На следующий день к дому Сажиды подъехал председатель колхоза Рашат Халиков. Прошедший всю войну от начала до конца, он не любил о ней говорить. Во время посевной, уборочной его семья напрочь забывала о том, что он есть. Засыпал там, где заставала его глубокая ночь. Очень сдержанный в словах, он не забывал благодарить тружеников за их героизм в каждодневном труде. Он знал все обо всех, старался каждому помочь по мере сил. Особенно трепетно относился он к просьбам вдов, матерей погибших на войне земляков. Он своим личным примером вел сельчан к трудовым подвигам. Умел и пошутить, но это было крайне редко. А уж если из-под пышных его усов проглядывала улыбка, и он отпускал на волю какую-нибудь одну из своих шуток, то для всех казалось, что жизнь состоит не только из черных полос, что есть в ней, пусть тоненькие, но белые полосы.
Не все в районе верили высоким показателям в этом колхозе, думали, что дело тут не чисто. Видимо, поэтому в такую даль от районного центра частенько кто-нибудь да приезжал. Вот и на этот раз товарищ Халиков приехал не один. Сам он направился к воротам, а возле председательского тарантаса остались незнакомые мужчина и женщина. Сажида, завидев гостя, вышла ему навстречу.
--Здравствуй, Сажида, пришел к тебе с просьбой. Не откажи. Сын у тебя пока на учебе. Дом у тебя большой,- начал он и замолчал, невольно залюбовавшись цветущей пышным цветом геранью за окном. Сажида, спрятав свои руки под фартуком, стояла на крыльце, половицы которого были до бела начищены песком. Увидев такого гостя, женщина сначала растерялась, а потом, спохватившись, пригласила войти в дом.
--Здравствуйте, здравствуйте. Проходите, пожалуйста. Чего на улице то стоять. Вы же, кажется, не один приехали?
--Да они никуда не торопятся, подождут, а я вот, пожалуй, зайду.
Зайдя в дом, он осмотрелся, сел на предложенный стул.
--Вижу, не обманули меня, сказав, что ты хорошая хозяйка.
Сажида вспыхнула, словно девчонка на первом свидании.
--Да что Вы, у нас в деревне плохих хозяек нет. Все одинаковые.
Председатель, казалось, внимательно смотрит на молодую женщину, а в это время мысленно был так далеко от этого места, сказать кому, не поверит. Ему всегда нравилась эта деревня. Когда он узнал о том, что в страшные годы репрессий в этой деревне никто не пострадал, он более внимательней стал относиться к каждому ее жителю. Приглядевшись, понял, здесь живут очень серьезные люди, ни за какие деньги, награды и чины они на своих доносить не будут, здесь по большому счету живут настоящие люди. Поэтому эта деревня и не потеряла веры, осталась на плаву даже в то время, когда от многих деревень остались одни могилы на запущенных кладбищах. Он, очнувшись, поднял голову, еще раз оглядевшись, сказал:
--Слушай, сестренка, пустила бы ты на квартиру постояльцев, а? Вон они стоят, ждут твоего решения.
-- А это что: муж и жена. И что они будут в нашем колхозе делать?
--Нет, сестренка, это не муж и жена,- сказал он и вздохнул, посмотрев в окно. Это проверяющие из района. Они, может быть, с недельку поживут. Ты уж пусти их, и мне полегче будет. А продуктов я тебе пришлю. Ну, как, договорились?
--Ну, как я могу Вам отказать, Рашат абый, сказала она и снова залилась краской.
--Вот и хорошо. Так я их прямо сейчас и позову.
Он постучал в окно, но они его не услышали. Молодая, нарядно одетая женщина что-то очень громко рассказывала, звонко смеялась. Тогда председатель распахнул окно и окликнул их. Они, взяв свои вещи, направились к ним. Женщина без умолку продолжала что-то говорить. Сажиде даже показалось, что он ее и не слушает. Они все вместе попили чаю и отправились по своим делам. Сажида убирала со стола, мыла чашки, а про себя невольно думала о своем постояльце. Крупного телосложения, с едва заметной сединой, они словно серебряные нити заблудились в его черных вьющихся волнами волосах. Он чем-то очень напоминал ей Валиахмата. Она продолжала начатую работу и перебирала в памяти каждое сказанное им слово, каждое его движение.
