«Потолок и четыре стены.
Для чего мне знать твоё имя?
Кем бы ни были я или ты,
Завтра мы уже будем другими…»
Глеб Самойлов
Сознание медленно возвращалось к Г. Ему снова предстояло тяжёлое пробуждение. На сей раз приходить в себя было особенно сложно. «Похоже, этой дряни она на меня не пожалела, – ещё в полу бреду подумал он, – Что на этот раз? Где я очнусь? Снова в наручниках? И что со мной сделают? Заставят самого себя убить?» Глаза категорически не хотели открываться. Попытка двинуть рукой подтвердила догадку о наручниках. Но теперь они хотя бы не были скованы за спиной, что не могло не радовать. Судя по ощущениям, он лежал, и, похоже, что на полу. Поверхность была шершавая и прохладная, вероятно, бетонная. Шевельнув ногой, Г. услышал звон.
«А это ещё что такое? Цепь? Неужели меня посадили на цепь?» – замутнённый разум отчаянно пытался выяснить положение дел. «Нужно по-скорее открыть глаза, – беспорядочно вертелись в голове пленника мысли, – Чёрт побери! Как же всё болит!»
Болезненные ощущения усиливались одновременно с прояснением сознания. Колени и запястья ныли, рёбра отдавали острой болью при каждом вдохе, но больше всего мучений доставлял нос. Похоже, он и правда был сломан. Ещё бы ему не быть сломанным, после встречи с увесистой битой, которой предварительно замахнулись от души.
Собрав всю свою волю в кулак, Г. попытался открыть глаза. Ему удалось на пару секунд получить размытое изображение окружающего мира. На этот раз не было ни фургона, ни слепящего света прожекторов. Пленник облегчённо выдохнул. После небольшой передышки к нему вернулось достаточно сил для того, чтобы поддерживать слипающиеся веки в открытом состоянии. И он, наконец-таки, смог рассмотреть, где находится.
Это была небольшая комната, примерно три на четыре метра, поделённая вдоль короткой стороны на две равные половины стальной решёткой, снабжённой решётчатой дверью в части, находящейся сейчас справа от Г. Картина напоминала камеру в тюрьме. Тёмно-серого цвета бетонный пол, такой же мрачный потолок и четыре глухие стены, в которых не имелось даже крохотного окошка. В комнату вела тяжёлая металлическая дверь, находящаяся на длинной стороне периметра, также правее пленника. Рядом с ней в углу, прислонённая к стене, стояла бита. Перед решёткой, в центре помещения по ту её сторону, было установлено кресло так, чтобы сидящему в нём было удобно наблюдать за происходящим в камере.
Слева от себя Г. заметил кровать, под которой стояло прочное пластмассовое ведро, накрытое крышкой, на которой лежал рулон туалетной бумаги. На потолке с внешней стороны решётки висел светильник, направленный на постель. Его нельзя было назвать ярким. Это был единственный источник света, который пленник успел заметить. Тусклое освещение придавало ещё больше мрачности этому и без того невесёлому месту.
Г. стало совершенно не по себе. Чтобы хоть как-то сменить обстановку, он решил сесть. Сил было не так много, как того хотелось бы, но их вполне хватило на то, чтобы усесться, прислонившись спиной к стене. Пленник поджал колени к груди и тут заметил, что был переодет. На нём была чёрная футболка и чёрные спортивные штаны без карманов. От правой ноги отходила увесистая цепь. Приподняв штанину, он увидел, что щиколотку опоясывает полоска толстого металла, согнутого в форме круга, концы которого были сварены вместе. По внешнему периметру оковы была приварена цепь, причём с основанием схвачено каждое звено. После внимательного осмотра пленник обнаружил, что все, по крайней мере, видимые звенья имели запаянные сваркой стыки. Отсутствие замков в данной конструкции породило в его голове резонный вопрос: «Как же на меня это надели?» Существовал всего один не противоречащий логике вариант: окову сваривали непосредственно на ноге. Г. представил себе процесс, и обрадовался, что был без сознания на тот момент. Ещё раз осмотрев свою щиколотку, он убедился в отсутствии ожогов на коже. «А она, похоже, хорошо владеет сварочным аппаратом, – подумалось ему, – Что же это за человек? Видимо, она – неплохой инженер. Почему же тогда делает всё это? Что ей от меня нужно?..»
