Название главы конечно весьма самонадеянно. Но что стоит за этим хождением? Ухо сегодняшнее различает здесь только процесс хождения. А век назад, более того, пять или тысячу лет назад, ухо современника тех событий слышало, разумело, понимало не только момент собственно хождения, но и причину происходящего события. Какова же была причина моего хождения? И было ли хождение, а если было, то для чего?
Постараюсь просто по мере возможностей описать происшедшее. О его значении или важности (или неважности) знать не могу. И так: в наше время в одном известном всем месте…
Византия, где ты, где ты империя?! Неужели так легко в считанные пять веков, прошедших после твоего завоевания османами, ты исчезла. Исчезли следы некогда грозного величия твоих крепостных стен. Хотя, крепостные стены, они крепки теми людьми, что за этими стенами. Стены - они бесстрастны, и кто ими овладел, тому они и помогают. Как джин из лампы слушает и повинуется тому, кто потер лампу и выпустил его. Тому и служит.
Иду вдоль стен, вдоль остатка стен, план возведения которых, говорят (витает такое «говорят» и тяжело найти конкретно, кто говорит, потому что оно перекочевало из реальности в легенды, в повести и рассказы). Говорят, император Константин самолично обрисовал контур стен Константинополя длинным копьем, объехав на коне периметр стен будущей столицы великой империи.
Иду вдоль стен, стихает мельканье мыслей. Приходят думы о душе своей, и о душе скрывшейся на время и под прикрытием этого самого времени империи.
А перед взором, в метрах трех от стены, в свое время прикрывавшей второй Рим со стороны Босфора и мраморного моря, но это когда-то, а сейчас недалеко от стены по-своему стирая грани веков, обычная турецкая семья остановила свой старый «фордик» с кузовом под тентом и устроила пикник, и таки на обочине. Дымит мангал, причем дымит конкретно, заливая кадр мутновато серым туманом. Но все же можно разглядеть тучную бабушку, усевшуюся на стульчике, таком, мягко сказать небольшом, ну просто детском, что его вовсе не видно под ней. Ребятишки с удовольствием ходят по газону под надзором древних стен и чутким наблюдением мамочки, которая возится у походного мангала. Кочевники…
Взгляду кочевника приятно смотреть на красивые воды Босфора, что-то далекое, помнящееся на уровне ощущений, а не конкретных картин проплывает где-то совсем рядом, обволакивая собой и сосредотачивая взгляд, заставляя его подумать о каком-то постоянстве... Грезится великое, что-то еще большее, чем небоскребы на европейской части Босфора, разве что сравнимое с огромным флагом турецкой республики,6х4 метра, развивающимся на установленном недалеко флагштоке высотой 20 метров. А что поделать, они родились уже после победы революции Мустафы Кемаля Ататюрка и верят, что все лучшее, что есть в мире стало возможным благодаря ему.
На улице солнечная погода. В календаре конец января. Я смотрю на стены, на пролив, на пикникующую семью. Своей простотой они располагают к себе. За пикником
приятно наблюдать. Но вдруг мощный пароходный гудок отвлекает, заставляя повернуться в сторону пролива. Где довольно крупный контейнеровоз намекает
пытающемуся его «подрезать» катерку, битком набитом пассажирами, что так делать не надо. А на катере, кстати, сильно и не возражают. Притормозили. Сейчас движение по Босфору не такое активное. А вот летом, когда десятки тысяч пассажиров ежедневно пересекают Босфор, на катерах-трамваях, каждый в своем направлении и по своим делам, но об этом потом.
Вернусь к стене. Считанные метры до места, где была резиденции императоров византийской империи. Дворцовый комплекс Буколеон. Порой кажется, что рукой подать до событий далеких времен.
Перенесемся на берег залива Золотой рог. Каких-то сто лет назад через него не было мостов, и переправа осуществлялась на лодочках и лодках. В месте стыка пролива Босфора и залива Золотой Рог находились причалы торговых судов, военных кораблей. А более тысячи лет где-то в этих местах был невольничий рынок, и не просто невольничий рынок, а русский. Не в смысле, что торговали русские, а в том, что товаром был наш, русский брат. А торговлю вела просвещенная Византия. И лишь с крещением Руси был положен конец этому «прибыльному бизнесу». Видать, не зря был отрезок истории, (отрезок наверно не правильно – отрезок – это то, что отрезали) точнее период истории, когда трепетал Константинополь и молился, получив известие о том, что видны Русские паруса. Уже входят в пролив и несут грозу. Кем были русские для Византии?
