Саквояж. пьеса

Владимир Нестеренко
Владимир НЕСТЕРЕНКО
САКВОЯЖ

 Пьеса в четырех действиях
Действующие лица
Максим Скороходов, преуспевающий предприниматель.
Нина Скороходова, жена Максима.
Отец Нины, старый диссидент.
Актер, уставший.
Издатель, бывший торговый работник.
Петр, майор милиции, затем полковник.
Дядя Максима, банкир московский.
Людмила, подруга Нины.
Эскорт-служанка.
Опер в штатском.
Иосиф, мифический персонаж.
Татьяна, дочь Скороходовых.
Странник.
Кузнец.

ПРОЛОГ

Пустая сцена, тишина, лишь свет таинственный  струится, высвечивая пророческие слова Софокла: «Не помогает счастье нерадивым». Их произносит голос за сценой и тут же раздаются беспорядочные звуки литавр. Голос  мифического Иосифа продолжает:
 
Иосиф (за кулисами). Сейчас здесь тихо и пустынно, но стоит появиться человеку, как страсти закипят. Какие и о  чем?  Тем множество, но вечен спор о счастье. Я предлагаю вам  игру: о счастье пусть скажет каждый свое слово!
На сцене появляются действующие лица и начинают цитировать различных авторов:
Актер. Вот лозунг для Вселенной. Рудаки. «Несчастен, кто берет, но не дает взаимно. Я счастлив оттого, что брал, но и даю».
Нина. Устами Короленко говорю, что «Человек рожден для счастья».
Людмила.  «Ничего нет выше и прекраснее, чем многим людям счастие давать», говаривал Бетховен.
Максим ( с иронией) О, да, Маркс тоже восклицал: «Коммунизм – истинное счастье всего человечества…»
Иосиф (за сценой). Стоп-стоп, я не о том просил, здесь изреченья неуместны. Свой взгляд на счастье выскажите, вот ценность спора в чем!
Нина ( в сомнении). Но может ли наш человек счастливым быть?
Максим. О полном счастье можно лишь мечтать. Не стоит отплывать в страну Утопию, где будешь ты в мечтах богат и счастлив, а в жизни без конкретных дел  воссядешь у разбитого корыта.
Людмила. Любовь – путеводитель. Ну, разве существует счастье без  любви! Но, чу!  Любовь – сосуд хрустальный!
Актер. Каждый примеряет счастие на свой аршин. Я счастлив лишь, когда мне рукоплещет зал. Но это лишь минуты! Но в них вся жизнь!
Петр. Какой высокий стиль! Миг не может счастьем быть. И если  мы оставим горячительное, то счастье никогда не посетит.
Нина. Дополню я слова подруги. Да, счастие – любовь без правил, без оглядки. Я счастлива в любви своей, и меры я другой не знаю.
Дядя Максима. Стихи слагать поэту, актеру песнь спеть, милиционеру преступника схватить, а финансисту – банк открыть! А женщине?  Любить и быть любимой мужем.
Эскорт-служанка. Без удовольствий счастья нет, а удовольствий нет без денег.
Людмила. Мне посчастливилось автограф взять у президента! Как он душу  согревает, связует он меня с могучей личностью. Как часто не ценим человека мы при жизни.
Издатель. Жизнь человеческая пыль. Но счастье  и на горе  строится. А это вечная борьба, как вечно мироздание. Был я недавно пострадавшим в катастрофе, ушибся, потерял сознание, но выжил. А рядом трупы. И мне сказали, что  родился я в рубашке. Моя машина вдребезги разбита. Мне ж посчастливилось остаться жить.
Отец Нины. Расстрелян не был я по делу диссидентов, но в лагерях скитался. Здоровьем обладал  отменным, потому и выжил, а иные пали в муках и в презренье.  Я счастлив, потому что отомстил ушедшей власти своей живучестью. И в том великий смысл: все гнется против силы, но не все же падает.
Актер. Я притчу расскажу. Одна маленькая и беззащитная синица свила гнездо в густом лесу, подумала: «Здесь никто меня не обнаружит и гнездо не разорит». Устроившись, она  снесла несколько яичек и принялась выпаривать птенцов. Но в лесную чащобу забрел голодный хорь, учуял птичку, легко  поднялся по веткам к гнездышку. Несчастная синица едва успела выпорхнуть из-под самого носа разбойника. Хорь в секунду выпил яйца птички и был таков.
«Какое счастье, что я живой осталась, невредимой,– прочирикала она,– я совью гнездо другое в безопасном месте, снесу яиц и выпарю птенцов».
Птичка долго искала безопасное место, наконец, она увидела огромную сосну, которая стояла на краю леса, а со всех сторон ее была голая поляна. На  вершине той сосны птичка увидела гнездо орла.
«Хорь  не осмелится приблизиться к сосне, – подумала синица.–  От взмаха  крыльев великана поднимается ветер,  меня швыряет из стороны в сторону, а когда раздается его грозный клекот, сердце  замирает от страха. И все  же я совью гнездо на ветке той сосны. Уж  лучше  мне дрожать от страха пред орлом, чем оставаться без потомства».
Так решила маленькая птичка. Страшась грозного орла, она устроила гнездо на нижних ветвях исполина, снесла яиц и благополучно выпарила птенцов. С высоты она видела, как разбойник хорь лазает в чащобе леса, но преодолеть поляну под зорким оком орла, чтобы напасть на гнездо птички,  не решается.
«Какое счастье!– воскликнула синичка, когда ее птенцы вылетели из гнезда.– Я поседела от страха пред орлом, но не осталась без потомства».
 Нина. Счастье существует в нас постоянно, его надо только увидеть и прийти к нему. Это  всегда бездорожье, а ты первопроходец. Шагай,  прокладывай свою тропку. Только не давай ей зарастать!




ИНТЕРМЕДИЯ.

Странник (за кулисами). Кузнец, а кузнец, ты можешь отковать мне счастье?
Кузнец. Отчего ж не отковать. Только скажи мне, какое оно и дай мне то, из чего оно куется.
Странник. Я не знаю, какое оно, но возьми это. ( На сцену сыплются монеты.  Их звон усиливается и заполняет все пространство).
Кузнец. Пожалуй,  из этого сырья можно отковать счастье, но нарисуй его в словах.
Странник. Я так долго странствовал в одиночестве, что не знаю какое теперь счастье… Но скажу тебе по секрету: истинное сокровище не то, что ты нашел, но всегда та сила, которая заставляет искать.

Действие  первое.

