясал, как скоморох.
Не представившись маэстро,
Дирижировал оркестром
И вертелся так и сяк…
Вот какой он весельчак!
Но бывает и серьёзен,
И решителен, и грозен.
Приказал же он,  Главком,
Расчехвостить Белый дом.
Депутатов,  что в нем были,
Залпы пушек оглушили.
Вдрызг парламент разгромил
И… Но лучше помолчим.
Все дела,  что он решает,
Часто с кровью их мешает,
То армянской,  то грузинской,
То литовской, то российской.
Как шальной он гонит нас
Воевать с Чечней сейчас.
Наше племя молодое
Он бросает в пекло боя...
Не поймешь, чего он хочет
И зачем Указы строчит?
Издает их,  отменяет...
Оттого всю Русь шатает!
   Апрель 1995 г.

СЛУЧАЙ НА МУСОРКЕ
Там, где контейнеры стояли
У захламленного леска,
Бесшумно голуби летали
И с визгом грызлись два щенка.
Вороны с карканьем садились
На мусор пестрый, как цветник,
Потом куда-то уносились,
Подняв зловещий гвалт и крик.
И там объедки выбирала Из хлама женщина одна,
И вдруг газету увидала С портретом Ельцина она.
Что с ней стряслось, о,  Боже правый! –
Схватив газету,  как змею.
Она вскричала: "Плут лукавый,
Ты исковеркал жизнь мою.
В Чечне погиб сыночек Коля
 И с горя умер мой супруг...
Такая выпала мне доля...
Ты - враг мой личный, а ее друг!
Я за тебя голосовала,
(Дать много благ ты обещал),
Теперь - то я сполна познала.
Что ты всегда юлил и врал.
Простой народ тобой унижен,
В стране творишь ты ералаш,
А подхалимы пятки лижут
 И говорят тебе: "Ты - наш !"
Ты на дела махнул рукою,
Играешь в теннис, ешь да пьешь…
От грабежей, резни, разбоя
Меня бросает в пот и дрожь!
Я не могу найти работы,
Давно закрыли наш завод,
Деньжонок нет, а есть охота
И вот копаюсь тут, как крот.
Ты хуже дьявольской напасти,
Ты – лжец, каких не видел свет"…
И стала с ярость на части
Рвать напечатанный портрет!

А ВИНОВАТЫХ - ТО И НЕТ
                17 августа 1998 г.

"Демократия и бизнес,
Как химеры на Руси...
Вот и новый грянул кризис,
Словно гром на небеси.
Цены резко подскочили
На крупу и на рулет,
Не мечтай теперь о сыре
И о сладости конфет.
Колбаса и мясо стали
Недоступны для мирян,
Люди в гневе зароптали:
- Это ж форменный обман!
- Мы ни в чем не виноваты,
Что без денег вы опять,-
Заюлили депутаты,-
Это надо всем понять.
Черномырдин, Кириенк
Натворили много бед,
Припереть их нужно б к стенке.
чтоб за все нести ответ.
Жириновский, как обычно,
Напрягая разум свой,
Выражался неприлично,
Как психически больной.
Обнаглели, ожирели ,
Кулаки пускают в ход,
И дерутся, словно звери,
Как с собакой злющий кот!
А в суть дела не вникают
И творят "кардибалет",
И порой они не знают,
Где же Ельцин, президент?
То ли водкою "полощет"
Он свою больную грудь,
То ль решил на даче в роще
От безделья отдохнуть?
Между тем воры и хамы
Лезут в общую казну.
И без шума, и без гама
Грабят славную страну.
И зарплаты нет трудягам,
От того-то тяжко мне...
И замызганной бродягой
Кризис бродит по стране.

ГИБЕЛЬ СУБМАРИНЫ "КУРСК"

