5. Случайная жертва

Анатолий Комиссаренко
= 1 =

В субботу, как обычно, отец Тихон привёл жену и ребёнка к Кольке в баню. Молодой ветеринарный врач Николай Василич и Тихон – отец по церковной должности -  «дружили семьями».
Пока жёны мылись и общими усилиями купали верещащего попёнка, Колька с отцом Тихоном «разминались» на веранде. Тихие августовские сумерки в деревенском саду и кагор малыми дозами в неограниченном количестве способствовали душевности и философствованию.
Выпили по рюмашке, закусили виноградом, поговорили о делах сельских, о вопросах государственных, о мировой политике, коснулись и проблем души челвеческой. Выпили по второй.
- О! – отец Тихон поднял указательный палец и перенаправил его в сторону негромко бормотавшего что-то телевизора на открытом окне, сообщавшем кухню дома с верандой. – Слышал?
- Да я его не слушаю, - отмахнулся Колька. – Бубнит одно и то же… То теракт, то пожар, то наводнение, то самолёт упал…
- Точно, - согласился отец Тихон. – Сказали, что крупное бандформирование захватило в заложники целую деревню.
- Эка невидаль! В Чечне, что-ли?
Колька снова налил в рюмашки по пятьдесят грамм кроваво-красного кагора, одну подал отцу Тихону:
- Бог любит троицу.
Товарищи чокнулись, замерли на мгновение от чистоты хрустального звона. Затем опрокинули в рот по глотку церковной жидкости, замерли повторно, наслаждаясь ощущениями во рту и в желудках.
- Хорошо! – подвёл итог ощущениям Колька. – Я раньше водку пил. Стаканами. Самогонку пил. Не понимал прелести тонких ощущений… - Он ласково поглядел на рюмашку. -  Водка, она как действует? Принял стакан – в голове повело. Принял второй – чердак набекрень. Принял третий – в мозгах туман, с понятием проблемы… А у самогонки ещё и запах премерзкий. Как на скотомогильнике.
Колька передёрнулся от отвращения, безнадёжно махнул рукой, укоризненно покачал головой.
- А кагор… По рту его размажешь, глотку благородным напитком смочишь… Он и до желудка не успеет дойти, а на душе тепло, мыслям светло… Нравом, опять же, легче становишься, добрее.
Лицо Кольки помягчело и расплылось в благостной улыбке.
- Да ты и так, слава богу, нравом не тяжёл, - отец Тихон сделал символическое крестящее движение рюмашкой в сторону Кольки и пригубил ещё.
- Так что, говоришь, телеболтун вещает про деревню и заложников? – вовсе без интереса спросил Колька.
- Деревню бандиты захватили в заложники.
- Всю? – с ленцой удивился Колька.
- Целиком.
- Да-а… Никудышнее время! Раньше только заводы и фабрики захватывали… Эти… Как их… Рейдеры! Деревни теперь вот. А зачем они деревню-то?
- Кто их знает! Не сказали.
- И не скажут! Для журналюг нынче главное – что-нибудь жареное телезрителям подсунуть. Чтобы на уши всех поставить.
- Деревня, как наша, называется – Романовка, - заметил отец Тихон.
- Тогда не в Чечне. Там другие названия. Но нашу деревню никто не захватит. Не-ет, - уверенно протянул Колька. - Не за что!
Отец Тихон оценивающе покосился на стену коттеджа, к которой была пристроена веранда, на «Ниву», стоявшую в глубине двора, повернул улыбнувшееся лицо к Кольке.
- «Нива» для бандюков не машина, дома наши им тоже ни к чему – никто не купит, - возразил Колька и повернул голову, вслушиваясь в сумеречную даль.
Протяжно и призывно замычала корова. Запоздала, наверное, домой, теперь хозяйку зовёт. На реке всполошились-загоготали гуси, и тут же успокоились. То в одном конце деревни, то в другом побрёхивали собаки, словно передавая друг другу новости. Далёкий женский голос протяжно кричал на два тона: «Во-ва! До-мой!».
- О! – отец Тихон опять указал на телевизор: - Экстренное сообщение!
