СЛУЧАЙНАЯ ТЕМПЕРАТУРА
Свидетельство героя событий
«… явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире,
до конца возлюбил их». Ев. Иоанна 13:1-5.
Этот случай произошел не так давно – лет этак 18-20 назад в Казахстане, под Алма-атой.
Петр Григорьевич, бригадир строительной бригады – были раньше такие автономные строительные бригады, в народе называемые «шабашниками» и работавшие непосредственно на себя – в предпоследний день, перед отъездом домой случайно занемог. Завершался сезон. Бригада закончила сооружать сложный и дорогостоящий объект. Осталось оформить последние документы, и самое приятное из всего пережитого, получить честно заработанное, а вознаграждения за труды праведные выходило очень, даже, ничего: ласкало душу – разделить их по-братски на всех, взять билеты на поезд на всю бригаду из восьми человек и, вздохнув с облегчением, наконец, отправляться домой. И вдруг такая напасть – неожиданная температура. Столько хлопот, требующих непосредственного участия бригадира, а тут такое стряслось. Надо же – совершенно в неурочный час.
- Господи, - взмолился бригадир, - да что же это со мной такое приключилось? Как же это все не вовремя! Я же задерживаю других, Господь! Из-за меня будут неудобства у людей, как же я им в глаза смогу смотреть? Совсем оконфузился. Мне такие шуточки вовсе ни к чему. Я ж не могу так, не привык, чтобы из-за меня…! Помоги, Отец Небесный, справиться с этой болячкой! Ты же Сам знаешь как мне в эти дни нужны силы и здоровье!
Однако, молитва не была услышана. Такое бывало и раньше, правда, редко. Он находил свои отношения с Богом нормальными, основываясь на том, что Бог всегда, как Своему, отвечал на его молитвы, так как сам обращался к Нему за реальными нуждами, а не излишествами, без которых свободно мог обойтись. «Бог помогает родным, с какой стати Он будет это делать чужим?» – так полагал Петр Григорьевич. Для него это был убедительный аргумент в том, что Бог считает его Своим. Нужда у него была серьезная, поэтому сегодня, как всегда, он ожидал положительного ответа на свою просьбу.
Но, он по-прежнему не мог, не то, что как-нибудь действовать, а даже шевелиться. И не скажешь, что он простыл или там, какой-нибудь грипп или, тем более, воспаление легких, нет, просто вдруг поднялась непонятная и высокая температура – 39-40 градусов. Для него это тяжело было. Вялость, разбитость и хлипкость переносились организмом бедственно, и его пришлось уложить в районную больницу. Там двое суток врачи противоборствовали высокой температуре и, наконец, бригадир пошел на поправку.
В палате, кроме него лежало еще два человека. Андрей, мужик лет этак пятидесяти и дед Кузьмич, старик лет восьмидесяти, который не мог ступать на свои больные и распухшие ноги, грязные и в отвратных гнойных язвах. Не то, что санитарки, а даже его бабка не могли, а, если сказать точнее, не хотели помыть ему ноги. Очень неприятно было. Дед был давно лежачий больной.
Прошли два дня, во время коих лекари одолели горячку бригадира настолько, что ему уже можно было свободно общаться с сострадальцами по палате. Тут лежать довольно скучно и сопалатники, чтобы скоротать время, какого здесь навалом, невольно втягиваются в общие пересуды. Кто болел и лежал в больнице хоть раз – не даст соврать. Получается этакий своеобразный устный творческо-фольклорный приятный междусобойчик. Каждый рассказывает о себе, что пожелает. За это время друзья по несчастью многое поведали о себе.