Под шум и плеск студеных волн
Разверзлась адская пучина:
Громадой в сотни тысяч тонн
Исчезла в бездне субмарина.
На много метров глубины,
Нептуну древнему на милость
В объятьях тьмы и тишины
На дно морское опустилась.
Два дня в "верхах" на берегу
Лень и беспечность проявили:
О катастрофе - ни "гу-гу".
Как будто ничего не знали.
Потом штормило, как на зло,
И "фантазеры" всполошились:
-Нам со стихией не везло,-
Соврали и не извинились.
Им по спасенью фронт работ
Создать бы надо без раскачки,
Не ждать , когда Господь пошлет
Погоды тихой, как подачки.
Кто прочный корпус повредил:
Взрыв мины или чье-то судно?
Главком Морфлота "пояснил":
- Ответить нам на это трудно.
Лишь водолазы разрешат
Вопросы эти непростые,
Когда спасут они ребят,
И если те ещё... живые...!
И вдруг во все концы земли,
Как птицы полетели сводки:
- Стыковку сделать не смогли
Мы с корпусом подводной лодки.
А это значит, что спасти
Не удалось несчастных сразу:
Теченье мощное в пути
И тьма мешает водолазу.
И техника ещё слаба
С проблемой справиться без риска...
Всем предстоит ещё борьба
И до победы нам не близко..."
... В смятенье чайки: "Кар - р - аул!"
Скрипят над Баренцовом морем...
Гигантский крейсер утонул.
Кто не охвачен тяжким горем?!
И Путин президент страны
Со скорбной речью выступает,
И звуки песен не слышны
И блеск веселья затухает.
И нет пустых и праздных слов
И слезы на глазах и веках :
Сто восемнадцать моряков
Томятся взаперти в отсеках!
Во все пробоины вода,
Быть может, хлещет с дикой силой,
Непоправимая беда
Грозит безвременной могилой
И к нам норвежцы на судах
Спешат на "sos", полны отваги,
И отражаются в волнах
На корабле английском флаги.
Но поздно!... Вести так горьки,
Что миллионы в шоке были:
"Погибли в муках моряки" -
По телевизору сообщили.
Я плакал, горем одержим, -
Мне жаль любимую Отчизну:
Она по сыновьям своим
В который раз справляет тризну!
В Тбилиси гибли, в Фергане,
В Афганистане умирали,
Теперь сражаются в Чечне
И нет конца людской печали.
Обман повсюду и везде
И плач, и муки, и страданья...
На суше, в воздухе, воде
За ложь мы терпим наказанье!
                28 августа 2000 г.

ПОЖАР НА ОСТАНКИНСКОЙ БАШНЕ
Мне не тревожно и не страшно, -
На голубой экран смотрю:
Горит Останкинская башня
И я с презреньем говорю:
Пылай и корчись, мать разврата,
Убийств, коварства, клеветы...
Стальными обручами сжата,
Возмездья заслужила ты.
Из чрева, недр твоих роскошных
Летят в эфир стихи и смех
Поэтов, проституток пошлых,
Презревших всякий стыд и грех.
Свои программы насыщаешь
Ты беспардонной чепухой   
И в мерзких фильмах прославляешь
Цинизм, жестокость и разбой.
На ярких сценах выступают
И аферист и хулиган.
И строит рожицы, болтает
Шут и кривляка Петросян.
Жванецкий в творческом  угаре
С улыбкой хитренькой острит,
И Розенбаум на гитаре
С апломбом зековским бренчит.
И Жириновский бестолково
Кричит, глазами поводя,
И обливает он Немцове
Водой, как струями дождя.
Кто лъстит открыто? Догадайся!
Какой актер - супернахал
Приватизатора Чубайсе
Великим гением назвал?
Проныры, плуты, депутаты
Грызлов,  Зюганов, Греф, Кобзон
Ведут заумные дебаты
Про беззаконье и закон.
Ты, Телебашня, принимаешь
Хамье всех рангов и мастей...
Горишь... Да жаль, что не сгораешь
И губишь души ты людей!
      10 сентября 2000 г.

СЛУЧАЙ НА ДОРОГЕ
Мы о мире прямо скажем:
Бережливей его  нет! –
Не отпустит денег даме,
Чтоб построить туалет.
И приличную зарплату
Нашим дворникам не знать:
Сам выходит он с лопатой
Снег и лед с дорог счищать!
Зрячий, и не видит вроде,
Как воры и наглецы
Беззастенчиво возводят
И коттеджи и дворцы.
А простые горожане.
Жизнь отдавшие труду,
Ищут с мелочью в кармане
Где бы справить им нужду!
И зимой по тротуарам,
Льдом покрытый, как броней,
Бедолаги, как в угаре,
Суетятся день - деньской,
Вон смотри: в ложбинке с ходу
Поскользнулся старичок,
Матом кроя власть народа,
Повалился на бочок.
От ушиба прослезился,
Кое – как поднялся он,
И в штаны опорожнился
Он у бара "Тихий Дон".
Вот в таком бы переплете
Надо б мэру побывать
И тогда стихи о жмоте
Не пришлось бы мне писать.

СОН МЭРА
(фельетон)
Спит мэр Борис Скрытнопобей
И видит сон кошмарный:
Стоит он в скопище людей
На площади базарной.
Лохматый тощий обормот
Ворчит  с простуды глухо:
«До боли сводит мне живот
Злодейка – голодуха.
С женой мы впроголодь сидим
Полгода,  не иначе,
А ты себе, птенцам своим
На юге строишь дачи.
Справлять ты праздники горазд
С размахом небывалым,
Жаль, что никто тебе не даст
За зто по мусалам.
Я знаю, что ты не дурак:
По – крупному воруешь
Себе отгрохал особняк
Живешь и в ус не дуешь.
Заплыл весь жиром, лиходей,
Наел до лоску ряху.
А ну, снимай с себя живей
И куртку и рубаху…"
Старушка к мэру подошла,
Грозя ему клюкою:
"У нас нет света и тепла,
И не лады с водою.
По нашей улице пройти
Нельзя: везде грязища.
Быстрей с поста ты уходи,
Или раскрой глазища.
С тобою видно заодно
Жнть сладко депутатам.
На "х" послать бы вас давно,
Да грех ругаться матом.
А БОМЖ вопит; "Зажрались вы!"
И, проявив ухватку,
Срывает с хитрой головы
Ондатровую шапку.
И заорал Скрытнопобей:
"Найду на вас управу,
Ко мне - милиция. Быстрей!
Угомони ораву!"
Народ шумит: "Не кипятись!
Твой пыл мы враз остудим!
Сюда пониже становись:
Тебя судить мы будем!"
… Вскочил герой наш поутру
Весь потный от волненья,
Подумал: Видно не к добру
Такие сновиденья!"