Колька повернулся к телевизору. Дикторша радостно сообщила, что на спасение заложников в захваченной деревне брошена районная милиция, ей на помощь движется областной спецназ.
- Видать, дела там серьёзные, раз спецназ двинули. И правда, тёзка нашей деревне - Романовка!
Из бани вышла стройная, в красивом халате, попадья с завёрнутым в полотенце ребёнком на руках. Богородица с младенцем, да и только! Попадья она была «по должности», а в миру, то есть, для друзей и подруг, молодая и весьма симпатичная женщина по имени Надя. Следом Колькина Людмила, учительница местной школы, в халате такого же покроя, только другой расцветки. Подруги-красавицы сподобились подарков отца Тихона, ездившего месяц назад в область.
- Идите, смойте грехи, - послала Надя мужиков. – А мы с Людой чайку попьём.
- Можете причаститься, - подмигнул Колька и кивнул на початую бутылку церковного кагора.
- Идите, идите… Как-нибудь разберёмся без вас, правда, Люд?
Прихватив четыре бутылки пива и по сухой рыбине, мужики пошли в баньку.
Сначала дали телам лениво отмякнуть в жаркой парной. Прогревшись и вспотев, выпили в предбаннике пива, понежились в расслабляющей истоме. Затем вернулись в парилку и попарились всерьёз: прогрели спины берёзовыми вениками, ласковыми, как объятия любимой жены, потом дубовыми – крепкими, как руки умелого массажиста. Войдя в раж, исхлестали друг друга что есть сил, подбадривая себя: «Ай, хорошо! Ещё! Поддай жару, до донышка не достаёт!» - и прочими подобными воплями.
Выползли из парной, отлежались на лавках в прохладном предбаннике, утолили жажду квасом из холодильника. Потом неспешно допивали пиво, пощипывая сушёную рыбу.
Посидели ещё немного в парилке, для успокоения тел. Искупались. Завернувшись в простыни, на манер римских патрициев, пошли на веранду пить чай.
- Ну вы и кричали! – посмеялась Надежда. – Будто вас черти в преисподнюю волокли, а вы сопротивлялись.
- Не за что нас в преисподнюю, - оправдался отец Тихон. – По мелочам, конечно, грешим, но я за себя и Николая эту мелочёвку отмаливаю.
- А на речке вроде как стреляли! – сообщила Людмила.
- Из пушки? – пошутил Колька.
- Из мелкого чего-то, тише, чем из охотничьего ружья. Раза четыре, сухо так…
- Пацаны, небось, взрывпакетами балуются, - предположил отец Тихон.
Сели за стол. Женщины налили чаю.
Теледикторша известила радостным голосом:
- Мы уже сообщали, что бандиты захватили в заложники целую деревню… Как нам рассказали по телефону очевидцы событий, ближе к вечеру в дом одной из жительниц деревни ворвались несколько вооружённых захватчиков. Схватили сына, жестоко избили, потом пошли в другие дома, избили ещё несколько человек. Бандиты прочесали всю деревню, отобрали у жителей мобильные телефоны, чтобы нельзя было вызвать милицию, и объявили деревню заложницей.
По мере того, как дикторша сообщала данные по месту происшествия и живо рассказывала подробности захвата, лица у слушателей всё больше вытягивались от удивления.
- Так это что… Нас, что-ли, захватили? – Людмила растерянно смотрела то на телевизор, то на мужчин. Область наша, деревня наша…
- И район… - так же растерянно добавила Надежда. – Ладно бы, район не сказали, а то наш район! У нас в области ещё одна Романовка есть, районный посёлок. А она про наш район говорит…
- …ситуация в деревне разрешилась с минимальными потерями, - успокоила телезрителей дикторша.  – Все восемь бандитов задержаны, трое заложников ранены, один, увы, бандитами убит. Причины и цели бандитского нападения выясняются.
- Ну-ка, женщины, признавайтесь, пока мы отлучались в баню, вас тут бандиты ни за какие места не захватывали? – пошутил Колька.
- Не-ет, - в один голос на полном серьёзе возразили женщины.