Квартира Скороходовых. Гостиная с обычной мебелью средней семьи начала девяностых годов: мебельная стенка с посудой, книгами, антресолью. С левой стороны гостиной видна дверь на кухню. Перед гостиной небольшой будуар.  В гостиной Нина у  раскладного стола в раздумье, как ей одной передвинуть на центр стол-тумбу. В квартиру входит отец Нины.
Нина. Папа, здравствуй! Как хорошо, что ты пришел. Помог бы стол раздвинуть. Максима жду, сегодня он московским рейсом прилетает. Звонил, настроен бодро, одно лишь слово проронил: Успех! О, как я рада! Уверен был, Москва ему дорогу  в бизнес открывает!
Отец. Москва! Каков сюрприз она теперь готовит? Оттуда беды наши все.
Нина. С чего ты взял, отец? Максиму принесла она успех!
Отец. С чего я взял? Откуда власть исходит? Законы, где рождает Дума? По ним живем и по кремлевской воле дышим. Я в одночасье гробовые потерял, которые копил десяток лет. По чей, скажи мне воле? Из белых стен пришел Указ и разорил и без того пустой карман. Как бы и ты с Москвой связавшись и уповая на нее, не потеряла мужнину любовь!
Нина. Ну, что ты, папа, мрачен твой прогноз не по себе мне. Ты слишком строг, обижен новой властью и поколеньем молодым отвергнут за старый взгляд на жизнь, ты зол на тот уклад, что вольность нам дает в делах, в мышлении, в поведении...
Отец ( перебивая). Заметь, рубцы от ран достались мне от прежней власти, и на нее я не молился, страдал за вольнодумство в лагерях.
Нина. Ты вечно недоволен чем-то! На что уж мой Максим красавец, хваток, щедр, недавно телевизор «Сони» он подарил тебе. Не скуп и на любовь… и тот тебе не по душе. Все норовишь его уесть, принизить, а впрочем, что я разошлась: отцы всегда сынами недовольны!
Отец. Да разве в этом дело? Я жду сюрприза черного от Макса.
Нина. Ах, что ты говоришь! (В сторону: как ворон вьешься, пеленг свой зловещий шлешь!)
Отец. Да-да, что, если связан с тем гнездом, откуда все исходит. (Бормочет, удалясь к  книжному шкафу).  И власть, и раболепство, корысть и интриги ну, точно в банке пауки, и кровь, и моды, карты, игорные клубы и бабочек ночных полет, и выстрел в голову, контрольный, за собственность, которую украл, и фирмы,  фирмы  растут, как на дрожжах.
Пауза.
Мне нечего тебе сказать, отрезан мой ломоть и съеден. Вот как бы твой –  чужому не достался. (Берет книгу, собирается уходить).
Нина. Куда же ты, останься, Максима встретишь,  убедишься, что никакого нет сюрприза… черного.
Отец. Нет-нет, я ухожу не по душе вояж Максима мне. Всяк русский человек задним умом силен: сначала сделает, потом в раздумье. Сдается мне, не исключенье и Максим. (Бормочет о своем: а впрочем, мне б знамя мести подхватить, да водрузить над холмом сломленной эпохи, да стар уж больно я, не донесу, а путь тернист.)
Нина. Что там бормочешь, папа, о мести? Но кому? Тревожно как-то…
Отец. Как слух твой остр! То мысли вслух, я думал об эпохе.
Нина. Отец, меня пугаешь ты. Твоя нервозность, сидит, как говорят, в печенках. Не рад ты ни чему, ни нашей жизни с Максом, ни его делам, ни Танечки успехам школьным.
Отец. Ну, полно, полно. Кстати, где она?
Нина. В школе музыкальной. Обидно, дед о внучке вспомнил как бы между прочим ( себе под нос: его тревожат лишь казенные вопросы).
Отец. Я скуп на ласки, недостаток мой. Но погоди, настанет время мести, и твой Максим за жабры схватит нас.
Нина.  Но, папа, я тебя не понимаю.
Отец. Поймешь, какие твои годы.
Нина, (рассеянно разводя руками). Лоялен не был ты и к прежней власти, понятно почему. Теперь же камня на камне ты не оставляешь от настоящей. Отчего?
Отец. Я диктатуры не приемлю.
Нина. Но в чем она? Даны свободы…
Отец. В рубле! Ты оглянись вокруг: как хлынули умы за добычей червонца! Как честный прежде человек, или таким казавшись, погряз во мзде, сметает на своем пути к наживе всех и вся. Не важен способ: пистолет ли, подкуп, взятка, ложь, обман, коварство…
Нина. Ну, хватит, сыта по горло. Максима жду с минуты на минуту,  и встретить я его хочу столом накрытым, извини, готовить я иду застолье. Придут его друзья, мои. Но в средствах стеснена я. Надоело экономить, ну, сколько можно жаться. Максим по телефону говорил, что будем жить богато! Ты это осуждаешь? Зачем нам города, машины, гардеробы, столы, ломящиеся снедью? Быть может жить в скиту?
Отец. Зачем же крайности, душа моя.
Нина. Ах, папа, надоела мне убогость…
Телефонный звонок. Отец уходит.
Нина. Да, я слушаю, Петруша. Максима жду с минуты на минуту и вас на вечер часикам в семи, поднимем рюмки, выпьем. Я жду. Ха-ха-ха! Ты мне споешь  романс! Смотри, Максим ревнивец, он не любит томных взглядов в адрес мой даже от друзей старинных. Я тем же отвечаю. Максим мой ангел. Он верен мне, а я – ему. У нас любовь до гроба. А вот и он, Максим, мой милый!(Жаркие объятья, поцелуи. Максим опускает на пол тяжелый саквояж) Как, время рейса изменилось? Иль у меня часы стоят?
Максим. Я на такси и рассчитаться с человеком должен. (Запускает руку в саквояж и достает оттуда пачку денег). Входи, мой друг,  и получи расчет. Здесь вдвое больше, чем обещал я.
Водитель (оставаясь за дверью). Как знаешь. Рад услужить и впредь. Прощай. (Уходит).
Нина. Макс, ты щедр не спроста? Твой саквояж набит одеждою с твоих же плеч?
Максим. О нет, моя любовь (нежно обнимает и целует). Все это маскарад. Откинь белье, и ты слетишь с катушек!
Нина. Что говоришь ты! Ах, что это? Твой саквояж набит деньгами! Купюры крупные, откуда? Сколько здесь? Меня хватил озноб! Отец был прав: ты явишься с сюрпризом. Я вся дрожу!
Максим. Любовь моя, не бойся! Сюрприз, конечно, налицо, но все здесь чисто и законно. Деньги наши. Их дал мне дядя, что б я открыл здесь фирму, прибрал к своим рукам торговлю техникой, которая потоком хлынула к нам с запада. А шмотками прикрыл я миллионы и на такси –  сюда. Кто мог подумать о деньгах в саквояже, а вид мой самый затрапезный.
Нина. О да, босяк и только. Но деньги, деньги… я так ждала тебя… я так соскучилась и первое, о чем мечтала, о ласках, поцелуях, как стиснешь ты меня в объятьях жарких…и ты, и ты и только ты во мне! Теперь же в голове какой-то хаос, в глазах не ты – твой саквояж набитый сотнями. О Боже, как денег власть сильна, притягивают взгляд купюры. Я обезьянка пред удавом! О Боже, сколько их!
Максим. Много, это наше счастье!
Нина. Счастье? Разве раньше не было его? Я полагала –  оно в любви!
Максим. Не только, дорогая. Не полное оно, когда в обрез бумажек, обладающих безмерной силой покупать!
Нина. Любовь и счастье? Считала я: они не покупные!
Максим. Ну, что ты, милая. Как может быть застолье без вина, как может опьяненье быть без хмеля?
Нина. Может! От любви!
Максим. Согласен, но чтоб продлить блаженство, требуются деньги, деньги, деньги!
Нина. Но не столько. Деньги – зло и в этом нет сомненья: должны мы быть с тобой уже в постели, а появились деньги, мысли о другом, не о твоей чудесной силе, не о тебе, не о любви  бормочут наши губы, о дьявольском сюрпризе!
Максим, ( смеясь). Нинуля, шок пройдет. Приму я душ с дороги, и ты моя, я – твой! Целуй, ласкай и наслаждайся телом.
Нина. О нет, мелькают пред глазами сотни. Страшит их шелест колдовской. Тебя как будто нет, но есть твой саквояж. Сюрприз сей не по мне. Сюрприз тяжел, как шапка Мономаха для бесталанной головы.
Максим. Ты впечатлительная больно, но с мыслью, что богата свыкнешься. Представь себе: любой универмаг и гастроном нам по карману. Круизы за границу, рестораны, где птичье молоко нам на десерт преподнесут.
Нина. Но только не любовь!
Максим. Ну, полно, право! Ее у нас никто не отнимал  и не отнимет. Я прячу саквояж и душ приму. Ты жди меня в постельке теплой…Я мигом! Я твой богатенький Максим!
Нина. Мне больше нравится, когда ты говоришь: Я твой, любимая, я одержимый страстью херувим! Теперь ты одержим деньгами?
Максим. Ты передергиваешь нить, моя Нинель. Придирками ты портишь настроенье. А между тем, в том саквояже не только деньги – основа блага в нем, если хочешь, и мораль; по-новому дает взглянуть на прежние устои, в нем созревает почва для широких дел. Ну, сколько можно обкрадывать себя и времени прошедшему молиться? Не-е-т, времени тому я выбрал месть!
Нина (в ужасе). О чем ты говоришь! Отца борьба с властями ужели не урок?
Максим. Успокойся! Я буду мстить рублем. Но ни держащей – прежней власти.
Нина. Оставь, оставь! Живи спокойно без мести всякой, люби меня, дочурку нашу.
Максим. Кстати, где она и почему отца родного не встречает?
Нина. Мы  к самолету вместе собирались, но ты как на голову снег… и все же ты меня пугаешь.
Максим. Помилуй, чем?
Нина. Словами, действиями…
Максим. Ха-ха, какие действия? Их просто нет. Но подожди, вот только душ приму… Не ровен час, вернется наша крошка и действия придется отложить до ночи…