Конечно, Петру Григорьичу тоже было о чем рассказать. Он прожил долгую, интересную жизнь. С женой нажили шесть дочерей и сына. Но, тут он подумал: а может не стоит о своей жизни рассказывать? Кому интересна его жизнь? Кому интересно слушать о его сыне? «Расскажу-ка я, лучше, о Сыне Божьем, о Христе Иисусе. Они мало что о Нем знают. Пусть послушают». Григорьич взял Евангелие, прочитал о Христе, Его жизни и деятельности. Долго и увлеченно рассказывал, и как ему казалось, очень интересно. Ведь он знал Христа с детства, что называется, с молоком матери впитал эти познания.
Подошли еще слушатели из соседних палат. Под Алма-атой, в районных лечебных учреждениях телевизоры в палатах считались моветон и по мудрому, ясное дело, замыслу тутошней администрации, вовсе не планировались. Похоже, там вообще не наблюдалось информационного бума для обитателей немногочисленного поселка. Нельзя уверенно сказать, что врачеваться здесь было развесело. Кроме таблеток, клизм и горчичников никаких других развлечений, а тут такие рассказы. Отчего же не послушать? Народу собралось достаточно. Слушали с интересом.
И…, тишина. Никакой реакции слушателей. Только Андрей, на соседней койке, пробурчал что-то грубо и недвусмысленно. А Петр недоумевал: «Господи, ну почему? Я же так старался! О Сыне Твоем свидетельствовал. Неужели не тронул мой рассказ их черствые сердца? Неужели для них это совсем не важно?» – Такие мысли одолевали бригадира. Это была идейная беседа, значимая для него самого и потому он долго не мог уснуть – думал и молча беседовал со своим всегдатошним Другом-Визави. Петр Григорьевич считал себя человеком целиком состоявшимся. В полной мере и с избытком. Не потому, что имел высокое общественное положение или был состоятелен. Нет. Он был богат Богом – постоянным общением с Ним. Это был вовсе не меркантильный союз: Ты мне – я Тебе. «Ты мне пышность, а я тебе часовенку сварганю». Ни в коем разе. Эта близость с Всевышним основывалась на любви. Он любил беседовать с Творцом в часы одиночества, в беде или радости. Он поверял Ему все свои планы, надежды и мечты. Спрашивал совета у Него на те или иные поступки и всегда Вседержитель давал мудрые рекомендации. Поверял Ему свое самое сокровенное и неизменно обретал отклик в душе. Испрашивал благословения на решение каких-то своих важных жизненных проблем и получал его. Никогда он не просил материальных благ, полагал, если Отец Небесный даст ему здоровье и силы, он сам заработает на то, что нужно для дома и семьи и это было так. Когда бывали какие-то безвыходные ситуации, а они бывают у каждого человека, Создатель помогал ему выходить из этих проблемных тупиков легко и без убытка. Более того, Господь предоставлял ему многое, о чем он вообще не просил, хотя нуждался. Не хотел своими бытовыми мелочами обременять Всевышнего. Бог видел это и давал больше чем требовалось. Образно выражаясь, он брал, где не ложил. Одиночества он не боялся, Бог был с ним везде и то было очень ценно. Петру не приходило в голову то, что Господь сейчас занят и у Него нет времени для простого смертного; у Него нынче другие, более важные проблемы и Ему не до меня. Отец Небесный всегда был с ним и отвечал на все молитвы. Почти. Если он не получал ответа на просьбу, значит так было целесообразней, лучше. И действительно, о смысле таких случаев он узнавал гораздо позже и поистине, так было разумней. У Бога Свои планы.
Петр Григорьич считал себя счастливым человеком, а счастье великодушно. Он любил людей и вовсе не абстрактно. Был убежден в том, что если кому-то помогаешь, сам становишься еще богаче – мир в душе и устойчивая радость от того, что ты нужен людям, кроме того, добро бумерангом возвращается к тебе – и потому хотел, чтобы окружающие его люди тоже ощущали то же, что и он испытывает. Ему было не жалко, и свою щедрость он обильно рассыпал вокруг себя. Творец Сам сказал, что у Него обителей много – целый космос. Петр хотел, чтобы чужие тоже были своими и счастливыми. И потому был удивлен тем, что его нынешняя беседа о Боге не возымела должного действия. Не поняли они этого счастья. Тишина. Никакой реакции. «Может я повел себя не так, как следовало бы? Может быть, я свои мысли выражал не совсем отчетливо и доходчиво? Ведь о Боге нельзя слушать равнодушно. Должна же быть хоть какая-то реакция – положительная или, на худой край, отрицательная». – Думал он.
