Аглая Ивановна Епанчина против Льва Николаевича Мышкина
Работая над «Преступлением и наказанием», Фёдор Михайлович совсем упустил из виду договор со Стелловским. За месяц до истечения срока Достоевский ещё и не приступал к работе, хотя сюжет романа «Игрок» в голове у него был готов основательно. Писатель просто физически не успевал записать его набело. И тогда друзья посоветовали Фёдору Михайловичу воспользоваться услугами стенографистки. Так в доме Достоевских появилась Анна Григорьевна Сниткина (1846—1918).
Работа над романом началась 4 октября 1866 г., 29 октября «Игрок» был закончен, а 15 февраля 1867 г., вопреки увещеваниям домашних, Достоевский и Сниткина обвенчались.
Анна Григорьевна стала ангелом-хранителем писателя в последний период его жизни. Она родила супругу четырёх детей, отучила мужа от азартных игр, взяла под жёсткий контроль издательские дела и финансы Фёдора Михайловича. Благодаря жене Достоевский расплатился со всеми многотысячными долгами, но вздохнуть свободно не успел — долги окупились доходами от «Братьев Карамазовых», поступившими уже после кончины писателя.
В середине апреля 1867 г. молодожёны отправились в свадебное путешествие по Европе. Посетив Германию, они через Базель поехали в Женеву, затем в Италию. В Базеле Фёдор Михайлович был потрясён, даже испуган картиной Ганса Гольбейна-младшего «Труп Христа». А в Женеве он присутствовал на заседаниях конгресса мира, представленного преимущественно социалистическими и масонскими деятелями. Достоевский был обескуражен выступлениями участников конгресса, считавшихся в образованном обществе самыми выдающимися мыслителями своего времени. Почти все дружно называли главным врагом человечества и прогресса христианство. Ю.И. Селезнёв утверждает, что именно швейцарские впечатления Достоевского легли в основу задуманного им тогда романа «Идиот».
Название романа пришло почти сразу. «Идиотосами» в древнегреческом обществе называли крайних индивидуалистов, людей, предпочитавших жить по своим законам, отличным от законов общества. Таких людей нередко лишали гражданства, поскольку они отказывались участвовать в выборах. Главный герой романа должен был стать гипертрофированным Раскольниковым — идиотосом. «Главная и основная мыль романа, для которой всё: та, что он до такой степени горд, что не может не считать себя богом, и до того вместе с тем себя не уважает (до того ясно себя анализирует, что не может бесконечно и до неправды — усиленно не презирать себя)… Или властвовать тирански, или умереть за всех на кресте — вот что только и можно по-моему, по моей натуре»*, — записал Достоевский о задуманном герое.
________________________
* См.: Ю.И. Селезнёв. Достоевский. М.: Молодая гвардия, 1990.
Однако от повторения образа Раскольникова Фёдор Михайлович отказался очень быстро, только название романа «Идиот» осталось. Новый главный герой должен был стать антиподом Раскольникову — Достоевский задумал «изобразить вполне прекрасного человека», проповедника. Но и этого оказалось для него мало. В конечном итоге «…развитие основного замысла романа подводит к важнейшему выводу. Достоевский отважился на дерзостный эстетический эксперимент: представить в российской действительности явившегося в неё Христа — в Его человеческой природе, насколько это возможно языком не-сакрального искусства»*.
___________________________
* М.М. Дунаев. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVIII — XX вв. М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2003.
И это уже была глубочайшая богоискательская ошибка, поскольку, как объясняют теологи, «человеческая природа Христа неотделима в Его личности от природы Божественной».
Роман «Идиот» был создан в 1867 г., преимущественно во время пребывания писателя в Италии. Впервые его опубликовал журнал «Русский вестник» в номерах за 1868—1869 гг. Читателями «Идиот» был встречен восторженно.