ИНТЕРМЕДИЯ

Странник. Кузнец, а кузнец, ты можешь отковать мне крылья?
Кузнец. Для чего они тебе?
Странник. Я хочу облететь весь мир и найти свое счастье, которое ты не смог мне отковать.
Кузнец. Но ты не сказал мне, какое оно? Хотя бы скажи, где оно живет?
Странник. Я не знаю, но думаю, оно живет в сердце у каждого Мечтателя…
Кузнец. Странно. Мечтатель только что был у меня и просил отковать ему его мечту.
Странник. И что же, он рассказал, о чем она?
Кузнец. Да, он рассказал  мне ней. Она прекрасная!
Странник. И ты  отковал ее?
Кузнец. Я бы попробовал, хотя она и не сбыточная. Но я не смог даже приступить к работе, потому что он, не в пример тебе, не дал материала, из которого куется его мечта.
Странник. Да, это похуже, чем дело со мной…

Действие второе.


Роскошная гостиная Скороходовых с дорогой мягкой мебелью. В стороне стол сервирован холодными закусками и спиртным.  В кресле  сидят майор милиции Петр, пьет водку. Возле него Нина Скороходова одетая в  вечернее муаровое платье, на ее груди богатое колье, на пальцах кольца с бриллиантами.
 Нина. Петруша, я только что с Канар вернулась. Дома скука, мужа нет, а Танечка у деда. Решила пир устроить.
Петр. Я все дивлюсь, вы все-таки друзья мои и знаю вас не плохо, звезд с неба не хватили, откуда особняк, Канары, иномарки? (Выпивает рюмку водки) Как хорошо она нам будоражит нервы.
Нина. Тебе доверюсь я, ты друг семьи. Мой муж разбогател. Все началось с того, что московский дядя, он банкир, дал денег саквояж. Происхожденье их не знаю. С тех пор делю я время до и после саквояжа. Муж счастлив, сутками в делах.
Петр. Ты, вижу, тоже счастлива.
Нина. Не знаю, раньше мне казалось, да. Теперь не знаю. Все ценности перемешались. (сбивчиво, сумбурно).Понимаешь, раньше чем довольствовались мы? Зарплатами, пеклись, чтоб холодильник полон был, хороший телевизор, наконец, машина, как мечта. Теперь совсем иное. Сначала растерялась я от денег, мужа ревновала к его делам, признаться тосковала, злилась. Представь себе лавина денег, а мужниной любви на грош. В мои цветущие-то годы!
Петр. Согласен, как мужчина. Там, где заканчивается секс, там возникает пропасть меж супругов.(Выпивает рюмку водки, вопросительно смотрит на пустую). Черт, как славно  будоражит водочка во мне мужчину.
Нина. Петруша, я тебе доверюсь. Теперь совсем иное. Культ денег надо мною висит как гильотина. Бумажки эти меня все выше поднимают, под лезвие, и если я не буду тратить, прижмут и –  нет уж головы. Ты принимаешь это ощущенье?
Петр. Право, не представляю, как деньги могут задавить? Я не имел в достатке карманных  никогда.
Нина. Да очень просто! Скупого рыцаря я участь не желаю повторить и трачу, трачу.
Петр. Я думал, обилье денежек дает свободу выбора: как жить?
Нина.  Они дают свободу  выбора в покупках, развлеченьях, но не в любви.
Петр. Однако новость, а  разве развлеченья не почва для любви?
Нина. Вот-вот и ты туда же. Максим наладил свое дело быстро, и на меня он денег не жалел. Я, дура, посчитала: он от любви ко мне так щедр. Но, увы, да чтобы не мешала, вопросов чтоб не задавала, где  был и с кем постель делил?
Петр. Тогда ты понеслась в круизы?  ( в сторону, глядя в пустую рюмку). Черт, как бы до срока не набраться.
Нина. Да, нашлись и новые друзья. С Людмилою махнули по Европе. Нельзя сказать, что счастье в том, но мир увидела.
Петр. Любовь французскую познала…
Нина. Но-но, Петрунь,  на поворотах легче. Увлеченья были, я не скрою, но так лишь, мимолетный флирт. Цветы, шампанское, конфеты, серенады и напор! О, как приятен был безумия напор. Но я тебе признаюсь, Петр, я себя боюсь. И если кто-то вдруг броню пробьет, то, вряд ли, я остановлюсь. Я слаба, нужна мне постоянная опора мужа. Но, к сожаленью, Максима сутками нет дома, как сейчас.
Петр. Но рядом твердое  мое плечо (выпивает рюмку). Как твердости она дает и силы.
Нина. Есть песенка у Шарля Азнавура: любовь свою он встретил на Елисейских полях. Была его подруга юной  и волосы прекрасные имела. Однажды он домой вернулся, она курила, но волосы по-прежнему ее прекрасны. Шли годы, поется в песне, ты курила, на кухне бигуди крутила, и вот меж нами бегают внучата, ты в старом платье, в бигуди, но я тебя по-прежнему люблю, потому что встретил юной на Елисейских полях.
Петр. О такой любви мечтает каждая  нормальная жена. И ты не исключенье?
Нина. Не знаю, до саквояжа да, теперь не знаю. Не осуждай меня, ты сам, как мартовский кот исходишь половой истомой.
Петр. Признаюсь, да, не будь  Максим мне другом, украл бы я  тебя и искупал в объятьях жарких.
Нина. Барьер условности преодолеть страшишься? Но я тебе доверюсь: нет ничего сильнее плотской тяги. Я это поняла в круизах. Быть верной одному – все это чушь собачья, быть белою вороной не хочу, когда кругом соблазны. Но свята тайна прегрешенья. Учти! Звонок я слышу, сегодня двери для гостей открыты. Прошу, друзья!
В гостиную входят Людмила и дядя Максима, издатель и актер. Взаимные приветствия, пожелания доброго здоровья и счастья.
Дядя. А где ж хозяин, чем занят он?
Нина. Как будто на торгах. С минуты на минуту обещал явиться. Прислал за мной машину к самолету и цветы, а сам не смог. Досада да и только!
Издатель. Я в курсе тех торгов. И удивлен вопросом дяди. Гигант промышленный – банкрот. Максим же главный фаворит  аукциона. Прибрать завод к своим рукам намерен.
Людмила. Похвально. Денежки идут к деньгам, цветок к цветку головку клонит.
Петр. Такую головушку не грех прижать к  груди…(выпивает рюмку водки). Как хорошо она мужчину горячит.
Нина (ревниво обрывает). Вы, сударь, слишком многословны.
Людмила. Вы слышали, надеюсь, сегодня утром «Боинг» гробанулся. Теперь подумаешь: лететь ли нам в круиз за океан?
Дядя. Пустое, сожалеть о гибели двухсот-трехсот людей, когда  у нас сметали миллионы.
Издатель. Да, слишком много развелось людей, как тараканов, а книги в магазинах не берут.(Пьет водку, торопясь).
Дядя. Вы вредный пессимист. Мне дорог каждый гражданин отечества. Вчера разбился на «Чероке» человек. Клиентом он моим был верным. На счету его в дочернем отделенье «Сервиз-банка» миллионы. Считай, я потерял барыш солидный.
Издатель. А  я – потенциального клиента
Актер ( в сторону. О, Боже, каждый тянет свою нить). ( С иронической усмешкой). Начальники и вовсе книжек не читают, а коль читали б, то пожар   в Чечне не развели. У нас как поражение в войне, так всероссийский крах…
Издатель. Но, пардон, охотно покупают, для интерьера, как скажем, наш Максим.
Широко распахивается дверь и появляется возбужденный  Максим.
Нина. Максим, ты легок на помине. Заждались, ну как, успех иль пораженье?
