Из рыхлых туч с утра сыплет дождик. Второй день всё вокруг сырое, поникшее. Тоскливая тишина и никого на улице. Принёс со двора колотых дров и грязи на подошвах, затопил печку.
Ближе к обеду зашёл Саныч – мужичок из местных. Добрый, но, как бы поделикатней сформулировать: слегка сильно выпивающий. Принёс налимий рыбник и лещей на уху. В глазах гостя плескалась лукавая улыбка. Пришлось достать из буфета початую беломорскую на морошке архангельского разлива. Сели обедать. Гость говорил разнообразными словами. А что бы мне было понятней, помогал себе руками. Местную скороговорку я слушал как песню, но мало чего успевал понять. Поэтому на всякий случай кивал и не забывал улыбаться время от времени.
После на крыльце Саныч выкурил сигаретку, потом, не торопясь – вторую.
- Гости завтра к сыну приезжают,- сообщил он на прощание.
Семейный праздник - моё дело сторона.
Утром к Санычу прибыли отдохнуть два кап.три – подводники североморцы. Отреставрированная часовня на бугре, выполнявшая роль архитектурной достопримечательности и большущее озеро со множеством островов, их не интересовали. Флотские с порога принялись стирать грань между старшими офицерами и рядовым запаса Санычем. Действовали военморы слаженно и чётко. Пили много, а ели, наоборот, мало. Саныч поначалу старался не отставать, хотел не уронить честь родного колхоза, пусть и бывшего. Но к вечеру субботы не выдержал интенсивной алкотерапии. Оба кап. три уверенно стояли на ногах, а хозяин уже впал в задумчивость и удручился, потом и вовсе отключился на досках рядом с «копейкой» без мотора и сидений.
Ещё вчера дождь, а сегодня с утра пожалте – солнце. Пейзаж под линялым небом сразу стал оглушительно красивым.
-Чё читаешь, Вадим?- едва не сшиб меня перегаром Саныч.
-Да вот приятель книжку написал.
-Как фамилия?
-Иванушкин Серёжа.
-Не слыхал. Худо мне совсем. Налей ка рюмочку - шибает в разные стороны.
-У меня ничего не осталось.
-Обсох что ль?! А хочешь, сплаваем в Тамбич Лахту, ты вроде собирался. Покажу тебе места, где Кончаловский снимал, как наш Лёха почтальон водяного в реке искал,- забросил Саныч наживку и ловко подсёк.
-Ну, я тогда в магазин?
-Давай. Я пока за банями пристану.
О стекло билась муха, тикали ходики. По телевизору шли Вести Поморья без звука. Так и сладилось…я по-быстрому за чекушкой, он за моторкой, народ, пока установилась погода, на огороды копать основной сельский продукт – картошку.
-Мою не видал? – нервозно ёрзал в лодке Саныч.
-Что, строга супруга?
-Ну-у ухряпался в выходные с гостями, мама не горюй! Вечером пойду сдаваться.
-Встретил у магазина – хлеб дожидается.
По понедельникам в сельпо с пекарни привозили хлеб. Пока парень в пятнистом камуфляже таскал картонные коробки из-под уругвайских бананов с тёплыми кирпичиками чёрного и белого, собиралась очередь. Из прибрежных деревень на моторках съезжался народ. Брали по многу до следующего раза.
-Ладно, давай садись – поехали на экскурсию,- подгонял Саныч.
-Погоди, я сбегаю, сапоги обую.
-Какие сапоги?! Гляди, солнце светит, мама не горюй! Мне ещё картошку копать.
На пологом берегу между баньками и моторками щипали траву кони.
-А, ладно – потом сфотографирую,- решил я и полез в дюралевую лодку.
Саныч куражливо заложил вираж, и моторка по диагонали пересекла неширокое в этом месте озеро, метко ткнулась носом в противоположный берег рядом с крохотной часовенкой под густой ёлкой. Мотор смолк, было слышно, как в давно не кошеной траве стрекотали кузнечики. В этот момент пейзаж казался лучезарно- райским. Иллюзия конечно, но приятная….
-Давай, фотографируй! И мне налей чуть-чуть.
Я сфотографировал. Он ритуально освежился.
-Вишь, какую часовню для туристов стюкали, мама не горюй! Тут раньше деревня стояла, и ферма была,- посматривал в сторону часовни Саныч,- Ладно, поехали дальше глядеть.
-Поехали.
-А писатель этот твой путёвый?
-Хороший писатель.
-Про что пишет?
-Про жизнь.
-Сейчас жизнь такая, мама не горюй!- завёл он мотор с третьей попытки.
Скорость передвижения значительно увеличилась.
-Тоже с Москвы?
-Нет. Он в Удмуртии сейчас живёт. А так даже в Италии жил.
-Чё уехал ?
-Говорит - не понравилось,- старались оба перекричать японский мотор.
