…И так же мгновенно – проснулась.
В овальное окно маленькой спаленки светило солнце – Марина забыла опустить жалюзи. Спальня Марине нравилась – как, впрочем, весь этот большой и уютный дом. У неё никогда не будет – такого. Хозяин, наверное, миллионер.
Марина представила, как миллионер нёс её на руках через поле. И лыжи нёс. И рюкзак с кирпичом, о котором Марина забыла, иначе бы давно его выбросила. Получилось смешно: Дима шёл, роняя на каждом шагу – то рюкзак, то лыжи, то Марину. Может, поэтому у неё всё болит – каждая клеточка!
Миллионер Марине попался добрый. Он, похоже, не прочь оставить её у себя – дом-то вон какой большой! – судомойкой или горничной. Или любимой игрушкой. Только она не останется. Поиграли и хватит. С ней уже поиграли однажды – и поставили пылиться на полку. На девять лет. А ей до сих пор больно, хотя об том никто не знает. Не повезло миллионеру: Марину ему не купить за все его миллионы!
Она спустилась по лестнице на первый этаж (сколько же в этом доме лестниц!), достала из рюкзака листок бумаги и написала хозяину дома записку: «Благодарю за приют и за кофе. Марина». Ещё из рюкзака была извлечена видавшая виды штормовка. Куртка исчезла бесследно: решительная Ника и впрямь выбросила её вместе со свитером. Ну и пусть. Ехать-то всего ничего, километров десять. Вчера Дима, уступив настойчивой просьбе Марины, подробно объяснил ей дорогу: через лесок до шоссе метров триста, если напрямик ехать, а вдоль шоссе - лыжня до самой станции. Она не заблудится.
Марине неловко было увозить зелёный свитер Ники, но другого выхода не было: без свитера в штормовке ей не выжить. Деньги за свитер она оставила рядом с запиской.
Щёлкнув задвижкой, Марина открыла входную дверь – и на крыльце обнаружила свои лыжи. На правом креплении блестела новенькая дужка. – Димка починил! И когда успел? – восхитилась Марина.
Неужели она его больше не увидит, как же она будет без него? А может, ничего и не было? Может, ей всё приснилось? Этот возникший ниоткуда дом, и их ночное пиршество, и волшебное зеркало, в котором она увидела себя прежнюю, какой была когда-то … когда была счастлива. И Демосфен, который весь вечер не сводил с неё глаз…
Марина решительно закрыла за собой дверь. На лыжах она быстро доедет. Вот только с волосами – что делать? Платка у неё тоже больше нет! Марина чуть не заплакала от досады. Ну как ей ехать с такой гривой, ведь шеи все свернут, оборачиваясь… Как вчера Дима. Недолго думая, она связала непокорные волосы бечёвкой от лыж, перехватив их в нескольких местах. Обмотала концы бечёвки вокруг головы и затянула крепким узлом. Если бы она могла посмотреть в зеркало, то увидела бы, что причёска получилась в точности как у античных красавиц, которых изображали на амфорах и кувшинах. Но зеркальце лежало в рюкзаке, и доставать его Марина не стала.
Ну, теперь всё. Можно ехать! – Марина встала на лыжи, но доехать ей удалось только до ворот, запертых на магнитный замок. Досадно. Но возвращаться Марина не собиралась. Она сняла лыжи и оценивающе оглядела ограду – чугунное литьё с замысловатыми завитушками. «Димка всё-таки дурак. Перелезть – минутное дело!» - подумала Марина, и прислонив к ограде лыжи, поставила ногу в лыжном ботинке на чугунный завиток…
Марина была уже почти наверху, когда сильные руки схватили её и бесцеремонно стащили с ограды. –«Это что, утренняя гимнастика? Слинять, значит, решила? А кирпич свой забыла? А тортик доедать?..» - обиженно спросил знакомый голос. Марина безуспешно пыталась выбраться из железного кольца рук.
- Пусти, медведь… Спину сломаешь! – Кольцо немного ослабло, но не разжалось. Демосфен стоял, прижимая к себе Марину и уткнувшись лицом в тугой узел бронзовых волос.
