ИСТОЧНИК САВЛУХ-СУ И МОНАСТЫРЬ Св. КОСМЫ И ДАМИАНА.
Эта статья - рассказ о путешествии - неизвестного автора была опубликована в феврале 1861 г. в учёно-литературном и политическом журнале «Радуга», издаваемом в Феодосии.
*
Посреди высоких гор и густого леса, в местности поразительно дикой и пустынной, находится известный в Крыму по приписываемым ему целительным свойствам источник Савлух-Су, над которым устроен недавно небольшой монастырь, или киновия св. Космы и Дамиана. Савлух-Су есть один из истоков р. Алмы, приобретшей всемирную известность во времен Крымской компании. Алма берет свое начало в этой возвышенной местности, из той именно части хребта Яйлы, где стоит отдельно, как бы возвышаясь из бездны, огромная гора Синабдаг, которая отделяет ее от верховьев р. Качи. Она вытекает из подножий этого хребта тремя главными источниками, первый из которых вытекает версты за две за монастырем; несколько раз теряясь в земле и опять с шумом вырываясь оттуда, он у самого монастыря соединяется с двумя другими горными источниками, и, падая вниз двумя красивыми каскадами, образует, таким образом, р. Алму. Вырвавшись у этого места из горной теснины – Савлух-Су-Богал, Алма пролагает себе дорогу по прелестной Алминской долине и течет на запад, на расстоянии 165 верст, впадая в залив Черного моря, называвшийся некогда Каламитским: у оснований этого залива лежит город Евпатория.
Пока не была устроена нынешняя шоссированная дорога через Алушту, Алминская долина служила одним из главных проходов на Южный берег Крыма. Путь этот ведет чрез западную горную теснину, или ущелье, которое отделяет Чатыр-даг от Бабугин-яйлы, где самые возвышенные точки Таврического горного хребта.
Ежегодно 1-го июля к источнику Савлух-Су стекается большая толпа народа из Симферополя, Бахчисарая и других мест. Этот водный источник пользуется в Крыму славою целебного с самых незапамятных времен: сюда постоянно приходило много народа, и 1-гоиюля всегда совершалось здесь церковное служение, когда еще не было тут ни церкви, ни монастыря, которые построены только в сороковых годах. В этот день вы встретите обыкновенно у источника Савлух-Су самую разнохарактерную толпу народа: больных, пришедших с надеждою получить исцеление от болезней в студеных струях источника, обыкновенных богомольцев, которые любят посещать все храмовые праздники и церковные торжества и, наконец, таких посетителей, которые приехали просто en partie de plaisir, рассчитывая на приятную прогулку в горы, где дышится как-то вольнее и отраднее во время тяжелых летних жаров.
Мы хотели пробраться к источнику Савлух-Су с южного берега. В условленный день, 9-го июля, мы собрались в Алуште, где нас ожидал знакомый монах из монастыря, вызвавшийся быть нашим провожатым. В 9 часов утра наша кавалькада тронулась в путь. День был жаркий, и кони наши шли тихо, свесив головы. Наш провожатый ехал впереди: он был родом малоросс, жил долго на Афоне и к своей малорусской речи любил примешивать греческие и болгарские слова. Несмотря на свои седины, это был еще весьма живой и бодрый старик; он шпорил беспрерывно своего огромного и неуклюжего коня и гнал перед собой другую, тяжело навьюченную монастырскую клячу. Мы не могли без улыбки глядеть на нашего проводника: в черной рясе, подпоясанной ремнем, в серой шляпе с длинными полями, которые по воле ветра принимали всевозможные направления, с длинной поседелой бородой, он держал под мышкой кулек с зеленью, а водной руке – пучок какой-то душистой травы, и все это, при его быстрых движениях на коне, прыгало, развевалось и придавало нашему монаху вовсе не монашеский вид: он точно походил на казака, возвращавшегося с удачной фуражировки.
