– Папа, папа, ну пожалуйста, разреши мне пользоваться апринтом.
Отец посмотрел на меня укоризненно:
– Ты же знаешь: он – «мои руки», я ими работаю. Мне бы не хотелось...
– Ну папа...
Отец был явно не в духе, но я, как преданная собака, продолжал ходить за ним по пятам до тех пор, пока не добился своего.
– Ладно, я отлучусь на пару часов, так что пользуйся. Но смотри, бабуле я дам все инструкции, она будет тебя контролировать.
В отличие от папы, который рисовал и лепил при помощи апринта, в свои шесть лет я еще не научился создавать четкие мыслеобразы. Мои мысленные команды выдавали на экране еще менее ладную фигурку инопланетянина, чем если бы я лепил ее руками. И все же, мне захотелось подержать ее в руках.
– Бабуля, распечатай, пожалуйста, моего Джиро.
– Папа не велел, – мило улыбнулась бабуля.
– Распечатай хотя бы в самом маленьком формате, хотя бы как мизинчик.
Продолжая приставать к бабуле, в глубине души я понимал, что это бесполезно. Робот – не человек, его нельзя побудить действовать вопреки заданной программе. Но я знал, что бабуля очень добрая и обязательно сумеет мне помочь. Потому я терпеливо ждал, пока она, углубившись в сложный мир своей логики, найдет необычное решение.
– Послушай, – вдруг оживилась она. – Давай я расскажу тебе что-то удивительное, что касается настоящих инопланетян.
Бабулин рассказ, с самых первых слов, заставил меня позабыть о неудачной попытке создать свой первый триде-шедевр. Оказалось, что бытовой робот, которого мы ласково называли «бабулей», раньше использовался как контактер в космоцентре. Он был способен в той или иной форме передавать послания инопланетного разума.
– Почему же ты здесь? – не мог сдержать я удивления.
– Я – одна из первых, видимо не слишком удачных, моделей роботов-контактеров. Ученых что-то не устраивало в моей работе, и они от меня отказались.
– А записи контактов у тебя остались?!
– Остались. Меня не стали перепрограммировать, просто отключили лишние функции.
Как задействовать скрытые в ее недрах возможности, бабуля не знала. Предположив, что ключом могло быть какое-то кодовое слово, которым обычно можно было переключить робота с одной программы на другую, я принялся называть слова, относящиеся к космосу, к технике... – перепробовал весь известный мне арсенал, но, увы, чуда не произошло.
_____________________
Тогдашнее мое разочарование было таким сильным, что я долго думал о нем, как о самой большой потере в жизни. Однако то, что случилось несколько часов назад, обнажило в моей душе подлинную глубину отчаяния. Погиб мой лучший друг. Еще вчера мы отмечали его семнадцатый день рождения и вместе путешествовали при помощи симулятора по удивительной планете, но немногим позже сердце его остановилось...
Дом казался пустым, а вещи в нем – чужими. Родители были в отъезде, а бабуля, с тех пор как я вырос, за ненадобностью хранилась в кладовке.
– Бабуля... – вздохнул я. Вдруг подумалось, что, «оживив» ее, я хоть ненадолго смогу ощутить беспечальность детства.
Маленькая, улыбчивая фигурка женщины средних лет, одетая в домашнее платье, по-прежнему вызывала теплые чувства. Сейчас она показалась мне особенно трогательной... Воображая, какими будут ее чуть монотонные, но всегда разборчивые обращения ко мне, я не мог сдержать улыбки: «пора мыть ручки», «готова проверить домашнее задание», «я приготовила твои любимые рисовые шарики»... Эти так надоевшие мне в детстве фразы прозвучали бы сейчас так мило...
Моя радость была преждевременной: аккумулятор робота сел, и нужно было ждать, пока он зарядится. Час... два... время текло медленно. Взгляд то и дело невольно останавливался на знакомом и любимом с раннего детства лице, которое своим застывшим выражением напоминало о смерти. Это было выше моих сил. Я поспешил включить машину, не обращая внимания на индикатор заряда, сигналивший красным. Как и следовало ожидать, бабуля не ожила, не облегчила боль моего уязвленного сердца. Упав ничком на пол, я стал бить по нему кулаками. Пол едва приметно вибрировал, напоминая, что более сильные толчки могут активировать домашнюю систему защиты от землетрясений. Безумная идея испытать себя заставила меня колотить по бесчувственному дереву что есть силы. Результат был закономерным: защита не включилась, я же выдохся полностью. У меня не было охоты реагировать даже тогда, когда зуммер робота просигналил о его готовности к работе.
