Опять возвращаюсь к прошлому. Это уже из личных воспоминаний.
Это было в конце семидесятых, я отслужил свой срок в Армии и вернулся на работу в геологию. Мне сразу предложили место бурильщика . Мы всей бригадой готовили буровую на базе партии. Оставались сущие мелочи. Там подкрутить, там подварить. Последние, так сказать, штрихи перед выходом в поле. Спешки не было, нас никто не подгонял, в отведённое время укладывались.
Сварщиком был пожилой кореец Миша. Несмотря на возраст, - ему было далеко за шестьдесят, его все так звали. Он просто настаивал на этом, даже ворчал, если я вдруг называл его дядя Миша. "Я ещё молодой, - говорил он, – я женщин много люблю". Мы с ним сразу сдружились. В молодости он жил в Уссурийской тайге, собирал женьшень, помышлял охотой. Как человек любопытный до всего, я не мог просто пройти мимо. И в моём лице, он нашёл очень внимательного слушателя.
Он рассказывал о встречах с тиграми, с хунхузами, о бродячей жизни в тайге. Там его напарником был бывший белогвардейский офицер, который многие годы скрывался в тайге. Они меняли женьшень, шкуры на патроны и необходимы припасы. Не строили зимовья, просто ходили по просторам, каждую ночь, готовя новый ночлег, что зимой, что и летом. "Тайга, - говорил он мне, - зверя не бойся. Человек бойся. Если встречаешь чужой, не разговаривай, держи под прицелом. Там много плохих людей". Я мог просто часами слушать его рассказы на нескладном русском языке. А он любил рассказывать.
Потом его напарник умер, он похоронил его в тайге и вернулся к людям.
В то время, я жил у родителей, а Миша рядом. Частенько, за рюмочкой хереса , он мне рассказывал о своих странствиях, постоянно приносил корейской пищи, до которой, я большой охотник.
Однажды, уж и не помню по какой причине, он не вышел на работу. На следующий день, начальник партии, очень строго говори ему:
- Пишите объяснительную!
Миша:
- Моя по-русски писать не моги.
Начальник:
- Пиши, как можешь!
Выскочил Миша в курилку и ровно через пять минут возвращается. Протягивает листок, на котором стоит три причудливых иероглифа.
Взял начальник листок, повертел в руках и в папку.
- Поеду в Южный, может, кто и переведёт. Мне просто любопытно, что можно написать тремя закорючками?
Наверно добрая половина геологоразведочной партии, ждала возвращения начальника из Южно-Сахалинска. Не только я один был столь любопытен. После приезда, после того, когда были улажены все текущие проблемы, Виктор Михайлович, достал листок из своей папки.
- А вы знаете, наш Миша не столь прост, как кажется. Я обратился за переводом к знатокам. Это написано: ни на корейском, ни на японском языке. Возможно на одном из диалектов Китая. Так что, мне так и не удалось узнать, что там написано. Увы.
Я улыбнулся про себя. Я то, уже знал, что наш Миша владеет, кроме корейского и русского, ещё пятью, включая английский, языками. И, как он мне признался, русский для него оказался самый сложный. Он кроме этого имел диплом агронома и кучу разных специальностей.
Это был хороший собеседник и интересный человек. Очень жаль, что мне не пришлось долго с ним общаться. Я перевелся в другую геологоразведочную партию, при нашей экспедиции, и уехал на самый юг Сахалина. Навсегда покинув этот посёлок в центральной части острова.
Иногда с улыбкой вспоминаю его, его перлы, что он был просто мастер выдавать.
Помню, сидим, выпиваем на природе в доброй компании, дело было на силосе, - и нас не миновала чаша сия. Все организации были обязаны заготовить столько-то тонн силоса. Косили в основном сахалинский лопух, огромные и тяжёлые стебли. Набивали с утра пару "Уралов" и в остальное время просто отдыхали. Пока мы грузили очередную машину, вороны обнаружили Мишину сумку, где была селедка и съели. Так вот, сидим мы, выпиваем, прилетает ворона и садится на соседнею ель, видно не теряет надежды ещё чего умыкнуть, и : кар, да, кар. Миша посмотрел на неё внимательно, вздохнул, - видно вспомнил отборную селедку собственного посола, и говорит, обращаясь к пернатой хищнице:
- Что сцука, питя хочешь.
На что ворона обижено каркнула и улетела прочь.