****Долго размышляла над заголовком. Хотелось и так, и эдак рассмотреть и развернуть — ну чтобы название поярче всё отразило. Про революцию в словесном искусстве даже в черновом варианте не представлялось возможным. Какая уж тут революция! Про эволюцию тоже язык и рука не поворачиваются. Возможно, инволюция? Хотя с чего бы это… Скорей, разновидность несдержанности — Массовая Мания Написательства. Ещё про дилетантов рисовалось вполне отчётливо.****
Начну по старинке, с истории вопроса, не слишком углубляясь, по возможности, не разветвляясь и не зарываясь. Во все времена человечество нуждалось помимо пищи, отдыха и удовольствий — в работе, в действии, в любви. Для какой-то части общества работой становилась борьба или стратегия борьбы за выживание, добыча и обеспечение потребностей, мероприятия по сохранности пищевых запасов, приготовление еды. Для какой-то части — организация и власть, забота о сородичах, об их здоровье, благополучии, мире внутри сообществ, о воспитании потомства… И чем дальше человек удалялся от животного, тем больше он нуждался в том, что мы называем красотой. Так постепенно формировались вкусы, рождались образы, идеалы, каноны и критерии прекрасного. Возможно, именно на этапе своей эстетической невинности человек впервые задумался о нравственности и любви. Что для него хорошо, а что — плохо. О добре и зле. И не только для него самого. И неудивительно, что чаще всего добром оказывалось то, что радовало утробу, глаза и душу, что было хорошо, полезно, вкусно, здорово, и, с точки зрения человека своего времени — красиво.
Красота и добро — такой прок был первобытному обществу от наскальных рисунков эстетствующего охотника, от его материализованных попыток самовыражения, от потребности оставить свой пещерный след потомкам. Графомания тех, кто расписывал рисунками или иероглифами — почти сплошь состоящими из схематичных или даже полноценных рисунков — стены храмов, внутренних помещений пирамид... приносила фактически ту же пользу. Изображения охотника и другого деятельного автора служили выходом вдохновению, напоминали о событиях, об участниках событий самим участникам, сородичам, потомкам… они также предупреждали, предугадывали события, регламентировали, прогнозировали, хранили и передавали запечатлённую в образах информацию.
Итак, графомания — выраженное знаками, символами, текстом стремление к творчеству — известна очень давно. Но никогда прежде это явление не принимало масштабы массового безумия. Для сравнения: пару веков назад графоманили, по преимуществу, «графы» — то есть люди, как правило, блестяще образованные. Вспомним декабристов, лицейских друзей Пушкина, их родственников, жён, возлюбленных… Дневники, альбомная поэзия, письма, путевые, походные и военные заметки, мемуары — эти бесценные памятники эпохи отличались высоким уровнем языка и донесли до нас, наряду с классической литературой и артефактами культуры, дух своего времени, неповторимость характеров и судеб.
В конце же прошлого — начале нынешнего века графомания поразила почти всех — вне зависимости ни от чего, не говоря уже об элементарной грамотности. Верней, в прямой зависимости от наличия персонального компьютера и доступа к интернету. Бесчисленные электронные дневники, журналы, блоги, домашние, дикие и полудикие сайты, официальные и неофициальные страницы известных, менее известных и вовсе никому не известных в самых разных сферах деятельности особ. Да просто страницы пишущих на всякие темы в сети, для сети, в «сетевом формате»… Наверное, в многообразии, как и в количестве не стоило бы усматривать ничего дурного, если бы не страдала при этом орфография, пунктуация, лексика, грамматика… не говоря уже о стилистике, не мечтая даже о содержательности и смысле — а именно, родная письменная речь.
Современная графомания порой претендует на литературность, порою — без претензий. Хотя можно отыскать примеры, когда отсутствием претензий на литературность грешила и грешит настоящая литература, но такие случаи редки. Они объясняются, на мой взгляд, высокой требовательностью и даже беспощадностью к себе тех, кто воспитывался на классической литературе, знаком с образцами подлинного словесного искусства… Искусства, с успехом прошедшего самую строгую и беспристрастную проверку на «настоящесть» — проверку временем. И ещё. Современная графомания порой сродни дурновкусице, невежеству и распущенности, это — нечто наспех, без углублённой работы над текстом, без мук и сомнений творчества, без томительных ожиданий вдохновения. Черновики, зарисовки, наброски, недоделы — безотносительно объёмов и тематики. Про тотальную безграмотность, про когда «на албанском», «в падонкаффском стиле» я даже и заводить не буду.
С какой целью графоманят, для чего плодится и множится непомерное количество заурядных, бесцветных, плоских текстов? Ответы — на поверхности. Верней, в поверхностном общем подходе ко всему — к учёбе, общению, политике, морали, вере, ответственности, словам, чувствам, друзьям, книгам, дорогам… А значит, к проблемам усложнённого исторически и социально этико-эстетического выбора почти Шекспировского масштаба. Потому что при всей экзистенциальной суровости вопрос ставится не "писать или не писать?", или даже не "писать или не писать, если мало читаешь/если пишешь с ошибками/если проблемы с изложением мыслей/если проблемы с мыслями, в принципе?"... художественный текст ну просто не может не содержать в себе добро, нравственный посыл, или красоту, стремление к совершенству. А лучше — и то, и другое.