Максим (игнорируя жену). Ах, дядя, мой наставник, ты двадцать килограммов денег дал однажды, сказав: начни с торговой фирмы! И начал я, хотя тогда был нищ, теперь богат! Всех конкурентов свел в могилу долговую. Фельдмаршал я. Завод, что был кормильцем вечным града – в моих руках! Скупил на аукционе акций пакет контрольный! Вина, друзья, вина хочу и власти!
Нина Петру. А прежде говорил – любви. Потом он жаждал мести, а нынче вон, о чем заговорил.
Петр. Я не пойму – кому? Меня не посвящал, кто враг его коварный, а думал: он со мною искренен. Вот это старый друг.
Нина. Он искренен был до саквояжа, врагов какие были – пешки, он смел давно, ты знаешь. Но месть его – сам черт не разберет. Пожалуй, прежней власти и тем, кто молодое дарованье чрез колено гнул.
Хорошенькая служанка вкатывает столик, сервированный вином, коньяком и фруктовыми закусками.
Максим. Прошу друзья (с интересом смотрит на служанку). Ах, ангел красоты, откуда ты?
Служанка. Эскорт-услуги, сударь.
Максим и гости  разбирают бокалы с вином и рюмки с коньяком, выпивают.
Максим. Ну, что ж, эскорт, так пусть эскорт. Беру я для начала вальс, а там посмотрим. ( Танцует со служанкой). Тебе  известно с кем танцуешь?
Служанка. Пардон, конечно, знаменитый бизнесмен Максим Петрович Скороходов.
Максим. Капиталист я крупный. ( останавливает танец). Капиталист! «Богат  я, казны не считаю!» Ему обязан, дяде. Что было, то прошло, теперь другие времена, запросы выше, взгляд мой шире. И даже Бог не знает, кем  стану завтра я. Вдруг  в голову взбредет мне порулить страной, и порулю! Какой вопрос. Министрам я советы намедни давал. Вот дядя мне  не даст соврать. Они передо мною,  мальчишками стояли, почтенно голову склонив, знаменьем крестным  патриарх Всея Руси меня осыпал.  И жал мне руку президент, хотел побаловать медалью, но я не  Теркин, я согласен лишь на орден. Он обещал, собрался пригласить... Но ко двору я не гожусь! Мне тягостно ярмо прислуги. Свободный человек я, устремлен на Марс. И будь на розовой  планете жизнь, ее бы приобщил к своим делам, коль по плечу на Голубой! Вот я теперь хочу спросить друзья мои: чем дышите и в чем проблемы? Вот ты, актер, скучаешь? Скажи, как на духу.
Актер. О, да!  Не оттого что дела нет. Напротив, ролей полно, но все о прошлом. Хотя вопросы: быть или не быть? Что делать?  Кто   виноват? По-прежнему насущны, злободневны. Но нет достойного ответа, такого, что б своей  игрой ответить мог сполна.
Издатель. Убогость, серость вот потому и жизнь – тупик.
Дядя. Любовь и деньги – вот жизни эталон.
Петр. И не найдешь, актер. Всегда мы ищем то, чего порой в нас нет. Слепой котенок зряче мужа. Он безошибочно находит грудь мамаши. Ты тычешься иль он, (указывает на издателя) смешно смотреть, туда-сюда без глаз и без чутья и шишки на башке, и  весь в крови.  (Выпивает рюмку водки). Как  хорошо она дает толчок к ораторскому выступленью.
Актер. Но ты, конечно, знаешь, Петр, дорогу. Тебе все ясно: этот вор-щипач, а этот медвежатник – ату его, ату! И дело в  шляпе. Но встал вопрос серьезней: коррупцию пресечь тебе не по зубам. Тот куплен, этот просто трус, но ты– герой, кричишь: все чисто,  таковых в помине нет, и ты на лаврах уповаешь.
Максим. А мне бы мести!
Актер. Кому собрался мстить?
Максим (морщась). Актер, зачем так в лоб, зачем прямолинейно. Мой батька  ссыльный был и я рожден в неволе, но я теперь богат, я выпью то, что батька не допил, любить я буду так, что он не долюбил…
Нина Петру. И любит, будь здоров, вон на эскортку глаз свой положил, до саквояжа лишь меня одну любил…( Закрывает глаза и шепчет томно). Ах, алые Богамы, ах, чудная Майорка! Глоток свободы и запретный плод!
Максим  (чрезмерно возбужденно) …и зрелищ мне, и зрелищ! Корриду мне и бокс без правил! (Умеренно, как бы заискивая, но с саркастической усмешкой). Вот ты, актер, сыграй-ка мне шута. Талант я твой ценю. Сыграй, повесели застолье. Вот пачка баксов, если угодишь! Сыграй шута, который мстит!
Актер (хмурясь). За что?
Максим ( удивленно) Не зришь ты почвы мести? За нищенство мое былое, за то, что ты  играть не мог все то, чего хотел, за то, что твое  «Я» убогостью ролей погребено. Ну, сделай свое  «Я»!
Актер. Прости, я попытаюсь твою задачу разрешить, хоть не сторонник мести, какой  она бы не была, из любопытства, интереса возьмусь за роль, но денег не возьму. Азарт во мне проснулся. Задача есть, ну, скажем так: «Настало время мести и шут уже не раб – борец! Или творец?»
Максим. Актер, как знаешь. Дело мастера боится. То мой заказ и я плачу. Настало время платного труда. Пусть это будет элементом мести. Учти, актер, моей крупицей мести!
Актер. Но кому?
Максим (едва не плача). Но это так прозрачно!
Дядя. Минуту, господа! Оставьте спор, завел он вас в тупик. Вы в разных классах. Максим тяжеловес, актер, – легкач.
Актер. Ну отчего ж, на что и как смотреть? Кто популярен нынче? Актер кино, певец эстрадный, кумир спортивный. Это тоже труд великий, но не о том я, не о том. Ролей десяток за плечами в кино. Имею Оскара. Был прежде нищ, теперь богат, но в меру. Однако славой я пресыщен. Предлагают мне разбойника сыграть, бандита, мафиози. Как скучен и убог их мир. Слепил безмозглого громилу. Смотрю на дело рук своих, и тошнота мне к горлу подступает. Убил я в нем себя. Сбежал в провинцию. И тут все тоже, все эта же обойма типажей преступных! Что, это современник наш, – мордоворот кровавый? Где тот  герой-творец с душой богатой, с любовью глубочайшей к женщине, со страстью, благородством? Увы, любовь воспетая к деньгам превыше плотской, и месть в душе! Кому?
Максим. Заладил ты, актер, кому? За что? Да прошлому!
Издатель (усмехаясь). У  меня в деревне есть приятель, крестьянствует, надел земельный есть. Живет, работает, крестьянский харч сбывает. А дети в городе. В годах мужик, здоровьем стал сдавать, а  дети что? Они привыкли к батькиным харчам: к сметане, молоку, говядине, к окорокам свиным. Мужик не скуп, дает, что есть, ну, словом с полными авоськами домой, а помогать отцу – ни-ни, потом. И вот однажды поворот им отдал от ворот, и говорит: «Ну, почему така жестокость в детях?» Заметьте, не обозвал их лодырями, трудяги на заводах, не сказал  хапуги, а жестокостью назвал он поведенье чад. Вопрос для среднего ума.
Петр. Жестокость тут и вовсе ни при чем?
Актер. А я согласен с ним. Он  немощь стал, не может же, как раньше вкалывать: чуть свет вставать и затемно ложиться. Страдает по ночам, не спится: то руки млеют, то спина, то ноги. Вот ведь  дело в чем! И будь его ребята милосерднее, чем есть, добрее, прямо вам скажу, заметили бы тяжкость ту отца, не вынуждали старика по-прежнему трудиться.
Максим (вскричав). Пардон, совсем другое вижу я! То месть детей отцу! (Прыгает как мальчишка от радости).Не одинок выходит я!
Актер. Помилуйте, за что?
Максим (злорадно хохоча). За то, что нищим жил, за то, что верил свято в красный миф, за то, что был как раб послушный и не стал богат, наследство не создал! Я предлагаю тост: настало время мести, оно идет асфальтовым катком, а за штурвалом новый русский!  Я пью за месть!