Его размышления прервал громкий звук открывающейся входной двери. Похитительница неспешно вошла, взяла стоящую в углу биту и направилась к пленнику. Ему стало не по себе, по зову инстинкта самосохранения, он как можно ближе прижал колени к груди и осмотрелся по сторонам в поисках возможного укрытия, но не сумев найти оного, переключил всё своё внимание на плавно, но стремительно приближающуюся к нему даму, вооружённую битой, с которой его телу уже довелось тесно познакомиться. С каждым шагом преступницы страх пленника всё усиливался, превратившись, наконец, в самую настоящую панику, которую он тщетно пытался скрыть.
Дойдя до центра камеры, похитительница остановилась, окатив Г. своим холодным, вселяющим ужас взглядом.
— На колени! – хорошо поставленным командным голосом приказала она, указав битой место на полу перед собой.
Но парализованный страхом пленник сидел неподвижно. Он молча смотрел на неё исподлобья, забившись в угол между стеной и кроватью.
— Хах! – усмехнулась она, – А ты смелый! – похитительница испытывала Г. пристальным взглядом, но он по-прежнему оставался в оцепенении.
Немного поразмыслив над дальнейшими действиями, она озвучила своё решение:
— За сегодняшнее хорошее поведение, я дам тебе полминуты. Если за это время не исполнишь приказ… Я думаю, ты догадываешься, что будет… Отсчёт начался.
Запуганный донельзя Г. не знал, как поступить. Ему очень не хотелось снова быть избитым. Не представлялось возможным понять, что с ним хотят сделать, ясно было лишь то, что если ничего не предпринять, то его точно накажут. Поэтому, выбрав из двух зол меньшее, он решил исполнить приказ. Добравшись до означенного похитительницей места, переползая по полу с места на место, пленник поднял вопросительный на неё взгляд, уточнив тем самым, верно ли понял, где должен оказаться. Она кивнула в ответ. Опустив глаза, Г. медленно стал на колени, низко склонившись. Его тело била мелкая, едва заметная дрожь.
Преступница медленно обошла вокруг, с явным, почти диким, удовольствием осматривая свой послушный трофей. Остановившись за спиной, она взяла его за плечо, заставив выпрямить спину. Пленник выставил ладони перед лицом, чтобы защититься – он в любую секунду ждал удара.
— Руки опусти! – настойчиво потребовала она, крепко вцепившись пальцами в плечо.
Г. медленно исполнил приказ. Преступница кончиком биты приподняла его голову за подбородок, заставив посмотреть на себя. Затем она нарушила царившее в камере молчание:
— Сейчас я буду говорить. В твоих интересах внимательно выслушать меня. Потом я предоставлю тебе возможность задать вопросы, если захочешь. Всё ясно?
— Угу, – сквозь зубы промычал Г.
— В первую очередь, я хочу, чтобы у тебя было чёткое понимание своего статуса. Ты – не заложник, ты – пленник. Знаешь чем принципиально отличаются эти два понятия? – её голос был спокоен и ровен.
Г. вопросительно посмотрел на неё. Говорить он сейчас не смел.
— За заложника хотят выкуп: будь то деньги, действия или тому подобное. За пленника не требуют ничего – он ценен сам по себе. У заложника есть гарантии того, что ему сохранят жизнь, по крайней мере, до получения похитителями желаемого. У пленника таких гарантий нет. Он не обладает никакими правами. Практически так же, как и в случае рабства, его в любой момент могут убить, если поведение не понравится владельцам.
Г. не отрываясь смотрел в пол. Перед ним открывались крайне не радужные перспективы.