Поставив перед собой противоестественную задачу, Фёдор Михайлович попытался решить её посредством театральных приёмов. Лев Николаевич Мышкин, предназначенный писателем на роль земного Христа, на протяжении всего романа (за редким исключением) говорит безжалостные речи и творит очевидно несуразные и даже жестокие поступки, но «свита играет короля» — окружающие восхищаются его благородством, смирением, невинностью и прочими добродетелями, на деле мало чем подтвержденными, скорее наоборот. Всякий раз, когда ситуация заходит в тупик, Фёдор Михайлович использует спасательный круг и объявляет Мышкина идиотом, следовательно, с него взятки гладки.
Однако подлинный смысл образа князя заложен в указанных Достоевским прототипах героя. По словам самого писателя, он хотел соединить в Мышкине начала трёх личностей — двух литературных героев и одного Божественного.
Во-первых, Дон-Кихота — как грустный и ироничный итог жизни человечества. Именно в этом образе наиболее ярко выражена мысль о том, что идеальный герой может стать правдоподобным только будучи смешным, ещё лучше гипертрофировано комичным — до глупости.
Во-вторых, бедного рыцаря из стихотворения А.С. Пушкина «Жил на свете рыцарь бедный…», влюблённого в Богоматерь. Здесь очень важны следующие строки поэта:
Между тем как он кончался,
Дух лукавый подоспел,
Душу рыцаря сбирался
Бес тащить уж в свой предел:
Он-де Богу не молился,
Он не ведал-де поста,
Не путём-де волочился
Он за матушкой Христа.
Но Пречистая сердечно
Заступилась за него
И впустила в царство вечно
Паладина своего.
А вот это уже ключ не только к образу князя Мышкина, но и к пониманию самых знаменитых персонажей романов Достоевского, к богоискательству Фёдора Михайловича в целом. Стихотворение целиком и концовка его в особенности пропитаны духом Гётевского «Фауста» с его идеей о том, что человек может продать душу дьяволу, преследуя свои цели, но затем, используя доход от сделки на благие дела и предаваясь светлым мыслям, будет прощён Богом и принят в раю. Это чисто торгашеское, протестантское христианство Западной Европы и именно на этой идее построены линии Сони Мармеладовой в «Преступлении и наказании» и Настасьи Филипповны в «Идиоте». Однако Фёдор Михайлович пошёл гораздо дальше Гёте.
Наконец, в-третьих, прототипом Мышкина стал Сам князь Христос (так выражался Достоевский). При этом писатель рассматривал Иисуса Христа как всего лишь раз в жизни человечества осуществившееся проявление светлого идеала, совершённого человеком, пожертвовавшим собой ради людей. То есть Фёдор Михайлович видел в Иисусе Христе не богочеловека, а человекобога, и вознамерился написать жизнь нового человекобога. В сакральном понимании человекобог есть бес, и в лице Мышкина Достоевский помимо воли вывел на сцену беса, определившего лицо современного человечества, начиная с середины XX столетия.
Оправдание зла посредством выявления и обличения ханжества окружающего мiра — вот квинтэссенция новозаветного христианства, которая легла в основу творчества русских писателей-богоискателей и всей нашей литературы в целом. Фёдор Достоевский и Лев Толстой стоят во главе этого трагического казуса. Так величайшими творцами России был проложен прямой путь для значительной части русской литературы к булгаковщине — возвеличиванию сатаны до высот справедливого судии и творца человеческих судеб. Конечно, все эти рассуждения аллегорические, но суть сказанного от этого не меняется.
Писатель представил в романе не обыкновенного беса, какового до Фёдора Михайловича многократно изображали другие писатели. Достоевский первым привёл в мир идеально «доброго» и «справедливого» беса — беса искушения прощением, то есть интеллигентского беса. Он пока ещё был мелок, но всё же существенно размыл границы между нравственным и безнравственным, злым и добрым, честным и бесчестным, божеским и дьявольским и т.д., обрушив человечество в бездну аморфного состояния души — наиболее пригодного для поглощения сатаной.