Проехав последние алуштинские сады, мы пустились рысью по довольно ровной дороге. Вправо рисовалась издали, в голубом тумане, живописная деревня Карбеклы, расположенная амфитеатром и весьма красиво у самой подошвы Чатыр-дага; прямо против нас синела Яйла с ее живописными скалами; по обеим сторонам дороги зеленели сады татар, и где-то вдали шумела горная речка. Воздух напоен был ароматом цветущего клематиса, который вился своими большими белыми букетами по изгородям садов. Оставив вправо дорогу с Корбеклы, мы спустились к небольшой речке, которая вытекает из-под Чатыр-дага и около Алушты впадает в море. Тут мы остановились, чтобы дать отдохнуть нашим лошадям, потому что начинался подъем на Яйлу.
После нескольких минут отдыха мы сели на коней и стали подыматься на гору. Дорога шла более часу у крутого берега горной речки, яростно шумевшей внизу; оба берега речки обросли огромными вековыми орехами и грабом, по которым вился дикий виноград и клематис, кое-где росли группами и некоторые другие фруктовые деревья; со всех сторон возвышались горы, скаты которых были покрыты яркою зеленью, а по голым вершинам их плавно ходили облака; то там, то здесь среди гор зеленели татарские поля, засеянные ячменем и пшеницей. Мы остановились, чтобы взглянуть назад, и чудный вид на море с этой высоты невольно приковал к себе наши глаза: оно широко раскинулось серебристой пеленой от подножия гор по самый вскрай небосклона; на берегу пестрела Алушта, вся потонувшая в свежей зелени садов. Оставив реку влево, мы повернули в противоположную сторону и, все подымаясь в гору, углубились в густую чащу леса. Сквозь роскошные ветви деревьев едва проникало солнце и гляделось синее небо; в воздухе было так тихо, что ни один листок не колыхался на деревьях; трава была густа, и в ней пестрели тысячи цветов, кое-где попадалась спелая земляника; прозрачные ручьи, журча по камешкам, часто пересекали нам дорогу; и мы, и кони наши утоляли в них жажду.
Мы находились уже на довольно значительной высоте. Лес, которым мы ехали до этого, был все буковый; а тут бук стал попадаться все реже и реже и сменился дубом; трава стала не так густа, цветов почти не было видно; но вместо них из сухой листвы, которой густо была усыпана лесная почва, возвышались красивые и роскошно-зеленые папоротники. Перевалив через гору, мы начали спускаться и, проехав с полчаса, очутились снова в буковом лесу; но здесь кроме бука, дуба, граба и тиса, растущих в смешении, стала попадаться изредка и крымская сосна. Мы спускались недолго, скоро повернули влево к протекавшей речке и въехали в довольно узкое горное ущелье между высоких гор, покрытых чрезвычайно густым и чудным лесом. Здесь уже протекала быстрая Алма; она делает такие крутые и частые извороты в своем течении в горах, что нам беспрерывно приходилось ее переезжать. Растительность здесь великолепна и чрезвычайно богата. По реке орешник, граб и местами дубы – огромных размеров – растут до того густо, что нам приходилось ехать все в тени, как бы по нарочно устроенной аллее. Синие колокольчики, скабиозы и множество других цветов вздымались так высоко, что можно срывать их, сидя на лошади. Быстро и, извиваясь как змея, бежит в долине река по мелким камешкам.
Лошади наши сильно устали; мы поехали тихо, позволяя им щипать траву по сторонам. Солнце уже садилось за горы. Мы сочли, что переехали Алму 38 раз. Переехав ее в последний раз, мы, наконец, круто повернули и выехали на довольно хорошо шоссированную дорогу. Эту дорогу устроили монахи сами; она до того удобна, что они ездят по ней даже на телегах; а для этого нужно было употребить немало труда и усилий. С одной стороны дороги быстро стремился по каменным уступам, как по ступеням лестницы, источник Савлух-Су, неся свои воды в Алму, которую мы оставили за собою; а с другой – возвышалась почти отвесно огромная гора, покрытая лесом. Наконец, среди зелени замелькали крыши монастырских строений. Было еще светло, хотя солнце уже скрылось за горы.