— Я расскажу тебе о двух правилах, которые смогут немного облегчить твоё существование здесь, – холодным тоном человека, цитирующего информацию из справочника, продолжила она. – Во-первых, не пытайся сбежать. За попытку побега – смертная казнь. Причём, имей ввиду, что это не будет быстро и безболезненно. А если, всё же каким-то чудом, тебе удастся это сделать, я найду и тебя, и К. и убью обоих. Преступница и жертва встретились взглядом на несколько секунд. Когда пленник опустил голову, она продолжила, – Во-вторых, безоговорочно исполняй мои приказы. Чем больше будешь сопротивляться, тем тяжелее тебе придётся. И, поверь, побои – не самое страшное из того, что может с тобой здесь произойти. Я долго изучала различные техники пыток. Только практики не хватает. Так что советую не давать мне повод применить свои знания на деле, если, конечно, не хочешь стать инвалидом.
Она выдержала небольшую паузу, в которую ещё раз обошла вокруг пленника, после чего продолжила свой монолог:
— Ты здесь на долго, – похитительница замолчала на несколько секунд, дав Г. время осознать смысл последней фразы. Затем добавила, – Будешь хорошо вести себя – сможешь выйти живым отсюда. Теперь, если у тебя есть вопросы – можешь задать их мне. Сейчас ты имеешь редкую возможность безнаказанно задать любые вопросы.
— Чего ты хочешь от меня? – голос Г. немного дрожал, но он был не в силах что-либо сделать с этим.
— Ты ещё не понял? – удивилась она вопросу, – Ты попал в рабство. Такая формулировка звучит яснее?
— Я думал, времена рабства давно прошли… – тихо, почти шёпотом ответил пленник.
— Наивный человек! Людям всегда хотелось и будет хотеться безраздельно обладать чужими жизнями. Большинство заводит себе котёнка или щенка, а кто-то похищает других людей. Некоторые даже продают их. Времена рабства никогда не закончатся! Не строй пустых иллюзий!
— Ты меня не станешь продавать? – робко спросил Г.
— Нет, – дала она резкий и однозначный ответ.
Наступила тишина. Никому не хотелось сейчас её нарушать. Воздух постепенно наполнялся необъяснимой невыносимой тяжестью. Когда он уплотнился на столько, что обоим стало трудно дышать, похитительница спросила:
— У тебя ещё вопросы есть?
— Отпусти меня… – тихо, со слезами на глазах взмолился пленник, – Я буду молчать… Я денег…
Не успело пройти и пары секунд, как локоть преступницы крепко обвил его шею. Г. машинально за него схватился.
— Руки опустил! Быстро! – страшным холодным голосом приказала она. Пленник резко одёрнул ладони. В ответ похитительница немного ослабила хватку.
— Подобные слова я слышала от тебя в последний раз. Ты меня хорошо понял?
— Да, – прохрипел он.
Ответ её вполне удовлетворил, и она освободила шею Г. от своих чрезвычайно крепких объятий, позволив тем самым дышать. Его сердце часто стучало, а в душе царил полный хаос. Несмотря на весь свой ужас, пленник всё же отважился задать ещё несколько вопросов.
— Для чего ты это делаешь? – спросил он.
— Как и все остальные люди – чтобы получить удовольствие. Можешь считать меня психопатом, если от этого будет легче.
Г. молча опустил глаза. Чувствовалась, что она снова входила в раж. Чтобы как-то её успокоить, он попробовал сменить тему.
— Как тебя зовут? – пленник подумал, что вопрос личного характера может ему помочь, и, как ни странно, оказался прав.
— У меня нет имени, – тихо ответила она спокойным, даже немного грустным, голосом, на мгновение опустив глаза. И с явным сожалением добавила, – Больше нет.
— Но ведь было когда-то?
— Было.
Пленник разбудил в ней тяжёлые воспоминания о прошлом. Чтобы не показывать ему слёз, настойчиво подкатывавших к её глазам, она отвернулась.