- Мобильные телефоны не отнимали? – грозно продолжил «допрос с пристрастием» отец Тихон.
- Не отнимали, батюшка, не отнимали, родимый, - шутливо подыграла ему Надежда.
- Неисповедимы пути господни! – перекрестился отец Тихон, взглянув в звёздное небо. – А сообщения средств массовой информации и того неисповедимей…
- Массовая информация вообще от дьявола, - поправил отца Тихона Колька.

 = 2 =

Романовка, хоть и стояла поблизости от города, местом была тихим, заброшенным. Терялась на фоне города-соседа. Но в последние год-два заливные луга с многочисленными озёрами за рекой стали привлекать охотников. И вот на живописной излучине противоположного берега умеющие люди организовали дачный, якобы, кооператив, выстроили «дачки» - дворцы по сравнению с иными деревенскими халупами.
 Деревню «дачники» навещали. если у них кончались припасы или «горючее» - переплывали на надувных лодках реку и шли в деревенский магазин.
На середине излучины стояли дачи заядлых охотников – Рудницкого и Лисицына. Были они, говорят, дальними родственниками, бизнес начинали вместе, потом разошлись, обиженные друг на друга. Но дачи успели заложить рядом. А пока строили, и вовсе стали врагами.
Не зря говорят, хочешь потерять друга – заведи с ним совместный бизнес. Хочешь сделать родственника врагом – начни с ним совместную стройку.
Этот того уличил в том, что тот взял себе хорошие перекрытия, а ему положил плохие. Тот этого попрекнул, что соседский дом стоит не по нормативам, слишком близко к меже…
В общем, враждовали бывшие друзья-родственники перманентно, но без открытых военных действий.
В субботу Эдвард Рудницкий в очередной раз поссорился с соседом Станиславом Лисицыным.
Один другому слишком язвительно заметил, что чертополох вдоль забора надо бы хоть раз в месяц выкашивать, а то сорняков от вас… Другой сказал, что вишню, вообще-то, надо не вплотную к забору сажать, а так, чтобы она соседу не мешала. А то ведь и засохнуть от чего-нибудь может… Намёк на «засохнуть может» был воспринят очень нервно, и сопоставлен с плохим урожаем и болезнями плодоовощей вдоль забора…
В общем, разговор закончился обоюдными угрозами «я тебе сделаю!».
У Рудницкого гостевали его друзья, Александр Соловьёв и Дмитрий Косарев.
Трое приятелей походили друг на друга: узкие плечи с немощными руками, вываливающиеся через ремень штанов пивные животики. Жилистый Лисицин частенько подкалывал Рудницкого за его пивную внешность.
Встречу они уже «сбрызнули», поэтому ссору с соседом Эдвард воспринял горячее соседа.
- Коз-зёл! – процедил Рудницкий, возвращаясь на кухню к друзьям, где они пили пиво.
- Кто? – спросил Соловьёв, зубами отдирая от воблы жирную спинку.
- Да сосед! – возмутился Рудницкий.
- Чё он? – без особого интереса спросил Соловьёв, налил в стаканы пива, один подал Рудницкому.
- Трава ему не нравится на моём участке. Сорняки, говорит, на его стороне от неё.
- Пусть приходит, косит, раз она ему мешает, - посоветовал Соловьёв, звякнул стаканом о стакан Рудницкого, выпил залпом, утёр пену с верхней губы, запоздало произнёс тост - переиначенную цитату из песни их молодости: - За «траву у дома твоего». Ты ж ему за косьбу заплатить не откажешься?
- По госцене если только. Косец из него хреновый. 
Приятели лениво посмеялись над интересным предложением.
- Косюн.
Пиво кончалось, а день едва к вечеру клонился.
- У тебя лодка есть? – спросил Косарев Рудницкого.
- Есть. Сетку ставить плаваю. Зачем тебе?
- Да у меня в деревне брат двоюродный, у него день рождения вчера был. Сегодня похмеляется. Приглашал на уху.
Двоюродного брата, справлявшего день рождения, решили уважить. Чего на даче без горючего сидеть?
