Лабиринт Медведки

(1 том)
Предисловие
Природа — "тетка" умная. У нее все зациклено, все упорядочено. Звенья в цепочке судьбы зацеплены в точной последовательности. Но стоит лишь одному выпасть, оборваться, понесутся события вкривь и вкось.

Словно в работе компьютера. Заведется в "троян" или влезет вирус, сбой неизбежен. Чтобы снова вырулить на нормальный режим, избавиться от “глюков” и зависаний, надо немало потрудиться, покумекать, почистить память. При серьезных сбоях в программе единственное “лечение" — полная переустановка всей системы.

А в жизни? Однажды грянула эпоха перемен. Случился сбой. Да не просто в чьей-то конкретной судьбе, в жизни огромного государства. Как тут сразу “переустановить программу”, чтобы выжить, как “почистить память” и найти верное течение? Как понять, какое оно ВЕРНОЕ…?

Эпохи глобальных перемен всегда вносят в течение жизненной реки мутные криминальные потоки. Мечутся, барахтаются люди, отученные принимать решения и нести ответственность за них. Паникуют, как растревоженные муравьи в упорядоченном когда-то огромном муравейнике, часто не находят в смятении твердого дна и выхода и тонут…

Для одних сбой — проверка на прочность характера, для других — новая точка отсчета на пути к самоуважению, для третьих — толчок в пропасть. Да, платить приходится за все: настоящее, будущее и за прошлое. Мужчинам труднее. Женщины более живучи…

Иногда везет: за интересным сюжетом не надо ехать за три девять земель. Ткнешь пальцем в газету, и вот он. Откроется судьба, которая несется вихрем по странному лабиринту под названием “жизнь”…

Все началось с газетного рассказа из раздела “Криминальное чтиво”. Название обычное для такого жанра — “Кара”. История, правда, незаурядная. Цепляющая. Творческая интуиция подсказала: тут есть, о чем поразмышлять, что додумать и что вообразить.

Первая глава
"Кара"
“Ни один мужчина ТОЧНО не знает: сколько у него детей, где они растут, КОГДА придется заплатить за грехи прошлого…"

(из разговора в транспорте)

…Сорок лет для женщины почти катастрофа. Для мужчины самый расцвет сил. И время подводить первые итоги. Виктор Югин в свои сорок пять — полковник, заместитель начальника областного Управления Внутренних дел. Карьера удалась. Вкус власти иногда пьянит и уже немного развращает…

Тот день складывался напряженно. После коллегии, сразу пресс- конференция. Вернулся, раздраженно ворча.

— Откуда у этих писак столько ехидства? Вечно выловят какую-нибудь мелочь и смакуют на все лады.

Югин терпеть не мог встреч с журналистами. Считал излишней данную СМИ свободу слова.

— Их бы в наши погоны? Мухи назойливые. И на мед, и на дерьмо с одинаковой готовностью летят!

В сейфе, рядом с табельным пистолетом и денежной заначкой, (дань многолетней привычке, он снова был разведен) хранился коньяк для снятия напряжения.

С молодых лейтенантских ногтей Виктор не пил с коллегами в кабинетах из принципа. Во-первых, берег здоровье. Известно, что менты всегда не просто выпивают “по маленькой”, а глушат норму, “чем поят лошадей”. Какие стрессы, такие и нормы для их снятия. Да и скоростные ментовские застолья не отличались изысканностью меню. Вечная сухомятка. Из ближайшего магазина приносилась дешевая еда, располагалась на газетке или каком-нибудь служебном бланке, и превращалась в закуску. В общем, путь к гастриту, который большинство из ментовской братии уже одолела, и многие уже вплотную приблизились к остановке — “язва желудка”.

Югин себя жалел. Во-вторых, спиртное развязывало язык. С одной стороны, вроде бы, плюс: в “неформалке” можно много чего узнать и употребить с выгодой для себя. С другой — сам подопьешь и сболтнешь чего лишнего. Да и стены иногда (зачастую в таких учреждениях) имеют уши. И спонтанные выпивки не всегда возникают абсолютно спонтанно. Иногда это задуманное сверху сценарное действо. Тем более на счет выпить, полковник был слабоват. Развозило после второй четвертинки стакана. Язык не слушался. Тянуло на всеобщее братание. Тогда прощай карьера? Нет…Такого он допустить не мог и не хотел.

Ради карьеры Югин многим жертвовал. Временем, например. В его кабинете всегда горел свет: утром, и порой до рассвета (особенно зимой), и за полночь. Начальство ценило такую усидчивость, которая вовсе не была работоспособностью, а хитрым карьеристским ходом. И его регулярно выдвигали по служебной лестнице, задвигая других.

Когда-то ради карьеры он оставил любимую девушку. Уехал учиться в академию, да так к ней и не вернулся…

Теперь, открутив в памяти киноленту жизни, понимал задней мыслью: только там, на старой кривоватой улочке городской окраины, в ветхом деревянном домишке испытал настоящее счастье.

Воспоминания иногда припирали и знобили душу. Два последующих законных брака не сложились. Потому что были расчетливыми, без чувств. Детей не было.

Иногда Виктор боялся признаться самому себе в главной потере.

Сейчас вдруг опять накатило… Выпивая “сам на сам”, выгреб из дальнего уголка ящика старое фото. Во взгляде рыжеволосой, восемнадцатилетней девчонки нежность и чуть-чуть укоризны. На обороте надпись: “Я тебя буду помнить всегда, потому что… А ты?” Что означало “потому что…”, он так и не узнал тогда. Девчонка носила под сердцем его ребенка.

Телефонная трель безжалостно оборвала ниточку из прошлого. Голос приятеля несколько сгладил неприятный осадок.

— Виктор Саныч, ё…, пора провести “мониторинг” по полной программе!

Это значило: напитки, баня, девочки на нейтральной территории, где все будет шито-крыто. “Шифрованный звонок” был требованием полковника. Не зря за глаза коллеги называли: “Беликовым ” за чрезмерную обособленность и подозрительность.

Полковничья форма Виктору шла чрезвычайно. Папаха из каракуля сидела классно. Каждый раз, глядя на образчик портновского искусства, Виктор вспоминал анекдот, о том, что “папахи похожи на мозги, и служат компенсацией для некоторых безмозглых служак”. Считал анекдот дурацким, себя мозгами и хитростью не обделенным и мечтал выслужиться в генералы… Оставалась - то всего одна ступенька.

Как всегда на “мониторинг”, оделся по гражданке. На набережной шустро, как-то не по - полковничьи, юркнул в OPEL цвета мокрого асфальта. Под задом что-то хрустнуло.

— Ваше благородие, ты на мою косметичку уселся, придется возмещать отдельно. Девица развязно захохотала, показывая свои великолепные белые зубы.

— Полковник, а полковник, в постельке звания не в счет. Там другие счета?

Сергей Жудалупов, приятель Югина, хохотнул за компанию и щипнул “свою” девицу, которая громким ржанием дополнила картину стартовавшего веселья. Впереди предвкушалась отменная расслабуха.

Было заведено: на заднем сидении всегда была пассия для Виктора, на переднем — для Сергея. В этот раз Сергей надыбал видных девок. Югинская — длинноногая, рыжая, с чуть раскосыми, зелеными глазами, в которых были явные признаки ума. Жудолуповская — черненькая (просто смоль), стриженая, правда, маленькой грудью, и с опытным зовущим взглядом.

Такие дневные отлучки “по служебным оперативным делам”— на “мониторинг” практиковались пару раз в месяц с известным постоянством. Временными были лишь партнерши. Сегодня мужчин ехали ублажать “товарки” Марина и Виктория. Сергей, как опытный поставщик “секс - товара” свое дело знал. Только болтлив был не в меру. Вот и теперь растрезвонил девкам про звание полковника.

Однажды Югин отвел от Сергея, бывшего одноклассника, меч законного возмездия за мошенничество. Другой раз нейтрализовал бригаду быков, которую наняли бывшие партнеры Жудолупова. Время от времени у владельца небольшой типографии кружилась голова, он зарывался, кидал своих клиентов и партнеров. Такие дружеские “крыши”, как Виктор Югин и еще пара-тройка пьющих и гуляющих начальников из муниципалитета, были для него манной небесной. Поэтому Сергей с показной новорусской щедростью платил по счетам в полном и переносном смысле.

Банька стояла в глубине бывшего обкомовского дачного поселка. Раньше здесь была охрана, и абы кого не пропускала. Теперь шлагбаум сломан, а будка охраны давно превращена в общественный туалет для случайной шпаны, подворовывающей на дачах бывших шишек местного партактива.

С профессиональным проворством девицы разделись, оставив из одежды только кольца и цепочки. Стали суетиться в предбаннике. Из недр Сергеева саквояжа извлекли спиртное и еду, которая должна была вскорости превратиться в закуску. Пока мужчины степенно разоблачались, девицы закончили сервировку и приняли душ.

Еще по дороге, когда Виктор облапил рыженькую Вику, внутри у него что-то тревожно щелкнуло, будто нажалась сама собой тревожная кнопка вызова. Как будто случилось необъяснимое короткое замыкание в сети, было ощущение какого-то сбоя…Может, показалось? Девица ему очень нравилась. Но смятенное чувство не покидало, холодило внутри. Чувство, похожее, на ощущение дикого зверя, пятящегося на самый край пропасти.

После четвертой рюмки барьеры рухнули, цепи и путы порвались. Проститутки были супер — класс. Делали все, умело и неутомимо.

К девяти тридцати, точно к “смене”, девиц высадили из авто, каждую на своей “точке”.

По пути в управу Сергей смаковал подробности, происходившие в баньке.

— Я тебе отвечаю, Витек, наши бабы конкретные. Лучше нет. Когда я был на Багамах…

И далее изливался обычный словесный понос, который Виктор каждый раз воспринимал, как назойливый зуд комара, почти не обращал внимания, изредка отмахиваясь односложными репликами.

Он использовал Сергея, его деньги, его девиц с легкостью, как должное, как оплату за дружбу и свою властную должность.

Аккуратно вешая пальто на плечики, Югин ощутил непривычную легкость. Что-то не так. Во внутреннем кармане не было бумажника. Документы, деньги, визитки, блокнот с телефонами. Все кануло.

— Оппа! Доигрался с проститутками?

Виктор выматерил себя. Позвонил в дежурную часть. К счастью, там только что заступил на смену капитан Гусаков, который не отличался большой болтливостью. Когда-то они шли по карьере параллельными курсами, но Гусаков делал остановки на запои. Потому его параллель сменилась замкнутым кругом, “чигирем - дежуркой”.

Вику доставили, усадили в обезьянник уже через сорок восемь минут. Боевая раскраска путаны сползла с лица вместе с большим процентом наглости. Стали составлять протокол.

Югин вошел, когда на стол вываливалось содержимое сумки девушки. Его бумажник лег сверху, на кучу бабской мишуры. Полковник кивком выпроводил капитана. Тот угодливо козырнул и удалился.

-Ты что же, лярва, делаешь? У кого крадешь?

Виктор намотал на руку ее роскошные рыжие волосы и сильно потянул.

Девчонка даже не охнула, зеленые глазищи сверкнули ядовитым блеском.

— Здесь тебе не банька. Отдам суку на субботник нашим в дежурку, так тебя отхайдакают!

— А чего твой дружок, жлобина, заплатил нам как синеглазкам с вокзала? Мы три часа на вас честно потратили. Да еще косметика всмятку. На работу надо с лицом каждую ночь выходить. У меня мать лежит парализованная.

— Ты на слезу не дави. Знаю я ваши россказни про несчастную судьбину. Еще поведай мне, что и отца у тебя нет, сироткой, мол, выросла… Сейчас заплачу!

— Отец, наверное, где-то есть. Будь он проклят, козел! Когда - нибудь ему за нас хвост судьба прищемит, сволочи!

— Вали отсюда, и больше на глаза мне не попадайся! Шалава!

Виктор положил бумажник в карман. Взял протокол, которому была уготована участь оказаться в измельчителе бумаг. Машинально пробежал по строчкам. В графе фамилия значилось: Медведева Виктория Викторовна, год рождения, адрес… Перед глазами поплыло. Из этого дома он ушел девятнадцать лет назад, чтобы не вернуться. Видно, от кары не уйдешь…

Одинокий выстрел прозвучал в кабинете зама начальника УВД в 01.24. За несколько минут до него на обороте старой фотографии, с которой на мир смотрела рыжеволосая красавица, появились еще несколько слов, выведенных нервным почерком, принявшего решение человека. «Знаю, такое не прощают…За все надо платить. С этим жить нельзя. Я любил только тебя».

Автора рассказа я нашла быстро. Журналистка после некоторых колебаний раскололась и дала мне небольшую “зацепку”, чтобы найти реальную ниточку к ее “выдуманному” рассказу. Но предупредила: чревато последствиями, лезть в эту кашу. Я не послушалась…

Вот тут-то все и завертелось. Могла ли я заподозрить, в какую авантюрную историю вляпаюсь? В какие хитросплетения судеб и событий абсолютно разных людей придется влезть?

Впрочем, все по порядку.

Вторая глава
«Явиться с вещами…»
За два года до этого…

Небольшой провинциальный город. Конец XX начало XXI века… Времена непонятные. Все еще затянувшаяся неразбериха. Конвульсирующее совковое государство уже бросило граждан на произвол стихии событий.

От тихого недоумения до крайнего отчаяния — так можно определить состояние простых людей, привыкших плыть по течении иллюзорного социализма и довольствоваться малым, не включая собственные мозги для судьбоносных решений.

Самые слабые пополняли психушки или надевали вместо галстука петлю. Дерзкие вставали на греховный путь “хождения по трупам”, чтобы не просто выжить, а выжать из создавшегося катаклизма все соки для питания собственной утробы на будущее. Безотчетное чувство толкало молодых качать мускулы или накачиваться наркотой. Страна заливалась для забытья суррогатами спиртного. Началось тотальное вымирание нации.

Трезвые мозги включали только те, кто их не выключал никогда, ни при какой власти. Те, кто родился умеющим думать и делать анализ своего бытия и происходящего, извлекать рациональное зерно даже из отрицательного результата.

Локальные конфликты возникали на теле недавно огромной державы, как дырки, проеденные молью, на старом тулупе. Прожорливые военкоматы гребли молодых, неотмазавшихся под одну гребенку, лишь бы набрать по плану “пушечного мяса” и им подлатать ту или иную прореху.

*****
Мать сидит за обшарпанным столом и тупо смотрит на бумажку... Сухие, выцветшие ее глаза кажутся Лехе равнодушно-спокойными. Автоматически поднимается, начинает собирать на стол, ворча на мух, жару и еще бог знает на что. О повестке не заговаривает.

Выпит жидкий, тепловато-противный чай. Начинается дурная пьеса...
— Вота, дождались..., — выдыхает мать и улыбается ненормальной улыбкой.

Повестка из военкомата летит Лехе в лицо. Мать судорожно сжимает виски, потом яростно их трет, как при сильнейшем приступе мигрени. Леха настораживается. Это тихое проявление чувств — начало. Он хорошо знает, что последует дальше.

Начинает метаться по их крошечной полуторке в поисках лекарства.

— Блин! Вроде, прошлый раз на подоконнике ставил. Где же этот чертов пузырек?

Истерика разрастается: мать размеренно ударяет головой о стол, оставляя лбом вмятины на клеенке, которые успевают распрямляться до следующего удара. Глухой, безнадежный стук отдается в Лехином мозгу ударами многотонного колокола.

— Надо успеть напоить ее водой или лекарствами до крика, до начала стонов! Но руки, как назло, трясутся, капли попадают на них и стекают мимо лопнутой чашки.

— ОЙ, ОЙ, ОЙ... Глаза матери с каждым стоном нехорошо стекленеют, потом безумно начинают вращаться, как у циклопа... Крик нарастает. В углах узких губ появляется пена...

Леха выученным движением захватывает мать сзади под локти, сжимает, что есть силы до хруста, стягивает полотенцем. Потом так же молча, как умелый медбрат, положив ее иссушенное безысходностью и нервной болезнью тело на старенький кожаный диванчик, вдавливает ее затылок в круглый валик и методично лезвием ножа разжимает стиснутые зубы...

Лошадиная доза лекарства делает свое дело: через несколько минут мать обмякает всем телом, скрючивается в калачик и затихает.

Она полгода с животным страхом ждала повестки. Когда минули два срочных призыва, успокоилась.

— Единственного не заберут... Ну, и что ж, что недобор? Ну, и что ж, что горячая точка рядом? — говорила соседкам. Уже вроде и перестала ежедневно за скудным, скучным ужином канючить и причитать. “Вот заберут тебя, с кем я останусь, кто мне воды подаст?”

У Лехи часто кончалось терпение: он орал на мать, напоминал о ее неполных сорока годах, совал к лицу зеркало... Просил взять себя в руки. И вот. На казенной грязно-белой бумажке четко выведено: ЯВИТЬСЯ С ВЕЩАМИ.

В гараже Лехиной повестке порадовались: обнаружился железный повод для выпивки.

Завгар от щедрот выставил аж четыре “святых” пузыря. И водка полилась вперемешку со и смачной матерщиной в адрес любимой "защитницы"- армии. Крыли ее "доблестных" хамов- генералов, офицерскую пьянь, тупиц-прапоров. Гаражное братство дружно поносило жуткое время перемен, искорежившее привычный устой жизни, как ДТП кучу машин на туманной трассе. Пьяные “уважительные” слезы разомлевших мужиков дополняли картину. За время возлияния Леха услышал в свой адрес столько любезностей, сколько не слыхал за всю свою девятнадцатилетнюю жизнь. Мужичье жалело его и по-братски и по-отечески.

Все кружилось. На мгновение, закрыв глаза, Леха успел по привычке спросить себя: “Неужели ЭТО Я?” Так он делал всегда со времени, когда стал путно соображать и помнить себя. Это был его дежурный тест с детства в самых экстремальных ситуациях.

Когда медленно открыл осоловевшие глаза, они напоролись на невыносимую тоску во взгляде уборщицы тети Клавы. Она почему-то не крыла зычным матом намусоривших и напившихся механиков и шоферюг, а молча, стояла и смотрела... Так смотрят от безнадеги отчаявшиеся матери на свихнувшихся детей.

Дальше — провал. Леха очнулся от остервенелого визга тормозов. Дежурка выплюнула его у дома и помчалась развозить гаражную пьянь дальше по маршруту.

Джульетта с улицы Красной
Странности любви…Их трудно объяснить. Да и надо ли? Как много рассуждает классическая литература о сложный поисках в любви…В “Юноне» и “Авось» Рязанов нашел свою единственную на другом конце света. Романтично и трагично. Но в жизни обычной люди часто встречают свою любовь в соседнем подъезде или на соседней улице… Если встречают.

Утро забликовало муторным светом. Соображается туго. До явки в военкомат надо убить время. Автоматом является мысль: спуститься в “логово”.

В подвале дома дворовые подростки оборудовали “качалку”. Здесь их зона со своими правилами и беспощадными законами, скорым самосудом и понятными простыми отношениями. Народ “качалки” делится на “залетных” и “своих”. Леха, конечно, свой — последний из могикан вонючего убежища.

Из окошек - “бойниц” пробиваются длинные лучи утра. Леха лениво двиганул по самопальной боксерской груше, отклонился от ее ответного удара. Привычный букет ароматов не смущает.

В углу покоится огромный полосатый матрас, спертый кем-то с родительской дачи. “Последний оплот девственности” так здесь ехидно именуют бывший атрибут приличной жизни.

Лехе кажется, будто на матрасе происходит какое-то шевеление. Он тянется, было за кроссовкой, чтобы запустить в задержавшуюся серую гостью. Но это оказывается не крыса.

Из светлого бесформенного тряпичного кома выглядывают вполне человеческие, но смертельно испуганные глаза. Вичка, девчонка — соседка.

Балкон Лехиной “малосемейки” находится вокурат напротив покосившегося деревянного домика, где живет она с матерью Лидией и их жильцом (или уже сожителем?).

Курганов давно привык к ее постоянному присутствию. Когда, выйдя покурить, не обнаруживает в поле зрения угловатое создание, постоянно таращившее на него зеленые глазищи, даже недоумевает.

Лидкиного жильца считают в округе мужиком странноватым, не таким простым, как он прикидывался. За глаза зовут “ходячий мегафон”.

Свое недавно обретенное “семейство” он держит в строгости, оберегая от всяческого общения с “улицей”. Зато сам отдается в эту стихию с каким-то зависимым упоением. Будто жить не может без аудитории ни дня…

О его способности уморить разговорами знакомых, полузнакомых и совсем незнакомых людей ходят легенды, постепенно перерождающиеся в анекдоты. Словесный понос странного татарина Шарипа всегда изливался по одной схеме: “Чтобы не происходило, виноваты коммунисты. Если бы, такие личности как он, были бы у власти, то изменили бы все к лучшему…”К его удовольствию, для речей на подобные темы всегда находились слушатели.
Местные забойщики в домино, когда очень хотели сделать друг другу “подлянку”, натравляли Лидкиного сожителя друг на друга. “Заинтересованно просили” его высказать мнение по любому международному или внутриполитическому вопросу. И тогда уж он с удовольствием “задалбывал” своими умозаключениями всех и вся. Тем более фактов хватало: Временем стояли в провинции, как и по всех стране, неспокойные и непредсказуемые.

— Э, ты чё тут пристроилась? — спросил удивленный Леха, приблизившись к девчонке почти вплотную.

— Чё закуталась-то? — Леха положил свою руку на Викино жидкое плечико и ощутил, какой крупной дрожью трясет девчонку. Он инстинктивно, как более сильный, прижал ее, как затравленного кутенка, стал гладить рыжие волосы соседки, закрученные природой в

“мелкий бес”.

Странно: Вика не отпрянула... Не стала вырываться и не мазнула по морде. Дрожь понемногу стихала. Но девушка была невыносимо горячей. У Лехи даже мелькнула мысль: может, от отчима сбежала и всю ночь скоротала в остывшем подвале? Простудилась…

Его “отеческие” раздумья прервал неуклюжий девичий поцелуй. Конечно, он поначалу воспринял его, как поцелуй — благодарность за помощь слабому существу. Но когда девчонка стала тиражировать на его небритой щеке свои неумелые эксперименты, ленивые мысли Лехи повернулись в другое русло...

Леха стал прижимать соседку крепче и крепче, убеждаясь в том, что нужна ей вовсе ни жалость. Его пальцы с волос стали спускаться на тонкую шею, на ключицу, потом по вполне уже осознанному маршруту на начинающую формироваться девичью грудь. Она опять не опомнилась и не отпрянула. И Лехины руки обнаглели...

Мельком подумалось: “Сегодня может, заберут? Армия все спишет...”

После такого “мозгового посыла” инстинкт юного мужчины разыгрался вовсю.

Конечно, Леха был неопытен в амурной практике, но редкая возможность обладания женским телом страшно заводила его, делала диким жеребцом: нетерпеливым и безумным.

Парень без особых усилий подмял под себя податливое тело, и вонзился в него жадно и грубо. Девчонка вскрикнула... Закрыла глаза, будто поняла, что ее ждущий покорный взгляд может помешать в этой добровольной схватке. В уголках сжатых губ проявилась кроткая улыбка.

Через 3 минуты все было кончено. Леха, отвалившись на полосатое, видавшее виды лежбище, страшно захотел курить, пить, и не думать ни о чем. Своим недалеким умом он все же осознал, что Вика была с мужчиной впервые. Вот только почему именно с ним, допереть не мог.

Тревожно заерзав, Леха помалкивал... Девчонка заговорила сама. Это было для него спасением.

—Ты не думай... Я сама... Я так решила, когда про повестку узнала.

—Уже почти три года тебя ...люблю. Никто не знает. Ты только теперь...

— Вернись, Леш, а? Все это Вика выпалила почти без остановок, как хорошо заученную роль. Потом села, как Будда, и стала складывать, разглаживая каждый сгиб, принесенной простыни.

— Ну, ты и дура, Витька. Семнадцать лет, а такая дура! Тебя же отчим убьет, если узнает,— только и смог сказать огорошенный Леха.

Когда подвальная пасть выпустила их из своей сырости, они отправились каждый в свою сторону. Двор был еще сонен и пуст. НИКТО НИЧЕГО НЕ ЗАМЕТИЛ.

В военкомате сказали, что отправка следующим утром. Весь день прошел в суете: отдел кадров, магазины, материна работа и еще одна вечерняя истерика... Очухался Леха только утром в поезде, увозящем его совсем в другую жизнь.

Колеса стучат. Куда? Куда?

А за окном провода, даль...

Степь, дорога, на душе тревога.

Пусть небольшая, пусть, но все же грусть...

Западня
Северный Кавказ.

С трассы УАЗ вывернул на грунтовку. Блокпост, где после учебки служил Леха, был недалеко от Б….ка. До границы с бурлящей войной территорией раз чихнуть.
Старлей Зудин сидел впереди, рядом с Лехой, оправдывая фамилию, зудел на подчиненных. Тентованный УАЗ — не железка: жить летом можно. На ходу нещадную жару перебивает рассекаемый воздух. Рядовой Курганов гонит на пределе...
— Утром тут проверяли. Вроде чисто было. Хотя от этих сук в любой момент можно ожидать любой пакости.
— Да не каркайте, товарищ старший лейтенант.
— Поговори ты мне, салага. Гони, давай!
— Надо было на все окна бронники навесить.
— И на лобовое стекло тоже?— Съехидничал Леха. Он и старлей Зудин сразу как-то невзлюбили друг друга. Кто мог знать, что очередное "авось" будет стоить так дорого…
Перед самой машиной, метров за десять — земля дыбом. И сразу — глухие хлопки из кустов. Машина резко идет юзом. Леха клещом впивается в руль, пытаясь совладать с теряющей управление машиной. Прострелянное переднее колесо с визгом трет асфальт. УАЗ кренится, мгновение «каскадерит» на двух колесах, но потом осаживается на все четыре. Вторая очередь прошивает тент сзади.

Стоны раненных вслепую солдат, которые не успели сориентироваться. Два боевика, выскакивают, как из-под земли, почти синхронно открывают передние дверцы УАЗа.

— Руки на голову, выходите! Леха лбом вписался в капот, когда его завалил парень в трехцветке. Успел заметить злую морду в камуфляжной краске, жидковатую темно - русую бороденку и надвинутую почти на самые глаза, бандану.
— Тише, падла, руку сломаешь, - зашипел Леха.

— Потерпишь, сучара,— рявкнул парень, но хватку почему-то ослабил.

— Не рыпайся, все будет тип-топ, а то дырки лишние сделаю.

Говор был чисто русский, южный без акцента, как говорили в родном городе. Лязгнули наручники. Плотная повязка отрезала Леху от света. Все дальнейшее он воспринимал по шумам и запахам. Звуки подъехавших машин, стоны, возня, выстрелы, стрекот видеокамеры и русский мат вперемешку с нерусской речью. Потом его и еще кого-то втолкнули в высокую легковушку. Тряска, тряска. Запах дыма, пота. Шепот:

— Я Зудин. Ты кто?

— Леха, я Курганов, товарищ старлей. Попали мы...

— Двое нас... Ребят, наверное, добили суки.

— Ну, вы там, заткнитесь, да? — раздалось от руля.

— Русский, будут тявкать, кляпы засунь в пасти своим бывшим друганам. Заржал говоривший.

— Ты теперь кровью крещен, первую проверку прошел на верность. Не бойся, да? Мы святую войну ведем против неверных. И ты с нами теперь. На нашу землю русских никто не звал... Все разрушили. Теперь на что дома строить?

— Деньги можно по - разному зарабатывать. Устало отозвался парень в бандане.

— Но так как мы, быстрее же. Наше дело святое. Мы мстим за прошлое и за настоящее. — Отцу глаз выбили за что? За что мать наша не выжила? За что ее семью высылали и семью моего деда? Скажи!

— Я то откуда знаю? Остынь ты. Разошелся больно.

— Мы все помним, и всегда помнить будем…и мстить. Вот они наш товар для продажи...

Собеседники замолчали. Были слышны только жадные глотки. Запахло водкой. У пленников от этого звука взвились кадыки.

- Не бзди, Леха, прорвемся, блин…Шепнул старлей.

Вторая глава
На пороге лабиринта
Прошло шесть месяцев и тринадцать дней.

В боковой комнатке маленького ветхого домика, где жили Лидия с Викой, теперь уже основательно обосновался новый жилец. Татарин Шарип работал в местной тюрьме контролером. Сутки через двое. О службе помалкивал.

Его пятьдесят лет Виктории казались возрастом преклонным. Ставшее улыбчивым, всегда напряженное, лицо матери удивляло. Несколько раз она глубокой ночью слышала какую-то придавленную возню в соседней комнате, за тонкой стенкой. А потом, уже не таясь, по утрам из маминой спальни стал выходить жилец, потягиваясь, хитро улыбаясь…

— Ма, ты изменилась? Почему?

— Вить, раньше я выживала, ради тебя. Теперь и мне обломился кусочек женского счастья. Теперь я живу.

— Ма, но ведь он же старый такой! Маленький. Хитрый…У вас пятнадцать лет разницы. И татарин…

— Что ты понимаешь в мужчинах? При чем тут татарин? Он меня в мусульманство не обращает. Деньги приносит в дом, продукты дефицитные.

— Откуда он их берет-то? Тебе в голову не приходило?

— Да не в продуктах же дело! Глупая ты какая! Дай бог бы, тебе такой обломился.

— Не нужен, мне такой! У меня лучше есть! Вика осеклась. А мать, распаляясь, продолжала.

— Восемнадцать лет почти одними надеждами себя кормила. Но и я живой человек… Эх, доча, вырастешь, поймешь: что такое настоящая мужская ласка и как она порой нужна. Хоть на стену лезь.

—.Может, я уже знаю…

— Чего, чего ты знаешь? Ну-ка быстро рассказывай!

Скрип двери оборвал острый разговор. Со службы вернулся Шарип. Замолкли сразу, как по мановению волшебной палочки. Жилец по-хозяйски окинул их проницательным, холодноватым взглядом. И молча удалился в свою комнату. Повесил в шкаф форму, и плотно прикрыл дверцу. Он зал, что его "рабочая одежда" имеет специфический тюремный, совершенно невыветриваемое "амбре": сочетание запаха потных мужских тел, сырости, табака, нечистот и злости… Как не стирай, как ни просушивай, впитывается мгновенно, только переступается порог тюрьмы.

Надев "домашний" спортивный костюм, Шарип вышел к женщинам с абсолютно другим лицом, будто маску сменил. Такие перемены Вика в материным сожителе замечала и раньше. И держалась с многоликим татарином настороже.

Вот и исполнилось семнадцать. Но этот день рождения стал для Виктории самым безрадостным. Не было подружек-одноклассниц, не было и праздничного стола. Да и не помышлялось теперь о праздниках. Последние месяцы ее жизнь превратилась в кошмарное существование, полное страха разоблачения.

Неладное с дочерью Лидия заметила давно. Но откровенного разговора не получалось. Дочь замкнулась. Выражение глаз стало настороженным.

— Викуля, ты не бойся, расскажи мне все... Такое от матери не скроешь. Вижу, как тебя выворачивает. И фигурка меняется…Что же, я зверь какой, не пойму собственную дочь?

Все попытки матери вызвать на откровенное признание заканчивались одинаково: глаза девушки наполнялись слезами. Две дорожки текли по щекам мимо плотно сжатых губ. Вичка шмыгала, ловила слезы, растирала ладонью и упорно молчала.

— Время придет, от Шарипа не скроем скоро уж.

—Хоть кто он? Может тебя силой взяли, может в милицию надо?

Дочь отворачивалась, уходила в свой угол. И сидела молча, вперив невидящий взгляд в одну точку.

Беременность дочери сожительницы была для Шарипа новостью, вышибающей из седла. И не только из-за ее “легкомыслия» он вскипел… Были у него на Вику свои тайные планы. Да вот лопнули неожиданно.

Такой брани стены дома еще не слышали. Три дня он метался между ненавистью, жалостью, разочарованием. Стучал кулачищем по столу. Кричал по-татарски, приправляя ор русским матом. Под конец буйства даже напился первый раз в жизни. Потом лег, отвернулся к стенке и замолчал. Двое суток пил воду и ел только хлеб. С женщинами не разговаривал. Потом пошел в мечеть... В общем перемололось.

После жизнь как-то стала налаживаться. Вечерами Шарип снова приносил деликатесы, распакованные в разные пакеты: колбасу, сыр, мармелад, халву.

—Ешь, девочка. Тебе надо все вкусное есть ради маленького. Шарип пытался иногда по - отечески тронуть Вику за плечо или погладить по волосам. Девушка инстинктивно отстранялась. Но еду не игнорировала.

Когда живот было уже не скрыть, на улицу носа не показывала. Теперь Вика коротала время за швейной машинкой или у окна. Из обрезков ткани изобретала приданое для маленького.

Тайна отцовства раскрылась неожиданно... Татарин ежедневно приносил последние дворовые сплетни и степенно рассказывал их за ужином, как теленовости.

— Лешку Курганова из малосемейки в горячую точку направили после учебки. Мать белугой ревет, хоронит заживо...

У Вики все затуманилось перед глазами. Табуретка как-то сама стала заваливаться набок. Мать еле успела подхватить девушку.

Сожитель с перепугу стал брызгать девушке в лицо сладким чаем из своего стакана. Вика заморгала. Вырвалась, тяжело поднялась на ноги.

— Он, он... Вернется, я знаю. И война там уже почти кончилась! Шарип, как стоял, так и сел мимо стула.

— Шайтан тебя забери. Нашла, с кем связаться! У него мать ненормальная, припадочная. Подумай, кого родишь от него?

Вичка растопырила свои чуть раскосые зеленые глаза и завопила, схватившись за низ живота. Осела по стенке на пол. Вызвали "скорую". После успокоительного укола полегчало. Но в этот раз все обошлось…

В тот день Леха Курганов сделал очередную зарубку на косяке в вонючем сарае, где он теперь существовал на пару со старлеем Зудиным.

Сколько потом было этих зарубок! В сараях, подвалах и ямах…

Среда обитания
Криворечье. Старый воровской район. Заброшенная властями, территория существовала десятки лет по своим законам. Как в большой деревне, тут все знали друг друга, почти все здоровались при встрече. Кривореченские своих не грабили, не били: будь то загулявшаяся парочка, или сильно подвыпивший дядька. Разновозрастные представители воровских династий между отсидками “промышляли” на стороне А дома - в Криворечье они "культурно отдыхали" от работы.

На углах кривых деревянных улочек сидели вечерами на корточках в домашних тапках, лузгали семечки, попивали “Жигулевское” из эмалированных и алюминиевых бидончиков, да горланили дворовые приблатненные песенки. То про легкомысленную девушку “в серенькой юбке”, то про “капитана, который всех соблазнял”.

Закон “своих не трогать” неписанный, но работал неуклонно. Чужаки забредали в Криворечье только стаями. Да и то, когда намечались разборки. Так было во времена советской власти.
Переменилась власть, канув в лету, и изменились неписанные законы на окраине. Местные воровские династии почти повымирали от самогонки, наркоты, частью сгинули в тюрьмах. Их домишки - гнилушки стали по дешевке скопом, поквартально, скупать кавказцы. Одни бежали из горячих точек от тягот войны, другие, чтобы спрятаться от закона и легализовать нажитые на кровавой бойне деньги.

Там, где нищие русаки не поддавались на уговоры о продаже жилья, удивительным образом “вдруг” возникали пожары. На расчищенных огнем площадках, быстро вырастали красные, огромные кирпичные дома с полумесяцами на воротах. Криворечье стала постепенно из старой деревянной окраины превращаться в особый район компактного проживания "лиц кавказской национальности".

Местные продажные чиновники, будто не замечают, как быстро растет количество нежданных гостей с юга, как все чаще они наглеют и ведут себя по - хозяйски, унижая местных.

Семейная пятиэтажная общага, где жил в полуторке Леха с матерью, стояла на бугре. Когда-то тут была роскошная красивая церковь. Потом она пошла под бульдозеры, освободив место палатке вторсырья, где главенствовал тесть местного районного начальника. После палатки возвели на бугре “малосемейку” для работяг пуговичной фабрики.

Напротив общаги жались несколько деревянных домиков, которые еще не скупили предприимчивые кавказцы.

Вика теперь часто сидела в маленьком палисаднике или в доме у окна и грустно смотрела на пустой балкон общаги. Лехи там не было уже седьмой месяц. Зато в ней жила и шевелилась его частичка.

Апрель ласкал солнышком. Деревья радовали раскрывающимися блестящими юными листиками.

Только от людей иногда шла энергия негатива. К укоризне, косым взглядам и откровенным ругательствам Виктория привыкла, сносила все молча и даже иногда с вызовом улыбалась упрямой улыбкой. И иногда ее веснушчатое лицо в облаке рыжих волос освещалось загадочной улыбкой Джоконды. Так она тайно отвечала своему не родившемуся еще ребенку любви, который суетливо вертелся внутри ее молодого тела, выпирая на поверхности живота то коленку, то локоток.

Вечер уже был готов встретиться с ночью, а матери и отчима все не было.

— Может после работы в кино зашли,- утешала себя девушка.

— Но вроде бы, с утра таких планов не строили?

Она устроилась у засеченного от комаров окошка, открыла свой заветный дневник. И стала медленно записывать:

«… Сегодня маленький Лешенька (так она про себя уже давно назвала будущего сына) опять сильно толкался справа. И страшновато, но и приятно. Какой он шустрый и непоседливый. Думаю, будет похож на Леху. Вот он удивится, увидав свою маленькую копию, когда вернется с этой проклятой бойни. Когда же все закончится? Телик смотреть страшно… Не боевик. Убивают там по-настоящему.

Прочитала в нашей молодежной газете про парня, который сейчас в госпитале после ранения. Он тоже еще не видел своего маленького сыночка… Вдруг он встречал там моего Леху?»

Виктория вырезала статью из газетки и аккуратно приклеила в свой тайный дневник, который вела со школьной поры.

«Опаленные сердца»

«Всмотритесь в лицо этого мальчика. Русский солдат Саша Семенов. В свои девятнадцать лет он так много успел повидать…Научился ценить жизнь, ценить дружбу, думать о своей стране не абстрактно-отстраненно, а совершенно конкретно. Война сделала его взрослым, судьба - ЗАЩИТНИКОМ ОТЕЧЕСТВА.

Саша: Как я хочу, чтобы в нашей стране, наконец, наступил порядок. Чтобы люди выбрали “путеводителя”. Чтобы этот человек действительно мог управлять страной, а не так, как все предыдущие разгильдяи…Чтобы стыдно не было.

Теперь я часто задумываюсь... Детство кончилось с первым убитым на моих глазах товарищем.

Да, война нас проверила и на вшивость, и на прочность. Там на фронте мы делились всем: до последнего сухаря. Раньше я про такое солдатское братство читал в учебнике про Отечественную войну.

Все парни рядом со мной были отличные. Раненых никто не бросил. Вытаскивали на себе. Вместе мерзли, вместе грелись. Армейское братство можно прочувствовать только на собственной шкуре.

После всего, что я сам испытал, я бы пожелал парням, которые сейчас приходят на призывной пункт военкоматов: “НИКОГДА НЕ ПОПАДАТЬ НА ВОЙНУ!”

Хотя служба в Армии для нормального пацана нужна. Если сам будешь нормальным человеком, то с тобой будут считаться, с людьми найдешь общий язык. Хороший честный парень в Армии не пропадет. А подонок, он везде подонок… Многие гражданские привычки приходится в Армии забыть. Много приходится терпеть, но ломаться нельзя. Характер надо проявлять мужской.

Если “старики” наезжать начинают, пресмыкаться не стоит, надо твердость проявлять. Еще надо научиться выполнять приказы. И мамам не писать про трудности. Нечего родителей напрасно огорчать. Помнить надо: расставание всего лишь на два года…

Жизнь разделилась для многих российских ребят на две части: “до войны» и “после войны”. Госпиталь - жестокая пауза. Может быть, для многих счастливая. Остались живы, не сильно покалечены. Они пишут подругам такие взрослые скупые письма. Эти дети, опаленные войной.

“Волей случая и начальников с большими звездами я попал в горячую точку. Врать не буду: страшно было. Кому хочется в 19 лет под пули и под осколки гранат?

Чего не хватало больше всего там? Женской ласки…
Я уже поправляюсь. Учусь ходить на протезе. Трет, зараза, до крови. Помнишь, учили… “Повесть о настоящем человеке”? Но ведь Маресьеву было еще хуже, он потерял обе ноги. Ранило меня, когда штурмовали пятиэтажку. Два раза под пулями лазил, обошлось. А на третий - зацепило. В пылу боя минут двадцать даже не чувствовал толком боли.
Мне бы только как-нибудь выкинуть из головы все эти воспоминания о страшном… Ведь то, что там делается - это безумие. Но мне повезло, Я живой…

Я решил написать тебе, потому что необходимо выговориться, пообщаться, открыться… На душе после всего пережитого еще совсем темно...

Здесь, в госпитале, хорошие люди. Добрые. Но мне нужен всего один человек, который поймет. Заменит всех сразу.
Мы отдали свой долг Родине по полной программе. Нас здесь много, пацанов лежит. Смотрим в окна и скучаем по вас, девчонки…”

Какое счастье, когда есть надежда на встречу с любимым человеком. Такое ожидание стоит волнений. Сашу Семенова ждет дома особая встреча. Он познакомится с собственным сыном. Маленький Семенов четыре месяца назад огласил землю своим криком, когда его девятнадцатилетний отец воевал с бандитами.

Саше уже есть о чем рассказать сыну. По “мужской программе жизни” парню еще надо построить дом, посадить аллею деревьев, в память погибших друзей - однополчан…

Что еще добавить? С такими парнями Россия встает с колен”.

Уверена, мой Леха воюет не хуже. Мы еще будем им гордиться вместе с сыном…”

Вика закрыла дневник. Смеркалось. Свет зажигать не хотелось. Она все сидела у окна, вглядываясь в темнеющие силуэты, вслушиваясь в шаги…

Часы натикали уже полдесятого вечера…Мамы и Шарипа не было. Неподалеку от ее “наблюдательного пункта” остановились две женщины.

— Куда это народ понесся? Горит что ли где опять?

— Говорят, черные кого-то из наших, кривореченских, ножом полоснули.

— Насмерть?

— Сама не знаю. Бежим, поглядим. Вон уже скорая подъезжает и менты.

Третья глава
Прыжки “Дикой кошки”
Лязг тюремных дверей “крошил” мозги в капусту. Серо-зеленый лабиринт коридоров кажется нескончаемым. Захлестывает отчаяние от пережитого только что…. Младшая, но самая дерзкая, в большой семье, избалованная четырьмя братьями и родителями, Марьям испила чашу унижения до дна. Она чувствовала себя полураздавленной гусеницей под грубым сапогом. До зубного скрипа душила бессильная злоба.

Надзирательница, толстая неповоротливая баба обдавала затылок противным и резким дыханием. Мужеподобная тетка, от которой несло табачищем, потом и чесноком, как от немытого грузчика, проводила обычный досмотр новой сиделицы перед “пропиской” в женскую хату.

— Прошу на шмон, черно…я, - процедила тетка злорадно. Видно в этой садистской процедуре она находила свой кайф и глушила комплексы свой никчемушной добровольной жизни в застенке

—.Ну, наклонись, сучка, быстро,- тюремщица выдала еще пару крепких выражений, натягивая резиновые перчатки. Ее пальцы как беспощадные пассатижи ухватили за шею. Отработанным движением тетка переломила и завалила девчонку на серый грязноватый стол. И без церемоний сунула палец в задний проход. Девчонка взвизгнула…

—.Ничего, перетопчешься. Не санаторий. Переворачивайся, ноги шире… Может ты наркоту там спрятала, б…., такая. А мне потом за недогляд отвечать? Не сверкай глазищами-то, ишь, какие мы нежные! Нефиг сюда попадать…

Уже три часа и тринадцать минут Марьям сидела в углу камеры и смотрела в точку. Ей казалось, что металлический грохот дверных решеток заполнил все. Ощущала, будто ее гладкие черные волосы закрутились от это жуткого лязга в мелкий бес и встали дыбом. Грязный матрас, мышиного цвета простынка, грубое полосатое одеяло. Это “приданое” она приволокла с собой.

Теперь, рухнув на указанное место, на шконку, сидела как деревянная, застыв и телом и взглядом. Особенно ее, привыкшую к чистому горному воздуху, докапывал запах: смесь сырости, грязного туалета и немытых человеческих тел.

По камере бродили “серые тени”, и время от времени заглядывали ей в лицо. На бугристой серой стенке “поплыла картина” всего произошедшего накануне…

Два года назад из пограничного кавказского села перекочевали в южный русский город несколько семей. Их роднило то, что браки в них были смешанные. Мать Марьямки была аваркой, а отец чеченцем. Эти семьи бежали от войны.

В классе, как водится, ее встретили более чем настороженно.

— Эй, чурка, ты только что с гор спустилась и сразу к нам? Рыжий веснушчатый парень после этих слов мгновенно сломался пополам. Марьям пнула его ногой так, что он завыл. Не зря ее учили братья разным приемам. Все остальные одноклассники от шока примолкли сразу же. За глаза с этого дня она получила прозвище “Дикая кошка”. И вправду, часто и в школе и на улице она чувствовала свою загнанность. Плохо понимала русскую речь и говорила с сильным акцентом. И ходила со злым прищуром и гордой вскинутой головой, как учил ее отец и браться. Но дома не жаловалась.

До окончания школы оставалось четыре месяца, когда в классе появился Андрей. Он тоже недавно приехал в город. Его отцу, морскому офицеру сменили место службы. Андрей и Марьям, как соратники “по несчастью”- новички, казалось, по логике должны были метнуться друг к другу. Но не получилось. Андрея класс принял сразу, без особых приглядок. “Дикую” раздражало такая несправедливость.

Чтобы хоть как-то обратить на себя внимание Андрея, и всего класса, Марьямка стала проделывать во время сложных школьных ситуаций, контрольных или самостоятельных работ свою “коронную фишку”.

Начинала стонать и корчиться, схватившись за низ живота. Когда учительница обращала на нее внимание, девчонка с “неподдельно-правдоподобной гримасой боли” давила из себя заготовленное объяснение.

— Вы, же женщина, Ольга Ивановна, а не можете войти в мое положение и понять. Не могу я больше терпеть… После такого спектакля, естественно, “Дикая” сматывалась из класса “по уважительной причине”.

Однажды, после очередной своей “гастроли” на контрольной по геометрии Марьям, вопреки всем канонам, внушаемым ей в семье, решила сама первой сделать шаг и наладить контакт с Андреем. Упрямство взяло верх над здравым смыслом и обычаями, в которых она росла.

Андрей и другие пацаны из класса притулились на заднем дворе покурить травку. “Дикая” въехала в ситуацию сразу и пристала…

—.Эй, дайте и мне попробовать? К собственному удивлению ляпнула Марьям.

— Чеши отсюда. А то тебе по законам гор, башку оторвут твои же родичи, если узнают. Это под общие смешки сказал Андрей.

— Иди, репетируй, входи в “образ больной”. По химии тоже контрольная намечается.

— Прокладки не забудь с крылышками.

Теперь над ней уже дружно ржала вся компания.