— Каким оно было, твоё имя? – найдя слабость похитительницы, Г. почувствовал за собой право вести допрос с пристрастием.
Она прошлась несколько раз туда-сюда по камере, сделав вид, что рассматривает свои ногти. Затем так приблизилась к пленнику, что тот немного попятился назад. Направив на него полный жестокости и устрашающего азарта взгляд, преступница заявила:
— Ты сильно рискуешь, задавая мне такие вопросы!
Они какое-то время молча смотрели друг на друга, ведя безмолвный диалог о превратности судьбы-злодейки. После чего, сменив тон на не терпящий возражений, она сообщила:
— Пора заканчивать. Ты можешь задать ещё один вопрос, последний.
Г. снова уставился в пол. В его голове шумело, перебивая друг друга, целое полчище вопросов, настойчиво требующих ответа. Сложно было выбрать из них всего один. Наконец, после некоторых размышлений, он выбрал самый важный.
— Ты убьёшь меня?
— Это от тебя зависит. Я уже говорила, ты меня, похоже, плохо слушал. Будешь вести себя хорошо – отпущу, правда, не скоро, но отпущу.
Её слова дарили надежду, но доверия не внушали. Если с ним и дальше планируют так обращаться, то долго он не протянет.
Голова пленника, казалось, сейчас взорвётся от мыслей. Ему никак не удавалось понять, как могло произойти то, что случилось с ним. Только человек шёл по улице, никого не трогал, и вот, как будто быстро меняющиеся слайды какой-то безумной презентации, он обнаруживает себя в фургоне, закованным в наручники, потом пристёгнутым к столбу, его избивают, заставляют говорить невероятно тяжёлые вещи, затем отрезают палец, лишают сознания, после чего он приходит в себя, опять же, в наручниках, на полу бетонной камеры, и вот, стоя на коленях он узнаёт, что отныне является рабом некой душевно нездоровой особы. Ни свободы, ни прав, лишь призрачная надежда выжить, причём, скорее всего, став при этом инвалидом. Как же так? Неужели подобное возможно в современном цивилизованном обществе? Наверное, подавляющее большинство, ответят на такой вопрос отрицательно. Никому не хочется думать, что начав однажды утром свой привычный день, он к вечеру может оказаться чьей-то собственностью. Нет. Этого не может быть. Никак не может… Однако, Г. всё же стоял сейчас на коленях, закованный в цепи и с этой минуты становился бесправным безвольным рабом, здесь, в глухой серой камере, расположенной где-то в пределах среды обитания нашего гуманного справедливого цивилизованного общества.
Мысли пленника прервала пол-литровая бутылка воды, брошенная на пол рядом с ним. Он взглянул вверх и увидел взгляд женщины, только ставшей его хозяйкой, полный власти, безумия и, одновременно с этим, сочувствия и жалости. Она смотрела ему прямо в глаза. Затем молча развернулась и ушла, заперев за собой все двери. Г. не сводил с неё своего растерянного взгляда. Он был опустошён. Ему категорически не верилось в реальность происходящего. Всё это напоминало, скорее, какой-то нелепый сон. Тяжёлый, давящий на грудь кошмар, приснившийся в душной спальне, когда отчаянно, но совершенно безнадёжно пытаешься проснуться, освободившись от влажной простыни.
Глаза пленника хаотично скользили по месту его заточения. На потолке он заметил три видеокамеры. «Она ещё и следит за мной? – думал он, – Что же делать? Как выбраться отсюда? …За попытку побега – смертная казнь… Попытаться договориться с ней?.. Так она ведь каждый раз бросается меня душить, когда слышит об этом… За что мне это? Чего я такого плохого сделал в своей жизни? Почему она со мной так?..» Мысли становились невыносимыми. Однако, его повторно спасла от собственных тяжёлых размышлений всё та же бутылка, про которую он почти успел позабыть. Жажда мгновенно заявила о себе. Пленник отвинтил крышку и вдоволь напился. Лишь посмотрев на оставшиеся пару глотков воды на дне, он подумал о том, что это составляет все его запасы, а когда они пополнятся, сказать было невозможно. Но переживать по данному поводу сил уже не было.
