Ешь сладкое и не думай о будущем.
Как ни странно, есть такие словесные формулы, в которые можно уложить многое, очень многое. Такие фразы собирают в цитатники, повторяют многократно, ими пытаются убеждать, доказывать собственную правоту, влиять на окружающих. Вообще им находят разное применение.
Мне очень нравится обращаться к ним. Примитивная суеверность заставляет меня повторять слова великих в надежде на то, что, может быть, и на мои кто-нибудь обратит внимание. Это своего рода интеллектуальный каннибализм – съесть сердце друга или врага, чтобы стать храбрее, умнее или сильнее самому.
Как ни странно, подобный ход действует. Иногда мне кажется, что культура – это такая каннибальская карусель, где каждый следующий катающийся на лошадке должен пожрать предыдущего, если не целиком, то хотя бы частями. Безотказный механизм продолжает крутиться – и, наверное, это самый вечный из всех двигателей
Но даже самые умные и интересные высказывания остаются для меня, по сути, инструментами - чужими, холодными. Весь этот поток присвоенных слов и мыслей, рождающийся из ниоткуда, и уходящий в никуда, во мне самом меняет очень мало.
Зато, где-то глубоко внутри, как пуля, точно нашедшая адресата, сидит моя личная скромная маленькая формула. Я уверен, у каждого из нас есть эта своя маленькая квинтэссенция самости.
Каждый из людей, взятый в отдельности – не знаю, сколько эпитетов нужно еще употребить, чтобы продемонстрировать крайнюю степень обособления – живет при помощи одной короткой и простой фразы. Не нужно заблуждаться, думая, что она способна переделать мир. Просто для каждого из нас она значит очень и очень многое.
Честно говоря, не знаю, какова она у вас. Может быть это что-нибудь вроде: «Он меня обидел» в краешке вашего левого глаза, или «Какие, к черту, дети!», находящееся где-то в районе пениса. А у кого-то это и вовсе не слова, а веселый мотивчик (определенно, я знаю пару девчонок, у которых внутри сидит такая легкая-легкая музыка), или картинка, а может это запах липового чая и вкус миндальных пирожных.
Мое «Я» находится на кончике языка, где-то там, где прячутся рецепторы, отвечающие за распознавание сладкого. Стоит этим пупырышкам среагировать, как мир становится чуть более приветливым. Все несчастья, усталость, все мои беды сваливаются с моих плеч – пусть даже на очень короткий срок - с каждым куском крем-брюле, который я перекатываю во рту до полного уничтожения.
В моем горячем рту мороженое истаивает удивительно быстро. Чтобы поддерживать тонус, приходится снова и снова загружать в него что-нибудь сладкое и тающее.
Знайте, читатели, или потомки, или черт вас там разберет, кто вы такие – даже если я растолстею, если зубы мои все будут золотыми и ненастоящими, если я буду умирать от ожирения сердца или от диабета, я все равно останусь самым радостным и веселым пожирателем сладостей на всей планете.
В мой последний невеселый час, если я не разобьюсь в самолете, не погибну в автокатастрофе, не задохнусь в дыму какого-нибудь рядового пожара, о котором один раз расскажут в вечерних новостях, я потребую себе самых сладких пирожных, перезасахаренного мороженого и взбитых сливок с клубникою.
Сглатывая приторную слюну, я умру счастливо - поедая сладкое и не думая о будущем.
В своем завещании я попрошу кого-нибудь съесть мой засахаренный язык. Может быть, этому парню или девчонке повезет, и он или она смогут по достоинству оценить такой способ решения проблем.
2003