В монастыре мы застали довольно посетителей, несмотря на то, что день был не праздничный. Около источника, за монастырем стояло несколько маджар и фургонов, возле них лошади ели сено, разведены были костры и шипели самовары. Приехавшие семейства расположились здесь, как видно, пить чай и ужинать. Картина была пестра и довольно живописна.
Настоятель монастыря, отец Макарий, монах весьма почтенного вида и с кротким выражением в лице, встретил нас радушно и сказал, что сегодня у них счастливый день – много посетителей, что бывает только 1-го июля, а в другое время случается весьма редко. Похлопотав о корме для наших лошадей, мы отправились в отведенную нам комнату; нам поставили самовар; мы расположились на крылечке – и долго сидели за чаем. В церкви шло служение, и сквозь отворенную дверь до нас долетало тихое и однообразное пение монахов. Мы устали порядком в течение дня, и нужно было подумать о ночлеге. Монахи не могли снабдить нас ничем; они, кажется, не наслаждаются особенным комфортом в своих кельях. Мы собрали подушки с седел, попонки, чепраки – и кое-как устроили себе постели, собираясь наутро осмотреть в подробности все, что есть привлекательного в этом интересном уголке Таврических гор.
Ежегодное стечение народа к источнику Савлух-Су, равно как и ко многим другим местам знаменитой в древности Тавриды, подало мысль покойному Иннокентию, архиепископу Херсонскому и Таврическому к восстановлению на Крымском полуострове всех тех мест, которые еще в древних времен прославились в народе своею святостию, и где поныне видны остатки и следы древних церквей и монастырей. Получив на учреждение в Крыму скитов и киновий, покойный преосвященный приступил к устройству в горной части полуострова шести иноческих обителей, между которыми Косма-Дамианова киновия по уединенному и поразительному по своей дикости местоположению занимает первое место.
В жизнеописании святых бессеребренников Космы и Дамиана (память их празднуется православною церковью 1-го июля), во имя которых устроен этот небольшой монастырь, нет прямого указания на то, чтобы они жили когда-либо в Крыму. Там говорится, что во время воздвигнутых против христиан гонений, при императоре Диоклетиане, эти два родные брата – врачи жилив Риме. Но впоследствии, сделавшись христианами и следуя словам Иисуса, сказанным апостолам, когда он их посылал на проповедь – эти два брата медика обрекли себя на безмездное врачевание и помощь страждущему человечеству. Дивный дар, которым обладали эти молодые люди – подавать исцеление во всяких болезнях, - говорит жизнеописание, - возбудил в прежнем учителе их сильную зависть, до такой степени, что он решился лишить жизни своих молодых соперников. С этим намерением он взял их с собою в горы, под тем предлогом, чтобы показать некоторые, еще неизвестные им, как он уверял, целительные травы. Косма и Дамиан, не подозревая злого умысла в учителе и питая к нему прежнее доверие и уважение, решились идти вместе с ним по его приглашению.
Придя на место, в отдаленные горы, учитель отвел каждого из братьев поодаль одного от другого, и убил их там поочередно, схоронив тела их «при потоке вод». Но все это, по словам жизнеописания, происходило в Риме. Однако, у жителей Крымского полуострова, особенно у греков, с весьма давних времен существует предание, что эти два брата – врачи были убиты в Крыму и похоронены именно у того самого источника вод, при котором основан теперь монастырь св. Космы и Дамиана.
