(Неавтобиографическая сказка)
Осень - тоскливая пора некрологов по лету. Осень - затяжной реквием впадающей в кому природе. Осень - не самое лучшее время для сказок.
Берущее продолжительный отпуск солнце. Измочаленные листья – марионетки, судорожно дергающиеся на корявых нитях засыпающих ветвей. Вжимающееся в землю каменное небо. Лишившаяся зелени и обнажившая язвы мусорных свалок земля. Сажа перепаханных пашен. Серо – бурые плантации хамоватого бурьяна. Коричневые нарывы сгнивших плодов. Нагота и беззащитность высеченных дождями и ветрами лесов. Последние траурные стаи бросающих гнездовья птиц. Тягучий кисель раскисших проселочных дорог. Сморщенные зеркала остывших прудов и рек. Ощетинившиеся зонтами и раздражением люди… Заблудившиеся среди всего этого уныния торопливые деньки «бабьего лета» только подчеркивают всю эту вступительную какофонию к суровой симфонии снегов, морозов и метелей.
На маленькой тесной кухне было тепло. Пестрая, желтая с зелеными воздушными шариками, занавеска заботливо прятала за своей квадратной заштопанной спиной неприкаянность промозглых октябрьских сумерек. И довольно шумно. Задорно потрескивало в потрескавшейся печи, малиново разрумянившейся от кряжистых дубовых поленьев. Из динамика старого транзисторного радиоприемника, щедро обмотанного разноцветной изолентой и скотчем, тихо мурлыкала и урчала бодрая джазовая мелодия. Позвякивали и постукивали внутренности пританцовывающего на месте приземистого расписанного «под хохлому» холодильника. Дробила чечеткой крышка на закипающем помятом жестяном чайнике. Вылетевшая из часов механическая кукушка вторила ей своим клювом, проворно подбиравшим рассыпанные по полу мелкие гайки и болтики. Электролампочка на 60 Вт до этого беззвучно порхавшая по темной комнате, наконец, примостилась на вешалке у входной двери и тут же осветила комнату теплым голубоватым светом. По-деревенски уютно пахло жареной картошкой, мятой, сохнущими в духовке валенками и свекольным самогоном. И, властно подминая под себя все прочие запахи, вкусно и пряно пахло сказками. Да и где еще пахнуть сказками, если не в доме одинокого провинциального Сказочника.
Сам Сказочник сидел на табурете у небольшого деревянного стола стоявшего под занавешенным окном. Облокотившись на стол одной рукой, и подперев кулаком полное раскрасневшееся лицо, другой рукой он задумчиво постукивал по толстой столешнице донышком граненого стакана. Джинсовые заношенные шорты, клетчатая рубашка с закатанными рукавами и коротко обрезанные валенки с кожаными латками на пятках, он называл их валенцы, были его обычным домашним одеянием. Только в самые жаркие летние дни Сказочник снимал валенцы с ног. И тогда он ходил по дому босиком, постукивая по полу большими желтыми загнутыми ногтями и нудно поругиваясь на веник за плохо подметенный мусор. Не смотря на все это шумное вечерние оживление и тепло привычного устоявшегося быта, Сказочник грустил. «Да и какой это праздник. – Думал Сказочник. – Двадцать пять лет со дня написания первой сказки. Тоже мне, юбилей. Сплошная нервотрепка и ненужные хлопоты. И откуда только друзья про это узнали. Ясно, откуда. Кто-нибудь из этих проболтался. Или все разом. Сиди сейчас, мучайся. Есть сковорода картошки, но она для гостей. Вдруг не хватит. Помидоры есть, сало, салат «оливье». Как без него. Квас есть. Завтра с утра окрошки можно будет сделать. Она на закуску хорошо идет. Закуски должно хватить. Есть пять бутылок чпока. И он для них. Его точно не хватит. Гостей будет мало, но пьют они много. Я не я, не написать мне больше ни одной сказки, если они не потребуют еще. Да я и сам понимаю что мало. Юрий Николаевич, Виктор Николаевич, Игорь Викторович, Игорь Викторович и я. Пятеро. Один Игорь Викторович не пьет. Четверо. Может, обойдусь?
