Птицы знают, но не люди, что, сколько соколом себя не называй, являясь с рождения зябликом, размер крыльев твоих от этого не увеличится и выше, чем положено маленькой птичке, в небо ты не взлетишь…
Да, и сова, в ночном лесу, закусившая во время охоты в рассветные часы пробуждения других птиц, жаворонком почему-то не становится.
Пернатые давно согласились и смирились со своим предназначением, и даже с тем, что кто рано встаёт, тому бог даёт, потому, золотистое светило, ещё только вздрогнуло у себя на мягких пушистых облаках, заморгало белесыми ресницами-лучиками, пытаясь проснуться, а петух на насесте и на стрёме, блюдёт, как говорится, когда оно, светлое и могучее даст знать, что уже пора, всё началось. Лучше и громче всякого будильника прокричит команду к подъёму.
А следом всё куриное царство пробуждается и высыпает во двор, где уже день начался и приступает к утренней трапезе. И жаворонок в лесу, времени зря не теряет, соловьём на всё пространство буйств и красок заливается, поднявшись высоко в небо. Только сова и филин с точностью наоборот, сложив свои крылья, усаживаются на ветки деревьев после сытной охоты, потом нахохлившись, залезают в дупла, где поуютнее, прячут свои большие умные головы с всклоченными хохолками глубоко под крыло и засыпают. А с другой стороны на этом же стволе пристраивается весёлый, разноцветный дятел и начинает свой рабочий день, громко постукивая по коре дуба или ели, и вытаскивая на поверхность, правда, не к жизни, а к смерти, разных жучков и паучков, которыми намерен закусить и так продолжать усердно долбить клювом до вечера, пока не начнёт смеркаться, и сова, которую не разбудил даже назойливый стук её соратника, уже не откроет свои сонные веки, зная, что, наконец, вновь наступило её время и ей пора на смену всем остальным дневным, лесным и горным обитателям, маленьким и большим, крохотным и совсем огромным, таким как орёл или гриф, занять пост, назначенный природой ей, сове или филину с рождения.
И так всегда было и будет, ибо смешнее некуда выглядел бы петух, бегающий с вечера по двору за возмущённо-кудахтающей курицей и пытающийся разогнать её сон в то время, когда ему положено тихо, не громко, как по утру, пропеть колыбельную, означающую команду к отбою, и загнать весь свой гарем обратно на насесты в курятник.
Но люди – не птицы, и это тоже понятно, хотя многие и взлетать пытаются, и крылья себе примеряют, а иные и короны из перьев на головы себе цепляют, представляя себя венценосными особами, но лучше от этого не становятся, а когда неожиданно камнем падают вниз, и при этом больно ударяются о землю, то и тут, почему-то не желают вспоминать, кем же являются на самом деле. Просто людьми, и совсем не королями жизни, хотя, может быть, и при сановных почестях и регалиях, а зачастую при этом мелкими людишками, теми самыми, что решили помахать несуществующими крыльями, находясь внизу, а не высоко в небе, устроив, таким образом, праздник живота, накрыв стол, украшенный отравами и ядами, а не изощрёнными яствами, который заканчивается по обычаю печально для всех, и для тех, кто забыл, что не ястреб, и для тех, кого обратили в зяблика или синичку, хоть и летающую высоко, но очень маленьких, почти крохотных размеров. И вот такой пернатой нечисти почему-то среди людей на порядок больше, чем в лесах и долинах, что давно согласились с условиями матери - природы, диктующей когда вставать и когда ложиться.
Потому-то человек, решивший пойти супротив установленных порядков на земле и в небе, и страдает от этого больше остальных. То, возомнив себя орлом, то решив, что он велик и могуч, и достигнет даже туч, поставив на пять утра стрелки на часах и, решив, что завтра он сразу и уже жаворонок, плевать что всю свою жизнь не высыпался, вставая рано и ложась поздно, как диктовали ему внутренние биологические часы, а не указывало время на будильнике. Потому что и у людей, как и в царстве пернатых, есть совы, и есть жаворонки, есть куры, а есть филины. И сколько бы они не пытались из одних стать другими, у них это не получается и никогда не получится.
Вот и выходит, что верная с рождения своим принципам «сова» человеческой особи, привыкшая слушать свой голос, а не начальника отдела, сколько бы ни кричала, вставая всю неделю в пять или шесть утра, чтобы вовремя приступить к своим обязанностям, как тот дятел-трудяга, что вот, какая радость, и я тоже, как и многие теперь, жаворонок, стоило только захотеть… Но в наступившие долгожданные выходные плюнет на новые принципы, и на то, что и бог даёт, тому, кто не филин, и будет, накрывшись подушкой, спать до положенного ей часа…
И пусть смотреться это будет, как предательство тех жаворонков, к которым из безысходности, а не от желания горячего примкнула традиционная сова, и они, эти крошечные птички, подхватят её совиное отяжелевшее от глубокого сна тело, положат на свои маленькие крылья и понесут ввысь, думая, что она всё ещё с ними… А там, разобравшись, наконец, что к чему, закричат о страшном предательстве в их рядах…
Зато ночная хохлатая, напыжившаяся сова, сидящая по прежнему на своём месте, на ветке в лесу, тихо скажет, ухнув себе в клюв: « Ну что, Ты, только что пожелавший выбыть из нашей стаи, опять примкнул к нам…?! Лучше быть со своими, зябликом среди остальных таких же, чем в чужом полку и предателем, попытавшись стать сколом, являясь на самом деле филином…»
Но на следующий день всё повторится снова, жаворонок будет разливаться соловьём, вереща о том, как это здорово, и про бога, и про пищу, если проснулся рано и на заре, пытаясь вечером улечься с курами, чтобы утром не пропустить рассвет и крик петуха… И всё равно, к подошедшим выходным, он вспомнит, о том, что всегда был совой…
Потому что, всё же, хоть люди – не птицы и никогда ими не будут, сколь часто не будут пытаться к небесам взлететь, мысленно примерев на себя не своё оперенье, с желанием возвыситься над другими, они остаются людьми, но в первую очередь, подчиняющимися законам природы, а не звонку будильника, дребезжащему у них над головами, который уж точно не в курсе, кого он только что будил, жаворонка или всё же филина, он просто поднимал с постели человека, который пошёл против законов природы и сам же от этого больше всех пострадал, хоть и не упал с высока, и больно при этом не ударился, забыв, что не птица и не летает….