Ох, и нехорошие огоньки блеснули тогда в сощуренных глазах “Дикой”. Знал бы Андрей, что злопамятность - одна из основных черт дикой полукровки, не злил бы так…

Второй раз Андрей подколол “Дикую кошку” на выпускном вечере. Он ее просто демонстративно отшил при всех.

— Шла бы ты домой, дорогуша. А то твоя дикая семейка заволнуется за твою нравственность. Мало ли что за ночь на гулянии может случиться с девушкой, когда вокруг столько подвыпивших парней? И никто ведь не женится после. Нет у нас таких обычаев.

Ожидаемое романтическое гуляние, о котором она так мечтала, после таких слов закончилось, так и не начавшись. Домашние были даже рады, что своенравная дочь вернулась: значит, вняла-таки словам мужчин в семье.

Марьям заперлась в дальней комнатке, больше похожей на чулан. И проревела злыми слезами пол ночи.

— Подожди, подонок! Ты мне за все заплатишь. Яростно шептала она между судорожными всхлипами.

До новой встречи со своим обидчиком, в которого Марьям безнадежно и сильно втюрилась, прошло чуть больше года. Ее тайная грешная (по ее понятиям) первая любовь к русскому парню в ту июньскую выпускную ночь превратилась в одночасье в жуткую ненависть. И теперь в ней жила жажда мести. В ее семье не учили прощать.

В тот День города Марьямка улизнула от двух братьев, прибывших на побывку и горячих мест. Двое других ее братьев поехали на войну вместо них… Так “вахтовым методом” в очередь по двое мужское молодое поколение семьи воевало за “независимость” с русскими парнями. И это вовсе не мешало им приезжать под видом беженцев с “трофеями” сюда, в русский город. Растворяться среди гостеприимного населения и улыбаться тем, кого завтра возможно убьют…

Отгрохотал жидкий фейерверк под визги пьяной толпы. Гуляющие горожане фланировали вдоль бесконечной набережной шумными группами.

Марьям наклонилась, чтобы застегнуть босоножки. Кто-то наткнулся на нее.

— Куда лезешь, слепой? Зло гавкнула девчонка.

— Да пошла ты, кошелка. Расселась тут. Не видишь коляска с ребенком?!

Молодая пара удалялась в темноту. “Дикую” как кипятком обдало. Этот голос она спутать не могла ни с кем. Она догнала пару и стала ее незаметно “конвоировать”. Андрей шел в обнимку с Галкой. С той самой “серой мышью”- одноклассницей, с которой ушел в ночь на выпускной вечер.

Даже со спины было видно: КАК им хорошо! Они, казалось, никого не замечали, кроме своей крохи и самих себя, будто и не было вокруг разношерстной толпы.

Ребенок, разодетый во все розовенькое, кружевное, похожий на праздничный тортик, безмятежно спал, сладко посапывая. Игнорируя все шумы взрослого гулянья.

Счастливое семейство сделало остановку около открытого кафе “Мороженое”. Коляску Андрей установил напротив столика за ограждением. У перил. Оставив Галку держать места, пошел к стойке бара. Вернулся быстро. Полные руки: мороженное, сухое вино, пластиковые стаканы и бананы.

“Дикая” наблюдала за ними с дальней скамейки под разбитым кем-то фонарем с “противовандальным” (как утверждал вновь избранный мэр) плафоном.

Чем больше она созерцала эту идиллию, тем больше жар приливал к ее лицу. Нервный, дикий трепет заполнял нутро. Ее уже колотило: пальцы и зубы ходили ходуном. Как хищница перед прыжком, она все же совладала с этой “предстартовой лихорадкой”, напружинилась и замерла…

План родился спонтанно. Между столиком, где сидел Андрей с юной женой, и перилами, где стояла коляска с младенцем, то и дело протискивались люди. На мгновения малыш исчезал из поля зрения родителей.

“Дикая” подошла ближе. Осталось выбрать удобный момент… Вот верзила в кожаных брюках наклонился к Андрею, чтобы прикурить.

Марьям не схватила, а спокойно взяла ребенка на руки. Нет, не побежала. Завернула за павильон и смешалась с праздничной толпой.

Малютка сладко спала. Пустышка размеренно вздрагивала над пухлыми губешками. Похитительница успела удалиться метров на триста, когда раздался отчаянный крик со стороны кафешки.

Задние двери старой иномарки были приоткрыты. На переднем сидении водителя, откинувшись, подремывал светловолосый парень.

Марьямка аккуратно положила ребенка в машину. И теперь уже побежала, что было силы к прилегающему парку.

Она притаилась за высоким культурно стриженым кустарником. Пытаясь восстановить дыхание, решила досмотреть весь затеянный “спектакль”.

С безумным от отчаяния взглядом пробежал Андрей, рассекая толпу гуляк. За ним, отставая и рыдая в голос, бежала несчастная Галка. А за ней уже нарастающим шлейфом неслись посторонние зеваки.

Шум праздничной набережной теперь дополнял детский плач.

“Дикая” видела, как опешивший водила вытаскивал из машины невесть откуда появившегося младенца. Через несколько минут ему уже крутили руки, уткнув лицом в капот, два милиционера.

Марьям, удовлетворенная и почти успокоившаяся, шагала по набережной. На лице играла гадкая улыбка, удивляющая встречных.

Неожиданно за спиной визгнула тормозами милицейская “канарейка”.

“Дикая” в мгновение ока оказалась в “садке» вместе с избитым парнем и грязным бомжем.

Что было дальше? Логический ряд. Дознание, суд, попытки откупиться, камера…Грязная бугристая стена, на которой “открутилась и проигралась заново” картина ее мести за нелюбовь и унижение.

Впрочем, забегая вперед, скажу, что длинные и непустые руки братьев дотянулись куда надо. Дело в нужную сторону пересмотрел суд городской. И “Дикая кошка” вышла из Белого лебедя (как часто называют СИЗО по городам и весям России) навстречу родственникам. Но уже не просто обозленной девчонкой, а яростным существом, в котором от женской сути осталось только запись в паспорте. Желание мстить теперь стало навязчивой идеей. Она ненавидела весь мир, задыхаясь от злобы, как аллергик от пыльцы лебеды. И причины были. Они родились за толстыми стенами старой тюрьмы однажды ночью, когда она осталась вдруг в серых стенах наедине с седоватым безобидным, скромно улыбающимся всем, пупкарем.

Да, удивительные превращения иногда случаются с людьми, как многолики, они бывают

Двуликий
Семидесятые годы…

Шарипа в классе из-за маленького роста не принимали всерьез. Парни-одноклассники поглядывали сверху своего роста снисходительно и почти не общались, либо доверяли ему роль шестерки: “подай, принеси, уйди, не мешай”. Он был слабый, тихий, субтильный. В глаза одноклассникам смотрел редко. Опасался, чтобы не прочли его настоящие чувства.

Девчонки же вообще не держали его за существо противоположного пола. Он был среди них как подружка. Могли при нем поправить лифчик или подтянуть колготки. Когда переодевались на физкультуру, порой не замечали, что он тут же “нечаянно замешкался” и не вышел вовремя.
В общем, на людях в школьном коллективе он слыл безобидным малым.

Зато, когда он появлялся дома, происходило нечто невероятное. Он становился “великим диктатором” в масштабе семьи.

Причем очень деятельным и шумным. Хватался за массу дел, но ни одно не доводил до конца. Кричал на старенькую забитую мать, которая была подавлена замашками единственного сына, и во всем ему потакала с раннего детства.

От окриков Шарип вскоре перешел к рукоприкладству. Мать терпела. Когда он отправлялся в школу, тихо плакала и молила аллаха образумить сына.

На стенке у его кровати висели портреты: Наполеона и Мао. Он зачитывался их биографиями и мемуарами современников, живших рядом с диктаторами. Знал подробности жизни и странные замашки “повелителей толпы”.

Часто у полуслепого зеркала репетировал гордые позы и гримасничал. При его 158 сантиметрах роста, мнил себя большой, но пока не признанной личностью. Часто бубнил под нос: "они еще меня узнают!"

Произносил патетические, почти театральные речи сам для себя, представляя, внимающую каждому его слову, толпу.

Он говорил, говорил без умолка. Заводясь все больше и больше, до хрипоты в голосе. Безумные его выступления делали резкие скачки: от низких нот до высоких. Он произносил почти маниакальные речи о незаурядных своих способностях, о непонимании и тупости людей. Порой слышались почти кликушеские угрозы, выкрикивались желания мести всем…

Мать все чаще в холодном страхе стояла полуобморочным изваянием под дверью его комнатушки и боялась позвать к столу. Ни раз во время такого спектакля, она попадала под горячую руку сына.

Ночи случались такие же беспокойные, как и дни. Повышенная сексуальная активность не давала покоя созревающему подростку. Навязчивой становилась идея, вычитанная у “великого кормчего”- “овладеть тысячью девственниц, чтобы жить вечно”. Онанизмом Шарип доводил себя до истощения. Утром же уходил в школу с кругами под глазами, бледным и вялым, еле волоча ноги.

После десятого класса он точно знал, что он хочет, но не знал, куда пойдет дальше, чтобы его грезы о власти осуществились. С трудоустройством особо не торопился. Мать получала пенсию, на которую они вдвоем и скудно - бедно перекантовывались.

Армия. Там он понял, что ношение формы — это уже прикрытие части комплексов. Из кожи лез в учебке, чтобы выбиться в сержанты. Но из-за маленького, хотя и наполеоновского роста, в серьез на плацу его никто не принимал. Даже приклеилась обидная кличка “Мелкий”. Но на втором году службы он все же занял заветное место каптерщика. Маленькая, да власть над солдатскими шмотками. Кто служил, знает, чтобы ходить в приличном обмундировании, надо поладить с каптерщиком.

Матери Шарип не писал. Не считал нужным. Потому что не любил. Считал ее человеком, пригодным: варить, стирать, убирать и молчать в угоду ему, мужчине.

Через два месяца после его возвращения со службы, мать тихо умерла. Просто не проснулась утром. Это стало определенным неудобством для быта. И только…Что такое утрата близкого человека, Шарип не понимал. Потому что не любил никого, кроме себя.

Сначала он пристроился грузчиком на продовольственной базе. Выбился в бригадиры. Стал водить дружбу с кладовщиками. Еще в армии смекнул: лучше маленький склад, чем большой оклад. В советские времена тотального дефицита, лозунг был весьма актуален. Жить припеваючи на дивиденды от “естественной убыли” в должности “уважаемого человека”- завскладом пришлось не долго. Директора базы посадили, часть команды верных, ему кладовщиком пошла за начальством паровозом по статье, а часть не замазанных особенно, просто разогнали “по собственному…”. Пришла новая метла, вымела всех оставшихся, чтобы набрать своих, доверенных лиц и поставить на теплые места с дефицитом.

Работая на продбазе, Шарип завел знакомство с начхозом местного СИЗО, которому время от времени подкидывал дефицит.

Через него-то он и устроился в тюремные контролеры. И поплыл как рыба в воде. Это было как раз тем местом, где он мог носить форму и иметь власть над людьми. Не просто власть, а абсолютную и тайную.

Так он подавлял свои комплексы. Его должность в камерах называли “пупкарь”. Обитатели тюрем чаще видели надзирателя не в лицо, а на уровне пупка через отверстие кормушки в двери.

Последняя в списке девственниц
— Элла, чего у тебя опять в семьдесят седьмой хате заваруха была?

— Была. Воровайки решили новенькую поучить. Чернявую молодуху. Так эта дикая кошка так их раскидала, зараза. До сих пор по углам скулят и ссадины зализывают.

— Та, что ребенка на Дне города утащила?

— Ага. Совсем дикая. Орет, грозит всем. Еще говорят, у вас мусульман, женщины смирные, тихие…Эта же — черт в юбке.

— Слышь, Элка, у меня дежурство. Я на сутки вышел. Может, поучу ее уму- разуму, по-моему?

— Не связывайся с чернотой. Себе дороже будет.

—.Кто узнает-то? Ты баба надежная, не проговоришься. Я тебя за это отблагодарю, как захочешь. Не впервой же…Она рот откроет, свои же от позора порешат, чтобы пятна не было на семье. Кому она потом нужна будет…

— Башка наполовину седая, а никак не утихомиришься. Эх, и кобелина же ты, Шарип…

Как опытный надзиратель, он знал, что самый крепкий сон у сидельцев под утро, часов около четырех. В глазок видна была круглая попка молодой арестантки. Она крепко спала на отстегнутой шконке, поджав коленки, в позе эмбриона. От этого зрелища и предвкушения удовольствия пупкарь возбудился сразу же. Карцер открыл тихо. Пластырь и наручники держал наготове. От щелчка браслетов полусонная девчонка дернулась. Но глаза ее открылись не сразу. Когда же они сверкнули безумным страхом и яростью, было поздно. Шарип отработанным движением залепил рот жертве и уселся на нее верхом. Мгновение…Девка крутанулась, как винт, насколько пускали наручники, сгруппировалась. Пупкарь отлетел к стене. Такого сильного удара ногами в живот он никак не мог ожидать от столь хрупкого на вид существа.

— Ах ты, сучка. Куда ты денешься? Я свое возьму. Сильный удар кулаком в висок уложил жертву. Теперь она была полностью в его власти. Суетливо срывая с нее белье, мужчина трясся от нетерпения, обливаясь потом. Холмы упругой девичьей груди сводили его с ума. Резким движением он распахнул бедра девушки. Увидел черный пушок на лобке. И яростными толчками дикого зверя стал “разрывать» девственное, почти бездыханное тело. Извергаясь семенем, он завыл в безумном экстазе. От глазка камеры отпрянула грузная фигура пупкарши.

За двадцать четыре года добровольного пребывания на службе в тюрьме, это была семнадцатая девственница Шарипа. Он маниакально стремился к вечности…

Все до сих пор сходило ему с рук. Запуганные женщины молчали о насилии, которое было в тюрьме лишь одним из эпизодов в цепи унижений и издевательств.

Месть
Он ждал Лидию у входа областной библиотеки, где они познакомились полгода назад. Обычные взрослые читатели сейчас по таким заведениям ходят редко. Не те времена… Все больше студенты и школьники, преподаватели, учителя. Он же приходил строго по определенным дням, в определенное время. Она сразу отметила: он всегда брал книги только определенного жанра: мемуары диктаторов и воспоминания о них современников. Как-то она предложила ему интересное переводное издание, в котором были собраны свидетельства о войне 1812 года и много подробностей о Наполеоне Бонапарте. Разговорились, познакомились. Потом прогулялись по вечернему городу…

Прогулки стали маленькой традицией, даже когда он уже переехал и стал снимать комнатку в ее доме. Вот и сейчас они медленно шли по затихающему городу, который незаметно окутывала шаль вечернего неба.

— Ты ничего не рассказываешь мне о себе. Почему? Может быть, моя женская интуиция меня вводит в заблуждение. Но мне иногда кажется, что часто бываешь своими мыслями очень далеко.

Шарип остановился, тщательно протер стекла своих очков “хамелеонов”.

— Послушай, женщина… Что ты хочешь узнать? Зачем ты лезешь мне в душу? Я никого туда не пущу. Зачем ты затеяла такой разговор?

Лида боковым зрением заметила, как желваки заходили на широких скулах сожителя. Глаза почти всегда скрывали очки. Шарип снимал их только в доме.

— Не сердись на меня. Раз мы живем уже как семья, я просто хотела быть немного ближе, лучше понять тебя и узнать.— Прости… Наверное, я поторопилась.

— Помнишь, когда мы первый раз разговорились, я спросила: почему ты берешь книги о диктаторах?

— Потому что они сумели сделать, то, что не под силу обычным людям. Они могли вести тысячи людей за собой и ими повелевать.

— Но ведь абсолютная власть — я где-то читала, это кровавый путь к одиночеству. К тому же по свидетельству историков все диктаторы за безудержным стремлением к власти прятали собственные комплексы…

— Что ты в этом понимаешь? Власть — это свобода! Наполеон, Мао, Сталин…Они делали что хотели! Они добились признания, они остались в памяти, в истории.

— Но их современники писали в воспоминаниях, что это были страшные жестокие люди. И даже жалкие…

— Замолчи, лучше. Что ты понимаешь? Сидишь всю жизнь в своей пыльной библиотеке и живешь чужими жизнями со своими книжками. - Не заводи эту тему больше. Не зли меня. И…туфли смени. Терпеть не могу женщин на каблуках. Поняла?

— Ладно, ладно. Не нервничай. Я не полагала, что разговор о литературе, так тебя расстроит.

Да, человек он был не простой. Закрытый. С взрывным непредсказуемым характером. Зато любовник замечательный.

Лида, измученная одиночеством и скопившейся сексуальной энергией, была готова не замечать многое, ради яростных мужских ласк Шарипа. Теперь в ней проснулась настоящее женское нутро. Она ждала каждой близости с плохо скрываемым нетерпением. Готова была сносить и хозяйский тон сожителя, и стремление устанавливать свои порядки в их доме, и эту странную замкнутость, и взгляды “насквозь и мимо”,…и вспышки гнева.

Она замолчала. Они спустились к реке и шли медленно вдоль бетонного парапета, заковавшего реку двойным серым пояском.

Шли мимо редких рыбаков, теток, выгуливающих комнатных мелких собачонок, надрывно лающих на всех, мимо компаний попивающих пивко под чалку воблы, мимо целующихся парочек.

Обычно все замеченное Шарип живо комментировал. Сейчас же шел молча, о чем-то думал напряженно. Лида помалкивала, стараясь попадать в ногу.

Впереди виднелся скелет очередного пешеходного моста. Лиде показалось, что его ажурное незамысловатое кружево перил, сваренное из труб, колец, прута и уголка смотрелось в свете ранней луны даже немного романтично.

За мостом река делала поворот. И там уже до дома оставалось совсем немного.

Как там Вика? Тревожные мысли о дочери перебили романтическое настроение…

Они прошли мимо тихой компании. Два темноволосых парня и такая же девушка молча сидели на берегу.

Шарип взглянув на девицу, поднял очки на лоб. Лида почувствовала, как напряглась в локте его рука. Они вошли в зону под мостом…

Все случилось под стрекот кузнечиков. Рука, пахнущая жареными семечками подсолнуха, мгновенно зажала женщине рот. Злой шепот с сильным акцентом прозвучал в ухо.

— Молчи, сука, живой останешься.

Последним ощущением была сильная боль под ребрами, и удар спиной о бетонный парапет. Дальше тьма, безмолвие, полет в пустоту.

— Отключилась. Темноволосый парень пошлепал потерявшую сознание женщину по щекам.

— Марьямка, смотри. Это точно он?

— Да, это он меня… Девица плюнула в лицо мужику, подмятому коленом брата, и отошла в сторону. Отвернулась, глядя на воду, равнодушно бегущей речки.

Последнее, что успел произнести Шарип, было слово “алла…”.

Парень, потянул его голову за волосы назад и привычным движением резанул по горлу лезвием кинжала. Кровь заклокотала…

Три тени отделились от опор моста и растворились в темных высоких кустах.

Минут через двадцать набережная огласилась надрывным, собачим лаем, вперемешку с жутким воем. Запах свежей крови привлек бродячих псов.

Затем раздался пронзительный визг девчонок, которые гуляли по берегу и, переходя через ажурный мостик, увидели окруженные сворой собак, лежащие в прибрежных кустах фигуры мужчины и женщины.

Когда надрывно, издали, зазвучала спецсигналом “скорая”, вокруг пострадавших собралось тройное кольцо любопытных прохожих.

— У мужчины горло перерезано! Батюшки, кровищи-то, кровищи… — заверещала досужая бабка.

— Ой, я этого татарина знаю. Он тюремщик. Вторила стенаниям пожилая дама, с сумкой.

Скачать
 / 6
роман Милы Стрелецкой Лабиринт Медведки(1 том).doc
Реклама
Конструктор сайтов для бизнесаРезультат на 100%: не нужно быть программистом, чтобы создать хороший сайт
— Пропустите врачей, мать, вашу так! Орал на зевак водитель со “скорой”, пробиваясь сквозь толпу.

Милицейский УАЗ подкатил, спустя полчаса, когда бригада “скорой” уже накрепко зафиксировала тело женщины к длинной шине, обложила голову валиками и пыталась привести Лидию в чувства.

— Болевой шок. Позвоночник поврежден, видимо. Звони в Кировскую больницу, Михалыч, в травму. Туда повезем. Отрывисто командует фельдшеру врачиха с усталым морщинистым лицом.

— Граждане, кто может сказать по существу о происшествии? Громко выкрикивает младший лейтенант, пробираясь в центр круга. Круг быстро превращается в полумесяц. Активно обсуждающий народ смолкает. Свидетелей не находится, как обычно, одни сочувствующие.

Лидия, вдохнув нашатырь, видит сквозь ресницы в щелки приоткрытых век кусок черного неба с подмигивающими звездами. И снова теряет сознание…

“Скорая” отъезжает. Со стороны прилегающей к Набережной улочки раздается протяжный отчаянный крик.

— Подождите!!! Это моя мама! Вика бежит, что есть сил. Задыхаясь от слез и страха. Спотыкается и падает со всего размаха на живот…

“Скорая” визгливо тормозит у темного подъезда родильного дома. Докторша давит звонок, фельдшер стучит в окно ординаторской.

Минут через десять приближаются шаркающие шаги. Сонная дежурная акушерка высовывается в полуоткрытую дверь.

— Девочка беременная у нас. Тяжелая. Упала на живот с размаху. Быстрее. Быстрее давайте, шевелитесь.

— Куда, я ее без документов-то возьму?

— Бери в “грязное” отделение и за врачом беги. У нее, вроде, воды отошли. На вид месяцев семь. Надо на стол быстрее, может, еще ребенка спасти удастся.

— Ну, началось дежурство… Не зря пятница, тринадцатое число.

Водитель и фельдшер занесли стонущую Вику и уложили на жесткую медицинскую кушетку в предбаннике.

Вика открыла глаза. По лопнувшей стенке снизу полз прямо к ней черный паук.

Боль вернулась с нарастанием.

— Неужели такое можно вытерпеть?- шептала себе беззвучно Вика. Закусила руку зубами, но стон все же вырвался наружу.

— Потерпи, девочка, потерпи, милая. Сначала бывает сладко, потом больно. Закон природы такой.— Седой фельдшер гладил ее шершавой ладонью по рыжим локонам. — Сейчас тебе помогут.

Когда схватка отступила, Вика прошептала.

— Как мама? Она не умрет?

Фельдшер недоуменно пожал плечами.
— Ты о себе сейчас думай и о маленьком своем. Если не судьба, значит, не умрет. Сама выкарабкивайся.

Эти невыносимо тягучие тревожные сутки заканчивались у Вики на родильном столе…Последнее, что она помнит, как акушерка говорила другой: “Бедная девочка. Сразу три потери. Отчима зарезали, мать изуродовали. И вот еще ребенок на седьмом месяце. Преждевременные роды…”

Дальше все поплыло. Наркоз сделал свое дело.

Наутро, когда она стала приходить в себя: от наркоза, от переживаний, в палату зашла строгая незнакомая женщина в белом халате. Села на край Викиной койки и стала заполнять какой-то бланк.

Вика назвала ей свое имя, фамилию, отчество, год рождения и адрес. Потом женщина сделала паузу, поджала и без того узкие губы.

— К сожалению, ребеночка спасти не удалось. Он получил травму несовместимую с жизнью при твоем падении. Не убивайся, жить только начинаешь. Все еще у тебя будет. Все это она произнесла скороговоркой, без интонаций. Не дожидаясь Викиной реакции, встала и быстро вышла из палаты.

На четвертый день Вика выписалась из “грязного” отделения. Добралась до дома. Там было пусто и неуютно. Под лапкой старой машинки “Зингер” осталась недостроченная распашонка. Вика уставилась на нее немигающим взглядом. Окаменела. Слез не было. Слов не было. Было сознание того, что она в одночасье ПОТЕРЯЛА ВСЕ!

Осталось одно - ВЫЖИВАТЬ ради матери, прикованной к постели навсегда.

Четвертая глава
Будни проститутки
Прошли два года, круто изменившие существование обычной девчонки с городской окраины.

Вечереет. Конец сентября. Лето на излете. Изнуряющий летний зной, наконец, отступил. Волга вечерами притягивает прохладой. На скамейке девчонка лет девятнадцати. Вся из себя… Волосы - золотистая пышная волна, пальцы в серебряных кольцах, дорогая юбка с фирменной прорезной вышивкой, под черной шифоновой кофточкой - кожаное бюстье в клепках и шнуровке. Лицо каменное, без эмоций. Челюсть равномерно, как жернова, перемалывает жвачку. За эту привычку неожиданно “окаменевать» коллеги по половому бизнесу называют ее “шаманкой”.

- Эй, Витька, хорош, шаманить тут без дела. Клиент есть. Сутенер Юра, вечно пахнущий пивом и потом, по-хозяйски шлепнул девчонку по бедру.

- Клиент заказал “экзотику”. Хочет тебя… на песочке. На пляж поедите. Вон лодка.

Все так же, без видимой суеты, Виктория поднялась и неспешно двинулась к пристани. Почти два года прошло на панели. Все давно осточертело. Она давно превратилась в бездушный секс-автомат.

Какой “клиент”- все равно, “где”- все равно”, “взгляды вокруг”- наплевать. Оживлялась только к утру, когда подсчитывала выручку, которую несла домой. Тут ей надо было каждый день поднимать, кормить, подмывать, переодевать и подбадривать лежащую обездвиженной уже три года мать.

Летом (а оно на юге длилось почти полгода) на пляже она обслуживала часто. На этот случай в сумке всегда была простынка.

Очередной любитель покупной любви оказался дядькой лет 45-47,в расстегнутой до вывернутого пупка рубахе, с сытым брюшком, лоснящейся мордой, с курчавыми облезлыми кудрями, обрамляющими загорелую лысину. На толстой складчатой шее большая, висячая коричневая родинка. Она вздрагивала при ходьбе. Клиент шел впереди Виктории утиной, переваливающейся походкой. Дядька был по всему похож на торговца с рынка. Но все это было пофигу.

Клиент уселся в нос длинной деревянной лодки. Вика прошла на корму, проигнорировав поданную руку, и устроилась напротив паромщика.

Дядька, видно намаявшийся за день, не приставал с сальными шуточками и пошлыми заигрываниями. Ему надо было расслабиться. Он купил себе товар. И теперь терпеливо ждал процесса совокупления на живописном берегу.

Вместо старого, вечно пьяного перевозчика, на веслах сидел крепкий парень. Продубленный волжским ветром, он был белесый, как сметаной помазанный. Каждый гребок напрягал мышцы на загорелом теле. Потрескавшиеся пальцы срослись с веслами. Кайма густых, белых ресниц вокруг серо-голубых глаз. Вика ощутила это взгляд.

И это вывело ее из равнодушного состояния полного пофигизма.
Ей что-то мешало, как обычно делали профессионалки, не замечать постороннего взгляда во время работы.

Она закурила, и впялилась в серую волжскую воду. Но взгляд пронизывал. ОН, этот паромщик, смотрел на нее как на самую распоследнюю ПРОСТИТУТКУ.

Но почему это ее так начинало бесить? Вика не могла сразу понять. И злилась, закипала. Зеленые ее глаза начинали метать редкие колючие искры. Лучшая форма защиты - нападение. Ей давно уже пришлось жить по такому правилу. Судьба заставила. Улица преподала такой закон выживания.

- Чего пялишься? Шлюху никогда не видел? На, смотри! Вика развалилась и нагло раздвинула коленки.

- Да-ра-гая, он, что, к тебе пристает? Подал голос, почти задремавший клиент.

- Нет! Сиди не парься. Мы разберемся по-своему. Отдыхай пока, скоро потеть будешь. Потрудишься…Вика зычно, нарочито бессовестно захохотала. Паромщик сплюнул сквозь щель в зубах на воду и погреб быстрее.

Можно сказать, Вичке в этот раз повезло: клиент попался не буйный в смысле темперамента. Выпили красного вина, явную подделку под Хванчкару. На сам акт соития ушло минут 5;7. Безо всяких прелюдий. Как у кроликов: раз, раз, раз… И все. На полчаса дядька завалился спать на теплом песочке. Вика сидела рядом и курила. Пропуская песок сквозь кулак, она насыпала неустойчивую песчаную горку. И смотрела на бегущую реку.

Чуть прищурившись, наблюдала за маленькой серой точкой на воде, которая, постепенно приближаясь, превращалась в очертания лодки.

Давно она не ощущала такой непонятной внутренней дрожи. Не понимала, чем так зацепил ее белобрысый парень-лодочник. От этого еще больше гневалась. И подсознательно боялась снова встретить его взгляд.

На обратном пути, от пляжного острова до городского берега, Виктория села за спину к паромщику. Когда выгружались, она медлила…Потом вытащила из сумки зеленую купюру и протянула парню.

- На, подавись! За “культурное обслуживание” шлюх. Заслужил! Ехидно произнесла Вика, решив уесть лодочника.

Белобрысый деньги взял, аккуратно положил в карман вылинявшей, клетчатой рубашки - разлетайки.

- Вали отсюда, паскуда. Нормальным делом не могла заняться, тварь такая…Парень снова презрительно сплюнул в воду. И отвернулся.

Ночью Вика не могла заснуть, хотя устала смертно. После пляжного дядьки, ей пришлось ублажить еще двух клиентов, пьяных и баламутных. С матерью она не говорила о своем ремесле. Та догадывалась, откуда берутся деньги. И обреченно молчала.

Когда дыхание матери стало ровным и прекратились выдохи - всхлипы “господи, что же это такое!”, Вика достала свою темно-коричневую общую тетрадку и открыла на последней исписанной страничке.

Со школьной поры она писала сюда все, что тревожило душу: свои сомнения, отчаяние, иногда мечты и размышления. Последнюю запись Вика сделала, когда под сердцем шевелился теплый комочек. Плод ее неразделенной детской любви к соседскому парню, ушедшему в Чечню воевать. Это было в теплый апрельский вечер, за несколько часов до события, которое перевернуло ее жизнь…

Похороны первой любви
Теперь критические дни Вика ждала каждый месяц как праздник. Во-первых, эти дни были ее законными выходными “по состоянию здоровья”, во-вторых, если они были, эти самые “дни”, значит, она не залетела от какой-нибудь пьяной сволочи. При ее теперешней работе такое уже случалось. За два года на панели - четыре аборта и 3 курса лечения. Подруги по цеху говорили, что ей еще везет. Легко отделалась.

Вика взбила подушки матери, включила телевизор. Программу местных новостей начали с траурного события. Сообщали о скоропостижной смерти милицейского начальника полковника Югина. Показывали его пышные официальные похороны, с речами и залпом из оружия. Мать сделалась белее, чем подушка, на которой лежала. Вика слушала информацию напряженно.

Три дня назад именно с этим ментом она кувыркалась в загородной баньке.

- Мам, тебе плохо? Может лекарства дать? Что с тобой? Вика с трудом запихнула сквозь сжатые посиневшие закушенные губы таблетку валидола.

Мать открыла глаза. Выражения их поразило Вику. Смесь страха, муки, потери… Лидия вдруг резко поднялась на локти, почти села самостоятельно, чего не случалось уже давно.

- Он, он, он…!- сдавленным голосом крикнула она и рухнула без сознания.

Всю ночь Вика не сомкнула глаз. Мать бредила, металась. Кричала, звала какого-то Виктора. К утру затихла и заснула.

Вика заснула сидя, от усталости уронив голову на руки, рядом с изголовьем матери.

Полдесятого в окно постучали. Вика с трудом открыла глаза. Мать спала, едва заметно, дыша, с блуждающей на тонких губах улыбкой. Почтальон тетка Ксения принесла письмо. На имя Виктории Викторовны Медведевой, без обратного адреса. Вернее, вместо обратного адреса стояла сложная закорючка незнакомой подписи. Виктория взяла конверт прямо в форточку. Тетка Ксения все медлила с уходом, хотя, судя по полной сумке, работы у нее было сегодня немало. Любопытство женское не давало покоя: кто же пишет Витьке - известной на весь район шлюхе? Ее, по правде говоря, мало кто осуждал за такой промысел. Знали, жизнь заставила…

-.Спасибо. Вика многозначительно посмотрела на почтальоншу.

- Вик, как мать-то?

-.Да, все у нас нормально. Еще более неприветливо сказала Вика и демонстративно закрыла форточку. Только после этого Ксения нехотя удалилась из палисадника, несолоно хлебавши. Кроме писем, пенсий и газет, она исправно разносила сплетни по округе. Причем делала это вдохновенно и по-женски с удовольствием. Сегодня “свежая новость» для сарафанного радио явно сорвалась…

Вика прошла в дальнюю комнатку. Конверт открыла. В нем оказалась небольшая фотка ее молодой матери, которая тогда, наверное, матерью еще не была, а была по уши влюбленной девчонкой.

Вика такой фотографии в их альбомах не видела. И долго с интересом рассматривала, находя огромное сходство с собой, прежде чем перевернула… и прочла “Я тебя буду помнить всегда, потому что… А ты?” и ниже приписка другим почерком “Я знаю, такое не прощают…”

Каким невероятным счастьем светились на старом снимке зеленые глаза юной Лиды. Такого выражения у матери Вика не могла припомнить.
Втрое сложенный листок говорил следующее. “Если будет совсем трудно, отнеси эту записку полковнику Холодову в ФСБ. Человек он непростой, не доверяйся ему полностью. Но по жизни мне должен… Обязан помочь. Прости, если это возможно... Я не знал …Что ты моя дочь, что ты есть на свете. С таким грузом жить не смогу. Твоя мама была единственной любовью в моей жизни, и я ее предал: променял на карьеру. Как видишь, бог наказал меня…такой встречей с тобой. За все надо платить. Прощай. Виктор Югин”

Через некоторое расстояние внизу была приписка:
“Пристрой эту девушку, если она обратиться к тебе. И мы будем в расчете за прошлое. В. Югин”

- Викуля, ты где? Донесся слабый тревожный голос матери. Девушка вздрогнула и быстро сунула в конверт все содержимое, а сам конверт закинула на шкаф, где кроме нее, никто его не достанет.

- Щас, мам, я умываюсь. Вика медлила. Хотела привести свои растерянные чувства в относительный порядок, но не получалось. Вот каким оказался ее родной папаша, о котором она мечтала всю жизнь: хотела хоть одним глазком увидеть…Теперь она поняла, почему такой шок испытала мать, увидав вчера информацию о похоронах полковника Югина.

Сейчас она тоже испытывала потрясение, которое было сравнимо разве что с тем, что свалилось на нее два года назад, когда она потеряла сразу: ребенка от любимого человека, нормальное будущее и обрела вот это жуткое настоящее…
Не было бы счастья, да несчастье помогло. Когда Вика, еще не совсем успокоившаяся, бледная вошла в комнату, то нервы опять взвились вверх. Но теперь со знаком плюс! Мать стояла на своих ногах, крепко вцепившись в спинку кровати, покачивалась… Но стояла!

- Вот, Вика! Я могу! Я встала! Впервые за два года какая-то вымученная полуулыбка отразилась на постаревшем лице Лидии.

-.Теперь все пойдет по - другому! Мы снова будем нормально жить. И ты бросишь это ремесло.

“Если бы это было так просто…”с горечью подумала Вика. “Это начать просто, а бросить…”

-.Да, мамуля, мы будем жить хорошо! Ничего не происходить просто так…

- Доченька, мне только что снился сон. Вот послушай…

Конверт и калека
“Ночное небо мутное: ни звездочки. Плотные, как кисель облака, давят чернотой и нависают почти над головой. Она стоит на чужом балконе без перил, на самом краешке и с ужасом понимает: ее тянет взглянуть вниз. Тяга такая сильная, что противиться почти невозможно. Начинает опускать голову и уже почти открывает глаза… Звонок в дверь нарушает это пагубное тяготение. Она шагает в балконную дверь, бежит в прихожку. Там темень. Невозможно нашарить сразу выключатель в чужой комнате. Звонок режет тишину все настойчивее и настойчивее. Наконец она распахивает дверь и пытается сразу скинуть руку звонящего со звонка, потому, что от пронзительного звука у нее уже мутится рассудок. Но в кнопку звонка уперта металлическая палка, очень похожая на антенну автомобиля. Ее держит зубами странного вида человек. Безрукий калека. Давно нечесаный и небритый. Между двух розовых ужасных культяпок незнакомец держит белый конверт. Культяпки раздвигаются, губки плоскогубцев, конверт летит на затоптанный грязный коврик у двери. Звонок, наконец, смолкает. Калека молча разворачивается, не выпуская из зубов металлический штырек, начинает спускаться по лестнице. Она успевает заметить страшные острые коленки в прорехах рваных джинсов. Тянется рукой к конверту…Фиолетово-белая вспышка. Отдергивает руку, инстинктивно прикрыв ее глаза…”

— И тут я проснулась. Лидия чувствует, как дрожит, и не может унять этой странной дрожи во всем теле. Даже обездвиженные почти два года ноги трясутся мелкой дрожью. Это удивляет, страшит и радует одновременно. Лида хватается на спинку железной кровати, подтягивается…И снова встает! Встает на СВОИ ноги САМА.

Свой сон рассказывать матери Вика не решилась.

Лидия давно увлекалась толкованием снов и могла бы кое-что объяснить, наверное. Предостеречь от чего-то…Но Вике было жаль, еще раз нервировать мать, которая только что, несколько часов назад, узнала об утрате своей единственной, светлой, юношеской мечты. Но судьба для равновесия вернула ей возможность передвигаться. “Слишком много волнений за одни сутки…”И дочь промолчала.

Пятая глава
Он номер второй
Насчет армии у Дениса с отцом, полковником ФСБ, были принципиальные разногласия. Отец хотел совсем отмазать от службы, а сын настаивал… Из своей дурацкой лихости и жажды приключений. В общем, “бесился с жиру”.

За неимением времени спорили по этому поводу и ругались редко. У старшего Холодова жизнь почти целиком съедала ненормированная служебная деятельность. У младшего хлопот тоже доставало. Днем - работа на фирме оператором ПК, вечером - тусовки, дискотеки, девчонки, ночи напролет путешествия по Интернету. Единственное чадо в семье (мать служила в информцентре УВД) баловали дорогими игрушками: в комнате Дениса стоял навороченный самым свежим железом Пентиум. О таких машинах в провинциальных служебных кабинетах УВД, да и ФСБ тогда (в начале девяностых) даже не мечтали.

Так что забот полон рот. Встречались изредка утром на кухне, где и схватиться-то по- настоящему, по - мужицки нельзя было. Мать мучилась сердцем. Они жалели ее, потому что оба по-своему любили.

Пятая глава
Захват
В небольшом дагестанском городишке Денису служилось не кисло: окружение - земляки, родители с их охами - вздохами далеко.

Беда случилось три месяца назад. В увольнение пошли с сержантом Овсянниковым...

Противно повизгивая, скрипело колесо. Седой старик в потертой куртке, кряхтя, шествовал вдоль тротуара.
- Отец, давай поможем? Солдаты начали собирать развалившуюся ручную кладь с самодельной тачки пожилого аварца.

- Спасибо, сынки. Из переулка вывернули два чернявых безусых парня с одинаковыми квадратными бородищами.

- У нас маленький семейный праздник, заходите, гостями будете. - Солдату хорошее угощение не повредит. Хинкал моя сестра хорошо делает...

За благодарными разговорами вошли в красивую кованую калитку. Дом из красного кирпича, новый с иголочки. На кованом ограждении - полумесяцы. Полукруглые своды окон. По площади — средний замок

- На верху еще не сделано. Денег не хватает. Проходите сюда, - сделал гостеприимный жест на дверь цокольного этажа парень, назвавшийся Анвером.

Огромная комната с зарешеченными оконцами оказалась совершенно пустой. Из боковой железной двери вышли еще два парня с "калашами" наперевес.

- Как у русских говорят: добро пожаловать! - сказал самый старший и оскалился беззубым ртом. Овсянников опомнился первым, дернулся к выходу, но тут же получил хорошо поставленный удар в живот. Денису в одно мгновение заломили руки. Упертое колено он чувствовал на своей спине. Запах сырого бетона ударил в нос. Видно в цоколе совсем недавно сделали бетонную стяжку...

Попались, как дети. Для порядка каждый из четверых выдал им по удару. Щелкнули наручники. Лязгнула дверь. Тишина. Далекий приглушенный чужой говор и смех. Через бойницу пролег косой луч света. По изрытой оспинами стенке полз противный черный паук...

Время с того дня будто остановилось в черном квадрате полуподвала. Месяца через два их с Овсянниковым куда-то перевезли. Ночь и плотные повязки сориентироваться не дали. Хозяином солдат стал старый одноглазый чеченец Абдул. Присматривали за ними на верхнем дворе в этом забытом богом ауле два его сына Рамзан и Ризван.

Жить хотелось... И на первом этапе Денис решил втираться в доверие к похитителям.

Ночью ударили заморозки. Больше всего на свете Денис не любил холод. И теперь на соломенном ложе лежал без сна. Вспоминал... Мать кутала его всегда, сколько себя помнил. Просто дышала над ним, оберегая от пылинки и соринки. Носилась, как клуша, над цыпленком, игнорируя упреки отца. Берегла от сквозняков. В мороз на улице ему позволялось дышать только через шарф лет до семи. Тычок под ребра прервал воспоминания о детстве.

- Эй, русский, кто твой отец? - Абдул еще раз ткнул носком сапога лежащего в позе эмбриона солдата.

- Я тебя, кормить даром не буду. Мне за тебя деньги надо, понял? Ваши свиньи неверные мой аул разбомбили...

- Ничего, ты мой раб... Живым товаром поторгуем, вернем все.

- Мой отец много может, но денег у него ты хрен получишь. В спецуре служит, таких вот шакалов ловит.

Удары посыпались с трех сторон. Денис зажал голову и сгруппировался, коленями защищая пах и живот. Два еле-еле протиснувшихся в узкий хлев сына Абдула обрабатывали его с удовольствием.

- Это тебе за шакалов, сосунок.

- Я тебя обломаю, сам не поверишь, каким шелковым станешь.

Абдул сплюнул и, пригнувшись, вышел из сарайчика-

Несколько дней о Денисе не вспоминали. Мучаясь от холода, он засыпал только под утро, когда щели сарайчика прорезали мутные полоски неба. Однажды во сне увидел сержанта Овсянникова, которого засасывало болото... Сержант истошно орал, хватался за жидкие травинки и все больше уходил в жижу. От крика сослуживца Денис окончательно проснулся.

- Чичи, суки! - крик Овсянникова резал утро наяву и раздавался откуда-то слева от Денисова сарайчика. Блеяли напуганные овцы. И опять.

- Чичи, суки, о - ой! Потом все стихло.

- Держись сержант!!! - подал голос из своей ямы Денис

- Мы их еще заставим землю жрать российскую!!! Суки чехи!! Суки!!

Его выволокли за шиворот из ямы. В единое мгновение на голове оказался вонючий мешок.…И начался “футбол по-чеченски”: били коваными ботинками…Чернота…

Пришел в сознание под утро… Небо, цвета мутной самогонки, пробилось в глаза через распухшие веки. Тело, будто совсем чужое …Трудно понять, где больнее. Ныло все. Шевельнуться невозможно…Трехцветка от грязи и крови почти вся стала одной масти - черно-коричневой, рукава в клочьях…На сгибе локтя Денис заметил маленькую точку-след от укола...

“Одноразовое питание”- кусок лепешки и вареный неотобранный серый рис принесли уже к вечеру. К такой еде Зося даже не подошла бы. А Денис ждал “хавку”, как манну небесную. И теперь уминал с горькой усмешкой, вспоминая свою любимицу, лохматую “вонючку”- московскую сторожевую Зосю.

К ней Денис был привязан по-настоящему. Любовь к этой собаке сближала его с отцом, который тоже души не чаял в этом добрейшем существе внушительного роста и вида. Зося - вторая была названа в честь Зоси - первой, которую “по доброте душевной” отравили соседи. Кому мог помешать смешной серый шар - щенок кавказской овчарки. Холодов - старший так и не выяснил, хотя розыскником был опытным. В душе, конечно, догадывался. Но не пойман, не вор... Такой тоски, которая отразилась в отцовских глазах в день потери собаки, Денис еще не видел.
На рынке среди разношерстного симпатичного живого товара “свою” собаку Денис увидел сразу. Притянул умненький взгляд коричневых глаз-пуговиц. Из целлофановой сумки высовывались два рыжекоричневых уха, и влажный черный нос. Отец малявки — огромный сенбернар гордо сидел рядом с продавцом, флегматично взирая по сторонам. Изредка позвякивал медалями, лязгая зубами, как огромным компостером, на мух. Сморщенный старик, будто не замечая ничего вокруг, с грустным видом беседовал с кутенком, лез к нему целоваться, подставляя для облизывания красноватый нос.

— Дед, ты кутька - то продаешь? - прервал идиллию Денис.

-Не продаю, парень, от сердца отрываю. - У бабки вчера тапки погрызла. Та заела: неси на базар, и все? Мне ее за Барона дали в оплату за случку. Барон нас с бабкой подкармливает. Вишь, медалист. Без работы не бывает.
— Это дочка его. Мать у нее кавказская овчарка. Но она по характеру, видно, в отца: добрая очень. Я тебе парень все честно говорю. Сторож из нее сомнительный, зато друг, как человек прямо или даже вернее...

— Ладно, дед, понял я твою лирику. Держи деньги. Хозяин у псинки будет стоящий. В хорошие руки отдаешь, не сомневайся…

Дома Денис “высыпал» на ковер из пакета собачонку перед диваном.

— Бать, а, бать, проснись. Я Зосю принес.

С того дня в квартире снова поселилась жизнь полная хороших эмоций.
Резван - младший из братьев уселся, как всегда на пень, напротив русского. Стал ждать миску, чтобы два раза не ходить в сарай. Каждый день его обязанностью было разносить миски пленникам по ямам. На его маршруте их было четыре. В двух были русские строители, в третьей - сержант, четвертая подсыхала в опалубке, недавно залитая бетоном. В нее из сарая должны были перевести этого парня, который в первый день обозвал его с братьями и отцом шакалами

— Эй, русский, пожрал что ли? Миску давай. Вкусная была жрачка? Резван раскатисто заржал жеребцом. Уж больно ему нравилось изголяться над теми, кто не мог его достать. С особым удовольствием он любил прицельно плеваться в пленников. Или кидать в них сухими катышками овечьего навоза.

Вот и теперь, он с удовольствием констатировал, что попал навозной “гранаткой” прямо в миску с жидкой пшенной кашей, которую без ложки отхлебывал пленник.

— Погоди, чурок. Жизнь полосатая. Ты у меня этот навоз ложками жрать будешь. Сволочь черножопая. Баран, набитый рисом.

Резван вскочил на ноги и, дико матерясь, стал мочиться на голову пленнику.

— На-ка, попей “божьей росы”, как у вас говорят. Ловко увернулся от брошенной из ямы миски, но босая пятка попала в свежую коровью мину и подросток, скользнув с размаху, приземлился на задницу, обтянутую новыми джинсами. Из ямы донесся смех.

— Я же сказал, чурка немытая, что жизнь в полоску. Иди жопу помой.

До самых звезд Денис ждал расплаты за любимчика семейства. Думал: вот-вот выволокут и отделают ботинками брательники за своего младшенького говнюка.

Шанс выжить
Веревка с узлами появилась в его яме только утром. “И то, слава богу, хоть поспал еще ночь без боли”,- подумал он, поднимаясь наверх.

