Звенели мониста

               

                "Мир: всего лишь сон войны".
                Адриан Декурсель
      
   
Мне в детстве казалось, что все дети рождаются с ощущением войны. Она присутствовала дома - трудные времена держали семью в напряжении. Война была обычным состоянием с учителями. В послевоенном обществе все дышало войной. Фильмы о недавно отгремевшей войне, в киножурналах бесконечно показывали ядерные взрывы. О войне постоянно говорили и писали.               

"Кавказский пленник "  -  первое произведение,  которое заставило меня, девятилетнюю девочку, сильно  чувствовать и переживать войну, её суть.Оно заняло в памяти  особенное место. Нехитрая история оказалась начальной школой жизни. Поведение  действующих лиц стали золотым стандартом, позволяющим определять встреченных людей. Тогда же впервые отозвалась душа на  чуткое писательское слово.

Текст превратился в  живую картину и целиком запечатлелся   в глубинах сознания. И, как оказалось, ждал своего часа, чтобы в другое время и другую меня вернуть в созданный  автором мир.Особенно волновал такой эпизод:

"Ехали они долго с горы на гору, переехали вброд реку, выехали на дорогу и поехали лощиной.

Хотел Жилин примечать дорогу, куда его везут,— да глаза замазаны кровью, а повернуться нельзя.

Стало смеркаться. Переехали еще речку, стали подниматься по каменной горе, запахло дымом, забрехали собаки.

Приехали в аул. Послезли с лошадей татары, собрались ребята татарские, окружили Жилина, пищат, радуются, стали каменьями пулять в него."

И аул, и дым, и вечерние,  рассеянные  в тумане звуки, постоянно являлись,  как только история оживала в памяти. Будоражила, манила  заключённой, неразгаданной в ней истиной. Казалось, откройся она, тотчас станет  по - другому: исчезнет все неправильное, уродливое, мешающее жить в радости.

Занявшая непропорционально большое место в жизни быль, как назвал её автор,  в разных вариантах, но чаще со звуками и запахами, не раз возникала во снах. Я мечтала пережить её наяву.

Пришло время - отправили меня, студентку факультета этнографии, в первую  экспедицию в Горную Шорию. Со мной было задание: описать современный быт маленького горного  шорского поселения, по сведениям наших  преподавателей ещё сохранившего отдельные черты многовекового уклада. Гордость за  научное поручение, жадное любопытство ко всему, что за пределами дома, владело мной безраздельно. Казалось, сам черт не страшен.

Было лето. С тощим рюкзачком и ученической тетрадкой я прибыла в поселок Белка, откуда по воздуху надо  попасть в маленький аул в горах. Но оказалось- рейсы надолго отменили. Директор школы, принявший в разгар ремонта студентку, ( именно на такой случай  снабдили меня письмом  из ректората), был растерян - не знал, что со мной   делать. Этнография его не интересовала. Он сам был сохранившимся экспонатом ускользающей жизни. Занимался ремонтом школы, на который тратил все силы. Жена ругала его за ужином, упрекала за израсходованные на ремонт отпускные.

- На лошадях ездила? - это он мне.
- Нет.
-Значит, поедешь. 30 километров - не дорога, к вечеру будешь на месте. Дам смирную кобылу, довезет. Тропа одна. Дорогу она знает.
Утром оседлал лошадь, жена снарядила лукошко с едой.  Помог забраться на седло . Рассказал как в нем держаться,  чтобы лошадь не нервировать, дал уздечку. Посоветовал ею не пользоваться, лошадь с толку не сбивать.
- Держи свободненько, просто чтоб она руку чувствовала.
 
Поехала.
Комары, оводы донимают, тихонько отмахиваюсь,  приноравливаюсь, боюсь.
На пути ручей. Она остановилась, выбрала место. Осторожно наклонилась ,  стала пить. Мне тоже пить хочется. Лошадь  отфыркнула остатки влаги, стоит спокойно. Поползла я по боку. Спрыгнула на твердь.  Ноги аж свело  с непривычки, как будто на распялке побывала, обратно не хочу. Хоть плачь. Напилась, облилась водой, славно стало.

Лошадь хвостом слепней  отмахнула и к пню подошла. Смотрю - подходящий. Изловчилась, в седло кое-как вскарабкалась, взяла  уздечку. Пошли. Долго шли.  Уже и бабочек стала замечать, цветочки разные, пчелок проскакивающих. Жарко.Разморило. Тропа узкая. Стали осыпи попадаться . Лошадка,будто канатоходец, осторожно и выверенно ноги переставляет. Деревянность прошла. Стараюсь ещё больше расслабиться. Она , кажется, усилия чувствует, шаг участила,  с ней я согласно покачиваюсь.
 
