Погода в то лето, в июле–августе 1968 года стояла в Европе теплая и сухая. Несмотря на запреты майора Козлова, Петька и его подручные ближе познакомились с польскими стражами порядка. Дежурили два экипажа, чередуясь друг с другом. От кого охранять колонну вооруженных людей? Кто сунется?
После недельного пребывания на лесной дороге, некоторые шустрые ребята успели наведаться на ближайшие хутора, организовать товарообмен между дружественными странами. Основной валютой, за неимением другой, был бензин. В Польше это был настоящий, дефицитный, дорогой товар. Если в Союзе литр его стоил в среднем примерно шесть копеек, то в Польше чуть ли ни в десять раз дороже.
Иногда днем Петька с Шереметом посещали ближние окрестности. Петьке было интересно узнать, что же растет в ихнем лесу. Недалеко от дороги было много ежевики. Ягода оказалась очень вкусной, даже сладкой, похожей на крупную малину. Случайно в лесу встретили двух польских пацанов из ближней деревни. С трудом, но все–таки поговорили, поняли друг друга. Кроме бензина, большим спросом пользовались советские наручные часы. Пацаны с нескрываемой завистью глядели на Петькины и Шереметовы часы, явно желая «махнуть» чего–то на них. Однако, не найдя ничего для более-менее равноценного обмена, разошлись по своим направлениям. Иногда, не зная, что здесь русские солдаты проводят учения, по дороге приближались крестьяне на телегах, но, завидев свою полицию, тут же разворачивались и быстро исчезали. Оказалось, что народ пуще огня боится свою полицию, вернее – их дубинок.
Примерно через две недели «стояния», приехала приглашенная замполитом полка польская «агитбригада» - человек шесть–восемь. Женщины среднего возраста в национальных ярких, красно-бело-пестрых платьях, таких же головных уборах – чепчиках. Двое мужчин музыкантов в шляпах. Сценой для них стало днище кузова «Урала» с откинутыми бортами. А вокруг – плотная толпа военных.
Концерт был небольшой. Да и репертуар не произвел впечатления. Женщины пели песни, казалось, имеющие одинаковые мелодии. Совсем другое – наши агитбригады! Будь они тут – вот было бы дело! Сначала сурово отскочила бы от зубов песня о партии Ленина, потом – стихи, а потом – такая лирика, такие мелодии! Словом – русские песни, от которых то ком в горле, то охота самому петь, невзирая на отсутствие голоса, а от частушек - животы надорвешь…
Прослушав постненькие, ни за какие чувства не берущие одинаковые польские произведения искусства, отдав нужную дозу аплодисментов артистам, замполит повел их в штабную палатку, подкрепиться солдатским ужином, да и скрепить дружбу, но перед этим русские солдаты решили выступить с ответным словом. Вскочил солдатик на сцену - кузов, сказал несколько слов и весь полк грохнул неудержимым смехом. Эхо, наверное, отдавалось в ближних деревнях и в лесу, хохотали с запозданием поляки. а со сцены неслось:
«Скажи – ка, дядя, ведь не сразу,
Твоя жена с подбитым глазом
К разводу подала?
- - - - - - - - - -
Ведь были ж схватки боевые,
Да говорят – еще какие!
Недаром помнят все родные…
«Ха – ха – ха - ха!»……
И снова - продолжение. Вот это концерт! Вот это – Бородино! А кто был на сцене? Простой русский солдат. По призванию – артист. Он не старался казаться смешным. Он просто читал «Бородино» в народно-бытовой интерпретации.
Все уже знали и догадывались, что наиболее вероятным из двух будет путь в Чехословакию, хотя всем хотелось, чтобы выпал путь домой, назад. Но это зависело от решения верхов. А там пока всё шли и шли переговоры. То в Праге, то в Чиерне–над-Тисой… О чем там можно так долго переговариваться – никто не знал. Брежнев и Дубчек не могли что-то согласовать. Прошло уже около трех недель пребывания войска в Польше. Даже Петька чувствовал, что учения в такой пассивной стадии должны скоро закончиться. Пружина не может быть так долго сжатой…
В один из вечеров на поляне, где располагался штаб полка и где недавно стояла сцена для польских артистов, демонстрировали фильм «Живые и мертвые». В самом разгаре показа, невзирая на темноту, на поляну сел вертолет. Прогудев на земле с минуту, он взмыл вверх и исчез, а еще через пять минут горнист протрубил сигнал тревоги. Всё тут же пришло в движение. Сборы, укладки, комплектации, доклады, готовность номер один… «Долго ль голому собраться? – только подпоясаться!» Так и Петьке – свернуть палатку, да отнести ее в батарейный грузовик. Капитан Сидоров возглавил экипаж Яршовского ГАЗика, недалеко от головы колонны. Вскоре гибкое тело колонны загудело, зашевелилось и, не разворачиваясь, продолжило движение на запад. В этот раз марш совершался долго, более суток. Снова въезжали–выезжали из, не поймешь – то ли городов, то ли деревень. Вечером остановились на запасном аэродроме, вблизи от границы с Чехословакией. Каждое подразделение заняло свой клочок земляного грунтового поля.
