Жизнь, какая она есть. глава 3. Штаны с глазами

Людмила Соловьянова
               

Из ворот совхозного мехпарка  вышли двое мужчин, остановились, явно поджидая кого-то. Местные легко бы признали в них совхозных шоферов: водителя  самосвала Степана Курносова  и Антона Есина – персонального водителя председательского газика. Мужчинам не пришлось ожидать долго: вскоре на дороге, ведущей в поселок, показалась знакомая фигура Митьки Николаева:
- Вон, прет на всех парусах, - констатировал его появление Степан, - хорошо, хоть быстро управился, не заставил жариться на солнцепеке.
-А что же он у себя дома угощение не организовал? За такую услугу мог бы! – отозвался Антон Есин.
- Вначале так и планировалось. Потом пораскинули умом и решили, встретиться на нейтральной территории, чтобы  не привлекать лишнего внимания. В таком деле этого совсем не требуется!

    Мероприятие  на самом деле было щекотливое. Митька Николаев в этом году взялся за реконструкцию собственного жилища: женился сын, появился внук, а домишко-то маленький. Решил пристроить для сына отдельное крыло, чтобы молодая семья могла чувствовать себя свободной от посторонних взглядов. Потребовался разный строительный материал: для фундамента - песок, гравий, для стен - саман. Саман они с сыном сделали и высушили еще в прошлом году, а за всем остальным Митька обратился к совхозному водителю Степану.  Курносов возил всё, что требовалось Митьке, только на строительство совхозного картофелехранилища, где в данное время работал шофером.
Степан, выслышав  предложение Митьки, вначале уперся: опасно, можно работу потерять, а то недолго и за решетку угодить.  «Доброжелателей» пруд пруди, позвонят в ОБХСС и тогда не отвертишься! Но Митька, как мог, убедил Степана, что привезённый материал он тщательно укроет: комар носу не подточит! Самое главное договориться с экскаваторщиком, чтобы тот задержался вечером после окончания работы. Степан отвезет последний груз на стройку и вместо того, чтобы отогнать машину в мехпарк, сделает ещё один «левый» рейс.  Мероприятие удалось, и возле дома Николаевых, за одну ночь выросли две большие кучи. Митька с сыном нарубили тальника и укрыли им  добытое добро. Но досужие соседи не преминули напомнить Митьке, что только их, соседская порядочность мешает  им сделать звонок в известный карательный орган. На что Митька намекнул, что и он, в свое время, не заметит ничего подобного в отношении своих соседей, если такое произойдет.  На том и порешили.
Помимо оплаты, Степан напомнил счастливому обладателю песка и гравия, что удачно окончившееся дело неплохо было бы «обмыть», чтобы на пользу пошло. Митька согласился. Антошка, председательский шофер, был приглашен за компанию, как друг Степана.
 
