«Я пытался быть справедливым и добрым.
И мне не казалось ни страшным ни странным,
Что внизу на земле собираются толпы
Пришедших смотреть, как падает ангел…»
Илья Кормильцев
Ещё пару недель после этого разговора ничего особенного не происходило. Поведение похитительницы осталось прежним. Но вот настал день, сильно выбившийся из привычного обитания Г. в неволе. Входная дверь открылась с пинка ногой и нараспашку. Хозяйка медленно, пошатываясь, вошла в комнату. Ещё ни разу пленник не видел её в таком состоянии: она была до такой степени пьяна, что едва держалась на ногах. В руке у неё была наполовину пустая бутылка коньяка. Подойдя к решётке, похитительница скомандовала:
— Сюда иди!
Несмотря на то, что её язык сильно заплетался, а ноги еле удерживали тело в вертикальном положении, было похоже на то, что она вполне осознаёт, что делает. И от этого становилось ещё более жутко.
Г. с опаской, но приблизился. Как и следовало ожидать, следующим приказом было стать на колени. Как только он это сделал, его руки оказались прикованными наручниками к решётке. Хозяйка взяла пленника за волосы, прислонила его голову к прутьям, приставила к губам горлышко бутылки и тоном, не терпящем возражений, сказала:
— Пей!
Возможность выпить спиртного обрадовала Г., пусть даже это пришлось делать далеко не самым удобным способом. За два приёма бутылка почти опустела. От такого количества коньяка, выпитого почти что залпом, пленник ещё какое-то время прокашливался, жадно глотая воздух. Хмель быстро ударил ему в голову, помутив сознание. Начало немного подташнивать, но рвотные позывы удалось сдержать усилием воли.
Хозяйка села на пол рядом с ним, прислонившись к решётке и, выдержав небольшую паузу, начала говорить.
— Ты, наверное, ненавидишь меня, да? – она перевела взгляд на Г., не поворачивая головы.
Пленник молчал, сбитый с толку вопросом.
— Мы оба пьяны, так что давай начистоту, – предложила похитительница, видя его смущение.
— Есть немного, – робко ответил он, опустив глаза.
— Тогда скажи мне, что бы ты со мной сделал, если бы тебе представилась такая возможность? Только не ври, что не хочешь мести! Всё равно не поверю.
Разговор явно не сулил Г. хорошего конца. Он понимал это, даже в состоянии сильного опьянения. Как за ложь, так и за правду, его могли в буквальном смысле растерзать.
— Зачем ты задаёшь мне такие вопросы? – предпринял попытку уйти от ответа пленник, – Ты ведь в любом случае меня пытать будешь…
— Не пытайся сменить тему, – сухо оборвала его хозяйка.
— Я бы тебя сильно избил, потом заковал в цепи и оставил умирать здесь, в полном одиночестве, – набравшись смелости, на одном дыхании выпалил Г., сам от себя не ожидая таких слов. Потом посмотрел на неё широко открытыми, полными ужаса и слёз глазами. Он только что осознал, что за то, как прозвучало сказанное им, его могли замучить до смерти.
— Значит, вот так… – она глубоко задумалась, глядя на пленника, но явно не видя его.
Затем поднялась, стала ходить туда-сюда по комнате. С каждой секундой в ней закипала ярость, несмотря на то, что ответ был получен вполне ожидаемый. Эмоции настолько захватили власть над её сознанием, что даже потеснили влияние алкоголя. Отхлебнув немного коньяка, оставшегося на дне, она подошла к Г., окинула его свирепым взглядом, затем размахнулась и, ударив со всей силы, разбила бутылку о стальные прутья. Осколки звонко разлетелись по всей комнате. В руке хозяйки осталось бутылочное горлышко с острыми краями. Она внимательно изучила только что полученное стеклянное оружие и быстро направилась к двери в решётке.
«Что же я наделал?!» – охваченный леденящий ужасом, подумал пленник, осыпанный осколками стекла. Слова, которые он только что произнёс вслух, вполне могли оказаться его последними словами. Сердце бешено колотилось. Казалось, что оно вот-вот выпрыгнет из груди. Когда подошла хозяйка, Г. замер в ожидании расправы. Она взяла его за волосы и запрокинула голову назад, на что он тихо вскрикнул, но так ничего и не сказал. Пленник ощутил приставленный вплотную к своему горлу острый край горлышка разбитой бутылки. Он крепко зажмурился. Время застыло на несколько секунд, затем стеклянное лезвие полоснуло, но не по шее Г., а по его щеке.