Питоки мы теперь неважные. Слабые стали, после третьей стопки языки заплетаются. И я не исключение. А чпок напиток серьезный. Егорыч был бы шестым. Николай Николаевич – седьмым. Но они не придут. Никогда. Он теперь в вечной сказке. Или в вечном триллере. Или их просто нет. Кто знает, как оно там. Нет, на халяву будут пить до… Короче, пока не выпьют все и не потребуют еще. А если заявится кто-нибудь незапланированный? Вот оно горюшко. И ничем ему не помочь. Финансы на нуле и новых поступлений не предвидится. Юбилей, блин. Двадцать пять лет и ни единой изданной сказки. Ни одной заработанной на них копейки. Только вечные долги, испорченное зрение, расшатанные нервы и усталость от жизни. Но – Сказочник, растудыт меня вдругорядь. А этим и дела нет. Радуются как малые дети. Будто не у меня юбилей, а у них. Ни забот, ни хлопот. Приструнить их что ли? И выпить бутылку чпока. И наесться жареной картошки. А там будь что будет. Ну, позудят, поупрекают в скупости. Так я им и этой радости не доставлю. Вылезу через чердак, повешу на дверь замок и назад. Или Кукушку с ним через форточку выпущу. Пускай за харчи и жилье отрабатывает. Нет, Кукушку нельзя. Будет как в тот раз. Почует свободу и улетит в лес. Вернется месяца через три: ржавая, исхудавшая и безголосая. Возись потом с ней, приводи в презентабельный вид. Отмывай соляркой, чисти наждачкой, смазывай маслом, откармливай. У меня здесь не часовой завод, чтобы каждый день ей по сто граммов винтиков и гаечек скармливать. Может Лампочку? Нет, она слабая, замок не донесет. Опять все самому. А ведь замечательный может получиться юбилей. Дней пять в одиночку пить чпок и не видеть ни единой человеческой образины. Даже приятной тебе и дружелюбной. Почему бы и не попиться? Все равно сказки не пишутся. Я тут не при чем. Осень во всем виновата. Как не топи печку, как не занавешивайся, никуда от нее не спрячешься. Там, снаружи, везде она. В уборную по нужде прошмыгнуть и золу из печки все равно выносить надо. А там сырой ветер, голые ветви, грязь под ногами чавкает. Б-р-р-р. Тут не до сказок. Тут завещание впору писать. А этим хоть бы хны. Что лето, что осень, что ядерный апокалипсис. Все, пора заканчивать весь этот бесшабашный кордебалет. Выпить я всегда успею. Надо соответствовать имиджу сказочника. Посидеть в тишине с умным видом и с закрытыми глазами, подумать. Поскрипеть шариками и роликами. Может, и настучу на компе что-нибудь стоящее».
- И долго будет продолжаться этот бедлам?. Какого лешего вы, на ночь глядя, всю эту чехарду затеяли?? Дня белого не хватило? Я из-за вас который день ни строки написать не могу. Кукушка! – Сказочник повысил голос и с силой стукнул стаканом по столу. – Оглохла? Живо заканчивай свои поклевушки и айда на законное место.
- Вот еще новости! – Воскликнула Кукушка жеманным женским сопрано и покосилась на Сказочника фиолетовым жидкокристаллическим глазом. – И не подумаю, пока не доклюю. Кстати, могли бы сегодня насыпать и побольше. Завтра вы будете пьяны и опять забудете меня покормить. Кукую день и ночь и никакой благодарности.
- Не напьюсь. И не лги, ночью ты не кукуешь…
- Потому что вы запретил. Мешаю я вам, видите ли. А шепотом куковать я не умею. Напьетесь, а то я вас не знаю. Рано вам еще спать. Выспитесь с вечера, а потом будете всю ночь валенцами шаркать и ковшом о ведро звякать, - сказала Кукушка и продолжила свой странный ужин.
- Холодильник! Ты – то старая железяка чего расплясался? Заканчивай, пока чпок не разбил. Чему радуешься? Может тому, что Юрию Николаевичу про мой юбилей, будь он не ладен, растрезвонил? Не об этом ли вы шептались, когда он мне Веник возвращал?
- Я как все, - простуженным басом гаркнул Холодильник. – Куда все, туда и я.
- Веник! Живо признавайся, он меня продал? Веник! Ты что, оглох? Веник! Вы что, совсем решили меня со света сжить? Это что, бунт? – Окончательно разбушевался Сказочник. – Смотри, дождешься! Пойдешь в печку на растопку!