Издатель (радостно). Ну, прямо гениальный мысли ход!
Дядя. А что, в словах племянника резон, в нем сила воли так и плещет. Вот кто сегодня царь и Бог.
Петр. Простите, господа, я присягал служить режиму еще в курсантах. И служил, и не был бит, теперь же присягнул всем вам – капиталистам русским.  Но где, скажите мне, закон о мести? (Выпивает рюмку водки). Вот, черт, как хорошо она развязывает мысль.
Нина. Ах, Петр, ты право, как всегда в своей тарелке. Какой тут может быть закон? (в сторону) И этот вот болван ко мне в любовники!? Но сила  в нем, я доложу, мужская есть, но, как известно, где сила есть, то там ума не надо.
Актер. Я – пас, я в прошлом том своей души оставил часть. Не просто часть, быть может, половину и Оскара оттуда  я принес.
Максим. Ты в меньшинстве, актер. Обязан принимать игру.
Людмила. Но пардон, а голос мой ужель не интересен? Опомнитесь, ну, сколько можно морду бить друг другу. Князья на этих землях в старину междоусобицу вели, и головы на плахах отлетали. Что изменилось с тех времен, коль месть по-прежнему умы тревожит?
Максим. Ах, милый наш прекрасный пол, не ожидал. Судить вам о любви куда сподручней. Ну, что ж,  позвольте, выслушать эскортку.
Служанка. О сути спора мне как-то наплевать, но отморозками считают тех, кто от зеленых может отказаться, за свой, каким бы ни был труд. (Хлопки и возгласы: похвально, браво!) Что на уме у каждого из вас: любовь и смерть, любовь и деньги. Я молода, красива, тот мир, о чем ваш спор, ушел и непонятен мне, живу я  настоящим. Но  кто же я? Эскорт-услуга, ночная бабочка, летящая на свет костра, где крылья опалить, как дважды два. Пройдут года, одряхну я, уж ремеслом своим сыта не буду. Тогда быть может, вспомню я о мести новым русским, кто пиршество у трупа возвел в ранг благодетели, и мой оскал любви, гримас, ночных притворных стонов я буду проклинать, и тост за месть, возможно, поддержу.
Дядя. Помилуйте, какая мрачная, но философская картина.
Актер. Реальная. Здесь красок никаких, по буднему пейзаж написан, но холст, скажу, по мысли близок, дай память, Бог, «Апофеоз войны» навеял мне. (На заднем плане появляется изображение картины художника-баталиста Верещагина «Апофеоз войны»).
Максим. Свою дорогу выбирает каждый сам.
Служанка. О, да, но с той лишь разницей: карман у Ваньки полон, у Гриньки – пуст.
Актер. Браво! Браво!
Петр (выпивая, рюмку водки). Чертовски хорошо она нам лечит нервы.
Нина. Как скучен разговор ваш. Друзья, нам кто-то обещал порадовать наш слух романсом новым?
Людмила. Да-да, актер, ну, милости прошу. (Подает гитару).
Актер. Романс хоть и не в моде нынче, но я его люблю. Извольте, слушать. ( Играет на гитаре и поет)
Мне хочется любви твоей обильной,
Как ягод  сок испить твои уста.
И в ласках утонуть под шелест трав ковыльных.
Пусть это только сон,
и только сон,
и только сон,
но ты моя мечта!
Лишь только ты, и только ты.
И  только ты моя мечта!
Мне хочется любви твоей обильной,
Как море необъятной и живой.
Твой поцелуй сразил меня как выстрел,
И я на веки твой и телом, и душой.
Лишь только твой, и только твой,
И только твой,  и телом, и душой! (Смеется) А дальше я слова не дописал.
Людмила. Помилуйте, то ваше сочинение? Браво. Нина, слышишь, актер прекрасная находка, желанный гость в любом  моем застолье, приглашаю в следующий раз к себе.
Актер. Спасибо, тронут, но вы не искренни?
Людмила. Ну, что вы, что вы!
Служанка. ( вкатывает накрытый передвижной столик с чашками чая, вазой с конфетами). Чай, господа, прошу! Я слушала романс с благоговеньем. Он чуден, как чай из  верхних лепестков.
Издатель ( желчно). Из двух, конечно?
Нина. Да, вчера купила пачку, ну просто царский чай!
Издатель. Сейчас отведаем, когда-то  приходилось вина дегустировать.
Актер Максиму (насмешливо). Теперь законодатель вкуса прозы. Король боевика в России объявился, его романы спермой, кровью пахнут, но нарасхват у публики. Издатель  гонит их в тираж.
Максим. Но это бизнес.
Актер. А душа?
Максим. А что душа, ее и чаем ароматным усладишь, и тишь.
Издатель. Скажу вам господа, чаек не плох. Но аромат далек от верхних лепестков. Я докажу, что здесь обман. Представьте, миллионы пачек с двух верхних лепестков! Увы, в кремлевском магазине взят он? Нет, в ларьке для ширпотреба. Абсурд, обман.(Весело). Все так же лгут, как беспардонно лгали раньше!
Петр. Как голословно все в твоих устах. Кто лгал?
Издатель. Да все, кому не лень. Партийный босс и рядовой мужик, считавшие свою житуху первоклассной. Ведь лгали же! А что же за душой имели?  Лишь книжку трудовую с огромным стажем, и в ней похвальных од багаж…
Актер. Ну, это как смотреть.
Издатель ( продолжает нервно).Теперь другой табак: один товар продать стремится, другой актерскую игру, а третий мысль, четвертый – просто тело, и каждый хвалит.
Максим. В бизнесе такой подход нормальный. Не хочешь, не бери, ищи, что мило сердцу твоему. И не робщи. Мне надоело торговать, для разнообразья, пошел, купил пакет контрольный акций, и буду управлять заводом. Какие мои годы. Потом в политику пойду, в поддержку партию карманную создам. Скажите, чем же я не лидер? Дальше-больше. Чем туже мой карман, тем шире грудь, и ставка  будет выше, выше! Одену свой народ в шелка не так, как тот поэт просил: «побольше ситчика моим комсомолкам». Тут намедни я транспарант узрел на весь проспект: «Как хочется иметь хоть какое-нибудь будущее»… Шуты-ы! Ну, проза жизни, ну, просто ведь тоска, ну, слепота! Свободу дали, так бери ее сполна, дерзай…
За окном невнятный шум, он нарастает. Это шум  толпы. Зычный голос охранника: «Куда вы прете, как ослы? Здесь частные владенья!»
Голос  (в ответ). Сюда и прем, что б получить свое.
Звуки барабана, топот ног и громкий голос в мегафон: Наш новый батька, зарплату выдай, жрать хотим!
Максим. Проклятье, они ловили нас у проходной завода, мы ускользнули. Эгей, Петруша-мент, пора свой отработать хлеб, шагай-ка, наведи порядок!
Петр (уходя, пьет рюмку водки). Ах, черт, как хорошо же водочка заводит во мне злость.
 За окнами взрыв голосов и свист дубинок. Вдруг брызги стекол: в окно влетает булыжник.
Максим (глубокомысленно). Гостинец этот надо взять в музей. Как думаешь, мой дядя?
(Открывается дверь и в гостиную вваливается возбужденная дочь Татьяна и чуть не падает, ее подхватывает стоящий на страже охранник).
Максим. Что это значит?
Татьяна (хохочет). Папка, я твоя Татьяна. Ты спросишь, что со мной? Ха-ха! Какой же ты смешной и мама тоже, и все стоящие пижоны. Ха-ха-ха-ха!
Нина (взвизгнув ). Татьяна, что с тобой? Ты явно не в своей тарелке, что значит твой безумный смех? О, господи, прости! Пока мы спорим здесь о мести – она свершилась! Я теряю дочь! (Истерически рыдает).