--А ведь он примерно того же года рождения, что и мой Валиахмат,- подумала Сажида, краешком платка смахивая слезинку. Она замесила тесто для блинов, накрыла посуду чистой салфеткой, расставила скамейки по местам и собралась на работу как в дверь тихо вошла Сарвар.
--Сажида апа, можно к тебе на минутку?— почти шепотом спросила девушка.
--С каких это пор ты в моем доме боишься рот раскрыть, у меня спящих нет. Да проходи уж, дверь то побыстрей закрывай, мух напускаешь. А мне некогда за ними день деньской гоняться по всему дому. Ну, говори уж, непоседа. До всего-то тебе есть дело. Да говори уж!
Девушка немного помялась возле порога и подошла к столу.
-- Сажида апа, а кто это к тебе приходил?
--Они жить у меня будут. Правда, я еще не знаю сколько. Они приехали из района посмотреть, как мы живем, работаем. Вот посмотрят и уедут к себе.
--Интересно то как! А к нам в клуб они придут?
--Да кто ж их знает, может и придут.
--Сажида апа, а можно я к тебе вечерком загляну?
Женщина внимательно посмотрела на девушку, пожав плечами, растерянно произнесла:
--Даже и не знаю, что и сказать. Может, они устанут, не захотят видеть никого, а ты тут явишься. Не знаю ведь я. Ты уж сегодня то не
заходи, а там дальше посмотрим. Ты иди пока, работы у меня много.
--А, может, мне помочь?- засуетилась девушка, может, на что и сгожусь.
--Нет, нет. Я еще и сама то толком не знаю, что и как делать. А то мы тут наделаем делов, не будешь знать, как выкрутиться.
Сарвар побежала по своим только ей известным делам, а заодно и оповещать сельчан о постояльцах. Ведь что ни говори, такое случается не очень часто в их, казалось бы, забытой даже богом деревне. А Сажида села за стол, еще раз осмотрела все, но в голову ничего не шло. Посидела еще немного и пошла в клеть за керосином, почистила картошки, поставила вариться. А когда она сварилась, закутала чугунок с картошкой в старую телогрейку, и побежала к своим буренкам. А когда она вернулась, постояльцы были уже дома. Они что-то бурно обсуждали, но при ее появлении они сразу поменяли тему разговора.
--Вы уж извините, мы тут без вас хозяйничать начали,- смущаясь, сказал мужчина.
На столе стоял пышущий жаром самовар, на тарелках лежали пряники.
--Да я для вас картошечки наварила, тесто поставила, глазом не успеете моргнуть, блинчиков напеку,- она быстро достала чугунок. И уже через минуту дом заполнил такой аромат, что устоять было просто не возможно.
--Ну, раз пошла такая пляска, то и без этого не обойтись,¬- сказала женщина и водрузила на стол нарядную бутылку.
Все сели за стол. Сначала в воздухе повисла какая-то напряженность, но после первой рюмки она сразу же куда-то подевалась. Познакомились. Сальман родился и вырос в Актанышском районе. После окончания техникума их с женой Гульсахрой направили на работу в наш район. Когда работал в райкоме комсомола, началась война. Жена с двумя
детьми осталась здесь. Дождалась его. Несколько лет, как она покинула этот свет. А Нурания в самом конце войны проводила своего любимого на войну. Всего-то одно письмо успел написать, погиб под самым Берлином. Она окончила институт, живет для себя.
Долго в этот день горел огонек в доме вдовы. Они говорили о многом. И о том, какой должна быть деревня в будущем, какими будут школы, о том, как к ним в деревню будут приезжать именитые артисты, какие будут построены фермы и какие будут коровы. Сажида слушала все это с каким то особым восторгом. Она не могла понять, что ей нравится больше: то ли смысл всего сказанного, то ли бархатный ровный голос Сальмана. Нурания все время его перебивала, все старалась показать, что она умнее, больше знает. А Сальман считал, что наука это, конечно, хорошо, но опыт, помноженный на знания, ценнее.
