Эдик шел по коридору больницы и глазами скользил по номерам кабинетов. Нужен был двести тридцать восьмой. Ага, вот он! И народу - не очень много, обычно бывает больше: на комиссию народ рвется с азартом. Еще бы, продлил больничный и отдыхай-лечись дальше.
Но Эдику нужно было попасть туда по совершенно другим делам. Надо было, чтобы врачи написали одну умную справку, без которой жизнь дальше была не в жизнь. Придется, конечно, подождать. Но если в пределах сорока минут, то это даже очень хорошо. И присесть есть куда, как раз на продавленном диванчике между толстой теткой и худенькой девчонкой.
Задумался, потому что с утра уже вроде бы и проснулся…
Лет мне на сегодня - двадцать восемь, имеем мы в активе – вторник и свободу от работы до двух часов. Отпустили вчера «без скрипа», сказали только, чтобы потом помнил, и при случае «подхватил». А что «подхватил» - это уже по конкретной ситуации.
Ну, сижу, жду, сейчас выскочит медсестра Ирина, надо ей махнуть головой. Вчера же вечером сказала, чтобы лучше к девяти, а не к половине. Врачи иногда задерживаются, а больные права «качать» не будут, им надо совсем другое.
Девчонка справа какая-то тощая попалась. Ноги в желтых колготках, особенно смотреть не на что, платья шерстяное, темно-зеленое, сидит, откинувшись, нога ногу. Тетка слева – не в «обойме».
Эдик поморщился и решил смотреть перед собой, медсестры, больные будут сейчас шнырять туда-сюда, так и время пролетит незаметно.
Что-то больные плохо по коридору ходят, старички не в счет – это не больные, это наша совесть и укор.
Ну, тетке, конечно, скажем за… трудно больных по возрасту сортировать, да еще и с утра, когда выражение лиц чаще неприветливое.
А девчонке – точно не больше тридцати! Хотя, с такой худобой плюс-минус пять лет туда-сюда можно вполне пробрасывать.
Странно, а сбоку она – очень даже ничего смотрится: прическа «под горшок» как у молодой Инны Чуриковой или всегдашней Мирей Матье, улыбка какая-то притягивающая. Главное не улыбается, а так уголками губ двинет, и чувствуется, что думает о том же. Редкое, кстати качество, когда девчонка умеет твои мысли без слов и почти сразу понимать.
По ее реакции видно, что думаем об одном и том же: стены обшарпанные, сидеть долго не хочется, но что – делать, больных вылечат, может быть, больницу потом «лечить» начнут?
А что ноги – так это просто длинные, а выше колена и дальше - вроде бы и ничего. Просто цвет у колготок - дурацкий: светло-желтый, такие или детям, или бабулям.
- Нет, мы не в тот кабинет, мы в этот, а там никого нет, похоже, постучите!
И глаза смеются, так по-хорошему. А Инка, дура, так улыбаться не умеет. Корова подмосковная, в смысле – фактурная девушка, есть за что подержаться. Нет, смотреть долго нельзя, надо иногда оторачиваться, а то еще подумает, что «пялюсь» неспроста.
А на Инку когда смотришь, у нее губы в улыбке расползаются, такая смешная колхозная улыбка получается, но видно, что губы толстые, мягкие, целоваться, конечно, приятно, но если глаза закрывать. Еле ее научил глаза закрывать, а то она наоборот распахивает глазищи, как будто кричать будет.
Странно, а взгляд поймал сразу, как будто уже и знакомы давно, и смотреть на нее легко. Просто есть такие люди, которые глазами не умею разговаривать, а эта – запросто.
- Сидим?
- Сидим!
- Ждем?
- Ну, подождем и дождемся!
- Диван низкий?
- Да нет, нормальный. Зато развалиться можно!
Народ почему-то все справа-налево идет. А-а! Там кабинетов больше, потому и идет.
Сидит, пакетом колени прикрывает. А сверху файл с полисом. Ой, фамилию можно прочитать. Ух, черт, что же они не могут лампочки нормальные в коридор ввернуть что ли, ничегошеньки же не видно? Так, поменяем позу, устали мы нога на ногу сидеть, надо в позу «кучера на дрожках» перестроится.
Нина – это имя, а фамилия на Га начинается. Татарка что ли, а по лицу совсем не похоже? Такая светлая кожа с незаметными веснушечками. Ганутина. Нина Ганутина – интересно! Что же вы здесь делаете, Нина Ганутина, вид у вас не больной, не страдающий, сидите выразительно и красиво: нога на ногу. Руки… мать честная, а руки-то как красиво сложила!
- Что? Да, в этот кабинет, но медсестра еще не выходила. А как выйдет, так ей все бумаги и отдадите, а она потом вызовет!
У Инки руки толстоваты, на сосиски немножко похожи, но что характерно, всегда теплые, греться об нее хорошо. А об эту не очень-то и погреешься.
Так, бабуля подтянулась, вставать надо. Хорошо, с высоты посмотрим на Нину. Мать, твою, чего это я с начала ее не так рассмотрел? Боттичелли почему-то вспомнил. Хотя при чем здесь Боттичелли в городской поликлинике?
Ирина, медсестра, вышла, машет, значит заходить пора. Ну, ладно, я сейчас!
Разговор с врачами занял от силы пять минут, и Эдик уже со справкой вернулся в коридор. Все оставались на своих позициях. Только бабуля с середины дивана куда-то исчезла.
Глаза у девчонки смеялись так хорошо, что не остановиться рядом с ней было невозможно. А говорить было не о чем, обидно, ну постою, минуты три, ну здоровья пожелаю и, прощай Нина, навсегда прощай!
Все-таки обманчивый вид иногда у людей бывает. Вроде бы ничего особенного, но какое-то внутренне обаяние, «свечение» что ли, или сияние?
Вот стою на улице, свежий воздух глотаю, вон там остановка, автобус сейчас подъедет. А Инка, дура, все время темные колготки надевает, но как-то они на ней не очень… В смысле – не смотрятся, фигура что ли не пропорциональная? Нет, но практически-то - нормально, но визуально, что-то не то. И в глаза Инке смотреть надо пореже...
- И чего это я раньше на это не обращал внимания? – подумал Эдик. – И вообще, с чего это в больнице такие мысли дурацкие в голову лезут?
- Ух, а вот и наш автобус! А вот интересно, совпадем мы когда-нибудь еще или нет? А может ее в сети поискать?