Кое-как разместились втроём в одноместной надувной лодке. С помощью вёсел, похожих на мухобойки, двинулись к противоположному берегу. Подёргавшись на поверхности, подобно сонному жуку-плавунцу, лодка с грехом пополам  перебралась через водную преграду и ткнулась в противоположный берег.
- Кто это машину здесь на ночь глядя бросает? – спросил Косарев, указывая на «Ауди», выехавшую к кромке воды.
- Да Лисицин! Он частенько с этой стороны приезжает. Напрямую, с дачной стороны от города просёлок, а здесь небольшой крюк, но по асфальту. Машину бережёт. Всё у него не как у людей! Коз-зёл! – вспомнил конфликт с соседом Рудницкий.
- Паршивенькая машина у твоего соседа, - скептически заметил Косарев.
Машина была, конечно, не паршивенькая, но и не из последних моделей.
Косарев шагнул к машине, собираясь разглядеть её поближе, запнулся о палку. Зачем-то поднял её.
- Каков хозяин, такова и машина… Коз-зёл! – снова возмутился Рудницкий.
Воровато оглянувшись, Косарев вдруг что есть сил ударил подобранной палкой по ближайшей фаре. На землю посыпались стёкла.
- Ты чего? – удивился Рудницкий. В нём сыграло уважение к автомобилям, присущее почти всем мужчинам.
Завопила сигнализация.
- Я думал, она не на сигнализации, - удивился Косарев. – Пошли, пока никто не увидел, - заторопился он.
- Да уж небось увидел, - покачал головой Рудницкий. – Он за своей машиной из окна в бинокль наблюдает… Козёл.
- Ну раз наблюдает… - Соловьёв взял из руки Косарева палку и с размаху приложился к крылу машины, оставив на нём изрядную вмятину. – Что он нам сделает? Один-то…
- А ничего! – Рудницкий взял палку у приятеля и, размахнувшись как топором, ударил по лобовому стеклу. Стекло в месте соприкосновения с палкой провалилось, а по остальной поверхности покрылось густыми трещинами. – Отак от! Ну, пошли уху с водкой жрать!
Выстроившись гуськом, подвыпившие приятели накрылись лодкой, и, пытаясь что-то спеть, неверным солдатским строем пошли в село. Искалеченная машина подвывала, как жестоко побитое животное.

Лисицин поливал газон, когда услышал вопли машины с той стороны реки. Не особо всполошившись, но всё же торопливо, прошёл в дом, и через бинокль, постоянно лежавший для этого дела на подоконнике, взглянул на тот берег. Такое случалось – сигнализация изредка срабатывала ни с того, ни с сего, и, откричав положенное, умолкала.
Но сегодня увиденное через бинокль поразило Лисицина. Около его «Ауди» стоял Рудницкий с дружками, один из которых держал в руках палку. Передняя фара машины была разбита. Потом палку взял другой, и ударил его машину по крылу! Потом Рудницкий разбил лобовое стекло!
Это было страшное надругательство. На глазах у хозяина насильничали его четырёхколёсную подругу!
Лисицын, мягко говоря, растерялся.
Что делать?
То, что наглецов надо наказать – это не подлежало сомнению. Да и ущерб компенсировать. ГАИ или милицию вызывать – пустое дело. Поди докажи, что машину изуродовали эти гады… Куда они, кстати, пошли?
Лисицин снова поднял бинокль. Ага, вот они. Накрылись лодкой, рожи весёлые, песни, видать, орут…
К дому подошли, в ворота стучатся… Хозяин вышел, обнимаются… Вошли, вместе с лодкой… Значит, надолго. Иначе бы лодку на улице оставили.
Лисицин вытащил мобильник, набрал номер.
- Алло, Серёга! Слушай, тут такое дело… Я сейчас на даче… Сосед-козёл с дружками машину мне изуродовал… Ну как, палкой! Фару разбил, лобовое стекло, кузов помял… Да хрен их знает! Пьяные, небось, покуражились… Нет, машина на том берегу, со стороны деревни… Трое их, да сельский один, они в гости пошли. Дом?  Одноэтажный, новый, на два окна, чуть правее от моей машины, не ошибёшься… Ну, давай, приезжайте. А я на лодке подгребу, обстановку разведаю…
Теперь Лисицин был спокоен: Серёга служил в охранном предприятии. Если он сказал, что поможет, значит поможет. Естественно, с помощью друзей-охранников.