Но бить почему-то не стали, повели в дом.

Там на почетном месте сидел незнакомец, не похожий на чечена. Ухоженный, хорошо и дорого одетый.

- Послушай, парень, ты разумный на вид. Думаю, понимаешь, что нам разменять тебя, что два пальца… Даже пулю тратить не надо. Можно как барашка ножиком чиркнуть…

Незнакомец, похожий на турка, говорил совершенно без акцента. С иронией и ухмылкой.

- Значит, я вам нужен, раз все еще не чиркнули…Денис взглянул на гостя исподлобья и без подобострастия.

- Правильно понимаешь. Но только наполовину. От тебя самого толку-то пока маловато. А вот от отца твоего, полковника спецслужб, можно пользу поиметь.

Денис криво усмехнулся, но промолчал. Ждал, что будет дальше.

- Ты не стой там, парень. Иди сюда ближе. За столом потолкуем.

- Эй, Резван, Рамзан еды несите. Раздался из угла хриплый голос одноглазого отца семейства.

- Разговор у нас непростой и долгий. Первый, но не последний. Глупо в двадцать лет горло под кинжал подставлять. Можно еще с толком для себя пожить. Рассуждал незнакомец. Тебя сюда кинули как «кусок пушечного мяса». Я прав?

- Частично прав. В двадцать лет умирать не хочется. Но общий язык с вами мне найти трудно.

-А ты, парень, не зарекайся. Разумные люди, если захотят, могут всегда договориться.

-Вот именно, если захотят… Криво усмехнулся Денис.

-Ты не дерзи. Захочешь, как миленький. Не захочешь, заставим. У нас опыт есть. Не таких крутых обламывали. А кого не обломали, их кости там, в пропасти давно шакалы растащили.

Дверь скрипнула. Старший Рамзан появился с блюдом дымящейся баранины, а за ним семенил кривоногий любимчик семейки Резван, с тарелками зелени. Видно, оба только и ждали команды отца, который до сих пор сидел поодаль и только сейчас подал голос.

- Мне бы руки помыть. Не привык я, как свинья, так за стол садиться.

- Резван, полей русскому. Младший, как ни в чем не бывало, будто память напрочь отшибло о той вчерашней размолвке с пленником, принес мыло, полотенце и чистую футболку. Через десять минут Денис сидел за столом, ощущая себя нормальным человеком. Правда, очень голодным.

- Ешь, пожалуйста. Мы люди верующие в аллаха, значит, не пьющие. А тебе налить можем.

- Не откажусь. И выпить, и поесть. Про себя Денис подумал: “Хоть день, да мой…Надо как-то выжить. А там поглядим…”

После разговора с гостем Денис стал свободно передвигаться в пределах верхнего двора. Ночевал не в яме, а в коморке, которая служила кладовкой.

С братьями-надсмотрщиками держался ровно, старался внешне подавить всю ненависть и копившуюся агрессию. Дружелюбно подшучивал, помогал в хозяйственных заботах. И постоянно чувствовал на себе тяжелый взгляд старика.

Через два месяца после нового визита гостя чечены решили “повязать его кровью” для гарантии, что не сбежит к своим. В засаду отправились впятером: Рамзан и Резван, двое соседских парней и Денис. Холодова предупредили: от того, как он поведет себя в деле, зависит его будущее и сама жизнь. Рамзан постоянно конвоировал за спиной, как приклеенный.

«Сценарий» осуществляли проверенный ни раз. Закладка взрывного устройства на дороге. С начиненными фугасами напряга не было: их делали по ночам в соседнем доме «мирные граждане». Засада, зачистка всех кто уцелел. Видеосъемка для отчетности, шантажа и вербовки пленников, которые подходили для дальнейшего использования либо в качестве заложников, либо в качестве рабов.

В засаде сидели недолго. Денис прикладывался к фляге с водкой, не смотря на жару. Попался УАЗ с военными. Покрошили почти всех. Двоих взяли с собой…

Происшествие в элитном районе
После вынужденного простоя Вика снова вышла на свое рабочее место к бордюру. Точка была выгодная. Центр города. Клиентов ловила солидных: бизнесменов, чиновников, депутатов. Не то, что раньше, когда стояла на Набережной, недалеко от рынка. Там были сплошь вонючие черноголовые лавочники с маслеными бегающими глазами, лохматыми телами и ручищами с ногтями в черных ободках грязи.
Сутенер Юрка обещал вскорости перевести ее за “особые заслуги” с улицы для работы в коттедже. “Особые заслуги”- это бесплатное обслуживание “по требованию» его самого и его дружков, таких же подонков. Завидев Вику, он всегда напоминал.
- Виктория, ты созрела для ублажения моего грешного тела? “Как только, так сразу”. Не тяни, места в коттедже ограничены. Молодняк из деревни прет на заработки. Сельские - свежачок такой, обветренный степным ветерком. Имей в виду, кто не успел, тот опоздал.
- Да, пошел ты…со своим коттеджем.
- Вика, ой не хами мне, дороже будет. Разозлишь, я тебя на субботники буду совать к ментам постоянно, а не раз в месяц.
- Юр, вали ладно…Не мешай работать. У меня и так с деньгами за дни простоя, сам знаешь, как.
Из-за угла вывернула серебристая Тайота. Сбавила ход и поползла мимо девушек, торгующих телом. Вика выработала свою тактику. Озабоченные, но более или менее приличные мужики не клюют на тех, кто выпрыгивает из платьев, вываливает на показ все прелести сразу и кричит глазами (да и не только глазами) “На меня, бери всю, делай что хочешь, только плати!”. Как настоящие охотники они высматривают “равнодушных недотрог”, которые играют в игру - «пускай, я и шлюха, но и я женщина, которую надо завоевать, а не резиновая баба”. Виктория давно просекла, что такие игры нравятся мужчинам. Это в начале карьеры бордюрной девки ей казалось, что от количества тупых самцов увеличивается количество денег. Теперь же она по опыту знала, что лучше иметь постоянную приличную клиентуру, делать работу качественно, не особо торопясь, как при сдельщине, тогда и доход будет больше и стабильнее.
Стекло опустилось. Из авто выглянул молодой мужчина приличного вида. Вике подумалось: “Вроде бы “мой клиент”…”, но она не сдвинулась с места и взглядом не повела. Наблюдала боковым зрением, как на ловца и зверь бежит.
Мужчина за тридцать секунд “оценил товар”. Высокая, ноги длинные, крепкая и волосы кудрявая волна - натуральное золото. Затем вежливо и очень цинично произнес: “Девушка, почем сегодня “любовь в розницу”? Узнав часовую ставку, произнес с улыбкой.
-Милочка, так что же мы теряем время, такое дорогое? Прыгайте в машинку и помчались наслаждаться продажной любовью.
-Ок. Только деньги за услуги, пожалуйста, вперед.
-Не вопрос. Вот за три часика по тарифу. Вот еще “премия» за “творческий подход”. Знала бы Вика, что это за “творческий подход”, выскочила бы пулей из машины…
На полуострове “Рабочий” все по взрослому: охранник- бугай племенной на въезде, полосатый шлагбаум, ротвейлер на цепи.
По иронии судьбы от рабочего поселка тут осталось лишь название, которое вызывает теперь только недоумение. Дворцы-коттеджи, один другого круче, тройной цепью оккупировали живописный берег. Со всякого крыльца, кованного или резного, современного хайтечного или стилизованного под ретро, вылупились камеры слежения. За высокими глухими и ажурными прозрачными заборами своя жизнь с крутыми порядками и понятиями…
-Привет, Влад! Дубарь у шлагбаума, привычно вскинул руку к трехцветной полувоенной фуражке.
-Гостью везешь?
-А то.…Надо же когда-то и расслабиться. Осклабился в резиновой улыбке клиент.
-Хозяева твои надолго отъехали?

-На выходные. На Кипр опять понесло.

-Ну, вы там не очень шумите. Прошлый раз соседи твоим накапали, что беспокойно охрана себя вела. Стреляли вы там вроде. Сам знаешь, кто там сосед, лучше не связываться.
-Ок! Учту, Семеныч. Ну, по банкам палили со скуки. Было маленько. Сегодня будем отдыхать тихо. Машина поплыла дальше. И остановилась в конце улицы. Ворота автоматически отъехали. Тайота прошуршала и встала, как вкопанная, у парадного крыльца роскошного особняка. Влад, направился к дверям.
-Эй, ты чего там застряла рыжая? Пошли уже скорее. Нажал кнопку на пульте сигнализации: Тайота пискнула внутри и наглухо закрылась. Охранник открыл парадную дверь, пропуская Вику вперед.
-Ну, наконец-то!
-Тебя только за смертью посылать. Два крепких парня, раскрасневшихся от выпитого, поднялись от овального стеклянного стола.
-Кого мы сегодня танцуем? Бритый качок, направился к Виктории.
-Ух, да какие мы рыженькие-то, да в веснушечках. Третий, у которого на накаченном плече чернел дракон, сразу полез потной рукой Вике в декольте. Девушка отстранилась.
-Послушайте, мужчины. Меня вот он снял на три часа. А вы тут не причем. Такого уговора не было. Девок на точке достаточно.
-Так что отвалите: с тремя сразу я не работаю!
-А мы сразу и не будем, не боись, детка. Рассмеялся Вике в лицо Влад и выдохнул дым. Мы будем тебя иметь с “творческим подходом”, в порядке живой очереди.
-Ну, козлы же вонючие…Прошипела Вика. Но было поздно.
-Не выступай, а то табло попортим, как будешь с синей мордой клиентов завлекать? Веди себя нормально, и все будет тип-топ! Ванна по лестнице наверх и направо, вторая дверь. Иди, готовься к «сеансу связи», скоро состыкуемся…Парни загоготали.
-Эх, попала, блин…Живой бы выбраться и здоровой. Вон, какие кабаны. Вика смотрит на себя в зеркало в стильной ванной и вздыхает обреченно, надевая “спецодежду”. Черные чулки с широкими кружевными резинками символически прихватывает таким же кружевным пояском. Трусики танго из тонкой, черной блестящей лайкры. Такое же короткое бюстье со шнуровкой впереди. Сверху накидывает прозрачный короткий халатик кимоно. Надевает шпильки-шлепки на золотом каблучке без задних перепонок на пятках. Под резинку трусиков закладывает три презерватива и проглатывает пару нужных таблеток.
-.Ну, все. Надо идти, перед смертью не надышишься, как говорится…Лучше самой, а то ломиться начнут.
В низу в холле на кожаных диванах вокруг продолговатого стеклянного стола расположились парни-охранники…Странно: стол абсолютно пуст. Вся еда и выпивка перекочевали на придиванные тумбочки и десертный столик.
-ООО! Какие мы соблазнительные! Иди, иди, не бойся. Сейчас поиграем. Влад подвел Вику к столу и резко опрокинул на спину.
Вика еще не успела ничего сообразить, как двое других охранников ловко прикрутили ее ноги и руки скотчем к металлическим ножкам стола. Она оказалась буквально распятой под их похотливыми взглядами.
-И еще для порядка залепим ротик, чтобы соседей не беспокоить.
После этой процедуры Вика еще больше почувствовала степень опасности.
Парни начали игру…Стали раздеваться. У лысого под рубашкой оказалась миниатюрная кобура с пистолетом под мышкой. Это единственное атрибут «одежды», который он оставил на своем загорелом теле.
-Сегодня я буду “стрелок”, а ты Костик?

-Я буду “обжора”, как обычно.

-Ну, а я, естественно, “художник”, отозвался Влад, скидывая трусы в полоску, которые полетели на кресло вслед за рубашкой, галстуком и брюками.
-А ты, телка, лежи тихо и дыши ровно, чтобы карты не падали…
-Кто сдает? Я разливаю…Хохотнул тот, кто по роли был “обжорой”.
Выпили, стали играть … В первой партии выиграл “художник» - Влад. Парень залез на распятую девушку верхом. Снял с нее верхний атрибут сексуальной привлекательности и стал разрисовывать ее груди цветными фломастерами. Одновременно возбудился, поерзал на ней с минуту и кончил…На большее его не хватило. Вика не могла скрыть отвращение и прикрыла глаза, чтобы не выдать себя и не разозлить извращенцев.
Сдали по новой. Снова выпили коньяка. Отклеили Вики рот, влили несколько глоткой и ей.
Бились “в дурака” минут семь- восемь. “Умнейшим» оказался “обжора”. Он приволок из холодильника ведерко с мороженым и тюбики со сливками. Стал мазать тело жертвы и под хохот коллег по игрищам облизывать. Вика извивалась от ощущений холода и стонала от укусов, которыми время от времени награждал ее выигравший. Возбудиться “обжора» так и не смог.
Дальше все было как в дурном сне или в дешевом боевике.
Когда выиграл “стрелок”, он стал водить дулом пистолета по всему телу Вики, пытался всунуть дуло в места совершенно для этого не предназначенные. Видя, какой ужас отражается в зеленых глазах девушки, извращенец возбуждался все больше. Проигравшие отвязали ноги Вики от ножек стола и “стрелок”, сорвав трусики-танго, стал яростно реализовывать свою похоть, под пьяные голоса друзей, считающих его толчки.
-Ну, давай, еще, давай, еще…затрахай ее! Орали голые парни.
Когда он, наконец, выкинул из себя сперму, то параллельно прозвучал выстрел. Друганы, ожидавшие, такой фокус, шустро юркнули на пол, чтобы ненароком не быть пристрелянными.
Вика была на грани жуткой истерики.
Дикие игрища продолжались. Секса, как такового уже не было: парни изрядно напились. Их достоинства висели как выжатые тряпки. Охранников хватало только на изощренные издевательства.
Они продолжали игру в карты. Вике пришлось пережить струи шампанского, направленные в промежность, больные укусы сосков, шершавое касание языков, слизывающих с живота остатки взбитых сливок. Но самое страшное, это когда пьяная рука пыталась ее возбудить, касаясь разных мест заряженным пистолетом.
Через два с половиной часа три урода - импотента умаялись. Засопели на диванах. Вика с трудом освободила руки от клейких пут и побежала отмывать следы извращенных фантазий трех великовозрастных придурков.
Когда она спустилась и стала пробираться к двери, зашевелился “обжора”. Вика замерла на месте, но успела быстро опустить прихваченный пистолет в свою сумочку. Подошла к полуочухавшемуся парню сама, решив, что лучшая защита - это нападение.
-Слышь, выпусти меня, пожалуйста. Я свое дело сделала.
-Рыжик, все путем. Щас, выпущу. Парень натянул на себя сорочку и поплелся неверной походкой к воротам, добродушно бормоча.
-Ты молоток. Мы тут порезвились чуток. Не сердись уж…У тебя ж такая работа. И у нас такая же сволочная работа. Паримся тут на дядю богатого сутками.
-Приплатил бы за вредность.
-.Ок, вот забери зелень. “Обжора» сунул Вике в лифчик мятую купюру. И открыл с пульта калитку, запертую на мудреную электронную систему. Вика выскочила и быстрым шагом пошла по улице в сторону шлагбаума.
Тот же бугай охранник, раздевая ее взглядом, поднялся навстречу.
-Ну, что отстрелялась уже, жрица любви? Может, и ко мне заглянешь по знакомству на полчасика?
-Нет, дядя, в другой раз с удовольствием. Устала я сильно. Там такие три кобеля, сам знаешь…Вика, виляя бедрами, прошла под поднятым “журавлем» и помахала дубарю ручкой.
Поймав первого попавшегося частника, Вика доехала до дома. Мать, как всегда, не спала. Она всегда дожидалась Викторию, во сколько бы та не вернулась. Иногда просиживала у окна почти до утра.
Ужинали молча. Вика ела механически, с застывшим пустым взглядом. Мать не выдержала и спросила.
-Вика, на тебе лица нет. Что-то произошло не хорошее?
-Мам, не трогай меня сейчас, прошу тебя. Я очень устала.
Отказавшись от чая, она поплелась в свою комнатушку, села на кровать и снова застыла.
Телевизионная дикторша, улыбаясь голливудской улыбкой, приглашала провести приятный вечер за просмотром американского фильма “Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?”. “Точно!” — подумала Вика…
Рука девушки автоматически шарила в сумке. Вдруг пальцы наткнулись на продолговатый холодный предмет. Это был тот самый, взятый из коттеджа, пистолет…
Стрельба по живым мишеням
За неделю до Викиного посещения злополучного коттеджа, произошло событие, которое осталось бы не замеченным, если бы не один шальной выстрел.

Хозяином навороченного «миниатюрного замка» с множеством башенок и балкончиков был глава комитета по управлению имуществом города Герман Степанович Жлобин. За три года своей хозяйственной деятельности «на арендах» он смог не только заметно «покусать» административный бюджет и не подавиться, а принести откусанное в клюве в собственное персональное гнездо, но и хорошо почистить бюджеты частных предпринимательских структур, которые шли к нему с поклонами и конвертами неиссякаемым потоком. Лакомые куски от общего и частных пирогов превратились в его персональных владениях во блага цивилизации евро класса вперемешку с доморощенной экзотикой. Бассейн с современной системой фильтрации, бревенчатая русская банька, пруд с экзотическими рыбками, гараж на три автомобиля, теплица, больше похожая на зимний сад в миниатюре.

Дом - это отдельная песня. Поскольку сам чиновник был не больно образован в смысле вкуса и интерьера, супруга его - тоже (в недавнем прошлом завмаг в райцентре отдаленного района области), наполняли они свое жилище по принципу, чтобы было «богато». Этакий воинствующий эклектический винегрет. От прошлых традиций осталась привычка ковры вешать на стены и напротив располагать непременную стенку с баром. Извечное стремление, выросшего из совкового времени, чиновника и его верной спутницы, устраивать все «как у приличных людей». К коим себя, естественно, причислял владелец мини-поместья на «Рабочем».

Под «приличными людьми» подразумевалась советско-партийная элита провинциального розлива, которая оперативно перекрасилась в элиту «прогрессивно-демократическую». Бывшая комсомольско-партийная обойма осталась верна себе и своим принципам. Как и в недалеком прошлом работала под девизом: «Открыл рот - рабочий день начался, закрыл рот - рабочий день закончился». Неписанным, но святым номенклатурным правилом была тактика - «изображай деятельность, не отказывай никому, но и не делай ничего, используй блага себе на благо, чти в глаза вышестоящего начальника».

Советско-партийные династии во власти - явление почти неистребимое. Чтобы промыть от них и их традиций властные структуры новой России, нужно как в канализацию залить самый сильный чистящий агрессивный раствор какого-нибудь «Крота» десятибалльной концентрации, да повторить эту процедуру чистки раз пять. Да и то стопроцентной гарантии не будет, что где-то в лабиринте власти не зацепится какой-нибудь особо липкий субъект, вовремя перелицевавшийся и прокосивший под лояльного либерала или смирного демократа, чтобы потом снова пустить корни и начать разрастаться. Провинциальная властная структура - инкубатор по выращиванию «универсальных спецов» всех сфер деятельности. Тут крутятся одни и те же фамилии: уходит отец, ставит на ту же должность сына или дочку, в крайности, зятя или сноху с племянником.

Пятидесятилетний хозяин коттеджа был номенклатурным зятем бывшего сельского секретаря райкома. Сынка (плод карьерно - выгодного брака) Жлобин женил на дочке новоявленного банкира, в прошлом секретаря парткома огромного комбината. Который давно почил в бозе, благодаря активной деятельности того же партийного вожака и ген директора. Вернее был раздроблен, на мелкие коммерческие структурки, которые возглавили многочисленные домочадцы выше названных деятелей. Иначе говоря, всенародная собственность была пущена в распыл и подведена под банкротство. В результате парторг стал банкиром, а гендиректор слинял в столицу и прикупил себе нехилую должность замминистра.

За высоким кирпичным забором соседствовал один из милицейских начальников средней руки — Алексей Журавский. Появился сосед на элитном участке недавно. Но темпы строительства впечатляли. На не выявленного «оборотня» в погонах пахали день и ночь две бригады нелегальных гостарбайтеров из Таджикистана. Задачу им, видимо, поставил хозяин, впитавший традиции коммунистического строительства, «догнать и перегнать …соседа». Чернорабочие трудились как рабы, жили тут же, в цоколе строящегося дома, и носа за границы участка старались лишний раз не показывать. Ментообразный хозяин был для них как многоликий Янус: и работодатель, и крыша от других ментов, проверяющих регистрацию и легальность их пребывания, и кормилец и Карабас Барабас.

*****
Развалившиеся в шезлонгах на дерновой лужайке, охранники владения районного начальника частенько слышали громогласные и витиеватые матерные разносы, которые устраивал своим строителям сосед.

- Опять мент своих рабов гоняет. Сейчас свалит, постреляем по банкам.

По верху массивного краснокирпичного забора вились кованые кружева. На пики этой кружевной оборки охранники частенько надевали пивные банки. Штук по 10-15. Договаривались о ставках и палили.

Услышав очередную «канонаду» за забором таджикские бригады разбегались или залегали за кучами песка и гравия.

В этот раз на самом верху строительных лесов был новенький Абдрахман. Когда началась пальба, он замер от неожиданности, вместо того чтобы кричать или прыгать. Пуля прошила парню плечо. На излете стукнулась о кирпич и упала на землю. Абдрахман осел на мостки лесов и тихо завыл от боли.

В паузе, когда у стрелков освободились новые банки от выпитого только что пива, рабочие сняли Абдрахмана с высоты и отнесли в бытовку. Бригадир доложил о происшествии домработнице Нине, а та тут же отзвонилась хозяину.

Новенький Мицубиши Поджеро влетел во двор минут через тридцать. Подполковник Журавский и мужчина в штатском с медицинским чемоданчиком быстро прошли в бытовку.

Осмотрев молодого каменщика, доктор сказал

- Ранение навылет, кости не задеты. Прошиты мягкие ткани. В общем, приехали вовремя: крови много не потерял. Прогноз благоприятный.

Пока доктор из милицейской санчасти (друг подполковника) оказывал помощь раненому, хозяин внимательно осматривал землю под лесами. Цепкий опытный взгляд оперативника пулю искал недолго. Сдув песок, подполковник аккуратно завернул ее в свой носовой платок и положил в карман форменного кителя.

Рабочим было строго-настрого под страхом лишения работы и выдворения со стройки приказано молчать о происшедшем. Официальный ход делу давать было не резонно: содержание нелегалов и использование их труда практически за даром - такое не должно было всплыть. Но и спускать соседу, слишком круто поднявшемуся в своем материальном благополучии, тоже не хотелось. Теперь чиновник был на крючке, и произошедшее было хорошим поводом для шантажа.

Переплет
До начала ночной «смены» оставалось еще минут сорок. Вика подъехала на частнике к самой стекляшке на набережной, где они обычно встречались с «товаркой по цеху» Маринкой- проституткой с трехлетним стажем. Ели мороженное, трепались о своих грешных делах, хвастались очередными побрякушками, которыми увешивали себя как папуаски для привлечения внимания.
Маринка сидела за столиком с очень озабоченным лицом.
- Эй, подруга, у тебя проблемы? Залетела опять или подхватила чего?
- Блин, Викуся, проблемы у тебя. Я тут тебя давно поджидаю. Изъерзалась вся на этих пластиковых седалищах. Слушай сюда. Юрку сегодня отмутузили конкретно, морду расфальцевали, места живого нет. По-моему, нос сломали. Или вывихнули.
- Так ему и надо, подонку такому.
- Да слушай ты. Трое крепких парней требовали от него твой адрес! Орали, что ты чего-то там сперла, когда была на вызове позавчера. Короче, тебе повезло, что Юрок твой адрес не знал. Но на всякий случай тебе надо куда-то сваливать скорее. Они орали, что из-под земли тебя отроют и снова зароют…Такие вот пироги с котятами! Так что ищут тебя и те трое быков и наш любимейший Юрок…
- Ой, Мариш, ты меня спасла. Не забуду…Побежала я. Я тебя найду сама.
- Вика, ты? Почему вернулась? Окликнула мать. Она уже начала вставать и тихонько передвигаться по комнатам. Жизнь к ней возвращалась вместе навыками ходьбы. Ватные ноги еще не очень слушались, но к ним уже вернулись ощущения боли и усталости.
- Да, мам. Это я. Голова что-то разболелась, я пришла. Не волнуйся. Я сразу - спать, в кафе перекусила. На ходу придумала Вика, чтобы избежать лишних вопросов.
- Выпей цитрамона сразу пару таблеток и ложись.
- Хорошо, Спокойной ночи. И ты ложись пораньше, сегодня есть возможность отоспаться.
Вика легла в одежде на свою кровать и стала думать. «Конечно, рано или поздно, охранники достанут меня тут. Мать больная, я ее подставлю. Ни они так Юрок. У него так просто с бордюра не соскочишь. Черт меня дернул брать эту пушку?»
Вика резко села. Сдавила виски. Посмотрела на себя в зеркало.
-Какая же я, дура набитая! В такое дерьмо по собственной глупости влезла по уши. Вика достала из-под кровати бутылку коньяка, которая последнее время все чаще выручала ее по ночам, когда она возвращалась никакая от усталости с ночной «смены». Порой такое существование так доставало ее, что Вика, казалось, уже готова была влезть в петлю от отчаяния, от отвращения к себе, от ненависти ко всем мужчинам сразу и от безысходности своей сволочной жизни. Пила, забывалась… На следующий день все становилось на круги своя.
Теперь же переплет был самый крутой. За фортель, который она выкинула, могут прибить, раз уж так всполошились.
В трудные моменты своей жизни Вика свои самые сокровенные мысли и сомнения доверяла тайному девичьему дневнику, который всегда тщательно прятала от матери, а потом и от ее сожителя. Только выводя ровные строчки на клетчатых страничках, она была самой собой в откровениях и мечтах, размышлениях и эмоциях. Вот и теперь по привычке, решила снять камень с души - поговорить со своим старым другом-дневником.
Тихонько придвинув стул к старому приземистому буфету, ухватившись крепче за ручку дверцы, чтобы не свалиться (коньяк уже стал действовать), она поднялась на цыпочки и стала шарить рукой за резной макушкой старинного дубового монстра. Сначала нащупала конверт, потом небольшой незнакомый портфель, под ним уже и свой старинный пыльный дневничок.
До него в ту ночь руки так и не дошли. Она долго держала в руках письмо полковника Югина, который оказался ее отцом и случайным клиентом по сексу. Думала. И, наконец, пришла к мысли: обращение с запиской полковника к его знакомому из ФСБ - это шанс выкрутиться из создавшейся опасной ситуации. Приняв решение, немного успокоилась.
Такого портфеля у них с матерью не было. Любопытство взяло вверх, и она нажала на замок. Он не поддался. Вика взяла шпильку. Через пару минут портфель стал доступен к изучению. Его содержимое не просто удивило Вику, а поразило ее…Но об этом она решила подумать потом.
Шестая глава
Визит в неизвестность
Утром около девяти, скромно одетая и гладко причесанная, почти без косметики, Вика стояла напротив входа в местное управление ФСБ. Набрала воздуха в грудь, выдохнула и открыла массивную дверь.

- Старший лейтенант Горелов. Девушка, вам кого надо? Симпатичный стройный офицер поднялся со стула из-за столика с телефонами и представился.

Вика сбивчиво пояснила, что ей нужен полковник Холодов по личному вопросу. Горелов позвонил. Отрывисто сказал в трубку: «Есть, товарищ полковник!» Затем написал на бумаге для заметок несколько цифр и передал их Вике.

- Вот номер телефона. Позвоните по нему вот из этой комнаты. Старший лейтенант проводил девушку в небольшой кабинет в двух шагах от дежурного, показал местный телефон и прикрыл дверь за собой.

- Здравствуйте, извините, что я Вас беспокою. У меня срочные обстоятельства возникли. Короче говоря, у меня для Вас записка от Югина.

- Да, который недавно погиб. Кто он мне? …Не знаю, как объяснить.

- Хорошо, я буду в этом месте в половине одиннадцатого. Хорошо, записку захвачу. Спасибо, до свидания.

Ждать не пришлось ни минуты. Полковник был точен как швейцарские часы. Он подошел к скамейке в дальнем тенистом углу парка, где назначил встречу. Подошел неслышно со стороны газона и без приветствия сказал.

- Это вы мне звонили? Вика вздрогнула от неожиданности. Кивнула.

Полковник, не снимая темных очков, сел рядом.

- Излагайте суть и дайте мне записку. Вика протянула ему оторванную полоску бумаги со словами, которые были адресованы конкретно полковнику.

- Но это только часть письма, я полагаю?

- Да. Но все, что написано выше, предназначено только мне. Очень личное.

- Хорошо, что за обстоятельства заставили Вас отдать мне это послание? Что стряслось? Пожалуйста, коротко и внятно. Все по порядку.

Большого самообладания стоило девушке рассказывать незнакомому человеку, не видя его глаз и реакции на ее слова, о своих бедах. Почему вышла на панель, о больной матери, о последнем визите в коттедж, о пистолете. Когда ее сбивчивый рассказ иссяк, полковник задал еще несколько вопросов.

- Коттедж находится в конце улицы на полуострове «Рабочий»? Белого цвета с отделкой красным кирпичом, с красной крышей и башенками? На белом каменном заборе кованые вставки с финтифлюшками?

- Вроде бы, да…

-Так «вроде»? Или «да»? Вспомните, это важно. Кто хозяин коттеджа знаете?

- Да. Но хозяина я не знаю. Были только три охранника. Уроды.

- Это издержки вашего ремесла. Знали, на что идете. Не девочка уже.

- Да, конечно…Вика опустила голову и тяжело вздохнула.

- И последний вопрос. От ответа будут зависеть наши дальнейшие шаги.

Кто вам был полковник Югин? Почему он о вас хлопотал перед смертью?

- Он…был мой постоянный клиент. Через длинную паузу произнесла Виктория.

- Точно? Полковник приподнял очки и пронзительно взглянул на девушку своими стальными буравчиками-глазами.

- Да…Выдохнула Вика. Сил уже не было. Хотелось одного, чтобы скорее закончился это разговор, больше похожий на допрос. При этом человеке она чувствовала себя «обнаженной»: будто кожа содрана с тела и души, и мысли видны насквозь…

- Сделаем так. Идите домой. Носа из дома не высовывать. Через два дня позвоните мне по этому номеру. Да, как Вас зовут-то?

-Виктория Медведева.

- Виктория…Победа… Значит, будем побеждать…Усмехнулся полковник. Встал и ушел по аллее, не прощаясь.

*****

Первые сутки ожидания тянулись как медленная пытка, когда капля по капле долбит голову. Вика была сжата как пружина. Прислушивалась к каждому шороху на улице, застывала от каждой остановившейся по близости машины. Даже в магазин не выходила. Матери наказала, говорить, если кто поинтересуется, что она уехала за город на пару дней отдыхать.

Засыпала долго. Закрывала глаза, и ей казалось, что кто-то кладет на лицо подушку. Она вскакивала, включала ночник. Бродила по темным комнатенкам. И снова ложилась. С третье попытки удалось заснуть…

Злой клоун
“Я слышу, как звонко шлепаю босыми ногами по бесконечному узкому, темному коридору, который разветвляется то вправо, то влево на такие же лабиринты темноты.
Почти теряю ориентир. Иду, как слепая, выставив руки то вперед, то в стороны. Вот справа дверь. Шарю по ней. Толкаю. Закрыта. Иду дальше. Снова закрытая дверь. Но из замочной скважины - лучик света. Встаю на колени. Заглядываю внутрь. Там на стуле сидит красивый белый котенок. Как хочется мне взять его в попутчики. Может быть, тогда станет проще ориентироваться в этом странном сооружении. Давлю плечом, но дверь не поддается.
Иду дальше. Вон полоска света пробивается в щель. Приоткрываю дверь.
- Боже мой, сколько вас тут? Какие вы все грязные, худые, разноцветные не то, что тот беленький, красивый и ухоженный.
- Наверное, голодные?

- Но у меня у самой нет ничего…

Бедняга, рыжий…Иди, я поглажу тебя.

-Ой, да ты линяешь сильно. Шерсть клочками выпадает.

- Может быть, тебя обидела вон та ворона, со сломанным клювом?

-Кыш, подлая, с подоконника!

Я подхожу ближе к окну. Прислоняю лицо к мутному немытому стеклу.
Какой-то сердитый клоун стоит напротив и манит меня за собой.
- Ах, ты сволочь! Ты хочет заманить меня в тот черный катафалк?
- У, злыдень! Сам садись в него, мне еще рано в такую машину.
Я возвращаюсь к двери. Открываю ее, за мной увязались грязные котята. Но там теперь нет пола! Котята летят в бездну. Я успеваю схватить только рыженького, прижать к груди. И отпрянуть от распахнутой в бездну двери. Слышу: как наглая ворона долбит в стекло клювом…”
Вика открыла глаза, услышала реальный стук в дверь. Не настойчивый, а осторожный.

- Викуля, открывать или нет? Донесся голос матери.

- Мам, лежи. Я сама посмотрю, кого там принесло. На деревянном кривоватом порожке стояла Маришка, ее подруга по несчастью.

- С добрым утречком вас, мадам прогульщица. Маринка была явно навеселе.

- Ты чего, блин, во всем прикиде сюда приперлась-то?

-Дык, время глянь, полшестого. Нормальные граждане еще дрыхнут. А на ненормальных, которые по ночам таскаются, как мы с тобой, мне накласть с высокой колокольни.

- Не выступай. Слушай сюда. Подвалил вчерась ко мне перед сменой Юрок. Морда вся перекошенная, опухшая. Как у того мужика из анекдота. Хошь, расскажу? Описаешься от смеха.

- Потом расскажешь. Не тяни резину…Я и так вся на нерве.

- Так вот Юрок мне приказал найти тебя и сказать, чтобы выходила на работу спокойно. Он тебя не тронет. Потому что ситуация разрулилась. Так и сказал «ситуация разрулилась», и к тебе ни у кого нет претензий.

- Правда, что ли?

- Была бы коммунисткой, сказала бы «вот те крест». Сейчас все партийные по церквям лбы крестят, мода такая. А так могу произнести самую верную клятву проститутки. Клянусь целым презервативом! Маринка заржала, как удовлетворенная молодая кобыла после случки.

- Да тише ты! Мать услышит. Разошлась тут. С чего напилась- то?

- А ты не в курсе. Здоровье берегу - стресс снимаю после тяжелой трудовой смены. Ты анекдот-то послушай.

-Ну, давай, а то не отвяжешься же.

- Приходит мужик домой пьяный, весь в помаде, под утро. Такие от нас к женам возвращаются. На пороге жена со скалкой. Мужик ласково так ей говорит: « Ах, ты моя хозяюшка! Все печешь и печешь…» Очнулся он только через сутки весь в фингалах, как наш Юрок. Я девкам вчерась на точке этот анекдот рассказала. Ваще был убойный концерт. К кому Юра не подойдет «с наставлениями», все девки, завидев его битую рожу, укатываются от смеха. Никакого сочувствия начальству…

-Ну, понятно все. Я тебя в гости не зову, сама понимаешь… На точке увидимся, раз запара прошла.

- Да ладно, я понимаю. Пойду домой отсыпаться. Чава - какава. Маришка поплыла по сонной улице, профессионально покачивая бедрами. Из образа не вышла… еще.

— Вика, кто там?

— Не волнуйся, мам. Это ко мне. Вика пошла в комнату матери, села на край кровати. И закрыла лицо ладонями.

— Ты чего? Давай, выкладывай. В себе не держи. А то я вся изведусь…

— Да сон такой приснился странный, как цветное кино. Четкий такой. Может, ты в своих сонниках пороешься? К чему это все мне привиделось. Вика подробно рассказала матери свой странный сон.

— Знаешь, сон знаковый. Давай разберемся. Я много сонников читала и старых и новых. Там есть различия, и есть совпадения. Сны это отражение наших мыслей о прошлом, настоящем и будущем. Например, если ты во сне

бродишь по длинному темному коридору и не знаешь, куда идти дальше, то такой сон — отражение твоей сегодняшней действительности.

Ведь, правда, мы с тобой из-за цепи плохих событий потеряли жизненно важные ориентиры. На тебя столько всего навалилось…

Но ты сказала, что в одной из комнат в этом темном лабиринте был свет. Это значит: что жизнь поставит тебя перед необходимостью принять ответственное решение, от которого будет зависеть дальнейшая судьба. Наверное, неплохо, если что-то меняется. Темнота на свет.

А вот белый котенок — знак тревожный. Надо быть осторожной. Это предупреждение, что тебя попытаются обманом заманить в хитроумно расставленные сети.

— И как поступать?

— Сказано, что надо послушать свое сердце и положиться на женскую интуицию. И есть надежда, что победит здравый смысл.

— А те грязные, несчастные голодные котята к чему?

— Еще одно предупреждение, что ты можешь стать наяву жертвой собственной неосторожности.

— Я во сне брала на руки грязного жалкого рыжего котенка, из которого клоками лезла шерсть…

— Написано вот про шерсть смотри: «Если Вы гладите животное, а у него выпадают клоки шерсти, то в реальной жизни Вам следует задуматься над своим здоровьем, поскольку за внешним благополучием могут скрываться серьезные проблемы. Сон, в котором у Вас выпадают клоки волос, предупреждает Вас о возможной беде. Если во сне Вы видите, как во время драки животных их шерсть летит клоками, то наяву Вам следует избегать общения с подозрительными людьми».

— Видишь, ничего хорошего это не предвещает.

— Да, уж. Ну а клоун с катафалком совсем, наверное, полный мрак?

— Про клоуна я читала, что он знак того, что могут вовлечь в авантюру неприятную, что может обманывать человек, который обещает помогать.

Ну, а катафалк, действительно — предупреждение о том, несчастье может случиться с кем - то очень близким, любимым, но ты этого можешь не увидеть, а узнаешь гораздо позже. И еще катафалк—предвестник поединка наяву с сильным и жестоким соперником. К сожалению, и ворона со сломанным клювом стучащая им во сне, может настучать беду и наяву…Так толкуется.

Знаешь, Викуля, вообще-то не бери в голову всерьез. Ведь это только сны. Мне тогда сон приснился, помнишь? Будто мне калека принес письмо. Но ведь мы письмо не получали. И никаких плохих вестей? Или я чего не знаю?

— Нет. Нет, мама. Никакого письма не было… С проблемами мы же справляемся. И будем справляться. У меня имя такое. На роду написано - ПОБЕЖДАТЬ! Ты скоро совсем поправишься. И все будет отлично.

Вика Медведева — агент «Медведка»
— Здравствуйте! Сказала Вика в трубку ровно в пять часов, как было условлено. В ответ прозвучало отрывисто.

— Встретимся там же через 53 минуты. Захватите вещь из коттеджа.

И все. Пошли гудки. Такая у полковника была манера общения. На службе: с подчиненными и с агентами он был предельно сух, педантичен, даже жесток порой — полная противоположность тому улыбчивому доброму дядьке, в которого превращался дома, особенно наедине с любимой собакой Зоськой, Московской сторожевой. Правда, последние два года, и дома он стал часто сух и неразговорчив, даже с женой. На то были серьезные причины…

— Итак, девушка Виктория. Кража и незаконное хранение оружия — это потянет лет на пять минимум. К тому же из этого ствола, что Вы прихватили, был ранен человек. И еще большой вопрос: не Ваших ли рук это дело? Наверняка на рукоятке есть Ваши отпечатки пальчиков. Так что у следствия железные зацепки. А это уже еще серьезнее срок.

— Да что Вы такое говорите? Я не стрелял из этого пистолета. Тем более в человека.

— Вы очень удобная фигура, чтобы без особых заморочек, навесить на Вас все, что на этом оружии числится. Какое сочувствие может быть в беспристрастного следователя к проститутке? Никакого. Скорее наоборот. Вы не ребенок и это понимаете не хуже меня. Денег, чтобы откупиться из этой грязной истории у вас, я так понял, нет.

— Я потому к Вам и обратилась, что сама не могу найти выхода. Вика сжала виски. Но слезы унять не смогла. На щеки выступили две крупные прозрачные горошины и поползли вниз.

— На сантименты у меня времени нет. Сырость не разводите. Меня на это не возьмешь. Если не хотите в тюрьму и хотите моей помощи, с этого момента будете в полном моем подчинении и беспрекословно выполнять все мои приказы. На раздумье минута. Время пошло…

— А какие приказы? Я что буду с Вами спать? Вика вытаращила на полковника свои зеленые глазищи, которые мигом высохли и сверкнули нехорошими искорками.

— Спать? Со мной? Вряд ли… А вот если понадобится для дела с кем-то переспать, то обязательно. Это же ваш промысел. Чему тут удивляться? Будем использовать по профессии…

— Осталось пятнадцать секунд. Или Вы говорите «да» и мы закрепляем письменно наше сотрудничество, или отдаете мне оружие и идете восвояси, ждать, когда за Вами приедут…

Вика медленно стала застегивать молнию на сумочке. Полковник отреагировал мгновенно: положил свою тяжелую железную ладонь на руку девушки. Пистолет, взятый им аккуратно за дуло, перекочевал в полиэтиленовый пакет и в карман пиджака.

Скачать
 / 6
роман Милы Стрелецкой Лабиринт Медведки(1 том).doc
Реклама
Конструктор сайтов для бизнесаРезультат на 100%: не нужно быть программистом, чтобы создать хороший сайт
— Итак. Время вышло.

— Я согласна. Тихо произнесла Виктория и опустила голову.

— Хорошо. С этого момента Ваш псевдоним «Медведка». Тем же отрывисто-равнодушным тоном скомандовал полковник.

— Документально закрепим сотрудничество в следующую встречу. Сейчас мне уже некогда. Время не ждет. Знаете, где гостиница « Виктория»?

— Я все гостиницы знаю. Бывала везде за два года.

— Ах, да. Тогда запомните вот этот адрес, туда и придете после согласования времени и даты по телефону. Полковник показал Вике листок с адресом, но в руки не отдал. Завтра выходите, как обычно, на свое «рабочее место». Не бойтесь, никто Вас не тронет. Ни сутенер Ваш, ни те ребята из коттеджа. Это мои проблемы. Если сутенер через некоторое время предложит другие условия, более престижные, для обслуживания клиентов, отказываться глупо, так ведь?

— Да, конечно.

— Ну, вот и не отказывайтесь. Все на сегодня.

Полковник встал и быстрым шагом спортсмена удалился без прощания, как и в первый раз.

— А куда деваться-то? Сама себя спросила Вика.— Лучше такая крыша, чем никакой. Почему он меня окрестил «медведкой»? Из-за фамилии или рыть придется глубоко? Поживем, увидим…

Завербовать неопытную девчонку, чтобы сделать ее послушным и важным винтиком в своей сложной игре, полковнику Холодову удалось без труда и особой тактики по отслеживанию и разработки объекта. Вика просто подвернулась ему под руку в нужный момент и в нужное время. Так случается.

Седьмая глава
Звонок надежды
— Отец, это я Денис!

Голос сына прозвучал в мобильнике, как гром среди ясного неба. Месяцы тишины и неизвестности вымотали все нервы полковника Холодова. Домой возвращаться с работы — было сущим адом. Стенания, причитания и жуткие прогнозы о мученической смерти сына в чеченском плену, которые он теперь постоянно слышал от жены, делали его беспомощным, слабым, лишали сил и способности логически мыслить и принимать верные решения. На работе, в конторе, он забывался на время под вечным валом дел.

Кадык заметался в горле полковника, он ответил хриплым голосом.

— Говори, я слушаю тебя сын. Все что можешь говорить, сообщи.

— Я попал …Случайно. Замазан. Есть договоренность: баш — на баш, если ты посодействуешь. Мне надо знать в принципе: пойдешь ты на это или нет?

— Я не бог всемогущий, ты это знаешь. Но ради тебя сделаю многое, что в рамках разума. Держись. Думай головой. Хитри. Ты жив —это главное.

Через неделю на полковника Холодова вышел человек, представившийся, как Имамали. Его просьба-условие заключалась в том, чтобы полковник оказал содействие в освобождении из-под стражи на подписку о невыезде одного кавказца, у которого при досмотре машины нашли небольшой пакет с опием. За это обещали, вернуть сына живым…Выкупа не просили, но оговаривалось условие: если вдруг что понадобится, обратятся.

Встреча
За полгода до этого звонка происходили события той засады, где «замазывали кровью» Холодова-младшего…

Раздолбанная Нива долго юлила по горному серпантину. Наконец остановилась. Дальше по тропке надо было подняться в верхний двор, где были ямы для пленников-рабов, и содержалась скотина. Старший из братьев, Рамзан, повел старлея Зудина, толкая дулом в спину. Денису пришлось быть поводырем у второго пленного. Грязная тряпка закрывала ему пол лица, спускаясь рваным уголом на разбитые пересохшие губы. Парень на ходу постоянно отплевывал ошметок ткани.

—Давай, шагай вперед. Раз уж разиню словили.

— Ты сам-то по говору нашенский вроде, с юга России?

— Не твое дело. Помалкивай, а то и рот завяжу.

— Хрен уж…Промахнулись твои чичи - хозяева со мной. Некому за меня бабло платить. Мать у меня одна, и та психбольная. Так что, кроме размена, зверькам твоим от меня никакой радости и выгоды.

— Да заткнись ты. Все, стоп! Сел на землю. Пришли.

—Эй, русский, ты этого солдата в свою бывшую норку сади. Понял? Потом в дом зайди пожрать, отец велел. Крикнул Рамзам Холодову.

— Понял, не дурак.

—.О, да ты вижу, с ними сторговался. Процедил пленник.

— Последний раз говорю: заткни глотку, а то схлопочешь. Расчирикался тут, блин.

Денис снял бандану и смыл камуфляжную краску с лица. Ткнул кулаком пленника в спину, вложил ему в руки ковш с водой. Солдат жадно выпил все.

—Еще налей. И повязку эту долбанную, снимай.

Денис содрал повязку с глаз пленника. Парень мокрыми руками вытер пыль с лица. И поднял голову. Оба застыли от неожиданности, увидав собственное отражение.

Первым пришел в себя Денис.

— Не фига себе номер. Я думал такое только в кино бывает. Ты кто такой?

— А ты кто такой?

— Я Денис Холодов.

— Я Алексей Курганов.

— Но у меня такое впечатление, что мы совершенно одинаковые.

— Мне тоже так кажется. Но разве такое может быть?

— Я читал, что у каждого человека есть где-то двойник. Ты когда родился?

— Я 27 ноября 1976 года в центральном роддоме А……ка.

— Врешь! Не может быть? Я ведь тоже там родился в тот же день. Ну, дела. Прямо как в фильме «Двойник» с Ван Дамом.

— Эй, русский, ты чего там возишься. Сади его в яму и иди сюда. Отец ждать не любит! Издали крикнул Рамзан.

— Слушай Леха, похоже, мы братья. Да еще близнецы. Думаю, чичам это знать ни к чему. На бандану, и морду измажь, как следует. И старайся черножопым свое личико не демонстрировать, по возможности. Давай в мою яму спускайся. Я позже приду, к ночи. Потолкуем.

— Странно как-то. Не было у меня никакого брата. Мать бы сказала.

Леха спустился в цементный мешок, уселся на солому и задумался. Столько нежданных событий свалилось сразу на его голову за одни сутки.

Ночь окутала прохладой. Алексей свернулся калачиком. Небо, очерченное неровными, рваными границами ямы, казалось фантастической картиной. Темно-чернильное бархатное полотно с разбросанными блестками звезд. Только «багет» у такого природного великолепия был недостойный.

