Один и тот же сон которую ночь не давал покоя Марусе. Ей снилась её любимая машина. Нет, не автомобиль, а мостовой кран, на котором она работала много лет. Вообще-то по паспорту она была Виолетта Аркадьевна, но муж Василий ещё во времена ухаживаний наотрез отказался её так звать.
- Ну, какая ты Виолетта? Имя какое-то враждебное заграничное. Ты – русская, значит – Маруся.
Надо сказать, на работе все так к ней и обращались, кроме начальства, те, как положено. Больше из-за Василия Андреевича, её мужа, человека простого, но весьма уважаемого в сталелитейном цехе завода. А был он высококвалифицированным сталеваром. Сам же он считал себя мастером профессии, уходящей в прошлое.
- Где сейчас найдёшь мартены? Их по пальцам можно сосчитать. Везде электропечи, домны, - иногда рассуждал Василий в бригаде.
Да и то – правда. На своём рабочем месте он, как шеф-повар на кухне. Варил сталь, чугун почти на глаз. Знал сколько шихты, кокса засыпать и когда. Определял готовность по цвету, бульку и запаху. Бывало уже и время выйдет, вроде пора и плавку выпускать, а он в стёклышко глянет и скажет:
- Не готов супчик, не дошёл, минут тридцать ещё пусть поварится.
После очередной бессонной ночи Маруся по дороге на работу жаловалась мужу:
- Вася, ну, скажи, почему мне снится этот жуткий сон? Как будто я живу на кране. А вместо защитной панели стоит мой гардероб с платьями, кофтами и юбками. Вась, послушай, и даже моё любимое платье, помнишь, из английского шифона в сиреневый цветочек, что ты подарил, а на месте сигнального колокола висит моё зеркало.
- Маруся, ну, что здесь такого? Я тебе говорил, не работай по две смены, говорил, что выселю на кран? Вот - сон в руку, - он поцеловал жену и пошёл в сторону мужских раздевалок.
- Вася, ты же не дослушал, ещё не всё! – крикнула вслед Виолетта.
Самое ужасное было дальше: во сне кран падал и она вместе с ним, но больше всего её беспокоило то, что падало и её платье. Оно, словно птица, летело прямо в лакокрасочную камеру. Она пыталась поймать его, но тщетно, на этом месте Виолетта просыпалась вся в поту с сильно бьющимся сердцем. То, что машина сходила с рельсов, бывало не раз. Садилась на подкрановые пути, да и только, всё-таки ровесница самому заводу, 1932 года рождения. Поразительно другое - ферма крана была смонтирована клёпкой, ни одного болта, но удивительное произошло позже, когда Виолетта попала в Париж, совершенно неожиданно. Как-то Василий перед Новым Годом пришёл с работы и из двери заявил:
- Маруся, хочешь в Париж?
Виолетта не спешила радоваться. Его способность к розыгрышу знала не только она. Но, когда он кинул на стол две путёвки, она взвизгнула и кинулась ему на шею.
- Купил на тринадцатую горящие в профкоме. Ты же хочешь на свою родственницу посмотреть с необычным именем. Как её там?
- Джоконда.
- Ну, вот, посмотришь, детвора взрослая, без нас им ещё лучше на праздники, - явно довольный своим подарком сказал он и крепко обнял жену.
Именно там, в Париже она обнаружила, что Эйфелева башня, сделана тем же самым способом. Виолетта лично гладила своей рукой металлические клёпки на высоте птичьего полёта, и сердце её наполнялось гордостью. Выходит, что её старушка вовсе и не старушка, а внучка этой самой башни. Можно сказать, раритет в каком-то смысле.
В цеху её ждала неприятная новость. Мастер сообщил, что кран сел на пути и его ещё не подняли.
- Так что, Виолетта Аркадьевна, придётся вам сегодня работать в аквариуме.
Аквариум – это тоже кран. Такое название он получил из-за кабины и кресла крановщика, утопленного на самый пол, а также окон обзора, до того неудобных, что стёкла сразу же выбили. Получалось, что по бокам и спереди были пустоты, в которые запросто можно было вылететь при резком торможении. На этот случай на кране был ремень безопасности, но это не самое страшное. Машина работала на контротоке, никаких ножных тормозов и потому, при неожиданном отключении, кран летел с бешеной скоростью в тупик, отскакивал от него, откатывался назад, и это происходило до полной его остановки. Что говорить о грузе, который висел на крюках. За счёт его веса и качания, машина могла очень долго болтаться по пролёту. Проблема была в подкрановых путях и старых заводских стенах, но реконструкции не предвиделось. Смелые крановщики вставляли палку в рубильник и работали «напрямую», то есть, не работали все блокировки: ограничитель подъёма, тупиковые и боковые ограничители. При этом можно было порвать троса, потерять груз, травмировать людей.