 ИНТЕРМЕДИЯ.

Странник. Кузнец, а кузнец, ты можешь починить разбитое  зеркало?
Кузнец. Нет, проще отлить новое.
Странник. Да, но  новое зеркало чистое, в нем не отражалось все мое прошлое и не только мое, но и остальных людей. А ведь в пройденном пути было столько  опасности и ошибок. Я решил шагнуть в  новую жизнь и боюсь повторить прежние ошибки.
Кузнец. Но разве в твоем разуме не остался след пройденного пути?
Странник. Как же, все запечатлено! К сожалению, мой разум  и есть это самое зеркало, а его, как ты знаешь, я разбил и даже растерял.
Кузнец. Прости, бессилен я помочь, но как же ты неосторожен…

Действие третье.

Просторный, современный офис Максима. Ничего лишнего, отвлекающего внимание от делового настроя. В офисе озабоченный Максим, он подавлен и выглядит испуганным.  Ходит нетерпеливо, как зверь в клетке.

Максим. Что происходит? Я богат, но вместо наслажденья властью денег, я каждый вечер улетаю в преисподнею. И что творится там, все помню и рассказать готов. Вот вижу мрачный пол бетонный, подвал, шеренга стульев и узники на них с повязкой на глазах. И я, как все, привязан к стулу первый слева. Тяжелый топот, скрежет жуткий и крики, стоны. Мороз по коже. Шаги все ближе…Ты кто?
Иосиф. Я Иосиф.(Максим вздрагивает). Не тот, не тот о ком подумал, в аду  кипит он вечно. Я предлагаю вам игру. Я Многоглавый Семерук. Кто я сейчас? Кто отгадает, того я пощажу и пыткам не подвергну.
Максим. Ты безобидный лгун, обманщик.
Иосиф (снимает повязку с Максима). Верно, лгун, обманщик. Но ты не прав в одном: обманщики не столь уж безобидны. Вот рядом восседает человек. Он трус, я по глазам все вижу. Я завяжу ему глаза потуже. Вот так. Затем я ставлю на пол кружку, и вену человеку надрезаю бритвой. (Проводит по вене тупым лезвием и в этот миг из сосуда падает теплая капля на место ложного надреза, узник вздрагивает. Капля скатывается и звонко ударяется о дно кружки). Пусть жизнь по капле скатится из вен в сосуд. Ха-ха, несчастный вздрогнул, ужас охватил его! А капля следует за каплей! Исход, уверен, предрешен!
Максим (в гневе только Иосифу). Я понял. Ну что тут ложного, надрежь ты вену, кровь постепенно вытечет. Обыкновенное убийство.
Иосиф. Но его нет, и в этом суть обмана. Терпенье, и  увидим силу лжи!
Пауза, затемнение. После выхода из затемнения.
Максим (в ужасе вскакивает вместе со стулом). Смотрите!..  Не может быть, не верю, но узник мертв, хотя из вен его и капли крови не упало!
Иосиф (торжественно). О да, от страха смерть, а страх – от лжи! Но это же прекрасно! Так понял ты, на чем основан страх?
Максим ( содрогаясь). На  чудовищном обмане!
Иосиф. Я в восторге. Свидетель ты тому, как можно убивать обманом! Я наслажденье получил, но не от смерти жалкого трусишки, а от своей великой силы, мне все подвластно, искусному лжецу, обманщику, пройдохе!
Максим (в сомненье). Обмана знал я благо, его боготворил. Народ в обмане счастлив, а правда – большинству во вред.
Иосиф. Смотри-ка, прав, шельмец! Но был и ты искатель правды?
Максим. О Боже, упаси!
Иосиф. Любитель мести?
Максим. О, да, я мстил за годы прожитые блекло.
Иосиф. А говоришь, что правды не искал?
Максим. Но в чем, по-твоему, она?
Иосиф. Не знаю я, но знаю, правда в том, что будет очень больно.( Рвет шкуру на спине у Максима).
Максим. А-а-а! Ошибся я, я жить хотел богато. Пощади!
Иосиф. А ты щадил в своей безумной мести? Скажи мне, кто же я теперь?
Максим. Палач. (Иосиф рвет кожу) А-а-а, ты сам искатель правды, в заступника играешь, но ты кровавый.
Иосиф (отходя от жертвы). Верно. Из многих тех, кто вот так мечтает живого рвать тебя. Повергнуть. Растоптать, и сжечь, развеять пепел.
Максим. Богатство, нажитое мной прибрать к своим рукам? Какой же ты заступник! У одного отнять, другому дать? Тому ль, кто сам не может взять?
Иосиф. Ну, что же, верно. Ты разгадал меня, я просто твой противник. И бомбу для тебя припас.
Максим. Я так и знал. Мой конкурент ничтожный.
Иосиф. Я в данном амплуа, а бомба в том, что рогоносец ты отменный. Не хочешь даже знать кто он? Не хочешь, браво! Правда тяжела, как крест, что нес Иисус. Но я скажу:  ее любовник – твой друг, твой мент. Но вижу, ты доволен.
Максим. Я бизнесмен, и прежде посмотрю, какую выгоду смогу извлечь из этой связи?
Иосиф. Похвально, отпускаю. Рубец на теле, что я оставил, заживет, как на собаке. А на душе твоей? Пустое! Нет ее, души, она в твои червонцы превратилась. И покупает все: соблазны, женщин, наслажденье. Не от любви. Скажите,( обращаясь к узникам) кем теперь являюсь я?
Голоса. Ты целомудренный типаж. Ты моралист. Ты просто добродетель.
Иосиф. Ха-ха, я  многоглав. Не знаю я и сам, кто в сей момент. Одна глава с  второю спорит, доказывая суть. А в чем она та суть, попробуй-ка поймать петлею комара. Один чудак придумал месть жизни прожитой. Я потешался только что над ним. Но, впрочем, идея не дурна, а если вникнуть, даже хороша. И развивая дальше мысль, спрошу: скажите, что величавее – рожденье или смерть? Чему мы можем мстить: рожденью или смерти?
Первая голова Семирука. Рожденью же, конечно. Откуда взяться смерти, если нет рожденья. И лишь рожденный, может быть велик…
Вторая голова. Ату, тебя, ату, болван. Я утверждаю – смерти мстить! Рожденье чада знают только мать, отец да близкий люд, с десяток. Но что такое смерть: столпотворенье, море слез, величие поминок. За гробом челядь косяком, и траурные залпы, обеды поминальные и речи, и щедрая раздача гробовых, и ордена, и память вековая!  Или хула, презренье мертвецу. А что рожденье? В  кругу семейном ох, да ах.
Первая голова. Ну, хватит, больно лих. Как все, что сказано тобой, свершиться может   без радости рожденья? Яйцо сначала, а потом уж курица. Как можно смерти мстить, коль не было рожденья, как  можно смерти мстить, когда она венец всему?
Вторая голова. Где взять яйцо? Его снесет нам курица. Наш спор окончен: ты признаешь: смерть венец всему. Не ей листать истории страницы, она лишь точку ставит на листе, в котором есть какой-то след, а может быть и нет. Но как же мстить тому, чего уж больше нет?
Первая голова. Мне любопытно знать, каков же след, каков багаж, в чем он –  в богатстве иль ума палата?
Вторая голова. Давай-ка, спросим у людей. ( Подходит к узникам) Ты говори.
Первый узник дядя Максима. В богатстве.
Второй узник издатель. Да в богатстве. Раз богат, то и умен! Вот я мыслителям  сподвижник. Пардон, сподвижник, это мелко. Я выше, без меня как донесут они до масс свои идеи, свои слова в замысловатый ряд построив? Величина я, ну, скажу вам, номер два… после Максима, а был торгаш обыкновенный. Вот как свобода раскрывать талант умеет!