БУДЕМ С РАЗУМОМ В ЛАДУ
Рукотворным морем ныне
Нам похвастаться нельзя:
Не поймать в его пучине
Ни плотвички, ни язя.

И сливают все заводы
Стоки едкие в него.
Здесь от девственной природы
Не осталось ничего!

Посмотри: в затонах пена
Тут – желта, а там – красна:
Страшным ядом постепенно
Насыщается она.

В этих омутах купаться
С давних пер запрещено,
А начальству, верьте, братцы,
Всё до "лампочки" давно!

В кабинетах бюрократы
Равнодушны, как всегда…
-  Кран течёт? – Заткните ватой!
-  Рыба гибнет ? – Ерунда!

Ошарашены словами.
Выбегаем из дверей,
И становимся мы сами
Безразличнее и элей.

Берег в свалку превратили,
В дюны грязного песка,
Ветер гонит тучи пыли,
Поглядишь – одна тоска.

В наши дни, что скоротечны,
Буд«м с разумом в ладу,
Oт того, что так беспечны,
Все живем мы, как в аду.
             1980 г.

ЛИЧНОЕ МНЕНИЕ
(фельетон)
Скоро выборы Облдумы
Разгорается шабаш,
И деньжат большие суммы
Капитал съедают наш.
На рекламы, на газеты,
На толкание речей,
Выделяем из бюджета
Миллионы мы рублей.
Кандидаты не в обиде:
"Хорошо" проводят дни, -
Даже в бане в голом виде
Дебатируют они.
И на кухне проявляют
Бойко качества слои:
Плов готовят, мясо жарят
Для друзей и для семьи.
Радио, телевещанье
К их услугам: "Говори!"
И дают нам обещанья
От зари и до зари.
Себя хвалят, прославляют
Грубо, нагло без стыда,
А соперников ругают
И творится чехарда.
Не пойму я их, ей - Богу,
И мне кажется порой:
С ума входят демагоги
И ведут нас за собой.
      15 октября 2003 г.

ВОЗМЕЗДИЕ
В его хоромах много блеска,
Картин и всякой мишуры…
Румынский деспот Чаушеску
Любил богатство и пиры.
Держал народ в повиновенье,
А сам, как царь, роскошно жил
3 покорно - рабском окруженье
Натренированных громил.
G женой Еленой постоянна
Гостей галантно принимал,
Друзьям и родственникам тайно
Посты и званья раздавал.
Без чести, совести, без веры,
S делах и помыслах нечист,
С душой смердящей изувера
Зле сеял черный атеист.
Возвел предательство в искусство,
Обман - в науку и тотчас
Взял под контроль слова и чувства
И мысли миллионных масс.
Прибрал к рукам мертвящим прессу,
Заводы, землю и казну
И стал твердить с коварством беса,
Что к счастью он ведёт страну.
Но прорываясь к солнцу правды,
Народ лжецов разоблачил.
И нет преступникам пощады.
И час отмщения пробил.
Назначены самой судьбою
Тиранам гибель и позор.
И над супружеской четою
Свершился смертный приговор !

