Другая жизнь. Глава 22. Воспоминания

Ирина Верехтина
******************Воспоминания. Восемь лет назад**********

Демосфен тактично ушёл в дом, оставив Марину наедине с друзьями: он всегда угадывал её желания, даже невысказанные вслух.
- Ну, оставляю вас. Только костёр, пожалуйста, не разводите на террасе! – прижав к груди руки в умоляющем жесте, не удержался Демосфен. И все четверо рассмеялись.

…Демосфен включил телевизор. С террасы доносились взрывы дружного смеха, заглушая звук, и Демосфен улыбался. Он знал, как дороги Марине её немногочисленные друзья. В особенности Нонна. А на террасе веселились вовсю: тарахтела без умолку Нонна, пытаясь за один вечер рассказать Марине всё случившееся за год; хорошо поставленным баритоном гудел Павел, серебристым колокольчиком рассыпался смех Марины.

Демосфену нравилось, когда она смеялась. Он помнил другую Марину – неулыбчивую, молчаливую, которая не поднимая головы корпела над переводами и наотрез отказывалась уехать. Договор с издательством упрямая Марина так и не расторгла и продолжала работать, хотя Демосфен был против: это противоречило его убеждениям.

- Замужняя женщина не должна работать, этим занимаются мужчины. В Греции женщины работают, только если они не замужем.
- Мы не в Греции,- был ответ. (Марина ни за что на свете  не рассказала бы мужу о том, как заявил в суде Илья: «Я работал, а жена училась и сидела дома».  – «С ребёнком сидела?» – уточнила судья. – «Нет, ребёнка мы поместили в интернат»…)
- Марина! Мне перед людьми стыдно, что ты у меня работаешь до сих пор! Ну, как я скажу друзьям, в фирме –как? Засмеют ведь, скажут, жену обеспечить не может, - пробовал увещевать жену Демосфен – У нас так не принято!
- У кого это у вас? – «ощетинивалась» Марина. – Из издательства  не уйду, и не уговаривай! Это мы уже проходили…

Демосфен ничего не понял, но переспрашивать не стал: Марина, отвернувшись, быстро вытерла ладонями щёки. Демосфен обнял её за плечи и зарылся лицом в мягкие волосы. – «Ну чего ты?» - «Нн-ничего, -с запинкой ответила Марина и вытерла кулаком нос. – Просто задумалась» Демосфен чмокнул её в мокрый нос и выдал: «Жена не должна думать. Думает и решает в семье мужчина» - И встретил недоумённый взгляд…

Не понимает! Шуток не понимает, всё у неё всерьёз! А ведь я её до слёз довёл, - огорчился Демосфен.  Марина неожиданно спросила:
- Ты что-нибудь хочешь? Так скажи, я сделаю. Только не шути так со мной, ладно?
- Хочу! Хочу, чтобы ты проснулась, спящая ты царевна!
- Тогда свари мне кофе. Сюда принеси, - потребовала Марина, и Демосфен помчался на кухню, и оттуда донёсся его радостный голос: «А мы  с чем будем пить? С тортиком? Или с твоими плюшками-финтифлюшками?
- Это не финтифлюшки, а выборгские кренделя! - оскорбилась Марина.
– Ну, я так и думал, с этими, как их… с кренделюшками!

- Думал он… А кто-то собирался думать за двоих, - напомнила мужу Марина, и тот удивлённо на неё уставился. Как ловко она «вернула подачу», с ней надо осторожно… Колдунья и есть!

**************Анамисис (воспоминания, греч.). Три года назад******
Демосфен сидел в темноте, уставясь в телевизор невидящими глазами. Демосфен был  далеко…
Это случилось три года назад. Близнецы заболели – как всегда, вместе, и как всегда, тяжело: с кашлем и высокой температурой, которая никак не хотела спадать. Врач покачал головой: "У детей ничего серьёзного, обычная простуда, но я бы рекомендовал больницу».

С негодованием отказавшись от предложения врача, Марина обтирала детей спиртовым раствором, сбивая жар (других лекарств она не признавала), но температура, опустившись, снова поднималась. Когда термометр показал тридцать девять и восемь, Марина, отчаявшись, наморозила полный холодильник льда.

- Ты льдом их собралась кормить? Они и так кашляют! – возмущался Демосфен, но Марина не обращала на мужа внимания.
– Пойди принеси два полотенца. Махровых, больших, - велела она мужу.
Напустила полную ванну холодной воды и бухнула в неё весь приготовленный лёд. Потом вынула детей из кроваток и, сдёрнув с них пижамки, подхватила обоих на руки.
- Марина!! Что ты делаешь! Им по пять лет уже, тебе же тяжело...