– Встань и подойди ко мне, – голос звучал слабо, как будто шел издалека.
– Надо же, как испортил бабулю долгий простой... – мелькнула вялая мысль.
После того как призыв повторился дважды, я начал чувствовать раздражение – такая назойливость мне претила. Я поднялся, чтобы отключить робота и водворить его на место, но незнакомый голос, который шел из динамиков, остановил меня.
– Не отключай робота от сети, сейчас он работает как приемное устройство.
– Ты хочешь сказать, что ты – не бабуля, – скептически заметил я; мой мозг решительно отказывался верить в иррациональное.
– А когда-то ты готов был верить... и в инопланетян, и в неисчерпаемые возможности мирового разума.
Бабуля была способна неординарно мыслить, но одного она не умела точно – читать мысли. Если бы мое состояние было нормальным, я бы, по меньшей мере, насторожился. Но владевшая мной меланхолия только приветствовала мысль о встрече с самым опасным и неизвестным, может быть даже со смертью... Не отдавая себе отчета в своих действиях, я пошел в кухню и взял из ящика нож. Вернувшись и застав робота таким же недвижным, я не смог вспомнить, зачем вооружился ножом, и потому бросил его на пол. Однако голос велел мне поднять инструмент и вырезать с его помощью на груди бабули прямоугольное отверстие.
Когда лоскут искусственной кожи остался у меня в руках, на его месте показался небольшой светящийся экран. В слабом мерцании черно-белого изображения я увидел расплывчатые черты незнакомого лица.
– Могу я увидеть тебя лучше? – сейчас я готов был содрать с робота хотя бы и всю его оболочку, лишь бы обнаружить кнопки настройки.
Но незнакомец остановил меня:
– Улучшить изображение ты не сможешь, да и что даст тебе картинка?
Он велел мне закрыть глаза и перестать беспокоиться.
_____________________
Я знал, что человека охватывает страх, когда он не может вдохнуть или выдохнуть. Казалось бы, что может быть страшнее этого несовместимого с жизнью состояния? Однако дыхание жизни не заключается лишь в дыхании тела. Душа тоже «дышит», насыщаясь впечатлениями мира, созвучными ей энергиями. И без насыщения ими может начать ощущать удушье. Эта мысль пришла гораздо позже, но не в тот момент, когда, придя в себя, я обнаружил, что нахожусь бездонном пространстве, в непроглядной темноте. Скованное ужасом, сердце билось так часто и быстро, как только могло; одновременно отзываясь во всех частях тела, оно мучительно сопротивлялось разрушительной иллюзии...
Мгновением позже мне уже казалось, что я парю – ни много ни мало в открытом космосе. Блестящие точки на фоне черноты напоминали о звездном небе. Этот близкий и знакомый образ подействовал успокоительно, и я, только что излучавший каждой клеткой своего тела безумный страх, принялся искать точки опоры. В принципе, поиск основания для мышления – обычное состояние ума, ум не может пребывать в пустоте, какая-никакая зацепка ему всегда нужна, вроде: «сейчас я буду делать то-то», «поищу-ка что-то знакомое и от него буду плясать дальше»... Можно сказать, что и ум тоже дышит «воздухом мысли».
Когда, почувствовав себя хозяином положения, мой ум «задышал», я вообразил, что смогу лететь и таким образом приблизиться к звездам и планетам. Но не тут-то было, тело решительно отказывалось изменять положение в пространстве. Возмутившись, я сделал особенно сильный, решительный рывок и... сознание мое погасло. Когда же оно вернулось, мне понадобилось все мое мужество, чтобы принять то, что я увидел.
Ряд... вернее два ряда светил выстроились по обеим сторонам от меня. Они выглядели не больше земной Луны и вряд ли ярче, но ощущались такими явными – до эффекта присутствия. Да, у меня было полное впечатление, что я участвую в каком-то экзамене, и строгие глаза экзаменаторов, не мигая, следят за мной.
– Ты хотел лететь, лети! – эта невесть откуда взявшаяся мысль подтолкнула меня вновь податься вперед.