КИРГИЗСКИЙ БЕГЛЕЦ
Президент Аскар Акаев
Из Киргизии родной
Изгнан был, как все мы знаем.
Взбунтовавшейся толпой.
Без взрывчатки и орудий,
Лишь пуская камни в ход,
Разогнали с шумом люди
Солдатни продажный сброд.
И милиция щитами
Заслониться не смогла:
Словно волнами цунами
Сметена она была.
Бедняки, БОМЖи сплотились,
Стал борец плечом к борцу,
Всей лавиной устремились
К президентскому дворцу.
В магазинах выбивали
Стекла окон по пути,
И с собою забирали
Всё, что можно унести.
И кричали: «Мы не воры,
А голодные рабы…»
Бизнесмены, прячась в норы,
Проклинали бич судьбы.
Активист же Атамбаев
Заявлял с грузовика:
«Не нужна нам власть такая,
Что жаднее паука!
Мы с отчаянья восстали,
Чтоб расправиться с жульем.
Нас до нитки обобрали,
Всё назад своё вернем!
Не хотим ничьей  мы крови,
Нас замучила нужда,
Побыстрей от нищей голи
Убирайтесь, господа!..»
И Аскар Акае6в смылся,
А куда? – никто не знал.
И в Москве вдруг объявился
Удрученный аксакал.
А в Кремле – друзья, как братья! –
Все сочувствуют ему...
Разговоры и объятья
И нет речи про тюрьму.
Тут таких, как он немало,
Под охраною живут:
Горбачев  - творец развала,
Ельцин пьяница и плут…
Здесь чубайсы и гайдары,
Цель преследуют одну,
Ввергли в хаос, в тьму кошмара
Весь народ и всю страну.
И поверь, беглец трусливый,
Заживешь тут, как в раю.
Сытый, скользкий и болтливый
Ты попал в свою семью.
И не бойся, что восстанет
Русский спившийся мужик
К произволу и обману
Он давно уже привык.
Не дают ему  зарплату –
Всё равно молчит медведь:
Гнутый, битый, глуповатый
Разучился он реветь.
Растерял он дух отваги
В злых превратностях судьбы,
И теперь уже бедняге
Не подняться на дыбы..
Апрель-май 2005 г.

ФУГИ ДЛЯ БУРЕНОК
(фельетон)
Слышал по радио, что в некоторых сельских хозяйствах проводят эксперимент: радиофицируют фермы. Отдельные специалисты считают, что с помощью музыкальных передач значительно увеличить продуктивность животных.
Дни весенние настали
Для буренышек, поверь:
Фуги Баха зазвучали
Над кормушками теперь.
Поедают меньше сена,
И воды почти не пьют,
Молока же неизменно
Выше нормы выдают !
Молока же неизменно
Выше нормы выдают!
И доярки наши рады:
Жизнь беспечная пришла:
Никаких забот не надо -
Лишь бы музыка была,
…Не пойду я на поляку
Травы сочные косить,
В стойла зелень перестану
Я охапками носить.
Всю солому в поле чистом
Смело я предам огню,
И ее сонатой Листа
Непременно заменю.
… Как мы все же изловчилисъ
Ставить опыты везде,
Крепко с ленью подружились,
Что всегда ведет к беде.
В море жизни мы пускаем
Разных выдумок ладью
И невольно выявляем
Бесхозяйственность свою.
Чтобы труд был полновесней,
Помни всюду и всегда:
Луговые травы песней
Не заменишь никогда!

УРОК ВПРОК
(фельетон)

Самогона мне налил
Мой сосед Хохлов Кирилл.
- Лучше всякого вина, -
Он сказал: - Тяни до дна!
Осушив стакан большой
Я отправился домой.
От жены тайком в кровать
Юркнул мышью. Благодать!
Но минуты через три
Загорелось всё внутри,
Запылало, как в печи
Нет терпенья, хоть кричи!
Я от боли застонал:
- Отравился! - промычал,
Жена   - в слёзы: - Боже мой! –
И помчалась за сестрой.
Прибежали вскоре обе
И в испуге, а не в злобе
Расспросили, что я пил,
Кто меня так  «угостил?»
Весь в поту, как от погони,
Я сказал жене и Тоне:
- Открываю вам секрет:
Дал «сивухи» мне сосед.
Настя молвила с досадой:
- Промывать желудок надо.
Марганцовки и йоду
Нужно нам добавить в воду
,.. Жидкость шумно я глотал,
Пальцы в рот потом совал:
Рвал, икал я и давился
И от страха прослезился:
В голове мыслишка билась, -
Как бы жизнь не закатилась.
А потом мне легче стало,
Словно солнце засияло,
И я клятву дал тогда:
С пьянкой кончить навсегда!

ХОРЁК И КОШКА
(Басня)
Хорёк лицом был должностным,
Берег брюшко своё и шкуру
Но вот беда случилась с ним:
В Мурлыку он влюбился сдуру.
А та, конечно, не спроста,
Мяукнув, яасково пропела:
- Вам помогать - моя мечта:
Я не могу сидеть без дела.
Считайте так: я - ваша тень!
Клянусь я всей кошачьей силой, ~
Быть с вами рядом каждый день
Желаю я, мой пончик милый!
Сварганил мигом он приказ
И объявил свое решенье:
- Я назначаю замом вас
В моем хорином учрежденье.
Виляя кончиком хвоста,
Мурлыка - шмыг! - из кабинета
И вдруг увидела кота
Во фраке пепельного цвета.
Глаза - огонь! Походка - шик!
И смотрит с явным восхищеньем,
Она - к нему: - Привет, старик,
Поздравь Кисулю с повышеньем.
И лапку ей пожав слегка,
Он прошептал с  умильным взором:
~ Хочу я в кресло сесть хорька,
Устал я лазить по заборам.
Пока гуляй с ним и кути,
А в час удобный - раз! - подножку:
Пусть знает,  (Господи,  прости!),
Как соблазнять чужую кошку.
С тех пор прошел всего лишь год,
Какие ж видим измененья?
Хорёк смещён, а хитрый кот
Взял у него бразды правленья.
... Мораль: помощниц выбирай
Не по любви, а по рассудку,
Иначе над тобой, ты знай:
Они сыграют злую шутку!

