Сны Захара Пантелеевича

                Только для субъектов,
                находящихся в бодрствующем состоянии,
                мир один и тот же.
                Каждый же спящий человек
                вращается в своем собственном мире.
                Гераклит


Кража из сейфа банкира

В эту ночь в доме Захара Пантелеевича Удальцова почти никто не спал. Вечером стало известно о крупной пропаже. Приехав с работы, Захар Пантелеевич как обычно, сразу прошел в кабинет, чтобы положить в сейф кое-какие документы. Но открыв его, обнаружил отсутствие дипломата с восемьюстами тысячами долларов и папки с особо важными документами работы банка, которым руководил последние десять лет. Захар Пантелеевич вызвал к себе начальника службы безопасности банка, сообщив о пропаже, приказал опросить охрану. Через несколько минут тот доложил, что ничего подозрительного они не заметили, и предложил никому не выходить из дома, пока не закончится расследование.

Захар Пантелеевич позвонил своему знакомому – адвокату Николаю Николаевичу Силантьеву, и тот пообещал утром приехать. Но тоже посоветовал до решения вопроса из дома никому не выходить. Это вызвало недовольство. Особенно была обижена Виолетта Петровна, жена Удальцова. Она отправилась в свою комнату и не вышла на ужин. Горничная Татьяна Озерова поссорилась с детьми Удальцова. Выслушав хозяина и не сказав ни слова, она ушла по своим делам.

В эту ночь не спал и Захар Пантелеевич. Еще раз прокручивал все подробности этого разговора. Он словно упрекал своих домашних в неблагодарности к нему.

Захар Пантелеевич был жестким человеком. Особенно к тем, кого считал виновным в его бедах. Он не любил признавать свои ошибки и не умел скрывать раздражения. Всегда считал себя во всем правым. Это был худший продукт своего времени и той системы, что заметила его еще тогда, когда он был в комсомоле. Именно тогда он понял роль угодничества перед старшими, от которых зависела его карьера.

Вспоминая случившееся, Захар Пантелеевич с ужасом представлял, как он будет объясняться с губернатором области, которому пообещал передать пятьсот тысяч долларов. Как будет выглядеть перед ним? Перед человеком, который приставил его к этой кормушке. Как? Ведь теперь он будет выглядеть болтуном. Ему не поверят, что в собственном, хорошо охраняемом доме кто-то мог совершить такое.

Мысли одна хуже другой не давали уснуть. Он даже не заметил, как ночь сменилась рассветом, и лишь телефонный звонок прервал его размышления. Звонил адвокат и сообщил, что выезжает. Было уже восемь утра.

В восемь тридцать адвокат приехал, и Захар Пантелеевич повел его в свой кабинет.

– Вы, видимо, и позавтракать не успели, – проговорил он.

– Чашечку кофе выпил, – ответил тот.

– Тогда я распоряжусь приготовить нам завтрак. Если не возражаете.

– Не возражаю. За завтраком и поговорим. А пока, не теряя времени, расскажите мне подробности.

– Вчера как обычно я закончил работу в банке и в семь вечера выехал домой, – заговорил Захар Пантелеевич, сев в кресло напротив адвоката. – Из банка привез кое-какие документы, так как после ужина я дома всегда пару часов работаю. Но все, что привожу с собой, я обязательно кладу в сейф. Так и вчера. Сразу прошел в этот кабинет, открыл сейф, чтобы положить документы, и увидел, что дипломата с долларами нет. Тогда я перебрал все папки, лежащие на другой полке, и обнаружил, что нет одной, в которой находилось второе завещание.

– Вы когда открывали последний раз сейф? – спросил Силантьев.

– Позавчера. Тоже в это время.

– И все было на месте?

– Да.

– Значит, случилось это за одни сутки?

– Выходит, так.

– А ключ от сейфа еще у кого-нибудь имеется?

– Нет. Один экземпляр у меня, а другой в сейфе в банке. Тот, который у меня, постоянно со мной. Я даже когда ложусь спать, барсетку с ключами закрываю на замок в прикроватной тумбочке.

