Больно не было. Всё это лишь сон: сладкий, безмятежный. Такой, как это бывает, наверное, лишь при дожде. Но сегодня были ещё и гром, и молния, и ветер хлестал. Но так даже лучше. Ничто так не успокаивает, как дождь теплым весенним вечером.
Пабло спал и видел сны. Его не волновало, что происходило там наверху, на улице. Он не был солдатом. Теперь не был. Его не трогали безумные речи Франко и гневные выпады республиканцев. Он не хотел всего этого. Пусть всё, что там было пройдет мимо, не заденет его. А он будет попросту спать здесь в подвале своего неухоженного старого дома и днем бодрствовать. Но на поверхность он не выйдет. Да и зачем? Его мать принесет ему всё. Она позаботится о нём, даст хлеба и молока, принесёт солдатских сухарей, а иногда даже и кусочек варёного мяса. А ему и не нужно больше, он многого не просил. Лишь только чтобы его оставили в покое и не тревожили со своей этой гражданской войной.
Пабло был дезертиром. Ещё несколько месяцев назад он бежал из республиканской армии. И не потому даже, что ему там было страшно. Не потому, что он ужасно не любил всей этой солдатской муштры и окопной грязи. Он просто не хотел связываться. Ни с теми, ни с другими. "Пускай, — думал он, — они там сами как-нибудь разберутся. Или даже совсем по-переубивают друг друга". Ему всё равно. Нет, он будет даже рад, если эти сумасшедшие уже дадут наконец волю своей агрессии и перегрызут друг другу глотки. Всё это было не для него. Он будет попросту сидеть здесь в подвале своего незаметного старого дома и уплетать то, что приносит ему мама. А потом, может, ещё и газетку свежую на досуге почитает. А, всё равно, не будет это длиться слишком долго. Никто не выдержит долго такой злобы. Помирятся, как всегда. Так всегда было и будет. И тогда он, Пабло, выйдет из своего подвала на поверхность и увидит новый мир: спокойный, радостный и свободный. Без Франко и немцев, без итальянцев и даже без республиканцев. А пока — спать. Только спать и видеть сны.
Ему снилась лошадь, которая была почему-то о трёх ногах. Бык, а может корова, от которой его мать приносила свежее молоко. Люди, тянущие руки вверх. Вверх, но куда? К Солнцу конечно. Куда же ещё? Вот опять грянул гром. Пабло слышал его даже во сне. Уж больно сильно ухал он этой ночью. Даже затряслось что-то внутри подвала. Лампа закачалась. Ан нет, показалось, наверное. Вот опять: "Да это я завтра так проснусь и потоп увижу. Грязищи будет".
Но утром грязи не было. Была кровь. Везде. Куски разорванных вещей, разбросанные кирпичи и камни, здания без крыш и окон. И вправду корова какая-то. А где же конь? Пабло искал коня, блуждая как умалишенный по улицам родного города. "Где же конь, конь где? Нету, жаль", — Пабло сел и заплакал. Он не вернется больше в свой подвал. Не увидит мать и не попьёт молока. Он пойдёт теперь прямо туда, к линии фронта. Где были республиканцы и войска Франко. Где были немцы и итальянцы. Где люди убивали друг друга в свирепой схватке, безумной кровавой бойне забыв навсегда обо всём. О боге, о счастье, о земле.
Никто более не видел Пабло. Вот только конь, тот самый конь, которого он так искал когда-то, снова явился во сне. Но не к нему. То был уже другой Пабло. Художник, великий живописец. И он нарисовал того коня и быка, и людей, и смерть. Он написал великую картину того, что люди сделали с собой сами во имя достижения великой, нереалистичной, призрачной цели.