ДЕМОНСТРАЦИЯ ТУПОСТИ
Не один, конечно, тип
Ложь разнес про птичий грипп.
Для животных он опасен,
Для людей недуг ужасен:
Только в них, вселяя страх,
Переходит он от птах.
От него, мол, нет спасенья,
Смерть одно лишь избавленье!
Доктора наук, врачи,
Депутаты – трепачи
В спорах ищут всё ответ :
Правда это, или нет?
… Может  быть, американцы,
Англичане, итальянцы,
Пустив утку про заразу,
Околпачили нас сразу.
Оружейники России
В Туле прыткость проявили:
Из винтовок, автоматов
Вверх палили по пернатым.
Убивали куриц, жгли,
Петухов перевели.
И в других селеньях то же
Лоботрясы с нервной дрожи
Костры всюду разжигали
И «хохлаток» в них бросали.
Не щадили голубей,
Индюков, синиц, грачей…
И теперь из-за границы
Поступают к нам «гостинцы»
Янки шлют деликатесы
В трюмах нам окорока.
«Ножки Буша», птичьи тушки
Все лоснятся, как игрушки!
С рук дельцы спешат их сплавить,
Наши рынки отоварить,
Конкурентов потеснить
И сверх прибыль получить.
Мы товар их покупаем,
А вот свой… уничтожаем!
Всех домашних птиц и диких
Бить бездумно – грех великий!
А ведь так, братва, с испуга
Мы начнем стрелять друг в друга!
… Молодежь и старики,
Или все мы вахлаки?
Нас дурили так и сяк
Кашперовский и Чумак.
Ничему не научили.
Но в посмешищь превратили.
Ельцын за нос нас водил
Врал, шутил, да водку пил,
Мы смотрели и моргали,
А что делать с ним? Не знали!
Свою тупость напоказ
Демонстрируем сейчас!
        5 ноября 2005 г.

ОДУМАЛИСЬ
(фельетон)
Они друг друга полюбили
И чтоб союз сердец скрепить,
В законный брак вступить решили
И чашу радости испить.
Медовый месяц!.. Ёлки - палки!..
Он бесподобен был для них,
К тому же шли и шли подарки
В их дом от близких и родных.
И вдруг молодка захандрила,
И власть теряя над собой,
 Однажды гневно заявила:
-  Да ты не муж, а домовой.
Сегодня ночью я напрасно
Тебя толкала в спину, в бок:
Ведь ты хрипел, мычал ужасно,
Как недорезанный телок!
Я даже уши затыкала,
И ты пойми меня, молю:
С тобой мне жить противно стало,
Тебя я больше не люблю!
-  И ты храпишь! - воскликнул Миша, -
Но мне на это наплевать!
-  Так я ж сама себя не слышу,
И это должен ты понять!
... И развелись они недавно
И он женился на другой:
Живет с ней весело и ладно,
Как Ангел, а не домовой!

ОДУМАЛИСЬ
(фельетон)
С полными сумками с Южного рынка
Шли бабка Аня и муж её Симка.
Пот на их лицах на солнце сверкает,
Шум в голове и ушах не смолкает.
Оба торопятся: скоро начнется
Фильм про бандита, который дерется
Из пистолета стреляет отменно
И побеждает Ментов непременно,
И про его ухажерку Агату,
Что изменяет супругу солдату.
Как интересно-о-о! Что  дальше-то будет?!
Кто соблазнителя Ваську осудит?..
Дед подгоняет старуху ворчливо:
- Поторопись! Ты не в меру ленива!
- Мне и самой посмотреть так охота!-
Бабка призналась. – Забыта работа.
И постирать я белье не успела,
Даже вчера ничего я не ела.
Хоть от простуды немного охрипла,
Но к телевизору словно прилипла.
Времени нет присмотреть за внучонком,
Он же стал схож поведеньем с чертенком.
Я перестала бывать у соседей
И не встречаюсь с племянником Федей.
Все друг для друга чужими мы стали,
Думать по своему мы перестали.
Смотрим вранье и на сердце тревожно.
Так и в дурдом нам попасть с тобой можно.
На телеэкране – воры, да убийцы…
И переполнены все психбольницы.
Дед призадумался. Замер столбом.
Вдруг заявил он: - Давай отдохнем!
А телевизор – бесовское чудо
Больше смотреть я так часто не буду!
В сети он ловит и старых и малых
Глупых и чудных, проворных и вялых…
Сели  они под развесистым клёном,
Чтоб  надышаться бодрящим озоном.
А на душе – и легко и приятно,
А отчего? Всем, пожалуй, понятно.