   В руках запыхавшегося Митьки была неизменная авоська, в которой лежало два больших кулька: в одном явно угадывалась бутылка, а в другом, по видимости – закуска.
Подойдя к дожидавшимся его мужчинам, Митька поздоровался, «поручкался» с каждым, отдавая тем самым дань мужской солидарности, затем предложил:
- А что, мужики, может, к речке двинем? Найдем подходящее деревце и в тенёчке справим это дельце. Прохлада, водичка журчит…
- Туда по жаре целый километр топать, - недовольно отозвался Антон. – Я за день под машиной налазился, досыта. А завтра ещё самого (председателя) по полям катать. Мне такой отдых  на фиг не нужен. Давай, где-нибудь поблизости.
- Правда, Митяй, - поддержал друга Степан, - давай обойдемся без речки, там хорошо, не спорю, но это в другое время. Суббота сегодня, дома ждут.
Митька  сдвинул на затылок кепку, почесал темя, он  усиленно  искал ответ на вопрос:  «Как  достойно  выйти из создавшейся ситуации?» Его взгляд остановился на кузнице: решение возникло само собой:"Конечно к Макару!" Там и место есть и от любопытных глаз укрыться можно. Мужики ответили на его предложение согласием.
   Когда они подошли к кузнице, Макар с сыном Василием уже закрывали входную дверь: рабочий день закончился. На просьбу Митьки, воспользоваться навесом, для распития бутылки,  Макар дал согласие, только попросил по окончании встречи, прикрыть  за собой калитку. На приглашение  гостей разделить с ними выпивку, ответил отказом, сославшись на то, что дома накопилось много неотложных дел.
Друзья были довольны, располагаясь под навесом, шутили, что не всякий ресторан имеет такие удобства: мягкие овечьи шкуры на чурбаках и стол, сколоченный из плохо оструганных досок!
Митька достал бутылку водки, три стопки, расстелил на столе бумагу и выложил закуску: несколько малосольных огурцов, ранние помидоры, картошку в «мундирах» и четвертинку соленого сала. Сало, которое солила жена Митьки, по особому рецепту, было предметом гордости для всей семьи Николаевых.
Только было разрезано сало, и разлита водка в приготовленные стопки, как за калиткой послышалась какая-то возня, затем раздался голос деда Цымбы:
- Макар, с чего это вы надумали калитку запирать? От кого хоронитесь?
Мужики обреченно вздохнули: «Посидели спокойно, без чужих глаз!»
Митька, обращаясь к друзьям, тихо посоветовал:
- Лучше открыть, от деда не отвяжешься, он так и будет, как дятел, долбить в калитку. Авось, узнает, что Макара нет, и уйдет своей дорогой.
- Как же, уйдет, особенно, когда бутылку заметит! – подпустил яду Антон.
Степан,  рассмеялся:
- Пускай! Нам что, для старика стопки водки жалко?
Митька отворил калитку и впустил возмущенного деда:
- Входи, Алексеич! Гостем будешь.
- А где же хозяева? - осведомился дед Цымба, скользнув взглядом по запертым дверям кузницы, - дело у меня к Макару было, важное!
 Цымба поднял вверх прокуренный указательный палец, показывая, насколько  оно важное.
- Нет их, домой ушли, - ответил Митька, надеясь, что дед понесёт свое важное дело в дом племянника.
Дед огорченно покачал головой:
- Эх, вот досада! Разминулись, значит! А вы что же тут, без хозяев делаете? – обратился он к Митьке, событие отмечаете, окончание недели? Молодцы, мужики, всю неделю в поте и работе, а в конце и побаловать себя не грех! А мне на дежурство заступать еще рано, можно, и я рядом с вами время скоротаю?
Дед Цымба подрабатывал сторожем в мехпарке, поэтому посещение кузницы было для него делом не только привычным, но и обязательным: племянник тут работает, родная душа, как не зайти, не проведать!
- Проходи, Алексеич, проходи! Милости просим, к нашему столу! А мы тут сидим, разговариваем, разные истории вспоминаем.  Смешные истории. Жизнь нелегкая, так хоть над ошибками посмеяться от души…
Дед Цымба, ободренный ласковым приемом, приглашение принял, забыв напрочь, что сам же и напросился в гости. Мужики усадили деда на самое почетное место, на единственную табуретку и подвинули уже налитую стопку. Попросили сказать пожелание:
-Пускай жизнь нас не чурается! – торжественно провозгласил дед и скоренько отправил содержимое стопки в рот.
-Дед, а с работы не попрут, за то, что пьяный явишься? – ехидно заметил Антон. – Работа у тебя хорошая - «не бей лежачего», - как говорится, - спишь всю ночь, ещё и денежки  тебе за это платят.
-Не каркай под руку, а то выпивка не в то горло пойдет! – огрызнулся дед, закусывая ломтиком сала. – Митрий, это твоя Мария такое сало готовит?
- Моя, с гордостью отозвался Митька, только у неё оно такое нежное выходит!
Дед Цымба, закончив закусывать, с укоризной обратился к Антону:
- Охранять работа легкая говоришь? Да, что ты знаешь про ту легкость? Вот помнится мне  один случай.  Сразу после войны это было. 
Дед замолчал, словно раздумывая: продолжать начатый разговор или на этом и закончить.  Мужики загудели:
-Коли начал, Пётр Алексеевич, то давай, рассказывай!
- Ладно, слушайте!

