Дело было много лет тому назад.
Мой дядя Валерий Григорьевич Клейман, высокий красавец-брюнет, довольно неожиданно попал в тюрьму.
Нет, если проследить логическую цепочку, то неожиданности в этом событии не было никакой.
Валера возил на новенькой «волге» какого-то шишкаря из горкома партии. А в свободное от перевозки шишкаря время катался на шикарной по тем временам машине, типа – хозяин. Бесконтрольно. Не наглел, конечно, но и не скромничал.
Парень был молодой, повторюсь, высокий красавец-брюнет.
Девочки так и падали в его объятия, извините за банальный оборот.
Пикники, музычка, легкое вино, бессонные ночи.
Ну, и в один несчастный день столкнулась его плохо управляемая машина с самосвалом.
Водитель самосвала от удара сильно поранил лоб и сломал ключицу.
А в багажнике у моего дяди нашли простыню, в которой, нет, не окровавленный труп, что вы себе думаете!
В простыне, завязанной узлом, лежали смятые бутерброды с копченой колбаской, сдавленные вареные яйца, помидоры, бутылка с недопитым «сухариком» и непочатые почему-то пол-литра водки.
Следствие особенно заинтересовала, даже, я бы сказал, взволновала эта неоткрытая бутылка.
– А что же это вы, – задал провокационный вопрос работник прокуратуры, – гражданин Клейман, водку-то не выпили? Чего уж там! Семь бед, один раз отрежь, как говорится. И совсем бы угрохали государственное имущество в виде автомобиля «волга». А?
– Да я водку совсем не пью, – искренне улыбнулся Валера. – Пиво там холодное в жару, вино сухое, иногда – коньяк.
– Любите, значит, выпить, гражданин Клейман? – также искренне улыбнулся следователь, записывая за моим дядькой «слово в слово». – Ладно, тогда подпишите протокольчик.
Валера бегло пробежал полусонными глазами текст. Да и уверен был, что шишкарь, которого он возил, отмажет, не даст пропасть любимому водиле. Сколько они с ним!
А в протоколе со слов, типа, Валеры было «записано верно», что выпил он в тот день бутылку сухого вина, литр пива и грамм двести коньяку.
Читайте внимательно то, что подписываете, ребята!
***
Второй секретарь горкома партии, тот самый шишкарь, которого мой дядька, сами понимаете, что, отмазывать Валеру не стал.
Он бы и рад.
Но над каждым вторым секретарем есть первый, а иногда и не один. И этот первый сказал второму – на первый-второй рассчитайсь! Шучу, конечно.
Он ему сказал, чтобы даже не думал лезть не в свое дело. Кругом борьба с алкоголизмом, практически сухой закон для простых граждан. А у тебя в багажнике машины такое! Разврат и изобилие! Если не Клеймана, значит, твое, придурок!
Ну, и бросили Валеру на произвол судьбы, то есть в лапы справедливого советского правосудия.
Дали ему немного. Два года исправительных работ на поселении. Это вроде как живешь ты в общежитии под охраной, ходишь на работу, но утром и вечером построения и поверки.
***
В нашей большой семье Клейманов – Фишманов – Герловиных – Пекарей это происшествие произвело фурор.
Любимец всех, красавец-брюнет! Впрочем, об этом я уже писал.
А Валера перед этим только год, как из армии вернулся, где и освоил шоферскую профессию. Многие близкие и дальние родственники еще даже не успели привыкнуть к его присутствию, а он опять отбыл. И снова не по своей воле, блин.
Единственное, чем все же помог второй секретарь, это местом поселения, где Валера должен был провести ближайшие два года.
Как вам понравится, если я скажу, что отправили моего дядьку отбывать трудовую повинность на полуостров Крым?
Вот именно, на чудный берег Черного моря!
Послали Валеру участвовать в строительстве туберкулезного диспансера. В качестве водителя самосвала.
Правда, до побережья моря от этой стройки было далековато, километров двадцать. Но вы про это далековато расскажите жителям Кольского полуострова. Вот они похохочут!
***
Валере в ту пору, напомню, было всего лишь двадцать два года.
А то я все – дядька, дядька. Можно подумать, что речь идет о взрослом мужике.
Его в Крым два конвоира сопровождали. Прямо так, в купе поезда Киев – Симферополь. Как будто три товарища в отпуск ехали. Один – капитан – постарше, строгий такой, с усами и пистолетом в кобуре. Второй – сержант – стриженый, с румянцем на щеках, даже помоложе Валеры, с винтовкой. И дядька мой, бритый наголо, вечно улыбающийся – с рюкзаком вещей и двумя сумками продуктов от его матери, моей бабушки Оли.
Дорога неближняя, часов пятнадцать.
Примерно час все втроем просидели, тупо уставившись в окно. Но они ж до этого еще четыре часа на электричке до Киева тряслись. Не жрамши. А откуда-то так пахло жареной курицей, что никакой мочи терпеть не было.
И, как вы догадываетесь, пахло курицей не из вещмешков конвоиров. В их сухой паек жареная курица не входила. Хлеб позавчерашний, тушенка свиная, чай и сахар входили, а курица – увы.
– Может, перекусим? – спросил Валера.
