Комедия катастроф, или Катастрофа комедии

Наталья Ромодина
В Москве идёт снег. А в Пушкинском театре 8 октября 2015 г. показывали «Вишнёвый сад».

“Tombe la neige… Tu ne viendra pas ce soir…”

Посмотрела вчера, как выглядит спектакль Пушкинского театра «без Саши Арсентьева»… Грустное зрелище…

"Желаю... Чтоб ты именем моим была окружена..." и так далее (помню, как необычно в записи творческого вечера он читал Пушкина). Показывала приятелю трейлеры спектаклей на настенных мониторах, фотографии моих любимых артистов. Фойе – блестящее!

Владимир Мирзоев (режиссёр «Вишнёвого сада») назвал свой спектакль «комедией катастроф». Сценограф В.Мирзоева – Александр Лисянский – тематично оформил сцену: установил три балясины: вертикально, горизонтально вверху и ещё одну, устремлённую концом на зал. И почему-то вспомнилась… Хатынь. Там видели подобные стилизованные остовы сожжённых изб. Сразу стало жутко. Других декораций не было. Из реквизита – везде понатыканные чемоданы. Чемоданное настроение.

Но в действии я не увидела выраженной исполнительскими средствами катастрофы. Скучно. Очень статичный спектакль. Даже несмотря на живую музыку на сцене, несмотря на танцы-шманцы-обжиманцы и раздеванцы.

Да, и здесь присутствовали физкультурная форма и натуральная жидкая вода, как и в «Ревизоре» на Малой Бронной.

Энергетический мост между исполнителями и залом появлялся изредка. Спасибо, хоть появлялся.

Эх! Главным моим разочарованием был Михаил Жигалов – Фирс. Ничего особенного. В финальной сцене не было жаль его. Все персонажи стояли спиной к залу, как будто провожая поезд, уходящий к заднику, и из этой толпы вылез на авансцену Фирс со своими репликами не к месту. Только живенько получилось у него отреагировать на современные танцы. Когда он передразнил кривляния молодёжи, зал одобрительно засмеялся.

Кого жалко – это Раневскую-Исакову. Она смотрится как жалкая, потерянная Графиня без Графа. Некому было хвост ей (и остальным) накрутить, завести, прибавить куража... Я всё про своё, душечкинское…

Раневская у Исаковой не порочна, она просто хочет, чтобы её кто-то «взял на ручки», а никто не берёт. Поэтому она и уехала в Париж к любовнику.
Понравилось: когда деньги просыпались, но ни одна не покатилась, Исакова сказала: "Посыпались..." Не помню сейчас, как у Чехова, но мне казалось, что было "покатились", откуда и у Фаины Георгиевны такой псевдоним появился – Раневская.

В.Мирзоев вечно хочет разжалобить "мальчиками в матроске"... Ещё с фильма «Борис Годунов» я это заметила. И здесь опять мальчики. Одному велено было скатиться с горки (кубарем). Скатился очень осмотрительно, без страсти. Ребёнку надо было сказать: ни в коем случае не скатывайся! И он тогда скатится с азартом. У них там всё без азарта, не только Раневская.

Очень порочна Дуняша – Анастасия Мытражик, претендующая стать ещё одной звёздочкой в "созвездии" Пушкинского. Но я её пока не знаю.

Кто мне понравился – старые мои знакомцы: С.Миллер (Епиходов) и В.Воронкова (Шарлотта). Хорошо играют. Воронкова очень задорно выступала, судорожно веселясь на фоне всеобщего уныния во время торгов. Миллер частенько напоминал старшего полицейского из «Много шума из ничего». Я не люблю, когда тащат краску образа из другого спектакля. Заметны и другие переклички с ранее увиденным.
Да, чуть не забыла! Епиходов, сватаясь к Дуняше, таскался с цветочком – розочку, по всему видать, у Бенедикта утырил! (Бенедикт – персонаж «Много шума из ничего», Арсентьев играет).

Подсвеченный однотонный задник и силуэты на нём – как в "Камерном-100". Раневская-Исакова как Графиня у Бомарше, только без воздетых ручек. Закольцевал композицию спектакля приём перебегания толпой по сцене, одновременных однотипных действий и обезьянничанья. Его мы видели у Доннеллана в «Мере за меру».

Из знакомых мне исполнителей Андрей Сухов играл Гаева, но без неожиданностей. Лазил в подпол, изображая, что это он смотрит надписи в «дорогом, уважаемом шкафу».

Таисия Вилкова, засветившаяся уже в сериалах, радует молодой свежестью. Мирзоев не показывает наивности Ани, её молодости и непосредственности восприятия жизни, надежд на будущее. Может, тем самым режиссёр усиливает катастрофичность пьесы. Ведь, как показала жизнь, будущее не за Аней, как бы ни хотелось на это надеяться.

В роли Яши удачно выступил Артём Ешкин. Постепенно знакомлюсь с работами этого молодого актёра. Образ лакея, «зеркального отражения» Гаева, им создан в чеховском ключе.

Наталья Рева-Рядинская сыграла Варю. Её страсть к Лопахину мне показалась слишком бесстыдной и откровенной не по-чеховски. Впрочем, каждый режиссёр волен интерпретировать авторские реплики по-своему.

Я люблю, когда меня удивляют, люблю в театре неожиданность. Здесь как-то мало неожиданностей было. Но были.

Необычно было видеть молодых актёров в ролях Лопахина (приглашённый Александр Петров) и Пети Трофимова (пушкинский Александр Дмитриев, которого постепенно занимают во многих спектаклях). Прислушавшись и присмотревшись, я поняла, что Чехов вложил в их уста слова, во многом не подходящие 30-40-летним господам! Слишком наивны и «мужичок» Лопахин в пиджаке не к месту, и тем более нестриженый, худощавый Трофимов в велосипедках. Их совместные сцены мне были интересны взаимодействием. Привычные чеховские слова вдруг начинали наполняться живыми соками, обращаться в настоящее, ко мне!

Неожиданен для меня, неузнаваем был Олег Пышненко в роли Симеонова-Пищика. Не похож на себя в роли доктора Бартоло – будто совсем другой человек, с другими манерами. Браво! Люблю таких актёров!

У меня нет претензий к игре актёров, но ансамбля я не увидела. Все как-то отдельно, нет тока, напряжения, разности потенциалов. Коллективная эмоция возникла лишь раз, минуты на две, когда, ожидая Гаева с Лопахиным из города, все сидят на балясине-скамейке, в темноте, освещённые скудными огоньками.

Сверхзадача? Ну, наверное, связана с жанровым определением постановки: комедия катастроф. Это характеристика того времени, в котором живём мы и Мирзоев.

Школьников на спектакле было много, они то переговаривались, то смотрели внимательно, то смеялись на «смеховых точках», тщательно расставленных режиссёром. Сидевшие сзади нас десятиклассники говорили друг другу: «Чтобы этот спектакль воспринимать, надо очень хорошо знать текст! Не прочитав пьесу, здесь делать нечего!»

Я согласна. Умные дети.