- Ничего я не слышал! – Буркнул из угла Веник. – И, вообще, дайте поспать! Имейте совесть! У меня мигрень и головокружение. Мету целый день как каторжный. А мусору ни конца, ни края. Как будто ты его специально в свой дом со всей деревни стаскиваешь. По мне что печка, что твой грязный пол. Еще не известно, что хуже. Особенно сейчас, осенью. И весной. И, вообще, жизнь говно. Особенно у веников.
- Я у двери всегда разуваюсь. Твои претензии беспочвенны. Приемник! Транзисторная твоя душа! А тебе что, особенного приглашения нужно? Немедля прекрати свой концерт по заявкам неизвестных слушателей.
- Еще как почвенны. И черноземны…
- Узурпатор! - Захрипел Приемник трескучим неприятным механическим голосом. – Только и можешь подавлять свободу личности. Может я самый музыкальный приемник в мире. Музыка меня облагораживает. Так нет, тебе нужны только новости и спорт. Ни одной «Андерсеновской Премии за развитие современного фольклора» и туда же. Приемник включись! Приемник выключись! – После чего заметно убавил звук. – Тиран.
- Мне нужна полная тишина, - продолжал настаивать Сказочник.
- Ну, знаешь ли… - возмущенно проскрипел Приемник. Сказочник медленно поднял руку со сжатым в кулаке стаканом. Приемник проворно спрыгнул со стола и, волоча за собой шнур с вилкой, поспешно засеменил к приоткрытой двери ведущей в большую комнату, выполнявшую в доме Сказочника роль спальни, зала и кабинета. – Ладно, ладно! Как чего, так сразу репрессии. Не Сказочник, а какой-то Пиночет. Вот захочешь в следующий раз свой «Спартак» послушать, а я не включусь. – Он остановился у порога и повернулся динамиком к Сказочнику. – Посмотрим, что ты тогда запоешь.
- Отнесу тебя в свалку. Или запру в сарае с крысами…
- Уже запирал. И через три дня из изгнания вернул. Нас, демократов, никакими репрессиями не запугать…
- Ах ты, раритетный баламут! – Прикрикнул Сказочник и замахнулся на Приемник стаканом. – Совсем страх потерял!
- Сказочник, у вас несносный характер. Почему мы от тебя еще не сбежали, даже странно. – Оторвавшись от ужина и проводив фиолетовым глазом скрывшийся в комнате Приемник, с возмущением пропела Кукушка.- Играл, приятную атмосферу создавал…
- Помолчала бы. И так муторно. Лампочка, ты бы свет поубавила. Глаза режет. – Сказал Сказочник. Лампочка беспрекословно выполнила его просьбу и стала гореть вполнакала. – Одна ты у меня умница. Послушная и не болтливая. Протереть тебя что ли. Как-нибудь. Потом. Ты не забудь, напомни. – Лампочка три раза мигнула. – Вот ведь, и поблагодарить не забыла. Главное что все это молча. Ну почему вы не такие?
- И я бы не болтала, если бы стеклянная была. А ведь какая была шалунья и хохотушка. Как бабка отшептала, после того как вы в нее, будучи пьяным, валенцом своим запулили. – Сказала сопранистая Кукушка, склевала последнюю гаечку, встала на цыпочки, расправила и с удовольствием подребезжала своими жестяными крыльями.
- Ну, - сказал Сказочник и многозначительно почесал взлохмаченную макушку, - кто старое помянет, тому глаз вон. Она и до этого уважительной была. Вот ты мне постоянно выкаешь, а уважения в этом ни на йоту. И совестливая она. Не то, что вы, кукушки. Народите детей, в смысле, яйца, и по чужим яйцам рассовываете. Не стыдно?
- Сказочник, может вам закодироваться? – После долгого молчаливого разглядывания хозяина, пропела Кукушка. – Ведь вы сегодня и выпили всего граммов триста, а такую ахинею несете. Какие дети? Я – механическая! И девственница!
- Настоящие мужики не кодируются...
- Это еще проверить надо. Кто знает, чего ты там, в лесу делала, когда прошлым летом в бегах была. Правда, хозяин? – Прохрипел выглядывающий из-за дверного косяка Приемник. – Может, ты там себе какого-нибудь железного дятла подцепила? Или он тебя.