= 3 =

Приятели вовсю справляли второй день дня рождения двоюродного брата Рудницкого, Мишки.
Мишка фермерствовал. Его двухэтажный коттедж с мансардой стоял на другом конце села. Здесь, на берегу реки жила его мать, которой он в прошлом году отремонтировал домик. Считай, заново отстроил. Мать не захотела идти жить к нему. Не хочу, говорит, мешать молодым. И то правда, старики, они надоедливые. А здесь, опять же, ему удобно – рыбацкие принадлежности не таскать, если что. Всё у матери хранится.
День рождения Мишка справлял у матери. Жена хлопотать не захотела, сказала, пусть мать твоя хлопочет – делать ей всё равно нечего.
Вчера на реке, против дома столы расставили, хорошо посидели на природе, коллективно, по-крупному. А сегодня поправляли здоровье во дворе, келейно, с кем придётся. Точнее, с теми, кто придёт. Вот, братан двоюродный пришёл с друзьями.
Третью или четвёртую бутылку уже распечатали, уха давно кончилась, мать вторую сковородку жареной картошки принесла, все за столом весело друг друга уважали и громко о том разговаривали…
Друзья слушали очередной многословный, путаный и бестолковый тост, как вдруг, откуда ни возьмись, выскочили пять или шесть, а может и больше, омоновцев, или спецназовцев, или бандюганов – все они сейчас ходят в камуфляжной форме, с масками на лицах. А сзади – Лисицин, вроде как руководит ими. И главарь бандитов, судя по наглой, весёлой роже без маски.
- Всем оставаться на местах! – рявкнул главный бандюган. – Деревня окружена, вы объявляетесь заложниками!
Никто из «заложников» не видел, как главарь, повернувший лицо назад, весело подмигнул Лисицину.
- Мобилы на стол, быстро! – снова рявкнул главарь. – Связь с внешним миром до особого распоряжения прекращается!
Побледневший Рудницкий выложил на стол мобильный телефон.
- Бабка, мобила есть? – грозно спросил главарь у матери хозяина.
Старушка в полубессознании отрицательно качнула головой. За всю жизнь её ни разу не брали в заложницы, поэтому перепугалась она до крайности.
Рудницкий и его друзья, оклемавшись от первого страха, увидели, что у напавших нет оружия, и дали дёру в разные стороны. Не понимавший, за что и почему нападение, Мишка остался на месте. Да и выпимши он был сильнее других.
Натренированные охранники без труда догнали и «обезвредили» Соловьёва и Косырева. Рудницкий же оказался проворнее и успел удрать.
Связав «пленных» и встряхнув их как следует, нападавшие попытались узнать, куда делся их «главарь» - Рудницкий. Куда делся «главарь», никто не знал.
Оттащили «пленников» во двор, где те только что пили водку.
Мишка, перепуганный непонятностью творившегося и пьяно таращивший на мельтешение перед ним глаза, всё ещё сидел за столом.
- Охраняй их! – приказал главный бандит. – Если сбегут…
Он не договорил, что будет, «если», но сделал красноречивый жест поперёк горла.
Бабка, увидев страшный жест, и вовсе обезножела.
Рудницкого настигли на берегу реки, где он снимал штаны, чтобы на манер Чапаева попытаться спастись вплавь.
Здесь же, неподалёку от искорёженной «Ауди» и наказали его, требуя возместить причинённый ущерб. Били чисто символически, скорее для морального, чем физического воздействия.
Получив «предварительное согласие», привели главаря «автовандалов» «на базу», где Мишка «охранял» «подельников» Рудницкого.
Во дворе Лисицин долго крыл матюками Рудницкого, укоряя за искорёженную машину. Рудницкий в конце концов признал, что он с друзьями неправ и клятвенно пообещал Лисицину отремонтировать машину за свой счёт. Каждый отремонтирует то, что испортил. Соловьёва и Косырева, согласившихся с таким раскладом, развязали, посадили за стол.