— Мразь! – в сердцах во весь голос закричала хозяйка, выпуская на волю остатки своей ярости. После чего развернулась и быстро ушла, старательно пытаясь скрыть мокрое от слёз лицо.
Все те мучения, которые она доставляла своему пленнику, её сознание воспринимало как свои. Собственной кожей похитительница ощущала каждый удар, каждый порез, испытывая при этом невероятное наслаждение от этих страданий. Её душу так же, как и душу Г. разрывала неизлечимая боль потерь. Судьба жестоко и беспощадно отобрала прошлую жизнь у них обоих.
Хозяйка однажды упомянула в разговоре, что когда-то у неё было имя… Всего три года назад ей принадлежало не только это. В те, кажущиеся сейчас такими далёкими, времена, уходящие с каждым днём всё дальше и дальше в бездонные туманные просторы памяти, у неё была тихая жизнь обычного человека. Любящая жена. Заботливая мать. Ответственный инженер. Но однажды она разом лишилась всего, без чего никогда не мыслила своего существования. В тот роковой день в душе этой женщины поселилась тьма, боль стала неизменно верной спутницей и единственной составляющей её жалкой, ставшей никому не нужной, жизни. Через какое-то время она научилась получать наслаждение от невыносимых страданий. Тогда же, в её голове и зародился план похищения. Ей подумалось, что если проведёт кого-то дорогой таких же лишений, которой пришлось пройти ей, то это принесёт облегчение. Но сейчас… Г., сам того не зная, заставил душу своей хозяйки обезуметь от адской агонии: именно сейчас она осознала, что легче ей никогда не станет. Что вместо того, чтобы спасти свою жизнь, ей удалось всего лишь разрушить чужую.
Оказавшись в своей комнате, преступница стала, упёршись обеими руками в стену, и вдоволь, по-женски, наплакалась. После чего начала обдумывать, что же делать дальше. Убивать пленника желания не имелось. К тому же, только что она поняла, что не способна убить человека. Во всяком случае, пока. Да и в таком состоянии явно не имело смысла принимать какие-то серьёзные решения. Самым разумным выходом было оставить всё как есть, а когда наступит предел…. Об этом думать невыносимо. Она прекрасно знала, какая участь ждёт её, когда наступит то самое время. Но даже самой себе не хотелось озвучивать этого страшного, давно принятого тяжёлого решения.
Бросив взгляд на мониторы, она увидела пленника в той же позе, в какой оставила его. Он стоял на коленях, прислонившись раненой щекой к руке, иногда отклоня голову, чтобы внимательно рассмотреть собственную кровь, оставшуюся на коже. Преступнице нужно было найти в себе силы вернуться и навести в камере хоть какое-то подобие порядка. Немного постояв перед мониторами, она взяла себя в руки и, вооружившись веником и совком, направилась обратно, в соседнюю комнату.
Услышав шаги Г. вздрогнул, но глаз так и не поднял. Хозяйка подошла, отстегнула от прутьев наручники и приказала вернуться на кровать, предварительно отряхнувшись от осколков стекла. Несмотря на опьянение, он быстро исполнил полученные указания и ловко забился под плед. Всего через несколько секунд его руки снова оказались прикованными, на этот раз к кровати.
Управившись с пленником, хозяйка приступила к уборке. Внимательно, на сколько это было возможно в её состоянии, подмела осколки и вынесла их из комнаты. Она понимала, что Г. вполне мог незаметно для неё прикарманить один из острых обломков бутылки. Чтобы исключить вероятность самоубийства и вернуть себе утраченный контроль над происходящим, решила накачать его транквилизатором. Сделав укол онемевшему от страха пленнику, хозяйка дождалась, пока сознание его покинет, затем вернулась к себе в комнату, заперев за собой все двери, дошла до кровати и обессиленно рухнула в полные неги и сулящие крепкий сон объятия постели.
Похитительница и пленник долго и крепко спали, не видя снов. Она встала первой. Приведя себя в относительный порядок, направилась в камеру, отстегнула Г. от кровати и принялась будить его. Это оказалось чрезвычайно сложной задачей. Хозяйка стащила неподатливое тело на пол. После многочисленных, но безуспешных попыток вернуть его сознание в этот мир, она решила окатить пленника ледяной водой. Подействовало. Он медленно и тяжело, со стонами, начал разлеплять непослушные веки. Голова раскалывалась от дикой боли. Разглядев перед собой свою мучительницу, он попытался отползти, но тут же был остановлен.
— На колени! – раздался громкий приказ, усиливший и без того пульсирующую в затылке тупую боль.