- Плебей! И подхалим! – Возмущенно взвизгнула Кукушка. – Пошляк! – Она, тяжело переваливаясь, побежала по полу. Взлететь Кукушка сумела только перед дверью в зал. Затем она скрылась в его темноте. Вылетев обратно и пролетая над Приемником, Кукушка с презрением пропела. – Какая жалость, что я не умею какать. С каким бы удовольствием я измазала вас в дерьмо. - С лязганьем, выронив несколько перьев со стуком упавших на пол, она с усилием втиснулась в отверстие своего домика.
- Растрескалась, интриганка. Скоро тебе, Сказочник, ее туда монтировкой запихивать придется. Или новый домик клепать. Ты бы сократил ей рацион, - с ехидством сказал Приемник.
- Нет, это переходит все границы! – Забыв про сопрано, пронзительно проверещала высунувшись из отверстия, взъерошенная кукушечья голова. – Я объявляю тебе бойкот! Неделю без точного времени! Сказочник, ты меня понял? И никаких извинений! Или он, или я! Иначе я к чертям собачьим раздолблю монитор твоего компьютера!
- Ну вот, дождался, затыкала. Ох, Приемник, ну что у тебя за характер, - Сказочник покачал головой и недоуменно пожал плечами. – Она же тебя защищала. Точно, подхалим и мелкий пакостник. Разве можно так с женщинами? Воспитываю тебя, воспитываю…
- Так ей и надо, Ты же знаешь, не люблю я баб, - Приемник перевалился через порожек и осторожно засеменил к Сказочнику. – Как вспомню ту предпоследнюю, которая меня своей попсой чуть до сумасшествия не довела, транзисторы запираются. Ты и сам их не очень жалуешь. – Он приблизился к ногам хозяина и потерся об его валенец пластмассовой ручкой обмотанной синей изолентой. – Ну, скажи что я не прав.
- Конечно, не прав. У меня особый случай. Вообще – то женщин надо уважать…
- Да знаю я все эти случаи. Не первый год в радиоэфире. Вот только УКВ барахлить стали. Понаставила тебе рогов твоя бывшая и с цыганом золотозубым сбежала. Шлю…
- Клеветник! – Рявкнул Сказочник и с силой пхнул Приемник валенцом. Раздался хруст треснувшего корпуса, и Приемник на бреющем полете скрылся в только что покинутом им зале. – Да сколько же будет продолжаться это безобразие!
- Зря ты его так. И так не жизнь, а каторга. Ты, когда трезвый, целыми сутками молчишь. И нам рот затыкаешь. Все над сказками своими раздумываешь. А какой от них прок. Даже пылесос купить не можешь. – Послышался из угла укоризненный голос Веника. – А от него музыка и разговоры. Ну, хамоватый. Зато сколько анекдотов знает. – Сказочник молча встал с табурета и тяжело топая, подошел к Венику. – Что, в печку? Слава Творцу, отмучаюсь…
- Успеешь. Ступай пока под дождем маленько охолони, - Сказал Сказочник, открыл входную дверь и выбросил Веник за порог. – И чтобы со двора ни шагу.
- Все, никаких юбилеев, - сказал Сказочник, протопал к печке, снял с плиты почти выкипевший чайник и поставил его в духовку. Затем он присел на стоявшую около печки скамеечку, открыл дверку топки и поворочал в ней кочережкой. – Тут не юбилей, тут впору справки в дурдом собирать. Понапридумывал этих монстров бесчувственных на свою шею. Помощнички! Впрочем, зачем мне в дурдом, когда он давно вокруг меня. А я еще мыслями себя терзаю, что исписался. На осень грешу, на водку. В такой обстановке не то что сказку написать, квитанцию за свет правильно не заполнить. А я так лет десять живу. Мне надо при жизни золотой бюст на родине героя ставить. И Нобелевскую премию каждый год без голосования выделять. В запой, только в запой. Холодильник!
- Ну?
- Подковы гну! Не «ну», а слушаю и повинуюсь господин Сказочник. Холодильник!
- Чего еще…
- Нет, добром нынешний вечер не кончится. Мне дерзят все кому не лень. Спокойно Ипполит, спокойно. Я больше не буду работать охранником. Я не имею право сойти с ума. Я еще нужен своим будущим читателям. Подойди ко мне, - сказал Сказочник, повернулся и пристально посмотрел на Холодильник. – Ты меня слышишь? Я жду…
- Зачем? – Пробасил Холодильник и сделал пару шагов в сторону.
- За тем самым. Чпок пить буду…
- Чпок не дам. Он не твой. Он для друзей, - непреклонным тоном отрубил слова Холодильник.