ОТКРОВЕНИЕ
От недугов страдая,
В постели я лежу,
Что тает жизнь земная
Нисколько не тужу.
И взлеты и паденья
Теперь мне ни к чему:
Не избежать забвенья
Тем, кто уйдет во тьму.
Я дни влачил в неволе,
Познал всю горечь бед
И потому без боли
Покину белый свет.
С фашизмом я сражался
Потом, после войны,
На стройках надрывался
Внутри своей страны.
Колхозы и совхозы
И перестройки ад, -
Одни метаморфозы,
А в сущности - разлад.
Всегда нас обирали
И хам, и вор, и плут,
Нам коммунисты лгали
И демократы врут.
… Эй, ты, самодовольный
Изнеженный богач,
Раб роскоши невольный,
Ты сам себе - палач!
Ты, жадный воротила,
Живешь покамест всласть,
Но и тебя могила
В свою поглотит пасть.
Рантье, паук надутый,
Из нищих кровь ты пил,
И все ты на валюту
Всегда переводил.
К тебе я не питаю
Ни зависти, ни зла:
Твоя душа, я знаю,
Чернее, чем зола.
Презрев законы братства,
3 своих страстях нечист,
Ты за свое богатство
Дрожишь,  как желтый лист
 Один, или с охраной,
Надев бронежилет, .
В тревоге постоянной
Встречаешь ты рассвет.
С утра и до заката
На всех твоих путях,
Тебя, делец проклятый.
Не отпускает страх.
Творят грабеж бесовский
В моей стране родной
Чубайс и Березовский,
Гусинский и Руцкой.
Никто не даст по шее
Гайдару до сих пор,
Ведь он лисы хитрее,
По сути – супер-вор.
Закон их защищает
От бедных россиян
И по стране гуляет
Невиданный обман.
От "новых русских" ныне
Нам,"старым", нет житья,
Как в липкой паутине
Все годы бился я.
Так кто ж ее убавит,
Всю эту кутерьму?!
Сам президент не знает
Кого сажать в тюрьму.
И обирают рьяно
Нас хам и делопут...
Но ликовать им рано:
Всех ждет  их Божий Суд!
14 октября 2000 г.

ОТ ГОРОДА ДО СЕЛА
Из Воронежа под утро
В Урыв нынешней весной,
В колее вихляя нудно,
Полз автобус голубой.
В нем народу, словно в дыне
Спелых семечек, полно.
Все шатались в той машине,
Колготились, как в кино.
Шумом, руганью и гамом
Я был просто оглушен…
На пути - бугры и ямы
И вода со всех сторон.
За оврагом, на просторе,
Будто шли весь год дожди,
Без конца и края «море»
Заблестело впереди.
Но водитель был на славу:
Ни на миг не загрустил,
Повернул баранку вправо
И… в канаву угодил!
Лбом в окно ударяясь с треском,
Кто-то крикнул: «Приползли!»
Встал автобус с шумным плеском,
Словно катер на мели!
А навстречу вереницей
От колхозного двора
По грязище, по водице
Тарахтели трактора.
Вот один из них крутнулся,
На прицеп автобус взял,
Чуть помедлил и рванулся –
Трос едва не перервал!
Пассажиры долго – долго
Добирались до села…
Ой, ты горюшко – дорога,
Нас до слёз ты довела.
        20 мая 2005 г.

НАХОДКА И ПОТЕРЯ
(фельетон)
Козлов банкноты получил,
Напился до пьяна,
Соврал: «Сыночек угостил,
Так что не хнычь, жена!»

Раздел пальто и в туалет
Вошел в недобрый час
И пачку денег сивый дед
Заткнул под унитаз.

А на другой он день с утра
Стал думать и гадать:
Куда он пенсию вчера
Мог деть, ядрена мать?

Вскочил с постели сам не свой,
Костыль схватил в углу:
И закричал: «С такой каргой
Жить больше не могу!

Ты из кармана у меня
Всё выгребла до дна.
Узнает вся твоя родня,
Какая ты жена!

Всё до копейки разыщу,
Все бить подряд начну,
С тебя три шкуры я спущу,
В бараний рог согну!..»

А Марфа: «Что ты как сверчок,
Завелся, дуралей?
Я не брала» - наутек
Пустилась из дверей.

Примчалась к дочери, чуть свет,
Решила: Пусть один
Готовит завтрак и обед
И ходит в магазин.

Стирает грязное белье,
Растит двух поросят…
И мало дела до нее,
Что хвор он, супостат!

Но даже суток не прошло,
Как вот он – горлопан!
Ввалился в избу тяжело, -
Понятно: снова пьян.

«Все в доме, ты уж извини,
Перевернул вверх дном…
Ну, а купюры? – Вот они!»
Потряс рукой Пахом.

Жена в ответ: «Ты - пустобол,
И плюс к тому – нахал!
Пляши, что денежки нашел,
Меня ж ты потерял!»