- И ты вот так – можешь уйти?! – голос Демосфена дрогнул. – Девочка моя! Нельзя же так, в одном свитере… Ты же замёрзнешь опять… Агапи му (греч.: моя любимая).
- Ну, так уж сразу и агапи му? – сварливо возразила Марина. – Замёрзнешь… А кто мою куртку выбросил? - бурчала Марина, прижимаясь щекой к его мохнатому свитеру.
- А куртку мы с тобой купим. Здесь недалеко неплохой бутик. Нормальный, в общем. Я тебя отвезу, у меня в гараже мерин. Но как же ты могла – вот так уйти? Как ты могла?!
- Мерин? Мы что, на лошади поедем? – удивилась Марина. И услышала в ответ: «Вот дура! Это я так мерс зову. Пошли завтракать».
- А если я скажу – нет?
- Тогда отвезу тебя домой. Если адрес дашь. Только сначала позавтракаем. Ты пиццу любишь? Ника её уже в микроволновку поставила и тортик нарезала.
И они пошли завтракать.
***************************Бутик*******************
После завтрака поехали к Марине. Ника устроилась на заднем сиденье роскошного серебристого «мерседеса» – «Я с вами!»
- Там бутик по дороге. Заедем, и отвезу тебя домой, - миролюбиво ответил Дима на безапелляционное заявление Марины: «Я домой хочу. Загостилась у вас». Как это он так быстро согласился? – удивилась про себя Марина. Демосфен явно не хотел её отпускать, и Марина об этом знала. Он и сейчас держал её за руку, а другой рукой держал руль. Марина отняла руку.
– А ты не убежишь?
– Смотря как будешь себя вести…
Воспитанная Ника, в присутствии Марины говорившая с братом по-русски, по дороге к бутику забыла о приличиях и ныла на двух языках попеременно…
-Дии-им, ты деньги-то взял? (вредный Дима погремел в кармане мелочью). – Та кермата? (греч.: медные деньги, мелочь) – поддела брата Ника. Ты же мне обеща-аал, там шубка...
- Я карточку взял.
– А денег хватит? Там сколько у тебя?
- Я не помню, - отвечал сестре безжалостный Дима, и Ника начинала снова: «Диииим! А на шубку хватит? И к ней ещё сапожки, там такие сапожки! Ну, Демос! Паракало! (греч.: прошу,пожалуйста)».
Ника как-то странно произносила слова, и Марина не выдержала: «Хримата. Правильно говорить – хримата, а не кремата». (Демосфен подавил смешок).
-Это одно и тоже, - огрызнулась Ника. – У вас так говорят, а у нас – так.
- У нас говорят: деревянные! – рассмеялась Марина.
- Это у неё островной диалект, - встрял вредный Дима. – Её на летние каникулы к бабушке отправляли, в деревню, там и набралась… Деревенская девчонка, что с неё спросишь?
Ника надулась и замолчала. Демосфен «добивал» сестру: «Ох, и достанется кому-то жена… Миллионером сделает, если он миллиардер!»
Сзади всхлипнули. Нику надо было выручать, и Марина спросила: «Тебя уже сделала?»
- Меня она довела до порога нищеты, - серьёзно ответил Демосфен. – Мне кредит за коттедж десять лет выплачивать, плюс проценты. Мне машину новую покупать… А она на шубе этой помешалась, ей, видите ли, она к лицу! Мне, может, вилла в Ницце к лицу? Я же её не покупаю!
- Да ты уже купил… экономкласс, - "вернула подачу" Ника. – На сто первом километре от столицы.
Ответом было возмущенное сопение.
Когда они наконец доехали до магазинчика, Демосфен, как настоящий мужчина, молчал, Марину душил смех, и она с трудом его сдерживала, а Ника ныла и скулила, как молодой щенок. И оказалась права – песцовая шубка-свингер и впрямь была великолепной. Как и всё в этом необыкновенном бутике.