Г. посмотрел на кровать, на которой так заманчиво для него, измученного усталостью, болью и страхом, лежал клетчатый коричневый плед и тёмная, по виду мягкая подушка. Собрав все свои силы, он встал и, пройдя несколько шагов, обессиленно рухнул на постель, как будто кто-то ударил его сзади по коленям. С трудом натянув на себя плед,(как оказалось, будучи закованным в наручники, это становится нетривиальной задачей) он без остатка отдался в цепкие объятия крепкого сна.
Пленник проспал пятнадцать часов. За это время похитительница и сама успела как следует выспаться. На данный момент она уже второй час кряду сидела перед монитором, внимательно рассматривая три сцены, выводимые камерами наблюдения из комнаты, где находился Г. Схема их расположения была до мелочей продумана: слепых зон не существовало, объект наблюдения хорошо просматривался со всех сторон, так, что если бы он захотел что-то спрятать у себя за спиной, то не смог бы этого сделать.
Преступнице всё ещё не верилось, что охота удалась, что дело, так долго вынашиваемое в её голове, превратилось из мыслей в реальность. Теперь пленник, живой человек, безраздельно находился в её власти, и ему уже не вырваться, разве что, если она сама того не захочет.
Наконец, похитительницу утомило созерцание своего спящего трофея, и мысли о хорошо проделанной работе уже не приносили былой сладостной эйфории. Ей хотелось играть со своей столь долгожданной добычей, так же, как кошке хочется развлекаться с только что пойманной мышкой.
Она взяла в руки биту и направилась было к двери в клетку пленника, но на полпути остановилась, подумав, что такими темпами её «игрушка» может очень быстро испортиться. Нет никакого интереса сильно изувечить мышь сразу после поимки. Чем дольше и резвее добыча сможет бегать, тем кошке будет интереснее. Поставив биту на место, похитительница выбрала из своего арсенала орудий пыток более изящную вещь: чёрную кожаную плеть. Нежно погладив кончиками пальцев рукоять, она восхищённо улыбнулась. Вдоволь насладившись видом плети, преступница решила продолжить свой путь, но поняв, что прилично задержалась, она решила для начала вернуться к монитору, чтобы проверить чем занимается пленник. И интуиция её не подвела.
На видео Г., по всей видимости, бодрствующий уже несколько минут, стоял у двери в решётке и внимательно изучал устройство замка. Она решила проверить его реакцию: подошла ко входной двери и сделала щелчок ключом. Пленник в испуге бросился в сторону кровати, быстро улёгся и, немного поколебавшись, притворился спящим.
Выждав несколько минут, похитительница зашла в камеру и, остановившись у постели, принялась пристально разглядывать Г., который искусно вошёл в роль поглощённого крепким сном человека. Он лежал, свернувшись в клубок, накрывшись пледом так, что видно было только его разбитое лицо. Довольно жалкая картина.
«Да тебе нужно было в артисты идти,» – подумала она о пленнике. Затем резко откинула плед в угол между стеной и кроватью, стащила Г. за ноги на пол. От падения он моментально открыл глаза и испуганно взглянул на хозяйку. Ему ещё не пришлось опомниться, как его уже тащили за руки в сторону решётки, не сказав при этом ни слова. Достигнув стены из прочных стальных прутьев, его отпустили и отдали приказ:
— На колени! Лицом к решётке.
«Она всё видела,» – пронеслось у него в голове, заставив холодный пот выступить по телу. Происходящее напоминало страшный сон. Но чем больше проходило времени, тем яснее становилось, что это, к сожалению, не кошмар, а жестокая правда жизни. Г. медленно стал на колени, повернувшись лицом к решётке. Похитительница тут же приковала его руки к стальному пруту над головой.
— Что ты делаешь? – пытаясь вытянуть из неё хоть одно слово, спросил пленник.
