«Странные праздники.
Что-то меня знобит от этого веселья.»
Александр Митта
(Орландо, «Сказка странствий»)
И снова потянулась из бесконечности в бесконечность череда серых, неразличимый между собой дней. Г. было так тяжело, как ещё никогда в жизни. Он почти всегда молчал, на вопросы отвечал односложно, старался не поднимать глаз.
Полная апатия пленника наводила смертную тоску на похитительницу. Она лишилась того сверкающего, переполняющего душу азарта, который приобрела вместе с безграничной властью над жизнью Г. Чтобы вернуть себе интерес, нужно было подарить ему хотя бы маленькую искорку надежды. Иначе он так и останется запуганным безвольным ходячим мертвецом.
Время шло так быстро, будто сорвалось с цепи. На календаре дата сменилась на 31 декабря. Наступал любимый праздник человечества: Новый год. Торжество веры в чудо. Хотя это призрачное, противоречащее здравому смыслу, сказочное «чудо» никогда не происходит, люди всё равно, не зависимо от возрастов, полов и убеждений из года в год верят и ждут. И это ожидание чего-то нового доброго светлого обычно заканчивается утром первого января, когда каждый проснувшийся неизменно обнаруживает себя в том же месте и той же обстановке, в какой уснул ночью. И всё остаётся прежним. Те же лица, те же стены, те же проблемы и даже радости точно такие же, что и вчера. Ничего нового. Лишь сменившаяся в календаре дата. И самое забавное то, что всего через 365 дней каждый из них будет снова верить, снова ждать светлого чуда… Да. Человеческая вера сильна, но непостижима и необъяснима. Без неё не может прожить даже самый ярый атеист. Он, как минимум, будет верить в то, что ни во что не верит.
Сегодня, в последний день года, настало как нельзя больше подходящее время для того, чтобы подарить пленнику пусть крохотную, но всё же надежду на спасение. За час до полуночи хозяйка вошла в к нему в комнату, остановившись у кровати.
— Сядь сюда, – она указала место на полу рядом с решёткой, – Устраивайся поудобнее. Можешь взять подушку, плед. Эта ночь будет долгой.
Г. растерялся. Привыкший за всё это время только получать приказы, он вдруг услышал тон, напоминающий что-то похожее на обычную человеческую просьбу. К тому же «устроиться поудобнее» ему было предложено впервые. Слегка поколебавшись, он сполз на пол, вобнимку с пледом, в который укутался, пытаясь согреться, и устроился в указанном углу между кроватью и решёткой.
Хозяйка вышла, оставив входную дверь открытой. И меньше, чем через минуту, вернулась с несколькими пластиковыми контейнерами еды в руках. Сгрузив всё принесённое на пол перед удивлённым пленником, она объявила:
— Меньше, чем через час наступит Новый год. Ты ведь не против это отметить?
Г. был озадачен. Как это понимать? Неужто она спросила его мнения о чём-то? Праздник? Он успел забыть, что значило это слово. К тому же, так внезапно… Новый год… Который всегда был его любимым торжеством. Не зная, что ответить, просто кивнул. Этого оказалось достаточно. И она отправилась за следующей порцией составляющих праздничного стола.
Пленник молча сидел на полу, завернувшись в истрёпанный грязный коричневый плед. Он обнял колени руками и внимательно следил за каждым движением хозяйки. В происходящее никак не верилось. Неужели она не шутила? Его сомнения начали постепенно развеиваться, когда похитительница принесла небольшую живую ёлку, установленную в горшке с песком, и поставила её на полу рядом с контейнерами с едой. Бодрящий хвойный запах моментально заполнил всю комнату. Новогодняя атмосфера усилилась, когда к еде добавились несколько бутылок с соками и алкоголем, но апогея своего она достигла, когда хозяйка внесла огромную миску мандаринов, очистила один от кожуры, разломила пополам и протянула одну из половинок Г. Он робко принял угощение.
Участок пола рядом с ним превратится в почти настоящий праздничный стол: оливье, сельдь под шубой, картофель-пюре, свинина обжаренная в красном вине с розмарином, маринованные огурцы и помидоры, свежие фрукты. Из напитков имелись апельсиновый и яблочный соки и водка. От настоящего праздничного стола всё это отличало лишь отсутствие, собственно, стола и исключительно пластмассовая посуда.
Хозяйка разлила грамм по тридцать водки в два прозрачных маленьких пластиковых стаканчика. Один взяла себе, второй предложила Г. Тот с опаской, оставшейся у него с прошлого раза, когда они пили вместе, но взял выпивку, тихо спросив:
— Сегодня ты не будешь пытаться меня зарезать, когда напьёшься?