Крым, во времена владычества римлян, служил ссылочным местом для многих христианских проповедников первых веков. Известно, что св. Климент, папа Римский, был в I веке христианской эры изгнан императором Трояном в Крым и осужден на работу в Инкерманских каменоломнях. Здесь же находились в заточении и многие другие христиане. Так, могли быть сосланы сюда и эти братья-лекари, которые при помощи своих врачеваний, вероятно, многих обращали в христианство. И, может быть, они действительно жили в этих безлюдных и пустынных горах, где теперь стоит монастырь св. Космы и Дамиана, отчего и самый источник Савлух-Сустал славиться в народе своею целительною силой. Не одни христиане, но и все крымские татары имеют и доныне большую веру большую веру в целебное свойство воды этого холодного ключа. Между ними ходит следующее предание об источнике Савлух-Су. Один татарин возненавидел свою жену и хотел погубить ее самою жестокою смертью, он увел ее далеко в лес, в пустынные горы, населенные одними дикими зверями, и там выколол ей глаза, надеясь оставить ее, таким образом, на съедение зверям или на голодную смерть. Лишенная рения, изнеможенная и в жестоких страданиях она долго блуждала по пустынным и диким лесам, не находя пути к населенному жилищу. И тогда встретили ее два неизвестные человека, отвели к шумевшему в глуши водному источнику, и там велели ей прохладиться и умыться водой из этого ключа. Тут внезапно ей возвратилось зрение, и она совершенно выздоровела. С того времени множество больных татар стало стремиться к источнику Савлух-Су, получившему у них название здоровой, живой воды. Вера их в целебность этой воды до сих пор чрезвычайно сильна, так что наиболее всего приезжают сюда. Здесь можно встретить постоянно больных татар; они купаются в источнике и берут из него воду с собою домой. Крымские жители – христиане с давних времен, когда еще не было здесь церкви и монастыря, приглашали с собою священников и служили молебны при источнике. Какой-то симферопольский купец, который, говорят, после купаний в этом источнике излечился совершенно от тяжкой и продолжительной болезни, первый построил здесь небольшое здание и род купальни над бассейном; а потом, уже в сороковых годах, стали строить церковь и помещения для нескольких монахов.
Ночь мы провели плохо, и потому проснулись очень рано, в 4 часа. Мы открыли окно но было так холодно, что поторопились закрыть его поскорее. Мы дождались восхода солнца, и как только оно стало показываться из-за горы, пустились на осмотр монастыря и его окрестностей.
Монастырь окружен со всех сторон высокими горами и стоит на весьма возвышенной местности, на берегу речки или источника Савлух-Су, который составляет, как мы заметили, одно из верховьев р. Алмы. Ключ, которому приписывают целебное свойство, вытекает прямо из-под монастыря в довольно красиво устроенный колодезь; вода в нем светла и прозрачна, как хрусталь; из колодезя вода течет в довольно обширный бассейн ил купальню, под крышей, и уже отсюда истекает в речку или источник Савлух-Су – название, которое в народе дают собственно целебному ключу. Вода в бассейне так холодна, что дух замирает, когда в нее бросишься; более двух-трех секунд в ней нельзя оставаться; окунувшись раз, нужно выскочить из воды, перевести дух, и тогда только вы найдете силу броситься в другой раз. Выскакиваешь из купальни в каком-то забытьи, с оцепенелыми членами; но едва наденешь белье, как тело начинает гореть, и во всем организме чувствуется особенно приятное ощущение, как после всякой весьма холодной ванны. Для слабых организаций эта ванна должна быть чрезвычайно опасна. Дюбуа говорит (t. V p. 424), что г. Кеппен 6-го сентября 1833 года нашел температуру ключа Савлух-Су 60 R. С нами не было термометра, и мы, к сожалению, не могли измерить температуры воды в бассейне. На вкус вода эта чрезвычайно приятна, ее можно пить много без всякого вреда; она не заключает в себе никаких минеральных частиц. Укрепляющее действие на организм она производит, в известных случаях, вероятно, вследствие своей весьма низкой температуры. Бывали случаи, что сюда привозили очень больных и, по невежеству, опускали их в этот студеный ключ, где они в минуту умирали. Нам рассказывали, что еще недавно привезли к источнику татарина, разбитого параличом, опустили его в воду – и вытащили оттуда уже мертвым.