Но ответа он так и не получил. Вместо того, чтобы что-то сказать, она разорвала на нём футболку. Практически сразу после этого раздался свистящий первый удар плётки о спину Г. Резкая, неожиданно сильная боль прошила всё его тело, забегала колючими мурашками в темени. Он не успел перевести дух, как град рассекающих кожу ударов обрушился на него.
Пленник ничего не чувствовал, кроме жуткой боли, невыносимо громко звенящей в его голове. Его дыхание было частым и прерывистым, неглубоким. Слишком короткие промежутки времени между ударами не давали ни отдышаться, ни набрать воздуха, чтобы сказать что-либо, тем более, закричать. Из глаз толстыми струями текли слёзы, но Г. этого не замечал. Крепко вцепившись руками в прутья решётки, он мысленно просил все силы этого мира об окончании пытки и изо всех сил пытался дышать.
После пятнадцатого удара наступила пауза, и пленник, наконец-то, смог немного отдышаться. Повернув голову назад, увидел своего палача, молча стоявшего за его спиной с плетью в руках. Она решила взять передышку. Похоже, планировалось продолжение. Набрав сколько получилось воздуха в грудь, Г. хриплым задыхающимся голосом прошептал:
— Не надо…
Хозяйка усмехнулась в ответ, ничего не сказав.
— За что? – отчаявшись вымолить окончание казни, спросил он.
— Ты знаешь, за что. Ещё раз попытаешься меня обмануть – отрежу несколько пальцев, разбив их предварительно молотком. А не откажешься от мыслей по обдумыванию плана побега – искалечу так, что ходить не сможешь.
Г. с ужасом слушал, прижавшись щекой к своей руке. Едва хозяйка закончила говорить, как удары снова посыпались на и без того рассечённую спину. Пленник тихо завыл от новых ран, затем, лишившись сил и воздуха, снова замолчал. Лишь с каждым новым взмахом плети, всё крепче и крепче сжимал в руках прутья решётки. Он сбился со счёта, считая удары. Их было два или три десятка, а, возможно, и больше.
Всё закончилось так же резко, как и началось. Хозяйка молча отстегнула его руки от решётки. Какое-то время он ещё стоял на коленях, крепко зажмурившись, вцепившись мёртвой хваткой в стальные прутья. Когда же разжал пальцы, медленно сполз на пол. Преступница всё ещё не уходила – стояла рядом и наблюдала за происходящим. Когда она занесла ногу над лежащим на полу пленником, чтобы пошевелить его, он закрыл руками голову, так как подумал, что снова будут бить, и тихо жалобно пошептал:
— Не надо! – и жалобно завыл.
Едва дыша от боли, пронизывающей всё его тело, он свернулся калачиком, чтобы хоть как-то защититься от избиения, на каждом выдохе еле слышно постанывал, сам того не замечая.
Немного подумав, хозяйка сочла наказание достаточным и прекратила издевательства. Сейчас её основной задачей было сломить пленника морально, убить его волю, надежду выбраться отсюда самостоятельно, воспитать покорность и смирение. По всей видимости, Г. был сильным человеком: уже второй день подряд он стойко выдерживал издевательства над собой. Врождённые гордость и чувство собственного достоинства пустили крепкие корни в его натуре за сорок лет жизни. Их было тяжело уничтожить, даже побоями, цепями и отрезанным пальцем. Что ж, варианта у похитительницы было всего два: либо добавить к коктейлю из физической боли и страха составляющую времени (ах, время! Не было ещё на свете такого человека, которого ты не смогло бы сломать!), либо ужесточить пытки. Первый вариант менее угрожал жизни пленника, зато требовал от хозяйки больше терпения. Второй же грозил тем, что ненароком можно перестараться и убить добытый тяжёлым трудом трофей. «Жаль, что человек – физически столь хрупкое создание,» – подумала она, сделав очередной круг вокруг беспомощно ледащего на полу, почти не шевелящегося тела Г. Понять, что он всё ещё жив, можно было только по звуку его тяжёлого дыхания, сопровождаемого едва слышными стонами.