Гораздо позже, обретаясь в мире порушенных мышкинской цивилизацией мозгов, М.А. Булгаков окончательно поставил сатану на место Бога, изобразив его в «Мастере и Маргарите» единственным справедливым и всевластным вершителем суда над грешниками. В наши дни макулатура бескрайнего океана графоманов-фантастов кишит добрыми, смелыми, благородными и чистыми душой демонами, бесами, вампирами и прочей нечистью. И эти авторы находят такой же бескрайний океан почитателей, искренне верящих в доброту, духовную чистоту и благородство сатаны и его порождений. Верят, потому что в конечном итоге им всё равно, поскольку Бог и его нравственные установления давно стали в человеческом обществе принятым к сведению абстрактом, в лучшем случае — культовым ритуалом или объектом интеллигентской демагогии.
Называя современную мировую цивилизацию мышкинской, или интеллигентской, я не оговорился. Достоевский в «Идиоте» ушёл гораздо дальше Гёте с его «Фаустом», ибо Гёте говорил о человеке, удачно продавшем душу дьяволу, а Достоевский говорит о «добром» бесе. Существенная разница. Сегодня мы живём в мире «доброго» сатаны в обличии Христа. Мир этот по инерции именуется фаустовской цивилизацией, вместо верного названия «мышкинской». Парадокс — если после 1917 г. мы оказались в обществе, сотворенном идеями Маркса-Ленина-Сталина, то после 1991 г. опрокинулись в общество, вдохновлённое идеями Гёте-Достоевского. Ни то, ни другое к народному миру отношения не имеют. Оба есть порождения больной фантазии ницшеанской интеллигенции. Но не это важно. Мышкинская цивилизация характеризуется размытостью границ между нравственным и безнравственным, в ней добро свободно признаётся злом, а зло — добром, правда — ложью, а ложь — истиной в высшей инстанции; честный совестливый человек в этом обществе давно стал маргиналом, а подлинные маргиналы хозяйничают в обществе и диктуют ему свои законы…
Два опорных тезиса этого мышкинского мира были сформулированы в «Идиоте».
Размышления об одном Достоевский вложил в голову самого князя Мышкина: «красота и молитва… высший синтез жизни». И почти сразу появился отклик, вложенный в уста второстепенного героя романа интеллигента Ипполита Терентьева: «Правда, князь, что вы раз говорили, что мир спасёт “красота”? Какая красота спасёт мир?» Ни Достоевский, ни Мышкин на последний вопрос ответ так и не дали, и он стал полигоном для океана досужих домыслов любителей порассуждать ни о чём. Наиболее близкое к настроениям писателя разъяснение дали богословы, ориентируя читателя на слова Тихона Задонского: «Христос есть красота для человека». Получается, что Мышкин в очень усложнённой форме рассуждал на банальнейшую тему: Бог и молитва к нему спасут мир. Где здесь предмет для бесконечных дискуссий? Однако сегодня слова «Красота спасёт мир» превратились в расхожую фразу и выявили их неприкрытую пустоту. Бог к ним не имеет никакого отношения. Пустота и есть главное самодостаточное свойство философии мышкинского мира, и в наставлениях о красоте пустота проявляется особо ярко.
Второй тезис был сформулирован тем же интеллигентом Тереньтевым со ссылкой на князя Мышкина: «смирение есть страшная сила». Он же разъяснил мышкинский смысл этих слов: «Знайте, что есть такой предел позора в сознании собственного ничтожества и слабосилия, дальше которого человек уже не может идти, и с которого начинает ощущать в самом позоре своём громадное наслаждение...» Другими словами, смирение есть высшая степень гордыни. Но в этих мышкинских рассуждениях как обычно нет точности. Смирение перед кем? Если перед Богом, то никто и не спорит — это общепризнанный факт. Но если перед другим человеком? Тогда неизбежно вновь вырисовывается человекобог, то есть бес. И в этом главное свойство Мышкина и порожденной им цивилизации — вечное скольжение по острию лезвия между Богом и сатаной и неизбежное по причине такой нетвёрдости и сомнений соскальзывание в объятия последнего.
Однако Мышкины получили мягкий, но верный отпор, который без сомнений можно назвать ответом русского народа. Выразительницей его в романе стала генеральская дочка, милая, одновременно капризная, но достаточно умная девушка Аглая Ивановна Епанчина.