Оказалось, что двигаться теперь легко и приятно. Что ж, пора было познакомиться с «экзаменаторами»! Под аккомпанемент едва слышного, странно вибрирующего звона в ушах, я ринулся на встречу с посланниками Вселенной. Однако вскоре мое рвение поубавилось... Пока я летел примерно посередине «звездного коридора», ничто не мешало мне быть собой и находить для своего ума точки опоры. Но, как только я пытался приблизиться к тому или иному светилу, то как будто начинал терять себя. Звезды обдавали жаром, планеты – холодом, однако это было пустяком по сравнению с невидимым воздействием, от которого переставали дышать сердце и разум. Мне вовсе не улыбалось превратиться в живого мертвеца и потому в своем полете я предпочел держаться центральной линии. Делая вначале короткие выпады по сторонам, чтобы почувствовать энергетику очередного светила, со временем я отказался от этого. Сердце... сердце подсказало мне, что, даже не приближаясь к неизведанному миру, я могу почувствовать, насколько дружественна его аура. Наверное, впервые в жизни я обратил на сердце внимание не как на телесный орган, но как на друга, способного вернее и безошибочнее оценивать ситуацию, нежели потерявшийся в суждениях ум. Я даже стал разговаривать с ним.
– Можно лететь к этой?.. – спрашивал я, и, если сердце ощутимо меняло ритм, мое намерение угасало.
– Спасибо, друг! – окрыленный чудесной поддержкой, я двигался дальше.
Но постепенно обретенная радость стала угасать – парад планет казался бесконечным, а уколы чуждого ритма истощали. Лишь одна мысль росла и укреплялась во мне: в космосе чрезвычайно много совершенно чуждых моему естеству миров, войти в которые я еще не готов, очевидно по причине своего несовершенства.
«Чужой, чужой, чужой», – стучало в висках... И вдруг... не поверите!.. как будто все любимые мной ароматы Земли возникли враз, из ниоткуда. Впечатление исходило от одной небольшой планеты, окруженной дивной голубой атмосферой.
Очертя голову, я ринулся к ней, как к родному дому. Только сейчас, после экзекуции полного отчуждения от всего родного, близкого уму и сердцу, я ощутил, как дорога мне наша планета. Всю любовь, на какую я был способен, я посылал стремительно приближающемуся голубому миру. Ликуя, я облетал его в надежде обнаружить маленький остров в океане, на котором жил от самого рождения. Однако, чем больше деталей на поверхности планеты мне удавалось рассмотреть, тем большим становилось мое недоумение. Да, этот мир был разительно похож на Землю – обладал континентами и обширными океанами, имел две полярные области, – но все это имело другие размеры и очертания, и находилось совсем не там, где должно было быть.
Не раз облетев Новую Землю вокруг и окончательно утратив надежду найти там свой город, я решил приземлиться наугад: на самый большой материк, в самую, как я полагал, малонаселенную область – на заснеженные горные вершины.
Пронизывающий ветер и слепящий блеск снежного покрывала не уменьшали радость встречи с космической родиной. «Я найду, я преодолею...», – твердил я себе, и улыбка моего сердца согревала и придавала уверенность.
Пройдя изрядное расстояние, я присел на склоне и дал глазам отдых. В какой-то момент в уши вошел тот же странный тонкий звук, который посещал меня в космосе. Я долго не решался открыть глаза, полагая, что увижу нечто столь же пугающее, как тогда. Но когда сделал это, то увидел перед собой... огромную тень человека.
Я обернулся кругом, но никого не обнаружил. Вообразив, что мне померещилось, и что в этом месте снег просто-напросто успел отчего-то потемнеть, пока я на него не смотрел, я стал ощупывать его. Словно подыгрывая мне, тень сдвинулась, и на ее месте показался девственно чистый наст... Это выглядело так поражающе, что я невольно вновь опустился на прежнее место.
Не зная, как вести себя в присутствии живой тени, я поспешил заговорить с ней:
– Слушай, если ты человек... ну какой-нибудь из тех, кто владеет своими психическими силами, то покажись...
– Если я покажусь, ты погибнешь, я пока «чужой» для тебя, – услышал я ответ.
Меня обдало жаром: голос – глубокий, с нотками учительной твердости – походил на тот, что доносился из недр бабули.
– Так это ты! – обрадовался я старому знакомому и с энтузиазмом вскочил, чтобы продолжить путь.
Спускаться теперь было куда легче: меня уже не донимал холод, и тень, спешившая впереди, гасила слепящий снежный экран. Убедившись в неслучайном явлении своего невидимого спутника, я жаждал узнать у него об очень многом. Но что-то останавливало меня от легкомысленной, необдуманной болтовни – хотя бы мысль о его невероятных способностях, позволивших устроить мою встречу с космическим сознанием. Осторожно продвигаясь по скользкому склону, я напряженно искал повод для начала разговора.