ЧУДЕСА НА «ПОЛЕ ЧУДЕС»
Вертится муторно круг полосатый.
Рядом стоит Якубович усатый
Возле него еще три человека
Ждут все удачи, как ценного чека.
Очередь строго  они соблюдают:
Круг за штыри, когда надо, толкают.
Стрелка на нем обозначена четко,
Мчит вокруг центра, как в омуте лодка.
Цифры – очки перед нею мелькают,
Где остановится – люди не знают.
Леня загадку задал им степенно,
Надо решать ее им непременно.
Кто из них первым её отгадает,
Тот и в финал без проблем попадает.
Можно здесь выиграть центр музыкальный,
И телевизор есть многоканальный,
И пылесос, и компьютер и даже
«Волга» стоит, избежавшая кражи.
Держится бодро ведущий программу,
Кем-то одетый в цветную пижаму.
Лезут к нему целоваться молодки,
Рыжие черные, пегие тетки.
Губы и брови мусолят слюняво,
Виснут на шее похлеще удава.
И, на носки поднимаясь, старушка
Просит: «Дай чмокну и в щечки и в ушко!»
В буйном экстазе солидная дама
Тискает Леню в объятьях упрямо,
В глазках – туман, поволоки истома,
Мужа забыла, что ждет ее дома,
Дарят кумиру они по порядку:
Рыбу, колбасы, свиную лопатку,
Жареных, пареных, бараньих тушек
Куриц, гусей, поросят и индюшек.
Азербайджанец один отличился:
Он ишачка привезти ухитрился.
А аксакал из киргизской столицы
Кречета Лёне вручил с рукавицей.
И губернаторы и генералы
Шлют ему деньги, путевки, кинжалы…
А попроси у них нищий на пиво,
Как от него отвернутся спесиво.
Каждый из них свою роль исполняет
И Якубович их психику знает:
Ради дешевой и призрачной связи
Все отдадут Митрофаны и Клавы…
Он принимает от них без разбора
Книги, картины, бутылки «Кагора»,
И коньяки, и наливки, и водку,
И за икру лихо хвалит Чукотку…
Снеди столь сытной, обильной, богатой
Вряд ли вкушал жадный к пище хан Батый!
Лакомств таких, кулинарных изделий
Путин с детьми и супругой не ели!
У Леонида знакомых – армада!
Многим из них угодить ему надо.
После игры затевает пирушку,
«Поле чудес» превращая в кормушку.

И НЕ ЗОВИ ПОКОЙ

Писать в газету нелегко.
Чтоб волю дать словам,
Проверить факты глубоко
Ты должен лично сам.

Сквозь сито правды ты просей
Все слухи, а потом
Садись за стол свой и смелей
Строчи, мой друг, пером.

Пусть мысли с чувствами  текут
Раскованной рекой,
И вдохновенным будет труд,
И не зови покой!

С душевным трепетом излей,
Что видел и узнал,
На зло и ханжество сумей
Обрушить гневный шквал.

А на того, кто смел и прав,
Надень любви венец,
Чтоб мы, рассказ твой прочитав,
Сказали: «Молодец!»

ПОДВИГ
Посвящаю брату Григорию, кавалеру двух орденов Славы
Ото сна вся природа воспрянет весной,
И прольется теплом небосвод голубой.
Все березы в листве и в сиянии дня
Шелестят за селом на полях зеленя.
- Пробудились! У- р - ра! – грянет весело гром.
А вот брат мой… Он спит за могучим Днепром.
Сколько было метелей и гром и дождей,
Но ни разу не встал он с постели своей.
В сорок третьем году на рассвете зимой
Он упал средь огня в каске с красной звездой.
Но в последний момент, кинув связку гранат,
Дот фашистский разнес на виду у солдат.
И в атаку они грозной силой пошли.
Грохот боя заглох только к ночи вдали.
Руки брат распростер и, как добрую мать,
Будто землю хотел по - сыновьи обнять.
Он в шинели затих на лугу у леска.
Струйка крови текла у него из виска.
Падал мягкий снежок и не таял на нём…
Мне товарищ его написал обо всем,
Часто кажется мне, что он там же лежит,
А над ним белый снег всё кружит и кружит.

НЕЗНАКОМКА
Сиял закат как золотой,
Стояла в парке тишина.
Ты по дороге круговой
Ходила медленно одна.
И твоего лица черты
К себе притягивали взгляд,
Как полный свежей красоты,
В цветах роскошных майский сад.
И джинсы модные твои,
Подчеркивали прелесть ног –
Предмет восторга и любви
И страсти пламенный залог.
И я невольно наблюдал
С волненьем странным за тобой
И в грешных мыслях обнимал
Твой стан под курточкой цветной.
Как я хотел побыть с тобой,
Хотя бы час, хотя бы миг,
Погладить трепетной рукой
Блестящий шёлк волос твоих!
Но подойти к тебе не смел:
Ведь я тебя совсем не знал.
И безответно пламенел
И о несбыточном мечтал.
Ушла!.. И я тебя ищу,
И хоть давным  - давно я сед,
Как пылкий юноша грущу
И мне нигде покоя нет.
И ты осталась для меня
Загадкой призрачной, как сон,
Как отблеск дальнего огня,
Как разнесенный ветром звон.