«— Слушайте, раз навсегда, — не вытерпела наконец Аглая, — если вы заговорите о чём-нибудь в роде смертной казни, или об экономическом состоянии России, или о том, что “мир спасёт красота”, то... я, конечно, порадуюсь и посмеюсь очень, но... предупреждаю вас заранее: не кажитесь мне потом на глаза! Слышите: я серьёзно говорю! На этот раз я уж серьёзно говорю!»
Именно Аглая возглавила бунт литературных героев Достоевского против своего создателя и против всей мышкинской цивилизации наших дней. Именно её устами Бог и народ ответили на досужую интеллигентскую демагогию мировой художественной литературы. Произошло это в конце романа «Идиот», во время решающей встречи Аглаи Ивановны и Настасьи Филипповны в их соперничестве за князя Мышкина. Именно тогда Аглая Ивановна выкрикнула роковые слова, опрокинувшие всю по-человечески гениальную конструкцию Достоевского по оправданию порока через страдания:
— Захотела быть честною, так в прачки бы шла.
С этим воплем народной души не особо выдающаяся до того героиня Аглая Епанчина разом возвысилась до главной антитезы мировой литературе XVIII—XIX вв., прежде всего антитезы Манон Леско, с одной стороны, и Сонечке Мармеладовой, с другой. Она разом отвергла самый страшный общественный порок нашего времени — самооправдание и оправдание порочности других. С явлением Аглаи человек потерял на это право, право на сатанизм — размытость критериев нравственности.
Есть право Бога и есть право человека. Достоевский всё время пытается присвоить исключительное право Бога прощать грехи — человеку, тем самым освобождая человека от его обязанностей исполнять нравственные заповеди, данные Богом. Взамен он предлагает молитву и упование на Божье всепрощение. Причём всепрощение видится ему как панацея для страдающей души, творящей заведомое зло. Это главное искушение для интеллигенции: присваивание себе прерогативы Бога при нежелании исполнять заповеданный им нравственный долг.
Аглая как раз и пытается вернуть Мышкина и других к их обязанностям перед Богом. Она требует: хватит болтать и демонстрировать миру свои страдания — сделайте хоть что-нибудь: или вырвитесь из ада стыдной для вас безнравственности, или прекратите болтать о том, что вы из-за нее страдаете. Одно из двух, третьему не бывать. И никакие отговорки Мышкина о том, что Аглая не видит светлую душу Настасьи Филипповны, и никакие вопли самой красотки, что никто о ней ничего не понимает, на деле защитить не могут. Потому что поставлены чёткие границы — либо туда, либо туда. И вот тогда начинается истерика духовной несостоятельности и Мышкина, и его подопечной.
В принципе, ответ Аглаи переворачивает наши представления о мире, сложившиеся под влиянием гуманистический философии последних пяти веков. Истина о том, что мир многоцветен, да и цвета имеют множество оттенков, опровергается НАСТОЯЩЕЙ истиной Аглаи: в мире есть только два цвета — белый и чёрный — и никаких оттенков в нём нет. Говорят, что эту истину уже давно подтвердила наука физика. Цвета же и оттенки даны только человеческому глазу, вечно тяготеющему к соблазну смерти. В переводе на современный язык — благо создают только фанатики, искатели компромиссов — проводники в катастрофу и небытие. Вопрос лишь в том, сколь праведна цель фанатика.
Таково народное (в противовес интеллигентскому) понимание Бога на земле, а на небесах Бог сам разберётся. Аглая категорически отвергает бесовский принцип рассуждений: оно конечно так, но если взглянуть с иной точки зрения, то оно вовсе не так, а скорее наоборот.
Аглая Ивановна в споре с Настасьей Филипповной есть подлинное лицо справедливости революции! Тем она и страшна современному российскому обществу. И тем приятнее ему князь Мышкин. Анализировать противостояние Аглаи и князя можно бесконечно, но постараемся избежать таких интеллигентских искушений.
