Жаворонки против сов

Марина Леванте
         Птицы знают, но не люди, что,  сколько соколом себя не называй, являясь с рождения  зябликом, размер крыльев твоих от этого не увеличится и выше, чем положено маленькой птичке,  в небо ты  не взлетишь…

 Да,  и  сова,   в ночном лесу,  закусившая во время охоты в  рассветные часы пробуждения  других птиц, жаворонком почему-то   не становится.
 
Пернатые давно согласились и смирились со своим предназначением, и даже  с тем, что кто рано встаёт, тому бог даёт, потому,  золотистое светило, ещё только вздрогнуло у себя на мягких пушистых облаках, заморгало белесыми ресницами-лучиками, пытаясь проснуться,  а петух на насесте и на стрёме, блюдёт, как говорится, когда оно, светлое и могучее даст знать, что  уже пора, всё началось. Лучше  и громче всякого будильника прокричит  команду к подъёму.

А следом всё куриное царство пробуждается  и высыпает во  двор, где уже день начался и приступает к утренней трапезе. И жаворонок в лесу, времени зря не теряет, соловьём на всё пространство буйств и красок заливается, поднявшись высоко в небо. Только сова и филин  с точностью наоборот, сложив свои крылья, усаживаются на ветки деревьев после сытной охоты, потом нахохлившись,  залезают в дупла, где поуютнее, прячут свои большие умные головы с всклоченными  хохолками глубоко  под  крыло и засыпают. А с другой стороны на этом же стволе пристраивается весёлый, разноцветный   дятел и начинает свой рабочий день, громко постукивая по коре дуба или ели, и вытаскивая на поверхность, правда, не к жизни, а к смерти, разных жучков и паучков, которыми намерен закусить и так продолжать усердно  долбить клювом  до вечера, пока не начнёт смеркаться, и сова, которую не разбудил даже назойливый стук её соратника, уже  не откроет свои сонные веки, зная, что,  наконец,  вновь  наступило её время и ей пора на смену всем остальным   дневным,  лесным и горным  обитателям, маленьким и большим, крохотным и совсем огромным, таким как   орёл или гриф,  занять пост, назначенный природой ей, сове или филину  с рождения.

 И так всегда было и будет, ибо смешнее некуда выглядел бы петух, бегающий  с вечера по двору за возмущённо-кудахтающей  курицей и пытающийся  разогнать её сон в то время, когда ему положено тихо, не громко, как по утру, пропеть колыбельную, означающую команду к отбою, и загнать весь свой гарем обратно на насесты в курятник.

Но люди – не птицы, и это тоже понятно, хотя многие и взлетать пытаются, и крылья себе примеряют, а иные и короны из перьев на головы себе цепляют, представляя себя венценосными особами,  но  лучше от этого  не становятся, а когда неожиданно камнем падают вниз, и при этом больно ударяются  о землю, то и тут, почему-то не желают  вспоминать, кем же являются на самом деле.  Просто людьми, и совсем не королями жизни, хотя,  может быть,  и при сановных почестях и регалиях,  а зачастую при этом мелкими людишками, теми самыми, что решили помахать несуществующими крыльями, находясь внизу, а не  высоко в небе, устроив,  таким образом,  праздник живота, накрыв стол, украшенный отравами и ядами, а не изощрёнными яствами, который заканчивается по обычаю печально для всех, и для тех, кто забыл, что не ястреб, и для тех, кого обратили в зяблика или синичку, хоть и  летающую высоко, но очень маленьких, почти крохотных размеров.  И вот такой пернатой нечисти почему-то среди людей на порядок больше, чем в лесах и долинах, что давно согласились с условиями матери - природы, диктующей когда вставать и когда ложиться.

 Потому-то человек,  решивший  пойти супротив установленных порядков на земле и в небе, и страдает от этого  больше остальных. То,  возомнив себя орлом, то решив, что он велик и могуч, и достигнет  даже туч, поставив на пять утра  стрелки на  часах  и,  решив, что завтра он сразу и уже  жаворонок, плевать что всю свою жизнь не высыпался, вставая рано и ложась  поздно, как диктовали ему внутренние биологические  часы,  а  не указывало время на  будильнике. Потому что и у людей, как и  в царстве пернатых, есть совы, и есть жаворонки, есть куры, а есть филины. И сколько бы они не пытались из одних стать другими,  у них это не   получается и никогда не получится.
 
Вот и выходит, что верная  с рождения  своим принципам «сова» человеческой особи, привыкшая слушать свой голос, а не начальника отдела, сколько бы ни кричала, вставая всю неделю   в пять или шесть утра, чтобы вовремя приступить к своим обязанностям, как тот дятел-трудяга, что вот, какая радость, и я тоже,  как и многие теперь,   жаворонок, стоило только захотеть… Но  в наступившие долгожданные  выходные плюнет на новые принципы,  и на то, что и бог даёт, тому, кто не филин, и будет, накрывшись подушкой,  спать до положенного ей    часа…
  И пусть смотреться это будет, как предательство тех жаворонков, к которым из безысходности, а не от желания горячего  примкнула традиционная сова, и они, эти крошечные птички, подхватят её совиное   отяжелевшее от глубокого  сна тело, положат на свои маленькие  крылья и понесут ввысь, думая, что она всё ещё с ними…  А там, разобравшись, наконец, что к чему,  закричат о  страшном предательстве в их рядах…

 Зато ночная хохлатая, напыжившаяся сова, сидящая по прежнему на своём месте,  на ветке  в лесу,  тихо скажет, ухнув себе в клюв:  « Ну что, Ты, только что пожелавший выбыть из нашей стаи, опять примкнул к нам…?! Лучше быть со своими, зябликом среди остальных таких  же,   чем в чужом полку  и предателем, попытавшись стать сколом, являясь на самом деле филином…»

Но на следующий день всё повторится снова, жаворонок будет разливаться соловьём, вереща о том, как это здорово, и  про бога,  и про пищу, если проснулся  рано и на заре, пытаясь вечером улечься с курами, чтобы утром не пропустить рассвет и крик петуха… И всё равно, к  подошедшим выходным, он вспомнит, о том, что всегда был совой…
 Потому что, всё же, хоть люди – не птицы и никогда ими не будут,  сколь часто  не будут пытаться к небесам взлететь, мысленно примерев на себя   не своё оперенье,  с желанием возвыситься над другими,  они остаются людьми, но в первую очередь, подчиняющимися законам природы, а не звонку будильника, дребезжащему у них  над головами, который уж точно не в курсе, кого он только что  будил, жаворонка или  всё же филина, он просто поднимал с постели человека, который пошёл против законов природы и сам же от этого больше всех пострадал, хоть и не упал с высока, и больно при этом не ударился, забыв,  что не птица и не летает….