В тоннеле царила тьма. Когда я наконец выбрался на свет, то с удивлением обнаружил, что оказался в городке своего детства на берегу Чёрного моря. Город сильно изменился, я едва узнавал его. И вообще всё было малознакомо и странно. По тихой улочке шел, пьяно пошатываясь, мой несчастный брат. Он направлялся к магазинчику «Красное и белое». Опять напьётся до беспамятства! Он давно всего себя проспиртовал, аж до черноты. Я окликнул его, хотел остановить, но он, скривившись и брезгливо шевельнув молодецкими усами, прошагал мимо, как глухой. Возникло ощущение иррациональности происходящего. Ничего нельзя изменить.
Рядом с винным магазинчиком светилась вывеска «Бард-клуб». В клубе слышалось приятное пение под гитару. Я не удержался и вошел. С порога я разглядел в мягкой полутьме дюжину мужчин и двух женщин, тихо сидевших на диванах. Гитара перешла к человеку, похожему на Визбора. Он запел без слов что-то пронзительно невыразимое. На диване между ним и кем-то склонившимся над листком бумаги было свободное место. Я сел. Склонившийся закончил стих и распрямился. Высоцкий! Я удивился и хотел его спросить, почему тут все вместе - он, Визбор, Окуджава, Клячкин и остальные, но не решился, чтобы не помешать пению. Высоцкий грустно улыбнулся и положил руку мне на плечо. Гитара постепенно шла по кругу. Вдруг Высоцкий убрал руку, резко встал и стремительно куда-то пошел. Я понял, что он идёт за дозой, и догнал его: «Стой! Не делай этого!» Он остановился боком ко мне и отвёл глаза. Я сказал: «Мы с тобой не были друзья, потому что не встретились. Но сегодня, как друг, прошу тебя, пожалуйста, не надо наркотиков!» Он криво усмехнулся и без слов быстро удалился. Я попытался его догнать, но запутался в полутёмных коридорчиках, заблудился. Нельзя ничего изменить.
Блуждая, я попал в большой зал с подмостками. Похоже на театр. Тут столпились то ли актеры, то ли психи: в туниках, тогах, балдахинах, плащах… Некоторые - с лавровыми венками на головах и в сандалях. Их гордые лица были мне не знакомы. Горбоносый мужчина в красной мантии восседал на внушительном кресле, как на троне. На спинке кресла виднелась надпись на латыни: Овидий. Тут я вспомнил, что Овидий жил давно, кажется до нашей эры, и прославился как величайший поэт, особенно блиставший в описании метаморфоз богов и любовных утех. Я подошел, поздоровался и глупо спросил: «Простите, а какой будет спектакль?» Он ничего мне не ответил и величественно повернул голову в сторону, демонстрируя античный профиль. Вдруг откуда-то появились римские воины в доспехах, подхватили Овидия под руки и поволокли куда-то. Я бросился вслед. Воины кинули поэта в тёмный чулан и ушли. «Что происходит?», - удивленно спросил я его. Он только с сожалением махнул рукой. И тут я вспомнил, что Овидия под конец блистательной карьеры неожиданно отлучили от цезарского двора и сослали в глухомань на берег Черного моря. Никакой вины Овидия не было. Просто рядом с цезарем он стал нечаянным свидетелем того, чего не должен был видеть. Вот и поплатился ни за что. Так сложились обстоятельства. Изменить ничего нельзя.
Я побрел дальше по сумрачному переходу и попал во двор. За мной увязался странный тип в черном плаще и капюшоне. Лица его не было видно, но в фигуре и повадке было что-то неприятное, жутковатое. Я ускорил шаги, вошел в какую-то застеклённую мансарду и прикрыл дверь. Но тут же дверь за моей спиной со стуком распахнулась. Я оглянулся и увидел на пороге маньяка. Он скинул капюшон и ухмылялся жуткой улыбкой агрессивного идиота. При этом он бормотал какие-то рифмы и ритмично делал руками магические пассы. Он был противен, страшен и жалок одновременно. У меня в руках откуда-то появился воздушный шарик. Я машинально бросил его в морду идиота. Шарик лопнул. Маньяк заржал и достал большой нож, который был весь в крови. Значит, маньяк уже кого-то зарезал. Сейчас убьёт меня. Деваться некуда. Изменить нельзя ничего.
Но вдруг я осознал, что моего брата, бардов и древнеримских поэтов нет в живых, одних недавно, других давно. Значит, то, что сейчас происходит, это сон. А раз это сон, то в нём всё может измениться как угодно. Ведь возник же у меня в руках воздушный шарик из ниоткуда. Например, сейчас тут могут появиться полицейские. Раздался вой сирены и во двор влетела полицейская машина, из которой выскочили две женщины в форме. Они скрутили маньяка и сунули в багажник. Мне стало стыдно, что я, мужчина, спасовал, а они, женщины, оказались на высоте. Но что случилось, то случилось. Изменить ничего нельзя.
Одна из женщин села в машину и укатила. Другая подошла и обняла меня. У незнакомки были хорошие родные глаза и теплые руки. «Вы кто?», - недоумённо спросил я. Она лучисто улыбнулась, ничего не ответила и испарилась. Я долго слонялся по двору в поисках её, но тщетно. Она исчезла. Её больше нет и никогда не будет. Разве что во сне. Да, хотя бы во сне… Надо что-то сделать… Но что? Сейчас придумаю... Ведь во сне можно всё изменить!
И тут я проснулся. И с горечью подумал, что в жизни ничего нельзя изменить уже никак…