В завершение остаётся только сказать о том, во что превращены, как передёрнуты слова Аглаи Ивановны в мышкинской цивилизации. Ныне изречение «Захотела быть честною, так в прачки бы шла» трактуется как свобода выбора: хочешь жить в достатке, хочешь благоденствовать в земной жизни — продавай душу и торгуй собой; не хочешь — твоё дело, убирайся в прачки, губи себя, своё потомство, подыхай в нищете. Твоё дело, ведь третьего более не дано, а желающих на твое место — несчётные толпы! Вот, пожалуй, должна бы быть главная тема по творчеству Фёдора Достоевского в школе…
В музыке роман «Идиот» отражён слабо. Переработка 6-ой симфонии П.И. Чайковского под балет «Идиот» вряд ли можно принимать серьёзно. Попытки раздуть в Германии ажиотаж вокруг оперы «Идиот» малоизвестного композитора Моисея Вайнберга провалились, хотя инициаторы и прикрывались благословением Д.Д. Шостаковича.
Наиболее известные сегодня иллюстрации к роману сделаны художником И.С. Глазуновым. На мой взгляд, это просто слащавые картинки, совершенно не соответствующие замыслам Ф.М. Достоевского.
Первая экранизация романа «Идиот» была сделана в Ателье Ханжонкова режиссёром П.И. Чардыниным* в 1910 г. Роль князя Мышкина тогда исполнил А.А. Громов**, Аглаю Епанчину сыграла Т.Г. Шорникова***, Настасью Филипповну — Л.П. Варягина****.
________________________
* О Петре Ивановиче Чардынине см. в гл. 77 Павел Иванович Чичиков
** Андрей Антонович Громов (1883—?) — русский актер, режиссер, сценарист немого кино. Судьба в эмиграции неизвестна.
*** Татьяна Георгиевна Шорникова (1888—1967) — артистка оперы и оперетты. Голос — лирико-колоратурное сопрано. Жила и работала в Санкт-Петербурге (Ленинграде). Роль Аглае стала для неё единственной в кинематографе. Итальянский композитор Михаил Эспозито специально для Шорниковой написал оперы «Каморра» (1903) и «Мещанин во дворянстве» (1905).
**** Любовь Павловна Варягина (годы жизни не известны). Об актрисе известно лишь то, что один сезон она работала в Театре Ф.А. Корша (1906—1907 гг.) и два года снималась в немых фильмах Ателье Ханжонкова (1909—1911) (всего 11 фильмов).
Из последующих постановок следует выделить только великую картину режиссёра И.А. Пырьева* 1958 г. «Идиот», ставшую мировым эталоном экранизации классических литературных произведений. На экран была перенесена только первая часть романа. Роль князя Мышкина исполнил Ю.В. Яковлев**, интуитивно создавший точный образ беса; Аглая Ивановна — Р.В. Максимова***, Настасья Филипповна — Ю.К. Борисова****.
______________________
* Иван Александрович Пырьев (1901—1968) — великий советский кинорежиссёр, народный артист СССР; лауреат шести Сталинских (Государственных) премий (1941, 1942, 1943, 1946, 1948, 1951 гг.). Большинство картин Пырьева стали классикой советского и мирового кинематографа: «Трактористы», «Свинарка и пастух», «В шесть часов вечера после войны», «Кубанские казаки», «Белые ночи», «Братья Карамазовы» и др.
** Юрий Васильевич Яковлев (1925—2013) — великий русский советский актёр театра и кино, Народный артист СССР, лауреат Государственной премии СССР (1979 г.). Наиболее известные его роли в фильмах «Идиот», «Гусарская баллада», «Выстрел», «Анна Каренина», «Иван Васильевич меняет профессию» и др.
*** Раиса Викторовна Максимова (р. 1929) — советская актриса театра и кино, самые известные её роли в фильмах «Идиот» и «Воскресение».
**** Юлия Константиновна Борисова (р. 1925) — великая русская советская актриса театра и кино, Народная артистка СССР. Наиболее известные роли в фильмах «Идиот», «Посол Советского Союза».