«Невооружённые силы», «взявшие деревню в заложники», пить отказались и, сославшись на неотложные дела, уехали.
Примирение обмыли и подкрепили двумя бутылками водки.
В сумерках уже собрались к себе на дачи.
- Вот чёрт! – возмутился Косырев. – А мы лодку пропороли, спустила она.
- На моей поплывём, - решил Лисицин.
- А вчетвером мы в твой «спасательный круг» не уместимся! – заплетающимся языком выдал трезвую мысль Рудницкий. У Лисицина лодка была тоже одноместная.
- Муж-жики, я вас на с-с-своём плавсредстве отвезу-у!  У-у! С ветерком прокач-щ-щу-у! – изобразил гудок паровоза и щедро махнул рукой Мишка. Так встарь, возможно, махали пьяненькие купцы, сажая желающих прокатиться на лихую тройку.
С помощью друзей он выволок из сарая десятиместный надувной спасательный плот, который хранил у матери. А зачем таскать плавсредство домой, если мать живёт на берегу реки?
Спотыкаясь в темноте, перенесли плавсредство на берег, спустили на воду.
- С-садись, братва!
Двух человек Мишка посадил по бортам, вручил им вёсла.  Двух на корму – дал верёвку, привязанную к маленькой лодке, чтобы отбуксировать её к «родному» берегу. Сам с подобранной доской сел на нос плота, чтобы подруливать.
Повиляв у берега и приспособившись к гребле, поплыли.
Подгребая, негромко разговаривали.
- Да-а, а здорово мы напугались, когда во двор ребята в камуфляже…
- Ага… «Ни с места! Деревня окружена! Объявляем всех заложниками!»
- Нет, ну согласитесь, мужики… Машина-то при чём?
- Да всё правильно… Это Димке, вон, моча в голову стукнула…
- Да хрен его знает… На самом деле, моча стукнула. У меня и мысли не было, машину изуродовать… Я ж понимаю, машина для мужика – святое!
- Нет, это кому ж такая идея пришла, деревню в заложники взять? А?
До берега оставалось всего ничего. И вдруг с берега:
- Стоять! Руки вверх! Вы окружены!
- Эдвард, а твои ребята не уехали, что-ли? – удивился Мишка.
- А хрен их знает, - задумчиво проговорил Рудницкий. – Может решили на уху остаться?
С берега послышалось клацанье затворов.
- Мужики! Не стреляйте! Свои! – почему-то громким шёпотом, скорее похожим на сдавленный крик, попросил Мишка. А для верности встал и замахал над головой руками.

= 4 =

Когда бандюганы ворвались во двор, бабка Лида, Мишкина мать, обомлела до потери соображения.
Когда главный бандюган потребовал «сдать мобилы» и спросил, есть ли она у бабки, та честно призналась, что нету. Если бы её спросили про телефон, она, может и сообразила сходить в дом и отдать нападавшим сотовый телефон. А про «мобилу» она с перепугу не поняла, что она такое. Но про то, что деревня окружена бандюками и взята в заложники, поняла очень чётко. Телевизор, чай, каждый день смотрит про заложников.
И как только бандюки ушли со двора, по той самой неведомой «мобиле», которая лежала у неё в спальне, в тумбочке рядом с лекарствами, позвонила в город сестре, бабке Нюре, и рассказала, что ихнюю деревню захватили террористы, всех ловят, отнимают «мобилы», требования пока не предъявили, но, похоже, много их, раз деревню окружили, может и из Чечни пришли – рожи не видать, под масками все, а голоса грубые, ненашенские.
Потом бабка Лида приняла капель от сердца, успокоительной настойки – плеснула в рот прямо из пузырька, потому что капли капать дрожащие руки не соглашались. Зачем-то проглотила две таблетки снотворного… И сомлела не вставая с кровати.
Бабка Нюра тут же поделилась новостью с дочерью, у которой она жила. Рассказывала красочно, описывая события так, будто сама была при захвате заложников. Благо насмотрелась по телевизору фильмов про бандюков-террористов  и их зверства.