Пока они обсуждали свои проблемы, Сажида постелила им постель. Сальману—в клети, Нурании—на единственной кровати за занавеской. А сама легла за печкой. Не успела голова коснуться подушки, как она заснула. К утренней дойке ей нужно было встать пораньше, Нурания просила взять её с собой. Она тихонько раздвинула занавеску, но сразу поняла, что Нурания сюда даже не ложилась. Идти в клеть она не посмела. Пока собиралась, та вышла сама. Как ни в чем не бывало, привела себя в порядок, села за стол. Молча попив чаю, пошли на работу.
--Ты что, меня осуждаешь?- спросила Нурания.
--Какое мне дело до вас, живите, как знаете.
--Не осуждай. У него вот уже сколько лет жены нет. В доме он и баба, и мужик. А я что, свободная птица, сын уже взрослый, с ложечки кормить не нужно. А у тебя что, никого нет? Ну, чего ты молчишь? А может тебе Сальман понравился, так у него таких как ты в каждой деревне по десятку. Смотри у меня, я видела, как вы вчера в гляделки играли. Не для того его опекаю, чтоб делиться с кем попало.
-- Я же сказала. Мне до вас никакого дела нет, я просто не выспалась, и голова раскалывается, ни о чем говорить не хочу.
Неделя пролетела незаметно. Все были заняты своим делом. Как–то вызвали Сажиду в правление колхоза. Она всю ночь не спала, все думала: к чему бы это. После утренней дойки собралась и пошла. Не доходя до правления, поправила платок, одернула платье, стряхнула нарядно вышитый фартук, который одевала только по особым случаям, и уверенным шагом направилась в открытые двери. Будь что будет. В кабинете председателя было очень сильно накурено, все было в сизом дыму, хоть топор вешай. Сам же он сидел, опустив голову над какими-то бумагами. И только когда женщина закашлялась, от такого «благовония», поднял голову.
--Пришла, ну проходи. Слушай, Сажида, ты ведь у нас грамотная?
--Читать, писать умею. А что?
--Бывшие у нас специалисты из района, ну те, что жили у тебя, порекомендовали нам возле речки разбить огород, а чуть выше сад. Чтобы начать такую серьезную работу, нам нужен бригадир. Мы вот подумали и решили, что ты с этой работой справишься. Да и место это рядом с твоим домом… Как думаешь?
--Я как-то еще ничего не думаю, Рашат абый. Но я, боюсь, не справлюсь.
--Вообщем так. Думать нам некогда. С завтрашнего дня и начнем. Подбери себе команду.
Сад нужно закладывать сейчас, работы много. А тебя пошлю на курсы.
--Но у меня же хозяйство, как же я все брошу и уеду? Да и молодых у нас полно, пусть они новое дело осваивают.
--Ладно, иди. Почву для обдумывания я дал, отказ не принимается,- сказал он тоном, не терпящим возражений.- Мы ведь с тобой коммунизм строим, городу нужны фрукты, овощи, поняла?
Сажида, понурив голову, собралась было уходить.
--А, постой-ка, тут тебе письмо, на вот, возьми. Ты опять запрос писала?
Ничего не говоря в ответ, она взяла из его рук большой конверт, молча повернулась и медленно пошла к выходу. Она прижала конверт к себе, но открывать его не торопилась. Пока шла до дома, вся её жизнь промелькнула перед глазами. Родители Сажиды и Валиахмета жили по соседству. В детстве играли вместе. Он как старший опекал её. Родители рассказывали, как он заступился однажды за нее. Она этого не помнила. А дело было так: все были на работе. С малышкой в доме осталась бабушка, да и у той работы было невпроворот. А у рябой курицы-наседки появились маленькие цыплятки, такие хорошенькие пушистые комочки. Босоногая девчушка долго сидела на корточках, наблюдала за ними, любовалась. Потом взяла одного цыпленка на руки, отнесла к чану с водой, искупала, завернула в свои тряпушки и спать уложила. Когда бабушка прибежала на истошное кудахтанье наседки, было уже поздно, цыпленка было не спасти. В это время соседка пришла навестить бабушку и увидела происходящее. Она стала ругать девочку и грозилась проучить крапивой. А соседский мальчуган в это время сидел на заборе и что-то высматривал. Когда он увидел, что эта старуха сорвала кустик крапивы и идет к его подружке, он