А потом к нему вдруг – впрочем, вдруг ли? – подоспела неотступная мысль: «Не было, голубь, в твоих словах силы!» Мысль твердая и устойчивая. «А как ее, силу, втиснуть в свои слова? Где найти доказательные резоны, чтобы проявилась Твоя, Господь, сила? Я же простой смертный и бестолковый. Боже, подскажи и научи, как поступить, чтобы быть убедительным. Где ж я силы-то сам возьму, если Ты не дашь?». И тут же уверенно, без колебаний втиснулась в сознание еще одна думка: «Как бы Христос поступил в этой ситуации? Погоди…, а, ведь, у Него было нечто подобное. Когда время Иисуса пришло, он на деле доказал ученикам Свою любовь. Он, Сын Божий, Учитель, унизился и даже мыл ноги Своим ученикам. Тебе тоже нужно какое-то дело сделать. Христос же делал! Тоже, что ли, соседям ноги помыть?» Однако тут возымело решительное действие чувство справедливого протеста и самовольно влезло в извилины вполне трезвое и вовсе не голословное соображение: «Еще чего! Не…. Чё-то не то…. Как-то несподручно».
* * *
У Андрея, соседа по палате, была сложная судьба. О нем можно повествовать особо. Инвалид – с одной ногой. Пользовался большим уважением в районе – экономист с большой буквы и весьма ценный работник. Старшему его брату, недавно миновало пятьдесят пять. Большинство этих годков он отбывал в местах не столь отдаленных. Выйдет – опять туда возвертается. Выйдет и снова…. Должно быть, человеку нравился такой образ жизни. Понятное дело, младший старшему не завидовал, поскольку тот был не совсем тот эталон, коему хотелось подражать. А семья изначально была хорошая. Мама в детстве водила сыновей в церковь. Они росли дружно, пока их пути-дороги не разошлись.
Андрей родился с усохшей ногой. Мальчик, ясное дело, переживал и страдал. Все ребята бегают, играют, а он…. В общем, ему пришлось пережить все тяготы связанные с физическим недостатком. Вырос, окончил институт, продвинулся по карьерной лестнице и достиг определенных высот. Уже давно, кто-то посоветовал ему сделать протез, и он поехал в Алма-ату на протезный завод, где ему сработали сложную конструкцию, намного облегчающую бытие. Но радость была недолгой. После непродолжительного использования этого устройства он натер ногу, образовалась гангрена, и ему отняли ее совсем.
Как-то ему в голову пришла мысль посетить церковь и поговорить со священником. Почему Бог допустил в отношении его такую несправедливость? Не мог же он в утробе матери нагрешить так, что пришлось расплачиваться ногой? Выслушав мирянина, батюшка пришел к выводу, что он не виноват, но, возможно, в случившемся виновата его мать, допустившая в своей жизни определенные грехи. Однако такое допущение показалось Андрею кощунственным, поскольку он очень любил свою родительницу. Парнишка все свое детство был изгоем в среде ровесников и потому свободное время проводил с мамой, видел и сердцем чувствовал ее любовь к нему, сострадание, и, следовательно, не мог допустить, что любимый человек хоть в чем-то был виноват перед ним. Поэтому он обвинил в своей беде Бога. Он Один виноват. Кто же еще? Только у Него такая сила. Андрей был зол на Него и не только обвинял, но, даже ненавидел всякую информацию о Нем, воспринимал как личное оскорбление. Не то, чтобы он верил всей душой в Бога и злобствовал на Него, нет, просто он считал, что все эти разговоры – простая пустышка. Не может быть в природе такого несправедливого Бога.