«Что теперь будет? Чичены крадут для выкупа, это их бизнес. А с меня какой толк? Голь перекатная. Как узнают, прирежут, как брана. Или в раба превратят».

Такая малорадостная прелюдия, перебивалась мыслями об удивительной встрече. Леха с удивлением думал. «Неужели этот парень действительно мой родной брат? Странно как-то…Такое, действительно, могут выдумать только в кино. Может нам вместе попробовать выбраться. Ему, вроде, доверяют… Или делают вид? Разве можно понять толком, что на уме у этих чурок?»

В оглушительной тишине он услышал осторожные шаги и приглушенные голоса двух человек. Зажмурил глаза и замер, изображаю спящего.

— И этот новенький тоже спит. С перепугу.

— Ты хорошо все отснял сегодня?

— Конечно, брат. Не в первый раз же.

— Кассету отдашь Алимхану, он завтра заедет. Он так все это кино сделает, что будет как в телевизоре. Полковничий сыночек не отвертится, и его папаша - тоже.

— Он, гад, в воздух шмалял из калаша. Лицо такое страшное было. Я в глазок камеры смотрел, приближал трансфокатором.

— Такой бешеный он там сделался, мог всех завалить в момент.

— Не успел бы, я ему дуло своего калаша прямо в ребро держал. Отец так велел.

—Отец у нас умный, да. Все предусмотрел. Русский сопляк думает: старого чеченца перехитрит.

Шаги удалились. Голоса растворила тишина ночи.

Алексей толком не понял тогда, о ком шла речь. Суть брошенных фраз дошла до его сознания потом, гораздо позже, чем надо…

Закордонные адреса
Братья Арби и Беслан Абубакаровы вместе с сестрой Марьям почти благополучно прошли регистрацию на чартерный рейс в Анталью. Если не считать личного досмотра дерзкой сестры. После тюрьмы ненависть ко всем окружающим ее в русском городе, где осело их двуликое семейство, переполняла все ее существо.

Таким же вызывающим, ненавистно-ядовитым взглядом смотрела она и на молодого невозмутимого офицера в окне пограничного контроля. Он же взглянул на девицу с едва уловимой снисходительной улыбкой, что-то сказал в трубку по местной связи. Через минуту появилась строгая женщина в пограничной форме.

— Пройдемте со мной для личного досмотра. Сказала она тоном, не терпящим возражений.

— Иди и не рыпайся. Тычком в плечо Беслан подтолкнул Марьям. И шепнул в ухо.

— Скоро все кончится, еще немного потерпи.

Время перелета прошло без происшествий.

После пыльного провинциального российского городишки, особенно того старого района, где обитала семья Абубакаровых, турецкое черноморское побережье казалось раем земным.

Маленький отель не ощущался абсолютно чужим и заграничным. Большинство постояльцев здесь были землями. После боевых вылазок на российском Юге боевики залечивали тут раны и проходили реабилитацию.

«Адидасы» китайского производства мелькали то тут, то там. Выздоравливающие молодые парни слонялись, маясь от безделья по маленькому парку около отеля. Лениво передвигали гигантские фигуры шахмат в уютном холле. Грели волосатые тела у кромки бассейна с бирюзовой водой. Играли в нарды на берегу моря.

Марьямку с братьями заметили многие. Не сколько братьев, сколько именно их сестру. Тут практически не было женщин. Их привозили изредка по вызову в полузакрытый отель для определенных утех, в которых нуждались застоявшиеся без войны боевики.

Девушку разместили в маленьком одноместном номере. Узкая кровать с плоской подушкой, тумбочка с лампой, телефоном и Кораном в коричневом переплете, стул — все убранство комнаты. Душ и туалет в конце коридора, как в общежитии. Хозяева явно не баловали постояльцев комфортом. Видимо, компенсировали окружающей райской природой.

— Слушай брат, кто эта девушка с вами? Спросил Беслана незнакомый небритый парень, перевесившийся через перегородку между балконами.

— Это наша сестра. Но ты лучше не клейся.

— Она что замужем?

— Нет еще. Некогда было. В русской тюрьме сидела.

— Да ты что, дорогой?

—Да, по глупому попала. Дерзкая очень. Не связывайся с ней. По хорошему предупреждаю.

— Слушай, брат, а если она не будет против?

— Я тебя предупредил. Обидишь, зарежу.

— Я не обижу, клянусь мамой. Я ласковый.

*****

Полдня, до самого вечера, Анвер (так звали боевика) торчал на балконе, караулил соседку. Когда голоса мужчин перестали слышаться из ее номера, он решил сделать первые шаги к сближению. Подготовил подарок, чтобы умаслить девушку, если будет ломаться. В недавнем налете на сберкассу в небольшом дагестанском городке, где брали деньги, ему приглянулись серьги на одной перепуганной на смерть девушке. Он не упустил момент. Забрал. Теперь они могли пригодиться.

—.Эй, ты чего такая грустная? — Анвер ловко перекинул ногу через перила и спрыгнул на балкон соседки.

— Лучше не лезь, козел вонючий! — Сразу ощетинилась девица.

Анвер опешил, не ожидая такого не традиционного, не по-женски резкого приема от соплеменницы.

— Ты что, женщина, стыд потеряла? Как говоришь с мужчиной?— Я к тебе по-хорошему. Познакомиться хочу.

Девица быстро толкнула плечом балконную дверь и скрылась в комнате. Анвер направился следом. Незнакомка распахнула дверь в коридор, парень кинулся за ней.

— Погоди, я же тебе ничего плохого не сделаю. Тебе подарок принес. Анвер полез, было в карман за сережками. И тут напоролся на взгляд. Столько злобы он за всю свою тридцатилетнюю жизнь еще не видел в женских глазах. Он замер на мгновение. Как кролик перед удавом. Неожиданный удар в пах невероятной силы сложил парня пополам. С диким воем раненого зверя он выполз из номера …На шум из своей комнаты выскочили братья Абубакаровы.

Марьям, сверкнув глазами, с силой захлопнула дверь.

— Слушай, брат, я тебе говорил: не вяжись к ней. Надо было беречь яйца. Она у нас бешенная. Всех мужчин ненавидит. Сами мучаемся с такой дикой кошкой. Не знаем, куда ее пристроить.

Денег много не бывает
До заварухи в коридоре в соседнем номере шел негромкий разговор, между братьями и человеком средних лет. Половину его лица закрывали черные очки, из выреза рубашки выглядывал свежий розовый шрам. Незнакомец говорил по-русски совершенно без акцента, но немного надрывно, будто болел ангиной. Четки его были из янтарных и черных бусин. Он перебирал их холеными пальцами, выдававшими в нем не воина, а скорее человека духовной сферы деятельности.

— Месть дело святое. За единственную сестру — тем более. Только благодаря нерасторопности местных оперов вы успели скрыться.

— Нам оставаться там было нельзя и по другой причине тоже.— Сказал старший из братьев Беслан.

— По какой же? Спросил незнакомец, закашлялся и помассировал горло.

— Недавно опять маски облавы устраивали, полный шмон. В двух дворах по соседству с тем, где наша семья живет, тайники нашли с оружием и литературой, которую вы нам поставляете. Двоих парней увели из наших. Наверняка за домом приглядывать будут. Русским замок на рот не повесишь. Обязательно стукнут, если что… Мы наверняка все в розыске.

— Разве это теперь проблема?

— А разве нет?

— Меняете лицо, потом документы. И катаетесь туда - сюда, сколько надо для дела. Не вы первые, не вы последние. Для нашей справедливой борьбы нужно много денег, чтобы покупать оружие, снаряжение. Мне нужны надежные люди из обстрелянных бойцов, чтобы выполнять особые поручения. Потому я здесь.

— Иса, можешь на нас рассчитывать. Клянусь аллахом, моя ненависть к неверным не иссякнет, я ее передам своим детям и внукам.

— Наш род всегда боролся за свободу. И мы, и сестра в твоем распоряжении.

— Хорошо. Отдохните неделю тут. Потом я скажу, что делать. Постарайтесь из отеля не выходить без острой необходимости. Думаю, и вы и сестра пригодитесь в самое ближайшее время в одной операции…

Братья
После удивительной встречи со своим двойником Денису было, над чем задуматься.

"Если он с этим парнем братья- близнецы, то кто настоящие родители? Почему их разлучили? Чья мать, Алексея или его настоящая, а чья приемная? Теперь все эти перипетии не давали покоя и отодвинули на второй план мысли о неудобстве существования.

Когда одноглазый Абдул уезжал, Денис чувствовал себя почти свободным человеком. Старший из братьев в отсутствии отца из дома почти не выходил, лежал перед видиком и смотрел запретную порнуху. Все хозяйственные дела поручались Ризвану. Главные: "вовремя накормить и убрать за скотиной", включая животных и пленников. Тупость и лень — качества натуры любимца семьи, которые Денис теперь использовал с выгодой. Он взял на себя обязанности Ризвана, который мог в вместе с Рамзаном смотреть без отрыва запрещенные отцом кассеты.

Старый Абдул строителей отдал "в аренду" в соседний аул двоюродному брату. Старшего лейтенанта Зудина увезли на той же Ниве через три дня в неизвестном направлении. В яме оставался только Алексей. Ему носил пищу и воду Денис, опускал ведро для естественных надобностей. Убирал навоз за овцами и коровами, кормил кур и индюков.

Пока брательники под горячие фильмы с упоением "гоняли лысых", Денис мог общаться с братом не только ночью, но и днем.

— Слышишь, Леш, как нога-то?

— Да ноет, зараза. Сильно подвернул, видно. Сухожилие, похоже, растянул. Тут, блин, вытянуть в яме некуда даже.

— Лови тряпку. Порви ее на бинты и перетяни ногу восьмеркой. Короче, зафиксируй, понял?

— Понял. Ты там днем-то не больно геройствуй. Лучше пореже сюда заглядывай, чтобы не заподозрили чего.

— Не боись. Да эти уроды опять голых баб по видаку смотрят напару, пока отца нет. Им не до нас.

— Я бы тоже не прочь посмотреть.

— Размечтался о кренделях небесных. Сначала надо отсюда выбраться.

— Денис, а у тебя женщины были до армии?

— Ну, как сказать. Были "пробы пера". Так без всяких сантиментов. Просто секс. Ничего особенного.

— У меня тоже. Пару раз диспетчерша из нашей автобазы на себя натянула с голодухи. Ей за тридцатник, а мужика постоянного нет. Горячая бабенка.

— Значит, девушки, которая "пишет и ждет" у тебя тоже нет?

— Наверное, нет. Соседская пацанка на меня все глазюки таращила. Ну, я ее перед самым отъездом в нашей подвальной "качалке" приголубил. Вот и весь мой опыт.

— Я все думаю: почему мы порознь выросли, в разных семьях?

— И мне теперь та же мысль покоя не дает. Вот выберемся, все разузнаем, да?

— Надо бы придумать что-то, конечно. Что мы? Бараны? На закланье должны идти безропотно? Тем более, нас теперь двое, братан.

— Странно, но мне нравится, что нас двое стало теперь. Всегда жалел, что я один росту в семье.

— Этот кривоногий ублюдок куда-то специально веревку спрятал, по которой из ямы вытаскивают. Но я постараюсь из дома у них спереть что- нибудь, чтобы связать можно было, и тебя поднимать.

Ну, до ночи.

— Пока, Ден. Спасибо, брат.

Восьмая глава
Первое поручение
Дверь чужой квартиры оказалась незапертой. Вика миновала прихожую и села к столу в гостиной, приглашенная жестом полковника.

Тут были чистые листки бумаги и ручка.

Без лишних рассуждений полковник стал диктовать ей текст Обязательства о сотрудничестве с органами, о присвоении ей как источнику информации и агенту псевдонима "Медведка" и о неразглашении любой информации, связанной с контактами в конторе.

Вика поставила в конце число и свою подпись.

— Почему Вы мне такое имя придумали? Можно узнать?

— Лишний вопрос. Без комментариев.

Привыкайте, что вопросы буду задавать я, а вы отвечать. Четко и ясно и без лишней лирики.

— Посмотрите на это фото. Если окажетесь в поле зрения этого мужчины, постарайтесь ему понравиться любым способом. Не мне вас этому учить. Вы в своем деле профи, так ведь?

— Надеюсь, что не на всю жизнь…

Это замечание полковник пропустил мимо ушей, будто не слышал. И продолжал инструктировать новоиспеченную агентку тем же бесстрастным строгим тоном.

— Если объект на вас клюнет и вам удастся установить с ним личный контакт, сразу отзвонитесь мне по этому номеру. В любое время, кроме глубокой ночи. Номер моего мобильного занесите в память своего телефона под любым именем. Понятно?

— Понятно. Только мобильника у меня пока нет. Как-то было без надобности лишние деньги зря тратить.

— Вот деньги. Расписку на эту сумму пишите. Так. Как только подключите связь, сразу мне сообщите свой номер. Постарайтесь с телефоном не расставаться и нигде его не оставлять.

На следующую встречу принесете аппарат с собой обязательно. На сегодня все. Про адрес никто не должен знать. Никто!

Вика кивнула. И тихо вышла из квартиры.

VIP-клуб Private
Долго ждать не пришлось. Через три смены Юрка сам нарисовался перед глазами, хотя раньше смотрел издали злыми глазами и не подходил. Выручку Вика передавала через Маринку, которая изнывала от любопытства, не находя ответа на вопрос — "Почему мелочный и злопамятный Юрка спустил на тормозах историю с Вичкой, и никак ее не наказал? Другим доставалось за более мелкие проступки: опоздание на точку, или не выполнение плана по ночной выручке…"

— Вот что, подруга, давай сваливай из нашей компании, баба с возу, кобыле легче. Короче, растешь профессионально. Можно сказать в карьере через ступеньки шагаешь…

— А ты против, что ли? — Напряглась Вика, как тигрица, готовая к прыжку.

— Да мне по фигу, если честно. Я человек маленький. Сказано выше отпустить, отпускаю. Конечно моя бы воля, я бы тебе вломил. Из-за тебя мой фэйс разрисовали.

— Это, Юрок, издержки нашей с тобой работенки. Не скули. Руки у тебя коротки теперь до меня дотянуться.

— Короче, некогда мне тут с тобой базарить. Пойдешь в Приват - клуб, скажешь от Сергея Ивановича.

— Ок, лады, Юрок, зла не держи.

— Успехов на полях половых сражений! Жаль, я тебя трахнуть не успел…

*** ",путаны

Мужчина в возрасте в районе лет сорока - сорока двух, с лицом, явно тронутым алкоголем, покачивался на дорогом кресле "Босс". В такт с его качающейся, как маятник, головой кланялся и серебряный шарик на специальной штуковине для релаксации. Свежий запах коньяка дополнял картину. Мужчина нехотя поднял зад с удобного кресла. Обошел Вику, как купец на лошадиной ярмарке. Придирчиво осмотрел. Прищелкнул языком и сказал, наконец.

— Ну, что…Присаживайся, присаживайся милочка. А сесть мы еще все успеем.— Хмыкнул мужчина.

—Шутка юмора. Раз о тебе позвонил сам Сергей Иванович, будем трудиться вместе на поприще достижения качественных сексуальных услуг для удовлетворения возрастающих половых потребностей VIP-персон. Но прежде, чем ты будешь иметь товарный вид, надо попотеть.

— С вами что ли? Откровенно по привычке спросила Вика.

— Да боже упаси. У меня, милочка моя, трудная нервная работа и любовь к изысканным напиткам в неприличном количестве убили всю стойкость в нужных частях организма. Увы, такова селяви…

Мужчина нажал кнопку под крышкой стола.

Вошла девица-референт.

— Татьяна, эту девушку, как бишь, тебя зовут-то?

—Виктория.

— Так вот, Викторию определите на трехмесячный курс полной подготовки: манеры, макияж, имидж, физподготока, пластика, актерское мастерство, основы сексуальной техники.

Внешние данные у нее не так запущены, будем делать рабочую единицу, эскорт - модель по полной программе. И вообще, Татьяна, займись девушкой вплотную. Мне звонили оттуда. Мужчина многозначительно ткнул указательным пальцем в потолок.

— Будет исполнено, Станислав Игоревич.

— Пойдемте со мной. — Я ознакомлю с программой подготовки и с договором-контрактом.

Насколько Вика поняла, договор - контракт состоял сплошь из ее обязанностей, о правах эскорт - модели упоминалось вскользь. Картина знакомая. Обычно Юрок, щедро приправляя матом, излагал на точке все те же пункты короче и не так заумно.

Особенно Вику рассмешил пункт, где говорилось: "Эскорт- модель будет осуществлять действия, которые будут приносить пользу сопровождаемому объекту." Контракт представлял собой 8 листов убористо напечатанного текста мелким шрифтом.

— Можно, мне эти бумаги с собой забрать? Я дома изучу и подпишу, а завтра верну Вам.

— Да, что Вы! Эти документы строго конфиденциальны. Их из офиса не выносят. Они хранятся в сейфе.

— Это почему же такие тайны мадридского двора?

— Мы обслуживаем высокопоставленных лиц, и заботимся о том, чтобы не возникла утечка информации. Вы же понимаете, что эти мужчины женатые люди. Зачем им лишняя головная боль?

— Понятно. Все то же самое, только названия приличнее и денег больше.

— Ну, и география, сами понимаете, не такая. Одно дело обслуживать у вокзала, другое в пятизвездочном отеле на Лазурном берегу. Хорошо, что Вы так реально все оцениваете. Можно сказать, без комплексом лишних. Кстати, для простоты общения, может, перейдем сразу на "ты"?

— Вот именно, для простоты,— буркнула Вика. Потаскуху, как ни назови, она все равно потаскухой останется.

— Ты, знаешь, времена меняются все-таки.

— В каком смысле?

— Ну, например, в итальянском парламенте есть представительница первой древнейшей профессии, Чоколлина. Я сама читала где-то. Ее избрали от профсоюза проституток.

— Я "в" депутаты не рвусь. Скорее "под" депутатов…

— Это не за горами. И народные избранники наши почетные VIP-клиенты. Как говорил еще Маркс, ничто человеческое им не чуждо.

— Круто завернула.

— Я по образованию философ.

— О, как! И теперь тут шлюх пристраиваешь к богатым мужикам. Лихо же тебя занесло, зигзаг нехилый получился.

— Не отвлекайся, давай лучше займемся коррекцией индивидуальной программы подготовки. Пойдем в раздевалку.

— Зачем это?

— В раздевалке раздеваются! Мне надо посмотреть в каком состоянии твое тело: где есть целлюлит, какая грудь, нет ли растяжек. И потом наметим курс специальной физподготовки.

Вика разделась до белья.

— Сними все, пожалуйста. — Сказала Татьяна, и нотки прозвучали больше просительные, чем приказные. Вика слегка насторожилась.

Татьяна начала осматривать ее тело очень внимательно, и ее касания не были похожи на докторские. Это были ласкающие, порхающие руки. Вика сделала круглые глаза, и было отстранилась.

— Ну, что ты дичишься-то? Когда и через тебя целый полк мужичья пропашет, поневоле женщины будут нравиться. Кроме того, часто нашим VIP-клиентам нравится заказывать лесби - обслугу.

—Это еще как?

— Мужчины эти, как бы сказать, слишком утомленные на своих работах, частенько уже, не очень "стойкие". Любят получать удовольствия, глядя, как ласкают друг друга лесбиянки. Ну, в общем, это у них как живой порно журнальчик. Любуются и ручками работают. Иначе уже не в состоянии.

— И много таких импотентов среди ваших "виповцев".

— Да, каждый второй, если не чаще. И извращенцев достаточно.

—Ну, с такими я уже тоже сталкивалась.

— Вот видишь. Всякое бывает. А ты брыкаешься. Давай дружно жить. Это выгоднее, чем враждовать.

Татьяна щелкнула задвижкой на двери. Расстегнула свою блузку. Ширкнула молнией на юбке, которая тут же проскользила по ее длинным ногам и легка цветным кольцом вокруг изящных шпилек. Татьяна переступила юбку и снова приблизилась.

"Придется стерпеть и это"— подумала Виктория — скандал затевать не в моих интересах. Дороже будет" А вслух сказала.

— У тебя тут ничего выпить нет? Для куража.

— Конечно, есть. Яичный ликер подойдет?

— Да. Мне все равно. Давай яичный.

Татьяна по - хозяйски взяла Вику за руку отвела на бархатный диван, уложила. Принесла из холодильника блюдо с бананами и апельсинами. Налила по пузатым коньячным бокалам беловатого странного ликера и села у ног Вики на ковер у дивана. Зазвучала тихая протяжная блюзовая композиция.

— Расслабься. И тебе будет приятно.

Виктория выпила ликер сразу, не смакуя. Он тут же ударил в голову. Она подставила бокал для наполнения. Татьяна не заставила ждать. Покачивая бедрами, она прошла к столику налила напитка, прихватила бананы и на ходу скинула блузку. Вика опять выпила залпом. Хотелось быть в прострации, чтобы ум притупился …Она прикрыла глаза, и откинулась на диванную подушку.

Татьяна стала капать тягучий ликер на пупок девушке и слизывать его. Затем тонкие струйки полились ниже, на выбритый лобок. Вика стала блаженно потягиваться и часто дышать. Татьяна на из своих губ передавала в ее губы надкусанную, сочащуюся соком дольку апельсина. Одну, вторую… Потом ее губы добрались до Викиных мочек. И она стала их нежно посасывать. Одновременно ласки внизу становились настойчивее. Татьяна не забывала и про себя. Прозрачные трусики не скрывали работу ее пальцев на самом чувствительном женском местечке.

Вика ощущала, как уплывает по течению реки Блаженства. Потом в ход пошел банан, который путешествовал по липкому телу и оказывался во рту то у одной, то у другой девушки. Третий бокал ликера разрушил все оставшиеся барьеры. Вика чувствовала, как истекает соками. И теперь позволила делать с собой все что угодно.

Банан занял более горячее место. И возвратно- поступательные движения им, которые мастерски проделывала Татьяна, толкали Вику на край блаженной пропасти.

Когда нечаянная любовница жадно впилась губами в "бугорок любви", Вика содрогнулась, закричала в голос. И улетела в сладостную темноту. Почти потеряла сознание.

Такого сильнейшего оргазма она еще не испытывала никогда. Следом разрядилась и Татьяна…

Распластанные женские тела с блуждающими блаженными улыбками. Эту обвораживающую картинку запечатлела камера в соседней комнате последней. Возбужденный оператор отпрянул от глазка, вытер пот ладонью и неровной походкой направился в туалет…

— Шеф, я щас, я быстренько…

—Вадик, ты, когда привыкнешь уже? Расхохотался Станислав Игоревич, допивая третью утреннюю рюмку коньяка.

Вадик вернулся минут через десять. Отдышавшийся и довольный.

— Ну, ты подумай, Танька у нас ненасытная такая. Никого не пропустит. Я как знал, что она на новенькую глаз положит. Надо же, оприходовала.

— А девица видно, норовистая, непростая овца. Отозвался оператор. — А прошлый раз, как она студентика новенького охмурила быстро. Да…

— Танька обломает кого хошь. Профессиональная шлюшка. Сама профура супер - класса. Специалист-универсал. Бисексуалка. Все огни и воды прошла…

Мобильник в кармане залился "Аргентинским танго". Глава Private-клуба взглянул на загоревшийся голубым огнем дисплей. Лицо мгновенно растянулось в резиновой подобострастной гримасе.

— Сергей Иванович, дорогой. Я весь внимание. Я всегда для Вас на все готов. И душой и телом, как говорится.

Трубка громко усмехнулась далеким голосом Сергея Ивановича, и ответила.

—Да на хрен ты мне нужен. И тем более твое дряблое тело законченного алкаша. Слушай сюда.— Меня интересуют молодые упругие, и подчеркиваю, свежие тела твоих телок. Через пару дней встречаем важных гостей. Чтобы был готов, как пионер. Девки нужны супер - класса и не совсем безмозглые. Чтобы общаться могли не только междометиями и матом. Понятно выражаюсь?

— Естественно, Сергей Иванович. Не волнуйтесь: сервис обеспечим в лучшем виде. Разве я вас подводил когда?

— Попробовал бы. В этот раз гости не простые "проверяльщики" из столицы, которым достаточно конверты сунуть в карманы, деликатесы — в чемоданы, а баб в койки. Люди приедут решать совместные дела на перспективу. Так что, будем все в стойке, как сам приказал, до их отбытия. Как в народе говорят: "гостям рады дважды, когда приезжают и когда вовремя уезжают"…довольные хозяевами. Так что учти важность момента. Проколешься, разгоню твою богадельню, будешь бутылки по мусорникам собирать на похмелку. Отбой.

Трубка заглохла и выключилась. Начальник клуппа поплелся по коридору к своему кабинету, открыл боковую дверь комнаты отдыха, через которую часто смывался от неугодных посетителей.

— Сволочь шестерочная. Стас в сердцах плюнул на погасший дисплей своего новомодного аппарата. — Вечно пурги нагонит. Напугает, унизит, можно сказать. Продолжая себя жалеть пьяным голосом, Станислав Игоревич, наконец, тяжело плюхнулся в любимое кресло.

— Танька, холодной минералки, быстро! Заорал он по громкой связи в приемную. Никто не ответил. Мужчина резко дунул в трубку, как в барахливший микрофон.

У дежурного офицера на "прослушке" чуть не лопнули барабанные перепонки. Он опустил наушники на шею и зло выматерился.

Стас снова заорал.

—Танька, сучара! Немедленно воды мне и цитрамона.

Влетевшая в приемную полуодетая референтка, схватила их холодильника бутылку минералки и нарисовалась в дверях шефа.

— Женька,— крикнула она охраннику в приоткрытую дверь.— Иди сюда скорее. Грузить будем. Одетый, как пингвин, в черно-белую гамму, охранник привычным захватом поднял на ватные ноги раскисшего шефа. Вместе с Татьяной они поволокли почти нетранспортабельное обмякшее тело начальника по маршруту "кресло-диван" и прикрыли дверь комнаты отдыха.

— Опять нажрался. Вздохнула Татьяна. Каждый день одно и то же. Охранник пожал плечами, что означало "мое дело телячье…"И молча удалился.

До того, как окончательно угомониться, Стас выкрикивал свое возмущение в кондиционированный воздух.

— Да его самого все "хвостом" называют, задолиз гребаный! Ни одной пьянки административной не пропустит, везде хвостом пристроится. А еще меня стыдит, гнида коридорная, халявщик чертов!

Через некоторое время густой раскатисты храп из комнаты отдыха доносился даже до приемной.

Татьяна нажала курсором мышки на клавишу "Play" в универсальном проигрывателе Windows media и из динамиков компьютера раздались слова дешевой песенки Газманова: « Путана, путана, путана. Ночная бабочка. Ну, кто же виноват? Путана, путана, путана. Огни отелей так заманчиво горят"

—Викуся, пришла в себя? Умничка.— Ласково взглянув на появившуюся Викторию, проворковала Татьяна.

Контракт бери до завтра. Только не подведи меня, не проговорись, что я тебе разрешила его отсюда выносить.

—С завтрашнего дня у тебя начинается курс универсальной подготовки. Вот пакет физической подготовки. Абонементы: в бассейн, в фитнес - клуб и на восточные единоборства. К массажисту я тебя сама отведу, и к косметологу в салон. Вот график посещения уроков по имиджу и по косметике. Пару раз в неделю надо будет потренировать походку в модельном агентстве. Вот телефон специалиста по технике секса для индивидуальных занятий.

Вот, пока что и все…Если что запамятовала, завтра скажу. Приходи пораньше. Мы же теперь будем видеться часто. Вопросы есть?

— Вопрос один. В какую круглую сумму обойдется мне вся это программа?

— Три тысячи баксов. Но не пугайся. За все платит наш клуб. А ты рассчитаешься постепенно со своих заработков. Твое лицо, фигура, умение держаться и обольщать - это и есть наш капитал. Устраивает?

— Вполне. Тем более что у меня нет выбора.

Глава девятая
Производство идеальных женщин
Ближнее зарубежье. Красивый город на берегу моря.
На одной из тихих улиц старого города стали происходить знаменательные изменения. Некогда красивое старинное здание, принадлежащее когда-то (в досоветские времена), видимо, богатому человеку, превратилось в заброшенное медицинское учреждение (тубдиспансер) государственного типа. Финансирование не докатывалось сюда вовсе или дотекало такой малой струйкой, что ее хватало только на нищенское существование.

Теперь же особняк переживал второе рождение. Стоял в новеньких лесах, покрытых зеленоватой паутинкой специальной маскировочной сетки. Под ней колдовали не просто строители- ремонтники, а настоящие реставраторы. Из-под их умелых рук возрождались крылышки лепных ангелочков, лепестки фантастических роз, лица классических красавиц…Все, что называют в высоком смысле "застывшей музыкой".

Преобразования происходили потому, что внутри здания уже около года жизнь возродилась, работа кипела в хорошем ритме. Появилась красивая вывеска " The International institute of the beauty. Branch of the international medical company "Ideal woman", что означало "Международный институт красоты. Филиал международной медицинской компании "Идеальная женщина".

У заброшенного дома появился предприимчивый хозяин, вернее, арендатор. Все завертелось…

Красивые дорогие авто подъезжали и отъезжали часто. На стильных кожаных креслах холла в полголоса беседовали ухоженные дамы — жены, дочери, сестры и подруги успешных хозяев нынешней жизни. Они, конечно, пеклись не о хлебе насущном. Их заботила собственная внешность и темпы ее продвижения к идеалу.

На белоснежной двери табличка " Главный врач - Ровшан Гасанович Джавадов".

Кабинет главврача только что закончен. Еще немного не выветрились запахи: лаков, красок, дерева. Но Ровшану, как нетерпеливому ребенку, хотелось как можно скорее оказаться на "троне" посреди своей давней мечты. Он со студенческих лет (во втором московском медицинском) грезил таким кабинетом, и видел себя в этих грезах не иначе, как главным врачом, от слова которого зависят все.

И вот сбылось…Светлый большой кабинет с эркером, одетым в модные занавеси, рыжей кожи диваном и креслами, распластанными вокруг стеклянного столика с изящной индийской вазой ручной работы. Рядом с вазой на столике раскорячилась большущая жаба-пепельница с красными рубиновыми глазками, над которой тоже немало потрудился индийский резчик и коваль. Красивая пальма, которую только при близком рассмотрении можно определить не как живое растение, а элемент современного интерьера. Большой, с полукруглыми крыльями стол. Гордость хозяина — новомодный компьютер Ноутбук. На мониторе с трехсекундным интервалом мелькают фотообои с белокурыми полунагими красавицами, то томно лежащими в высокой траве, то обрамленными в пене волн или в мыльной пене джакузи, то в крапинках крупнозернистого песка на золотом пляже… Глаз сорокалетнего кавказского мужчины ласкают эти красотки в редкие минуты пауз между приемами посетителей и операций.

На краю стола в низкой вазе-тарелке композиция в стиле японской икебаны. Его секретарша знает в этом искусстве толк. Да и не только в этом…Стального цвета стенка-этажерка вмещает в себя все: от бара с напитками, специальной литературы, до DVD проигрывателя и плазменного телевизора.

Зеркальная панель шкафа-купе отражает его статную, не расплывшуюся фигуру. Чуть побелевшие виски. На фоне черно - смоляных блестящих волос, будто небрежными мазками прошелся белой краской художник, чтобы подчеркнуть породистость и красоту ухоженной головы. Густые, тщательно расчесанные, волосок к волоску, усики. Что за кавказец без усов? В них тоже изредка проглядываются серебряные волоски седины. Изящные очки с узкими модными стеклышками не закрывают, а подчеркивают красивые черно-коричневые глаза в обрамлении таких же темных густых ресниц. Его смуглая кожа и цвета морской волны медицинский костюм — сочетание уживается прекрасно, дополняя стильный имидж доктора Джавадова.

Пальцы пластического хирурга. Они чувствительны, ухожены, с аккуратно и вовремя обработанными ногтями. Огромных размеров золотой перстень-печатка с витиеватым вензелем из букв Р., Г и Д. На кармане медицинского костюма главврача вензель повторяется золотой вышивкой.

Доктор Джавадов берет карточку очередной пациентки и читает "Абубакарова Марьям Гумеровна", 20 лет. Через пару минут нажимает кнопку. Над дверью загорается табло "Войдите, пожалуйста!"

— Можно? В кабинет Джавадова заглянула темноволосая девушка, одетая в длинное, до щиколоток темное платье с едва заметным рисунком и проблесками серебряной нити. Не смотря на жару, на голове ее был темный полупрозрачный шарф, струящийся почти по всей фигуре до ног. Острые, слегка загнутые носки изящных туфель выглядывали из-под шелкового платья.

— Пожалуйста, пожалуйста. Проходите, устраивайтесь удобнее.— Джавадов сделал пригласительный жест на кресло рядом с приставным столиком.

Девушка села. Сложила руки на груди крест на крест. И уставилась на доктора напряженным беспокойным взглядом. Пауза затянулась…

— Не волнуйтесь. Расскажите о Вашей проблеме. Я сделаю все возможное, чтобы Вам помочь.

Девушка разомкнула сжатые узкие губы, не тронутые помадой и вдруг жестко произнесла.

— Конечно. Вы все сделаете, что потребуется. Я уверена…

Ровшана несколько озадачил такой тон. Он сдвинул свои модные дорогие очки на нос и взглянул на девушку пристальнее.

— Итак, я вас внимательно слушаю.

Дальше произошел странный разговор не очень похожий на беседу доктора с больной, скорее то ли на интервью, то ли на допрос…

Кому война, как мать родна…?
Накануне этого визита в частную клинику красоты рабочие - молдаване увидели большой черный джип, беззвучно подкативший к зданию. За тонированными стеклами пассажиров видно не было. Минут 15 никто из джипа не выходил. Потом появилась девушка, одетая во все темное. В сопровождении очень похожего на нее джигита направилась к подъезду клиники. В приемной двое отрекомендовались, как гости из Турции, недавние жители Юга России.
— Слушай, женщина, проводи нас к главному доктору.— Обратился регистратору пациентов небритый молодой мужчина.
— Извините, у нас такой порядок: надо завести карточку, рассказать о причине Вашего визита, о пожелании воспользоваться нашими услугами, ознакомиться с прейскурантом цен на них. И уже после этого, можно говорить о встречи с главным врачом.
— Деньги мы любые заплатим. Сестре надо узнать все про это… Как сказать? Чтобы груди были большие, вот!
— Понятно. Вы подождите здесь в холле. Я заполню карточку и сейчас же доложу о Вас Ровшану Гасановичу. Женщина упорхнула, выстукивая по длинному коридору дробь каблучками, и исчезла за стеклянной дверью.
— Твоя задача, еще раз повторяю, вести себя как обычная, но очень обеспокоенная своим здоровьем, недоверчивая и любопытная пациентка, которая хочет узнать об операции в этой клинике.
— Да поняла я, поняла. Что ты меня все учишь и учишь.
— Не возражай мужчине! С тобой вечно одни неприятности. Кашу заваришь, а нам потом расхлебывать. Делай все точно, как инструктировали нас там. Очень серьезное это дело, рискованное.
*****
— Я знаю, что в Вашем заведении делают операции по изменению груди.
—Да, конечно. Сейчас эти операции очень популярны среди женщин, желающих груди увеличить в размере. Знаете, мода сделала свой виток, и все вернулось на круги своя. Снова в чести сексапильность и женщины с заметными формами. Ну, и, кроме того, мы исправляем врожденную асимметрию молочных желез. Очень часто бывает такой природный дефект: одна грудь выше или ниже другой, больше или меньше по объему. Такая операция еще показана тем женщинам, которым необходимо восстановить форму груди после операции. Например, после раковых заболеваний молочных желез.
— Какая из этих причин привела Вас в наши стены?
— Допустим, меня интересует первое: увеличение размера. Если у меня совсем маленькая грудь, до какого максимального размера я бы ее могла увеличить?
— Теоретически до любого … Практически надо видеть ваши данные и вместе обсудить разумные варианты для Вашей фигуры.
— Можно мне узнать, как делается такая операция? Бывают ли осложнения?
— Осложнения могут возникнуть при любой операции. Для увеличения груди подбирается имплант из силиконовой оболочки, который заполнен соляным раствором или силиконовым гелем. Это протез обязательно должен соответствовать по форме, размеру для Ваших индивидуальных анатомических особенностей.
— И все-таки, я хочу знать, какие могут ожидать меня в дальнейшем неприятности после Вашей операции?
—Не волнуйтесь, я расскажу Вам подробно, не скрывая ничего.
Может, например, возникнуть такое осложнение, как "капсульная контрактура". Со временем вокруг вставленных в груди протезов образуется оболочка-капсула, вырабатываемая самим организмом. Случается, что такая капсула может сдвинуть протез, что приведет к ассиметрии в размерах молочных желез и затвердению груди.
— И что же делать?
— Снова обратиться к нам или в клинику, которая есть в Вашем регионе. Иногда может понадобиться удаление капсулы, иногда протез извлекается и заменяется на новый.
—Это все?
— Нет. Маммопластика, именно так и называется подобная операция, может вызвать такие осложнения, как кровотечение, инфекция, медленное заживление ран. Для остановки кровотечения и удаления собравшейся внутри крови может понадобиться повторная операция. В очень редких
случаях вокруг протеза может развиться инфекция. Чаше всего с этим сталкиваемся в первую неделю после операции. Чтобы остановить распространение инфекции, протез извлекается и заменяется на новый.

— Мне еще надо знать, насколько прочные эти Ваши протезы.

— У меня такое ощущение, что я говорю с корреспондентом медицинского издания.

— А что я не имею право знать все, что меня ожидает? Тем более, за такие немалые деньги.

— Конечно, имеете. Вы очень напряжены. Расслабьтесь. Я все подробно расскажу. Все грудные протезы проходят обязательно биомеханические тестирования на прочность. Но при столкновении с острым предметом в оболочке может образоваться отверстие, и силикон или соляной раствор проникает в ткани. В таких случаях, конечно, необходима замена протеза. Соляной раствор, в случае проникновения в ткани, поглощается организмом.

— А если вытекает силикон?

— Возможны два варианта последствий. Если повреждается только оболочка, но капсула остается целой, пациентка можете не почувствовать каких-либо изменений. Если же, в результате сильного давления, повреждается капсула, существует вероятность проникновения силиконового геля в ткани. Однако на сегодняшний день имеется новый тип протезов, и даже в случае повреждения оболочки, силикон не попадает в организм. Деформация заметна только внешне. В обоих случаях необходима замена протеза.

— Какой же процент успешных операций в Вашей клинике?

— Да, мы ведем такой учет. Примерно это 87 %.

— Надеюсь, я не попаду в 13% неудачниц. И сколько же служат Ваши протезы?

— Примерно от 7 и последние модели рассчитаны на 25 лет.

— А наблюдаться как-то потребуется все это время?

— Да, для этого можно делать рентген молочной железы и протеза время от времени. Вот, пожалуй, и все. Я Вам почти целую лекцию прочел. Извините, больше не располагаю временем.

— Мне понятно. Я посоветуюсь с родственниками. И приму решение,

которое может Вас удивить.

Марьям встала и быстро вышла из кабинета, даже не попрощавшись.

Уже в джипе, сев рядом со средним братом, она вытащила из сумки диктофон и нажала кнопку. Джип, резко подал назад, развернулся и скрылся из вида выглядывающего из окна Ровшана Гасановича.

— Что это за странная пациентка? Неприятное у меня ощущение от этого визита.— Сказал главврач своей помощнице и бросил на стойку карточку.

— Ровшан Гасанович, она была с родственниками. Судя по всему, это ее братья. Один здесь сидел сначала, потом второй приходил. Шушукались. Лица недобрые. Но на проверяющих не похожи. И не наши они. Сказали, что из Турции недавно. На бизнесменов тоже мало похожи. Может, бандиты, какие залетные с Кавказа, из горячей точки?

— Все может быть. Если еще раз увидишь их машину, предупреди меня заранее.

— Хорошо. Я так и сделаю.