Дочь служила секретаршей в мэрии, и тут же перезвонила своему начальнику. Рассказала все без утайки. И про то, что деревня окружена крупным отрядом террористов, тайно прибывшим из Чечни, и про зверства, которые творятся в деревне, и про героический поступок бабки-родственницы, которая под угрозой смерти дозвонилась до её матери…
Начальник из мэрии не мог не поверить героическому поступку, совершённому родственницей его секретарши, и позвонил начальнику районной милиции. Начальник милиции, приняв информацию из уст ответственного мэрского лица, вынужден был действовать.
Районная милиция только ещё собиралась по тревоге, а по центральному телевидению уже передавали сообщение, что деревня в Саратовской области окружена бандитами, взята в заложники, что на спасение деревни брошены все силы районной милиции и даже областной ОМОН.
Пришлось местному начальнику милиции вызывать и  областной ОМОН.
Одним словом, не прошло и… Едва солнце успело закатиться под горизонт, а в дачно-охотничий посёлок, что напротив деревни, прибыл отряд районной милиции.
Из области отряду приказали рассредоточиться, никаких действий не предпринимать, и ждать областного ОМОНа, который по прибытии с ходу займётся зачисткой деревни.
Силами охраны районного правопорядка командовал заместитель начальника РОВД. Штаб он устроил за забором одной из дач, присев на удачно подвернувшейся для этого дела шатающийся табурет.
Стемнело уже, а областной ОМОН не появлялся. Бандиты тоже себя ничем не проявляли. Деревня светилась в темноте обычными огнями – и это было странно. Ждали от бандюков нехороших действий.
Вдруг на том берегу послышались непонятные издали голоса, шум опускаемых в воду плавсредств, ритмичный плеск вёсел.
«Реку форсируют!» - забеспокоился замначальника и приказал своим приготовиться к отражению противника.
Плывущие не особо маскировались, разговаривали довольно громко. Судя по интонации, были чем-то довольны.
- Нет, это кому ж такая идея пришла, деревню в заложники взять? А? – послышалось со стороны плывущих.
«Террористы плывут», - убедился заместитель начальника РОВД.
«Хорошо упаковались», - позавидовал он, увидев вынырнувший из темноты спасательнй плот, и громко скомандовал бандитам:
- Стоять! Руки вверх! Вы окружены!
На реке на мгновение всё умолкло. И громким шопотом, весело так, попросили:
- Мужики! Не стреляйте! Свои!
Ну кто ещё может просить не стрелять в них, потому что свои? Только террористы!
Заместитель начальника милиции встал, как это делали политруки в советских фильмах, высоко поднял вверх руку и громким шёпотом, потому что от волнения ему перехватило горло, громко произнёс:
- Без команды не…
Но тут голос у него прорезался, и он вполне громко закончил:
- …стрелять!
На фоне не совсем ещё почерневшего западного неба вдруг прорисовалась лодка с сидящими в ней людьми. Один из них встал и замахнулся…
«Сейчас гранату бросит…», - с тоской подумал заместитель начальника милиции.
Трудно сказать, то ли нестандартную команду, поделённую севшим голосом на неслышное «не стрелять» и громкое «стрелять» его подчинённые приняли за приказ стрелять, то ли нервы у кого сдали…
Раздался выстрел, потом ещё три или четыре…
Когда подоспел областной ОМОН, «бандитов» уже повязали, а тяжело раненый Мишка помер.


***

Официально объявили, что операция прошла успешно. Уголовное дело по факту убийства Мишки выделили в отдельное производство. На Рудницкого с дружками хотели завести дело и судить за самоуправство с применением насилия. Но потерпевший Лисицин заявил, что он примирился с подсудимыми…
Кто убил Мишку, выяснить не удалось. Все милиционеры утверждали, что стреляли в воздух. Смертельное ранение оказалось сквозным, пуля утонула в реке, и выяснить, из чьего ствола она выпущена, не представилось возможным.
Мишку объявили жертвой трагических обстоятельств, «случайной жертвой».

                2009 г.