Лежал сопалатник здесь со странной болезнью, о которой Петр Григорьич раньше не слыхивал, потому и не знал, как она называется. Андрея беспокоило устойчивое ощущение, что сильно свербят пальцы на отсутствующей, давно ампутированной ноге и врачи, в общем-то, с трудом ориентировались в методах лечения.
Свой злободневный вопрос сосед задал и Петру Григорьевичу. И тот прочитал в Евангелии место, где описывается случай, когда Христос исцелил слепорожденного. Ученики задали Ему тот же вопрос, который волновал Андрея: «Кто виноват?», на что Иисус ответил им: – Петр Григорьич открыл Евангелие и прочитал в девятой главе Иоанна, – «… Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии». И тут последовал безупречно логичный, с откровенным издевательством, вопрос:
- А что же мне твой Бог может сделать? – В его тоне ощущался горький сарказм и абсолютное неверие.
Петр растерялся, сконфуженно молчал, не зная, что ответить. Откуда ему было знать, какие у Бога планы в отношении безногого остроумца? Задумавшись, уже лежа на постели, он мысленно упрекал Бога: « Господи, что же это Ты меня подставил, заводишь в такие тупики? Разве я знаю ответы на эти вопросы? Раз уж мне задают такие ехидные вопросики, хотя бы намекни, какие на них дать ответы, чтобы Имя Твое не было поругаемо. Что же мне делать-то?» Сплошные вопросы, а мудрые ответы не торопятся посетить с дружественным визитом замутненное печалью чело. «Что мне следует нынче сделать, чтобы проявилась сила Божья?» – этот, уже постоянный вопрос сверлил его мозг, не давал покоя и не позволял спокойно спать. Это было весьма навязчиво, даже утомительно. И ночью, совсем неожиданно к нему пришел странный и очень смущающий ответ: «Помой ноги старику, они бедуют». А у деда ноги были страшные, тошнотворные, в гнойных ранах и струпьях с неприятным запахом и у нормальных людей вызывали отвращение.
- Нет, Господи, только не это. И еще раз – нет. Не настаивай…. Я могу понять, скажем, если дома жене или детям. Согласен, даже, друзьям вместе взятым, но только не этому деду. Я не смогу – меня просто стошнит. Пощади….
А мысль продолжала упористо буравить: «Ты же читал в тринадцатой главе Иоанна. Там Христос мыл ноги своим ученикам. Даже врагу своему, предателю, который на смерть….».
- Не…, Господь, только не эти ноги. Я живой, нормальный человек – как пересилить гадливость? Ты непосильную задачу ставишь передо мной. Ты Сам посмотри на них. Это выше моих человеческих сил. А как другие, нормальные люди на меня посмотрят – скажут, что у меня нагло выпрямились извилины?
А настырная думка продолжала вмешиваться в личную жизнь и не давала покоя душе. Всверливалась, упорно внедрялась и бессовестно расширяла свои щупальца в удрученном сознании. И тогда он вспомнил как в молодости, еще, когда не был женат, волонтером приходил помогать в лепрозорий. Христианская молодежь практиковала такое. Он не такие ноги видел. Вообще…. Кроме того, там имелись серьезные опасения – проказа инфекционное заболевание и можно было легко заразиться. В древности прокаженные вообще не имели права жить среди нормальных и здоровых людей, а тут…. Бог сберег. «Господи! Если нельзя по-другому, сохрани, чтобы не стошнило». – Петр смирился.
Вечером, перед сном, набрав в грудь побольше воздуха для храбрости – внутри все трепетало и вибрировало, но, главное решиться, а там дело пойдет – он бесстрашно, слегка дрожащим голосом – вроде, как совсем равнодушным – обратился к старику:
- Кузьмич, ты…, это…, а давай-ка я тебе помою ноги, гляди какие они у тебя грязные.