Ночные планы
— Леша, это я Денис.— Громким шепотом раздался у края цементной ямы с пленником.
Второй месяц братья общались по ночам. Положение пленников очень их сблизило. Хотя в обычной жизни вряд ли бы они так быстро нашли общий язык. Уж больно по разным социальным ступенькам лестницы жизни раскидала их судьба. Только тут, в кавказском плену, Денис узнал по-настоящему ощущения, которые испытывают характер мужчины. Это боль, голод, инстинкт самосохранения, чувство верности долгу и суть определения "мужская честь".
В корзинке с едой, которую Денис каждый раз заполнял всем съестным, что мог незаметно стянуть в доме, в этот раз торчал небольшой фонарик, и белела бумага.
— Посмотри фотку. Это я с матерью и отцом год назад.
— Строгий у тебя батяня, судя по всему.— Отозвался Леха, рассматривая карточку. А я без отца вырос. Только с мамой. Она мне даже сказку про "отца-летчика-испытателя и его героическую гибель" не рассказывала, как другим врут. Я спросил пару раз, когда подростком был, она отмахнулась только и заплакала. Нервная она очень. Больше я не решился ее расстраивать вопросами. Слышь, Денис, а может твой отец и мой тоже? А может и мать у меня приемная?
— Сам не понимаю ничего. Надо отсюда тикать. Тогда будем точки над "i"ставить.
— Да, нога у меня поджила. Припасы надо сделать в дорогу.
— Это моя проблема. Интересно, кто из нас старший, кто младший?
— Да какая разница. У близнецов, я слышал, минут 5-10 разницы бывает. Так что на особые привилегии не надейся, даже если ты старший.
Меня больше волнует вопрос: как твой отец полковник мое появление воспримет? Все же он у тебя фэсбэшник. Пошлет меня лесом…
— Ты что. Он нормальный. Жестковатый, конечно. Но справедливый. Пусть сначала нас различит…— Денис тихонько рассмеялся.— Мы еще с тобой такой прикол устроим. Сразу вдвоем появимся, пусть разберется.
— Да уж. Я сам ошалел, когда понял, что мы одинаковые… Ну, ты иди, а то засекут еще.
Денис попрощался до завтра и ушел. Все стихло. Только звезды недоуменно заглядывали в яму.
Резван пошевелил затекшими от долгого лежания в одном положении локтями и плечами. Потревоженные овцы лениво заблеяли. Парень, расталкивая их ногами, пробирался к плетню. Зная каждый камень, он уверенно и беззвучно добрался до нижнего двора.
В пристройке на матрасе растянулся Денис. Спал, или делал вид, что спит.
Любимчик семейства тенью просочился в комнаты. Резван осмелился растормошить отца. Уж больно важной казалась ему новость, которую он услышал в ночной тишине из разговора двух русских парней.
— Отец, я такое узнал сегодня! Этот русский, что в яме сидит родной брат того, что у нас в пристройке ночует, которого на дело брали в тот раз.
— Шайтан, тебе это приснилось, наверное? Я только заснул, устал с дороги.
— Клянусь аллахом, они не просто братья, они совсем одинаковые братья! Только выросли в разных семьях, а тут встретились в первый раз. Наш русский того русского второй месяц подкармливает и каждую ночь ходит к яме разговаривать. Я уже три раза их разговор подслушивал. Раньше бы сказал, но тебя дома не было.
— Ладно. Иди, спи. А язык за зубами держи про это. Понял?
— И Рамзану не сказать?
— Сказал же, никому пока не проболтайся. А то я язык укорочу.
Утром скажу, что делать.
*****
Коварство одноглазого
Снилось, будто чужая, черная, как смоль собака, тащила его за штанину солдатских брюк, и рычала злобно. Денис отбивался от нее другой ногой, а руками шарил вокруг в поисках камня или палки, но не находил…
— Эй, русский, хватит спать!— Резван нетерпеливо дергал Дениса за ногу и орал в ухо. Отец приказал тебе со мной ехать по делам в другой аул.
— Чего разорался-то! Давно в лоб не получал! Сейчас организую.
Денис нехотя потягивался, медленно спросонья соображая: к чему бы это такая нежданная поездка нарисовалась? Положение его полупленника, полусвободного позволяло ему лишь огрызаться на этого чернявого отморозка, но принимать решения о своем передвижении он не мог.
"Может быть, хитрожопый одноглазый папашка чего-то затеял?" тревожно подумал Денис, медлительно одеваясь.
— Эй, русский, ты верхом можешь ехать? Резван вел за поводья серую лошадь, вторая, коричневая, с белой звездочкой на лбу, шагала следом сама.
— Это Данка, не бойся, она старая и смирная. Держи поводья. Ботинки свои грубые не надевай, вон возьми старые кроссовки Рамзана. Будешь ее потихоньку ногами толкать и поводьями править. Она сама за мной пойдет. Эта серая — ее дочка, Мира зовут.
Денису всегда хотелось прокатиться на настоящей лошади. Это жгучее мальчишеское желание родилось тогда, когда впервые его прокатил на маленькой усталой пони отец в городском парке. Он тогда вообразил себя взрослыми и сильным всадником, скачущим на горячем красивом скакуне.
"Надо же, где детские мечты сбываются" — улыбнулся про себя Денис и вставил ногу в стремя. Рывок и он оказался в старом потертом седле. Лошадь почти не отреагировала на нового всадника. Видимо, от старости, ей было совершенно наплевать на характер ездока. Впечатления от езды верхом отодвинули тревожное чувство, которое при пробуждении настойчиво вползало в душу Дениса. Узкая, не крутая горная тропа. Вокруг красотища, глазом не окинуть. Горный воздух. Орел парит над головами. Рай земной…
"Как только такие великолепные места рождают такие злых людей, способных на жестокость, месть…?" Рассуждал про себя Денис.
"Почему иногда в одно мгновение эти райские красоты, умиротворяющие взор, превращаются ад? Почему тут у людей копится злость, зависть? И рождается желание получить все сразу, отняв у кого-то жизнь?"
В свои двадцать лет не мог обыкновенный солдат найти ответы на вопросы, которые, увы, были не по уму и многим мудрецам…
*****
Следующей ночью Денис не пришел. Днем во дворе было подозрительно тихо. Не спустили и обычное блюдо — серую кашу из неотобранной перловки. Не было даже пластиковой бутылки с обыкновенной водой, которой "прицельно бомбил" пленника Резван. Леха выжидал момента, когда заслышатся шаги, чтобы попросить воды. Но такой момент так и не наступил.
Чуть свет что-то холодное и влажное ударило его в висок. Леха мгновенно проснулся и вцепился, было в опущенную в яму пластиковую емкость. Но она стала ускользать, поднимаясь ввысь.
— Эй, ты, солдат, давай наверх поднимайся уже. Дождался своей очереди. — Кричавший, бросил веревку с узлами в яму. Алексей стал медленно подниматься с одной мыслью: сейчас напьюсь. Старший из братьев, действительно отдал ему холодную бутылку с водой.
Леха жадно начал глотать долгожданную влагу, даже не заметив ее изменившегося вкуса.
Солнце еще не встало из-за горы. Было очень свежо. Голова закружилась. "Наверное, от свежего воздуха "— подумалось Лехе. И он отключился.
Покоценная, старая Тайота - универсал только дважды на трассе привлекла сотрудников ГИБДД. Первый сотрудник, осмотрев багажник полный сырых семечек подсолнуха и набитый мешками с теми же семечками салон, взяв 200 рублей, махнул рукой: "Проезжайте!", даже не удостоив путников и словом. Второму, перед самым въездом в город, одноглазый горец сунул пятьсот рублей в щелку приоткрытого стекла. И старый японский пикап, повинуясь команде полосатой палки, двинулась к пригороду.
*****
Визит к "душегубице"
Свой визит к председательше райсуда Холодов готовил тщательно. Он понимал, что придется в любом случае выступать в роли просителя, каким бы антуражем не пришлось обставлять их встречу. С такой скользкой фигурой, как Светлана Петровна Колесова, рукавицы нужны самые цепкие, наждачные, чтобы ухватить и удержать. Компры на "вечную" судью было море, но и случаев, когда она, уже было прихваченная за какое-то сомнительное дельце или контакт, выходила из воды сухой, было так же немало. Ее отмазывали на всех уровнях власти, потому что взаимозаинтересованная и взаимозамазанная "любовь и дружба" со Светланой Петровной были актуальны третий десяток лет. Со времен коммунистического "нерушимого локтевого братства".
Еще проситель не открывал рта, чтобы изложить деловое предложение, а в бесстрастных карих глазах судьи уже "звучал" вопрос — "Что лично я с этого буду иметь?" Холодов прочел его сразу, как только их взгляды встретились.
Ее циничный взгляд уже не напоминал, о том, что носительница этих холодных глаз женщина, способная испытывать простые человеческие эмоции. Скорее это был взгляд хирурга, который давным-давно адаптировался к виду человеческих страданий, боль и кровь конкретного человека для него были ничем иным, как признаками для установки диагноза и определения степени сложности хирургического вмешательства. Смолоду пережженные перекисью водорода волосы судьи напоминали теперь старую мочалку. Макияж, хотя и был дорогим по деньгам, но техника нанесения была все та же: пошлая по стилю и крикливая по цветам: белые волосы, ярко сиреневые веки, черные "стрелы независимости, ярко морковные губы и такие же оранжевые длинные ногти.
— День добрый, Светлана Петровна. Я надолго не отниму Ваше драгоценное время.
У полковника, не привыкшего в лицемерным чиновничьим играм, язык не повернулся сделать этой даме даже дежурный комплемент. Не смог себя заставить, Так она была ему отвратна.
— Что вы, что Вы! Не каждый день мою скромную персону посещает полковник ФСБ и главное — такой интересный мужчина. Колесова расплылась в хищной улыбке.
Холодов пропустил мимо ушей сомнительную похвалу в свой адрес, потому что реально оценивал собственные внешние данные как "ниже среднего". Окинул профессиональным взглядом кабинет, пока председательница райсуда засуетилась у шкафчика.
— Зина, лимончика нарежь. Занята буду для всех минут двадцать.— Подала резкую команду секретарше Светлана Петровна.
Если бы дело было сугубо служебное, Холодов бы никогда не стал пить за одним столом с этой дамочкой, которую в душе презирал за цинизм и холодный расчет. Иначе как "душегубка", народ ее за глаза не величал. Холодов, естественно, знал это и был в душе солидарен с народом. Его бы воля, таких дам, пробивающих себе карьеру с комсомольских молодых ногтей вовсе не умом и трудолюбием, а ненасытным к алкоголю горлом и еще одним сомнительным местом, он бы не подпускал к правосудию на пушечный выстрел. Он всегда сочувствовал тем, кому выпадало несчастье столкнуться с данной конкретной "представительницей Фемиды". И вот теперь сам попал…
Не спрашивая его о питейных пристрастиях, Светлана Петровна наполнила коньячные рюмки до краев напитком с мудреным французским названием. Такие роскошества, как коньяки по ценам из четырех и более цифр, Холодов себе не мог позволить никогда. И проходил мимо дорогих витрин в современных супермаркетах всегда с раздражением, если видел, что бутылка стоимостью в две-три его зарплаты перекочевывала с прилавка в чью-то продовольственную корзинку.
— За сотрудничество — привычно произнесла судья и первой хлопнула рюмку. Тут открылась дверь и на приставном столике появилась темно синяя квадратная тарелка с дольками лимона, апельсина, киви и ананаса.
Светлана Петровна сразу же накатила еще по одной рюмке. И многозначительно провозгласила, подмигивая подведенным глазом полковнику.
—За взаимопонимание! В свой алый хищный рот тут же отправила зеленый кружок киви и звучно его втянула внутрь.
Холодов выпил молча вторую рюмку. Накрыл ее ладонью и произнес.
— В интересах службы и в моих личных интересах, нужно, чтобы вот этот человек был отпущен под подписку о невыезде. Желательно не позднее завтрашнего дня. И положил перед судьей листок с напечатанной фамилией именем и отчеством, статьей подследственного. Вслух конкретных данных не было произнесено.
— Естественно, после этого я Ваш должник. Обращайтесь по любому поводу.
— Так уж и по любому? — Сощурилась Колесова, взглянув на полковника похотливым взглядом застоявшейся самки. И закатилась в неприятном раскате пошлого смеха.
— В ловеласы я, правда, не гожусь. Староват уже. По всем остальным проблемам я к Вашим услугам.
Полковник слышал, что одинокая престарелая судья, за свои услуги не гнушалась с мужчин брать оплату и натурой. Говорили, что прямо тут в кабинете. Холодов всегда сомневался в реальности таких россказней. Но теперь убедился, что они небеспочвенны.
"Еще пару рюмочек накатит, и полезет мне в штаны. Надо бы убираться поскорее от этой заводной бабенки"— подумалось полковнику. А вслух он произнес.
— Я наслышан, какой Вы доброй души человек, Светлана Петровна. Надеюсь на нашу взаимную симпатию и понимание. Сейчас, извините, служба. Сами понимаете, какие дела решаем.
— Ну, вот. Моя доброта меня погубит…— Цинично заявила Колесова
—Стоило появиться такому приличному мужчине на моем горизонте, как сразу же он про дела, да про дела…Хотя я, конечно, все понимаю. Но беру с Вас слово, что мы непременно как нибудь встретимся в более приватной обстановке, и… поговорим о жизни?
— Честное благородное слово офицера, что обязательно встретимся. Холодов опрокинул пододвинутую ему настойчиво рюмочку "на посошок". Пожал, а потом поцеловал руку судьи и стал двигаться в двери.
— Светлана Петровна с необычайной легкостью вспорхнула с удобного дорогого кресла, и всеми своими пышными формами двинулась проводить гостя до двери.
— Не сомневайтесь. Для Вас лично сделаю. Колесова погладила полковника по груди своей пухлой ладошкой и побарабанила пальчиками-сардельками в дорогих перстнях. С пьяной прощальной улыбкой открыла дверь.
Холодов вышел из здания райсуда с чувством омерзения и брезгливости. Непроизвольно стряхивая "следы ее руки" со своей рубашки.
— Старая озабоченная алкоголичка.— процедил он сквозь зубы. Открыл дверцу и отпустил водителя, резко сказав "Я пешком."
Он пришел на Набережную. И стоял полчаса под струями очистительного речного ветерка. Думал. Приводил в порядок эмоции и выветривал коньяк, пока звонок мобильника не прервал этот процесс.
— Слушай полковник, я привез твоего сына. Ты его скоро увидишь. А как наш человек? Он вышел уже из тюрьмы?
— Я сделал все, что возможно. Перезвоните мне через три часа, я скажу, когда можно будет завтра встречать Вашего человека.
Когда я увижу сына?
— Когда мы убедимся, своими глазами увидим, что наш человека, вышел…
— Мой сын здоров?— Крикнул в трубку полковник.
Но связь уже оборвалась. На дисплее телефона было написано: "абонент не определен".
*****
Десятая глава
Обмен
Густая стена из акации благоухала приторным завораживающим запахом. Такое обрамление для стен старинной тюрьмы казалось кощунственным.
В половине одиннадцатого утра к киоску, расположенному напротив ворот СИЗО подъехали две автомашины. Старая, битая ни раз шестерка и свежая иномарка японского производства. За рулем шестерки сидел заросший щетиной парень, на переднем сиденье пассажира — седой старик с полуприкрытым изуродованным веком глазом. Оба мужчины неотрывно смотрели на темно зеленую железную дверь.
Так же напряженно смотрел на ту же дверь и одетый в строгий серый костюм полковник Холодов. Легкое постукивание пальцами по рулю выдавало его волнение. По условиям похитителей его сына он приехал на встречу один и не должен был подходить к машине, пока в нее не сядет отпущенный из СИЗО под подписку о невыезде Тимур Русланов, за которого он накануне хлопотал перед районной судьей Колосовой.
Конечно, зная, с кем имеет дело, полковник подстраховался…
Дверь шумно отворилась. Вышла женщина в гражданской одежде с портфелем. За ней чернобородый мужчина с бледным лицом. Из шестерки выскочил водитель и кинулся навстречу.
— Вай, брат! Тимурчик, ой молодец, дорогой! Братья обнялись и пошли к шестерке. Одноглазый старик сдержанно поздоровался с молодым мужчиной. Потом обернулся, пристально посмотрел на полковника, вцепившегося в руль от волнения, и махнул ему рукой, приглашая следовать за его машиной.
В глухом пустынном переулке шестерка остановилась. Иномарка последовала ее примеру. Холодов первым вышел и направился к машине старика. Тот неторопливо вышел навстречу и обошел машину. Капот щелкнул замком. В багажнике, скрючившись, засыпанный семечками подсолнуха лежал с заклеенными скотчем губами и с закрытыми глазами парень в солдатской форме.
— Полковник, ты вернул мне сына, я возвращаю тебе твоего.
Холодов наклонился. В этом бледном, похудевшем парне он узнал своего Дениса.
—Что с ним? Что Вы с ним сделали?
— Ничего страшного. Он крепко спит. Молодой, поправится быстро.
Холодов потрогал артерию на шее Дениса. Сердце билось редко и равномерно. Братья Руслановы вытащили Дениса из багажника и перенесли в машину полковника, оставляя на асфальте дорожку из семечек.
— Прощай старик. Если с сыном будет плохо, я тебя из-под земли найду.
А сейчас убирайся и больше мне не попадайся на глаза.
— Как говорят у русских: "пути господа неисповедимы…" Не зарекайся, может, еще встретимся, полковник. Старик сел в шестерку, и машина резко рванула с места.
Холодов сорвал скотч с губ сына. Тот очнулся и застонал от боли. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой того самого полковника, которого рассматривал на фотографии позапрошлую ночь, сидя в яме, с помощью тусклого фонарика, спущенного братом. Все тело нестерпимо ныло каждой косточкой. Но изумление пересилило даже эту боль.
— Где я? — Прошептал запекшимися губами солдат. Отхлебнул глоток воды из бутылки, которую приложил к его губам мужчина.
— Все уже позади, Денис. Все будет теперь хорошо. Ты очухаешься, и я привезу тебя к маме. Парень снова закрыл глаза и потерял сознание.
Холодов предусмотрел и такой вариант: что сын увидит слабым, истощенным. Чтобы не подвергать слишком сильному испытанию жену, у которой от неизвестности сердце было и так на пределе, он повез Дениса на тихую (в несколько домиков на берегу реки) базу отдыха, которой он пользовался изредка для встреч со своими агентами. Туда же года два назад устроил давнего армейского друга завхозом, которого вытащил из полубомжовского существования.
*****
В гостях у "куриного доктора"
В крайний домик вдвоем с "куриным доктором", как Холодов по старой привычке все еще называл бывшего старшину Котенко, они осторожно перенесли парня. Уложили на приготовленную кровать у самого окошка. Вышли на цыпочках, прикрыв сетчатую дверь и сели на огромное бревно распиленного на дрова для будущей зимы высохшего серебристого тополя.
— Почти пять месяцев у них там промаялся. Думал, уже шансов нет найти. Шарил по всем своим каналам. Уже почти отчаялся. И вдруг эти суки сами позвонили. — Холодов нервно смял приготовленную сигарету и бросил в сторону.
— Погоди тут маленько. Я скоро…— раздобревший "куриный доктор", бывший сослуживец Сашка Котенко, теперь Сан Саныч, быстро двинул к своему домику, окруженному разнокалиберными пристройками хозяйственного назначения. Вернулся скоро с двумя оббитыми эмалированными кружками, разрисованными пузатыми сазанами, и тарелкой мокрых помидоров и полбуханкой ноздреватого сельского хлеба.
— На - ка держи.
— Я же…— было раскрыл рот полковник.
—Да знаю, что за рулем. Кто тебя остановит-то? С твоей-то корочкой. Любому гаишнику себе дороже будет. На тебе лица до сих пор нет. Надо расслабить нервишки.
Саныч набулькал кружки вклинь из красивого штофа, сделанного под Гжель.
— Разбогател ты чего-то, Котенко. Такие водки дорогие пьешь?
— Ага.— Завхоз выдохнул, опрокинул в свое родное нутро кружку и смачно выдохнул благородными алкогольными парами. Холодов сделал то же самое. Полбуханки разорвали, как когда-то в армии, и уплели за милую душу под красные помидоры.
Разомлевший Сан Саныч взглянул из-под смятых образом жизни век на своего земелю.
— Холод, ты и есть Холод. Если даже в такой момент про водку интересуешься, значит, нюх оперский свой никогда не теряешь. Даже сейчас. Это хорошо.
— Водочка эта сувенирная мне досталась как трофей от гульбы одного начальника местного розлива. Любит, сволочь, красиво отдыхать: жрать самое вкусное, пить самое дорогое, трахать самых красивых баб…
Скоро опять заявится, уже звонил.
— Так ты ухо востро держи. Не сильно за воротник закладывай тут.
— Обижаешь, начальник. Про такое мерзло стукнуть своему армейскому другану одно удовольствие.
За сына не волнуйся, я хоть и ветеринар, но и человека вылечить смогу. Тем более, он, слава богу, не ранен, не покалечен. Замучен маленько. Это поправимо. Через недельку будет как огурчик. Заберешь.
Холодов встал, пихнул кулаком Саныча в плечо
— Спасибо тебе.— И быстро пошел к воротам базы. Он не мог себе позволить, чтобы даже близкий друг увидел в его глазах слезы и понял, что "железный Холод" тоже может быть слабым.

Скачать
 / 6
роман Милы Стрелецкой Лабиринт Медведки(1 том).doc
Реклама
Конструктор сайтов для бизнесаРезультат на 100%: не нужно быть программистом, чтобы создать хороший сайт
*****
Сознание к Лехе возвращалось как-то спазматически. То он явно слышал какую-то развеселую музыку, женский визг и смех. Умом понимая, что в ауле этому неоткуда взяться. Пытался открыть глаза, и вместо куска неба видел потолок, одетый в ровные квадраты сливочного цвета с геометрическими узорами.
Потом ему почудилось, что сильно и сладко пахнет мелиссой, и что-то щекочет нос. Он отмахнулся привычно, как от крысенка, повадившегося лазить в щель стены и подбирать крохи его скудного одноразового питания.
Иногда длиннохвостая тварь до того наглела, что спокойно путешествовала по скрученному от холода Лехиному телу и подбиралась к самому лицу. Вот и теперь, будто хвостом легонько касалась его небритой щеки.
С трудом, открыв глаза, он увидел развивающуюся у открытого окна тонкую капроновую занавеску. Ветерок заставлял кланяться к подоконнику высокие кусты мелиссы. Багровые полоски заката бликовали на глянцевой картинке, которая висела над головой.
Леха снова зажмурил глаза и снова их распахнул. Видение не исчезало. Он действительно лежал у открытого окошка в небольшой чистенькой комнатке на кровати с деревянной полированной спинкой. Рядом, на такой же светло коричневой тумбочке, стоял кувшин с водой и плетеная ваза с фруктами. Закатное солнце трогало лучами и яблоки, и груши, и персики. И в такой фантазийной подсветке они казались не живыми, а бутафорскими. Уж больно были выпуклы, ярки и красивы.
— Вы, дамочка, тот домик не ходите. Там у нас больной человек лежит. — Послышался голос мужчины. Подозрение на дизентерию или сильное отравление. Так что уж не беспокойте его.
— Это у вас тут шутки такие? Прозвучал в ответ женский голос, показавшийся Лехе немного знакомым.
— Конечно, шутки. Если честно, я тоже живой человек. Женщина у меня там. Моя приехала, вот нежданно, отдыхает. Вы уж меня своему ухажеру-начальнику не закладывайте, пожалуйста.
— Больно мне надо. Своих проблем полно, еще в чужие соваться.
— Ну, вот и ладненько.
Потом Леха услышал звук закрывающегося замка на двери.
Удаляющиеся шаги и ворчание.
— Так-то вернее будет. А то полковник мне шею свернет, если не догляжу за сынком. Мотаются тут шалавы разные, подстилки, мать их…
*****
Все стихло. Становилось все темнее. Леха уверенно открыл глаза и стал осматриваться, наконец, поняв, что все, что вокруг — реальность, а не сон.
Попытка сесть не увенчалась успехом. Все тело ныло, как после большой взбучки. Будто его били долго и с удовольствием, так что досталось каждой косточке. Но на локти приподняться удалось. Леха увидел самый красивый закат в своей жизни. Открылась фантастическая картина.
Кровавый диск опускался в Волгу, оставляя на водной глади неровную серебристо-багровую дорогу, похожую на кардиограмму. Облака вокруг тонущего светила окрашены в многочисленные оттенки: от нежно розового до фиолетового. Они расположились по темнеющему небу так, будто гигантский художник раскидал их своей огромной волшебной кистью, повинуясь ему одному понятному, творческому порыву. На фоне вечернего великолепия темнел силуэт женщины. Она потянулась как ленивая пантера. Скинула с себя все до нитки и медленно стала заходить в ласковые теплые воды. Леха впился глазами нереальное по красоте видение и не мог оторваться. Крутые полноватые бедра, стройные ноги, разбросанные по плечам вьющиеся мелкими кольцами рыжие волосы, в которых играли, как в родном костерке, закатные лучи. Груди с торчащими от прохлады сосками. Упругая попка.
Как жалюзи, вода наехала на женские прелести. Девушка нырнула и поплыла далеко - далеко. Лехе стало жаль, что темнеет так быстро, и он уже не сможет рассмотреть подробнее нагую женскую фигуру, которая, наверное, с голодухи показалась ему божественной. Может, и действительно она была такой.
Нанырявшись и наплававшись в Волге, Вика вышла на песчаный берег. Ее охватило кратковременное чувство очищения, будто она смыла на некоторое время с себя всю грязь, которая ежедневно липла к ней отовсюду: от людей, от обстоятельств, от воли судьбы…Села на полотенце и запрокину голову, долго еще смотрела на небо.
"Вдруг и Леха мой сейчас тоже смотрит на это небо"— подумалось ей грустно.
Леха же в двадцати метрах от нее смотрел из окна на почерневшее небо с проклюнувшимися звездами, на реку, спрятавшую солнце, на размытый теменью женский силуэт. И думал: "Как жаль, что меня никто не ждет. Вот бы мне такую женщину, как эта…"
*****
Он долго не мог заснуть в эту ночь. Такой она была непривычно спокойной, наполненной тихой радостью вернувшейся жизни. Он все еще не знал, где он, почему тут оказался. Но ставшее в последние месяцы постоянным, чувство тревоги за физическое существование на этой земле как живого существа, стало почему-то уходить. Хотя реальных причин Леха не знал, он их просто интуитивно почувствовал.
Проснувшись все в той же светлой комнате, он вспомнил первое "видение" после тяжелого длинного забытья — лицо полковника, склонившееся над ним. И запах сырых семечек повсюду. Эти ассоциации возникали едино.
Похоже, они были правдой. Его руки и тело до сих пор пахли семечками. Значит, и полковник был точно. "Но ведь это отец Дениса! "— наконец дошло до Лехиного сознания.
Утро началось с беспечной песни кукушки. Они пристроилась на корявой развесистой иве у самого берега и начала отсчитывать: "ку-ку, ку-ку, ку-ку…" Потом где-то запоздало заорал петух. Леха окончательно проснулся, но глаза не открывал, все боялся спугнуть прекрасную наступившую явь, наполненную родными запахами, Волгой, свободой…
— С добрым утречком, Аника - воин! Просыпайся, сынок. Аклемывайся скорее. — Широкий и телом, и улыбкой, и жестом, добродушный мужчина ввалился в комнатку, и, казалось, занял ее всю. На тумбочке поочередно разместилась тарелка с яичницей, в которой торчали кружочки наструганных сосисок, зеленел укроп и лучок. Рядом примостилась тарелка с нарезанными помидорами и огурцами. Еле-еле уместился стакан с компотом из абрикосов и вишен. На нем как пышная шапка сидела румяная булка с посыпкой из мака.
— Давай, Дениска, рубани для начала. Мое дело тебя подкормить и на ноги поставить. Твое дело - мне не мешать: слушаться, из домика носа не показывать, не светиться тут попросту. Тем более, так отец твой приказывал.
Зовут меня Сан Саныч, для тебя можно — дядя Саша. Я с твоим отцом в армии два года отбухал. Вместе от стариков отбивались, вместе в нарядах сортиры чистили, вместе в самоволку мотались, вместе в караул ходили. Всякое бывало.
Потом дорожки разошлись. Он ввысь полез, а я наоборот — чуть на самом дне не оказался. Но батяня твой, мужик стоящий. Меня, считай, из омута вынул, почти из петли… Так что мы с ним повязаны по жизни оказались, крепко. Стало быть, можешь мне доверять. Понял?
Леха кивнул молча. И торопливо приступил к простому завтраку, который казался ему королевским. Вид и запах человеческой пищи в этот момент перекрыл все остальные чувства и сомнения.
Талисман
После слишком щедрых вечерних возлияний Герман Жлобин проснулся с головой болеющей и тупящей. Но старая закалка номенклатурно-комсомольских попоек сказывалась: он давно знал "рецепт возрождения". В давние совковые времена первый секретарь обкома комсомола, ныне взлетевший до невиданных высот в карьере, произносил корявый "последний" тост в конце каждого застолья "после славных дел передового отряда": "Пусть ночью пропьешь ты и мать, и отца, по утру леченье — рассол с огурца, тогда не грозит нам потеря бойца, свой долг коммунизму отдашь до конца". Он сочинил этот перл сам и, судя по гордому тону декламации, очень гордился своим "поэтическим» творчеством.
Опытный "встречальщик гостей" Сан Саныч всегда в холодильник в персональном домике главы райадминистрации держал огуречный рассол "на всякий пожарный, для поправки здоровья". Жлобин взял трясущейся рукой массивную керамическую кружку и припал к ней с жадностью, как путник, пересекший пустыню и дошедший до оазиса с желанным колодцем. Потом Герман накатил махонькую рюмочку под маринованный корнишончик, потом еще одну — под маринованный патисончик…и ожил совершенно.
— Ух, хорошо! — Жлобин похлопал себя по внушительному брюшку.— Теперь можно и искупнуться.
—Эй, подруга, поднимайся, пошли, окунемся. Рыжеволосая красавица нехотя потянулась, но поднялась. Сунула ноги в изящные пластиковые шлепанцы, натянула на голое тело махровый халатик-мини и поплелась за Жлобиным к берегу.
Герман Степанович в водной прохладе оживился абсолютно. Стал нырять как пожилой тюлень, плескаться. Любимое его занятие в воде: подныривать и хватать девушек за разные места. И теперь Жлобин не отказывал себе в таком удовольствии. Лапал Вику, как хотел. Тискал, прижимался всем своим толстым телом. Пытался целовать.
Вика сопротивлялась не сильно, чисто для игры. Но ловила себя на том, будто ей что-то мешает, быть полностью раскованной с клиентом. Ей постоянно казалось, что кто-то за ней пристально наблюдает.
Когда нарезвившийся начальник района на минуты оставлял ее в покое и лежал на легких волнах как бревно, она озиралась и искала причину своего дискомфорта. Но не находила.
— А ну, поди быстро сюда, кому я сказал? — опять пролез на нее передохнувший клиент,— обхватив девушку за бедра, сильно притянул к себе. Ну-ка ручками поработай, чтобы у нас с тобой прямо тут в воде получилось.
— Пойдемте в домик, на постельку. Там уютнее, там я все сделаю…— Пыталась выскользнуть Вика.
— Там — само собой! Давай тут. Не выделывайся!— Герман Степанович схватил ускользающую девушку за шею неловко и оборвал серебряную цепочку.
— Ой, что же Вы сделали! Это мой талисман был.
—Не парься, я тебе талисманов кучку куплю. Вот поедем в Турцию, там такого добра куры не клюют…Жлобин обхватил девушку, потащил к берегу, где помельче, и повалил на песок. И залез верхом.
Через пару минут все было кончено. Натянув полосаты трусы на свою толстую задницу, Жлобин направился к домику.
—Пошли, поедим, аппетит нагулял зверский.
— Я сейчас приду. Девушка еще какое-то время лазила на коленях вдоль берега и пропускала сквозь пальцы мокрый песок. Чувство, что за ней следят, не оставляло.
Талисман так и не нашелся.
*****
Подкрепившись, Леха устроился за порхающей занавеской у окна в надежде увидеть вчерашнюю русалку. Долго ждать не пришлось. По рыжей гриве роскошных волос он узнал ночную купальщицу в проститутке, сопровождающей дядьку в годах.
Наблюдая за их половыми играми, Леха все больше поражался сходству рыжей шлюхи с кем-то очень знакомым…из домашних воспоминаний. У него была на примете только одна рыжая девчонка. Вичка из соседнего дома, нескладный перепуганный подросток, с зелеными раскосыми глазами. Эта же взрослая, наглая, уверенная в себе женщина, казалась ему очень похожей внешне…Будто старшая сестра той юной соседки.
Конечно, когда он понял все о "профессии" рыжей девицы — обслуживать жирных богатых котов, легкое чувство разочарования его настигло. И в то же время думалось: "Подвернись возможность, я бы и сам не отказался от такой …"
После обеда он снова занял свой наблюдательный пункт у окна. После ужина — тоже. Но рыжая больше не появилась на берегу.
Леха, выспавшийся между оздоровительными трапезами, без труда дождался, когда погаснут огни во всех гостевых домиках. Он бесшумно вышел на берег. Сел у кромки воды. Стал наблюдать за колыханием лунной дорожки на легких волнах. И думать. Пропуская мокрый песок струйкой из кулака, одну за другой он "выстраивал" причудливые по форме елки. Расставляя их полукругом. В детстве на песчаной отмели, куда ребятня из Криворечья ходила купаться, такие елки из песка возводились часто. И даже на спор: чья елка будет выше и дольше простоит.
В очередной пригоршне песка, что-то блеснуло. Леха нащупал цепочку. Она была порвана, но у самого колечка замка застрял кулон. В резном серебряном овале, подсветив, зажигалкой, Леха увидел букву "V".
Цепочку с кулоном сунул в карман. Осмотрелся еще раз. Майку и брюки кинул на ветки ивы и полез в воду. Он плавал долго, тихо и с удовольствием. Как дорвавшийся до запретного действа, ребенок. Потом снова долго сидел на песке. И на свежую голову думал: что же делать? Как выйти из создавшего положения? Как отреагирует полковник, если сказать ему о нечаянной с его, Лехиной стороны, замене и коварном обмане со стороны одноглазого Али? Рано или поздно пребывание в этом райском местечке кончится…
Но ведь в пленниках остался его брат-близнец, который по сути дела, спас ему жизнь: подкармливал, лечил и собирался помочь с побегом. Леха понимал, что не сможет стать последней сволочью, которая радеет только о собственной шкуре.
Спасти и вытащить брата.1В этом теперь он видел смысл своей жизни.
Он решил: ждать приезда полковника, и все рассказать ему как было. Добрейшего его армейского друга Сан Саныча решил, не во что не посвящать. Тайна остается тайной, пока ее знают только двое. Или даже один…
*****
Перед самым отъездом с базы отдыха Вику еще раз потянуло на берег. Ноги сами понесли. Думалось: "Вдруг талисман найдется?"
В полукруге из песчаных елочек расположился нарисованный овал на песке, в середине которого красовалась латинская буква V. "Это же рисунок с моего кулона! Так выглядит Ее талисман. Кто же нашел его?"
Вика стала беспокойно озираться по сторонам, снова чувствуя взгляд, невидимых ей глаз…
— Виктория! Поехали уже! Кому сказал! — раздался зычный, командный голос Жлобина из служебного авто.
Вика, втянула голову в плечи, и послушной собакой поплелась к машине.
За занавеской в комнатке домика на отшибе Леху обуревали чувства некоторого смятения. Голову сверлили вопросы: "Ее зовут Виктория? Вика? Неужели это она, та моя девочка-соседка из Криворечья, с которой я тогда …?!"
Леха пристроил талисман Вики рядом со своим солдатским медальоном. Решив, что он поможет ему побеждать…
*****
Подстава
Сан Саныч принес в домик ужин на двоих и деликатно удалился с глаз долой, понимая, что отцу и сыну есть о чем поговорить после долгой, непростой разлуки.

Прошло три часа и двадцать минут. Завхоз заглянул в освещенное окно домика сквозь щелку между шторами. Ужин стоял нетронутым. Холодов сидел, закрыв лицо руками, а парень бледный, как полотно, смотрел мимо него невидящим взглядом. Сан Саныч осторожно постучал в дверь.

— Это я, Холод. Что-то вы, друзья, ничего не поели? Или повариха наша сегодня не в ударе была? Может, пересолила чего?

— Погоди, не до еды нам. Отмахнулся полковник.— Тут такой замес пошел, мозги кипят. Пошли на воздух. Мужчины побрели по берегу.

— Значит так. Парень пусть еще тут побудет. Инкогнито. Это непременно! Сможешь?

— Обижаешь, земеля. Если он сам не проколется, никто его не раскроет тут. Пусть поправляется, отдыхает, сколько скажешь. — Только твоя-то, небось, извелась от нетерпения сынка увидеть после всего, что с ним случилось?

— Эх, Саныч. Тут задачка со многими неизвестными задалась. С женой уладить — не самое страшное.

— Не скажи, с женщиной найти общий язык совсем непросто. Тем более в таком деле. Иногда сильная радость тоже может на сердце сказаться…не так.

— Да…Радоваться ей нечему пока. Не наш это сын. Не Денис это.

История такая, что крышу сносит. Кто бы другой мне рассказал, я бы засомневался.

— Чего-то я не дополнял? А кто же это тогда, если не твой сын?

— Получается, что это его брат-близнец. Зовут его Алексей. Была это наша семейная тайна. Да вот нежданно вышла наружу.

Денис у нас приемный сын. С рождения взяли из родильного дома. Мать этого парня сама второго близнеца отдала, добровольно. Ну, в роддоме оставила. Не поднять ей было, одиночке сразу двоих парней. Вот такой расклад.

Парни случайно в плену встретились, готовились вместе сбежать. А тут обмен подвернулся.

Денис мне позвонил под приглядом, конечно. Как этот одноглазый черт меня провести умудрился, ума не приложу! Теперь понимаю, что он не зря сказал, что еще раз встретимся. Так что сына мне еще вызволять надо. Все поновой начинать.

— Да. Удивил ты меня, Холод.

— Короче, приеду через пару дней. Наведу справки про его мать. Решу что дальше делать. Ну, бывай, земеля. Парня береги.

— Не сомневайся. Если брат твоего сына, значит, тоже, как сын… Я понимаю.

Одиннадцатая глава
Первый отчет "Медведки"
— Рассказывай, как произошел первый контакт с объектом. То есть с господином Жлобиным.

— В "Private-клубе" есть такой маленький зеркальный зал, в который вход через шкаф-купе в конце коридора. Там особые гости ведут деловые разговоры и выбирают себе для эскорт - услуг девушек. Или по видео кассетам или живьем.— Меня ему показывали четвертой. Я проделывала "этюд с водой".

—Что это такое? Подробнее рассказывай.

— Напротив столика, где сидят и закусывают гости, есть небольшой круглый подиум с зеркальным задником. Моя задача была под красивую протяжную музыку сделать этюд. У нас его называют "Страстная селянка".— Я медленно танцую в белой батистовой рубахе до пола с национальным рисунком. Босая. На голове венок из цветов. Появляется парень-"художник" (из голубых эскортов). У него в руке кисть. По ходу танца он макает кисть в кувшин с водой и проводит по моему телу. Ткань намокает и становится прозрачной. Постепенно. То по грудям, то по попе, то мочит кистью впереди. Рубаха становится совершенно мокрая и прилипает. Это возбуждает многих мужчин. Потом "художник", как бы заводится и разрывает на мне мокрую рубаху- преграду, и мы имитируем половой акт.

—Таким этюдам меня обучили в клубе. И еще много чему. Восточным единоборствам кстати, тоже.

— Да вижу, как ты уже изменилась. Это полезно для дела. Значит, он тебя после того номера и выбрал?

— Да, сказал, берет на месяц, чтобы его везде сопровождала. Что не пожалею.

—Отлично. Это то, что нам надо. Кстати, посмотри на вот фото. Из этих людей в том зеркальном зале со Жлобиным, ты никого не видела? Или еще где?

— Вот он.— Вика ткнула на фотку, где было смуглое небритое лицо. В тот первый раз он с ним и закусывал, когда я "селянку" танцевала.

С портрета смотрел Тимур, тот самый, на которого полковник менял своего сына. На такую удачу Холодов даже и не рассчитывал. Вика- агент Медведка нужна ему была для того, чтобы знать каждый шаг чиновника, который давно находился в разработке и своими порочными и неразборчивыми контактами в последнее время настораживал более высокое начальство. Собирали пухлую папку с компрой, чтобы в нужный момент, когда скажут свыше "фас", поводок с длинного сменить на строгий.

— Вот что, Виктория, старайся так, чтобы ты стала Жлобину не просто, как бы это выразиться…

— Да не стесняйтесь, полковник. Вы хотели сказать, не просто "подстилкой"…Так ведь?

— Короче, сделай все, чтобы он без тебя не мог и шагу шагнуть и стал доверять всецело.

— Вы меня уж совсем ниже плинтуса опустили. Знаете, какая он свинья? Просто мерзкое животное…

— Знаю, Вика. Но без твоей помощи, похоже, нам этого борова в казенный свинарник не поставить скоро. Ты сейчас наши глаза и уши.

При всех контактах личных или телефонных старайся, как можно быстрее мне докладывать. И вот еще. Когда будешь в том зеркальном зале снова, прицепи эту штучку под столом. Вот премия. Распишись тут.

Все, что ты мне рассказала, кроме мужчины на фото, напиши в кратком отчете.

"Источник сообщает…" Виктория Медведева склонилась над листком. Полковник терпеливо диктовал ей принятые в их официальных отчетах обороты.

Когда с писаниной было покончено. Холодов увидел на шее у девушки кулон на серебряной цепочке с буквой V в овале. И подумал, что неплохо бы смотрелся на этой рыжеволосой красавице целый гарнитур из таких украшений…Перстень или браслет ручной работы, например, какие делают кубачинские мастера.

Через три недели на пальце у Виктории появился серебряный перстень ручной работы с той же буквой V, под которой в ложе для камня уместилась миниатюрная видеокамера (штучка из последних разработок, полученных отделом Холодова). А вот цепочка с кулоном была потеряна…

"Лечение" от стресса
Для некоторых служебных посланий у полковника на Главпочтамте был недавно заведен персональный абонентный ящик. Но по старинке вновь подошел к окошку и попросил проверить почту "до востребования" на свое имя.

— Вам простая бандероль. Заполните бланк на получение.

Девушка положила перед Холодовым пакет, по размеру похожий на видеокассету.

Был обеденный перерыв. Он решил ознакомиться с неожиданным "подарком" дома, подальше от посторонних глаз. В сложившихся обстоятельствах такая предосторожность была не лишней.

Он был уверен, что коллеги не могли не приглядывать за ним, зная, что сын его пропал без вести в горячей точке.

Видео было коротким, но таким жгущим сердце и ум, что у полковника зашевелились волосы.

Его Денис сидит с автоматом среди бородатых боевиков. Дружелюбно разговаривает. Камера панорамой скользит по лицам: от одной группы к другой. Это явно незаконное вооруженное формирование.

Потом Холодов видит крупным планом лицо сына, искаженное гримасой то ли боли, то ли страха с безысходность и отчаянием. Сын палит очередями из калаша.

Дальше сняты уже мертвые российские солдаты, ехавшие в УАЗике и, видимо, попавшие в засаду. На последних кадрах Денис ведет под дулом автомата оставшегося в живых солдата, очень похожего на него фигурой, лица парня на пленке не видно. Следом за ним один из бородачей ведет еще одного пленника.

Полковник онемел, понимая, кого вел из той засады его сын. Своего родного брата- близнеца.

Холодов позвонил в контору, сказав, что до конца дня не будет, потому что есть оперативная необходимость встреч с агентами. Вытащил из стеклянного шкафчика тонкий бокал для вина на высокой тонкой ножке, налил его до края водкой, вытащенной из холодильника. Выпил залпом, занюхал куском хлеба. Расслабиться не получилось. Выпил еще. Заел куском колбасы и веткой укропа.

Набрал номер агента Медведки.

— Вам надо быть через сорок минут в загородной гостинице. Сможете?

Тогда до встречи.

В крошечном вестибюле было пусто. Из приемника голос Петкуна пел что-то душераздирающее. Это была специальная гостиница, в которую вход всем подряд был заказан. Как из-под земли выросла администраторша, окинула Вику быстрым взглядом.

— Вам по лестнице наверх вторая дверь справа. Вас ждут. И так же незаметно исчезла. Виктория на всякий случай оглянулась: может быть, за спиной кто-то еще стоит, кому были обращены слова женщины. Никого, кроме нее, в холле не было. И удивляясь вышколенности персонала, стала подниматься по лестнице. Дверь толкнула без стука, как инструктировали.

В люксе был полумрак. В огромном черном кожаном кресле сидел полковник Холодов. Он был совершенно другой. Не собранный и строгий как обычно. Не выдавал слова- приказы.

Вику поразили глаза мужчины, которого она побаивалась. Глаза казались беспомощными, направленными в никуда, полными слез…

Полковник неверной рукой сначала сделал приглашающий жест на кресло напротив себя, потом дрожащим пальцем постукал по губам, давая понять, чтобы девушка села и помолчала.

— Вика,— наконец выдавил он из себя,— у меня серьезный форс-мажор. Ты похозяйничай тут. Что-то на стол набросай. Тут все наше, конторское.

Виктории часто приходилось встречать выжатых, как лимон, мужчин, облеченных заботами и делами, которых требовалось утешить и расслабить в постели. Это ее работа. Но сейчас она увидела обнаженную слабость очень сильного человека, который привык быть натянутой

струной. И вдруг эта струна лопнула…

Она не могла сообразить, зачем он ее вызвал внеурочно. Ведь, только вчера встречались, и она получила все необходимые указания о своих дальнейших действиях по отношению к Жлобину. Вике подумалось вдруг по-человечески: « Может быть, он мной прикрывается, просто тяжело человеку стало вдруг. И от работы, и от дома надо спрятаться …от всех…"

В холодильнике стояли напитки и разные под них закуски. Для полковника решительно выставила на журнальном столике водку в запотевшей бутылке, в местном сувенирном исполнении. Потому что, как только вошла, сразу почувствовала запах водки. Из закуски пригодились овощи, трава, маринованные огурчики, копченая килька в фирменной коробке. За шторкой на дверке холодильника она приметила круглую коробку с консервированным осетром. Ловко открыла ее обычным ножом (консервный ключ не нашла почему-то) и тоже принесла на стол. Себе Вика поставила массандровский Портвейн пятилетней выдержки, шоколад и фрукты.

— Гулять, так гулять. Когда еще такой случай выпадет?

Полковник молча кивнул. Виктория сама налила напитки. И сказала: "Все пройдет! Жизнь полосатая! За черной полоской наступит белая.

Обязательно! Я точно знаю" Чокнулась своим бокалом о рюмку полковника и стала пить вино, смакуя каждый глоток.

— Я пральна поняла, что у нас сегодня время не в обрез, как обычно, а целая рекламная пауза?

Полковник снова молча кивнул. Вика накатила ему еще в пузатую хрустальную рюмку и подала на вилке малюсенький огурчик. Холодов снова опустошил тару. Откинулся на кресло. И сказал с невыносимой горечью, как выдохнул все накопившееся.

— Что же за жизнь такая пошла сволочная? Как, скажи на милость, мне из этого дерьма теперь вылезать? Как потом отмываться?

Вика понимала, что он, естественно, говорит сам с собой. А она у него тут вместо мебели. Но сочувственно кивала. Почему-то по-человечески ей было жаль полковника. Хотя она и не знала, что его так сколбасило.

Видя, что Холодова развезло уже обстоятельно, она помогла ему подняться, как верная санитарка, раненому бойцу. И повела его неровно шагающее тело в спальню люкса. Полковник рухнул, как только Вика ослабила хватку.

— Да, видно, хорошо мужика достало, что так до бесчувствия напился. Виктория стала привычно выполнять свои обязанности? Раздевать клиента и укладывать спать. Она перекатила Холодова на другую сторону широченной кровати, отвернула атласное покрывало. Потом аккуратно раздела мужчину. Когда стаскивала поочередно рукава пиджака, из внутреннего кармана выпал пухлый бумажник. Вика положила его на прикроватную тумбочку. Почему-то ей казалось, что под пиджаком она непременно увидит кобуру с пистолетом. Но ничего подобного под мышкой у полковника не было. Брюки повесила на спинку кресла, рубашку - тоже. Носки скатала в шарик и кинула прицельно в полковничьи не новые и не дорогие ботинки. Прикрыла его распластанное, несчастное тело блестящим прохладным покрывалом. И вернулась в гостиную люкса.

— Так, так. Пока он не очухается, мне отсюда уход заказан. А очухается он не раньше утра. Вика выпила еще вина, налила пол бокала и отправилась в ванну. Тут было все как для белых людей. Джакузи, махровые халаты, пушистые полотенца и огромное зеркало напротив ванной чаши. На стеклянной полке стояли ароматические соли. И пены для ванны. Через десять минут она нежилась под струями, пахнущими лесными травами, в ароматах которых солировал запах мелиссы.

После приятной водной процедуры, девушка прилегла на кровать с другой стороны. Рассмотрела потолок и изящные светильники. Задвинула шторы, зажгла ночник на тумбочке и заметила бумажник.

— Как это я до сих пор его не обшарила? Удивилась сама себе Виктория.— От этого дядьки я с потрохами завишу. Лучше не трогать и не связываться…Но любопытство взяло вверх.

Виктория открыла половинки бумажника …и ахнула. Из-под прозрачного окошка с фотки на нее смотрело улыбающееся лицо Лехи Курганова, ее первой и единственной любви. Вика перевернула фотографию и прочла "Мама, папа, служба идет нормально. С солдатским приветом Денис Холодов."

"Что за бред? Какие папа, мама? Какой Денис Холодов? Это же мой Лешка! Почему его фото в бумажнике полковника ФСБ? Может быть, он что-то натворил, попал в плохую историю там, в горячей точке? От напряженных мыслей, мечущихся в ее голове, как в запертой клетке, у Вики жутко разболелась голова. Пульсирующая боль усиливалась. Виктория прилегла на второй половине красивой резной кровати и задремала. Заснуть не удалось. Беспокойный сон мужчины тревожил. Он то вскидывал руки, то перекатывался, то кричал сдавленным шепотом. Вика сжалась в комочек в углу кровати. С тревогой и неожиданным сочувственным беспокойством наблюдала…

Холодову снился кошмар. Будто он сидит внутри железного контейнера, который катается по палубе совершенно неуправляемого судна, попавшего в шторм. Качка настолько сильная и крены бортов такие крутые, что контейнер вот-вот окажется в бушующем океане. Полковник мечется от безысходности и хватает глотки воздуха, которые проникают в щели контейнера…Еще один резкий удар о борт. И железный короб летит в волны. Жуткое ощущение бездны как щупальцы гигантского спрута охватывают все тело и сдавливают. От ужаса Холодов просыпается.

На коленях перед ним у кровати сидит его агент Медведка в махровом халате и держит наготове бокал с холодным пивом. Автоматически рука делает хватательное движение, и пересохшее горло принимает в себя живительную влагу. Полковник начинает приходить в себя.

Девушка молча сбрасывает халатик и залезает под покрывало и укладывается под мышку мужчины. Это происходит так естественно и спокойно, будто делалось, по меньшей мере, сотни раз.

Они лежат молча, погруженные в свои разные мысли. И уже понимают, что хотят в этот момент отогнать все тревоги. И подчиниться только молчаливому и властному зову плоти.

Виктория ласково, веерными движениями, поглаживает широкую грудь мужчины. Острым ноготком неожиданно давит на сосок. Потом берет его двумя пальчиками и покручивает. Непривычная ласка будоражит и заводит Холодова. Он чувствует, как за его соски принимаются ее пухлые губы и язычок. А рука девушки уже умело путешествует гораздо ниже…Атласное покрывало приподнимается, образуя подобие индийского остроконечного вигвама. Девушка отбрасывает тканевую преграду и демонстрирует изумленным горящим глазам мужчины еще одну изысканную ласку. То проводит своими возбужденными сосками по стволу его возрожденного к бою достоинства и укладывает его в восхитительное ложе между своих развитых грудей. Такую "пытку" неискушенный в любовных играх сорока пятилетний мужчина выдержать долго не может. В Холодове просыпается яростный самец. Он начинает воплощать все свои тайные фантазии, которые долгие годы копились, порой мешали жить, но никогда не вырывались наружу в силу обстоятельств.

С супругой, больной сердцем, всегда было не до страстей, да и ее воспитание (а вернее отсутствие всякого полового воспитания) делало их сексуальные контакты однообразными, короткими и пресными. Случайные женщины бывали, как у всех мужчин. Иногда в командировках. Но и такой спонтанный секс не оставлял в памяти хороших воспоминаний. Наверное, полковнику просто не повезло встретить по настоящему страстную от природы женщину, которая умела отдаваться сексу всецело, бросаясь в него как в омут, отчаянно и бездумно.

Подсознательно понимая, что такой шанс может уже никогда не повториться, теперь он отрывался по полной. Как в последний раз.

Разве он мог представить, улетая сейчас в грезы блаженства, что такое могут вытворять женские губы и язык, которым он доверил свое сокровище. Прожив в этой жизни в два раза больше лет, чем это девочка, он и не подозревал, что есть женщины, которые могут владеть своими влагалищными мышцами так, что будут удерживать в себе мужчину крепче, чем руками, и манипулировать внутри так, что его разум отступит, уступая место состоянии постоянной эйфории.

Разве мог он полагать, что он, сдержанный и серьезный мужчина, от испытываемых ощущений будет издавать такие стоны и вопли.

А после заключительного залпа рухнет бездыханным телом рядом с неутомимой девочкой, подарившей ему эти сладкие минуты, на казенную гостиничную койку, ставшую ложем настоящего человеческого блаженства. И испытает такое облегчение… Все проблемы отступят на второй план, измученное ломотой тело, станет обновленным и помолодевшим. И в висок уже будет стучаться программа действий: « Я все смогу преодолеть, у меня на все хватит сил и ума!"

Холодов приподнялся на локти. На шее у девушки в такт с бьющейся артерией прыгала золотистая кудряшка. Полковник навалился на расслабленное женское тело и крепко поцеловал Викторию в губы.