Обдёрганный ветром лес смотрел голыми осинами. Далеко от берега покачивалась на серой воде листьями золотая осень. Простор и покой. На душе хорошо и немного грустно. Каждый раз в таких поездках было что-то новенькое, завораживающее. Мне снова хотелось раствориться в северном пейзаже, найти то, чего и сам не знаю. Я понимал, что остаться здесь я, горожанин, никогда не смогу…
-Качикова Горка!- кивнул Саныч на сизые избы, разбросанные на угоре,- и отвернул влево в длинную лахту.
-А там, что за деревня?- тянул я шею.
-Кривцово. Пристать?
-Давай поглядим.
Саныч сбросил газ. Моторка в обрушившейся тишине заскользила к берегу. Он несколько раз отпихнулся шестом, и лодка ткнулась дюралевым носом в мягкий ил.
Он ловко спрыгнул на мелководье.
-Говорил – надо сапоги обуть!
-Сиди! Я сейчас подтяну на берег!
-Только налей немножко,- переменил выражение лица на хитрое Саныч,- и иди фотографировать. Большая когда-то деревня была. Мы сюда на танцы в клуб ездили, мама не горюй!
Я налил на два пальца. Он удовлетворенно кивнул и расстегнул куртку. Праздник продолжался.
Осень, ветер, солнце, тени, облака.
Я шёл по умершей деревне с десятком заколоченных изб, магазином, клубом с выбитыми окнами и облезлой вывеской «сегодня в кино», к часовне на фоне цветастого, как цыганская юбка, леса. Куда, зачем всё ушло, и отчего этот мир ещё до сих пор жив…. Нет, оно, конечно, всё понятно.
К моему возвращению Саныч уже вполне отдохнул. Пустая чекушка «поморской» была аккуратно приставлена к ступеньке. Он сидел на бревне рядом с останками колёсного трактора, и вертел какую-то народно-хозяйственную железку.
-Прям золотая вся,- кивнул на облитую солнцем часовню – Саныч чувствовал красоту окружающего мира.
-Кончаловский своё кино всё больше по вечерам снимал – свету нужного дожидался. А вон за островком траву видишь? Там речка Тамбица начинается. Мелкая, и камней много. Лёха винт у мотора сразу сломал, а Кончаловский говорит – купите хоть пять моторов, всё равно будем здесь снимать. А я сразу прошёл. Поедем туда?
-Нет, давай сразу в Тамбич Лахту, а то облаков чего-то много натащило и ветер поднимается.
Сели-поехали. На крейсерской скорости подлетели к единственной лавине.
Высаживались осторожно - под нашей тяжестью лавина сразу погрузилась под воду.
Тамбич Лахта встретила кустами чёрной смородины и избами, выглядывавшими то тут, то там из крапивы.
- Просторно…, а часовня где…….?
-Вон в роще. Тропинку видишь – ягодники натоптали, по ней так и иди - мимо не пройдёшь.
Сразу за деревней тропинка упёрлась в болотину. В траве чернели мокрые дыры чьих-то следов. Дальше идти в ботинках побоялся - понял, что это препятствие мне не преодолеть, и попробовал обойти.
Пока тыркался в высокой траве, услышал звук лодочного мотора и вернулся в деревню.
-Что то быстро ты,- удивился Саныч.
-Там болото. В ботинках не пройти.
-А ты по тракторной дороге ступай, там гусеницами намято, только на горе надо вправо забирать.
-А где дорога твоя?
-А вон за деревней. Сходи пока сфотографируй, а я тут помогу из лодки вытаскать груз.
Отшагал метров сто в указанном направлении. Тракторная дорога нигде не просматривалась. Вокруг сплошь жёсткая трава, дальше влажный от частых дождей лес. Зато в шею укусила какая-то жужжащая тварь. Шея больно ныла.
-Здрассте,- вернулся я в деревню.
-Турист?- удивился мужик.
-Это со мной, фотографирует,- пояснил Саныч.
-Пошли в дом, сейчас чаю согрею.
В доме было холодно и чисто.
-Печку надо будет затопить. Неделю не был. К дочке в район ездил. А жена только в среду вернётся.
Мужик вышел на улицу, запустил дизелёк в сарае. Вернулся, включил телевизор и достал из буфета два граненых лафетника толстого стекла.
-Настоечки домашней… по рюмочке ?!
-Только немного,- степенно опустился на табурет Саныч.
-Я не буду. Спасибо.
Мужик уговаривать не стал и набуцкал полный лафетник чего-то цвета хорошо заваренного чая.
Саныч выпил и прослезился.
-Ну-у… ?! Как…??- заулыбался мужик.
-Крепкая, мама не горюй!- шумно дышал Саныч.
Довольный хозяин повторил. Саныч, не сбавляя темпа, тоже.
-Чего ж ты хотел – на спирту настаиваю.
Мужики вышли на крыльцо покурить.
-Чё все фотографировать ездите? Чё здесь теперь снимать – разруха одна.
