Мужской заговор

Наталья Кисялевич
               
               
            Наконец-то Николай Егорович вздохнул свободно. Жена  уехала в гости к дочери, оставив его одного на хозяйстве. Делов – то – покормить кур и уток, кошку Мурку и звонкоголосого Дружка!  Долгожданная свобода пьянила голову, планы рождались один грандиознее другого.  Строгая система запретов, искусно введенная и ревностно поддерживаемая женой,  за долгие годы брака приняла столь совершенный вид, что выскользнуть из этих пут Николай Егорович мог только в периоды недолгого отсутствия супруги. Правду сказать, последнее время супруга  норовом поутихла. Со своей подругой, женой соседа Митяя, дурью маются, c книжками заумными друг к другу бегают. Николай Егорович не был против. С Митяем, другом закадычным, они решили не лезть в бабьи дела, не лаются, и бог  с ними.

               План загула был продуман до мелочей. Хотелось всего и сразу, но в связи с ограничением по времени были выделены несколько стратегически  важных мероприятий.  Во-первых, рыбалка в компании старых верных друзей, с ночевкой на берегу речки, на оборудованном сижами и  прикормленном годами  месте; во-вторых,  ремонт любимых Жигулей, полноценный, неторопливый, с раскладыванием деталей машины на весь двор, предусмотрительно залитый несколько лет назад бетоном;  просмотр футбольных матчей в интернете, пусть старых, пусть в записях, но с верным другом Митяем, с  криками, воплями, пивом, сушеной  воблой и прочими атрибутами настоящего футбольного матча.
 
               На сладкое у Николая Егоровича тоже было  кое-что припасено. Он давно уже приловчился смотреть, как работает в огороде соседка, складная крепкая молодуха, добродушная и смешливая. Николай Егорович выбирал место поближе к грядке, на которой трудилась Светка, брал какой-нибудь инструмент для отвода глаз, и часами болтал с ней, вернее, говорил в основном он, а соседка кивала, поддакивала и хихикала. Опираясь на древко лопаты  или граблей, Николай Егорович мог разглагольствовать на любую тему – о политике, о нравах современной молодежи, о прохвостах-депутатах, о мужских маленьких секретах и радостях. Светка не прерывала его на полуслове, как жена, не возражала, не смущалась, а только одаривала такими восторженными  взглядами, что голова сама собой гордо поднималась,  плечи молодецки расправлялись.  Николай Егорович же во время своих монологов неотступно следил за Светкой, поворачиваясь за ней, как подсолнух за солнцем. Ему нравилось в Светке все –  ладные сильные движения, загорелые покатые плечи, гибкая и ещё подвижная талия – Николай Егорович впитывал в себя Светкино тепло, дышал ее  ароматами, если удавалось расположиться поближе, и не чуял под собою ног от восторга.

              Конечно же, такие минуты  выпадали редко, Николай Егорович мог позволить себе наслаждаться болтовней с  соседкой,  только если жена уезжала - по делам в город, или погостить к дочке. В молодые годы он работал   механиком  в совхозе, часто ездил в командировки за запчастями, и позволял себе утешения на стороне, даже не из-за потребности в любви и ласке, а для порядка. Ему необходимо было  чувствовать себя мужчиной, способным принимать собственные решения, быть независимым от жены.  Совхоз в перестроечные годы распался, командировки давно прекратились, все связи были утеряны. Так сложилось, что соседка заполняла собой все образовавшиеся в его жизни пустоты – и амурные, и дружеские, и отчасти деловые. Эти отношения  не требовали особого напряжения, а давали утоление мужскому самолюбию и чувству собственного достоинства – такая видная деваха слушает его, восхищается его словами и умозаключениями,  признает его главенство как мужчины!