молнией слетел с насиженного места и встал между ними. Не дал её в обиду. И так было всегда. Она шла, не глядя под ноги. «Милый мой, хороший мой, мне так плохо, так тяжело, почему же ты не поможешь мне, мне так тебя не хватает» ,--думала она, а по лицу сами собой ручьем текли слезы. Слезы обиды, слезы тоски. В полузабытье подошла к дому, села на скамейку и только тут решила открыть конверт. Вытерла фартуком глаза, развернула белый лист бумаги. «Ваш муж, Фатыхов Валиахмат Фатыхович погиб смертью храбрых, защищая деревню Березовка…» Встала и, не заходя домой, почти бегом бросилась в сторону правления. Ей обязательно нужно к нему добраться, дотронуться до той земли, на которую пролилась его кровь. И ее ничто не остановит…
Мерно постукивают колеса. Она никогда до сих пор не выезжала дальше районного центра. Ей всё было интересно. Тук- тук- тук- тук мчится поезд вдаль от родных мест. День сменяет ночь, за ночью нарождается день… Украинские земли встретили её желтоглазыми подсолнухами, полями золотистой пшеницы, спелыми краснобокими яблоками, под тяжестью которых ломились ветви яблонь. Выйдя на нужной станции, она стала расспрашивать у прохожих, как ей добраться до нужного местечка. С трудом объяснив цель своего приезда, она с грехом пополам сумела выяснить, что ей нужно сделать, чтобы попасть в эту самую Березовку, где покоятся белые косточки её любимого Валиахмата. Ей на вокзале объяснили, что легче всего на базаре найти Михася. Он как раз из этих мест. Вечером будет возвращаться и обязательно возьмет её с собой. А чтобы было наверняка, с ней вместе пошёл мужчина в белых холщёвых штанах, подпоясанный красным кушаком.
- Пидим, пидим, я кажу даругу,- говорил он женщине, которая преодолела тысячу верст, чтобы склонить голову в память о любимом человеке здесь на братской могиле. Они шли по узеньким улочкам незнакомого городка. Буквально через пять минут они вышли на базарную площадь. Издалека было видно, что эта странно одетая женщина здесь впервые. Провожатый подвел Сажиду к Михасю, объяснил ситуацию. Эта новость моментально облетела базар, к Сажиде стали подходить совсем незнакомые люди, протягивали к ней руки, обнимали. Каждый старался её подвести к своему торговому месту, угостить. Сажида с интересом рассматривала овощи, фрукты на прилавках. Такого она ещё ни разу не видела. Если только на картинках. У неё загорелись глаза. Сразу мелькнуло в голове: « А смогут ли они у себя выращивать такое великолепие?» Михась по такому случаю решил с базара вернуться чуть пораньше.
-Ну, что, красавица, поехали. Путь не ближний. Забралась в огромную телегу, на которой обычно возят на базар бахчевые культуры. Два быка, понурив головы, пустились в путь. Сначала ей до всего было дело, всё интересно. Но потом мерное покачивание, усталость, свежий воздух, напоённый ароматом цветов, яблок, груш и ещё чего-то, названия которых она даже не знала, душистое сено на дне телеги сделали своё дело. Положив котомку под голову, женщина спала сном младенца.
-Михась, ты чтой то раненько,- встретила его немолодая женщина в вышитой сорочке. Сажида подняла голову.
-Ба, да ты с гостьей. Он обнял её за плечи и, показывая на Сажиду, объяснил ситуацию.
-Из самой Татарии приехала. О муже до сих пор вестий не було. Здесь голуву сложув.
Хозяйка запричитала, засуетилась. Быстро накрыла стол. Усадили гостью на почётное место. Слово за слово беседа затянулась до ночи. В небольшой белостенной хате, собрались все соседи. Обо всём расспрашивали Сажиду, рассказывали о боях, которые прошли здесь. Сажида привезла сохранившиеся фотографии Валиахмата. Их внимательно все рассматривали, кто-то даже вспомнил, что видел человека, на него похожего. Рано утром целая делегация отправилась на кладбище. Вот и братские могилы. На одной из плит Сажида увидела имя мужа. Все притихли. Женщина встала на колени, положила голову на плиту и заплакала. Если до сих пор она жила надеждой, то теперь эта надежда словно песок прошла сквозь пальцы.