Не слушая мужа, Марина с трудом донесла детей до дверей ванной комнаты и, зажмурившись, бултыхнула их в ледяную воду. Близнецы заорали так, что у Марины заложило уши, но она терпела, удерживая детей в воде и уговаривая: «Ну ещё чуть-чуть, ещё минуточку – и всё! Вы же у меня молодцы, просто молодцы! Другие бы не смогли, а вы у меня смелые и отважные…» - бормотала Марина, не слушая визга детей.

На крик прибежал Демосфен с махровыми простынями, в которые близнецы были немедленно завёрнуты и отнесены в детскую.
-Что ты творишь?! – шипел на жену Демосфен. – Не мать, а мегера!
- Никакая не мегера! Меня в детстве так "лечили". Холодно очень, зато помогает. И не ори, они спят уже, а ты их разбудишь…

Дети, согревшись в махровых пушистых коконах, и в самом деле уже спали, сладко посапывая. Демосфен осторожно приложил ладони к их лобикам и удивился: холодные!

После купания в ледяной ванне болезнь, как ни странно, отступила – и утром дети дружно потребовали своих любимых «кренделюшек». Демосфен удивлялся, Марина пекла близнецам печенье, поила их клюквенным морсом и рассказывала любимые сказки. А когда температура подскакивала снова – шла морозить лёд.

Наконец дети поправились, и Марина вспомнила о цветах. В её московской квартире осталось много цветов, и Марина каждую неделю приезжала – их поливать. И вот – оставила на целый месяц!
В почтовом ящике Марину ждало письмо. На штемпеле стояла дата месячной давности. Письмо пришло из Афин. Адрес отца Марина знала, но почерк на конверте был незнакомым. Отец до сих пор писал Марине на старый адрес, так как не знал нового: Марина складывала письма не читая. Демосфен так и не смог заставить её ответить отцу.

**************************Харилаос***************
Вернувшись с работы, Демосфен застал жену в слезах.
- Понимаешь, он умер, умер, а я так и не сказала ему, что люблю его! Я не успела… а теперь некому  говорить, - плакала Марина, и Демосфен не знал, чем её утешить.

Письмо было коротким: «Отец умер (дата месячной давности). Похоронила (дата месячной давности). Приезжай. Лена Метафиди».

- А как ты его читала? Оно же на греческом, а ты его толком не знаешь до сих пор, - не удержался Демосфен. – Со словарём читала?

От возмущения Марина потеряла дар речи, даже плакать перестала, и свернула на мужа злыми глазами: «Я же не совсем… дебилка. Та сам-то помнишь, на каком языке со мной разговариваешь? На каком хочешь, на таком и говоришь! А в словарь я только иногда заглядываю, когда ты уж совсем… как твоя Ника, на диалекте распояшешься,- надулась обиженная Марина (Демосфен улыбнулся: он обидел жену специально, пусть злится, зато не плачет).
Ехать на похороны было уже поздно. Но они поехали, оставив детей на попечение Ники и её мамы.

**************************Красивая монашка*******************
Лена встречала их в аэропорту. Марина видела жену своего отца впервые и удивилась: не молоденькая, да и не красавица. На монашку похожа. Тоже ещё… Нашёл себе, понимаешь, жену! Марина молча села в такси и за всю дорогу не промолвила ни слова. «Лена не виновата, - думала Марина. – Она ни в чём передо мной не виновата, но мне тяжело её видеть. А интересно, что ей отец обо мне рассказывал?»

«Она не виновата, что не смогла простить отца, - думала Магдалена, разглядывая в зеркале сидящую сзади Марину. – А у неё красивое лицо. Почти классическое. И фигура. Скопас вполне мог бы лепить с неё свою Нику (прим.: древнегреческий скульптор, изваявший знаменитую Нику Самофракийскую). Дочка Харилаоса!» Марина очень удивилась бы, узнав, что Магдалена знает о ней всё: Демосфен тайком от жены отвечал на письма её отца…

Дорога, петляя и прижимаясь к горе, понималась всё выше, и когда такси наконец остановилось, у Марины словно оборвалось сердце – и полетело, паря над землёй… Далеко внизу расстилалось море – голубое как небо. Марина впервые в жизни видела Эгейское море. Какая высота! Всё побережье как на ладони. И острова! А вдали, в голубой дымке – Турция!