Войдя в зал, Ника схватила вожделенную шубку и исчезла в примерочной. Демосфен что-то тихо сказал продавщице – и через минуту она вынырнула откуда-то из недр магазина, держа на вытянутых руках переливчатое синее платье, на котором сверкали голубыми льдинками стразы (или это были не стразы?) Наверное, в таких нарядах танцуют феи в лунном свете. – И Марина ахнула…
А когда она вышла из примерочной в этом необыкновенном платье – ахнул Демосфен. А Светлана (так звали девушку) уже несла в примерочную целый ворох выбранных Демосфеном вещей.
- Ну и не буду! – твёрдо сказала Марина. – Я не буду это носить. У меня дома всё есть.
Демосфен посмотрел Марине в глаза и, взяв её за плечи, мягко подтолкнул к дверям кабинки: «Будешь. Ты будешь носить то, что я скажу». Он говорил – и улыбался. И Марина уступила. – И пропала в примерочной на целый час…
Демосфен терпеливо ждал. Запыхавшаяся Светлана сновала как челнок, перетаскивая туда-сюда вороха одежды: покупательница оказалась привередливой и угодить ей было трудно.
Покидая гостеприимный бутик, они уносили две объёмистые сумки. Ника прижимала к груди третью – с песцовой шубкой, по которой скулила всю дорогу.
- Песец – это для подростков, - объявил сестре безжалостный Дима. – А тебе мы подберём что-нибудь поприличнее, - повернулся он к Марине. Марина, уставшая ему возражать, покорно ждала. Тем более, что возражать было бесполезно…
Дима о чём-то пошептался с хозяином бутика, который вышел «проводить гостей» и с которым Дима целый час просидел за накрытым «гостевым» столиком, выпив несчётное количество кофе и выкурив дорогую сигару. От коньяка пришлось отказаться – Дима был за рулём. Он пошептался о чём-то с хозяином, и тот принёс Марине изящного покроя шубку необыкновенного голубовато-серого цвета, так подходившего к её волосам. У Марины захватило дух – голубая норка!
-Нет, нет! Не надо, у меня есть, – сказала Марина. – И шуба оказалась у неё на плечах, а нетерпеливые руки Демосфена уже распустили хитрые узлы лыжной бечёвки, выпустив из плена её волосы, и завязали на талии Марины жемчужно-серый поясок.
В шубе было тепло. Марина попыталась её снять и вернуть обратно в магазин: она знала цену вещам и представляла, сколько может стоить такое чудо (вернее, не представляла – цена была запредельной). Но Дима не позволил ей это сделать, железной хваткой стиснув Маринины плечи – и крепко держа, вывел на улицу.
- Cтой тут, я расплачусь и сумки возьму. Сейчас Нику домой забросим, и к тебе, - буднично сказал Дима, словно они всегда так возвращались – втроём.
…Серебристый «мерседес» остановился у Марининого подъезда, и она вышла из машины, обеими руками придерживая длинную шубу. По серому жемчугу меха рассыпались её непокорные волосы.
-Здравствуйте, Мариночка! Вас и не узнать! – приветствовали её вездесущие соседки. И долго смотрели ей вслед.
- Ну вот, а ты хотела – в штормовке и с кирпичом. На лошади! – напомнил Марине Демосфен, навьюченный как та самая лошадь. Через две недели – самых счастливых в жизни Марины – они переехали к Диме: в коттедже было удобнее. Во всяком случае – удобнее Демосфену, и Марина согласилась с мужем.
Демосфен готов был выполнить любое её желание, и Марине нравилось с ним соглашаться. А ему нравилось, что она соглашается – в противоположность упрямой и своевольной Нике, которую оба с нетерпением ждали каждую пятницу.
Через год у них родились близнецы – мальчик и девочка. Дети были здоровые и красивые. Сына они назвали Анастасом, а дочку Адрианой. Это – когда вырастут. А пока Марина звала их Стасиком и Анечкой, и Дима не возражал…
Этой главой заканчивается первая часть повести. Но "Другая жизнь" только начинается. Вторая часть называется "Другие берега",в ней вас ждёт встреча со всеми действующими лицами Первой части: Нонной и Павлом, Валей и Ильёй...
Продолжение http://www.proza.ru/2015/10/13/1138