(Начало:http://www.proza.ru/2015/09/09/1903)
Задумалась я, но согласиться с ней не могу.
- Так ведь он мне ничего ещё не говорил, ни слова о своих чувствах. Полюбил бы – объяснился.
- Объяснился! Он к тебе присматривается, всё взвешивает. Был бы одинокий – смелее был бы: не сошлись характерами – разбежались. А у него – дети, к тебе уже привыкли. Войдёшь в семью – а уходить, если что, - как? Они уже раз мать потеряли. Он боится больно сделать, и тебе, и детям, да и себе тоже. Серьёзный он, говорю тебе, в омут с головой не кинется.
- А любовь как же? Чтобы луна, соловьи, цветы, признания, чтобы как в романах!
- Молода ты ещё. Соловьи ведь отпоют своё и птенцов кормить начинают, - тётушка усмехнулась, - романы тоже разные бывают. Как и счастье. Луна и соловьи – это влюблённость. Бывает, вспыхнет, как порох, - и нет её. А любовь – это когда и через 10 лет хочется вдвоём соловья слушать. Когда с человеком сроднишься. Только не всем это на роду написано, - она отвернулась, провела по щеке ладонью, видно вспомнила своего погибшего мужа.
Ты ведь, - её глаза блеснули, - и сама к нему неравнодушна, по всему видно. Прислушайся к себе. А за ним дело не станет, вот увидишь.
Тут меня в командировку послали, на курсы краткосрочные. Я ведь на заводе работала и на заочный в техникум поступила. Поселили нас в общежитии. Днём лекции-практика, вздохнуть некогда, а ночью о жизни думаю. И все мысли о том, как там мои без меня. И чувствую, душа болит о детях и об Иване Петровиче больше, чем о родной тёте и сестре. Я даже испугалась: разве можно так?
Приезжаю домой, уже вечером, смеркается. Выхожу на перрон – вдруг ко мне он подходит. С букетом цветов. И без палки!
-Здравствуйте, Танюша! Вот, возьмите от меня.
- Что вы! Зачем?
- С приездом! Давайте сюда, - он решительно взял у меня чемодан.
Я и смутилась, и приятно мне стало.
- Прошу вас? – он подставил локоть. Покраснела: по тем временам это значило, что мы не просто знакомые, но под руку его взяла. Почувствовала его рядом, и сердце забилось, но держусь, вида не показываю. Идём медленно, тяжело ему без палки, хоть и старается этого не показать.
- Как дети? – спрашиваю, а у самой щёки горят.
- Ничего, здоровы. Леночка всё спрашивает, когда мама придёт.
- А вы что ей ответили? – у меня дыхание перехватило.
- А что я? Подожди, говорю, немного. Скоро приедет.
Я даже остановилась и сказать ничего не могу: в горле слова застряли. Он посмотрел на меня, вижу, и сам волнуется, но улыбаться пытается.
- Танюша, - говорит, - я давно хотел...Хоть и говорить такое не умею...
Вдохнул побольше воздуха и выпалил: «Танюша, выходите за меня замуж! Нет, я понимаю, жених я незавидный: хором нет, златых гор тоже, дети мал мала меньше...Послушайте, - попросил, увидев, что я пытаюсь возразить, - я сразу понял: лучше вас мне не найти! И не только мать детям. Если бы я одинокий был – и тогда бы вас выбрал. Я таких, как вы, добрых и душевных, не встречал. Пожалуйста, Танюша, не отказывайте! Я для вас всё сделаю! Подумайте, пожалуйста!»
-Вот, -мелькнуло в голове – и дождалась цветов и признаний!
Улыбнулась я, а он так и просиял, видно, всё у меня на лице написано было.
- Зачем же, -говорю,- хорошему человеку отказывать? А думать нечего: всё уже передумано. Я согласна! А как старшие? Миша, Люся?
- Они мне сами сказали: «Вот бы тётя Таня с нами жила!»
- Тогда пойдёмте к детям, - сама своей смелости удивилась, - ужинать пора.
И пошли мы прямо к нему домой. К НАМ домой, только к тётушке на минутку забежали, обрадовать, она ведь этого хотела.
Расписались мы с ним, даже свадьбу сыграли, скромную, конечно. Он мне обручальное колечко подарил, серебряное. Сам сделал из поломанной ложки. И стали вдвоём, как тётушка говорила, птенцов выкармливать. Время бежало – не догнать. Только, кажется, встанешь ни свет ни заря, детей соберёшь, кого в ясли, кого в школу, прибежишь на работу, глядь – уже смеркается. Так и не заметила, как дети выросли, а мы с мужем постарели.