Монастырская церковь – деревянная, очень невелика, бедна живописью и украшениями, и скорее имеет вид небольшой часовни. При ней два строения, тоже деревянные, где живут монахи. Один из этих небольших монастырских домиков – о четырех комнатах с кухнею, а другой – о пяти. Монашеские кельи очень бедны, но содержатся чисто опрятно. Колокольня построена отдельно от церкви.
Перед монастырем нигде нет ровного места; для строений и устройства дорог монахи должны были снимать и сравнивать целые горы. Местность чрезвычайно сжата, и у самого монастыря вида нет никакого: дремучий лес и высокие горы со всех сторон сжали до такой степени небольшие монастырские постройки, что их как-то едва примечаешь. Тишина царствует в этих горах и в монастыре – удивительная; только однообразный шум воды, стекающей с гор, нарушает это мертвое безмолвие! В короткие зимние дни, когда бывает солнце, оно гостит в этих горах весьма недолго; да и летом солнце восходит в монастыре не ранее седьмого часу, а в 5 уже заходит. Снег выпадает рано – в октябре и лежит до марта, а иногда до апреля. Часто снег бывает в горах до того глубок, что сообщение с Симферополем, где обыкновенно монахи закупают свою провизию, и с южным берегом там прекращается совершенно, или бывает весьма затруднительно. Плодов и фруктов, которыми так богата нагорная полоса Крыма, у монахов нет вовсе; если и есть какие-либо фруктовые деревья, то и те не приносят плода, или плоды их не дозревают от раннего наступления холодов и недостатка солнечного света. По этой же причине монахи не могут иметь у себя никаких огородов, да и удобного места для этого у них весьма мало. Коров держать при монастыре также весьма трудно, потому что нет поблизости пастбищных мест, и иметь на зиму сено очень затруднительно. Для своих лошадей монахи косят сено верст за 7 от монастыря, на лесных полянах; но его там немного – и на зиму они обязаны добывать сено из мест, довольно отдаленных; а доставлять его в монастырь на вьюках весьма неудобно. Вообще работы у монахов немало, и она нелегка. Весною они исправляют свои дороги, которые в течение зимы портятся, размываясь горными потоками и от тающих снегов. Летом они косят сено, а после сенокоса рубят на зиму дрова, - каждый заготовляет дрова для своей кельи. Осенью тоже идут поправки, расчистка земли для построек и т.п.
Всех монахов в монастыре, вместе с настоятелем и послушниками, теперь находится девять человек: более десяти монастырь и содержать не может, так как вообще он весьма беден материальными средствами. Главный сбор бывает 1-го июля, в храмовый праздник. В остальное время года посетители редки; зимою, осенью и весною почти никого не бывает, кроме больных татар. Самое удобное время посещать монастырь – это июнь и июль; в августе уже начинаются в горах частые дожди, и ночи бывают холодны.
Отец Макарий, настоятель монастыря, сколько заметно, человек слабого здоровья, очень худ и бледен, но много работает сам. Он удивительно легко и ловко ходит по горам; для него нет неприступной скалы: как олень, взбирается он по страшным крутизнам, окружающим монастырь. Мы попросили его дать нам кого-нибудь в проводники к главному источнику Алмы, который мы хотели осмотреть. Он взялся сам быть нашим провожатым.
Мы шли версты с три по дорожке, проложенной вдоль высокой горы, стоящей почти вертикально и покрытой чудным буковым лесом; деревья были так высоки, что казалось, едва не достигали небес. Эта местность вообще – один из самых богатых уголков крымских лесов. Но доставлять отсюда лес, при страшной крутизне гор и при совершенном отсутствии дорог, почти вовсе невозможно. Кто хочет любоваться вековыми деревьями в крымских лесах, тот должен углубиться в горы, а не смотреть на лес с почтовой дороги, где он обыкновенно повырублен уже давно, и где попадается только мелколесье. Но в глубине гор сохранились еще первобытные, огромных размеров дубы, крымская сосна (весьма красивое дерево), бук и некоторые другие деревья лесных пород, - сохранились, конечно, только потому, что их неудобно оттуда добывать.