Врагами? Нет. Неотесанными варварами? Для тех, кто видел себя выше других и мечтал видеть весь мир рабами, - да. Я же уверен, что Русь, какой бы она не была соседкой для Византии, была единственным шансом на спасение всей этой ромейской вакханалии потому, что империей это было уже не назвать. Я думаю, еще будет написана правдивая история основания Рима. И всего что после него получилось. Но это историки пусть диссертации защищают.
А тем временем, на правой стороне Босфора высится Галатская башня, выстроенная во времена императора Юстиниана, величайшего градостроителя Ромейской империи. Интересно, что население Византии называло себя римлянами и во всех документах упоминается не византийская империя, а царство ромеев.
Галатская башня. Сейчас с башни открывается не плохой вид на всю окружающую местность. Шутка ли, более ста метров над уровнем моря. Ресторанчик на верхнем этаже. Туристы, наблюдающие через бинокли, видоискатели фотоаппаратов за сегодняшним Стамбулом, пытаются разглядеть приметы раньшего времени. Поднимаюсь на лифте до предпоследнего этажа, еще этаж пешком. Выхожу на узенький балкон - смотровую площадку. Высоко. Высоко и жутковато. Понимаю отчетливо, что человек не птица. Но все же делаю вид, что мне любопытно посмотреть «на головы беспечных парижан».
Четко виден поворот Босфора в мраморное море, гряда из девяти Принцевых островов. Становится грустно. Наверное, на этой же площадке весной 1453 стояли дозорные, ожидавшие прибытия с моря кораблей подмоги, и здесь же обуял их холодный страх горького предчувствия, когда они поняли, что парус на воде мраморного моря - это парус посланных за подмогой, а не подмога. Император плакал, когда понял, что империя брошена на произвол судьбы. Брошена ли? Или ее жала новая судьба? Ведь зря ничего не бывает…
Стою, смотрю, думаю. В свое время шли вдоль этих живописных берегов аргонавты, шли за золотым руном. Шли и наверняка любовались красивыми берегами, прозрачными водами Босфора, и по сей день прозрачными (и это невзирая на сотни судов, ежедневно проходящих проливом). Сегодня дельфины игриво обгоняют суда, яхты, катера. Может, кто-то из аргонавтов, облюбовав уголок этих прекрасных мест, решил основать здесь этот город, или привел сюда мегарейцев во главе с Византом. А может, все было, как пишет Геродот. Сын Посейдона и нимфы Кероессы (дочери Зевса и Ио) – храбрый воин и охотник Визант основал поселение.
Но как все было на самом деле? Опять стою, смотрю, думаю. У башни сейчас островерхая крыша, а когда-то ее увенчивала обычная для крепостных сооружений зубчатое ограждение, удобное для наблюдения и стрельбы из лука.
На отрезке пятисотлетнего османского владения видела эта башня и турецких Икаров. Видела, как первые турецкие авиаторы облетали вокруг башни на своих аэропланах. И наших белых эмигрантов, идущих по стамбульским улицам Царьграда, с незаживающими на душе ранами от горечи расставания с Родиной. Бунин, Вертинский, Гумилев, Врангель...Всего двести пятьдесят тысяч.
Перехожу с правой стороны залива из района Галата, что на европейской стороне Босфора и на правой стороне залива. А там, среди базарных артерий великого торгового мегаполиса Стамбула притаились остатки Константинополя, его церкви, куски стен и строений. Кажется, суетная торговля сегодняшнего дня прилепилась, как к чему-то вечному, к остаткам фундамента здания, возрастом более десяти веков. И торгует, и нет ей дела до камней, на которых стоит. А камни держат тяжесть бытия на своих плечах, служат тем, кто ими владеет.
Стены, изъеденные кафешками и магазинами, поросшие какими-то кустами и прочей растительностью, тянутся вдоль залива. Иногда возникают закутки помоек, либо заброшенных двориков, то там, то здесь выглядывают улички базарных кварталов. И нелегко удержаться, чтоб не заглянуть и не прицениться, и не купить какую-нибудь абсолютно не нужную вещь.
А я иду вдоль стен, вдоль торговых рядов, вдоль суеты, мимо тележек с горами фруктов, витрин с мотками золотых цепочек, мимо кустарных лавок. И вижу времен ушедших мелькающие образы и тени.
Конец первой части.