— Хм, – усмехнулась она, – Не буду, – и чуть позже добавила, – Предлагаю на эту ночь представить нас нормальными людьми, забыть где мы и кем приходимся друг другу, – хозяйка вопросительно посмотрела на пленника. Тот кивнул в ответ.
— Тогда с наступающим! – предложила она тост.
Они чокнулись и выпили по первой рюмке.
— Закусывай, – сказала хозяйка, придвинув Г. тарелку, на которую успела положить почти весь ассортимент еды, имевшейся в их распоряжении.
Он с радостью начал поглощать предложенные лакомства, так как был безумно голоден. Да и рацион его в последнее время составляли преимущественно каши, хлеб, куриный бульон и вода.
В комнате стояла напряжённая тишина. Рюмка водки не могла притупить страха пленника перед этой непредсказуемой жестокой женщиной, сидящей рядом с ним на полу. Их разделяла решётка. Это немного успокаивало, хотя они оба прекрасно знали, что стальные прутья на роль преграды между ними претендовать никак не могли. Чтобы как-то разрядить обстановку, хозяйка решила не откладывать вручение давно заготовленного подарка. Она вышла на несколько секунд в соседнюю комнату и вернулась с красиво упакованным конвертом.
— Это тебе, – протянула пленнику презент и, как только тот взял его в руки, села на прежнее место, внимательно наблюдая за реакцией.
Г. с недоверием взглянул на полученный от хозяйки конверт, затем на неё саму, и снова принялся изучать взглядом только полученную вещь, которая своей цветастой яркой шершавой упаковкой так сильно выбивалась из ставшей привычной мрачной и тихой обстановки камеры.
— Не хочешь посмотреть, что внутри? – мягким голосом спросила она.
Он аккуратно распечатал упаковку. Внутри лежало два недлинных карандаша из Икеи и сорокавосьмилистовая тетрадь, в которой скрепки были заменены на строчку толстыми белыми нитками. Г. долго ощупывал карандаши и разглядывал, нежно поглаживая, тетрадь. Будто никак не мог поверить в существование этих незатейливых предметов. Ему казалось, что всё это сон, и, стоит лишь моргнуть, как всё исчезнет.
— Открой, – попросила похитительница.
Едва перелистнув обложку, пленник застыл от того, что увидел: на первой странице лежала фотография его брата. Не понимая, как это трактовать, он проглотил слюну и поднял требующий объяснений взгляд на хозяйку.
— Ты, наверно, сильно по нему скучаешь. Я подумала, что так тебе должно стать немного легче.
Г., не отрываясь, смотрел на фотографию дорогого ему человека и, едва сдерживая слёзы, он спросил:
— Ты следишь за ним?
Было невыносимо думать о том, что К. находится в опасности.
— Нет. Сейчас – нет. Раньше следила. За вами обоими. Теперь у меня есть ты.
— Пожалуйста, не трогай его. Он… хороший человек. Не такой, как я. Не… не надо… – он прижал фотографию к груди, – Я… буду тебе хорошей… игрушкой. Только пообещай мне, что К. никогда… никогда не окажется на моём месте. Даже когда я умру, – Г. плакал, крепко обнимая тетрадь и фото.
— Никто никогда не окажется на твоём месте. Это я могу тебе гарантировать. И брату твоему я ничего не сделаю. Не бойся за него.
Пленник исподлобья взглянул на хозяйку. По тому, как она смотрела на него, было видно, что её слова были правдой.
— Оставь пока тетрадь и фотографию, – сказала она, различая водку по стаканчикам, –Они теперь твои. У тебя на них ещё будет время. А сегодня у нас праздник. Давай его отмечать.
Г. отложил в сторону свои вещи, и тут же получил рюмку водки. Они выпили, и пленник принялся есть. Сначала без аппетита, положил ложку салата в рот, просто потому что надо было закусить. Но сразу же после этого организм вспомнил, насколько голоден. К нему вернулся зверский аппетит. Уже через минуту, набив полный рот едой, он энергично жевал.
— Вкусно? – спросила хозяйка заискивающе-ласковым тоном, каким обычно задают этот вопрос женщины. Иногда в ней просыпалось что-то из прошлой жизни. В женской душе можно убить многое, но желание заботиться о ком-то в ней – бессмертно.
— Угу, – сквозь полный рот промычал Г.
Она довольно улыбнулась в ответ. Вкусно готовить ей удавалось всегда. Сегодня как раз представился случай, вспомнить свои кулинарные навыки и выверенные, когда-то в прошлой жизни, рецепты.