Лес вокруг монастыря большею частью буковый: но попадается сосна, тис, кое-где дуб и изредка липа. Гора, вдоль которой мы шли, так крута, что едва можно держаться на ногах. Почва вся покрыта сухими листьями, и всюду зеленеют папоротники. Мы прошли, наконец, к обрывистой скале, у подножия которой вырывается на свет главный источник Алмы, или ее первое верховье. Мы пробовали узнать глубину воды в котловине под скалою, откуда вытекает источник, опускали туда палки сажени в две длиною, но дна не могли достигнуть. Весною и осенью, даже и летом, после дождей, она бьет из котловины с такою силою, что брошенный туда значительной величины камень вода в ту же минуту вбрасывает с яростью; в такую пору увлекает она со страшною силою деревья, ветви, камни – все, что ей встречается на пути. Но теперь, так как дождей не было давно, то вода спокойно вытекала из котловины и, журча, сбегала каскадами по мшистым камням. В резервуаре, или в котловине вода чиста и прозрачна и довольно холодна.
Мы долго оставались у источника, любуясь дикою прелестью этой местности. Потом осмотрели еще один источник вблизи, откуда вытекают, расходясь невдалеке, небольшие ручьи, составляющие также истоки Алмы и сливающиеся с нею в нескольких саженях от главного источника.
От источника мы стали подыматься в гору, желая взобраться на ее вершину; но этот труд оказался нам не под силу до того, что мы скользили и падали постоянно, несмотря на палки, которыми запаслись: гора стояла почти отвесно. Мы принуждены были ежеминутно отдыхать, пока взобрались наконец хотя не на вершину горы, но на известную высоту, откуда открылся чудный вид, один из очаровательных горских видов, каких, вероятно, вы весьма немного насчитаете и в швейцарских горах! Моря не было видно, оно было скрыто от глаз различными отрогами и разветвлениями Яйлы; но перед нами тянулась бесконечная горная цепь, покрытая то темною, то яркою зеленью – всех возможных оттенков и переливов; между зеленью выдвигались красноватые, белые и серые скалы, самых прихотливых форм и очертаний, - и над всем этим царил Чатыр-даг, до половины одетый густым лесом.
Мы спустились отсюда к монастырю и пошли осмотреть любопытную пещеру, которая находится в горах, на противоположной стороне от источника, на довольно значительной высоте. Пещера эта имеет около 10 саженей глубины в гору, а в ширину она кажется саженей в пять. Вход в нее открывался довольно правильной аркадой, которая теперь разрушилась. Можно думать, что в былое время вход этот не был так широк, как теперь. Это доказывают лежащие вокруг камни, которые, видимо, отвалились от аркады. В пещере видно два отверстия, вроде труб, проделанных наружу; одна из этих труб или отверстий так велика, что в нее легко можно пролезть одному человеку; она идет косвенно кверху, все суживаясь, на несколько саженей; другое отверстие гораздо менее. Входящий в эти отверстия воздух производит постоянны гул. Должно думать, что эти трубы служили для впуска воздуха какому-нибудь отшельнику или схимнику, который когда-то, может быть, жил в этой пещере. Или, может быть, это были водопроводы; ибо в дождь сверху, чрез трубы проникает вода в пещеру. Но они не могли служить для впуска света: если бы эти отверстия и не были завалены землей, сухими листьями и не заросли травой, как теперь, то свет и в то время проникал бы чрез них в пещеру весьма мало, - более потому, что они проделаны в гору в косвенном направлении. Теперь в пещере этой, как видно по следам, скрываются олени. Мы входили в пещеру, но не нашли в ней более ничего примечательного.
Крымские олени всегда красивы и велики; они водятся еще в густых лесах под Чатыр-дагом, в описываемой нами местности, при вершинах рек Алмы и Качи и в Когушенском и Бешуйском лесах, - в местах, самых отдаленных от жилищ человека. Охотники говорят, что их теперь осталось в Крыму немного; но дикие козы встречаются повсеместно в крымских лесах.