Пройдя через маленький садик – два апельсиновых дерева, три оливы и грецкий орех – Марина оказалась в доме своего отца. Дом ей понравился: его любили, о нём заботились, и дом тоже заботился о своих хозяевах, окружая их теплом  и уютом. Марина оценила всё: расшитую шелками скатерть (ручной работы), пышные занавески с фестонами, затейливые салфетки-ришелье и разноцветные герани на подоконнике. Марина выглянула в окно: прямо под окном на широкой грядке росла мята, анис и сельдерей. И пышные, буйно цветущие герани.

Герань любила Маринина мама, и она всегда у них росла. А без сельдерея в их доме не готовили ни одно блюдо. Марина ела сыр, положив сверху веточку душистого сельдерея, добавляла его  в творог, и в брынзу, и в борщ…
- Это Харилаос посадил, - проследив за взглядом Марины, тихо сказала Магдалена.
- Кто? – Да отец твой, Харилаос. – Какой Харилаос? Харалампий!
- Ты не знала, как звали твоего отца?
 - Почему не знала? – удивилась Марина. - Его Хараламбосом звали. Я же Марина Харалампиевна.

Настал черёд удивляться Магдалене:  «Как – Марина? Медея, тебе не нравится твоё имя?»
- А там что? – вместо ответа Марина показала на стоящую во дворе цистерну.
- Вода. Она у нас привозная, другой здесь нет. У нас хорошая вода, сладкая. Мыло хорошо пенится. В Афинах вода хуже, и на вкус другая… - Магдалена протянула ей стакан. Марина глотнула из стакана – вода и вправду оказалась вкусной.

- Это всё твоё, - сказала вдруг Лена, и Марина её не поняла. – «Что – всё?» - «Всё. Мы так решили. Отец завещал тебе всё: и этот дом, и квартиру в Афинах, и магазин… Это внизу, в городе. Два часа езды. Машина в гараже тоже твоя. Отдохнёте, потом отвезу вас на кладбище. Потом – к нотариусу».
- А Вы? Что же тогда - Вам? – спросила Марина.
- Я уеду. Вы не беспокойтесь, я и вещи уже собрала…. – Магдалена помолчала и задала вопрос, которого Марина не ожидала от неё услышать: «А дети? Ты не привезла их с собой? Жаль… Я так хотела их увидеть! Анастас похож на Харилаоса, а Адриана на тебя, и на Демосфена тоже. (Демосфен ревниво засопел: он считал, что сын похож на него)
- Но откуда Вы…. – Марина потеряла дар речи. – Откуда Вы знаете?! Вы же их никогда не видели!

Вместо ответа Магдалена прошла в спальню. На стене висела фотография. У них дома была такая же: они фотографировались в Ботаническом саду, под большой раскидистой яблоней. Марина с детьми сидела на траве, розовой от яблоневого облетевшего цвета. В смоляных волосах Адрианы красовался розовый бант – словно цветок яблони. Стас крепко держал сестренку за руку: близнецы на фотографии были неразлучны, как и в жизни. Под фотографией горела лампадка.

- Это я прислал, - со вздохом признался жене Демосфен. – И отцу твоему написал о нас с тобой - что мы счастливы, что у него есть внуки. Я правильно поступил? Ты на меня не сердишься? – Марина молча уткнулась лицом ему в грудь…

- Вы располагайтесь тут, устраивайтесь… Я скоро уеду. Вот помогу вам с оформлением и уеду. В монастыре буду жить, сестра у меня там, - нарушила молчание Лена. – Я хотела бы взять эту фотографию, можно? У вас ведь другие есть, а у меня ничего, ни детей, ни внуков. Мы ведь немолодыми уже с Харилаосом поженились. Он сказал: «Это наши с тобой внуки. И ничего, что мы их никогда не увидим, главное – они есть! Дети Медеи. Моё продолжение…».
- Он в больнице лежал, Харилаос. А я за ним ухаживала. Я в монастыре жила, думала, никто мне не нужен, кроме Бога. Пока Харилаоса не встретила. К нему никто не приходил, никто не навещал… Я тогда в больнице работала (тут Магдалена произнесла слова, которых Марина не поняла, и Демосфен перевёл: ну, вроде сестёр милосердия. Санитаркой, короче. У них это называется «послушание» - работа такая у монашек).

Продолжение http://www.proza.ru/2015/10/13/1247