Притча о меняле Рахимбае и Незабываемых

Олдер Мао
Вопрос стражника был прям,словно стрела и остер, подобно языку базарного побирушки:
- Что привело тебя в Бухару,почтеннейший? Каковы причины,что погнали в путь твоего ишака,сдернув тебя с насиженного места и подвергнув тяготам и опасностям пыльных дорог,что,словно вены на руках старого гончара,опоясали нашу державу?"
- О,досточтимый хранитель порога Бухары и ворот ее! Да снизойдет твой светлый разум к низинам моего скудоумия,кои заставив меня бросить и кров и жену,ликом подобную юному месяцу, и детей малых, вытолкнуло на торный путь, полный опасностей и лишений! Слышал я,что в сияющей Бухаре,да продлит Всевышний дни эмира и всех жителей, нашел себе  некогда приют меняла Рахимбай, злобный и коварный-словно паук и безобразный,аки гиена!
- Да,путник,жил такой! Я сам, мой отец и отец моего отца помним его лавку, что исстари стояла на углу улицы Медников и Обжорного ряда! Многих честных мусульман сделал он нищими,а еще больше народу свел в могилу своей шакальей алчностью! Только исчез он,почитай уже лет пять как. Пропал из своего дома в ночь казни этого возмутителя спокойствия - Ходжи Насреддина, что огорчал своей никчемной, будто битый горшок жизнью, не только светлоокого Эмира,да продлит Всевышний его дни до конца времен, но и всех честных жителей Бухары! И лавка и дом были сожжены дотла, чтобы превратить в золу и  пепел саму память о безбожных  делах позабывшего стыд и закон менялы.
- Значит зря я проделал  путь свой  аж из Бадахшана, о почтеннейший...
- Зря! Но в знак уважения к твоему великотрудному пути пущу я тебя в Бухару без всякой платы! Езжай в ворота,пока сборщик податей не видит!
Вот как оно-то,а. Опочил,значит старый Рахимбай! От своей жадности, что черна  подобно желчи скорпиона, и ядовита, словно пустынная змея! Сколько раз говорил ему Наставник,увещевал: нельзя на этом Пути разменивать золото на жизни других! Нельзя! Если уж ты стал искать силу  на пути Незабываемых, то обязан отдать столько,сколько в долг взял. Или занимать другим  - не наживая ни таньга. Вся суть в этом. Ты берешь у людей взаймы и отдаешь потом. Не сразу,нет. После долгих напоминаний,после презрительного пинка стражника под ребра,что пришел к тебе от менялы за мзду малую. Что те синяки? День-и нету их, словно сухие листья с дна старого арыка ручьем весенним смыты. Если даешь в долг -не бери проценты сверх самого малого и не требуй возврата срок в срок. Пока должник тебя добрым словом поминает, дескать -вот какой у нас меняла,честный, справедливый, здоровье твое будет отменное. Так и ходи из города в город, смотри на радость Жизни и не проси для себя лишнего. За Порог всё равно с собой ничего не возьмешь-мулла совершит свой обряд лишь над безкарманной оболочкой,что звалась когда-то человеком. Пока смертные помнят тебя - дни твои не будут счета иметь, подобно  бликам солнца на зыбкой глади горного озера в летний полдень.
Где же ты сбился с Пути, о неразумный собрат мой? Неужели прав был Мастер в своем огорчении,когда на обряде Посвящения, где ученик выбирает по какую сторону меняльного лотка стоять, ты занял место Дающего? И руки твои, еще юные, словно зеленая трава весной и белые,словно снега Памира, алчуще коснулись желтого металла. Я был там и видел,как потемнело лицо старого Учителя. Много позже, разбирая архивы, я нашел лишь одно упоминание о подобном. Выбиравший так же ласкал своим взором, словно  нетерпеливый жених - юную возлюбленную, золотые монеты и драгоценные камни. Он стал мытарем в далекой и жаркой стране, которая зовется среди неверных Палестиной. Говорили люди о жадности его,безграничной подобно морю и столь же равнодушной к слезам обираемых. Ходили слухи и о том, что был  спасен он Пророком  Иссой,- тот  взял скорбного душою  к себе в ученики. Тебе же, о жадный и завистливый Рахимбай, не смог помочь никто. Видно слишком велика стала твоя алчность и горе людское от дел неправедных затмило все сделанное тобой добро! Опрокинулись весы Вселенной прочь с твоего меняльного прилавка, избрав мечом карающим этого хитреца Насреддина.
Глядя на обожженные камни дома, что когда-то служил пристанищем собрату, я думал о том, насколько тонка, словно лезвие меча восточных варваров, та грань,по которой суждено пройти человеку в поисках самого себя и Пути. Рахимбай, Рахимбай, что же ты натворил? Как исправить теперь все совершенное тобой?
Придя к некоему решению,странный человек поклонился закопченным камням и погнал своего ишака в сторону базара, шумевшему подобно морскому прибою от восхода и до заката. Там нашел он базарного старосту, объект своих поисков и надежд на будущее. К нему обратился он с вопросом:
- А скажи мне,досточтимый, нет ли  менялы в вашем славном городе?
- Был один, Рахимбаем звали. Пять лет назад сгинул он неизвестно куда, хвала Всевышнему! Но без менялы базар -не базар. Негде людям ни денег занять,ни золото на серебро-медь разменять. А тебе что за дело, о почтеннейший?
- Да вот,хочу меняльную лавку открыть. Когда нашел в дальних землях зарытое золото -обет дал: открою лавку в славной Бухаре и стану  трудиться честно и лишнего не брать с добрых людей!
- Ну,раз так, иди к кади, он все бумаги тебе оформит.  И смотри,нарушишь обещанное Всевышнему -дорогой проклятого Рахимбая пойдешь!
- Не нарушу, о почтеннейший! Никак не нарушу!
Глядя в спину удалявшегося будущего менялы,  староста удовлетворенно вздохнул, подумав о том,что теперь уж жизнь на базаре наладится и снова все  пойдет-потечет по своим извечным законам,кои завещаны нам предками. Раз пришел в город Незабываемый,значит шатер небесный еще не скоро рухнет от  жадности людской. Ибо есть он точка равновесия  между теми кто отдает и теми кто берет. А без равновесия нет жизни.