Я ГОРЬКО СЛЕЗЫ ПРОЛИВАЮ

Владела сыном, внуком злоба,
Когда в тиши, скрипя зубами,
Они меня терзали оба
На кухне перед образами.
Один держал меня за руки,
Другой – долбил во что попало,
Усугубляя мои муки,
Сноха мерзавцам помогала.
Носками туфель «Каролина»,
С глазами кровожадной мрази,
Меня то в голову, то в спину
Пинала в бешенном экстазе.
Вся «тройка» маялась в работе,
Взирала на меня сурово,
А я кричал: «За что вы бьете?
Что сделал я для вас плохого?!»
Сопели изверги, потели,
Осатанев, бесились с жиру:
Они убрать меня хотели,
Чтобы занять мою квартиру.
Работал Павел инженером,
Имел приличную зарплату,
Но жадный, каверзный без меры
Не даст рубля родному брату!
Его наследник вялый Сима
С натурой жесткой непоседы,
Не пропускал кулак свой мимо
Больного, немощного деда.
А на диване, за стеною,
Жена умершая лежала,
И в гневе над оравой злою
Её душа тогда летала.
Помочь мне не имея силы,
Безгласная, полна тревоги,
Она спасти меня просила
Премилостивейшего Бога.
И перенес я их удары
И ныне к Господу взываю:
«Не посылай на них Ты кару», -
И горько слеза проливаю.



ОГЛАВЛЕНИЕ
От редактора   ……….
Мой Пушкин   ……….
Благородство гения   ….
Мамин голос   …..
Хлеб – всему голова   ….
Хлеб и победа   ………..
Хлеб и честь   ………..
Клич бойца   ………
Память   ………………
Однажды ночью    ……
Мой Воронеж    ……
Гибель Героя   ……
Солдат – освободитель ……
Память   ………………
Воспоминание  ……
Испытание верности   ….
Слава ветерана М. Боева   …
Мы – Воздушной армии бойцы
У Вечного огня    …..
Продает награды    …..
Разбой   …..
Живитие, земля и люди   ….
В родном селе   ……………
Свидание с избой   ……..
В зимнем лесу   …….
Утром   ………………
Гимнастика   …………..
Родина   ………………..
Журавли    …..
Любовь моя, Русь!   ……
И в сердце нашем Родина   …..
Осенней музыки аккорд   …..
На берегу   …..
Июньские сказки   …..
Случай в автобусе    ….
Косы   …….
Всегда со мной   …….
Встреча    ………
Любовь   ………..
Злая шутка    ………..
Недопетая песня   ……
Диалог   …………………
Помни о ней    ………..
Материнская любовь    ……
Ты – воплощение добра    …..
Я вспомнил вас    ……..
Ты засияла в отблесках зари   ……..
Семь откровений Ч.М.С.   …………
Воспоминание   ……..
Певица России   ………..
Музыка   ……….
Сердце   ……….
Актриса   …………..
Б.М. Воронцову   …………….
С.А. Есенину    ……………….
Смерть поэта    …………
На страже Родины   ………
Девичья гора   ……………
Геленджик    …………
Об Алтае    …………
Не осуществленная встреча   ….
Общая скорбь   ……..
Сотворение Кавказа   …………..
Склепы    …………..
Божье диво    ……….
Геолог   ………………
Слесарь   ………….
Токарь    …………
Столяр   …………..
Каменщик    ………
Машинист   ………..
Маляр   …………..
В карьере   ………..
Разговор с внуком   ………
Мой совет   ………..
Наши подруги   …………
Эпиграммы   …………..
Перестройщики   …………
Перекосы перестройки   ……..
Сахарные страдания   …….
Герой нашего времени   …….
Портреты с натуры   …………
Сам себе и царь и бог   ………..
Случай на мусорке   …………..
А виноватых-то и нет   ………
Гибель субмарины «Курск»   ……
Пожар на Останкинской башне   ………
Случай на дороге   …………………
Сон мэра   …………
Будем с разумом в ладу   …………
Личное мнение   ……………
Возмездие   …………………..
Киргизский беглец   …………
Фуги для буренок   ……….
Урок впрок   ………………
Хорек и кошка   ………..
Демонстрация тупости    ……..
Одумались   ……
Откровение   …………
От города до села   ……….
Находка и потеря   ………….
Чудеса на «Поле чудес»   ……..
И не зови покой   ………………..
Подвиг   …………………………
Незнакомка    ……………………..
Я горько слезы проливаю  ……

Дмитрий Семенович РЕХИН
ИЗБРАННОЕ
Стихи
Воронеж, 2006г.