Праздничный ужин, на удивление, проходил достаточно мирно, временами, даже весело. Они ели, пили, говорили об интересных книгах и о музыке, которую, как выяснилось, оба любили, причём, оказалось, что бо;льшая часть предпочтений жанров и исполнителей у них совпадает. Когда водки было выпито около половины литра на двоих, музыка в душе каждого стала настойчиво проситься наружу. Хозяйка спросила:
— Ты на гитаре играть умеешь?
— Умею, – усмехнувшись, ответил Г.
Ещё бы он не умел играть. Гитара всегда была для него чуть ли ни смыслом жизни, а порой и вовсе единственным утешением и оплотом надежды. Никто не мог понять его так, как это делали шесть туго натянутых струн. Когда рушилась семья, трещала по швам работа, а друзья поворачивались спиной, его спасала только неизменно преданная ему шестиструнная подруга.
Хозяйка сходила за инструментом в соседнюю комнату и отдала его пленнику. Он сел на край кровати, внимательно осмотрел гитару, провёл рукой по деревянному лакированному корпусу, положил её на свои колени и, нежно обняв, дотронулся до струн. Мрачную камеру наполнили волшебные звуки музыки. После небольшой настройки Г. начал играть, а окончательно освоившись, и петь. Так уж вышло, что список его с похитительницей любимых песен большей частью совпадал.
Хозяйка удобно устроилась на своём кресле напротив решётки, жадно ловя хорошо знакомые ей, всей душой любимые, аккорды, не раз помогавшие выжить даже тогда, когда жизнь казалась пустой и бессмысленной. В исполнении Г. эти песни превращались из простого «бальзама для души» в огромную бурную реку живой воды, способной, казалось, не только залечить любые раны, но и даже оживить давно усопших, таких дорогих сердцу и любимых людей, которых смерть не имеет право забирать, но всё же иногда совершает эту вопиющую своей несправедливостью жестокую подлость.
Пленник, тем временем, играя, с каждой нотой, с каждым прикосновением к струнам ощущал сложенные вместе в одно сильное, но непонятное чувство, страсть, злость, радость и боль. Как будто все силы тьмы и света, накрепко и неразличимо сплелись между собой и дарили ему нескончаемый, ничем не ограниченный восторг. То самое ощущение, испытывая которое человек может с непоколебимой уверенностью утверждать, что он жив. По-настоящему жив! Впервые за долго времени Г. чувствовал это. Все последние годы он, как и большинство из нас, людей, не ощущая течения крови в венах, всего лишь существовал, исполняя закодированную природой программу, которую в биологии принято называть словом «жизнь».
Спросите же себя, когда вы в последний раз чувствовали себя живыми в пределах такой привычной, неизменно замкнутой, траектории движения между домом и работой с редкими вылазками за её пределы по выходным Когда кровь вскипала и громко и весело, как полноводная бурная река, стремительно неслась по венам, будоража всё естество? Когда по коже пробегали шаловливые мурашки, а сердце билось так громко, что не было больше ничего слышно, кроме этого волшебного ритмичного стука? Когда в последний раз не ощущалось земли под ногами, потому что душу переполняло чувство свободного захватывающего безумно высокого полёта, без препятствий, без ограничений, без страха упасть?
Сейчас, играя на гитаре любимую музыку, Г. был жив. И хотя он сидел под замком, прикованный толстой цепью, окружённый прочной стальной решёткой с одной стороны и толстыми глухими давящими серыми стенами – с другой, он чувствовал себя свободным. Безусловно, абсолютно свободным.
Но жестокое злое время, способное положить конец даже самой Бесконечности, неизменно шло своим чередом. И этот праздник жизни и надежды для пленника и хозяйки, запертых каждый в своей темнице, подходил к концу. Г. допел последнюю песню. Похитительница забрала гитару, унесла остатки ужина. Дверь вновь закрылась.
Услышав знакомый скрежет ключей в замочной скважине, и традиционно устанавливающуюся после этого звука тяжёлую тишину, пленник, опьянённый надеждой на спасение, только что вновь почувствовавший себя свободным, очень быстро вспомнил где находится и на каких правах. Через пару минут ему уже совершенно не верилось в то, что происходило здесь совсем недавно. И лишь алкоголь в крови и тетрадь с вложенной в неё фотографией К. убеждали, что всё это было не сладкой выдумкой, а действительно происходило когда-то.
И пленник, и хозяйка в скором времени уснули каждый в своей постелях. Их разделяла бетонная стена и тяжёлая металлическая дверь, но время текло сейчас для обоих одинаково. Оно тихо и осторожно, на цыпочках прокрадывалось мимо этих двух несчастных людей, оставляя за собой лишь лёгкие, едва заметные следы в загадочном мире крепких цветных снов, способных поспорить в живости красок с самой Госпожой Серой Реальностью.