Конечно же. Чего ещё можно было ожидать. Почти каждый их диалог начинался этой фразой. Г., едва понимая суть происходящего, попытался встать, схватившись за прутья решётки, но руки, как обычно закованные в наручники, соскользнули, и тело беспомощно повалилось па пол, как будто бетонная поверхность примагнитила его. После нескольких неудачных попыток ему всё же удалось оказаться стоящим на коленях. Пленник едва удерживал себя в, как ему казалось, вертикальном положении. Его била дрожь и сильно шатало из стороны в сторону. Взгляд неотрывно прилип к полу, а веки то и дело норовили слипнуться.
— У меня есть к тебе один вопрос, – начала хозяйка.
«О, да! А когда у тебя не было ко мне вопросов-то? – мысленно спорил с ней Г., – Только ты, услышав мои ответы, то избиваешь меня, то калечишь, а то и вовсе кидаешься зарезать… И что же на этот раз ждать прикажешь?» – он быстро поднял глаза, но тут же их опустил.
— Я вчера бутылку разбила. Было много осколков. Скажи, ты, случайно, никакой из них не прикарманил?
Пленник вновь посмотрел на неё и отвернулся. Он понимал, что ничего хорошего ему этот разговор не сулит. Хотелось потянуть время, прежде, чем отвечать.
— Если признаешься сейчас, наказывать не буду, – заявила хозяйка, – Если же будешь молчать или, вовсе, обманешь… Ты сам прекрасно понимаешь, что будет. Я даю тебе две минуты на размышление.
Она запустила таймер на телефоне, села на кровать напротив Г., и направила на него свой пристальный жалящий взгляд. Он молча понуро стоял на коленях, немного покачиваясь. Через минуту поднял воспалённые от слёз глаза и хрипло выдавил из себя:
— Под матрасом. Там, где руки прикованы были…
Хозяйка проверила указанное место, вытащила осколок, положила на свою ладонь и спросила:
— Этот?
Г. посмотрел на кусок острого стекла в её руках. По его щекам резко стекли крупные слёзы. Онемевший от ужаса, он безмолвно ждал жестокой расправы. С каждой секундой звуки вокруг становились всё тише, а свет всё тусклее. Вскоре стало совсем тихо и темно. Пленник беспомощно упал на прохладную поверхность пола, покинутый собственным сознанием. Хозяйка подошла к нему, пошевелила ногой, проверив не притворяется ли тот, громко вздохнула и отправилась за нашатырём.
Сквозь густую тьму Г. ощутил едкий запах нашатырного спирта. Окружающий мир постепенно возвращался к нему. Он медленно открыл глаза и с глубокой горечью во взгляде посмотрел на хозяйку, сидящую рядом на корточках. Даже отползти не попытался, только спрятал лицо под трясущимися скованными руками.
— Ты убьёшь меня? – бесцельно глядя в одну точку, тихо спросил он.
— Нет, – ответила хозяйка, отняв его руки от лица.
Пленник попытался вернуть ладони на роль своего щита, но похитительница их не отпустила. Его взгляд был направлен в никуда. Пересилив себя, он дрожащим голосом выговорил:
— Я не выдержу… пыток… – и громко заплакал, искривив лицо горестной гримасой.
Подождав, пока он немного успокоится, хозяйка спросила:
— Скажи мне, для чего ты украл осколок?
— Я хотел… чтобы всё это закончилось…– его дыхание было громким и тяжёлым, сопровождаемым стонами, мешающими говорить, – Я думал… думал…
— Ты хочешь умереть?
— Не-е-е-ет! Нет… Не хочу. Я очень устал. Я… я… хочу, чтобы всё это закончилось. Просто закончилось, и всё…
На какое-то время в камере воцарилась тишина. Пленник постепенно утих, перестал плакать, стонать и пытаться вырвать свои ладони из рук хозяйки. Через некоторое время он обречённо спросил:
— Что ты со мной сделаешь?
— Ничего. Я ведь обещала не наказывать, если признаешься.
Пленник посмотрел на неё с недоверием. В доказательство того, что бояться ему нечего, она сняла с него наручники, с которыми тот не расставался последние несколько недель. Оказавшись впервые за долгое время без стальных браслетов, Г. попытался размять искалеченные запястья. Движения причиняли боль, тем не менее, были приятны. Глаз своих он больше не поднимал, только опустошённо смотрел в какую-то отдалённую точку, существующую только в его воображении. Лишь изредка взгляд скользил по рукам, каждый раз снова и снова удостоверяясь в том, что на них нет наручников. На этот раз пленник даже не заметил, как остался один в камере.