           Первый день после отъезда жены прошел спокойно. Николай Егорович договорился с друзьями о завтрашней рыбалке, и полез  было за рыболовными  снастями . Нужно было проверить готовность  удочек ,лесок, крючков и блесен, посмотреть, цел ли   подсак, на месте ли длинные резиновые сапоги, непромокаемый плащ  и все прочее, столь необходимое для   рыбалки с ночевкой.  Но в голове неотступно сидели строгие наказы жены, данные  перед отъездом.  Ставшая в последнее время  сдержанной и немногословной,  супруга вдруг разошлась. Вся речь ее состояла из прямых и замаскированных запретов.  В сарай не ходи, клетки, что остались после больных кроликов, не трогай, гроздья  виноградные не срезай, не смотря на угрозу заморозка. Картошку не раскладывай для просушки, в погреб не спускай, морковь не заноси в сарай, сам на чердак не лазь, там травы сушатся и грибы, не вздумай переворачивать.  Нельзя вдруг стало буквально все, будто не он хозяин в доме, а невесть кто.  Не трогай, не делай, не бери, не смотри, не смей.  Николай Егорович сначала не придал этим запретам никакого значения, так манила его долгожданная свобода.  Но чем больше он думал о словах жены, тем сильнее  росло в нем возмущение.
- За кого она меня принимает? Всегда была своенравная, а с возрастом совсем с катушек слетела. Я в доме хозяин, мужчина, надежда и опора !  Вздумала командовать мною,  к рукам прибрать! Не бывать этому! Не хватало на старости лет подкаблучником стать! -  ворчал себе под нос Николай Егорович, возмущенный нахальством жены. Ноги сами принесли его в сарай, злость на жену давала невиданный всплеск сил, и Николай Егорович принялся за дело.  Начал он с чистки кроличьих клеток . Тщательно отмывал их  и дезинфицировал, в нескольких клетках заменил деревянный настил. Дело спорилась. Злость сразу прошла, уступив место задору и  удовольствию от работы.

                Вечером Николай Егорович сидел на крыльце своего дома  и курил. По улице проходил Митяй, закадычный друг. Остановился у забора, попросил прикурить. Завязался неспешный разговор.
 - Моя-то совсем  ополоумела, - пожаловался Николай Егорович. – Вздумала матриархат в доме установить. Не считается со мной, командует , ведьмино отродье! 
- Моя ту же линию взяла, командирша, насмотрелись видать телевизора, чертовы бабы! – сплюнул с презрением Митяй.  – Пусть говорят, пусть не говорят, приговоры модные, всюду  мужики как бабы, бабы как мужики, эмансипация!  Моя третий день как   к матери своей укатила, через неделю вернется, так я ей сюрприз готовлю.  Хозяйство в порядок привожу, пусть знает, кто в доме хозяин! А то перед отъездом разкомандовалась: туда не ходи, сюда не лезь,  здесь не трогай!
- Вот, вот – поддержал Митяя Николай Егорович, - Моя ту же ерунду несет, командовать вздумала, верх взять. Ничего, я ей покажу, чей верх, чье слово последнее! Давай баб наших на место поставим, пусть курами в курятнике командуют, а мы мужики, верховоды! Друзья на том и порешили, докурили табачок, и разошлись  удовлетворенные и  гордые от мужской солидарности.

               За неделю, пока не было дома жены,  Николай Егорович буквально горы свернул. Кроличьи клетки были приведены в идеальное состояние, картошка просушена на осеннем солнышке, разложена по сортам и размерам, спущена в погреб на хранение; морковка прикопана в траншеях с песком, виноград  аккуратно собран в мелкие ящики и снесен в летнюю кухню. Во дворе не было места, куда бы ни заглянул рачительный хозяин, смешно сказать - забытую заначку нашел – пол-литра, спрятанные от жены в Рождество. В трудовом запале Николай Егорович  даже отремонтировал  и утеплил к холодам будку, в которой жил дворовый пес.  Ради торжества мужского самолюбия пришлось пожертвовать рыбалкой с ночевкой, футболом с пивом, болтовней с  соседкой. Но игра стоила свеч.

 – Вот сюрприз моей жёнке будет, увидит мои подвиги, в обморок хлопнется! Знай наших, бабы вы бабы, куриные мозги! – добродушно ворчал ,засыпая, Николай Егорович. Завтра приезжала супруга, жёнка, торжество и радость от победы в семейном состязании за лидерство грели ему душу. Николай Егорович  перестал злиться на супругу, втайне даже был благодарен ей за выговор перед отъездом, за возможность своего торжества и победы. К тому же, у него вызревал план, как на подсобном хозяйстве заработать  на  мотор для своей резиновой лодки, и прицеп к Жигуленку.
 
               Второй заговорщик, Митяй, тоже завтра встречал жену, и так же был горд собой, своей победой  и мужской крепкой дружбой .

10 –15 октября 2015 г.