- Нет, он мой. Я его придумал. И изготовлял его я. Имею полное законное право выпить сейчас одну бутылку…
- А завтра вторую?
- Догадливый. А послезавтра третью. Пока он не закончится…
- А как же друзья. Чем ты будешь угощать их?
- Песнями и плясками народов Севера. Все, юбилей отменяется. Повешу снаружи замок на дверь и никого не пущу, - сказал Сказочник и вздохнул. – Скажу, что в город по делам ездил.
- Обманывать друзей не честно…
- Слышишь ты, зануда фреоновая. Не хватало, чтобы ты меня морали учил. Своего хозяина, то есть меня. И в моем же собственном доме. Да я тебе…
- Не подойду. Нельзя людей обманывать. И обзываться нельзя…
- Ладно. Если гора не идет к Магомеду… - Сказал Сказочник, затем с неожиданным проворством вскочил со скамеечки и в пару прыжком приблизился к Холодильнику. Он с силой дернул его ручку. Затем еще раз. Дверца Холодильника не открывалась. – Значит так, да? – С явной угрозой в голосе спросил он.
- Я своих решений не меняю, - с достоинством пробасил Холодильник.
- Значит, принципиальный? Что же, посмотрим, чей принцип круче, - с ненавистью прошептал Сказочник и неожиданно ударил Холодильник донышком зажатого в кулаке граненого стакана. Стакан разлетелся в дребезги. Брызнувшие в стороны осколки защелкали по столу, стене и полу. Из порезанной ладони Сказочника потекла кровь.
- Зря ты, меня стаканом не возьмешь. Кукушка, хватит дуться. Сказочник поранился, принеси из зала йод, - сказал Холодильник. – И стаканов теперь на всех гостей не хватит.
- Пусть сам попросит, - пропела из своего дома Кукушка.
- Счетовод, блин. Матрешка перемороженная. Обойдусь без вашей помощи, - с досадой в голосе сказал Сказочник и принялся отсасывать кровь. – Ладно, не хочешь по-хорошему... Сейчас схожу в сарай, принесу топор и порублю тебя на мелкие полоски. Пора заканчивать с этим ежедневным саботажем.
- А продукты в чем хранить будешь?
- Переживу. Скоро зима. Или в погреб буду ставить.
- Ты топор соседу одолжил, Пашке. Забыл?
- Точно. Это сколько же, полгода прошло, не меньше. Зажил топор, куркуль деревенский! Ничего, лом есть. Я тебя ломом расплющу…
- Не расплющишь.
- Это еще почему? На это у меня сил еще хватит. В блин тебя раскатаю.
- Я же со чпоком. Забыл? Если меня расплющишь, то бутылки расколются.
- Я не весь выпью, только полбутылки, - после продолжительного молчания сказал присевший на табурет Сказочник. – Плохо мне, творческий кризис. И общая депрессия.
- Завтра отдам, когда гости придут. Сегодня не проси, бесполезно. Веник лучше запусти, на дворе не май месяц.
- Вот тебе и юбилей. Спасибо вам, помощнички! – С грустью воскликнул Сказочник, подошел к входной двери, открыл на всю ширину и крикнул. – Веник, заходи!
И был следующий день. К Сказочнику пришли гости. И не только те, кого он ждал. Пили чпок. И не напились. И гости упрекали Сказочника в скупости. Потом пили еще что-то. И напились. Но никто из них не похвалил его сказки.… Но все это будет только завтра. А сегодня Сказочник попросил прощения у Кукушки и Веника. И помирился с Холодильником. Затем он зашел в зал и намотал на Приемник новые слои изоленты. «Сходил бы ты к Кукушке. – Сказал он постанывающему Приемнику. – Все-таки женщина. Они все обидчивые. Даже механические». «Знаю. Но ничего с собой поделать не могу. Ничего, она отходчивая. Да ты не переживай. Помиримся, не впервой». «Неужели нельзя без хамства?» - Спросил Сказочник и погладил Приемник по корпусу. «Можно. Но не получается. Потому что характер скверный. И УКВ отказали». – Сказал Приемник и потерся ручкой о валенец Сказочника. «Да. Каков поп, таков и приход». – С грустью сказал Сказочник. Затем он посадил на плечо Лампочку, сел к компьютеру, посидел минут пять с умным видом. И написал эту осеннюю сказку.
06 - 09.10.15 г.