Виолетта никогда не позволяла себе нарушать технику безопасности. Работая на этой машине, она называла себя – камикадзе. О лётчиках камикадзе рассказывал ей отец, участник войны с Японией в 1945 году. Эти истории глубоко запали в душу девочки, с тех пор Виолетта в трудных жизненных ситуациях использовала их боевой клич.
Войдя в конторку, она поприветствовала рабочих:
- Ребята, сегодня я в аквариуме, так что «Банзай!», - этот слово она кричала, когда отключалась машина.
- Банзай, банзай, Маруся, - весело ответил её стропальщик Николай, - ты только выше поднимай, чтобы не снести чего.
- Коля, а ты никак выпил с утра?- подозрительно оглядела его Виолетта.
- Нет, это ещё с вечера.
- Смотри у меня, а то откажусь.
- Всё будет в ажуре, Маруся.
Работа была обычной и привычной, доведённой до автоматизма: разбор стеллажей, покраска деталей в камере, сброс на гору. Виолетта любила мечтать в эти минуты, руки знали своё дело и не нуждались в контроле. Пару раз отключалась, орала «Банзай!». Народ весело реагировал, свистел, но никто не разбегался по углам, доверяли ей.
В очередной раз она подняла детали и повезла их на покраску, но вдруг над камерой взметнулось пламя. Как горит «кузбасслак» представить просто – это равносильно нефти. В доли секунд чёрный едкий дым заполнил пролёт. Виолетта накинула на лицо респиратор и дала ход моста к посадочному мостику, но в этот момент машина подпрыгнула, токоприёмники отскочили от электрических троллей и кран отключился. В кромешном дыме машина понеслась в тупик. Последнего, кого она увидела сквозь дым в соседнем пролёте – это начальника цеха, он споткнулся о межцеховые рельсы и упал во весь свой двухметровый рост, но тут, же вскочил и кинулся к рубильнику.
- Всё! – подумала она, - тока не будет. А как же я?! Вот тебе и банзай, натуральный банзай.
Машина несколько раз стукнулась о тупиковые ограничители и остановилась в кромешном смраде. Визуально Виолетта определила, что до мостика метра два. Дышать становилось всё труднее и труднее.
- Так, перепрыгнуть невозможно, я даже с разбега эту длину не возьму. Внизу склад моторов, вся переломаюсь. Остаётся выход на пути, - рассуждала она.
С трудом поднявшись наверх, Виолетта зацепилась за балку и ногой выбила стекло. Немного отдышавшись, двинулась вдоль стены, пришлось идти до конца метров семь. Там она просто съехала на посадочную площадку. Респиратор уже не помогал, женщина сорвала косынку и завязала нос и рот. Кружилась голова, першило в горле, начался кашель, она боялась упасть со ступенек, поэтому, ползком преодолевала лестничный марш. Только внизу её подхватили ребята из бригады, натянули ей чистый респиратор. Выйдя из цеха, она сорвала с лица маску и закашлялась. Навстречу кинулся Николай:
- Маруся, а мы думали ты того…- он вдруг всхлипнул и уткнулся ей в грудь, - Банзаюшка, ты наша…
Виолетта медленно осела на землю.
- Врача!!! – закричали рядом.
Тут её кто-то подхватил на руки и понёс. И вновь, как во сне, любимое шифоновое платье летело в чёрный зев лакокрасочной камеры. Она пыталась поймать его и кричала «Банзай!!!»
- Сейчас, сейчас, Марусенька, кислородику дадим. Держись, милая, здравпункт уже близко.
Она открыла глаза и увидела Василия:
- Васенька, а сон-то сбылся, - прохрипела она.
- Молчи, молчи, нельзя тебе говорить, родная моя…
С пожаром справились быстро, вызвали пожарный расчёт, залили пролёт пеной, искали виновных, но не нашли. Списали на изношенное электрооборудование. Виолетта отлежала неделю в больнице, а выйдя на работу, подошла к Николаю и сказала:
- Если ты ещё раз выйдешь пьяным на смену и закуришь в камере, я тебя сдам, но прежде устрою испытание в аквариуме, но без страховки, а это – стопроцентный «Банзай».
БАНЗАЙ – предсмертный клич японских лётчиков камикадзе.