Не обошлось и без казуса. Кому-то пришла в голову идея отгородить подразделения друг от друга, для чего нужно было вырыть по границам рвы глубиной не менее метра и в полметра шириной. Наиболее рьяные командиры успели порыться в земле, а те, кто следовал заповеди: «не спеши выполнять приказ, ибо его могут и отменить», дождался его отмены. Узнав о рвах, летные командиры сильно осерчали и приказали немедленно это дело прекратить. Не завидно было и тому, кто отдал такой приказ… Вывести из строя запасной, хоть и без бетонки, аэродром одной лишь дурной, непродуманной мыслью… Натовцы, узнав об этом, наверное, хохотали бы три часа. Утречком очистили аэродром, сровняли поверхность и переехали чуть подальше от него и поближе к чешской границе. Поставили снова палатки и стали ждать последних, касающихся всей армии, решений «оттуда, сверху»…
Соседство с аэродромом вносило оживление в уже и так неспокойную жизнь. Иногда МИГи, ради развлечения, имитировали бомбометание. На бреющем, по траектории пологой параболы, они проносились над палатками и остальным табором, ревя и изрыгая из-под хвоста огонь, как из огромной паяльной лампы. Грохот, гул, рев моторов, казалось, что сейчас атакующий МИГ врежется в тебя. Красота! Вот она, наша доблестная авиация! «Всё выше, и выше и выше!..»
С самого утра двадцатого августа чувствовалась какая–то нервозность, скрытое беспокойство офицеров, которое материализовалось в конце концов в команде: «По- о - лк! Приготовиться к построению!», продублированная сигналом горниста.
Полк затих. Все взоры устремились на середину. Говорил сам командир полка, примерно так: «Товарищи солдаты и офицеры! Нам приказано войти на территорию Чехословакии… Наша задача – остановить ползучую контрреволюцию в стране. Мы не имеем права дать стране выйти из социалистического лагеря, потерять государство, за освобождение которого Советский Союз потерял сотни тысяч солдат! Мы надеемся, что обойдется без кровополития…. Но если придется, - отвечать на каждую провокацию, на каждый выстрел…» Командир сделал паузу, прошелся по пыльной поляне и продолжал: «… Первыми огонь не открывать! Не поддаваться на провокации! Не мародерничать, не грабить, не позорить честь советского солдата! Наша цель – не завоевать, а помочь братскому народу в их борьбе с контрреволюцией!.. Есть вопросы?» «Никак нет!» - гаркнул полк. «А сейчас - готовимся к маршу! Разойдись!»
Наверное, кроме офицеров, бывших фронтовиков, никто еще не понял сути приказа
… «Но неужели чехи отважатся пойти против нашей силы? Скорее всего стрельбы не будет… - думал Петька, - приедем, попугаем своим видом распоясавшихся контрреволюционеров, а они скажут: "Простите нас, ребята! Черт попутал… Виноваты, больше не будем!" А мы погрозим пальчиком, мол, ребята, давайте жить дружно, сообща, как и прежде… Воевать нам друг с другом не с руки, все же братья… Еще вчера считались таковыми, были не разлей вода, и вот…» - развел Петька руками.
Видимо, не желая рисковать его жизнью, оберегая как фронтовика, и учитывая его возраст, капитана Сидорова пригласили занять место в одном из командирских бэтээров. Уходя, он предупредил:
- Смотрите, архаровцы, в любое время я могу вернуться!... Не шибко тут… Без меня. А это место – пока твое, – кивнул он Петьке. - Держитесь! - капитан обвел взглядом свой взвод.
- И вы тоже! - нашелся Петька, согрев уходящего командира теплым коротким пожеланием.
Выведенная на дорогу техника и личный состав полка окончательно приняли боеготовный вид и вечером двадцатого августа снялись с насиженной за неделю последней стоянки. Ночью по колонне пронеслось: «Осторожно, впереди – крутой спуск! Всему водительскому составу быть предельно внимательными!»… Петька подумал, что сейчас начнутся зигзаги пострашнее, чем на Чуйском тракте. Оказалось – всего лишь пологий спуск, намного положе Майминского взвоза. Подъемы – спуски стали повторяться, начались горы – Татры.
Ранним утром двадцать первого августа на спуске горной дороги проехали мимо обычного шлагбаума. Петька всё ждал – когда же граница будет? Позже оказалось, что этот необитаемый шлагбаум и есть пограничный пункт между Польшей и ЧССР.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2015/10/16/1305
*******
Фото из интернета - спасибо автору.