Похитительница присела на корточки рядом с пленником и медленно отняла его дрожащие руки от лица. Он вскрикнул и зажмурился.
— Посмотри на меня, – скорее попросила, чем приказала она. И, прочитав в его измученном взгляде немой вопрос, добавила, – Не бойся, сейчас бить не буду.
Г. опустил глаза, но она тут же приподняла его голову за подбородок, заставив смотреть на себя. Хозяйка пристально изучала его. От её пристального, смотрящего, казалось, насквозь взгляда, жутко хотелось убежать, спрятаться, отвернуться или хотя бы зажмуриться. Но за это могли наказать, а снова становиться грушей для битья явно никакого желания не было, поэтому пришлось глядеть туда, куда меньше всего хотелось: в лицо человека только что тебя изувечившего. Она, похоже, над чем-то крепко задумалась, хотя, может быть, ей просто приятно было изучать результаты своей «работы». В любом случае, интуиция подсказывала Г., что сейчас её лучше не отвлекать: так будет безопаснее для него.
Внутренний голос пленника оказался прав: она действительно в этот момент размышляла о его дальнейшей судьбе. Взвесив все «за» и «против», хозяйка решила дать времени поработать над уничтожением воли своей жертвы. Приняв решение, она молча встала и покинула камеру, не забыв запереть за собой двери.
Г. снова остался в полном одиночестве. Его будущее оставалось для него полнейшей загадкой. Внезапно вырванный из потока привычной жизни, искалеченный, жадно глотал воздух, лёжа на полу, будто рыба, выброшенная из реки на берег. Можно было лишь догадываться о том, какая печальная участь ждёт его впереди. Он не знал, ни что делать, ни о чём думать, ни во что верить. Оставалась лишь какая-то глупая, слабая, едва тлеющая где-то очень глубоко в душе, совершенно иррациональная надежда на то, что кто-нибудь придёт, откроет двери, снимет цепи и скажет, что всё это было ужасной ошибкой, и что теперь можно туда, на свободу, под крышу пусть серого, но всё же, такого бесконечно прекрасного в своём величии, неба. И больше всего ему сейчас мечталось о том, чтобы этим «кем-то» оказался его брат, К. Почему-то именно сейчас так отчётливо вспомнилось, как с самого детства он всегда выручал Г. во дворовых потасовках с мальчишками, защищал и помогал, каждый раз подтверждая тем самым ответственный и почётный статус старшего ребёнка в семье.
От воспоминаний становилось только тяжелее. Пленник закрыл глаза и постарался ни о чём не думать. Но долго ни-о-чём-не-думанием ему заниматься не пришлось: звук открывающейся двери резко напомнил о приближающейся опасности. «Что же ей ещё от меня нужно? – пронеслось в его голове, – Неужели снова…» Всё так же неподвижно лёжа на полу, он внимательно следил за каждым шагом похитительницы, опуская глаза каждый раз, когда они встречались взглядом. Она подошла по-ближе, просунула сквозь решётку двухлитровую бутылку воды и поставила её рядом с Г. Затем бегло осмотрела его, похоже, оценивая физическое состояние, кивнула сама себе в ответ на сделанные выводы, и удалилась из комнаты.
Пополнение запасов питья пленника обрадовало. Он открыл бутылку и вдоволь напился. Свежая прохладная вода немного облегчила боль, а учитывая её количество, вполне можно было ещё и умыться, и даже побрызгать немного на пылающую от ран спину. Мог бы Г. когда-нибудь подумать, сколько радости могут принести ему два литра самой обычной воды? Сейчас же пленника, экономно поливающего свою спину водой, можно было назвать чуть ли ни счастливым человеком. Однако, лёжа мокрый на бетонном полу, он постепенно начал замерзать и вскоре понял, что так и простудиться не долго. Ему следовало перебраться в постель. Так как встать представлялось невыполнимой задачей, Г. решил проползти два метра, отделяющие его от кровати. Двигаясь медленно и осторожно, стараясь лишний раз не напрягать спину, он через пару минут достиг цели и аккуратно, без резких движений, взобрался на постель, уютно укутался с головой в плед, и сам не заметил, как в скором времени заснул.