- Дык…, милок…, я бы, спасибо. Да, вот, денег у меня, вроде как нету. Уплатить, почитай, нечем. Бедный я. – Дед виновато улыбнулся, словно извиняясь, что не смог за всю жизнь накопить запасов для этого случая.
- Ничего, деда, я тебя так помою, задарма. Христос тоже ноги купал людям…. – Григорьич отвернулся в сторону, чтобы не смотреть.
- Спаси тя Бог, мил человек. Сердечко у тебя, Петруша, душевное, я погляжу…. – Благодарно покивал седой с проплешиной головой старик.
Петр пошел к старшей сестре, взял у нее чайник с теплой водой, таз и какую-то рванину из чистой списанной простыни – ноги вытереть. Полотенца для старичины не нашлось. Весть о надвигающемся удивительном случае молниеносно разнеслась по соседним палатам и возбужденный народ начал потихоньку стягиваться, дабы посмотреть на небывалое представление. Такое шоу в районном недужном заведении, кто ж ходячий пропустит? То ли не совсем нормальный – вроде и не баба – то ли, действительно, добросердечный мужик? Такого тут отродясь не случалось. Чужому древнему деду – мыть отвратные гнилые ноги?! Ну и ну-у….
Григорьич, вертаясь в палату с чайником и тазиком, уже протискивался сквозь толпу любителей эксцентричных выступлений. Сперва такая орава любознательных смутила его, и он уже начал, было, сомневаться в правильности своего решения. Неловко как-то перед публиками…. Можно было только приблизительно догадываться, что о нем мыслят заинтригованные зрители и это немного смущало. Но потом осмелел, и его занимала уже другая проблема. А как Христос это делал? Стать на колени? – так это можно делать только перед Богом. На корточки? Тяжело будет, не одну минуту стоять в такой позе придется. Он прочитал перед внимательными зрителями главу из Евангелия о том, как это делал сам Сын Божий, стал на одно колено, поставил таз для старика, тот опустил туда ноги и этот творческий и трогательный процесс полностью поглотил все внимание инициатора церемониала. А мысли в голове лихорадочно трепыхались, и он продолжил рассказывать о Христе. Массируя вымытые ноги – видимо кровь застоялась в ногах, потому дед и не мог ходить, чистые они уже не казались такими ужасными – в пылу своей пламенной речи, он обратился к старику:
- А ты знаешь, Кузьмич, что, если будешь верить, Христос может исцелить тебя, и утром ты встанешь на ноги. Веришь в это?
- Ох, Петруша, как тут поверить? Давно, ведь, я такой никчема….
- А ты, верь…. Я верю…. – Вдруг, с неистовым желанием, чтобы именно так и произошло, как в омут бросился, совсем опрометчиво и легкомысленно пообещал несбыточное Петр.
Не только Андрей, но и вся многочисленная толпа смотрела на это представление, и слушала, о чем толковал ди-джей этого шоу. А Петра молнией обожгла мысль: «Что же я наделал сгоряча? Как я глупо подставил Бога! Хотя я только сказал, что Христос в принципе может это сделать, но люди-то подумали, что Он непременно это сделает. Он-то может…, я знаю. Господи, прости меня, что я, не зная Твоих планов, говорил от Твоего имени. Я погорячился. Прости. Люди завтра утром придут посмотреть на Твое чудо, а дед будет по-прежнему лежать бревном. Мне скажут: «О чем ты говорил? Эй, ты…, балабол!» Такой конфуз. Я сам осрамился и Тебя опозорил. Прости!»