С момента близости в том подвале с Лехой ее никто не целовал в губы. Вернее, она не давалась для такого интимнейшего поцелуя. Но в этот момент почему-то не отпрянула и не вырвалась…

Круг сужается
По возвращении домой и после удачного обмена (хитромуного обмана) старшего сына Тимура на двойника полковничьего сына одноглазый Абдул вместо ощущения самодовольства встревожился не на шутку. Мужчина их тейпа принес неприятные вести. В одном из соседних сел при очередной зачистке погибли четверо боевиков, зашедших пополнить запасы еды к родственникам. Их сдал кто-то из своих. Но самое неприятное было то, что вместе с оружием из тайника в подполье были захвачены спецназом видеокассеты, на которых наверняка были засняты за своими боевыми операциями и его сыновья: средний и младший. Это прямое доказательство их двойной жизни. "Мирных крестьян" днем и "непримиримых бойцов" ночью.

— Рамзан, Резван еще не вернулся с тем русским парнем?

— Нет еще. Может утром приедут.

— Надо вас прятать как-то. Зачистки уже совсем рядом проходят, ты слышал?

— Да, отец. Может нам в город поехать к Тимуру. Он там вроде бы освоился почти.

— Это "почти, почти" очень дорого стоит. В том городе много кавказцев и из наших тоже немало скрывается. Но и там не вся милиция берет, и суды не все продаются. И население смотрит волками на наших. Если в город поедите, будете делать все, что Тимур скажет. Не думай, что там риску меньше, чем тут. Даже больше…

*****

До дальнего аула добирались часов шесть. Делали один привал. Когда беспечный Резван орошал кусты, Денис подумал: « Вот сейчас такой удобный момент, чтобы тюкнуть этого придурка по его тупой башке и смыться. Тем более есть и лошади и немного еды". Но этот план сразу же отпадал после трезвой мысли о брате, сидящем в яме. "Даже если сам сбегу, кто мне сразу поверит и придет со мной в этот забытую богом дыру, выручать Леху?— думал Холодов-младший — Сначала затаскают по спецчастям, замордуют допросами, потом в штрафбат можно загреметь. Когда еще отец вмешается…На все надо время. Эти отморозки запросто могут по злобе и из мести парня прирезать…Так что вернуться надо обязательно И там уже действовать по обстановке вдвоем."

— Эй, Резванчик, а чего мы едем-то к Вашему родственнику?

— Так надо, Отец приказал. У нас слово отца—закон. Не то, что у вас, неверных. Потом узнаешь…— Резван ехидно улыбнулся.

— Наплевать, не хочешь, не говори. Ты мозгами своего отца живешь, потому что своих мозгов нет. И уже, видно, не будет. Существуешь как растение безмозглое, сам не знаешь, зачем…

— Я знаю. У меня цель есть. Наберу денег, построю красивый красный дом, буду ездить на джипе и плевать на всех.

— Да, да. Любишь красные дома. Тебе в голову не приходит, что дома такие на крови и горе строите? Хотя куда тебе такие мысли поселить, если башка не варит, пустая совсем…Наверное, и не болит поэтому никогда. Нечему там болеть. Серое вещество отсутствует.

— Ха-ха-ха! — Оскалился злобным зверьком Резван,— Вот ты такой умный, но ты мой осел, я на тебе еду, а не наоборот. Если бы ты был действительно умный, то своего бы отца слушал и сюда не пришел бы служить и в плен бы не попал. С таким отцом только последний дурак лезет под пули. Так что это ты с головой не дружишь. И теперь не отмоешься!

Денис снова еле сдержался, чтобы не придушить кривоногого парня, который почему-то не боялся его злить. Хотя они были одни среди гор. "Трусоватый Резван расхрабрился не зря…Что-то за этим кроется. Но что?" Эта мысль тревожила.

Через два дня они возвращались той же дорогой обратно. Зачем именно вдвоем ездили в дальний аул, Денис не понял до тех пор, пока не вернулся…

Первое, что он сделал, когда сошел с лошади — подскочил к яме, чтобы убедиться: брат жив. Яма оказалась пустой. Позади стоял, ощерившись своей смуглой мордой Резван, и ухмылялся.

— А!? Не нашел своего братана-то? Нету его! Ты думал, ты один такой умный? Я все твои разговорчики тут слышал и все отцу рассказал. Мой отец всех перехитрит.

Холодов-младший бросился на Резвана со зверским лицом, готовый разорвать голыми руками. Подросток заорал благим матом на всю округу и шустро перескочил плетень и юркнул в дом.

Остыв, Денис сел на край ямы и закрыл лицо руками. Он понял: их сходство открыто, и одноглазый циклоп Абдул решил заработать дважды.

В тот же вечер для надежности и спокойствия братьев Дениса снова спустили в яму.

Двенадцатая глава
Недостающее звено
Феликс Шарафутдинов вышел из особняка, в котором располагался комитет по имуществу, злой до предела. Его опять отфутболили с его письмом об аренде помещения под кабинет красоты. Секретарша дежурно объяснила: «Ваше письмо на рассмотрении у руководства. Сегодня господина Жлобина не будет. Ждать нет смысла. Он на совещании в горадминистрации. О решение Вам сообщать дополнительно." И отвернулась с чувством исполненного долга. Когда Феликс уже был в дверях приемной, двойная дверь кабинета начальника растворилась, выпустив двух довольных мужчин кавказской наружности, дожевывающих что-то на ходу. Из глубины кабинета прорезался и голос "отсутствующего" начальника, с кем-то оживленно говорящего по телефону. Секретарша вскочила и быстро прикрыла двери. " Не отказывать, но и не делать, чтобы клиент созрел"— этот незыблемый принцип работы чиновничества действовал повсеместно.
Феликс остановился и нервно закурил. Кавказцы, картинно расположившись у новенького Мерседеса сребристого цвета, о чем-то повышенными голосами говорили в навороченные мобильники, стараясь перекричать музыку, бухающую из их машины басами на всю улицу.
— Слушай, брат, прикрути музыку. Я с заграницей говорю же. Потом вместе послушаем громко, понял, дорогой?
Музыка стихла. К Феликсу, раскрыв объятия, двигался бывший завхоз их медчасти в горячей точке, прапорщик Комар.
— Сто лет, сто зим. Прапор расплылся в хитрой улыбке. Как житье-бытье? Семьей обзавелся? Ты хоть и молодой хирург, но о тебе все отзывались, как об очень способном спеце. Как сейчас-то: проблемы решаешь? — Трещал Комар.
Феликс помнил, что остановить словесный поток бывшего сослуживца, дело невозможное. Чтобы быстрее отвязать от его назойливого внимания, самое верное быстрее и короче ответить на все изливающиеся из этой головы вопросительные фразы.
— Если честно, хреново решаю проблемы. Хочу свое дело открыть. Вот на пластического хирурга переквалифицировался. Кучу денег потратил и времени. Теперь дело за малым… Но под кабинет не могу снять помещение. Все пороги тут оббил.
— Известное дело. Я, чтобы арендовать под свою аптеку полуподвальчик, знаешь, сколько отвалил? Комар с заговорщицким видом шепнул сумму взятки на ухо Феликсу. Тот аж присвистнул от удивления.
— Да, да. А ты думал? Жлобин свою фамилию оправдывает. Все в его загребущих руках. Теперь новое правило аренды придумали. Договор заключают только на год. Кончился срок, опять к ним на поклон иди. А значит неси…Суки, конечно, но куда деваться? Несем…Ну, я побежал, прапор скрылся на массивной дверью комитета по имуществу.
Феликс швырнул окурок под дерево, приствольный круг, которого был одет в кованную круглую решетку и пошел прочь. Через несколько десятков шагов он обернулся на окрик. Рядом остановился, медленно ползущий следом, Мерседес с кавказцами, с которыми он недавно столкнулся в приемной.
— Слушай, дорогой, я тут случайно про твою проблему услышал. При желании все можно утрясти. Можем опытом поделиться.
— Не верю я в бескорыстную доброту давно. Тем более, от таких, как вы.— Отозвался Феликс.
— Правильно делаешь, дорогой. Но общий я зык можно отыскать, если есть желание. Садись в машину, поговорим, обсудим. К тому же тут мы все одинаковые мирные граждане.
Феликс, помедлив мгновение, все же сделал шаг к машине. Кто мог знать, что это шаг в бездну…
*****

Полгода назад молодой специалист вернулся из горячей точки, где по вольному найму работал хирургом в санчасти. Хотел заработать денег на свадьбу. Калым за невесту никто не отменял…

Палаточный лагерь госпиталя стоял особняком от села. Палатка, в которой устроили на житье хирурга Шарафутдинова, была крайней.

Тот день был не сложным. Раненых не было. Одному бойцу вскрыл на шее карбункул, другому зафиксировал вывихнутую стопу. В половине одиннадцатого лежа на койке, досматривал серию "Бандитского Петербурга". В дверном проеме медленно поднялся брезент. Двое в камуфляже американского производства возникли неожиданно как киношные герои с помощью теле эффекта из ничего. Феликсу заклеили рот, завязали глаз, надели наручники.

Джип домчал по ночи быстро и встал, как вкопанный.

В низкой комнате, освещенной многоярусной хрустальной люстрой, все пестрело от ярких ковров. Они были на стенах, креслах, диванах и на полу.

— Мы с докторами не воюем,— поможешь брату, останешься живым и здоровым и еще денег дадим.

С ногой боевика, Феликс возился почти до трех часов ночи. Пулю извлек, рану обработал и зашил. Благо все необходимое было тут наготове. Специальный походный чемоданчик, очень похожий на те, что выдавались на выезды со склада их санчасти, был укомплектован полностью.

Без семи минут четыре Шарафутдинова вернули на место. Правда, до семи он уже не смог сомкнуть глаз. А в носке лежали несколько зеленых купюр и жгли не только ногу, но и совесть.

До самого отъезда домой ночное происшествие не всплыло. Все вроде бы обошлось благополучно.

И вот теперь в роскошном Мерсе ему вдруг показали фотографию, где он узнал себя, склоненным над раненым боевиком в той комнате с пестрыми коврами.

— Узнаешь, дорогой? Мы добро помним. Ты нам тогда помог, мы тебе сейчас поможем.

*****

"Думай за дурака!"
Время снова стало тягучим. Денис перебирал в памяти события давно минувших дней, которые грели душу и как-то морально его подпитывали…

Когда отец учил пятнадцатилетнего Дениса водить их задрипанную битую "пятерку", он всегда приговаривал, когда выезжали на проселочные дороги: « Думай на дороге за дурака! Особенно на сельской дороге. Потому что правила тут не писаны для большинства ездоков. Любой мужик и пацан может принять самогонки на грудь, взять трактор Или мотоцикл "Урал" или любое другое транспортное средство и ехать, куда ему вздумается, когда захочется и по любому направлению. Потому что дорогами это назвать трудно. Это "направления". Так что большое заблуждение, что за городом учиться вождению проще. И в городе на загруженной улице такое же правило соблюдай. Тут хоть и светофоры и милиция, но дурных водил пруд пруди. Потому что о правилах понятия не имеют. Права покупают. Запросто пьяные ездят, потому что можно всегда откупиться. И вообще заруби себе на носу — ВСЕГДА по жизни думай за всех: за себя, за умных, за дураков тоже, будет проще понять и сориентироваться в сложных ситуациях жизни. В этой формуле главное слово "ДУМАЙ".

Снова выпал случай, когда ничего нельзя делать, только сидеть и думать о том, что же будет дальше. Но быть бараном, которого ждет только заклание, Денису не хотелось, и он решил действовать через самое "слабое звено" в семейной цепочке Руслановых, через Резвана.

В это время Абдул перед очередным отъездом наставлял младшего сына.

— Этот парень непростой. Не такой как ты у меня. Он хитрее, что-то задумал, наверное. Глаз с него не спускай. Он нам нужен. Скоро снова будет отцу звонить своему.

Резван спустил в яму корзинку с куском лаваша, пластиковой бутылкой молока.

— Спасибо дорогой,— век не забуду твоей доброты. Как выйду, обязательно отблагодарю тебя.

Наивный Резван ироничных ноток не услышал.

— Ты зачем про Ислам хочешь читать? Веру хочешь поменять?

— Мне менять нечего. Я совсем неверующий. Ни в Христа, ни в другого бога. Вот почитаю, может, что и надумаю.

— А ты сам-то, Резванчик, про Ислам много читал?

— Нет. Я плохо учился по русскому. Мне все про веру отец рассказал. Зачем мне самому читать?

— Действительно. Зачем тебе читать…Только твою чистую голову засорять. Засмеялся Денис. — Ты меня не забывай, приходи, поговорим еще.

— Ладно, русский! Я приду. Отец приказал с тебя глаза не спускать.

*****

Когда солнце провалилось за мохнатую гору, Абдул со средним сыном Рамзаном выехал их аула. В засадах и в непосредственных боевых контактах с федералами Рамзан участвовал редко. Он был связником и снабженцем. Мотался между отрядом боевиков, который прятался в зеленке, и аулами, которые снабжали продуктами, лекарствами. Договаривался при необходимости о расположении раненых в подвалах надежных домов. Но когда выпадал случай пострелять "по живым мишеням" Рамзан вызывался быть среди первых. Считал признаком мужской доблести убивать неверных и избавлять от захватчиков их землю.

Всех троих сыновей с сызмальства Абдул учил резать баранов. Но ни старший Тимур, ни любимчик младший Резван, не могли в этом деле сравниться с ловкостью рук среднего Рамзана. Он был помешан на кинжалах, доводил их остроту до совершенства. А мастерство "по перерезанию горла" не только баранам, но и людям оттачивал постоянно и имел в отряде, поэтому кличку "черный головорез", что его не смущало, а скорее придавало гордости. В аулах, где появлялся "черный головорез", его побаивались и сторонились…

Вот почему у Абдула, прежде всего, болела голова за среднего сына, которого в любой момент могли "зачистить" федералы. И теперь он ехал в отряд, чтобы решить этот вопрос, предложив свой план действий.

— Русский, корзинку держи, да?

— Ух, ты какой сегодня щедрый! Даже кусок вяленой баранины положил. Резван, а Резван, ты чего такой резвый сегодня? Один что ли хозяйничать остался?

— Не твое дело! Будешь надсмехаться, ничего больше не получишь.

— Резванчик, ты не сердись. Ты пацан нормальный, в общем- то, не то, что твой брат головорез. Тебе башку задурили, а думать забыли научить.

— Это об чем мне надо думать?

— Ну, хотя бы о том, что нельзя делить жизнь вокруг только на черные и белые полоски.

—Это почему? Так ведь проще. Неверные - враги, значит это черное. С этим ним надо бороться.

— Понимаешь, среди черных и белых полосок есть еще широкие серые. Это те моменты в жизни, когда надо активно включать свое серое вещество и думать, чтобы понять и людей и события вокруг. Ты живешь с чужих слов, с чужих понятий, потому что своих у тебя нет. Я не говорю, чтобы ты своему отцу не верил. Просто он человек старый, обиженный той властью, которая многих в стране обидела. Но жизнь-то не стоит. Она меняется. Нельзя только местью за прошлое жить.

Вот ты говоришь, что если не мусульманин, значит враг.

— Да, отец говорит, вы все неверные, вы враги…

— Опять двадцать пять. Я учился в школе, у нас полкласса были татары и казахи. Они мусульмане. Но у нас никогда не было никакой вражды, и в части тоже. Нам и в головы не приходило, что мы разной национальности и веры разной. Потому что никто нас не стравливал, жить не мешал. У меня до сих пор самый верный друг, одноклассник Ильянур. Сам-то ты тоже в школе учился. Что лично тебе плохого сделали русские дети, которые всю жизнь тут жили и родились?

Знаешь, что в шариате сказано, что человек любой национальности имеет право сохранить свой язык, традиции, законы и свою веру.

— Если бы ты не был таким ленивым и сам почитал положения Вашего шариата, то много бы сделал для себя открытий, ведь это законы ислама, по которым мусульмане обязаны жить.

— Мы и живем по законам шариата.

— Могу тебе прямо сейчас доказать, что лично ты и твой отец и твои братья и те, кто в лесу, как волки прячутся — все вы нарушаете свои же шариатские законы.

— Не ври, русский!

— Я не вру. Какой мне в этом смысл? Я работал на компьютере до армии, часто заходил в Интернет. Слыхал про такой?

— Что-то вроде…

— Так вот я читал на исламских сайтах, эти самые законы шариата.

— Вот честно скажи: боевики, в лесу которые, наркотиками колются?

— Наверное. Ну и что? Каждый как хочет, так и расслабляется.

—Не скажи. Вот именно так расслабляться: наркотиками и спиртным шариат запрещает. Значит, сами бойцы за веру и есть главные грешники. Шариат считает убийство самым тяжким грехом. А вы что делаете?

— Мы врагов убиваем, которые на нашу землю пришли… И ты тоже с нами убивал!

— Я своих не убивал! Я поверх голов стрелял.

— Это ты потом расскажешь тем, кто про твои подвиги у нас кассету будет смотреть. Я ее сам снимал.

— Жаль, я тогда тебя не зацепил…— Зло отозвался Денис.

— Не успел бы. Рамзан тебя на мушке держал постоянно, тут же завалил бы, как отец велел. А теперь мы второй раз обмен будем делать!

— Ах ты, паскуда! Я с тобой как с человеком…

— Ну да, я так и поверил тебе! Думаешь, совсем дурак, Резван?

—Вы, русские, нас третьим сортом людей считаете.

— Кто же мешает Вам стать первым сортом? Работайте, учитесь. Вы все сразу хотите все хапнуть, отнять. Мстите русским за ошибки прошлой власти. За ссылки. Ты хоть знаешь, что от репрессий той власти, что Вас обидела, русские больше всех пострадали. Миллионы людей погублены не за что. Себе сейчас Вы деньги как добываете? Кровью, наркотой, оружием, детей крадете, из-за угла убиваете. Бандюги Вы и трусы! А еще мужчинами себя считаете. Нормальный мужик разве будет беременной женщиной как щитом прикрываться, или детей невинных убивать? Ваших главарей, что вас всех используют, как баранов безмозглых, все равно всех перебьем. Захлебнетесь когда-нибудь кровью! У нас есть умная пословица: "На чужом несчастье свое счастье не построишь!"

— Запомни, козел вонючий! Ты мыться - то пробовал? Шариат запрещает такой чушкой жить, как ты. Кстати, с пленными надо обращаться хорошо. Это тоже там написано.

— Врешь ты все!

— Сам почитай, если буквы вспомнишь!

— Да пошел ты…

— Сам туда иди, отморозок тупой!

Резван швырнул в яму сухим кизяком, но не попал. Сухая "коровья мина" мгновенно вылетела обратно и опрокинула ведро с мочой, которое стояло на краю ямы. Резван поскользнулся и растянулся во весь рост, вляпавшись рукой в наисвежашую лепешку, которую выложила в качестве благодарности за своевременное кормление молодая телка.

Из ямы послышалось

— Вот видишь, Резванчик, аллах все видит. И наказывает таких уродов как ты!

Секреты "зеркального зала"
Негромким неназойливым фоном звучит нежная проникновенная музыка. Из облака сценического дыма появляются фантастические фигуры полуобнаженных красавиц. По мере рассеивания "дымовой завесы" все больше откровеннее предстают перед загорающимися глазами гостей женские прелести в эротических нарядах. Идет очередной закрытый показ для узкого круга лиц.

Солирует в выходе "розовая" пара. На упругие голые тела девушек надеты длинные черные, абсолютно прозрачные туники из шифона. Один наряд расшить кроваво-красными аппликациями пауков, которые крепко держатся за серебряные нити паутины, раскинутой по всей ткани. На втором платье сверкают звезды и кометы, искусно вышитые вручную с помощью страз и блестящих чешуек. Девушки двигаются в такт разыгравшейся музыкальной композиции как две страстные дикие пантеры, демонстрируя великолепную пластику. "Пантеры" "покусывают и вылизывают" все чувственные места друг друга, катаются по зеркальному полу в самых соблазнительных позах, демонстрируя откровенные жесты страсти. Под прозрачными туниками на разгоряченных телах позвякивают многочисленные украшения: цепочки с великолепными серебряными фрагментами вибрируют в такт с трясущимися бедрами и животами. Такие же украшения и на щиколотках и запястьях. Все сверкает и многократно отражается в зеркалах, создавая фантастическую по накалу эротику. На указательном пальце одной из танцовщиц великолепной работы перстень. Интрига номера - Маски пантер, закрывающие лица танцующих. В прорези для глаз скрыты и взгляды. Особенно диссонирует с танцем взгляд "пантеры" с огромным пышным хвостом из медно-рыжих волос. Хорошо, что гости не замечают, какой ненавистью горят эти глаза цвета крепкого чая.

*****

Через два часа Холодов отсматривал результаты оперативных съемок скрытой камерой, которые представила агент "Медведка". И прослушивал запись разговора за столиком в зеркальном приват зале.

"Пятница. 19.20.
— Вах, вах, вах…Дорогой, Сергей Иванович, какие в твоем клубе красотки танцуют.

— Мы плохих не держим, Тимурчик! С плохими только плохие деньги можно заработать. С хорошими — хорошие!

— Давай выпьем за наше сотрудничество? Ты нас в гости пригласил в красивое место.

— Этот клуб на моем особом контроле. И вход сюда только особым лицам.

— Значит, я уже вхожу в круг твоих особых гостей?

— Поживем, увидим. Сюда приходят люди, которые стоят надо мной и мне доверяют, люди, которые стоят со мной на одной ступеньке и оказывают мне услуги взамен на мои. И такие, как ты, кто мне платит за мое расположение.

— Зря напоминаешь, дорогой. Я твои деньги принес. Вот забери.

Все как договорились. Через два дня сведи меня, пожалуйста, вот с этим человеком в неофициальной обстановке.

— О, дорогой! Этот человек очень осторожный, с кем попало не якшается. День у него расписан по минуткам. Сложно его выманить в неформальную обстановку. Так что тариф тут другой. За особую сложность контакта.

— Не вопрос, дорогой Сергей Иванович. Сколько хочешь, столько получишь. Только сведи с этим чиновником.

— А вот вариант такой намечается. Послезавтра у нас похороны одного местного руководителя. Я там все организую. После них поминки в кафе "Привет". Вот там будет уместно тебя подвести к нему под шумок.

— Отлично! За мной не задержится.

— Само собой разумеется. За "спасибо" даже верблюд не плюнет. Ну, а теперь, Тимур Абдуллович, как у нас говорят: "Гостям рады дважды: когда они приходят и когда уходят… вовремя". Я побежал, дела. Да и вы тут закругляйтесь.

— Понял, понял, дорогой. Уходим, хотя и не хочется такое сладкое место покидать быстро.

"Суббота. 22.10."
— Арби, я тебя сегодня познакомлю с очень большим человеком. Очень властным и очень жадным.

— Хорошо, что жадный...

— Дорогой Герман Степанович, наконец-то мы Вас видим.

— Сидите, сидите…Давайте без лишних соплей и эмоций. Я человек деловой и занятый. Волну гнать сам умею мастерски, когда надо. Так что со мной, давайте сразу договоримся, пустословные Ваши кавказские ритуалы не пройдут. Обниматься у нас просто так, за хрен собачий, не принято. К тому же я не голубой и не из шоу- бизнеса, чтобы со всеми подряд лобызаться и обжиматься…Короче, ближе к делу, ближе к калькулятору.

— Понял, понял, дорогой…Вы наш, Герман Степанович. Излагаю самую суть вопроса. Мы готовы адекватно Вас благодарить за Вашу благосклонность в решении вопросов аренды помещений.

— Конкретно, под какие дела Вам сейчас нужно помещения и где?

— Желательно в тихом центре нужно помещение площадью 300—450 квадратных метров под частную клинику пластической хирургии "Beautiful image".Думается в городе будет спрос на услуги такого рода в самой элитной среде общества. Все женщины хотят выглядеть моложе. И мужчины тоже начинают ухаживать за своим телом и лицом.

— Так, так. Без всякой лишней дипломатии я так тебе скажу, мой горячий южный друг. Разовые денежные инъекции мне без надобности. Первое условие, кстати, оно актуально для всех будущих твоих аппетитов на помещения в городе, мое личное участие в этом бизнесе должно составлять не менее 25 % от прибыли.

— Но до прибыли еще далеко…

—Ни каких "но"! Или разговор сразу сворачиваем. Я еще второе условие не сказал. Продолжать? Или Вы уже сдулись?

— Конечно, продолжайте, уважаемый…

— Второе обязательное условие: на договорах аренды не должно стоять никаких кавказских фамилий. Чтобы меня в ваши покровители тут не записывали. Я про свой имидж думаю. И последнее: если первые два условия принимаете, в качестве спонсорской помощи перечисляете на счет этого клуба вот такую сумму…небольшую. Или наличными на 20% меньше мне в руки. Все должно быть по принятым в городе правилам. Которые, кстати, не я тут завел. Хотите тут, в русском городе, прижиться, соблюдайте наши правильные понятия.

— Разумеется, уважаемый.

— Раз договорились, накатим по рюмочке коньяка.

— За Ваше здоровье, уважаемый Герман Степанович!

— Ладно, ладно. Знаю, я как Вы меня внутри кроете. Не вчера родился. Хрен с вами! Пейте, ешьте на халяву. И смотрите, какие тут телки у нас!

Вон что выделывают!

— Красивые девушки. Слов нет. Кстати в этой клинике можно будет таким красоткам формы поправить. Попышнее сделать груди, например. В клинике, которую мы курируем в ближнем Зарубежье, такие операции очень популярны. Мужчинам нравятся выразительные формы.

— Хорошая мысля! Мне тоже большие сиськи нравятся и попки тоже. Ха-ха-ха!

— У вас хороший вкус! Спасибо уважаемый. Мы не станем вас больше утомлять. Дальше все решим в …как это выразиться?

— В рабочем порядке! Правильно! Ну, валяйте, я тут еще побуду с моими кисками. Будут деньги, заходите. Будьте проще, и такие люди, как я, к вам потянуться. Ха-ха-ха…!

******

Распечатка разговора легла в папку с номером 01343,которая называлась «Жлоб». Холодов понимал, что очень вовремя подложил своего агента под наблюдаемый объект, которого не только по служебной необходимости, но и по собственному разумению он разрабатывал. У чиновника от неограниченных возможностей стяжательства и кажущейся легкости сего процесса и безнаказанности, ехала крыша. Видно было, как при всей своей самоуверенной напыщенности он все больше терял нюх опасливой собаки, которую в свое время приучили «к ноге», но она все чаще стала отклоняться от заданного Хозяином маршрута.

От всевидящего ока Хозяина редко что могло укрыться. Тем более выходки неосторожного Жлобина. Герман Степанович стоял на последней площадке. Один рывок и он уже должен взобраться на самую вершину региональной номенклатурной лестницы. Какой клерк не мечтает стать губером? В тайне об этом грезил и начальник городского имущества с молодых комсомольских ногтей. Тогда эта супер должность первого человека области называлась Первый секретарь обкома КПСС. И теперь ее занимал именно тот человек, кто регулярно и в хорошем темпе одолевал партийно-карьерную лестницу, перешагивая через своих менее пробивных собратьев по комсоюзу молодежи.

Деньги, в огромном количестве припаянные к уже достигнутой им власти — этот тандем был, на взгляд чиновника, гарантом его неприкосновенности. Вот почему он обкладывал своим «золотым четвертаком»- 25% всех и вся (от ларька до ночного клуба), кто хотел арендовать городскую собственность в виде недвижимости.

*****

Через три месяца в престижном районе города начал прием в хорошо отделанном офисе и оснащенных кабинетах пластический хирург — доктор Феликс Шарафутдинов. У покровителей из Мерса нашлись деньги на полный раскрут, включающий интервью по телевидению, рекламные ролики, проплачивались статьи в газетах, красивые девушки приветливо заманивали элитных клиентов с огромных красочных билбордов. Соучредителем студии пластики "Beautiful image" стал ни кто иной, как старший сын одноглазого Абдула Тимур Русланов. Днем новая престижная клиника творила красоту из дряблых располневших тел жен представителей властных структур, доводила до совершенства формы любовниц все тех же сильных мира сего, а ночью по мере необходимости меняла до неузнаваемости (компетентными органами) лица, которые находились в розыске за преступления на Юге России.

Одними из первых клиентов доктора Шарафутдинова, естественно, стали братья Руслановы: Тимур и Рамзан. Теперь под новые лица им были нужны стопроцентные новые документы.

"Случилось…"
После ночи в гостинице что-то внутри у полковника переклинило. Он с удивлением констатировал, что все чаще поглядывает на агента Медведку глазами мужчины, а не строгим взором начальника на «инструмент» своих хитроумных операций по разоблачению коррупции местного разлива.

Внешне и на словах, не сговариваясь, они делали вид, что тогда ничего из ряда вон выходящего не случилось. Но куда деть глаза, которые во всю кричали, отражая нежданные мысли: «Случилось, еще как случилось!» Холодов гнал это наваждение от себя: «Со мной такого не может произойти! Я взрослый рассудительный мужик, я не могу себе такое позволить. Это вопреки здравому смыслу!»

Виктория успокаивала себя внутри, но как-то не убедительно: « Любовь бывает только одна в жизни, она у меня уже была … Но прошла. Кто я и кто он? Это сумасшествие. Омут какой-то. Ну, сорвался мужчина. Помогла я ему расслабиться и забыться не надолго. В конце концов, это моя работа. Причем тут любовь?» И все чаще поглядывала на мобильник, не раздастся ли знакомая мелодия и не вызовет ли строгий полковник агента на конспиративную квартиру. И полетит она на такую «сугубо деловую» встречу на крыльях…

— Викуля, я замечать стала, что у тебя глаза светиться начали. Это хорошая примета. Как-то заметила мать, подойдя к кровати дочери и погладив ее, как маленькую по непослушным рыжим кудрям.

— Нет, мамулька, ты видишь, то, что тебе хочется. Ты у меня оптимистка

неизлечимая. Непутевая я. Ничего у меня в личной жизни уже хорошего не случиться. Потому что от прошлого и настоящего не отмоюсь никогда.

— Что ты, Вика, жизнь еще все перемелет. Сама видишь: пошла у нас с

тобой полоска серая, скоро совсем побелеет. Я уже на своих ногах. Торговля моя лоточная понемножку налаживается. И ты с улицы ушла…

*****

Тринадцатая глава
Похищение ребенка
У большой круглой клумбы сидели на корточках двое влюбленных. Пятилетний Алик и четырехлетняя Гюльнара.

— Закрой глаза. Кавалер быстро срывал цветок, прятал его в ладони, сложенные лодочкой.— Теперь открой глаза. Давай руки. Угадай: какой цветок я тебе положу: желтенький или беленький?

— Белынький.— Говорила неизменно подружка, хлопая густыми, загнутыми ресничками и весело смотрела на Алика.

— А вот и нет! А вот и нет! Я тебя за это поцелую!— Кавалер звонко чмокал девчушку в пухлую щечку, которую она тут же смущенно вытирала. И игра продолжалась снова и снова.

— Гулечка, Гуля! Подойди сюда.— У решетки детского сада стояла улыбающаяся черноволосая девушка, держащая в руках сиреневого верблюда и яркий пакетик с цветными круглыми конфетками-жвачками.

— Вы меня зовете, тетя? Девочка подняла удивленные глаза на незнакомку.

— Конечно тебя, Гюльнара. Я двоюродная племянница твоего папы Ровшана. Меня зовут Фируза. Я в вашем городе проездом, сегодня поздно вечером уезжаю. Вот пришла полюбоваться: какая красавица выросла у моего дяди. Подойди, смотри, какого я тебе верблюдика купила. И своего друга конфетками угости. На!

«Влюбленные» одногруппники подошли к решетчатому забору.

— Если ты не против, я тебя сегодня из садика заберу и сама домой к вам отведу. Мне все равно делать нечего до самого вечера.

— Спасибо тетя Фируза. Конечно, приходите за мной.

В половине пятого вечера, когда разноцветная стайка ребятишек снова высыпала для прогулки на свои сектора детсадовского зеленого дворика, Гюльнара подошла к воспитательнице отпрашиваться.

— Малика Рашидовна, можно мне идти домой. За мной сегодня моя тетя Фируза зашла, она к нам в гости приехала.

У калитки детского сада стояла молодая симпатичная девушка и приветливо махала рукой.

— Ну, иди Гуля.

Алик проводил свою «невесту» до выхода и вернулся к воспитательнице с горстью шоколадных драже, которые щедро всыпала в его ладошку тетя Гюльнары Фируза.

— Алик, а ты эту тетю раньше видел?— На всякий случай спросила воспитательница.

—Конечно, видел. Она Гульке сиреневого верблюда подарила.

— Ну, ладно — успокоено сказала воспитательница и снова углубилась в чтение увлекательной книжки с названием «Как охмурить женщину?».

Переполох начался, когда через час к детсаду подъехал на своем блестящем автомобиле доктор Ровшан Джавадов. Выяснилось, что никакой племянницы по имени Фируза у него, отродясь, не было, и никто к нему в гости не приезжал.

Заведующая пила валерианку, воспитательница пыталась вспомнить подробности внешности «тети», и терла виски, ничего не припоминая.

Только Алик смог подробно описать гостью, которая появлялась у ограды дважды за день. Ровшану показалось, что такую девушку он уже где-то видел. Судорожно выхватив мобильник, он уже собирался нажать на первую цифру, чтобы вызвать полицию, но раздалась трель звонка.

— Ровшан, ты еще не вызвал полицию? Не торопись,— Сказал вкрадчивый голос с сильным акцентом. Если ты согласишься с нами сотрудничать, причем на выгодных условиях, твоя дочка сегодня же будет дома. Не волнуйся, ни один волосок с ее головки не упадет, если папка будет благоразумным. Все зависит только от тебя, дорогой! До связи!

Телефон замолк.

— Пока не придавайте огласке это случай, прошу Вас.— Строго сказал доктор Джавадов работникам детсада. — Я постараюсь сам разобраться. По-моему, это недоразумение семейного масштаба. До свидания! — Но голос Ровшана Гасановича предательски дрогнул. Он помчался в клинику. Вошел в темный кабинет. Уронил голову на скрещенные руки и стал ждать.

Тайные встречи подполковника Журавского
На связи с полковником ФСБ Холодовым подполковник милиции Алексей Журавский был уже лет семь. Скорее всего, не случайно, а намеренно Холодов однажды не дал хода одному гнилому поступку Алексея Александровича, который при обычном раскруте потянул бы минимум на превышение служебных полномочий. "Должок" Журавский отдавал "частями": регулярно строча отчеты о разговорах, поступках сослуживцев, докладывал своему тайному шефу обо всех достойных компетентных органов случаях, которые происходили на его глазах.

"Курочка по зернышку!" По такому принципу годами набирались папки с компрометирующими материалами на тех, "кого надо". Свои зернышки таскал в папку "Жлоб" и Журавский.

Из его подробного отчета Холодов узнал все детали происшествия со стрельбой по живым мишеням в доме Жлобина и даже заполучил вещдок — ту самую пулю, которая попала в несчастного таджикского строителя.

Теперь у него было и оружие и показания агента и заявление, которое продиктовал Журавский своему рабу-строителю перед его отправкой на родину, пообещав, что бумага никогда не увидит свет.

Отписавшись в очередной раз, Журавский поспешно покинул конспиративную квартиру. Привычно оглядываясь, дошел до угла, за которым всегда оставлял служебную Волгу с водилой. Его постоянный водитель Вася Кривцов был мужик жутко любопытный, совал свой нос во все щелки. Журавский подозревал, что не спроста, а по поручению сверху (от начальства), либо стучал для инспекции по личному составу.

Скачать
 / 6
роман Милы Стрелецкой Лабиринт Медведки(1 том).doc
Реклама
Конструктор сайтов для бизнесаРезультат на 100%: не нужно быть программистом, чтобы создать хороший сайт
Избавиться от такого сопровождения Журавскому не удавалось. Вася удивительным образом удерживался на своем месте даже при смене начальников, которые всегда предпочитают "своего" водителя. В УВДвском гараже Васю за глаза звали "Микояном", за его свойство удержаться при любой кадровой перетряске и пробежать "между струйками", не замочив репутацию. Вот почему между особым водителем Кравцовым и замом начальника УВД по кадрам Журавским сложилось негласное перемирие. Алексей Александрович благодушно прощал по понедельникам постоянные "недомогания" водилы или его бесконечные "отлучки к заболевшим родственникам", которые объяснялись простым и понятным словом - похмелье после выходных. Вася же молча переносил еженедельные задержки начальника "по служебным делам", которые происходили исключительно вне служебных помещений, а скорее совсем наоборот совершенно не в служебных.

Вот и теперь, была пятница. Вася наблюдал через ветровое стекло, как приближающийся к Волге начальник по кадрам с кем-то ласково беседовал по мобильному. Кравцов уже дословно знал, что услышит в следующий момент. И услышал.

— Василий Иванович, сейчас заскочим за одни товарищем, потом доставишь нас на базу "Закат" и минут 70-75 можешь быть свободным. Задача ясна?

— А то, естестно, Сей Саныч,— привычно буркнул Вася. Машина фыркнула и помчалась по известному обоим адресу "нужного товарища."

Марина Карпич, подруга по несчастью Вики Медведевой, проституцией занималась так же не от хорошей жизни. Можно сказать, продолжала семейную династию. Десять лет назад она осталась совершенно одна с полу глухой бабкой в районном центре. Непутевая ее мать Лизка, самая разбитная бабенка на весь большой сельхозрайон, залетела от молодого специалиста Вани Карпича, которого поставили к ним на квартиру. Взять мужика "на пузо" по полной программе Лизавете не удалось. Жениться на "такой" начинающий следователь прокуратуры категорически отказался, но записать дочь на свою фамилию все же записал, чтобы избежать "всемирной огласки", которую сулила Лизка.

Через два года след его, естественно, простыл. Вместе с ним надежды на обещанную материальную поддержку. Пару раз Лизка скатала в областной центр, где в одном из районов, вроде бы пристроился Карпич, никто с ней не стал разговаривать и адрес убытия в долгосрочную командировку не сообщил, на основании того, что она ему официально "никто".

Маринка росла в основном под бабкиным приглядом, а вернее под недоглядом в полном и переносном смысле. А Лизка продолжала карьеру "дежурной дамочки" по приему проверяющих комиссий, которых особенно в путину было предостаточно. Обласканные "бесплатной любовью", нагруженные дарами реки и моря, поверяльщики, как правило, удалялись, не найдя "существенных недостатков в работе", указав на мелкие замечания в актах проверок.

Когда Маринке исполнилось шестнадцать, Лизка утонула "при исполнении служебных обязанностей", будучи на пикнике с очередной порцией контролеров. На похоронах Маринка узнала, что ее мать числилась аж заведующей отделом комплектации в районном отделении Сельхозтехника. И была "всегда на хорошем счету и пользовалась уважением и авторитетом у товарищей и коллег".

На наследство "заведующей" рассчитывать не приходилось. Маринка подалась в город, бросив десятый класс. Стала искать работу. В первый же день вычитала кучу предложений по трудоустройству для девушек без комплексов. Для проживания ей выделили койку в комнате общаги (дома — "гостинки" семейного типа), которая служила местом отдыха от ночных "смен" таких же, как она, семерых деревенских дур-проституток.

То были дела давно минувших дней. После трех лет пахоты на полях сексуальных сражений, Маринка Карпич теперь стала опытной и наглой. Имела постоянную клиентуру. Практически вся ее трудовая неделя была расписана. Пятница-день подполковника Журавского, по звонку которого она уже стояла наготове у обочины и озиралась, ожидая привычную белую Волгу с ментовскими номерами и хамоватым водителем.

— Ах, ты мой звезданутый пупсик, мой подполковничек,— сразу в машине полезла целоваться Маринка. Когда же нас еще одну звездочку навесят?

— Мариночка, погоди, детка. Мы же не одни. — Пытался вяло приструнить девицу Журавский.

— Да, брось ты Лешик, Васек же свой мужик в доску.— Маринка нахально потрепала водителя по седоватому затылку.— Да, Васек?

— Как скажете,— хихикнул в ответ водитель и поддал газу и подмигнул Маринке в зеркало заднего вида.

В их "фирменной комнатке" в домике начальника базы "Закат" все было, как всегда. Скучно, скупо, без изысков. Журавский вынул из "дипломата" бутылку водки, нарезанную колбаску без жира, нарезанный российский сыр и хлеб. Подполковник был расчетливым — раз, язвенником — два Довольно потер руки и налил по стаканам. Выпили. Журавский стал методично раздеваться, аккуратно вешая на спинку стула форменную одежду: брюки, сложенные четко по стрелочкам, форменную рубашку и китель, галстук с заколкой, форменные, темно серые носки не бросил, а повесил на боковую перекладину стула. Остался в темных неопределенного цвета трусах и бледно голубой майке и командирских часах. Лег на скрипучую кровать с обшарпанными полированными спинками и поманил Маринку.

— Ну, чего ты там замешкалась?

— Щас, я щас, Лешик. Маринка налила еще по полстакана теплой водки, сделала двойные бутерброды с колбасой и сыром одновременно, и все это перетащила на кровать.

— Давай еще по глоточку…

—Ну, ты мать, сбрендила совсем. Приперла еду в койку. Крошек теперь будет полно. — Разворчался как обычно Журавский.

— Не бухти, Лешик. Крошки под моей жопой будут, а не под твоей. Я же под подполковником буду ерзать — ощерилась в наглой улыбке Маринка.

—Хабалка, ты. — Незлобиво обозвал Журавский и, стукнув стаканом об стакан, выпил водку.

— Работа у меня, у бедной, безродной девушки такая: низзя быть тихоней скромной, затопчут.

— Не такая уж ты и безродная. Я тут кое - что нарыл на твоего родимого записного папашку - то.

— Неужели нашел?

— Не так чтобы нашел. Но кое-что узнал. Правда, детали неприятные. Не к столу будет сказано.

— Да ладно деликатничать. Мне по барабану, если честно. Я его совсем не помню и не знаю. Просто любопытно.

— Работал он, значит, в ведомстве глубоко враждебном моему, так скажем.

— Щас, значит, уже не работает?

— Сейчас, голуба моя, он уже совсем не работает. Скорее над ним работают …червячки.

— Помер что ли?

— Увы, полгода назад. И при весьма мерзопакостных обстоятельствах. За беспробудное пьянство и нечистоплотность в делах был изгнан из районной прокуратуры. Пребывая в жесточайшем запое, извини за подробность, умер от асфиксии.

— Это как это? — разинула глаза и рот Маринка.

— От непоступления воздуха, от удушья.

— Повесился что ли?

— Нет, милочка. Захлебнулся рвотными массами. Как было прописано в протоколе патологоанатома. Сам читал.

— Фу, гадость, какая. Ну, и говнюк же он был. Надо же так нажраться…

— Ты не огорчайся.

— Да мне плевать на него. Не родители, блин, были, а сладкая парочка, блин.

— Ну, ладно, хватит разговоры разговаривать, давай делом займемся. — Журавский методично натянул резиновое изделие, расправил как надо и полез на Маринку, ни чуть не смущаясь создавшейся эмоциональной ситуацией. Быстренько сделав "дело", он слез с равнодушного тела и стал одеваться. Просто привык делать все намеченное по плану и в обязательном порядке.

С Маринкой их, пожалуй, роднили общие черты характера. Оба были жутко завистливы и старались, используя людей и обстоятельства, во что бы то ни стало добиваться своих мелких и крупных целей. И никогда не останавливались на полпути…

— Слышь, подполковник, ты настоящий полковник или так себе, свинячий хвостик? — Подперев кулаком свою глупую голову, стала задираться Маринка.

— Я то настоящий. А ты дешевая шлюшка. И не забывайся.

— Почти год меня трахаешь, а от тебя ни женской радости, ни навару.

— Я тебя трахаю для своей надобности, а не ради твоих бабских радостей.

Мое покровительство в случае чего для тебя будет дороже всяких наваров в денежном выражении. Так что считай за честь, что со мной водишься.

— Мне Тофик, который ларьки держит на рынке, обещал к восьмому марта грудь подарить. Вот он щедрый мужчина, не то, что некоторые менты.

— Пусть он тебе хоть свой хрен подарит, если он ему не дорог. "Тофик с рынка". Со всякой чернотой водишься. Смотри, если чем-нибудь меня наградишь веселеньким, я тебя прибью.

— Не боись, Лешик, все мои клиенты тока в резине работают. А Тофика не трогай. Он такой мохнатенький орангутанчик, шерстяной в натуре. И не жадный. Он "кидаловым" не занимается. Все что мне раньше обещал, всегда дарил. И косметику, и тряпье, и лекарства на его деньги покупала. Вот сделаю себе полную грудь на его бабки, буду как Мэрилин Монро. Ты же на халяву и будешь тискать в свое удовольствие.

— Хватит трепаться, Мурлин Мурло — Журавский кинул в Маринку ее одежду. Разлил остатки водки, чтобы "добро не пропадало". Маханул молча. Заел хлебом. Сгреб все крошки с клеенки и кинул их в угол.

— Ну, все. Время. Поехали. Надо еще успеть сегодня все по списку домой купить.

В машине Журавский уже совершенно забыл про Маринку. Сидел и углубленно изучал с калькулятором чеки, за еду, которыми перед ним отчитывался бригадир таджикских строителей, возводящих его коттедж.

*****

Четырнадцатая глава
Капкан
Добродушный, несколько наивный в амурных делах Тофик Гусейнов, искренне обожал Маринку. Впрочем, он вообще был любвеобильным как мартовский кот. Если хотел женщину, выполнял многие ее прихоти. Торговля его была бойкой: от сникерсов до фальсифицированных CD DVD дисков — все уходило влет. Потому что гусейновские киоски стояли в самом людском водовороте — в середине центрального городского рынка.

Из керамзитно - бетонных блоков по приказу Тофика его менее удачливые земляки позади киосков сделали длинный, как гусеница, пристрой.

Тут была рабочая резиденция лавочника. Решались вопросы с подмазкой пожарных инспекторов, представителей горархитектуры, давались взятки товаром и наличкой санитарным врачам, делались откаты с дневной выручки смотрящим ментам и бандитам, ставились бутылки электрикам - проверяющим за "правильный" осмотр электрической части, который заключался в том, что они откручивали счетчики на нужные Тофику показатели. Короче говоря, тут шли банальные трудовые будни обычного лавочника, который умело занял свою полку в рыночных отношениях и послушно отстегивал всем кому надо, помалкивал и жил себе без проблем.

В особой комнате Тофик принимал любимых женщин. Последнее время всех вытеснила Маринка.

На восточный манер комната была услана коврами, заставлена цветами и фруктами в медных вазах и блюдах. Всегда под рукой были изящные красивые кальяны. Столик маленький, приплюснутый к полу на кривых витых ножках непонятного стиля. Множество цветных (до ряби в глазах) подушек, на которых возлежало кудряво-мохнатое круглое тело Тофика. Маринка покорила его умением танцевать восточные танцы. От курсов у нее остался и наряд и бряцающие украшения. В первый же вечер Тофик выпал в осадок от танца обычной проститутки, которую снял неподалеку у бордюра на набережной. Да и в сексе Маринка продемонстрировала неплохую технику, так как почуяла выгодного клиента.

— Ах, Маринэ, все в тебе бог дал, только немножко поскупился в одном месте,— Сказал однажды расчувствовавшийся Тофик, поглаживая маленькую грудь девушки.

— Тофусик, ты меня любишь?

—Ты еще спрашиваешь, дорогая…

—Тогда я для тебя рискну жизнью, пойду под нож…

— Ты что с ума свихнулась, под какой нож? Что ты говоришь?