– Приедем на место, там тебя покормят, гражданин Клейман! – строго ответил капитан, сглотнув подсохшую слюну.
– Так чего же добру пропадать? – вежливо поинтересовался дядька. – Пока доедем, только на помойку и сгодится.
– Ты не на курорт едешь! – напомнил офицер. – Про домашнюю еду забывать пора.
– Совершенно верно, товарищи, – согласился Валерка. – Вот это все доем и тут же забуду.
Сержантик, доведенный голодом и разговорами про еду до отчаянья, достал из своего вещмешка нож, банку тушенки и полбуханки хлеба, разложив все это богатство на газетке.
– Сержант, убери ты этот ширпотреб, – взмолился Валера. – У меня же все свежее. Ну, если мне нельзя, так хоть вы поешьте.
– А, – решился капитан, – доставай. Ковальчук, к проводнице, попроси три чая.
Вы когда-нибудь ехали в одном купе с еврейской семьей? Нет? Вы много потеряли. Запах этой поездки вы бы пронесли через всю жизнь.
Не буду пытаться воспроизвести такую красоту на бумаге. Это надо видеть, а главное – нюхать!
Нельзя, конечно, назвать еврейской семьей Валеру Клеймана и двух конвоиров, но если не видеть, а только нюхать, то можно себе представить.
После перекуса все трое переключились на борьбу со сном. Причем мой дядька, искренне пожелав всем спокойной ночи, улегся на верхнюю полку и тут же уснул. Как говорится, срок идет независимо от состояния осужденного.
А капитан с сержантом вступили со сном в неравный бой. И капитан, недолго думая, оставил бороться с этим врагом одного Ковальчука. А сам последовал примеру новоиспеченного зэка.
Но и сержант, над которым практически не стало контроля, вскоре заснул тоже.
Идиллия, короче.
И был бы на месте моего дядьки матерый преступник, только бы его и видели. Причем вместе с пистолетом и винтовкой. И военным билетом сержанта Ковальчука.
Но Валера Клейман спокойно спал. Его совесть была чиста. Хотя и не перед советским законом, но перед собой – точно. И видел он во сне родной дом. Хоть во сне, и то ладно.
***
Поселение – это, конечно, не зона, но порядки – тоже не подарок.
Казармы напоминали и внешне, и внутренне общежития или коммуналки коридорного типа.
Конвоиры с мокрыми лицами передали Валерку местному начальству по описи, с рук на руки.
Лица у них взмокли не от жалости к моему дядьке, как вы могли невольно подумать. Просто в Крыму стояла жара. Хотя и был уже сентябрь. Поэтому у конвоиров мокрыми были не только лица, а и другие части тела. Им же в форме надо было находиться.
Это Валерка, выйдя из поезда, остался в футболке, сандалиях и легких штанах. А конвоиры в сапогах, казенном обмундировании и фуражках. Взмокнешь тут.
Радушный комендант поселения прапорщик Карлов пожалел конвоиров.
– Останьтесь на ночь, хлопцы, – предложил он. – Баньку замутим, и все такое. Куда ж вы в обратный путь не мывшись и не отдохнувши.
Ковальчук умоляюще поглядел на своего командира. Тот, пощупав себя правой рукой за мокрую левую подмышку, согласно кивнул.
Валерка даже втайне порадовался за своих конвоиров. У него в мозгу мелькнула шальная мыслишка. А вдруг, пока капитан и сержант моются в бане, позвонят из Винницкой прокуратуры и закричат в трубку:
– Ой, товарищи! Произошла ошибка! Клейман ни в чем не виноват. Срочно везите его обратно! И не забудьте извиниться перед парнем!
И его, Валерия Григорьевича Клеймана, с почетом и уважением повезут домой. В мягком вагоне скорого поезда Симферополь – Киев. И всю дорогу сержант Ковальчук будет подобострастно заглядывать ему в глаза, предугадывая каждое желание. И бегать на станциях за холодным пивом и за вареной картошкой с солеными огурчиками. На деньги капитана, между прочим. А сам капитан будет играть на балалайке, напевая песни по заказу Валерки из репертуара Высоцкого и Аркаши Северного.
Слава богу, что Валерка стоял под душем, и вода сливалась с чем-то, текущим из глаз.
А потом ефрейтор внутренних войск Кацюба вручил моему дядьке казенную одежку, сложив в мешок его вещички.
С тех пор судьба этих вещичек нам неизвестна. Может, ефрейтор Кацюба носит те сандалии венгерского производства. Но это только наши домыслы. Не всем же милиционерам быть оборотнями в погонах. Тем более, в ефрейторских.
***
Казарма, в которой Валерке предстояло жить, представляла собой трехэтажное здание среди поля.
С решетками на окнах.
С постом охраны при входе.
С расписанием жизни, висящим на каждом свободном клочке стены.
Подъем, умывание, перекличка, завтрак, построение на работу.
Вечером все то же, только в обратном порядке.
И заканчивается отбоем.
***
Прапорщик Карлов сам сопровождал Валерку до комнаты на втором этаже, где ему теперь предстояло жить.
Ну, как – жить. Скорее, отбывать срок.
(продолжение http://www.proza.ru/2015/10/13/576)