Всю ночь Петр Григорьевич не спал. Его мучила совесть, что он подставил своего лучшего Друга, Творца и не представлял, как он будет оправдываться перед людьми, они, ведь, ждут, что будет утром. Он же не мог вместо Бога исцелить старика, хотя страстно хотел, а у Всевышнего, может быть, в отношении деда другие наметки. «Господь, отмени Свои планы и помоги старичине утром встать на ноги! Я, наверное, много нагрешил в жизни, Ты прости меня, только услышь! Я недостоин, но услышь меня сейчас! Что угодно сделай, только подними деда! Ты единственная надежда, Ты же знаешь – я не могу это сделать! Чтобы Имя Твое не было в пренебрежении у персти земной! Господи, они меня не знают, его не знают, но сейчас о Тебе речь! Пусть дед хоть три шага сделает и это будет победа. Не моя победа, а Твоя».
За всю жизнь Петр не каялся так перед Ним, как в эту ночь, только чтобы Бог услышал его мольбу о том, чтобы Кузьмич встал на ноги.
* * *
Пока Петр проделывал все манипуляции с ногами деда, лежавший напротив сосед Андрей внимательно слушал, о чем говорил и рассказывал бригадир строителей – все услышанное непосредственно касалось его лично. Напрямую.
Перво-наперво, это чрезвычайно интересно. Это же не концерт по заявкам восторженных телезрителей. Не развеселительное мероприятие, а жизнеопределяющий, очень серьезный случай, могущий повлечь за собой для него серьезные последствия. И кто знает: положительные или отрицательные.
Во-вторых, он полжизни ругал и хулил Бога, и если вдруг он увидит утром подтверждение всему услышанному – он волновался и нервно теребил в руках простынь – ему будет очень худо, заслуженно несдобровать потому, что Бог жив и напомнит ему все. Это и ежу понятно. Он это не только чувствовал наверняка – он точно знал. С Богом, если серьезно, шутки плохи – умный человек это прекрасно понимает. И в глубине души он очень переживал.
В-третьих, он тоже инвалид и в результатах утреннего положительного исхода был кровно заинтересован. Кто знает, может, и у него могут быть в перспективе какие-нибудь изменения с норовистым организмом в лучшую сторону. Он знал: в жизни всякое бывает. Кроме того, это должно было радикально сказаться на всей его дальнейшей жизни.
Ну и еще, эксперименты с дедом оказывали существенное влияние на его, мягко говоря, сложные взаимоотношения с Богом, а, следовательно, нужно будет делать корректировку своих убеждений. Ну и, соответственно, основательно переосмысливать все свое дальнейшее существование. Для него это был крайне серьезный вопрос и потому на лице легко читались – а он и не скрывал – все переживания и волнение.
Петр не спал всю ночь. Утром он молча наблюдал, как Кузьмич проснулся и сам, без посторонней помощи сел на кровати. Босые вымытые ноги его ощутили холод чистого линолеума, и он улыбнулся этому давно забытому и, как оказывается, приятному ощущению. Андрей, сосед напротив, напряженно глядя на старика, поднялся на локоть – оказывается, он тоже не спал – ждал. А ну-ка, зрелищно все-таки, что сейчас произойдет? Быть, или не быть – даже Гамлету не снилась такая оказия. Петр Григорьевич был напряжен до предела: «Господи…! Ну…! Пусть дед пойдет несколько шагов, а там хоть еще сто лет лежит чуркой! – Он тут же осудил себя за такое кощунство и улыбнулся – это, ведь, сгоряча, оговорка, но для него действительно, сейчас на старике сузились все рамки жизни. – Встань…, встань дедусик, родненький, Кузьмичок – молча шевелились его губы. Ну…, умоляю, я за это расцелую твою макушку до крови, только встань!». Возле палаты остановились медсестры и несколько рано проснувшихся завсегдатаев из соседних палат, и тоже смотрели на деда. Петр сидел на кровати и его руки добела сжимали края ложа. Он немигающе смотрел на своего подопечного, губы были плотно сжаты: «Ну…, давай!» Его нетерпеливая мысль подгоняла старичину. Внимание всех непосредственных участников этой немой батальной сцены было сконцентрировано на центральной фигуре – на старике. Оказывается, знойные взгляды посторонних болельщиков имеют магическое действие, потому, что Кузьмич сам, без чьей либо посторонней помощи, оперся на спинку кровати, немного напрягся и… встал. Пару секунд постоял, вновь привыкая к полу и шатаясь, прошел мимо Петра к раковине, умылся, вернулся назад и сел на кровать. Его круглая добродушная физиономия растянулась поперек до самых ушей беззубой блаженной улыбкой. Он лично удостоился, что Бог на нем недостойном, проявил Свое чудо. Сколько времени не мог подняться, а тут…. Плешь покрылась крупными каплями пота, и он промокательно правой ладошкой прогулялся по своей пролысине.