« Как я уже и сказал, было то после войны. Я тогда охранял зернохранилище. Время было голодное, трудное, всем хотелось поживиться чем-то съестным. Сторожу приходилось не спать всю ночь, ходить вокруг забора, следить, чтобы не дай Бог, кто не залез в склад. Сторожей  нас было двое: я и мой напарник Трофим. Трошке было хорошо: он и жил рядом и сын у него имелся взрослый, мог подменить отца, если случалась такая нужда. А я один, как перст, и дома, и на работе.
Помнится, в тот день я заступил на дежурство в полной памяти и в добром здравии. Морозы стояли крепкие, без надежной одежки и на улицу не выходи. Спасибо моей Семеновне, сумела у кого-то выменять за два килограмма сала ватные брюки. Были те брюки теплые, не продуваемые, но неудобные, особенно новые, пока не обомнутся.
К ночи началась пурга, да такая сильная, ветер кидал снег, как зерно, транспортер. Вскоре сровняло все канавы и выбоины. Про следы и говорить нечего: идет человек, а за ним ровное пространство остается. Смотрел я, смотрел на это бедствие из окошка своей сторожки, да и решил: кому в такую страсть в колхозные склады лезть вздумается?  Не зайти ли мне к Трофиму? Обогреюсь, поужинаю с ними, а там и стопка перепадет для сугрева. В такую погоду это не помешает. У Трофима самогонка чистый спирт!
Принимая такое решение, я и не предполагал, какие испытания меня ожидают. А начались они сразу же, как  только я переступил порог Трошкиного дома.
Сам Трофим и его сын Роман были заняты: управляли скот, закрывали от пурги ставни. Меня встретила их сноха Катерина, проводила в дом и, указав на жарко горевшую печь, сказала:
-Идите, дядько Петро, до печки, обогрейтесь. А я пойду корову доить. Скоро все соберемся.
Я прямо прилип к плите, грею руки. Мои ватные штаны настыли, не хотели пропускать тепло: я повернулся к плите спиной, так и стоял, не чувствуя, жара.  Тут и вошла Катерина с подойником,  сняла душегрейку, осталась в бумазейном халате, собралась цедить молоко:
-Ну как, согрелись? – Катерина с улыбкой повернулась ко мне, а я от страха стал оседать прямо на плиту. Из-под халата у молодайки выбивалась густая козлиная шерсть! Да такая, что я не припомню никакого мужика, который  такой же шерстью похвалиться бы мог! Я не мог вымолвить ни слова, только подумал: «Как это Ромка с таким чудищем живет? Ещё и детеныша с ней нажил!»
А Катька видно перехватила мой взгляд, да как расхохочется, слова вымолвить не может.
Тут и жена Трошкина, Степанида пожаловала и сразу же на сноху накинулась: с чего это она перед старым мужиком выгибается? А та, все остановиться от хохота не может.
Наконец, все выяснилось:
- Дядько Петро, - пояснила Катерина свекрови, - подумал, что это (она указала на выбивавшуюся из-под халата шерсть) моя собственная! Вот умора! Кому скажи: от смеха кишки порвет!
Теперь пришла очередь смеяться  Степаниде. А Катька, мне тем временем поясняла, откуда взялась эта козлиная шерсть:
- Я же маленького грудью кормлю, и чтобы грудь не застудить, кутаюсь в пуховую шаленку, а та из козьего пуха, вот она и выглядывает из-под халата.
Я вздохнул с облегчением, но не надолго:
-Петька, да ты же горишь! – воскликнула Степанида! Штаны, штаны у тебя дымятся! Вата горит, а ты стоишь, рот открыл! Быстро на улицу, да задницей в сугроб!
А сами знай, с хохоту покатываются. Побежал я штаны в сугробе тушить.
Вернулся Трофим с сыном,  узнали, какая оказия со мной приключилась, и тоже посмеялись вволю.
Ради такого веселия, Степанида налила всем по стопке, да не по одной, а зелье у Стешки, волшебное: пьешь – голова ясная, а ноги идти отказываются. Посидишь немного, и все наоборот сделается!»
Дед Цымба умолк, отдыхая, и выразительно посмотрел на пустую стопку. Степан тут же наполнил её и услужливо подал деду кусочек огурца:
- Пей, Петр Алексеевич, да давай, дальше повествуй…