Лес с этой стороны гор также очень густ и хорош; между ним есть много сосны, но бук и дуб все-таки породы преобладающие, и что особенно замечательно, здесь довольно большое пространство леса занимает береза – настоящая серная береза, белые стволы которой ярко отличаются от прочих лесных деревьев. Прежде думали, что в Крыму нет березы; даже один из известных здешних ботаников г. Стевен был того же мнения, но состоявший здесь на службе лесной офицер г. Зубковский лет 12 тому назад доказал совершено противное: он указал на довольно большое пространство леса в некоторых местностях крымских гор, занимаемое северной березой.
Вся эта густота леса составляет целое море зелени, с возвышающимися над нею то там, то здесь, голыми скалами, которые выдвигаются местами то как зубчатые, средневековые замки, то идут уступами и террасами, представляя вид сильных, неприступных крепостей, как бы умышленно построенных среди леса, в этих горных теснинах.
Уже поздно вечером мы вернулись в монастырь – усталые, но довольные проведенным днем. После чаю и легкого ужина мы стали снова подумывать о ночлеге. Посетители все разъехались, и мы успели добыть себе от монахов несколько войлоков и устроили хотя не роскошные, но довольно удобные постели, т.е. удобные в сравнении с прошлой ночью. Персидский порошок, который нашелся в дорожной сумке одного из нас, прогнал кровожадных обитателей монастырской комнаты, и они не беспокоили нас так, как в первую ночь. Мы заснули так крепко, что не слышали благовеста к заутрене, раздававшегося как раз над нашим окном. Мы хорошо отдохнули; а после купанья в студеной воде бассейна и после чаю – готовы были снова начать свои экскурсии по горам. Нужно было, однако, собираться домой.
Лошади наши были отведены на поляну, версты полторы от монастыря, где они паслись на свободе. Заметим здесь, что версты за три от монастыря, за этою поляною, есть еще другая, на высокой горе, которую монахи называют «Гаврииловою поляной», ибо есть предание, что в древности здесь стоял монастырь архангела Гавриила. Мы сами отправились отыскивать своих лошадей. Вид роскошной зелени на этой поляне, разнообразие цветов и чудные папоротники среди густого, едва проходимого леса, - все это на высоте почти 3000 фут. над поверхностью моря, - поразило нас и доставило большое наслаждение. Трава была сочная и густая, лошади наши тонули в ней; тогда как несколько ниже, по каменистым высотам, трава весьма негуста и едва годна в пищу животным. К полудню мы привели своих лошадей в монастырь, и скоро пустились в обратный путь. Но так как мы выехали довольно поздно, тонам пришлось ехать при луне. И как хороши эти горы, облитые серебряным светом луны! Леса кажутся издали покрытыми какою-то темною, мрачною пеленою, а белые скалы, возвышающиеся посреди них, как бы походят на мертвецов в белых саванах, и поражают невольно пугливое воображение путника. Запах клематисов среди безмолвия ночи разносится еще сильнее и упоительнее; вода горных потоков как-то таинственно журчит; а вдали, на горизонте, видна светлая полоса моря, серебримого луной. Каждый пейзажист, каждый любитель природы и красивых видов, нет сомнения, найдет чудные, очаровательные уголки в крымских горах! Пусть для этого он углубится в горы, а не рассматривает крымские виды только с почтовой дороги или с морского берега, как делает большая часть путешественников. Хотя, надо признаться, такого рода наслаждение потребует со стороны туриста достаточной доли решимости и отваги; потому что пространствовать дня два или три по этим пустынным и диким местам, где вы не встретите ни домика, ни следа человеческого населения, где, если вы не запаслись чем-либо съестным, то можете быть уверены, что проголодаете во все время своего путешествия, - на это нужна, действительно, порядочная решимость: в подобных прогулках могут находить удовольствие только записные любители природы и видов.
«Радуга». № 2 (февраль) 1861 г. С. 21 – 28. Б.п.