Силуэт человека, скрытый от сонного вражьего глаза полосой бессонного леса, встал над землёй, устремив хмурый взор на родное село. Тяжело. Тяжело словно солью на раны. Луч солнца проник сквозь туч кучных седины с рассветом багряным на пару, озарив невысокие крыши, отделенные лентой окопов и грозным величием каркасов Германских вышек. Отряхнув рукой крепкой хвою и листья пожухлые с простого наряда, теплых штанов в сапогах да кафтана, опоясанного прочным ремнем, на котором висели подсумки, в которых таились в обоймах патроны к винтовке, что сейчас прижималась к плечу на ремне. Как когда-то не так и давно прижималась коса, когда к дому к полудню мужик возвращался с покоса поля колхозного, мурлыча мелодию себе под нос. Подняв руку к лицу обогрел её паром из рта, что тонул в густой бороде и усах. Осень, а по-зимнему зимно. Заросший, не бритый, промерзший лежать на посту, на котором не то что костра развести, цигарки нельзя посмолить, чтоб не вышло лиха. Хмурый, мужик поглядел на родную хату, над которой струйкой, чуть видной в рассветных лучах, поднимался змием дымок. От этого вида слеза поползла по лицу, смахнул и не дрогнул, лишь крепче сжав кулак на ремне от винтовки. Не отстоял, не уберег. Дрогнул фронт, отошел к Ленинграду, встав в глухой обороне, что позволила городу непокоренным держать осаду. Фронт, он дальше, там и война. Но война шла и тут как_надо. Горела земля под сапогом оккупанта. Промерзшая, коченелая словно труп, родная, ухоженная тяжким трудом, стонала сейчас от разрывов бомбежек, что ложились из пушек и самолетов чередой дырок дорожек. Котомку сняв с плеча, мужик руку туда запустил, ища хлеба краюшку, а нашел печаль. Наткнулась рука на подкову для лошади, наследство от деда, что ямщиком по профессии был из этих краев. -Ну да ладно, - мужик просипел недовольно, - сейчас немца побьем, штыком прочь погоним, и новых подков скуем. Ловко обратно повесив котомку, вздохнул горько. Вон он, двор родной, рукой подать. Только фрицы там. Не пойти до родного порога, чтоб не пасть от пули врага. Нам теперь дорога одна. Бей врага понемногу. Кулаком, сапогом, от винтовки штыком, обухом иль подковой. Молодой или стар, больной иль здоровый, бей врага. Голоден и змерз ты, враг согрет и сыт. Но не вешать носы! Черт с ней с властью, черт с ним с вождем. Не за партию, но никогда оккупанту в угоду. Партизан, брат, он народной мести волна. Партизан, он ведь сам из простого народа. Постоял так мужик, грезя как воротится с победой в свой двор. А затем, не сходя с пути, вместе с техникой, с армией, другим таким же поможет свой дом воротить. Как добьют Ганса в логове, будут пить -гулять. Мыться, бриться, в наряды рядиться. Веселиться, плясать как скобарь. На гармонике кто -то сыграет. Из родного колодца напьется водицы, спляшет, дух переведет да начнет чинить свой дом. Приведет в порядок забор да калитку. Будет жарко, хоть нагим ходи, солнце яркое... А пока.
А пока впереди только стужа да зимы. Не беда. Пока жив мужик, пока растет борода, будет биться. Не вечна зима, не вечна беда. Пройдет. Все пройдет, беды и зимы. Наружу пробьется колос озимый и тогда пойдем. Погоним, побьем. Дойдем до Берлина! С процентом вернем всей той боли и крови что принес оккупант. Будет сам не рад, что сюда пришел. Будем жить! Обязательно будем жить хорошо. Делу время - потехе час, так решил мужик. Обернувшись украдкой, тайком углубился в лес. Скоро расцветет совсем, а на свету маячить нельзя. Враг не дурак, а хитрый плут. Заметят - убьют, не увидит он больше жены. А нельзя, обещал. Обещал, что с победой вернется живым.