– Это Земля? – наконец нашелся я и, получив утвердительный ответ, спросил снова:
– Почему она так не похожа? Это Земля будущего?
– Да, ты прав.
Я ждал пояснений, но они не последовали. Задавая уточняющие вопросы, я получал лишь подтверждения или возражения своим мыслям и постепенно стал понимать, что по-настоящему сумею разговорить собеседника лишь тогда, когда задам ему «нужный» вопрос.
И вот на очередном привале меня осенило:
– Если космический разум помогает землянам всеми мерами, и благополучие Земли целиком зависит от них самих, что по-твоему они должны делать?
– Должны любить.
Такой незамысловатый ответ откровенно разочаровал меня. Что я мог вынести из такого разговора? Словно подслушав мои мысли, невидимый собеседник вдруг засыпал меня вопросами:
– Ты полагаешь, что знать о любви и действовать любовью – одно и то же? Думаешь ли ты, что ты или кто-то другой в каждое свое действие вкладывает желание улучшить окружающий мир или день живущих рядом людей? Готов ли ты расстаться со всеми своими предубеждениями ради того, чтобы стать носителем любви?
То, что я услышал, сильно отзвучало в сердце и стало ответом на многое. Передо мной вдруг прошла панорама моей недолгой жизни, двигателем которой, чаще всего, были сиюминутные желания. Выпав на мгновение из оболочки сковывающего меня эгоизма, я к своему ужасу вспомнил, как сильно повздорил с другом накануне его гибели...
Уверен, что если бы раньше я оступился и беспомощно покатился с горы, мной бы овладели страх или отчаяние, но сейчас я был почти счастлив: опасное положение, в котором я очутился, показалось данью искупления. Точно так же я был рад всем болезненным ушибам – они остро дали о себе знать, когда я поднялся на ноги.
_____________________
Светило Солнце, в воздухе разносился аромат цветущего сада. Внизу, в удивительно красивой долине – по-весеннему нарядной и ухоженной – царила праздничная атмосфера. Люди, одетые в светлые, украшенные шитьем одежды, направлялись к величественному зданию, чем-то напоминавшему храм. Туда же бесшумно подлетали аппараты. Высадив пассажиров, они улетали прочь. В это оживление людей и природы естественно вписывалось торжественное песнопение. По-восточному гибкие голоса женского хора, расположившегося у храма, воспринимались единым целым с щебетанием птиц и говором бегущих с гор ручьев. И хотя я не мог распознать в этом пении ни одного из известных мне земных языков, оно завораживало меня. Заслушавшись и засмотревшись, я совершенно забыл о своем постоянном спутнике. Однако он, спокойно и размеренно, ничем не нарушая красоты торжества, заговорил сам:
– Видишь: любовь и созвучие дают ощущение целостности... общий для всех землян язык – на нем исполняется песнь – облегчает взаимопонимание... постоянство связи с космическим разумом – не обряды, но живое сердечное чувство – помогает строить жизнь гармонично... Сохрани память об этой гармонии в сердце.
Это было последнее, что я запомнил перед тем, как вернуться в черно-белый мир настоящего. Именно таким оно показалось мне после пробуждения: тусклым, незначительным и как будто лишенным будущего. Закрывая глаза, я восстанавливал в воображении яркие картины Новой Земли, открывая –пускал слезу... с большой признательностью, но и с тоской взывал к тому, кто меня вел... И в конце концов понял, уяснил, зачем мне дано было видение! Я должен был начать жить иначе – ради построения Новой Земли. Поверх всего, что кажется серым и будничным, я должен был внести энергию будущего в настоящее, любовью и радостью залечить его печали. И следовало начать это делать прямо сейчас.
Побуждаемый просьбами бабули, которая к этому времени уже «проснулась», я тщательно приклеил лоскут кожи на место. Она была весьма удовлетворена и, оправив на себе одежду, поспешила в кухню, обещая приготовить мои любимые рисовые шарики. Едва за ней закрылась дверь, я не без трепета присел перед домашним алтарем и, отворив резные створки, поставил туда фотографию друга...
Я смотрел в его открытое улыбающееся лицо и от всей души просил простить меня... Слышал ли он? Не знаю. Но что-то подсказывало, что мое обращение не останется без ответа... Горели свечи... летел из сердца привет ему, восходящему... соединялись миры... любовью... для любви...