–  И кого подозреваете?

– Ума не приложу. Члены семьи не могут. Старший сын учится в университете и занят только учебой, а младший в школе в седьмом классе. Их я исключаю. А вот жена может.

– Почему так считаете?

– Она ведь вторая, моложе меня. Да вдобавок беременная. На этой почве иногда скандалит. Даже грозится уйти.

– Ревнует? – перебил адвокат.

– Бывает и такое, – отвернувшись, ответил Удальцов. – Жениться ведь не трудно, трудно быть женатым. Наполовину уменьшаешь свои права и вдвое увеличиваешь свои обязанности.

– Это верно. Многие противоположности сходятся в сердце женщины. Но для этого существует дипломатия.

Захар Пантелеевич ухмыльнулся.

– Вы правы, Николай Николаевич. Жизнь с женою – дело нелегкое. Поэтому иногда для разнообразия я и увлекаюсь другими. Но я ведь никого из них не обижаю. И жен, и любовниц. А получаю неприятности.

– Подробнее об этом можно? – попросил адвокат. – Со мной вы можете говорить откровенно.

– Хорошо, – согласился Захар Пантелеевич.

В это время вошла в кабинет горничная. Ей было около двадцати пяти лет, но выглядела она подростком. С румяным лицом, красиво уложенной прической и в белоснежном переднике. С ее приходом кабинет наполнился запахом дорогих духов. Улыбнувшись, она поздоровалась с адвокатом и стала выкладывать принесенные закуски.

– Захар Пантелеевич, а из спиртного что принести? – спросила она.

– Нет. Сегодня предстоит много работы. Ты занимайся, Танечка, своими делами. А уберешь, когда мы уедем на работу.

– Как скажете, – ответила та и вышла.

– Из-за нее ревнует жена? – сразу спросил адвокат.

– В основном из-за нее, – хмуро проговорил Удальцов, – с первой женой тоже на этой почве разошлись. Дети остались со мной. Я оказал ей после развода материальную помощь и сразу женился на Виолетте. Сначала все, вроде, было нормально, и она вскоре забеременела. Конечно, спать стали в разных спальнях, а я же мужчина. На одном из банкетов познакомился с Татьяной и после нескольких встреч предложил ей работать у меня в доме горничной. Чтобы присматривала за детьми и за порядком в доме. А главное, чтобы рядом была.

– До вас она где работала? – перебил адвокат.

– В филармонии, в хоре. Согласилась сразу, но попросила у меня три миллиона, чтобы ее не увольняли из филармонии и иногда приглашали на выступления. Женская блажь, но я согласился. После ее появления и начались скандалы. Спальни наши на одном этаже, и оказалось, что скрыть наши отношения непросто.

– Так-так, – Николай Николаевич побарабанил пальцами по столу. – А что за история с завещаниями?

– Первое было составлено на Виолетту и на детей. Но Танечка очень просила, чтобы я в случае смерти оставил что-нибудь и ей. Она знала о моей болезни. В общем, уговорила меня, и я решил сделать второе завещание, в котором часть имущества завещалось ей. Но первое завещание не уничтожил. Решил, чтобы были два, а окончательное решение будет принято позже. В жизни ведь все может быть.

– Понятно, – открывая блокнот, проговорил Силантьев. – Вопрос второй. Как вы думаете проводить расследование? Хотите вы того или нет, но придется привлекать  оперативников.

– Но мне не хотелось бы афишировать это. Подозреваются близкие для меня люди, – возразил Удальцов. – Я наоборот: хотел кроме вас никого не привлекать.

– Без этого не обойтись. Круг подозреваемых непростой. С одной стороны, члены вашей семьи, а с другой – работающие в доме. Потребуются и архивные справки, и оперативные действия. И еще могу кое-что предложить…

– Слушаю, – подняв брови, согласился Удальцов.