Дядя. Признаться, жил я серой мышкой. Вокруг меня – коты. Я опасался, что сожрут и призадумался, как жить? Со Старой площади повеяло свободой, расчистил нору я, раздвинул горизонт, и сам пошел в коты! Расправил когти,  шкурку причесал, надел парик, и маскарад готов. Мой мозг и дерзость, твердость духа пришлась по вкусу тем, кто правит миром. Мне выдали кредит и дали раскрутиться. Эх, понеслась лихая тройка по бездорожью, напролом, порой по лезвию ножа. Я мог бы рассказать все перипетии, но к чему вас утомлять? Хотя и удержаться не могу. (Смеется). Дурили, братцы, мы народ, их денежки крутили не в интересах масс, своих, а те с протянутой рукой на хлеб просили. Было, было! Беру я грех, его в сто тысячнее легче взять на свою душу, чем раскошелиться. А локти, господа, а локти ( энергично двигает ими в сторону, расталкивая,) ведь и до сих пор кровоточат! Но я держусь, был под прицелом не однажды, но не судьба еще червей кормить. А дельце, что мы с Максом прокрутили, мелочь, пустячок безвинный, саквояж банкнот…
Максим. Все так и есть. Теперь в своих руках держу я курицу с яйцом – начало всех начал. Недавно умер я и вновь родился, был нищ, теперь богат, а всякое могущество идет от Бога. Я сознаю его, я даже осязаю, но знаешь, брат, мне стало  скучно жить. Актер сбежал от пошлости столичной к нам в провинцию. Его узнал весь мир, а он – сюда, чудак. Но для меня он все-таки находка. Я денег дал ему. Он труппу сколотил, уж пьесу написал, поставил. Возил ее в Москву и в Питер, ты знаешь, она произвела фурор. Горжусь. Актеру – браво! Мне же – кукишь. Но разве мог он состояться без меня, без денежек моих?
Актер. Признаюсь, нет.
Максим. Ты слышишь! Он признает: я – денежный мешок! И только. Тоска. (В задумчивости) Вот если б было так: он дождь, я – радуга восторга. Он нива, я  же –  каравай,  всему венец. Мы забываем обо всем: о пахаре, о пашне и о ниве. Век ее короток. Шумит колосьями недолго, червонным золотом покроет землю, тучно прошумит и превратится в каравай, который на столе у нас с тобою круглый год. Все почести ему, насущному, молитвы, песни. Забыт и пахарь, забыта пашня и пот пролитый. И только караваю почесть трижды в день!
Иосиф. Что ж, судьба простого люда быть пахарем и пашней. Актер наш каравай, и  он же радуга, а ты всего лишь дождь, который взращивает с пашней ниву.
Максим. Довольно. Все кончено! Кто платит, тот заказывает музыку. Афиши с именем актера я велю все сжечь и начертать на них свое! Ну, каково изобретенье?
Издатель. Гениально! Глыба!
Дядя. Браво, мальчик мой! Ты далеко пойдешь, ты станешь радугой бесспорно. Вот только бабочку ты носишь как-то блекло, неумело ( поправляет). Она тебя смущает, но еще не вечер, научишься носить. Танюшка, дочь твоя, подхватит эстафету и понесет ее.
Максим. Танюшка! Верно, она же музицировать училась до саквояжа. Помню, помню. В каком-то конкурсе победу одержала. А что ж теперь? Совсем  в делах я закрутился. Все нити потерял. Да, все  торчит она у деда.
Дядя. Ну, что за лексика, Максим!
Максим ( не замечая реплики). Дед жалуется мне: зачем ты разодел девчонку в злато. Утонет, говорит, в нем, как тот султан в монетах. О чем он, дядя? Сам в нищете прожил и нам того желает.
Иосиф. Татьяна ваша – пластелин, как и другие дети. Кто скульптор? Быть может, у него душа от Бога, а может быть от Сатаны…
Максим. Пустое, скульптор для меня – учебник был, учеба, бесконечный труд дешевый.
Иосиф. Для Татьяны скульптор – деньги. Они уж изваяли душу. Татьяна на игле!
Максим. Не может быть, да я прибью любого, кто снабжал зельем девчонку. Ну, что Татьяне в жизни не хватало? Я всемогущ, я сотрясу любого, в порошок сотру! (дико озираясь).На колени!
Узники валятся к ногам Максима. Иосиф, приближаясь, сливается с Максимом, исчезает. Максим упивается своим могуществом и в то же время поражен несчастьем дочери.
Максим ( как опьянелый). Вы кто?
Голоса. Ну, разве ты не знаешь нас? Мы все твои друзья, твоя опора.
Издатель. Ты мемуары напиши, и я тебя издам.
Петр. Ты укажи мне на врага, я повяжу его.
Дядя. Ты денег попроси, и я устрою транш.
Служанка. Ты предложи любовь, и я твоя, за доллары, конечно.
Актер (гордо). Сыграю я шута, но только лишь на сцене.
Максим. Да, все будет так. Но где моя жена? Она одна услуг не предлагает.
Иосиф (в стороне, как призрак). Жена твоя купается в деньгах, в карибских теплых водах.
Максим. Старо, неинтересно. Эскорт-услуги, правда, там преподнести умеют. Но что ж поделаешь, ведь это тоже бизнес.
Все хором (кроме актера, удрученно склонившего голову). Это тоже бизнес, он все спишет.
Максим. Все прочь! Где дочь моя, где душенька Татьяна?
Иосиф. Татьяна на игле.
Максим. Не может быть, ну, что девчонке в жизни не хватало?
Иосиф. Тепла души в столь сложный переходный возраст.
Максим. Я всемогущ! И я  сниму ее с иглы!
Иосиф. Сомневаюсь, тот случай, когда твое могущество бессильно. Как купишь ты девчонке силу воли? Здесь только от нее исход зависит.
Максим. Я заточу ее в темницу!
Иосиф. Поздно.
Максим. Но в чем моя вина? В богатстве?
Иосиф. Беда твоя не в том, что ты богат, а забываешь ты о тех, кому живется хуже.
Максим. Так дело только в этом? Но ты забыл, что я давно зарплату отдал людям,  и заработок  значительно повысил. Что ж, это не зачтешь? Помоги мне дочь вернуть, Иосиф!
Иосиф. Я не могу вдохнуть вам разум, когда Всевышний сам вдохнул. И разум ваш велик, как Млечный Путь, его достаточно, чтобы решать назревшие проблемы. Вы разбирайтесь меж собою сами.
Затемнение.
Прежний офис Максима. Скороходов один, нетерпеливо ходит по кабинету.
Максим (в раздумье). Так-так, вдохнул в меня Всевышний разум, насколько он велик, судить мы будем по богатству. Но истина и в том, чтоб видеть далее других достаточно и одного нам – острого ума! Ха-ха! Кто ж против истины. Увидел первый я, как стать богатым. Я – олигарх провинциальный, казны моей не счесть, а вместе с ней не счесть мои  права. Людские судьбы тасую я, как карты. О, я могуч, о, я велик!
Голос. Все это так, одно печально: величие, замешанное на крови, всегда так дурно пахнет.
Максим. Молчи, мне горько без тебя. Дочурку я, Татьяну потерял, жену, наверно, тоже. Иосиф прав (подходит к зеркалу, обнажает спину, разглядывает). Рубцы исчезли, но душа болит. Семья моя – сосуд хрустальный, разбился вдребезги, попробуй – склей! (ожесточаясь). Дед прозевал Татьяну, гувернантка, охранники куда смотрели и менты! Мой город захлестнул дурман.  Ну, я устрою всем разборку. (Вытаскивает пистолет с глушителем). Вам слово, господин, наган! (нажимает кнопку,  в офис входят два бритоголовых амбала). Есть должники у нас, не платят по счетам, тряхнуть придется их серьезно, короче, всех к ногтю!
Офис сотрясает демонический хохот. Он несется из подвала. Голос: «Лишь на это разума хватило! Несчастный человек». Максим в страхе бежит, стреляет в пустоту. Смех преследует его.
 Затемнение.