— Под нож хирурга. Я сделаю себе пышную грудь, и ты будешь счастливее всех мужчин.

— Ох, это же непросто. Это больно, наверное?

— Ты что, две штуки баксов, общий наркоз и полная гарантия. Я одну девицу знаю: недавно была плоскодонкой, а теперь такие буфера носит, от клиентов отбою нет.

— Две тысячи…Вай, вай... Круто, однако. Я заплачу, а все тебя будут тискать? Нет, так не пойдет. Я, конечно, могу такие деньги на девушку потратить, но с условием. Ты будешь любить только меня. Ну, может быть, изредка нужных мне людей. Согласна?

— Блин. Тоф, а где я жить-то буду? А с сутенерами кто разберется? Тут целая куча проблем.

—Да, уж… Это целый геморрой.

— Вот именно. Подумай, Тофик, я тебя так за это буду любить, что ты больше никого не захочешь.

— Я подумаю…

Через неделю Тофик Гусейнов привез Маринку в новую клинику пластической хирургии "Beautiful image".

В новеньком обставленном кабинете шел непростой мужской разговор.

Феликс Шарафутдинов понял, наконец, что за эйфорией сбывшейся мечты начинается период отдачи долгов. И теперь его берут в жесткий оборот, если не сказать, в жестокий. Он не был наивным настолько, чтобы не понимать про сыр и мышеловку. Но разговор начал принимать настолько крутой вираж, что ему все больше становилось не по себе. По сути дела право его голоса было довольно призрачным. Это ему дали понять без дипломатии.

Старый горец Абдул говорил редко, но, как говорится, метко. Именно его слово воспринималось как закон. Феликс понимал, что подавать голос против этих рубленых фраз старика себе дороже. Но были моменты в разговоре, когда он не мог молчать как профессионал.

— Твое дело Феликс так делать, чтобы ни одна собака не могла узнать лица наших людей, и они могли дальше свободно передвигаться и продолжать свои действия на общее благо святой борьбы с неверными.

— Уважаемый, под те паспорта, что Вы мне дали невозможно переделать пластику лица Рамзана Абдуловича. Это совершенно другой тип лица. Извините, но надо смотреть реально на такие вещи.

— Отец, я не хочу быть таким как этот человек с фотографии. Мне он не нравится.— Насупился и выдавил из себя Рамзан.

— Тебя еще никто не спрашивал. Голос рано подаешь. Думаешь просто из тюрьмы доставать, если ты туда попадешь? В милиции есть все Ваши фотографии. Вон Тимур знает, каково кавказцу в русской тюрьме сейчас.

— Может быть, проще новые документы делать под новые лица, а не наоборот? У тебя же, отец тот полковник еще на кукане сидит. И сынок его у нас в ауле парится в ямке. А?

— Тем более, он получил кассету с подвигами своего сынка и, думается, уже созревает…

— Я буду еще думать. Но смысл в таком предложении есть.

По громкой связи раздался голос секретарши доктора Шарафутдинова.

— Феликс Равильевич, к Вам предприниматель Тофик Гусейнов с девушкой, Вы примите?

Феликс помедлил с ответом, пока не увидел одобрительного кивка Абдула.

— Да, Альфия, пусть они заходят через пару минут.

— Мы посидим в соседней комнате. А ты, Арби, тут послушай, и халат одень, будто тоже доктор,— Распорядился Одноглазый и поднялся и вместе с сыновьями исчез в соседней комнате отдыха. Дверь осталась приоткрытой.

Тофик шумно ввалился в кабинет. Сразу поставил на полированный полукруглый приставной стол две бутылки хорошего армянского коньяка и после этого раскрыл рот.

— Приветствую Вас, уважаемые. Сразу к делу. Потому что все мы люди деловые и занятые. Я сильно люблю эту девушку, Маринэ, встань, дорогая, покажи всю свою красоту.

Маринка по команде поднялась и скромно, насколько могла, улыбнулась докторам. И тут же села и как школьница сложила на столе руки в ярком маникюре.

— Мы ценим и разделяем Ваш вкус. Чем же может быть полезно наше заведение такой привлекательной девушке, которую и так природа не обидела?

— Доктор, дорогой, я обещал ей подарить груди. Большие пышные груди. Понимаете?

— Вынужден Вас огорчить, мы еще не приступили к таким операциям, как увеличение грудных желез. Клиника недавно заработала. Пока делаем только пластику лица.

Но изменение формы и размера груди — это дело ближайших месяцев. Тогда добро пожаловать.

— Ну, Тофик, я не хочу ждать несколько месяцев. — Надула и без того пухлые губки Маринка.

— Нам трудно отказать такому клиенту,— Подал голос, молчащий до этого момента Арби. Подъезжайте к нам завтра в это же время. Возможно, что-то прояснится в положительную сторону.

— Это Арби Султанович, мой коллега, из такой же клиники с Вашей исторической родины, уважаемый Тофик. Ждем Вас завтра. Всего доброго.

Второй звонок
— Птица сама в силки прилетела,— довольно потер руки Абдул. Теперь все свяжется. План такой. Арби встретит "контейнер" там, проследит его зарядку. Рамзан с новыми бумагами и новым лицом будет теперь "контейнеры" туда - сюда возить. А ты, Тимур, будешь встречать, и передавать зарядку "контейнеров" дальше. Наладим новый вид трафика. И деньги снова польются бесперебойным потоком. Поняли? Поехали, чего стоим?

Через 15 секунд за джипом Братьев Руслановых последовала не приметная синяя Лада…

— Полковник, ты меня слышишь? Этот хрипловатый мерзкий голос одноглазого старика Холодов ждал как манны небесной.

— Слушаю. Говорите.

— Твой телефон слушается?

—Этот нет, надеюсь. Не в моих интересах.

—Правильно рассуждаешь. Будешь со мной хитрить, я тебе сына по частям буду отдавать.

— Что ты хочешь теперь?

— На речном вокзале в камере хранения под номером 1213 пакет. Там фото и данные. Надо сделать паспорта граждан России и зарубежные паспорта. Чем скорее это сделаешь, тем быстрее увидишь второго сына.

И не серди меня. У меня на твою власть такой большой ядовитый зуб вырос, прикушу, мало не покажется.

— Плевал я на твои угрозы. Запомните, я не из тех, кого можно просто запугать. Просто у меня нет выбора, и ты это знаешь.

Еще запомни одноглазый: если всю жизнь сеять из поколения в поколение семена ненависти и мести за чьи-то старые грехи, то обязательно прорастут только гнилые ростки. А разве может быть человек счастливым с гнилой и черной душой? Каждый нормальный отец хочет своим детям счастья. Подумай…И о своих сыновьях тоже. Куда ты их тянешь? У них еще жизнь впереди. Война не может идти вечно.

— Не учи меня жить, полковник. Я слишком стар, чтобы переучиваться. Делай, как я сказал. Наведешь своих, заказывай поминки по сыну. Посмотрим еще, кто будет победителем. Я все сказал.

*****

"Если бы в этом деле не было моего личного интереса, вся семейка: одноглазый циклоп и его выводок — все бы уже сидели в СИЗО и имели хороший пресс. Раскололись бы как миленькие…Не хватало мне еще целую черную банду крышевать.

Что делать? Одному мне не справиться с этой шоблой. Почему же одному? А земеля "куриный доктор", а Лешка- брат моего Дениса? Вот нас уже и трое…"

Трудные размышления полковника прервал звонок мобильного телефона.

— Это я, Вика. Я Вам нужна сегодня? Мне показалось, что могу быть полезна. Глупо, может быть, но это чисто женская интуиция."

— Я говорил тебе: без оперативного повода мне не звонить, — Холодов сам почувствовал, что попытка строгой нотации не получется, и он продолжал уже смягченным тоном,— Поезжай на речной вокзал прямо сейчас, мне надо знать: кто подойдет в камере хранения к ячейке № 1213. Только будь осторожна, не светись, глаза не мозоль. Форма одежды…Впрочем, ты сама знаешь, как одеваются привокзальные девицы. Поняла?

Вика молчала. Хорошо, что Холодов не видел сейчас ее глаза полные слез.

— Алле? Ты меня слышишь? Что ты там замолкла?

Глубоко выдохнув воздух из груди вместе с обидой, Вика бодро ответила.

— Да, я все поняла, Все будет сделано. Просто соринка попала в глаз.

До связи!

Холодов потер виски. Какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что он чем-то обидел своего агента Медведку, к которой стал относиться несколько иначе, чем раньше. Но он отогнал это смутное ощущение. Сейчас было не до эмоций…

Доложив по начальству, что у него выезд в город для оперативных встреч, он сел в свою видавшую виды и жуткие дороги темно синюю Ниву и выехал за город по направлению к базе отдыха.

Отдаленный от других скромный домик на берегу, ставший для Лехи Курганова не просто временным пристанищем, а маленьким реабилитационным центром, до поздней ночи светился окошками. Импровизированный оперативный штаб работал в режиме "нон-стоп". Два опытный мужика и желторотый боец наметили тактику и стратегию. И начали действовать немедленно…

План "body-container"
— Ровшан, посмотри в окно. Голос из телефона ударил будто током.

Джавадов рывком открыл жалюзи. У темной, как смоль машины, стола спиной к нему стройная девица, держащая за руку Гюльнару. Дочка никуда не рвалась и не рыдала. Наоборот, что-то оживленно пересказывала девице, про какой-то паровозик, который медленно визил по кругу детей в парке. В руках у дочки были красивые блестящие шары в форме сердечек и забавный нелепый сиреневый верблюд. Ровшан не выдержал.

— Гуля, Гуля! Крикнул он в окно и побежал навстречу по лабиринтам коридора к центральному входу клиники, минуя сидящих вдоль стен клиентов.

Дочка живая, здоровая и веселая стояла уже у стеклянных дверей и махала ручкой отъезжающей машине. Тонированные стекла скрывали лица сидящих внутри пассажиров.

— Папа, мы с тетей Фирузой были в Центральном парке. Там такие аттракционы! Я тебе все-все расскажу. Папочка, почему у тебя глазки мокрые?

— Ничего доченька. Это бывает от напряжения. Я долго работал на компьютере. Пройдет.

— Доктор, видишь, мы просто дали тебе понять, что свое слово держим. Тот же голос с южным акцентом прервал их идиллию.

— Береги своих близких и дружи с нами. Завтра наш человек будет у тебя в восемь утра. Сделаешь в ближайшие дни все, что он тебе скажет. Иначе…Ты понял?

— Да, я понял…

*****

Утром в кресле перед доктором сидел мужчина с очень короткой стрижкой в темных очках и с повязкой на носу. От профессионального взгляда Джавадова не укрылась одна деталь: про себя отметил, что такие повязки носят больные после пластической коррекции носа.

— Вот фото и реквизиты пациентки, которая послезавтра обратиться к Вам для операции по наращиванию груди. Обычное для Вас дело.

— Допустим. Причем тут Вы? Это Ваша протеже?

— Можно сказать, это наш контейнер для перевозки особо ценного груза.

— Не понял? Джавадов вскинул брови.— Что Вы затеваете?

— Это беспроигрышный вариант. Вы вставляете пациенткам импланты, в которых наш товар. В точке назначения импланты пациенткам меняют при повторной операции, необходимость которой "вдруг" возникает. Такое случается в вашей практике, мы изучили этот вопрос хорошо. Общий наркоз. Пациентки даже не будут знать о наших совместных планах, дорогой доктор.

— Это иезуитский план. До такого цинизма могут додуматься только нелюди! Джавадов хлопнул по столу ладонью так, что чуть не лопнуло стекло. Есть же какие-то рамки…Хотя о чем я? И с кем…

— Мы тоже люди темпераментные, так что на испуг нас не возьмешь. Придержите свои эмоции, доктор. И словечки разные придержите. А то придется Вам своим близким пальчики пришивать. Дочке, жене, например. Вы же умеете пришивать аккуратно. А мы умеем аккуратно отрубать…Так что, еще раз настоятельно советую: не вмешивайте сюда посторонних и не распускайте язык. Нам нужны деньги и мы их зарабатываем. Как? Не Вам судить.— Разговор закончен. Послезавтра первая операция. Имплантаты наш специалист подготовил. Их получите накануне. И дадите девушке рекомендацию понаблюдаться в послеоперационный период вот в этой клинике по месту ее жительства. Посетитель положил перед Ровшаном картонку с адресом клиники в одном из южных городов России и быстро удалился.

Когда Джавадову сообщили о похищении дочери, он думал, что такое не переживет. Что рухнул мир. И хуже уже ничего не бывает. Но теперь он сидел оглушенный и знал, что не сможет отказать этим подонкам. И будет вынужден делать все ради жизни близких.

*****

Красота требует жертв
Маринка шла по набережной. Ее отросшие черные кудри ловили свежий морской ветер. Она впервые оказалась вне своего города. Да еще в ближнем зарубежье, которое теперь было настоящей заграницей. Недалекая деревенская девчонка впервые балдела от впечатлений: пьянела от чувства свободы и ощущения себя приличным человеком. И еще она чувствовала себя великаншей (при своих 174 сантиметрах роста) среди толпы маленького мужского населения приморской столицы. Ее испепеляли жадные взгляды южных мужчин. Это ли не счастье? Они смотрели на нее, как ей думалось, не как на проститутку, а просто как на привлекательную желанную женщину.

Маринка шла теперь вдоль витрин красивых дорогих магазинов. Глазела на выставленные шмотки и уже прикидывала в уме, сколько может потратить из оставшихся после операции денег на бижутерию и на белье.

Она подошла к назначенному месту чуть раньше и стала рассматривать выставленный в витрине огромный аквариум с золотыми рыбками.

Как там красиво! Экзотические растения неожиданных цветов, раковины и морские звезды, заросший травой фантастический замок…И золотые рыбки, медленно плавающие в этом ограниченном стеклом мирке. Их роль — своей несвободой привлекать внимание любопытных людей.

Их жизнь напоказ. Маринке показалось, что золотые вуалехвосты смотрят грустно своими вылупленными, круглыми глазами, будто жалуются на красивую тюрьму. И бесконечно чмокают губами, поднимаясь к поверхности, будто им не хватает воздуха… Почему-то, эта картина в аквариуме навеяла непонятное чувство грустной тревоги. Маринка решила взбодрить себя: нашла в списке на мобильнике имя "Виктория" и нажала на кнопку с зеленой трубкой. Голос подруги ответил сразу.

— Вика, Викулька, ты слышишь меня! Да, да я уже тут. Долетела хорошо. Скоро с сопровождающим от фирмы пойду в клинику. Приеду, буду как Мэрилин Монро. Раскрути своего дядьку тоже. Не, я не боюсь. Под общим же наркозом делают. Все, закругляюсь. Не могу больше говорить, сопровождающий подходит уже. Пока-пока, целую, подруга!

— Девушка, нам пора! В клинике ждать не будут долго. Там желающих хоть отбавляй. Меня зовут Эдик.

Рамзан Русланов, недавно ставший Эдуардом Альхамовым, еще не совсем привык к своему новому имени и новому облику. Носил темные очки в пол лица, но больше не из-за шрамов, которые еще подживали, а из-за комплексов. Ему постоянно казалось, что за ним следят, его пасут и подозрительно рассматривают.

— Меня — Марина. Я впервые в этом городе. Здесь так красиво. Все по-русски говорят. Улыбаются.

— Ну - ну…Буркнул Эдик. Нам надо идти. Тут совсем рядом: три квартала.

*****

В клинике Маринку впечатлило буквально все: от современных интерьеров до обходительного персонала. Единственное, что не вписывалось в эту рекламно-глянцевую картинку — напряженный взгляд главврача, который подробно беседовал с ней перед операцией и осматривал.

— Ваша главная задача, Марина, — в третий раз повторял доктор,— Сразу, по приезду домой, обратиться в клинику такого же профиля в Вашем городе. Вот адрес. Там по договоренности с коллегами будут наблюдать за ходом послеоперационного периода. Как будут срастаться швы, чтобы не было покраснений и воспалений. И самое главное особенно на первых порах, да в дальнейшем тоже, берегите грудь от резких физических воздействий. От ударов, толчков. Чтобы, не дай бог, не повредились имплантаты, которые и увеличат размер Вашей груди. В них внутри гель. Вы же понимаете, если оболочка будет повреждена, гель может разлиться. Это не вредно для организма. Но форму грудь потеряет. Может возникнуть ассиметрия. И будет неизбежна повторная операция.

— Я все поняла. Заверила доктора Маринка. Но этот тон, которым он говорил с ней, уверенности ей не прибавил.

"Эх, была - не была! Красота требует жертв",— подумала девушка.

Знала бы она, какую жертву потребует такая красота…

Пятнадцатая глава
Форс-мажорные обстоятельства
"Все штатно. Я сделал все сам. Через три часа от наркоза она отойдет окончательно"— эти слова доктора Джавадова Маринка услышала сквозь дрему искусственного забытья. Боли не было никакой. Потом в щелки между веками увидела и склоненное над ней лицо доктора. Весь лоб его был в испарине. Одна капля оторвалась и попала Маринке на щеку. Она чувствовала, как капля скатывается будто слеза. Доктор не успел промокнуть ее тампоном, замешкался. И руки не слушались…

В аэропорт приехали вовремя. Состояние было все еще тягуче-дремотное. Эдик усадил Маринку у окна и прикрыл своим плащом, видя, как она иногда подергивает плечами от озноба. Снял свои темные очки.

Во время полета она дремала, но не засыпала окончательно. Когда почувствовала, как рука Эдика залезла под плащ и начала шарить и тискать ее коленки, сопротивляться не стала. Во-первых, сил не было, во-вторых, ее уже лапали столько мужских рук…Одними больше одними меньше, какая разница. Посадка прошла нормально.

Всю дорогу из аэропорта Эдик молчал, но хватать за колени не прекратил ив такси.

— Сейчас заедем ко мне в гостиницу, возьмем нужные бумаги, коньяк и конверт для здешнего доктора и поедем в клинику.

Маринка послушно вышла из машины и пошла за Эдиком. Он нес ее вещи, даже дамскую сумочку. В кармане джинсов остался только мобильный телефон.

На Маринку не произвел впечатления осуждающий взгляд администраторши, которая сидела на этаже и выдала Эдику ключ от номера. Проститутка — это не наивная скромная студентка, которую хитростью заманил мужчина. Реакции осуждения окружающими ее поведения и прикида были для Маринки не более чем жужжание комаров и поводом для пофигизма. Она адаптировалась давно.

Номер оказался недешевым. Двухкомнатный полу - люкс: спальня и гостиная. Везде были разбросаны мужские вещи. Эдик усадил Маринку в глубокое мягкое кресло около модного стеклянного столика и подвинул вазу с апельсинами. Сам исчез в ванной. Маринка слышала сквозь журчание воды, как он говорил с кем-то по мобильной связи. По привычке она сунула руку во внутренний карман висящего на стуле пиджака и достала паспорт. "Рамзан Абдуллович Русланов". С фото смотрел парень со жгучими густыми усами, большим горбатым носом и ушами с длинными мочками, которые не прикрывали даже отросшие бакенбарды. Маринка всмотрелась в фото внимательнее. А глаза у дикого горца были знакомые. Это были точно глаза сопровождающего ее Эдика.

"Не фига себе, маски-шоу, "— только лишь успела подумать девушка, как Эдик нарисовался перед ней. Он был в расстегнутой сорочке и в трусах.

— Слушай, Марина, у нас есть еще полчаса времени. Зачем нам его зря терять. Когда я тебя трогал, ты не была против. Сделай мне приятное.

— Ты что? Мне сейчас не до секса. С ума сошел что ли? У меня все тело ноет. Везде болеть начинает. Мне надо лекарства обезболивающие принять.

— Тебе же груди делали, а не губы и язык! Что ты мне голову морочишь. Бери, отсоси, сказал! А то хуже будет. Ты проститутка, это твоя обязанность. Нечего тут из себя корчить недотрогу!

— Отвали, я тебе говорю! Я Тофику скажу, что ты лез ко мне. Он мне условия поставил: оплатит операцию, но чтобы я теперь только с ним была. Понял?

— Плевал я на твоего азера Тофика.

Эдик схватил Маринку за волосы и подтянул к себе силой. Чем больше он злился, тем больше возбуждался. Маринка поняла, что сопротивляться бесполезно, да и сил нет. Она открыла рот и приняла возбужденный орган обезумевшего мужчины.

— О-о-о! — Застонал Эдик и закатил глаза от удовольствия. — Давай, сучка, давай! Эдик еще больнее вцепился в волосы девушки и стар яростно насаживать ее голову, поникая все глубже и глубже. Маринка стал задыхаться, и впилась ногтями в налитое кровью орудие. Эдик дико завыл от боли и резко отшвырнул Маринку от себя. Она вскрикнула и при падении стукнулась грудью об угол стеклянного столика. Апельсины раскатились по полу в разные стороны. Один остановился около бледнеющего лица лежащей на ковре Маринки.

Когда боль слегка отпустила, Эдик подскочил к потерявшей сознание девушке и стал трясти за плечи и шлепать по щекам.

— Эй, хватит комедии устраивать! Давай вставай, кому говорю!

Минут пять он метался по номеру. Брызгал водой ее лицо. Потом выглянул в длинный коридор. Там было пусто. Дежурная по этажу куда-то отучилась. Эдик оделся так быстро, как не одевался никогда. Схватил Маринку на руки, притащил к лифту, положил на пол и нажал кнопку нижнего этажа. Лифт закрыл двери и медленно стал спускать бездыханное тело с двадцать четвертого этажа в вестибюль.

— Дорогая,— Эдик подбежал к появившейся дежурной, сунул ей в нагрудный кармашек стодолларовую купюру,— такое дело произошло: снял проститутку, а ей стало плохо в номере. Если кто спросит: не говори, пожалуйста, что она ко мне заходила. Очень тебя прошу. Дежурная молча кивнула, переложив сто долларов в ящик стола.

Внизу у лифта собрались зеваки. Какой-то толстый мужчина подхватил Маринку на руки и положил на диван в холле. Женщины махали у ее лица газетами. Администратор звонила в "Скорую помощь".

Эдик из окна в холле второго этажа наблюдал, как Маринку на носилках грузят в машину. Записал номер. И стал звонить.

— Тимур, клянусь мамой, я ей ничего не делал. Я с ней как с хрустальной вазой носился. Ей неожиданно стало плохо. Да скорая увозит. Нет. Я не засветился! Хорошо, бегу. Все узнаю.

Эдик (Рамзан) слетел по лестнице вниз. Схватил первую попавшуюся машину и поехал вслед за "Скорой помощью".

В реанимации Маринка ненадолго пришла в чувства. Почти беззвучно начала шептать что-то бесцветными губами. Рукой свободной от капельницы показала на карман джинсов. Сестра достала оттуда мобильник. Еле слышно Маринка прошептала "Виктория". Медсестра выскочила в коридор, набрала номер Виктории и сбивчиво стала говорить в трубку.

— Вы, Виктория? Тут, к нам девушку привезли из гостиницы, наши ее в лифте без сознания. Она хотела Вам сообщить. Очень плохая. Приезжайте, может, еще застанете.

Вика не застала подругу живой. Она была с клиентом Жлобиным далеко за городом и добралась до больницы за полночь. Санитарка вынесла ей мятую записку, написанную чужой рукой под Маринкину диктовку и мобильный телефон. Сказала, что ничего больше не знает, кроме того, что тело увезли в больничный морг в седьмой корпус.

*****

Точки над i проявляются
Как было условлено, в назначенный день Холодов положил паспорта в ту же 213 ячейку на речвокзале. Накануне он долго вглядывался в фотографии незнакомцев. Обычные, вроде бы, "лица кавказской национальности". И все-таки, что-то было не так. Настораживало. Глаза временами казались знакомыми.

Конечно, он сделал все копии с документов, чтобы на всякий пожарный взять под контроль передвижения их хозяев.

Саныч, (он в этот раз следил за речвокзалом) отзвонился, доложив, через час, пакет из ячейки взяла незнакомая девица. Села в троллейбус и укатила. Был час пик, троллейбус проскочил, а Саныч на своей пятерке застрял в пробке. Короче говоря, девицу упустил.

Увы, невезуха на этом не закончилась.

— Полковник, сегодня не твой день. Я все делал по-честному. Но твой ублюдок- сынок сбежал по дороге. Ищи его сам. Вот теперь, похоже, мы больше с тобой не встретимся.

— Ах, ты сволочь одноглазая! Будь уверен: теперь я тебя из-под земли достану. За все мне ответишь. И сынки твои ответят. Я сам тебя остановлю!

— Как у вас говорят: "Не говори гоп, пока не прыгнешь!" Вы, русские, слишком долго раскачиваетесь.

—Да, мы долго запрягаем. Но если нас достанут, мало никому не покажется. Знаешь. В чем главное наше отличие? В разном понимании слова "честь". Для тебя мужская честь-это "не прощать и мстить", и для этого хороши у тебя все средства. Ты не умеешь прощать сам, и не научил этому своих сыновей. Всю жизнь существуете в злобе и с камнями за пазухой. А мы умеем прощать, и этому учим детей. Нельзя жить прошлым! Это тупик. Что же надо сделать, чтобы до твоей твердолобой башки дошла такая простая мысль?

— Зря слова тратишь, русский.

— Ну, если зря, значит, такую тупую голову только пуля может пробить, если здравые мысли не доходят. Не попадайся мне лучше. Моя рука теперь не дрогнет.

Холодов отключился сам. И тут же набрал другой номер.

— Зиночка, сейчас со мной откуда говорили?

— Из гостиницы "Волна" товарищ полковник, из номера 315.

— Полковник Холодов ФСБ. К вам подойдет мой помощник Алексей Курганов, сообщите ему все о жильцах номера 315.

— Хорошо,— быстро отозвалась администратор гостинцы.

*****

Нелепая, неожиданная смерть Маринки потрясла Викторию до глубины души. Так, что она сама удивилась этому. Было ощущение, что они вместе бежали по бесконечному раскачивающемуся подвесному мосту. И вдруг этот мост оборвался, Маринка полетела вниз, а Вика еле удерживается и карабкается, раскачиваясь над зияющей пропастью. Это был даже не сон, а полу реальная картинка в забытьи.

Мать давно спала. Вика тихо прокралась в свою комнатушку. Достала со шкафа бутылку своего любимого массандровского вина. Выпила сразу полный бокал. И теперь сидела, оглушенная алкоголем и событием последних часов. Она снова чувствовала себя беззащитной, запутавшейся в лабиринте паутины обессиленной мухой.

В половине третьего ночи она набрала номер Холодова. Ей в этот момент, когда, казалось, все рушится, нужен был его голос. Просто услышать голос этого сильного и безнадежно любимого ею мужчины.

— Слушаю. Холодов. Что случилось, Виктория? Полковник не спал. Он сидел на крохотной кухне и допивал один бутылку водки, закусывая сморщенными огурцами, выловленными из фигурной импортной банки. И думал, что больше всего на свете, в такой момент новой неудачи, ему хочется просто услышать голос своей беспутной агентки. Просто услышать…

— У меня неожиданно при странных обстоятельствах умерла подруга. Она передала записку с именем. Может быть, это Вас заинтересует.

— Да, да. Конечно, заинтересует. Мне очень надо тебя увидеть. Прямо сейчас.

— Мне тоже…

Нива медленно ползла по темной набережной и потом остановилась напротив сидящей на парапете поникшей фигуры. Полковник вышел. Вика сделала шаг навстречу. Если бы мужчина вовремя не протянул руки, она бы рухнула на траву. Последние силы оставляли ее. Виктория прижалась к широкой груди Холодова и беззвучно зарыдала. От ощущения безысходности, от утраты, которая заставила ее еще раз взглянуть на собственное тупиковое существование и… от счастья, что может, наконец, в такой момент полного нервного срыва прижаться к сильному, любимому мужчине. И пусть пропадет все пропадом. Этот момент ЕЕ!

— Девочка моя. Девочка моя,— Дрожащим голосом говорил Холодов. — Не бойся. Я же с тобой. Он гладил Викины непокорные локоны и крепко держал ее обмякшее, безвольное тело.

От таких простых и нужных в это мгновение слов Вика разрыдалась еще больше. Ей никогда еще не приходилось слышать от мужчин таких нежных заботливых интонаций.

Потом они до рассвета бродили вдоль сонной речки. И молчали. Им было хорошо молчать вдвоем. И нечего было пока сказать друг другу. Слова еще не созрели и все бы испортили.

*****

Через несколько часов Холодов развернул на столе в домике на базе отдыха записку, которую ему передала Вика. Там было выведено: "Рамзан Русланов = Эдик Аль…"

— Рамзаном зовут среднего сына одноглазого Абдула, который меня в яме держал. И фамилия их, совпадает,— взволнованно сказал Леха.— Только почему тут знак равенства? Причем тут какой-то Эдик?

— А Эдик Альхамов — фамилия и имя, на которые я сам был вынужден делать документы, чтобы отпустили Дениса. Получается, что девица эта что-то узнала лишнее, за что и жизнью поплатилась? Вот так это самый Эдик выглядит сейчас. Полковник положил на стол увеличенную фотографию.

— Не, такого я не знаю.— Всматриваясь, покачал головой Леха.— Хотя глаза кого-то напоминают.

—А если так? Полковник прикрыл ладонями фото так, что остались видны только глаза.

— Я ж говорю, глаза знакомые! Так это глаза именно Рамзана, который был связником в банде и в зеленку бегал туда - сюда.

— Понятно. Пластику на морду ему сделали, чтобы теперь не узнанным быть. Он же в розыске. Хитер одноглазый. А второй паспорт, наверное, для Тимура был? Вот что, мужики, думаю я, что неспроста Рамзан - Эдик около девушки той оказался, да еще внезапная ее смерть. Нечисто тут что-то.

Полковник набрал номер больницы. Представился.

— Когда будет вскрытие Марины Карпич? Могу я узнать потом точную причину ее смерти? Записываю фамилию. Так. Спасибо.

— Саныч, ты в морг мог бы подскочить и взять копию заключение у патологоанатома. Может, там есть какие-то зацепки.

— Естественно, смогу. Привезу в лучшем виде.

— Алексей, а ты в гостиницу. Понаблюдаешь за передвижениями жильцов 315 номера. Только внешне тебе надо как-то перемениться. Ведь Рамзан тебя запросто может узнать, а вот ты его наоборот, не запросто, при его-то новой роже.

— Придумаю... Если что, буду докладывать по сотке.

Я займусь поиском того волшебника-доктора в нашем городе, кто переделывает боевикам лица. Думается, таких спецов не так уж много найдется.

Есть еще две новости и тоже не совсем приятные, хотя и не смертельные, как первая.

Денис сбежал из плена. Теперь его местопребывание невозможно определить. Хотя, надежда умирает последней. Парень он у меня смекалистый, выкрутится, надеюсь.

Мама твоя Алексей лежит в психбольнице. Квартиру соседи заняли. Возможно, они и постарались ее туда упечь. Тем более ты числишься пропавшим без вести.

— Да. Новостя точно не в кон,— тяжело вздохнул Леха.

— Не дрейфь, парень, — широко улыбнулся "куриный доктор",— я же гол как сокол. До октября тут перекантуешься, а потом — ко мне. Не чужие уже вроде люди!

— Сержант Котенко, отставить. Ты, Саныч, вперед батьки в пекло не лезь. У меня, слава богу, жилплощадь позволяет. Короче, к этому вопросу вернемся позже, сделаем как лучше. А сейчас у нас дела горячие предстоят, интуиция мне подсказывает.

*****

Морг
Котенко, хоть и был когда-то ветеринаром, повидавшим больных животных и околевших, но так и не адаптировался к виду смерти живых существ. Уж человеческие покойники вызывали в нем внутреннюю дрожь обязательно. Ничего он с этим поделать не мог. Кроме того, что скрыть от окружающих свою боязнь видеть мертвецов.

В седьмой корпус в цокольное помещение он подъехал в половине девятого вечера. Никого не встретил в коридорах. Тусклые лампочки добавляли в минорную картину свой штрих. Он шел по длинному, как кишка, коридору к стеклянной двери, сквозь мутные стекла которой пробивался свет люминесцентной лампы. После троекратного стука костяшками пальцев, он просунул голову в кабинет и сказал согбенной над столом спине в белом халате.

— Можно? Я от полковника ФСБ Холодова насчет заключения по Карпич.

Согбенная спина выпрямилась. Из нее вынырнула седовласая голова в очках на носу.

— Можно, то можно, только писанину я закончу минуток через 20 не раньше. Трупиков, знаете ли, сегодня поднавалили свеженьких. Взглянуть не желаете?

— Зачем они мне? — Котенко вытаращил глаза.

— Да не пугайтесь, это у меня шутка такая. Что я еще интересного могу тут показать гостю? Развлекаюсь, как могу. Вы, кстати, на машине?

— Да, а что?

— Не могли бы меня подкинуть, если по пути, конечно? С заключением на Вашу девицу еще повозиться надо. Случай уникальный. Такого в моей практике еще не было. Чтобы придумать подобное использование женских прелестей, надо быть отъявленным негодяем, каким-то недочеловеком…Впрочем, это не мое дело.

Так вот я живу на улице Свердлова. Мой младший внук вчера спросил: кто такой был Свердлов? И что я мог ему, десятилетнему, ответить? Что мы живем на улице, которая до сих пор носит имя убийцы и революционного бандита? Впрочем, вам это, наверное, не интересно. Так я надеюсь, что Вы меня подвезете? А то я на день рождения старшего внука окончательно опоздаю. Ему сегодня ровно двадцать стукнуло. В этом году сплошь круглые даты: сыну— сорок, мне скоро шестьдесят, а внуку —двадцать. Вы пока покурите, пожалуй. Там, по больничным аллеям погуляйте, а тот тут запахи специфические.

— Хорошо. Я вас подвезу.

Сан Саныч вышел из седьмого корпуса, закурил и постоял и направился по аллее. Старик-патологоанатом своей болтливостью и черным юморком достал его. Еще предстояло везти этого "потрошителя" домой. Придется запастись терпением…

Аллея старой больницы выглядела в ночном свете красивой и таинственной. Котенко мерил ее шагами, удаляясь все дальше…

Темная машина прошла параллельно аллее. Не медицинская. "Интересно, неужели у медицинских работников стали такие доходы, что по карману, такие авто?"— подумал "куриный доктор" и пошел дальше.

Когда он приблизился к подъезду морга, оттуда появились две фигуры. Мужчины несли крупный длинный сверток в черном мешке из толстой целлофановой пленки. Быстро загрузили его через заднюю дверь джипа. Машина, врубив фары, резко газанула и рванула от здания.

С тревожным предчувствием Котенко вошел внутрь и быстрым шагом направился к кабинету старого патологоанатома.

Тот лежал на столе с распластанными на бумагах руками в луже бурой крови, которая увеличивалась на глазах. Из-под левой лопатки торчала красивая рукоятка кинжала, который пронзил старого медика насквозь как шампур. Видимо, удар был поставленный и невероятной силы. Котенко, с трудом преодолевая рвотные потуги, вытащил мобильник и стал перебирать список телефонных записей, отыскивая фамилию Холодов.

— Алле! Холод срочно приезжай. Тут такое…

Сильный удар по голове вырубил Котенко из сознания и свалил на пол.

— Черт его знает, где тут эти бумаги?— сквозь зубы цедил мужчина, сгребая окровавленные листки,— Сразу не могли взять.

Через несколько мгновений стеклянная дверь, дребезжа, захлопнулась за ним. И все стихло.

Нива влетела в больничный двор на большой скорости. Сторож у ворот не успел отреагировать. Холодов вместе с Лехой вынесли полуживого Котенко, осторожно положили на сиденье. Ехать было несколько десятков метров.

В приемном покое хирургического отделения на появление полковника ФСБ сонная смена медиков отреагировала оперативно. Через сорок минут дежурный хирург вышел к ожидающим.

— Удар тупым предметом. Сильное сотрясение головного мозга. В себя пришел. Но еще неадекватен. Думаю, прогноз положительный. На будущее Постельный режим обязателен. Покой уход, никаких волнений.

— Я могу его увидеть?

— Только завтра. Пожалейте его.

Через час в дежурную часть УВД поступило анонимное сообщение об убийстве в морге городской больницы.

Кощунство
—Я…я не смогу! — отчаянно шептал Феликс в трубку, в тревоге поглядывая на спящую молодую жену,— Сейчас почти три часа ночи. Вы с ума сошли что ли? Любое дело, связанное с пластикой, может потерпеть до утра. Не надо на меня давить! Ладно. Подъезжайте. Я буду готов через двадцать минут.

Черный джип почти беззвучно прошуршал шинами и встал у подъезда элитного дома, где совсем недавно купил квартиру в двух уровнях доктор Феликс Шарафутдинов.

Задняя дверь распахнулась. Усаживаясь на удобное сидение, доктор спросил.

— А где же пациентка? Мы за ней еще будем заезжать в столь поздний час?

— Нет, дорогой, мы за ней уже заехали, она за твоей спиной в мешке.

— Что у вас за странные шутки?

— Никто не шутит с тобой. Хватит тут истерики закатывать, ты не женщина. Думал, все задаром всегда будет тебе с неба падать? Отрабатывать надо!— подал хриплый голос старик с переднего сидения, обернулся и зыркнул на Феликса единственным злым глазом.

В военно-полевых условиях в горячей точке Феликс видел многое, что обычный человек воспринимает с содроганием. Но когда он открыл молнию на черном блестящем мешке, то руки отозвались сильной нервной дрожью. С трудом в этом истерзанном и наспех зашитом в морге теле можно было узнать точеную фигуру девушки, которая несколько дней назад стояла перед ним со счастливым ожиданием в глазах. Свежие швы под грудными железами тоже были вскрыты. Но возвышающаяся грудь свидетельствовала о том, что имплантаты были на месте.

— Твое дело: быстро достать наш товар, наше дело — быстро избавиться от трупа. И без фокусов. Торопись, скоро рассвет. Нам лучше убраться отсюда затемно.

— Да, сейчас. Феликс отошел к стеклянному шкафчику в углу операционной, налил из медицинской бутылки в высокий стакан прозрачную жидкость, залпом выпил, предварительно сильно выдохнув. Натянул резиновые перчатки, надел маску, взял скальпель и преступил к странной и первой в его жизни операции на трупе.

Из правой груди имплантат он вытащил абсолютно целый. И положил на стол перед ожидающими "компаньонами". Левый грудной протез был надорван. Белый порошок из него попал в полость груди. Феликс понял, почему наступила смерть девушки. Такое часто происходит с "глотателями" наркотиков, которые перевозят их в желудках. Оболочки капсул разрываются и "человек-контейнер" погибает.

Только теперь он воочию убедился, в какой кощунственный план втянули его "щедрые горцы".

Через пятнадцать минут все было закончено. Мешок застегнули. Унесли в машину. Феликсу перед высадкой около его подъезда одноглазый старик сказал.

— Будь мужчиной, ты же мусульманин! Раскис как тряпка. Как у русских говорят: "Только первый блин комом. Дальше все будет нормально". Дело пойдет. Полкило героина в двух сиськах — неплохой бизнес. Скоро сам поймешь, долги отдашь, и свою маленькую долю будешь иметь с каждой операции трафика.

Около пяти утра Феликс, покачиваясь, вошел в свою ванную комнату. Долго стоял под струями воды, скрывающими редкие и сильные мужские эмоции. Ложиться в постель было уже некогда. Будильник зазвонил в половине седьмого. Он побрился, надел белоснежную сорочку, новый темный костюм с искоркой, лучший галстук. Достал из шкафа-купе новые итальянские туфли. Наклонился и поцеловал в щеку спящую жену Эльмиру и пошел в гараж за машиной.

Концы в воду
Утренняя суета в клинике немного отвлекла его от жутких мыслей о прошедшей ночи. Начался прием посетителей. Эта девушка вошла четвертой.

— Добрый день,— произнесла она грудным голосом и опустилась в кресло напротив, повинуясь вежливому жесту Феликса,— Меня интересует операция по маммопластике. Мне бы хотелось немного увеличить грудь.

Феликс внутренне содрогнулся. Снял очки и стал сильно тереть глаза, будто пытался избавиться от каких-то мешающих шор. Потом устало взглянул на девушку и сказал.

— Мы не делаем маммопластику в настоящее время. Вы зря теряете время.

— Разве? А я слышала, что делаете уже.

— Вас ввели в заблуждение. Приходите через полгода. А сейчас извини те, у меня много посетителей.

— Нет. Это Вы уж меня извините, но я привыкла все доводить до конца.

— В каком смысле?

— Я разыскиваю мою подругу, которая рассказывала мне, что недавно обращалась в вашу клинику по поводу маммопластики,— Тон посетительницы вдруг из просительного резко изменился на жесткий и требовательный.

— Вы кто такая? Что вам от меня надо?— запаниковал доктор. Бессонная ночь вымотала его нервы совершенно.

— Я уже сказала. Посмотрите и вспомните, была ли у вас вот эта девушка?— Перед доктором на стол лег портрет с озорным взглядом и уверенной улыбкой. Перед глазами поплыло. На него с фото смотрела девушка из черного мешка. Марина Карпич.

Феликс сделался белее своего халата и стал жадно хватать воздух.

Посетительница выбежала из кабинета стремглав.

— Ваш доктор, по-моему, не в себе,— крикнула она на ходу секретарше.

*****

Вскоре Виктория в подробностях, не упуская малейшие детали, докладывала Холодову о своем визите к доктору Шарафутдинову.

Полковник решил немедленно встретиться с владельцем клиники красоты и по горячим следам, попытаться расколоть его.

— Вон, это он садится в Рено,— Виктория показала полковнику на доктора, когда они стали парковаться на площадке у входа.

— Попытаемся проследить его маршрут. Раз уж он так заволновался, может наделать ошибок и вывести на своих сообщников.

Сначала машина доктора остановилась у Главпочтамта. Вика проследила в зале за Шарафутдиновым. Он долго сидел за столом, что-то писал, сминал, начинал снова. Потом сложил листок втрое, запаковал в конверт, заклеил и опустил конверт в почтовый ящик для местной корреспонденции. Два раза хирург говорил по телефону. Потом снова сел в машину. Нива следовала за ней как приклеенная. В пригородном поселке Шарафутдинов зашел в калитку частного подворья. Пробыл там минут пятнадцать. Провожать его вышли пожилые люди: женщина и мужчина. Он тепло с ними простился. И отъехал. Женщина все не уходила, провожая взглядом удаляющуюся иномарку.

Холодов держал дистанцию. Когда Нива только въезжала на высокий и длинный мост, машина Шарафутдинова была примерно на середине. Между ними втиснулся старенький Москвич и Тайота. Вдруг у Тайоты резко взвизгнули тормоза. Холодов еле успел отреагировать, хотя дистанцию держал. Послышался скрежет. Тайота врезалась в задний бампер Москвича, который неожиданно встал, как вкопанный, посередине моста. Дальше последовал удар в холодовскую Ниву. Машины выстроились гуськом, водители в разной степени раздражения стали хлопать дверями и выскакивать из автомобилей.

Когда полковник с Викой добежали до середины моста, круги на воде почти разошлись.

— Он вдруг ни с того не с сего, как влево даст. Бордюр — одно название. Скорость приличная. И полетел вниз. Пьяный что - ли? — Возбужденно рассказывал подбегающим водителям владелец Москвича.

— Не успели. Надо было раньше его перехватывать. Да, я лоханулся,— сам себя отчитывал Холодов.— Да, видно, сильно влип доктор в некрасивые дела, нервишки и сдали.

*****

Шестнадцатая глава
Неожиданный побег
И в этот раз особой выдумкой Абдул себя утруждать не стал. "Прошло в первый раз, пройдет во второй!"— подумал он. Денису сказали, что его везут отдавать отцу. Снотворное парню, как брату, давать не стали. Но наручники надели. Сделали снова в пикапе отсек, поставили перегородку, потом оставшееся пространство засыпали семечками. И повезли пленника.

За рулем в этот раз был вместо Рамзана, которому пока был заказан приезд в родной аул, сосед Абдула Рустам Халилов. Когда-то он был учителем биологии и географии в Грозном, теперь жил у родственников в ауле на птичьих правах. Война сделала его бездомным, безработный и осиротелым бобылем. Дом, имущество, непросто наживаемое на учительское жалование, старенький Запорожец - все в миг превратилось в руины и пепелище, похоронившее под собой семью Халилова. Он замкнулся в горе и грустно доживал свой век, не во что не вмешиваясь. Рустам не рассказал родственникам по известной причине, что его ветхий дом у дороги в пригороде Грозного рухнул от взрывной волны подорванного дистанционкой мощного фугаса. Боевики спрятали его у автобусной остановки, на которую как раз выходили окна учительского дома. Фугас сделал свое черное дело, когда проходила колонна машин с федералами. "Погибли семеро военнослужащих и трое гражданских лиц"— сообщили в телевизионных новостях. Гражданскими были его жена и две дочери.

Он всегда слушал соседа вежливо и молча, нейтрально качал головой, изображая внимание к собеседнику. На злобные рассуждения, вечно ядовитого на слово, недовольного всем и вся Абдула внешне не реагировал. У дальнего родственника, постоянно сотрудничавшего с боевиками, Рустам был "бельмом в глазу", лишними глазами, и лишним ртом. Его недолюбливали за умение мыслить, думать. Необразованных родственников давило тупое раздражение его грамотностью и нейтральная позиция к происходящим событиям. Настырная привычка учителя подолгу пропадать в дальних прогулках по горам вызывала, мягко говоря, недоумение. Только оставаясь один на один с горами и райской природой вокруг, он становился самим собой. Человеком, решившим выбраться из замкнутого круга…

В эту поездку Халилов напросился сам. У Абдула выбора особого не было, да и учитель был молчалив по натуре, а его умение слушать особенно подкупало одноглазого, который любил пространные рассуждения. Горный аул был похож на пчелиные соты, которые располагались друг под другом. Дом и все подворье родственника Рустама находился над жилищем и всеми постройками Абдула. Халилов часто был невольным свидетелем всего, что происходило у соседей. Он видел пленников, которые то прибывали, то исчезали. Он слышал крики избиваемых, и шумные застолья часто ночующих у соседей боевиков.

Однажды ночью он случайно узнал об очередной коварной затее Абдула, которую он решил проделать при, так называемом, обмене живого товара.

Один из взрывников, отдыхающих в доме Абдула, объяснял, как надо соединить взрывное устройство, вставленное в корпус обычного плеера, закрепленное на спине человека, чтобы оно сработало при отклеивании скотча со рта. Мощности такого заряда хватило бы, чтобы разнести в клочья минимум двоих человек. Таким образом, Абдул хотел сделать "подарок" полковнику ФСБ, обеспечив максимально "горячую встречу" с сыном. Перед самой встречей с Холодовым-старшим Дениса должны были зарядить именно таким образом… А пока они были в дороге.

По команде Абдула Рустам съехал на обочину в безлюдном месте трассы. Решили слегка подкрепиться. Сели на траве. Овощи, вяленое мясо, брынза. Холодный чай в пластиковых бутылках.

В багажнике зашевелился пленник и замычал через заклеенный скотчем рот. Резван вскочил и подошел к машине.

— Чего надо? Чего выступаешь-то? Резван освободил губы Дениса от клейкого плена.

— Ты, урод, отведи меня по нужде. А то все ваши семечки и багажник будут благоухать. После вашей жрачки у меня желудок выворачивается наизнанку, кишка кишке протокол пишет.

