- Пойдем побрызгаем его «дикалоном», а то люди придут, стыдно, если завоняет. – Она стояла в пальто, маленькая, беспомощная, растерянная и крутила в руках флакон с каким-то одеколоном.
- Не, бабуль, я не смогу, - мой голос дрогнул и я заплакала. – Проси что угодно, но я не смогу сама поднять крышку гроба. Прости меня …
- Ну как же он там закрытый будет лежать? Надо открыть… - она пожала плечами, пальто перекосилось, а платок выехал из-под воротника и сбился на бок.
- Я не смогу, бабуль… - через слезы и сопли пыталась я её уговорить.
Она плакала изнутри, без слез, только синее пальто подрагивало короткими толчками на её маленькой фигурке.
Она потопала в спальню, стягивая с себя платок и приговаривая: «Как же так, надо же открыть, как же он там закрытый так долго будет лежать…»
Я плакала, было жалко её, но я знала, что не решусь помочь ей исполнить эту просьбу. Набрала домашний номер, рыдая в трубку объяснила маме, что не смогу…
- Не волнуйся, Катя с Пашей уже едут, всё сделают. И мы выезжаем.
Я положила трубку и пошла в спальню. Она лежала на кровати в пальто, хлюпала. Я постаралась успокоить её, сказала про Катю, про Пашу: «Дождемся их, они всё сделают. Они старше.»
***
Перед глазами у меня стоит тот его прыжок за рябиной. В таком полёте его видела только я. Как пузо в прыжке вместе с рубахой поднялось вверх. Его рука. Лицо полное азарта. Он достал для меня гроздь рябины. Он допрыгнул!
А еще он всегда отдавал честь проезжающим по деревне машинам. Все конторские работники рыдали на похоронах, вспоминая, как он им отдавал честь.
А он посмеивался над большим начальством. Вижу как сейчас его смеющиеся хитрые глаза, уши трясутся в порыве смеха, и подрагивает пузо. Пузо у него было знатное. Руки большие и теплые. Ноги крепкие. Большие щёки, черные волосы – до старости красивый человек.
***
Он уже лежал в гробу, а она говорила, что до сих пор не простила его, что в молодости гулял.
- Мне стыдно по деревне было пройти...
Да, наверно ей было стыдно. Еще и сестры подзуживали, настраивали, следили за ним, устраивали скандалы. А она с малыми детьми никуда не могла деться. Он бы и не отпустил...
В 40 лет она забеременела. «Стыдно, – говорит,- в таком возрасте было рожать». Поехала на аборт. Он узнал об этом. На тракторе рванул в больницу. Раскидал оборудование, нагрубил врачам. А её в одной рубашке увез домой. Младшенького он любил больше всех.