ИНТЕРМЕДИЯ
Странник. Кузнец, о, как я сожалею о разбитом зеркале! Я духом пал, а впереди остаток жизни…
Кузнец. Сочувствую. (Насмешливо). Зачем же жечь свечу слепому, зачем читать стихи глухому!
Странник. Кузнец, а кузнец, ты можешь отковать мне маску?
Кузнец. Конечно. Тебе какую?
Голос. На все случаи жизни, и каждый видел бы в ней то, что хочет показать ее владелец.
Кузнец. Но это будет стоить  дорогого...
Странник. Пустяки, назови цену, я богат и заплачу.
Кузнец. Цена крутая – жизнь.
Странник. Чья?
Кузнец. Заказчика, конечно!

Действие четвертое.


Угол гостиной Скороходовых, на  диване спит пьяный Издатель. Широко видна спальня Скороходовых. В ней барахтается полуголый Петр, на стуле китель с погонами полковника. Рядом в пеньюаре Нина.
Нина. Противный мент, напился под завязку,  ног не чует. Колодой развалился, пшел, я спать хочу. Ну, пшел!
Петр (пьяно). Мне б водочки сто грамм. Она чертовски хорошо простуду лечит.
Нина. Ничтожество, средь трупов я сама, как труп.(Льет на Петра водку из бутылки, он подставляет рот, но безуспешно). Ну, хватит пшел, я спать хочу.
Петр (поет фальшиво). Мне хочется любви твоей обильной,
Как ягод сок испить твои уста. (Тянется рукой к Нине).
Раздается длинный тревожный звонок в дверь.
Нина. Кто там еще? Наверно муж, мои ключи торчат в замке. Мотаешь, мент, на ус?
Петр (испуганно). Приехали, что будем делать? Вот черт, как водочка сильна, разит иных с катушек.
Нина. Мотай на лоджию, бери свои штаны, оденься там и жди минуты, чтобы скрыться. Я мужа уведу в столовую. Пошли, пошли.
Петр полуголый спешит на четвереньках, головой отворяет дверь, скрывается. Нина швыряет за ним его форму. Выходит из спальни в гостиную.
Нина (вскричав). О, батюшки, свинья-издатель пьян. Как я забыла. Мента сюда скорей. (Порывается назад, но поздно, входит  перепуганный Максим с пистолетом в руках). Максимчик  мой, мой милый Скороходик! Откуда ты? Тебя трясет! О, батюшки, да  на тебе лица-то нет!
Максим. Ах, Нина, я погиб. За мною по пятам менты, а кровь на мне.
Нина. Ты спятил, ты убийца?
Максим. Нет. Заказчик. Убийца схвачен, и меня назвал. О, я погиб. Иосиф мне вещал. Где твой губной полковник?
Нина. Подбирай слова!
Максим. Да что слова, когда я знаю правду. Иосиф мне  в подвале  рассказал, его назвав.
Нина. В каком подвале? Бредишь ты, ах, у тебя горячка!
Максим. О нет. Он истязал меня, сказал мне: правда в том, что будет очень больно, рубцы же заживут. (Показывает спину). Там ничего уж нет? Да,  нет. А боль все там же, занозою в душе. Я думал это блеф его? Увы, все – правда. Любви уж нет, а значит и надежды, веры, а вместе с этим мое могущество – пустышка. Теперь я трепещу, как лист осины, защиты я прошу твоей, Петра. Мент неподкупный взялся за дела, и только Петр, твой, мерзавец,  способен защитить.
Нина. Но как?
Максим. Своим здесь появленьем. Не станут же его ребята при нем обыскивать квартиру, меня ища.
Нина. Но где ж его возьму я?
Максим. Он был недавно здесь, постель смята, и пища на столе, и рюмки, сигареты. Не хочешь ты спасать меня? Я откуплюсь потом, ведь это же бесспорно. Но вспыхнувший скандал и опалит тебя.
Нина. Ты прав, а дальше что?
Максим. Уйду я за кордон, пока  не стихнет буча. Мне только оторваться от насевших псов.
Звонок в квартиру настойчивый, продолжительный.
Максим. Ну, Нина, что же ты, решайся, где  он, вот пепел сигарет его горячий.
Открывается дверь лоджии, шатаясь, выходит в форме  Петр.
Петр. Я слышал все. Иди сюда  Максим, и будь спокоен, псов я прогоню. (К Нине).Открой молодчикам моим, а я – за стол. Издателя поднять проблематично. Как славно водочка разит иных мужей! Ну, как я, в форме?
Нина. Да, я открываю дверь, коль ты решил комедиантом быть.
Петр ( трясет Издателя). Проснись, дружок, проснись, прошу тебя.
В гостиную вбегают оперативники и останавливаются, как вкопанные.
Опер. Пардон, полковник, где Максим Петрович Скороходов?
Петр. Ты спятил, батюшка, с чего ты взял, что Скороходов здесь? Мы битый час в гостях у славной Нины. Вон наш Издатель накачался, смех!
Нина. Да, перебрал дружок. Помог бы нам его на тачку погрузить.
Опер. Но след Максима  все еще горяч, он вел сюда.
Петр. Вот черт, он в шапке невидимке. Ты лучше пропусти сто грамм, прекрасно водочка снимает стресс, и освежает мозг туманный. Потом поищем беглеца, что в шапке невидимке. Ха-ха!
Опер. Спасибо, я при исполненьи долга.
Петр. Чепуха, приказываю я!
Опер. Но в рапорте я так и напишу: полковник сам в квартире был, и Скороходов здесь не появлялся. (Подозрительно заглядывает в спальню, в столовую). Да, пусто все вокруг.
Петр. Валяй, пиши, как есть, да злее, мол, шли мы попятам, но он исчез в ночи, сгорел метеоритом.
Издатель (просыпаясь).  Постойте, караул,  горим? Пожар! Звоните 01!
Опер (усмехаясь). А может быть, 02 поможет лучше? Наводка есть на вас, подпольную порнуху издаете!
Издатель. Помилуйте, какой пассаж! (Тянется рукой за рюмкой, выпивает, замертво падает на диван).
Петр (весело). Ну вот, сразил издателя, он труп. Ступай, голубчик, коли пить не хочешь, не ровен час, взболтнешь о чем нибудь таком, что санкцию придется применять против тебя. Ступай, и рапорт завтра мне на стол!
Оперативник уходит. Слышно, как гудит милицейский «Уазик».
Нина. Ну, слава Богу, пронесло.
Петр. Выходи, Максим, глотком «Столичной» подкрепи свой дух перед дорогой дальней. Скажи, на чем, куда собрался ты в бега?
Максим ( выпивает водку). Мой самолет готов взлететь сию минуту и сесть в Швейцарии, к примеру. Но стоит ли бежать, когда твоя есть крыша. Ты, братец, отрабатывай сполна, ты задолжал, и крепко. Бежать! Я остаюсь! Негоже останавливать на пол пути идущего вперед.
Пауза.
 Как тяжек оказался груз богатства. Ах, если б снова все начать, не допустил бы я ошибок столько и семью б сохранил, любовь, и имя доброе свое. А я слепец, хоть постоянно говорю: чтоб видеть дальше всех, достаточно и одного нам – острого ума!
Петр. Максим, еще не вечер. Тот киллер пустяки. Шакал сожрал отравленное мясо, а то, что он наплел, так это сгоряча и будь спокоен.
Пауза.
 Тебе видней, конечно, как поступить, но я бы дал совет, действительно исчезнуть. Поверь, ведь это лучший способ зверя не травить. Уляжется метель и возвращайся. В тиши, спокойствии обдумай все свои шаги, все взвесь, как  только что  сказал, начни, как будто бы сначала.
Максим. Я бы рад, но, знаешь, конкуренты. Не ты их, так тебя пришьют… Российский бизнесмен – не только всадник без главы, похлеще!
Нина ( в ужасе). Отец пророк, о, как же был он прав!
Максим. …Ты знаешь, я партию карманную создал, и в ней мышиная возня, грызня. С десяток норовит  быть правою моей рукой, второй десяток – левою. Чуть вожжи опусти, сотрут, сожрут, растащат капитал и глазом не моргнут. Считают, обошел я их, мол, волосатая московская рука сыграла, то бишь, тот дядин транш бандитский. Смириться не хотят. Бандитов чаще порождает власть, нежели наш народ (Тяжело вздыхает). Как холодно, и в то же время душно. Иосиф мне сказал: Он, (показывает пальцем вверх) Создатель, разум в нас вдохнул, и разум наш велик, как Млечный Путь. Пришла пора задуматься, как жить и по каким катиться рельсам...? Всевышний далеко, но Он нам разум дал… Прощайте, покидаю вас…
Максим уходит, в смятении остается Нина. Испуган издатель, самодоволен Петр.
Занавес.
Сухобузимское, 2001 г.