— Отведи, Резван. Вот в ту лесополосу. Только в оба смотри, —разрешил отец.

У первых же деревьев Резван остановился.

— Все, дальше не пойдем. Давай здесь управляйся.

— Это ты, милок, управляйся. Расстегни мне ширинку, достань член. Штаны мне спусти. Потом задницу вытрешь лопушком. Давай, давай, противный ты мой,— издевательским тоном приговаривал Денис.

— Дай слово, что не сбежишь, тогда расстегну наручники.

— На слово…блин! Ну, ты совсем дурак, Резванчик. Какой смысл мне бежать, если вы меня домой везете?

На обратном пути из лесополосы Денис поинтересовался у своего конвоира.

— Резван, а что за мужик за рулем-то? Вроде не из ваших бандитов?

— Это учитель из Грозного. У соседей живет. Их дальний родственник.

Когда вернулись к машине, Резван резво кинулся доедать оставленные дорожные припасы. Абдул пребывал в полудреме. Рустам оглядывал машину, проверял резину.

— Попить дайте,— попросил Денис, прежде чем снова укладываться за перегородку.

— Дай,— не открывая глаз, разрешил Абдул. Рустам взял бутылку у вскочившего Резвана.

— Даешь, спокойно Резван, я ему дам попить и сам закрою и засыплю семечки.

— Рот ему заклейте, дядя Рустам.

—Хорошо, не беспокойся.

Денис сделал несколько глотков, залез в багажник и вдруг услышал от наклонившегося над ним водителя.

— Парень, тебя хотят взорвать при передаче твоим. Я сам слышал ночью разговор. Ты можешь мне не верить. Но я решил от них бежать и попробую выручить тебя. — Быстрым шепотом говорил учитель Денису, засыпая его семечками. Затем он, перекрыв обзор спиной, быстро кинул в чай две белые таблетки. И уже потом заклеил пленнику рот.

— Ты согласен бежать со мной? Денис кивнул. — Следующая остановка — наш шанс. Я найду повод остановить машину.

Бутылку с чаем Рустам положил на заднее сидение, где ехал Резван.

Вечерело. Вдоль дороги раскинулись степи. Редкие огоньки мелькали издали, разнообразив унылую картину. Машина зачихала, мотор затроил. Рустам чертыхнулся, пошел проверить свечи.

Резван попил чая. Потом, свернувшись на заднем сидении калачиком, задремал. После соленой брынзы Абдул тоже приложился к бутылке. Когда снова поехали, его стало быстро укачивать…И он завалился на бок в крепком сне.

— Парень, поднимайся,— Рустам отодвинул ложную стенку, отгреб семечки, рывком содрал скотч со рта Дениса и стал открывать наручники, ключ от которых вытащил у спящего Резвана из кармана джинсов.

Две тени отошли от автомобиля со спящими и растворились в темноте степи. На дальней чабанской точке в эту ночь появились два неожиданных гостя…

Встреча в ресторане
По темной бордовой сцене ресторана блуждал одинокий луч прожектора. Он медленно вел стройную фигуру певицы, одетой и причесанной в стиле ретро 20-х годов XIX века. Красивым грудным голосом она пела чувственный романс, растворяясь в нем без остатка, будто была одна и говорила со своим сердцем.

Как я устала быть натянутой струной

Рыдать внутри, снаружи улыбаясь…

Ты повинился, ты опять со мной

А я мечусь сама с собой и маюсь

Зал притих под воздействием этого завораживающего видения и звука. Качались лишь в медленном ритме несколько танцующих пар.

Лишь тихий разговор одной из пар диссонировал с красивым грустным романсом своей циничностью и приземленностью.

Депутат слегка опаздывал. Уже на двадцать три минуты.

— Эти черножопые, даже среди нас пожив, своим дурным привычкам верны. Еще ни разу вовремя не пришел, мать его так,— жаловался Вике Герман Степанович, прижимая ее к своему расплывшемуся телу по-хозяйски.

— Куда он денется-то из подводной лодки? Ты же ему нужен. Придет клянчить опять что-нибудь для себя или своих земляков, как обычно.

Ты всем нужен. Ты незаменимый у нас,— ласково успокаивала Жлобина Виктория.

— А в койке у тебя я заменимый? Небось, молодых жеребцов к себе таскать успеваешь? — незлобиво поддел ее чиновник.

— От добра добра не ищут, дорогой. Мне пока тебя вполне достаточно, ты еще о-го-го мужчина,— ответила Вика и незаметно потрогала вялое мужское достоинство кавалера.

— Ух, наглая ты бабенка, Вика! Обожаю…А вот прется и наш кавказский дружок. Пойдем за стол. Потом потанцуем еще, когда он свалит. Эта фифа тут весь вечер будет ныть.

— Приветствую господина депутата, заждались уже,— Герман Степанович расплылся в дежурно-приветливой улыбке.

— Приношу извинения за опоздание, дорогой Герман Степанович. Дела непредвиденные задержали. Спасибо, что откликнулись на мою просьбу о встрече. Есть сразу тост за Вашу очаровательную златовласую спутницу и в ее лице за всех прекрасных дам!

— Кстати о дамах. Попутный анекдот. Дамы делятся на три категории: "на дам", на "не дам", "на дам, но не вам",— Герман Степанович залился идиотским хамоватым смехом, громко чокнулся с гостем и Викой бокалом с коньяком. Гость, не выказав недоумения вольным манерам имущественного начальника города, пригубил напиток и пристально посмотрел на собеседника, резиново улыбаясь.

Виктория расправила салфетку на коленях и приклеила жучок под крышкой стола.

— Киска, пойди нос припудри, нам тут с депутатом надо пошептаться, без всякой подготовки спровадил Вику Жлобин.

— Конечно, дорогой. Вика направилась к туалетной комнате, чувствуя спиной, раздевающие взгляды мужчин.

*****

Расшифровка разговора, которая легка на стол начальника областного ФСБ.

—У меня, Герман Степанович, такие возникли планы, что я буду вынужден сменить место жительства.

— Это как? Город? Или страну проживания?

— Скорее всего, страну.

— А что, уже так жареным для тебя запахло? Подметки горят…?

— Нет, что Вы, что Вы! Я же человек законопослушный. Благотворительностью всегда занимаюсь. И бизнес у меня прозрачный.

— Ага, ты эту волну гони своим землякам, которые на тебя как рабы горбатятся. Мне не надо лапшу вешать.

— Клянусь аллахом, по состоянию здоровья жены едем в Австрию.

— Да, ладно, не вешай мне лапшу. Вечно у вас хитрожопые болезни возникают, как начинает припекать. Ты-то, твою мать, в депутаты, небось, поперся не за права народа бороться, а за неприкосновенность своей задницы…Короче, давай ближе к делу и к цифрам, как говорится.

— У меня с Вашей помощью 23 объекта недвижимости в аренде. 11 на льготных условиях. Хотелось бы, чтобы они остались за моими нужными людьми. Переоформление договоров я бы оценил в такую цифру.

— Э, нет, милый. Ты за бугор свалишь, а я тут с твоими корешами еще париться буду. Давай ка еще один нулик припишем. Вот так вот, дорогой господин депутат. Не устраивает, адью! Вали на все четыре стороны. Думаю, ты со своих земляков соберешь эту сумму неб проблем. Работаете вы тут у нас по-черному налоги не платите, все в свой карман. Так что немного в мой отсыпать бабок—не грех. Для дальнейшего с ними взаимопонимания. Тем более я достаточно постарался для того, чтобы вы все в нашем городе компактно и спокойно проживали, горячие времена переживали. Разве я не прав?

— Ну, что ж, пусть так. Прав, дорогой, ты всегда прав. Твою правоту мы помним и ценим. Думаю, Ваш город будет вспоминать и обо мне…

— А как же, само собой, дорогой.

*****

За народным депутатом и за руководителем Комитета по имуществу было установлено постоянное наружное наблюдение. Полковник Холодов принимал доклады через каждые 60 минут. Обстановка накалялась и все ощущали приближение неординарных событий.

Странная находка
Странный улов зацепился за крючковые браконьерские снасти. Во время очередного траления сотрудники речной инспекции вытащили не только саму перетягу с жуткими острейшими крюками, рассчитанными на крупную рыбу, но большой целлофановый мешок.

Позже в милицейском протоколе осмотра с места происшествия значилось: "Обнаружен труп девушки, лет 20-25, плотного телосложения, со шрамами, характерными для работы патологоанатомов. Два шрама на нижней части молочных желез не зашиты. Явные следы насильственной смерти отсутствуют."

От подполковника Журавского о странной находке в тот же день узнал Холодов. В своем очередном отчете источник "Жарких" (он же подполковник милиции Журавский) сообщил о выловленном трупе девушки, "которая являлась известной проституткой, и была сразу опознана по имеющейся картотеке девиц легкого поведения, так холодная вода и плотный мешок препятствовали разложению тканей лица и воздействию хищных рыб". Журавский не указал лишь одно, что у Марины Карпич, труп которой и был найден в реке, он сам был одним из постоянных клиентов.

Расследование дела Карпич, которое было сразу же объединено с делом об убийстве патологоанатома городской больницы, вел следак по особо важным делам из областной прокуратуры Станислав Матвеев. На допросе очередного свидетеля присутствовал и полковник Холодов.

— Тофик Ибрагимович, знаете ли Вы эту девушку?— следователь показал свидетелю фотографию Карпич из картотеки милиции и фото, сделанное сразу после нахождения тела.

Скачать
 / 6
роман Милы Стрелецкой Лабиринт Медведки(1 том).doc
Реклама
Продающие интернет-магазины!Аренда интернет-магазина. От 500 р/мес +Экспресс-анализ продаж бесплатно!
— Да. Я зачем буду скрывать? Это Мариночка, девушка, которая…Которую…я вызывал для любви, можно сказать. Только я не понимаю этот снимок. Почему она такая бледная и глаза закрытые, гражданин начальник?

— Потому что это фотография трупа, гражданин Гусейнов.

— Как трупа? Вы хотите сказать, что Мариночка умерла? Вай, что же это такое?— У Гусейнова неподдельно затряслась толстая нижняя губа, и выступили градины пота на узком лбу. Своими сосисками-пальцами, украшенными золотыми гайками, он стал нервно перебирать дорогие четки.

— Я хочу сказать, что Марина Карпич не просто мертва, а ее предположительно убили. Выпейте воды и подробно расскажите о своих самых последних контактах с этой девушкой.

— Я, конечно, все расскажу. Все что надо, клянусь аллахом. Но не продумайте, что я мог ее убить! Мне эта Мариночка очень нравилась. Я столько денег на нее тратил. Одни груди, что мне стоили! Ужас…

— Что значит "груди стояли"? С этого места поподробнее.

— Мне очень нравятся пышные формы у женщин. Но Мариночка в этих местах была худоватая, можно сказать. Она упросила меня заплатить за операцию по увеличению груди. Я согласился. Я дал ей почти три тысячи долларов и дорогу оплатил в ту клинику, в ближнее зарубежье.

— Такие операции делают и в Москве и в Питере. Почему именно туда?

— Нас туда направил доктор Шарафутдинов из частной клиники. Я забыл, как она называется по - английски. В центре города.

— Так. А вы в курсе, что доктор Шарафутдинов погиб при невыясненных обстоятельствах?

— И он тоже? Я ничего не знал, клянусь всем святым. Гусейнова затрясло крупной дрожью по всему телу. Он еле совладал с руками, подписывая протокол допроса и давая подписку о невыезде. Из кабинета следователя лавочник вышел на ватных ногах и еле-еле доплелся до автомобиля. Тронуться не мог минут десять, пока не унялось расстучавшееся от волнения сердце.

*****

Разговор в морге: важные детали
— Сань, ну как ты? Только сильно не напрягайся. Если уже можешь, вспомни дословно, что тебе тот старик в морге говорил? Холодов сидел на краю кровати своего армейского друга в отдельной палате, куда перевели "важного свидетеля, которому могут приходить сотрудники компетентных органов для решения оперативных вопросов и для соблюдения секретности".

— Голова как чугун, звук тупой и почти не варит,— попытался пошутить Котенко.— Мне запомнилось, что этот разговорчивый медик, вроде бы, возмущался, тем, что кто-то впервые в его практике додумался так использовать женские прелести. Именно дословно произнес: "так использовать женские прелести". Я, честно говоря, не понял, о чем он речь ведет.

— А я вот теперь-то понял. Действительно только дьявол воплоти мог додуматься до такого кощунства. И я почти догадываюсь, кто это дьявол. Ну, суки, доберусь я до них,— в сердцах ругнулся полковник.

— Ты аклемывайся давай по скорому. Я к тебе Алексея пришлю. Побегу, лады? К начальству срочно надо. Холодов быстро пожал руку другу и выскочил из отдельного бокса в коридор и быстрым шагом направился к выходу.

*****

— Товарищ генерал, поступили агентурные данные, что разрабатываемая нами группа "Одноглазого" занимается необычным трафиком наркотиков из Ирана в и ближнее зарубежье затем к нам.

— Что значит, необычным трафиком?

— Есть пока предположения, которые проверяются, что наркотик провозится в имплантатах, которые вшиваются для увеличения женской груди там, а тут они извлекаются и меняются на обычные. Необходимо дело об убийстве патологоанатома, гибели пластического хирурга и исчезновении трупа проститутки объединить в одно и забрать к нам в производство.

— Хорошо. Действуйте. Бригада следователей в Вашем распоряжении. Наблюдение за передвижением всех интересующих нас субъектов усилить и мне докладывайте по мере необходимости. Разработайте план операции силового воздействия в случае необходимости.

— Есть.

Полковник вышел из кабинета начальства. И облегченно выдохнул. Теперь дело "одноглазого" Абдула было его официальной обязанностью, и руки были развязаны и возможности теперь неограничены.

Семнадцатая глава
Бандитский сходняк
У стилизованных под старину ворот депутатского особняка стоят друг за другом несколько крутых иномарок. Все черного цвета. Сквозь узкие щелки жалюзи из окон цокольного этажа пробивается свет.

Вокруг сдвинутых пластиковых столов сидят тринадцать мужчин разного возраста. У всех одна масть и одинаковое напряжение на лицах, и решимость в глазах. Во главе столов на центральном месте — депутат.

— Вопросов сегодня много. Времени мало. Говорите по существу.

Арби, что у вас там с трафиком герыча? Что за заморочки? Уже шумок пошел по городу, не всплывет эта ваша затея, придуманная уважаемым Абдулом?

— Канал опробован, правда, не без накладок. Но все поправимо. Можно таким образом переправлять только с одним "контейнером" до полукилограмма. Поездки могут быть челночными. Контингент подбирается с помощью элитного Private-клуба, сами девицы не будут ни о чем подозревать. Так что все наладим, не беспокойтесь.

— Хорошо. Что у нас по акции на рынке? Ибрагим доложи.

— Группа готова, место определено, взрывное устройство есть. Закладка будет произведена в мусорный контейнер по вашему сигналу.

— Считай, что команду ты получил. Завтра, около одиннадцати часов, будет проходить заседание областного депутатского корпуса. Вопрос поднимается о разного рода ограничениях миграции в регион. Так что в половине одиннадцатого можете работать по рынку.

— Понятно, будет исполнено.

— Теперь что касается помещений, которые я арендую у города. Я принципиально решил вопрос о передаче их некоторым из вас. Но цена вопроса выросла на порядок. Неприятно, но выбора нет, пока на этом месте сидит не наш человек, придется платить. Поднатужьтесь. Места эти должны быть за нами.

— Уважаемый, а, правда, что Вы уезжаете за границу насовсем?— Подал голос среди молчащих и внимающих депутатской крыше мужчин одноглазый старик.

— Место моего проживания особого значения не имеет для нашей борьбы. Я буду оказывать необходимую финансовую и идеологическую помощь. Вместо себя оставлю тут приемника. Во время избирательной компании вы узнаете его имя и окажете поддержку, как когда-то оказывали мне. Думаю, что отъезд мой временный, тем более вызван состоянием здоровья.

—Вернемся к более существенным вопросам. На нашем следующем собрании, которое будет последним, перед моим убытием, мы решим главный вопрос: о серьезной акции устрашения в этом городе. О подрыве стратегически важного объекта. За оставшиеся тринадцать дней необходимо завести нужное количество взрывчатый веществ, проинструктировать группы подрывников и их дублеров на всякий случай. Провести разведку на местности. Все изучить. Особенно движение поездов досконально по минутам. Все подходы и подъезды к объекту по суше и по воде. Как нейтрализовать охрану. Подготовить транспорт, который не вызовет подозрений. Все силы сейчас надо направить на реализацию операции "Мост". Главное, чтобы не было утечки информации. Всем сменить сотовые телефоны, проверить помещения на возможность установки прослушивающих устройств. О полной готовности к операции и о деталях поговорим через пять дней. Место сбора уточним. Здесь снова собираться опасно. Особняк готовится к продаже, может быть нашпигован разными штуками. Я уверен, что за мной присматривают. А сейчас тихо разъезжайтесь.

*****

В дневных новостях сообщили о взрыве, произошедшем на рынке одного из городов Южного региона. Теракт унес несколько жизней мирных граждан.

— Мобилизовать все силы!— кричал на срочном совещании на подчиненных генерал ФСБ.

— Почему эти ублюдки опережают вас, профессионалов, на шаг? Да еще здесь, у нас дома! Что я доложу наверх? Где ваша агентура долбанная? Где наша наружка? Где наша прослушка? Разогнать таких профессионалов к едрене матери…

Генерал бушевал еще долго. Когда буря утихла, начальник подразделений доложили о многом, что тормозит настоящую работу. Об унизительной оплате, об оттоке из-за этого профессионалов в коммерческие структуры. О неопытности молодых кадров, о недостаточности материальных средств для оплаты работы агентуры, о морально и физически устаревших технических возможностях, об отсутствии нового автомобильного парка, о дешевых мобильных аппаратах…и еще о многом другом, в чем боевики пока превосходят сотрудников спецорганов.

*****

Сито
Через сорок минут у Жлобина начинался прием граждан, как обычно по средам. В оставшееся до утомительного потока граждан время он наслаждался возможностями выделенной линии Интернета, которую ему наконец-то установили два дня назад сотрудники городской телефонной станции. Порносайты радовали его изобилием изображений красоток всех мастей и цветов, а самые непристойные позы на фото и клипы различных оргий рождали эротические фантазии, которые он собирался воплотить с Викторией вечерком.

С утра напротив особняка Комитета по имуществу работала аварийная бригада Водоканала. Были открыты люки. Туда - сюда мотались рабочие в спецодежде. Стояла машина "Техпомощь", которая фиксировала все разговоры и видео из кабинета начальника городского имущества.

Прием начался. Один за другим заходили ходоки от депутата. Оперативно решали вопросы по аренде. И отъезжали от Комитета уже в сопровождении неприметных Волг, Жигулей, УАЗиков и Москвичей.

В другом районе города шла выгрузка в подвальное помещение мешков с сахаром, который КАМАЗ привез с южного направления. Рядом работали в люльке "электрики" и меняли лампы в фонарях уличного освещения.

Распечатки всех разговоров "новых арендаторов" ложились на стол полковника Холодова. О наиболее важных он сразу докладывал начальству выше.

Депутат срочно распродавал весь свой легальный торговый, строительный, и прочий бизнес. Потенциальным покупателям показывал многочисленную недвижимость в городе и в живописных местах за городской чертой.

*****

Еще не вечер
Теперь Котенко лежал в своей собственной кровати на втором этаже в старом пятиэтажном доме. Утречком, когда опекающий теперь его Леха отлучился за продуктами, Саныч поднялся и вышел на балкон подышать свежим воздухом.

Стоять еще было трудно, голова сразу начинала кружиться. Повязка раздражала. Он примостился на старый табурет и закурил. Напротив женщина раскладывала нехитрый ассортимент на своем лотке: жвачки, шоколадки, пакеты с сухариками и драже, сигареты — всяческую мелочевку, которую прохожие покупают на ходу. Потом продавщица открыла книгу и стала читать с заложенного веточкой места. В процессе чтения лицо ее менялось от улыбки и недоумения, до грусти и жалости… Котенко не мог оторваться от этой удивительной картины. Он впервые наблюдал, как эмоционально реагирует человек на события ,о которых читает в обычной книжке. Он отметил, что процесс чтения увлекает женщину гораздо больше, чем подходящие изредка покупатели.

Женщина, а это была Лидия, бывшая библиотекарша, мать Виктории, не могла не заметить пристального взгляда незнакомого мужчины. Она медленно подняла голову и их глаза встретились. Пробежала искра…И глаза заговорили, хотя губы у обоих взрослых людей были плотно сомкнуты.

Эти "переглядки" продолжались три дня. Потом начались разговоры: на улице у лотка, за чаем на маленькой кухоньке Саныча, за совместным ужином, и…в постели.

Женщина за сорок отдается плотской любви вся без остатка, как в последнем порыве, как в последний раз…У нее нет успокаивающей мысли в голове о том, "что все еще впереди…". Она живет сегодня, сейчас, этим мгновением. И ценит такой миг на вес золота. Лидия, тихая, замкнутая внешне, в постели оказалась порывистой, неистовой, даже ненасытной…Она не просто разрешала ему все. Она просила его делать все безо всяких преград. Это приятно удивило Котенко и немного насторожило. Он, изголодавшийся по настоящей женщине, опасался: "вдруг" не сможет удовлетворить ее порывы и желания в полной мере. Он начинал прикипать к случайной знакомой, прорастать в нее каждой клеточкой, каждым вздохом и каждым словом. Он уже давно не мечтал о таком понимании, когда с полу взгляда все ясно и спокойно на душе.

Теперь боялся спугнуть свое нечаянное счастье, как легкомысленную рыбку, подплывшую к самому берегу, почти в руки, и от случайного жеста наблюдающего за ней человека, тут же исчезнувшую в темной глубине. Как бы не сделать неловкий жест и не разбить хрупкую, только-только склеенную конструкции отношений.

Котенко долго и осторожно гладил ее плечи, спину и шею, едва касаясь своими грубоватыми, привыкшими к простой мужской работе пальцами. И чувствовал, как отзывчива на его ласку бархатная кожа, как идут по ней волны удовольствия. Видел, как начинают затуманиваться глаза и медленно закрываться от истомы. Сам наслаждался, наблюдая изменения в женском теле, которое ласкают желанные руки. Учащалось дыхание, тихие "охи" превращались в звучными стоны. Лидия от нетерпения начинала сама прижиматься бедрами к мужскому телу и ласкать его все смелее. Их движения раз от раза становились все гармоничнее. А взаимное наслаждение все длиннее и прекраснее.

Они чувствовали всеми фибрами души, что ради мгновений настоящей любви, пришедшей нежданно, стоило жить и ждать друг друга столько долгих лет. Как молодожены, дорвавшиеся до медового месяца, часами проводили в постели, забыв обо всех и обо всем. Подолгу стояли на маленьком балконе и ходили по улице, не отпуская рук друг друга, вызывая у одних улыбки восхищения, у других гримасы недоумения, у третьих — насмешки. Но они не видели никого…Счастье слепило их глаза, будто вернув их в семнадцатилетнюю юношескую пору.

Так случается иногда с людьми. Жаль, что очень редко. Эти двое, наверное, заслужили. И любовь к ним пришла.

Взрослые мужчина и женщина нашлись друг для друга. Лучик счастья наконец-то осветил два одиноких сердца.

Штурм
Как только стало ясно, где и когда соберутся предприниматели-оборотни, весь микрорайон был взять в невидимое тройное кольцо. Из-за опасений утечки информации силы УВД не задействовали.

Конечно, Холодов был на нерве. Но когда ситуация касалась служебных дел, в моменты крайнего накала обстановки, он становился жесток, спокоен, рассудителен, мыслил логически без лишних эмоций. Это положительно действовало на подчиненных.

Он теперь знал все: фигурантов, место и время их встречи. Важно было захватить всех вместе со всем арсеналом и предотвратить воплощение их страшных планов. Холодов интуитивно чувствовал, что взрыв на рынке - только разминка…

После теракта на рынке все стратегически важные объекты в области были взяты под усиленную охрану. Проводились тщательные досмотры на дорогах и мостах на въезде в областной центр. В школах и институтах был ужесточен пропускной режим. В местах скоплений людей, особенно на рынках, через громкую связь постоянно повторялись объявления, призывающие сообщать в органы власти о подозрительных людях и оставленных предметах.

Трехэтажный красный особняк мгновенно вырос на недавнем пепелище. Как по заказу, тут сгорели недавно сразу три деревянных дома вместе с дворовыми постройками. Нижний этаж занимали складские помещения и огромный гараж, вмещающий целую фуру целиком. Выгрузка товаров тут шла почти круглосуточно. От более доступных, чем местные, стройматериалов до самих до дешевых рабочих рук самих строителей, которых иногда привозили набитыми, как селедки, в специальных отсеках в тех же фурах. За гаражом находилась большая комната, где обитали сразу все, кто работал на хозяина дома. Иногда в одной комнате вповалку спало несколько десятков человек мужчин и женщин, которые с рассветом, как муравьи, брали тележки с товаром и развозили по точкам рынка, чтобы к ночи вернуться обратно. Тут они зарабатывали на жизнь у богатых земляков и прятались от войны целыми селениями и аулами.

Выше в доме жил хозяин тейпа и его многочисленное семейство. В одной половине старшая жена и ее пятеро детей, во второй — младшая жена и ее трое детей.

В цокольном этаже были склады. Пластмассовые ящики, короба, тюки, целлофановые упаковки. В дальнем отсеке, куда никого не пускали, стояли деревянные ящики разных размеров и лежали несколько мешков, похожих на те, в которых возят сахар.

Как у всех подобных домов, выросших, как грибы в последние годы, у этого не было технической документации, которую можно было бы изучить досконально. В городской архитектуре задним числом за большие взятки подмахивалось все, что подсунется. Внедрить своего человека в этот тесный тейповый круг Холодову не представлялось возможным ни по времени, ни по специфике структуры разрабатываемой группы. Конечно, это был огромный минус — работать спецназу вслепую в конкретном строении.

С половины второго ночи начались доклады о прибытии фигурантов. Накануне часа за два из дома потянулись "лишние глаза и уши": все те, кто работал тут за малую толику. Холодов облегченно вздохнул. "В случае сопротивления, а он не исключал такой вариант, будет меньше жертв."

В машинах прибывших оставались водители и охранники, часть которых которые прошла внутрь двора, часть осталась для наблюдения на улице.

Холодов, прильнув к прибору ночного видения, внимательно всматривался в каждую фигуру, выходящую из машины. Искал одноглазого.

Вот, наконец-то одной из последних подкатила старенькая уже знакомая ему Тайота - пикап. Абдул вышел, постоял, озираясь, вглядываясь в темноту. И особенно туда, как показалось полковнику, где был его наблюдательный пункт. Потом медленно, будто нехотя, пошел к калитке с кованым полумесяцем.

— Второй, второй, докладывает седьмой,— раздалось в рации.

— Слушаю, седьмой.

— Ведем депутата, похоже, отклоняется от предполагаемого маршрута. Остановился. Наружка сообщила: продолжительно говорит по мобильному.

— Второй, докладывает двенадцатый. Депутат, дал команду провести акцию завтра в 22.20 вечера. Упоминал московский поезд. Сам направляется в аэропорт.

— Внимание двадцать второму! Машину депутата перехватить. Вводится план "ДТП". Сообщите ответственному за операцию водителю ЗИЛа.

— Второй, докладывает тринадцатый. На верхних этажах объекта слышны голоса детей и женщин.

— Внимание всем! Говорит второй! Готовность пять минут.

Шестнадцатый, будьте готовы к эвакуации женщин и детей через окна верхних этажей. Выдвигайтесь на крышу соседнего здания.

— Внимание! Пятый, пятый! Первой группе спецназа обезвредить охрану и водителей. Постарайтесь работать бесшумно, ребята.

Вперед, время пошло! Операция "Чистый город" началась.

В тихую почти замершую на ночь улицу медленно вполз КАМАЗ с грузовым фургоном, такой, какие часто ночевали до раннего утра, дожидаясь разгрузки. Чернявый водитель, аккуратно, чтобы не задеть припаркованные вдоль тротуара иномарки, подъехал почти к самым воротам.

Из блестящего, навороченного джипа через сползающее тонированное стекло высунулся водитель.

— Эй, куда, прешь? Вали отсюда, пока живой.

— Слушай, дорогой, ты что сердишься, я арбузы привез. Опоздал немножко ГИБДД на дороге такой злой стал, сам знаешь, как нашего брата шкурят. Меня три часа продержали, товар штырями тыкали. Сколько попортили, шакалы. Лучше старшего позови, пусть скажут, что мне делать: здесь до утра ждать или куда уехать? Я же маленький человек.

Пока шел этот разговор из фуры выдвинулись спецназовцы и рассосредоточились вдоль стоящих легковых машин. Сорока секунд хватило, чтобы большинство водителей и охранников уложить лицом в асфальт. К сожалению, один успел выстрелить.

Во дворе дома началось движение, послышались приглушенные голоса и шорохи.

Холодов матюгнулся. Но тут же принял решение: сначала обратиться к бандитам мирно. После четырех гудков сотовый телефон, по которому несколько раз говорил в последние дни одноглазый Абдул, ответил.

— Послушай, Абдул, это полковник Холодов. Передай всей свое бандитской компании, что вы окружены, ваша "депутатская крыша" вас бросил и при попытке удрать через аэропорт этот господин нами задержан. Требую сдать все боеприпасы, взрывчатые вещества и сдаться. В противном случае будем применять силу и уничтожим вас как незаконное бандитское формирование. Пожалейте хотя бы женщин и детей, которые находятся с вами в доме.

— Полковник, не пугай нас! Аллах нам простит, если наши женщины и наши дети умрут вместе с нами в борьбе с неверными. Жаль, что я не прирезал твоих щенков. Мы никогда с тобой мирно не договоримся.

В мобильника послышались гудки.

— Первый, я второй. Бандиты отказались сдаваться. Действую по обстановке: штурм после эвакуации женщин и детей.

—Второй. Действуйте!

— Шестнадцатый, приступайте.

С тыльной стороны здания в незарешеченное окно на лестничном проеме влетели два спецназовца и отсекли огнем верхние этажи здания от цоколя, где была основная группа бандитов-предпринимателей. Гранату со слезоточивым газом кинули в окно-бойницу выходящее в сторону лестницы.

В цоколе начались суматошные перемещения. Стали раздаваться пистолетные одиночные выстрелы по заблокированной спецназом двери.

Вторая группа через окна начала эвакуацию женщин и детей по выдвинутой пожарной лестнице. Стоял визг и ор. Женщины метались, убегали от военных, пока не осознали, что им угрожает неминуемая гибель в доме.

Абдул, выскочив на воздух, чтобы отдышаться и протереть слезившиеся глаза. Он побежал в дальний угол двора и закрылся в старом нужнике. Дрожащими пальцами он тыкал в кнопки мобильного аппарата, пытаясь дозвониться депутату. Но равнодушный женский голос все время отвечал "Абонент временно не доступен или находится в не зоны действия сети. Позвоните, пожалуйста, позже".

Когда Холодову доложили, что все дети и женщины из здания эвакуированы и также выведены за оцепление жители всех близлежащих домов, он взял мегафон.

— Я, полковник ФСБ Холодов. Предлагаю вам сдаться. Вашу участь будет решать суд в зависимости от степени совершенных преступлений. — На раздумье даю пять минут.

В ответ раздались выстрелы.

У Вики, стоящей в толпе перепуганных ночным происшествием людей, от ужаса расширись зрачки. Ей хотелось немедленно броситься туда, откуда доносился голос Холодова.

Пошли долгие пять минут.

*****

Депутатский Лексус мчался в аэропорт на предельной скорости. Нужно было успеть на московский ночной рейс. Неожиданно с второстепенной дороги выскочил ЗИЛ. Водитель Лексуса вдавил педали в пол до отказа, но столкновения избежать не удалось. Удар пришелся в боковую заднюю дверь. Сработавшие подушки безопасности смягчили удар. Оказавшаяся на дороге "Скорая помощь" срочно доставила пострадавших в ДТП в реанимацию бывшей обкомовской больницы. У палаты депутата было установлено постоянное круглосуточное дежурство.

— Второй, я двадцать второй. Операция прошла успешно. Побег предотвращен. Фигурант и его водитель находятся в больнице, их здоровью ничто серьезно не угрожает. Водитель ЗИЛа не пострадал.

— Приготовиться к штурму здания,— отдал команду Холодов. В этот момент внутри дома послышался сильный хлопок, похожий взрыв гранаты, а через пару секунд прогремел сильнейший взрыв, всколыхнувший взрывной волной все окрестности. Толпа за ограждением рухнула на землю по команде военных "Ложись!"

Осколочные ранения средней тяжести получили двое спецназовцев, легко раненых оказалось тринадцать человек, в том числе гражданских пятеро. Осколком кирпича задело и плечо Холодова. Сдетанировавшие взрывчатые вещества, хранившиеся в цоколе, превратили особняк в груду красного кирпича вперемешку с керамзитобетонными блоками и обломками плит перекрытия. Они похоронили под собой одно из звеньев цепи бандитских формирований.

Утром к приезду на место преступления высокого областного начальства из-под обломков были уже извлечены девять искореженных взрывом тел предпринимателей-оборотней. Двоих бандитов вытащили живыми. Они сразу дали показания на депутата, как на организатора и руководителя их бандформирования.

Двенадцатого бандита обнаружили утонувшим в нужнике, который развалился от взрывной волны и обрушился в яму с нечистотами вместе с прятавшимся там мужчиной. В старике Холодов опознал одноглазого Абдула. Боевая подпольная ячейка закончила двойное существование, подорвавшись на приготовленных для мирного, приютившего их города, зарядах и самодельных бомбах. Боевая часть операции "Чистый город" закончилась успешно. Теперь дело за следствием и судом…

*****

Восемнадцатая глава
Домой!
Холодов, наконец, сел в служебную Волгу. Только сейчас ощутил, что начинает ныть царапнутое осколком плечо. "Хорошо, что жена в отпуске в деревне, а то бы расстроилась. При ее больном сердце это лишнее волнение ни к чему"— подумал полковник и закурил.

Волга рассекала свежий воздух утра, медленно проезжая по набережной одной из многочисленных речек, пересекающих город. Улицы еще были сонные и малолюдные. Поднятые необходимостью, но не разбуженные собственным желанием, мелкие розничные торговцы катили в сторону рынка свой нехитрый скарб. Дворники шаркали метлами по тротуарам. Стайки девушек, цокая каблучками, спешили на первую пару в свои институтские аудитории. Молодые мамы волокли за руки упирающихся, нежелающих идти в садик детишек…Город не подозревал, ночью была уничтожена, притаившаяся "раковая опухоль войны", которая расползалась метастазами — террористическим подпольем.

На парапете набережной Холодов заметил до боли знакомый силуэт.

— Володя, тормозни, пожалуйста,— сказал он водителю,— вон девчонка из моего подъезда, давай подкинем. Загуляла до утра, видно.

— Виктория, доброе утро! Ты чего дрожишь как осиновый листок? Замерзла? Загулялась до утра…Садись в машину! И не возражай.

Вика молча уселась на заднее сидение. На фоне ее бледного лица веснушки проступили еще ярче. Полковник сел рядом. Взял ее ледяную ладонь и крепко сжал в своей большой сильной руке.

Скромная двухкомнатная квартира Холодова была в идеальном порядке. Ни одна вещь не валялась бесхозной, всему нашлось свое законное место..

Опережая вопрос неожиданной гостьи, полковник сказал.

— Позавчера жена уехала на месяц в деревню к матери в отпуск. Так что я тут теперь один холостякую.

— Вам надо рану обработать,— тихо сказала еще не пришедшая в себя от ночных событий Виктория.

Ванная комната не удивила дорогой современной сантехникой, но поразила идеальной, какой-то стерильной чистотой. Она помогла снять полковнику кобуру с оружием, пропитанную кровью рубашку. И стала осторожно промывать рану перекисью водорода. Царапина была неглубокая, но длинная, шла от плеча на лопатку. Вика стояла позади протирала ее тампонами, мазала йодом и дула, чтобы не жгло. Она боролась с нахлынувшем желанием прикоснуться губами к этому пораненному месту.

— Я весь в гари и пыли после этой заварухи. Надо ополоснуться, не возражаешь?

— Я помогу. Рану лучше не мочить сильно.

Вика сделала теплую ванну. И стала медленно, нежно прикасаясь круглой мягкой губкой, мыть большое, сильное тело полковника. Холодов еще никогда не испытывал такого блаженства, прикосновения рук этой девочки были магическими, пронизывали его волшебными сладостными импульсами. Он оперся на локти и боялся открыть глаза, чтобы не спугнуть ощущение полного кайфа. Усталость, напряженные нервы, физическая боль — все это уносилось куда-то, будто гонимые ветром осенние листья. И он чувствовал, будто на обнаженных ветках негаданно, внеурочно, среди его осени просыпаются новые весенние почки. Жизнь обновляется.

В полудремотном состоянии он добрался до постели. И мгновенно отключился. Усталость и сложность последних суток давали о себе знать.

Прошло десять часов. Проснулся Холодов от великолепного запаха, бьющего в нос. На большом серебряном подносе, который всю жизнь стоял как украшение в серванте, стояла тарелка с огромным дымящемся бифштексом, на котором поблескивало желтком жареное яйцо, присыпанное мелконарубленным луком и укропом. Вокруг мяса горкой располагалась хорошо поджаренная соломка картошки, по краю тарелки красиво лежали нарезанные ровными ломтиками огурцы и помидоры. Рядом с этим великолепием красовалась большая рюмка водки и на салфетке два куска черного ржаного хлеба. Полковник сглотнул слюну, широко улыбнулся и приступил к пиршеству без предисловий. Первая рюмка улетела сразу и без церемоний и слов, как непременное сопровождение великолепной по вкусу еде. Потом Холодов спохватился,

Быстро сказал,

— Ты просто чудо, за тебя! Так вкусно, так вкусно…слов нет.

Вика тоже пригубила водку и заела ломтиком помидора. Ей ничего больше не хотелось, лишь сидеть и смотреть, как есть этот мужчина…

Звонок телефона прервал эту идиллию.

— Да, я,— торопливо отвечал Холодов, прожевывая,— Ем…В первый раз за двое суток, вот и остановиться не могу. В новостях слыхали? Было дело. Нет, царапнуло чуток. Зарастет как на собаке.

К девяти приезжайте, конечно. Мне два дня выходных дали. Один я уже проспал. Хорошо, что с женщиной, веселее будет. Я тоже не один. Нет. Она в деревню уехала. Все. Отбой, ждем.

— Не беспокойся, это мой единственный армейский друг. Ему можно доверять. Посидим, расслабимся. Мы же заслужили. Живые люди.

«Когда паны бранятся…»
— Знаешь, Денис, Я много думал про эту войны и вообще про войны. Я же историк. Войны начинают те, кого одолевает жадность, зависть и жажда власти. То есть те самые грехи, которые любая религия осуждает,— рассуждает Рустам, неторопливо подкладывая в костер сухие ветки.

— Это мне понятно. Те, кто стремиться больше завоевать, урвать, отобрать у кого-то, пытаются оправдать свои поганые методы и средства, придумывают красивые формулы, лозунги, призывы, для чего переиначивают те же религиозные каноны. Ислам, например.

— Вот именно. Есть очень правильная украинская пословица: "Паны бранятся, а у холопов чубы трещат". Кому-то захотелось быть хозяином нефти, контролировать доходы с нее в целом регионе. Кому-то очень захотелось быть президентом, пусть маленьким, но с ковровой дорожкой у трапа, парадами в его честь и приемами. А кто-то привыкший все решать сверху, возмутился и сказал: "Эй, не сильно ли у вас там внизу аппетиты разыгрались? Я их поубавлю!" И полетели снаряды и стали рваться фугасы, пошли караванами цинковые гробы.

— Вы правы, Рустам. Чубы точно трещат у холопов, для которых любая война — беда, кровь, потери.

—Вот вы помогли мне бежать, совершенно незнакомому человеку, почему?

—Просто по совести. Я не мог больше и сам там жить. И ты мне не враг.

— Вы рисковали…

— Да, конечно. Но ведь равнодушные люди — самые страшные люди. Они как стадо безмозглых баранов, которых может любой пастух гнать в любую сторону. Я себя таким бараном не считаю. Правильно говорят, что именно с молчаливого согласия равнодушных людей совершались самые жуткие злодеяния во все времена.

— Правильная мысль.

— Мы с тобой среди ночи постучались в чужой дом, к незнакомым людям, простым чабанам. Они пустили нас, накормили и дали ночлег. Почему?

— Наверное, поверили? Наверное, нормальные добрые люди…

— Они опять же не равнодушные. Они живут по своей совести и по ее зову поступают. Когда люди думают головой, их трудно превратить в стадо и стравить трудно между собой. Чтобы научиться мыслить, анализировать события в жизни и поступки людские, надо как минимум учиться. В развязанных горячих точках разве молодым до учебы, до развития мозговой деятельности? Конечно, нет. Это выгодно тем, кто развязывает войны ради своей корысти. Тупых боевиков проще запугать, проще убедить в ложных идеях, проще одурманить наркотиками и одурачить обещаниями. Я много видел наших парней, которые не умеют читать и писать, зато умеют резать ножами и нажимать на курки. Они не видели ничего другого в этой жизни…Им не дают увидеть другое.

Вот ты другой.

— Знаете, я сильно повзрослел за последние месяцы. Я стал другим. Не таки наивным, наверное. Я научился многое ценить из простых вещей, которые раньше просто не замечал. Вы, правы в том, что думать надо. Испытания научили меня думать. Мне надо вернуться, надо исправить все мои ошибки, надо начинать сначала.

К одинокому костру в степи у чабанской кошары подкатил, рассекающий степь фарами, УАЗ, из которого вышли двое мужчин…

Неожиданные встречи
Когда Холодов спал, Виктория ознакомилась не только с содержанием морозилки в холодильнике. Она вошла во вторую комнату, дверь которой была плотно прикрыта. С портрета на стене на нее смотрело улыбающееся лицо Лехи Курганова. Та самая, увеличенная фотография, которую она видела в бумажнике полковника.

Вика задумалась и присела на красивое крутящееся кресло к компьютерному столу. На многочисленных полочках и в специальных ячейках торчали CD диски с разными компьютерными программами, музыкальные сборники. Вика развернула красивую открытку, на которой отпечатались чьи-то губки разной формы, но одной помады.

"Дорогой Дениска! Вот тебе и стукнуло, старик, целых восемнадцать лет! Неужели загремишь в Армию и бросишь нас? Не верим! Поздравляем, любим, целуем (чмок, чмок, чмок)!!!

Твои одноклассницы Лера, Настя, Маша " На обороте открытки приписка: "Холодову Денису от одноклассниц из 11"Б" средней школы № 24"

— Получается, что его сына зовут Денис, а не Алексей. Странно. Я влюбилась в пятидесятилетнего отца моего парня, который был моей юношеской мечтой и первой любовью?

Вика поймала себя на мысли, что впервые о Лехе и о чувстве к нему сказала себе "был", "было".

— Да, действительно, это все было в другой жизни. Эти розовые мечты и розовые облака развеялись. Жизнь их разнесла в клочки и оставила серое небо с черными тучами. Но в котором теперь появился просвет? Как хочется в это поверить…

Виктория нашла в стенке толстые выцветшие семейные альбомы с фотографиями. Листала их и все больше удивлялась. В молодости Холодов совершенно не напоминал Леху или Дениса (она совершенно запуталась). Но был невыносимо красивым парнем. Хотя сейчас полковник казался ей совершенно неотразимым. На старых фотках она видела Леху разным: малышом — голышом, первоклассником с букетом, старшеклассником в боксерских перчаткам, оператором ПК за компьютером. Последнее еще больше озадачило. Жена Холодова совершенно была не похожа на мать Лешки. Обычная белая моль…Невзрачная, на улице не заметишь.

Вика пошла на кухню и стала хозяйничать как у себя дома. Больше всего на свете после пережитого беспокойства за любимого там, ночью у взорвавшегося дома боевиков, ей хотелось продлить это удивительный "сон": бесконечно смотреть на полковника, кормить его. Гладить его руки и плечи, дышать с ним одним воздухом, засыпать с ним рядом… и не думать ни о чем, что будет завтра и потом.

*****

До прихода Котенко оставалось еще полчаса. Полковник развлекал Вику разными байками из армейской жизни, был веселым, удивительно улыбчивым.

На звонок в прихожую они отправились вместе. Холодов наклонился к глазку.

— О, сияет как новый пятак и какая краля с ним симпатичная,— шепнул он Вике, открывая запоры на двери.

Котенко шумно ввалился в крохотную прихожку, неловко пропуская вперед спутницу.

— Вот, Холод, познакомься. Моя будущая жена Лидия.

—Очень приятно. Наконец-то кончится его завидная свобода. Так ему и надо,— улыбаясь, сказал полковник,— А это, познакомьтесь, моя сотрудница Виктория.

Наступила пауза, которая была непонятна мужчина, но вполне понятна женщинам.

—Ну, чего Вы все застыли? Тут повернуться нормальному человеку негде, пошли в комнату. Там Вика такой стол соорудила, слюнки текут.

Когда пары расселись за фигурным журнальным столиком, первой в себя пришла Вика и сказала.

— Вообще - то с Лидией мы давно знакомы, это моя мама.

Теперь в небольшой столбняк удивления впали мужчины. Потом все дружно расхохотались и звонко чокнулись приговаривая: «Ну, надо же? Не город, а большая деревня!" Неловкость кончилась, началось веселое застолье счастливых людей. Но чудеса в это удивительный вечер еще не закончились…Раздался звонок в дверь.

— Кого это еще принесло?— Насторожился слегка хозяин дома.

Котенко, улыбаясь, объявил.

— Это сынок твой, Леха. Я его за пивом послал, подумал, что может пригодиться. В комнату вошел Алексей Курганов, запыхавшийся после беготни по лестнице на пятый этаж. На шее, в прорези расстегнутой рубахи виднелся на серебряной цепочке изящный кулон с буквой V в овальной виньетке. Когда Леха встретился глазами с Викой, один "фугас" с пивом упал ему на ногу, но он этого даже не заметил…

Вике показалось, что у нее точно едет крыша. Холодов, перехвативший взгляд парня, напрягся и перевел глаза на Вику. Первым в себя теперь пришел Котенко.

— Ой, ребята, че - то тут все у нас так запущено! Без бутылки не разберемся! — и налил всем по полной рюмке.

(продолжение следует)

P.S. Хотите верьте, хотите нет: все события, места, где они якобы происходили, герои и их поступки — плод творческого воображения автора, и не имеют с реальностью ничего общего. Совпадения совершенно случайны.

(Продолжение следует)

Мила Стрелецкая




—

—


—
—
—

1 В этом теперь смысл его жизни

Страницыпредыдущаяследующая
123456
Сообщить в Яндекс о проблеме

Страницыпредыдущаясле

Страницыпредыдущаяследующая
123456
Сообщить в Яндекс о проблеме
Страницыпредыдущаяследующая
123456
Сообщить в Яндекс о проблеме

Страницыпредыдущаяследующая
123456
Сообщить в Яндекс о проблеме

Страницыпредыдущаяследующая
123456
Сообщить в Яндекс о проблеме