Дед степенно выпил до дна. Прожевал огурец и продолжил:
Вышел я от Трофима, сильно навеселе, попрощался и пошел восвояси. А снег такой лепит, что на расстоянии вытянутой руки ничего не видно. Пробираюсь я по пояс в снегу, а сам думаю, хотя бы мне мимо своего склада не пройти. Иду, иду, а знакомой крыши не вижу. Всё кругом белое, одинаковое!
"Хотя бы кто навстречу попался, - думаю, - чтобы узнать,  где это я очутился?" Самого отчаяние берет, чуть не плачу.  Потом вижу, что-то впереди замаячило, вроде бы фигура человеческая.
Сошлись мы, смотрю, и впрямь, Бог мне спасение послал. Человек предо мной, мешок на голове, как капюшон, лица мне не видно, оно и понятно, кто под такой буран открытое лицо выставит? Я руки к нему протянул и прошу: «Человече, во имя всего святого, подскажи мне, где это я очутился?» Тут встречный поднимает голову, и я вижу, что голова у него собачья: глаза моргают, лапы собачьи с когтями – все, как положено.
Я обомлел: "Вот, - думаю, - Петр, и пришел твой смертный час! Оборотня встретил!" А тут, ко всему прочему, собака спросила меня чистейшим человеческим голосом:
-Что, дядя Петя, заблудился?
-Заблудился, собачка, - говорю ей, - заблудился!
Собака эта, как давай смеяться, и смех-то самый что ни есть человеческий! Тут уж я не выдержал:
-Не убивай меня, - прошу, - собачка, зачем я тебе?
И ноги у меня подкосились, я прямо в снег и сел со всего маху. Фигура нагнулась:
- Посиди тут, Дружок, я сейчас деда из беды вызволю.
И посадила рядом со мной собаку. А сама стала меня подымать на ноги.
Пришел я в себя, смотрю, стоит передо мной молодой парень и смеется надо мной. Тут и я не выдержал, только я смеялся от радости, что все для меня так благополучно кончилось.
Парень мне пояснил, что засиделся у друга, возвращался назад, увидел, что собака попала в беду: сидит в сугробе и не двигается. Пожалел, взял ее на руки и понес перед собой, как ребенка. Снег кончится, найдет свой дом. А тут и я на пути ему встретился:
-А что же ты, - спрашиваю я его, - Дружком собаку назвал?
-А как же мне её назвать? – засмеялся парень, - я ведь, её настоящего имени не знаю.
-А мое имя, отчество, откуда тебе известно?
-Так у меня отец завскладом работает, где вы сторожите.
Парень, узнав, что я ищу складские помещения, воскликнул:
-Так вы в обратную сторону идёте, вам нужно туда, - он рукой указал мне направление.
Добрался я к своей сторожке, сел и заплакал, так на меня повлияло все пережитое.