-Друг у него писатель книжку написал,- кивнул в мою сторону уже бухой Саныч,- на тот год вместе с писателем обещает приехать.
-Ну-ну, пусть поглядит писатель, как мы тут живём.
-Ладно, поедем мы,- Саныч весь подобрался и не очень твёрдо пошёл к лодке.
Я тревожно поглядывал ему в спину – блин, всё-таки напоил мужик моего проводника.
-Саныч?! Всё нормально?
Саныч утвердительно мотнул головой и попробовал завести мотор. Мотор не заводился.
-Дёрни ты!- попросил меня.
С первой попытки японец заработал.
Моторка завихляла по лахте. Набежавшие вслед за облаками тучи спрятали солнце. Похолодало. Ветер морщил ещё недавно спокойное озеро. Погода портилась на глазах.
-Саныч! Держи курс!!– тревожно обернулся на Саныча, сидевшего на корме.
Непостижимым образом его голова свисала за борт, сам он бревном лежал в лодке, но продолжал нести трудовую вахту, и пока ещё умудрялся контролировать процесс. Моторка рвалась вперёд всеми своими японскими лошадиными силами.
Мы неотвратимо неслись в берег.
-Саныч!!!! Сбрось газ – врежемся !!!!
Со второй попытки Саныч всё-таки выполнил команду - лодка стала зигзагами уходить куда-то в сторону, потом принялась вальсировать поперёк широкой лахты на малых оборотах. Мы накатывали круги, без толку жгли бензин. Качикова Горка, маячившая впереди за островком, то приближалась, то снова удалялась, а потом и вовсе спряталась за береговым выступом. Саныч перестал реагировать на мой голос.
-Хорошо бы дотянуть до деревни, а там я его как-нибудь реанимирую,- оглядывался я всё время на Саныча.
-Где мы?- не разлепляя глаз, поинтересовался тот.
-Давай, соберись– до Качиковой горки всего ничего осталось. Там отстоимся-передохнём.
-Где мы?- не слышал меня Саныч.
С неба упало несколько капель, и почти сразу занудил дождик.
-Блин! Он ещё и весла с собой не возит – только шест,- я попытался кое-как выгрести к берегу. Получалось долго – нас всё время сносило течением. Шест не доставал дна.
-Курить хочу,- сообщил Саныч, не приходя в сознание.
Когда я почти допихался шестом до берега, Саныч очнулся и попробовал вылезти из лодки, но неловко ляпнулся за борт.
Пришлось вылезать на мелководье. Ботинки сразу черпанули озёрной мокроты. Было по щиколотку.
Саныч сидел на берегу, ибо стоять на ногах не было никаких сил, и ошалело пялился на тёмную воду.
Под плоским небом низкий берег с ольшаником у самой воды. Я принялся собирать сухие ветки – лес был далековато.
-Зажигалку давай!- протянул к Санычу измазанную руку.
-Н-нету,- слазил он поочерёдно во все карманы куртки и брюк.
-Как нету?! Ты же при мне курил сегодня!
-П-п-потерял наверно….
Я шарил в кофре, вроде спички у меня там были.Коробок не сразу, но отыскался среди фотопринадлежностей. Спички не хотели загораться.
-Давай своего писателя!– выказал Саныч народную смекалку.
-Чего?!
-Книжку давай! Дрова мокрые - не разожгёшь!
Я неохотно вытащил избранное Серёжи Иванушкина с дарственной надписью. Мне было жалко книги и неудобно перед автором.
Саныч махом выдрал несколько страниц, проворно скрутил их трубочкой. На ветру проза Серёжи Иванушкина горела нехотя. Костёр дымил и быстро тух.
-Давай, жги-жги свою книжку, а то огонь совсем погаснет!
От озера тянуло сыростью, с неба, плотно зашторенного тучами, периодически сыпал мелкий дождик.
-Давай, заводи-поехали,- засобирался я, когда Саныч немного очухался-продышался.
Сложив ладонь ковшиком, он зачерпнул прямо из озера, попил и попробовал завести мотор.
Японская «Ямаха» не подавал признаков жизни.
-Что-о…?!
-Обсохли,- улыбался в подпитии винном Саныч,- бензин кончился, мама не горюй!
-Телефон с собой?!
-Вроде был.
-Давай, звони брату, пусть приедет с бензином и водкой.
Я тоскливо озирался по сторонам, мечтая поскорее сдёрнуть отсюда.
-Да слышь-ка, если б не твой писатель, совсем хреново было бы. Мама, не горюй!. Ладно, в другорядь топор и спички в лодку положу,- вертел Саныч непослушными пальцами несколько уцелевших страниц.
-Дай ка мне.
Life is love прочитал я название рассказа на захватанном пальцами листке.
Мимо нас, совсем рядом, покачивались на воде одинокие желтые листья, они смотрели в серое небо. Пахло осенью и грибами.
Кенозерье. сентябрь 2015
фото автора