Все это время в палате стояла мертвая тишина – все замерли. Люди не дышали – ждали, что будет дальше. «К нам едет ревизор» – хотел сострить Петр Гоголевской фразой, но напряженные нервы не выдержали, он подпрыгнул, его высоко поднятый кулак и рука пронзительно согнувшись в локте, резко опустилась, и из пересохшей глотки вылетел торжествующий вскрик:
- Ес-с-с! Жив Господь! Благодарю Тебя Бог мой! Ты вовеки живой!
Все заговорили разом, не слушая друг друга. Андрей вскочил и, подав немного вперед ладошками вверх руки, растерянно стоял на одной ноге. Он был белый, как простынь с наволочкой вместе взятые. Глаза были наполнены слезами. Губы его тряслись. Бог, Которого он полжизни ругал и воевал – жив. Он есть. Вот оно чудо Им сотворенное. Своими собственными глазами видел. Он был в шоке.
Петр подскочил к нему, чтобы поддержать и взволнованно заговорил:
- Андрюша! Бог тебя любит! Не гневи Его. У тебя чудная семья. Жена – врач, трое прекрасных сыновей. Тебя любят и ты…. Ты уважаемый человек в районе. Ты состоялся, как мужик, как человек! Ты достиг своей вершины! Со-сто-ял-ся, – тряся его за плечи, раздельно, по слогам торжественно произнес Петр Григорьич, – ты это понимаешь? Теперь послушай меня. Ты спрашивал меня, что Бог может тебе сделать? Он уже сделал! И очень много! У тебя есть брат, он сейчас в тюрьме: на секунду мыслью перенесись к нему – если бы у тебя были обе ноги, может ты сейчас был бы с ним рядом, на соседних нарах. Бог сберег тебя от этого. Ты должен Его за это благодарить по гроб жизни. Теперь у тебя не нога – крылья веры вырастут. Андрюшенька, ты везучий человек!
Видя состояние Андрея, его окружили посетители. Даже центральную фигуру, деда ненадолго забыли. Андрей был чрезвычайно взволнован, слезы текли, руки тряслись, широко раскрытые глаза смотрели на Петра и окружающих. Он был потрясен.
А Петр Григорьич, обращаясь к Андрею, но так, чтобы все окружающие его слышали, добавил:
- У Бога нет случайностей и то, что с нами происходит, все, как мы думаем случайности, это подсказки, поучения Его. Я тоже не понимал, почему мне так не вовремя Бог назначил высокую температуру, а оказывается…. От нас требуется, только научиться понимать Его науку. И тогда наша жизнь будет успешной. Поверь мне!
* * *
Через два часа палата опустела. Счастливого Кузьмича повезли в областную больницу – долечиваться. Довольного и просветленного Андрея выписали к ожидающим и переживающим дорогим сердцу домашним – у него перестала свербеть отсутствующая нога. А Петр Григорьевич из-за отсутствия совершенно случайной и высокой температуры тоже был выписан для окончания своих бригадирских дел и дальнейшей судьбы.
Октябрь 2015 г.