   Дед Цымба достал кисет, свернул самокрутку,  Митька услужливо поднес ему зажженную спичку:
-Алексеич, ты про штаны расскажи, про штаны!
-А что про них рассказывать! – насмешливо сощурил глаза дед, - про это здесь каждая собака знает!
- Мужики не знают! Раз уж начал, то доведи до конца. К тому же лучше тебя про то никто не расскажет!
Дед, довольный вниманием, продолжал:
   Ну, слушайте, коли есть охота. Утром пришел я домой и рассказываю своей Евдокии Семеновне свои приключения. Она слушает меня, а заодно и мои ватные штаны над печкой для просушки развешивает. Вижу, что-то не понравилось ей, вертит в руках мои штаны, внутрь заглянула, вроде, как принюхивается. А затем, задает мне вопрос:
- Петя, а ты случаем со страху штаны не припачкал? В кальсонах у тебя ничего нет?
Я от возмущения едва не стукнул её:
-Ты в своих штанах то посмотри, - кричу ей, - что в моих ищешь!
 -Так мои штаны желтым цветом не запачканы, - отвечает мне жена, - а у тебя вся задница  желтизной покрашена.
- Так это я их у Трошки сжег, когда у печки грелся! - догадался я.
Получил я за испорченные брюки нагоняй, да и лег отдыхать. А к вечеру встал, думаю, пойду, снег за двором расчищу, тропку до основной дороги проберу.
Одел я свои многострадальные штаны, ватник и взялся за работу. Уже выбрасывал снег почти у дороги, слышу за спиной голос:
-Что это у вас, Петр Алексеевич, из брюк висит?
Я машинально за мотню схватился: может быть, застегнуть забыл? Там все в порядке.
Посмотрел на говорящую бабу,  вижу, идет мимо совхозная бухгалтерша, в каракулевой шубе и замечание мне такое вот делает:
-Ничего, - говорю ей, - уважаемая, там висеть не должно!
- Не должно, а висит! – засмеялась она и пошла дальше.
Я наспех снег дочистил и быстрее в избу, любопытство меня разобрало: «Что она там увидела? Может быть, так заигрывает со мной? Баба она видная, свободная!»
Снимаю я свои ватные штаны и что вижу?  Прожженная ткань не выдержала и лопнула
а клочки рыжей ваты торчат из дыр и очень напоминают… Я даже покраснел от стыда.
Позвал я свою Семеновну и говорю:
-Залатай ты мне эти дыры, ради всего святого! Завтра мне на дежурство, куда я с этой срамотой пойду.
Поворчала моя Семеновна, но латать штаны взялась. На следующее утро я, не глядя, одел свои ватные брюки и отправился на дежурство. Слава Богу, это дежурство прошло спокойно.
Утром, возвращаясь с дежурства, решил зайти в продмаг, купить себе водки, требовалось подлечиться: в пургу промерз видимо, начало ломить кости. Взял я бутылку, наклонился чтобы положить покупку в сумку. Вдруг слышу за своей спиной детский голосок:
- Мама, мама, смотри, а у дедушки штаны «с глазами»!  Вон на попе, видишь, два глазика, и даже  с ресничками!
Мать зашикала на малыша и поспешно увела из магазина. Я опешил: "Что это за новая притча? Какие глаза? Какие реснички?"
Я не шел, а бежал домой. Снял штаны и обомлел: на меня смотрели два круглых глаза, окруженных  ресницами! Моя Семеновна поставила мне на прожженные места два грубых драповых кружка серого цвета, а чтобы было надежнее, нитку для стежков сделала в три сложения. Ватные брюки нелегко проколоть иголкой и поэтому стежки вокруг серой латки вышли черного цвета, жирные, как ресницы на детском рисунке… Вот вам и штаны «с глазами». Так и пришлось мне их донашивать: сам виноват, нечего было портить хорошую вещь!
Вот и вся история, мужики!Благодарю за компанию и угощение! Ну, я пошел, заступать на смену скоро. Пока объект приму.
-Алексеич, а зачем ты к Макару приходил, - спросил вдогонку Митька,- что за дело важное к нему?
- Да невесту для Васьки нашел, вот только не знаю, поглянется ли?

Мужики расходились по домам довольные: и не напились, и насмеялись вволю! Каждый из них, возвращаясь, по - своему оценивал эту встречу:
«Вот, дед, - думал Антон, - водки выпил больше всех, а за что? За то, что языком молол битый час? Так и я умею!»
«Живем в одном поселке, - думал Степан, - а друг друга не знаем! Вот, дед Цымба – талантище! А кто про это знает? Ему бы в театре выступать, а он сторожем полжизни служит!»
«Этот  старый жук, везде успеет, - размышлял Митька, - надо будет узнать: какую он там невесту немому Ваське нашел?»


http://www.proza.ru/2015/10/19/1334