- И хорошо жили? – спросила мама.
- Хорошо, - дама опять улыбнулась своей неземной улыбкой, - душа в душу. Бедно, но дружно. Тетушка на нас так радовалась, жаль, недолго. А как не стало её, Варю к себе забрали, Ваня даже не обсуждал ничего, после похорон сам вещи Варины сложил, велел ей игрушки свои собрать, взял за руку и домой к нам повёл, а я, конечно, следом. Потом мы две наши комнаты на квартиру сменяли, завод помог. А когда Миша на завод пошёл работать, нам трёхкомнатную дали.
- И дети вас слушались? Всё гладко было? – удивилась мама.
- Всякое бывало, много чего пережили. И когда Миша с дурной компанией связался, мотоцикл хотели угнать, хорошо, мы ещё в старом доме жили, знакомых много было. Узнали, что случилось - собрались во дворе, за столиком для домино, все при наградах пришли. Поговорили с ним по-взрослому: «Не для того мы кровь проливали, а твоя мать в тылу вкалывала, чтобы ты, такой-сякой, на чужое зарился. Не пачкай руки, не позорь отца-фронтовика». Мишка стоял перед ними, губы кусал, а что возразишь-то? Всё правильно высказали. С тех пор – ни-ни, даже курить бросил.
А уж когда Леночка болела – вспомнить страшно. Она слабенькая в детстве была, видно, недоедание сказалось. Сами, наверное, знаете, что такое, когда у дитя температура за сорок, а «Скорая» всё не едет. Так потерять её боялась! Оттого и поседела рано.
С Люсей и Витей полегче было. Крепкие они, ловкие. Погодки. В школе в одном классе учились. Люся-то бойкая, да усидчивая, четвёрки-пятёрки. А Витя строптивый. «Не люблю, - говорит, - ботанику и учить не буду! Тычинки-пестики – тьфу! Вот физика – другое дело».
Ну, все школу окончили. Миша в старших классах в вечерней учился. Аттестат получил, армию отслужил – и женился. Мы боялись, что молодой ещё, не нагулялся, но, видно, в отца пошёл. Живут хорошо, внуки у них.
Все в люди вышли, только у Леночки жизнь до 30ти не очень складывалась. Замуж вышла рано, жених вроде хороший, а прожили 5 лет – к другой ушёл: детей у них не было, а ему хотелось. Я переживала за неё, конечно: девчонки-то мои характером хорошие, да не красавицы. Я и сама не очень, - она стеснительно улыбнулась, словно извиняясь, - но у меня хоть волосы красивые и фигура ничего была, а они...
- Простите, что перебиваю, - прервала её мама, - а о родных детях вы не думали? Или муж не хотел?
- Ничего, - отозвалась собеседница, по-прежнему со своей отстранённой улыбкой, - да они ж мне все родные. Конечно, задумывалась, особенно, когда старшие подросли. Вначале-то не до того было, только успевай крутиться.
Идём как-то в праздник по улице, Леночка уж классе в шестом была. Витя рядом с отцом, Варя – со мной, Люся с Леной – впереди. Навстречу – две свистушки какие-то. Хохотнули и слышу вслед нам ехидное: «Надо же! Отец с матерью ничего, а две младшие – страшней войны. А ноги-то, ноги! Брёвна!» Вот злыдни! Мои, вроде не слышали, а я...
Впервые тогда подумала: вот умру, а от меня ничего не останется. Ни моих густых волос, ни стройной фигуры. Говорят, матерям не так страшно стареть, когда рядом дочь подрастает: поглядишь – и себя молодую видишь. Стыдно мне стало от таких мыслей, гоню их, а они не уходят.
В семью новые заботы пришли: письма писать, Мише - в армию, Вите – в военное училище. Да Люсе с Варей платья шить покрасивее: повзрослели, уже невесты, а за ними и Леночка тянется. Днём – работа, вечером – домашние заботы и переживания: какая мать не волнуется, когда дочери по вечерам задерживаются! На себя опять времени не хватает. Чувствую, муж на меня как-то странно посматривает и вздыхает потихоньку. Потом вечером как-то, когда вдвоём остались, и говорит: «Знаешь, мать, что-то тихо у нас в доме, никак привыкнуть не могу, что ни беготни, ни проказ».
- Выросли птенцы-то наши, отвечаю.
- А ведь ты ещё молодая, да и я не старик, - а сам улыбается хитро.
- Ты что! – меня как волной окатило, - как он мои мысли подслушал?!
- А ничего! Дочку хочу, на тебя похожую! – и по комнате меня закружил.
(Продолжение:http://www.proza.ru/2015/10/23/27)