Пленник видел очень странный сон. Будто он сидит в ставшей отныне его домом тюрьме, забившись в угол. К нему подходит похитительница с битой в руках, с каждым шагом увеличиваясь в размерах вместе со своим оружием. А Г., тем временем, становится всё меньше и меньше. Поравнявшись с ним, преступница уже едва помещается под потолок, а он, свернувшийся в клубок и спрятавший голову между коленями, занимает пространство не больше половины квадратного метра. И вот она размахивается огромной двухметровой битой и разбивает Г. вдребезги, как стеклянную банку с томатным соком. Его тело мелкими брызгами разлетается по камере, стекает по стенам, капает с потолка, разливается лужей по полу…
В этот момент пленник проснулся, обнаружив себя в холодном поту. Сердце бешено колотилось, каждый удар отдавал звоном в ушах. Глаза как будто затянулись мутной пеленой. Голова раскалывалась на острые обломки. Волны холода и жара, идущие одна за другой, заставляли тело дрожать. Г. казалось, что он тонет в постели, словно простынь и плед сговорились, и настойчиво пытаются утянуть его на дно, в самую глубь матраса…
Через несколько минут сознанием пленника полностью овладел тяжёлый, давящий на виски и грудь бред, мучающий людей во время сильного жара. Он полностью закутался в плед, невнятно говорил вслух сам с собой, изредка что-то выкрикивая.
Похитительница внимательно следила за мониторами всё это время. Она была готова к такой реакции организма Г., поэтому заранее запаслась целым арсеналом медикаментов, которые могут понадобиться. Медицинского образования она не имела, но обладала аналитическим складом ума. Изучив в период подготовки к охоте множество информации о лечении травм, ею был изобретён собственный целебный «коктейль» из антибиотиков, противовоспалительных и жаропонижающих средств, смешанных в одной капельнице. Пропорции смеси и дозировка итогового препарата были рассчитаны из её личных выводов и рассуждений и пока что не были опробованы ни на одном живом организме. Сейчас настало время проверить собственные логику и интуицию в деле: пленник остро нуждался в медицинской помощи, самому ему было никак не выбраться из того состояния, в котором находился. Игра ва-банк. На кону стояла жизнь человека. Если она ошиблась, Г. умрёт. Немного утешало лишь то, что если ничего не предпринять, то он гарантированно покинет этот жестокий мир. В любом случае, низкая вероятность выше нулевой. И преступница, отбросив сомнения в себе, взяла капельницу и остальные медицинские инструменты, которые могли в данном случае пригодиться, и направилась в камеру.
Она подошла к постели пленника, одёрнула плед, чтобы измерить температуру. Он дрожал, молча направив бесцельный взгляд в простыню, когда почувствовал, что к нему прикоснулись, тихо сказал:
— Так холодно…
Из его глаз медленно стекали слёзы. Г. понимал, что находится на пороге смерти. Пока похитительница вводила катетер в его вену, ему очень хотелось хотя бы как-то отвлечься, поговорить с кем-нибудь, пусть даже с ней.
— Я хочу, чтобы меня похоронили…– начал пленник.
— Что? – плохо расслышав, переспросила хозяйка.
— Я скоро умру. Что ты сделаешь тогда с моим телом? В лесу закопаешь? Утопишь в озере? Сожжёшь? – речь давалась ему с трудом, – Я хочу, чтобы у меня была могила. Чтобы те, кто меня любили, приносили туда цветы…
— Ты не умрёшь! – строго посмотрела она в его глаза.
Больше они не произнесли ни слова. Через несколько минут после того, как капельница была установлена, Г. крепко уснул.