Вдруг она насторожилась, напряглась, вроде как что-то учуяла. И пошла веселее. Гору обогнули, и вовсе припустила. А потом заржала так тихонечко, словно крикнула. И ей ответили. Через недолго показалась встречная лошадь. Идет осторожно, словно
наощупь, а на спине у нее  груз какой - то. Сближаемся. Уже вижу: человек это.
Поровнялись.

Через седло мужчина лежит с поводом в руках, ремнем к седлу притянут. Спит и храпит. Самогонный дух от него. Лошади начали обнюхиваться и натурально разговаривать. То всхрапнут, то тихонько заржут , губами друг друга касаются. Постояли мы так, постояли. Лошади стали тихонько на тропе расходиться. Узко. С одной стороны обрыв небольшой, с другой по крутизне деревья карабкаются. Ювелирно точно, чуть ли не касаясь боками,  разошлись, и, еще все похрапывая,  зашагали в разные стороны.

К вечеру , уже солце уходить стало, потянуло дымком человеческого жилья, а потом донеслось блеянье овец и детские вскрики. Еще одна петля  в гору и открылся поселок из  рубленных домов. Над ними стелился дым,  запахло грибами. Как оказалось потом: грибоварня у них, и вечером собранные грибы для маринования подваривали на костре в большом казане.  Все вышли меня встретить, помогли с лошади слезть.
 
На землю встала, слезы из глаз брызнули, так больно было. Лошади дали овса. Показали мне, где умыться. Луженый чайник на цепочке был точно как у бабушки. Обрадовалась встрече с родным существом. Иные вещи как люди -  словно руку протягивают через время и расстояние... Повели в большой рубленый дом. В чистой горнице с нарядными полосатыми половиками ходили разувшись. За длинный стол сели по одну сторону мужчины, по другую - женщины.

На каменном, грубо отшлифованном круге, стоял большой котёл с кашей. Старшая по возрасту женщина раскладывала её по глиняным чашкам и подавала каждому. Глубокое  блюдо с мёдом в сотах и стеклянная бутыль стояли посреди стола. Перед каждым едоком -  не малых размеров кружка с напитком. Называли медовухой. Сказали : пей, силы прибавится.

Вкусная, не передать! Оказалось, я как бедуин в пустыне, ждала своего часа. Отпила чуть не половину. В кашу  ячменную меду  положили. Все ели не спеша. Смотрели на меня по - доброму. Побуждали  есть побольше. Насытилась. Так весело стало. Бесшабашно. И не страшно теперь. Решила выйти на лошадь посмотреть, как она там, родненькая, умница моя.

Пытаюсь встать, не могу. Ноги не держат. Все стали смеяться. Понимающе. Дескать, дело известное. Бывает. Рассказали:  родственник тоже перебрал, а ему в райцентр надо. К седлу привязали и отправили. Обычное дело.
- Лошадям мы доверяем. Никогда не подведут. Дорогу знают, человека чувствуют. Доставят. Надо только доверять.

Женщины, помогли мне подняться, и, поддерживая, вывели под звездное небо. Возле костра  медленно крутилось, спасаясь от гнуса, пришедшее с  пастбища  стадо овец. Пахло кизяком, густым грибным духом, свежим сеном и дымом, наползал с соседних гор белый холодный туман. Все собрались возле чана с грибами. Одни пробовали - ладно ли получились, другие гасили костёр. Курили пахучий трубочный табак.

Звенели рядом мониста...Дина, склонившись над ямой, бросала лепешки - драгоценный подарок русскому пленнику Жилину. Переливался колокольчиком её смех. Также доносилось позвякивание колокольчиков из стада. Все перемешалось в моей голове.

Расспрашивали, зачем приехала,  да долго ли пробуду. Уловили неуверенность, старались успокоить. Обещали помочь : рассказать и показать все, что сохранилось от старого уклада.  Стало холодать, попыталась ещё раз встать. Не тут - то было! Принесли грубую шерстяную шаль, укрыли. Сказали: посиди немного, пройдёт. И правда, сам собой установливался порядок.  Кажется  теперь я знала, зачем написал Толстой " Кавказский пленник".

Можно ли не любить мирные радости простой жизни?!  Вот встретили меня совсем незнакомые люди.  Приняли, накормили, заботятся, помогают без всякой просьбы.
Коли нет войны, нет у человека желания сделать другого свои пленником. Наоборот, все лучшее стараются гостю  предоставить, себя в лучшем свете показать. Как если бы сам Творец к ним пожаловал.

Тело  - моя лошадь несет драгоценный груз души. И его надо доставить до цели, не поскользнувшись на осыпи, не устав, не перепутав направление. Надо идти так,  чтобы было постоянное ощущение  важности  доверенной тебе поклажи .
А это - умение оставаться человеком в любых, даже очень трудных условиях.

Так открылось ясное правило жизни, благодаря   которому люди связываются между собой и рады служить друг другу. Помогли это понять рассказ Льва Толстого "Кавказский пленник",кстати, написанный для детей, медовуха и, живущие по простым и мудрым понятиям -  шорцы.