– Видите ли, Захар Пантелеевич, у меня свои принципы работы, – ответил адвокат. – Сейчас объясню, а вы постарайтесь меня правильно понять. Если я берусь за дело, я должен иметь уверенность в положительных результатах своей работы. В данном деле я не смогу добиться положительных результатов без помощников, которые наделены возможностями, которых я как адвокат не имею.

– Николай Николаевич, ближе к делу, – перебил Удальцов.

– Хорошо. Ближе, так ближе. В областном управлении полиции у меня есть знакомый подполковник. Работает заместителем начальника управления уголовного розыска. Опер от бога. Я с ним несколько дел успешно провел по защите обвиняемых и выявлению действительных преступников. Это Владимир Игоревич Астафьев. У вас хорошие отношения с начальником  областного управления полиции. Вот и попросите его направить к вам Астафьева.

Удальцов недовольно поморщился.

– Не хотел подключать их. Не доверяю я им.

– Ну, во-первых, Астафьеву можно довериться полностью. Огласки никакой не будет. Попросите генерала, чтобы тот работал в паре со мной. Я хочу иметь полную  убежденность в положительном исходе. А сейчас у меня ее нет.

– Много берет этот подполковник?

– В отличие от других он работает только за свою зарплату, и, если вы заговорите об этом с ним, то обидится или откажется. А вот генералу пообещайте оказать спонсорскую помощь полиции. Это не помешает, так как они во многом нуждаются. Например, в техническом оснащении.

– Это можно, – заметил Удальцов. – Но я надеюсь на вас. Утечки сведений, которые ваш подполковник раскопает, не должно быть. Более того, я хотел бы знать все первым.

– Во всяком случае, все, что узнает Астафьев, я буду знать и сразу же вам сообщать. Но перед Астафьевым не надо играть в прятки. Это порядочный человек, и с ним не должно быть игры в одни ворота. Только правда и ничего, кроме правды, – улыбнулся адвокат.

– Вот уж не думал, что в полиции любят правду, – пробормотал Удальцов. – Но и затягивать с расследованием нельзя. Я нахожусь в крайне неприятном положении. Если вы не раскроете это дело и не вернете похищенные деньги, последствия будут ужасными.

– Захар Пантелеевич, я же не отказался! – воскликнул адвокат. – Я имею в виду совместную работу с человеком, который  признает только искренность. В том числе и с вашей стороны. Как бы вам ни хотелось скрыть свои отношения с женщинами, придется открыться полностью. Если вы с генералом с утра договоритесь, то после обеда мы бы вдвоем и приступили.

– С генералом я договорюсь. А вот со своим подполковником обговаривайте свои действия сами. Но после обеда желательно начать работу. Я ведь людей не выпускаю из дома.

– Постараемся сделать все и быстро, и чисто, – заверил Силантьев.

– Спасибо, Николай Николаевич. Я помню, как вы помогли в разоблачении моего заместителя, и чувствовал бы себя очень неуютно, если бы вы отказались. Все, что потребуется вам с подполковником, будет предоставлено незамедлительно. Любую сумму, названную вами, я оплачу. А сейчас пора переходить от слов к делу. Я выезжаю к генералу, а вы ждите моего звонка. Как только сообщу вам о результатах, вы сразу же обговаривайте с подполковником свои действия. После обеда я тоже приеду домой.

Как и обещал Удальцов, с начальником управления областной полиции он договорился. Выслушав посетителя, генерал вызвал подполковника Астафьева и, познакомив их, сразу же дал необходимые указания.

Подполковник Астафьев привык к таким расследованиям. Его уже неоднократно  направляли к местным руководителям и к олигархам. Про Удальцова Астафьев знал немало. В советские времена тот работал секретарем сельского райкома комсомола. Затем в финансово-хозяйственном отделе обкома партии. А с началом приватизации по указанию и с помощью бывшего первого секретаря обкома партии (ныне губернатора) создал коммерческий банк «Наш город», который в народе назвали «Их кормушка». Создан этот банк был на деньги обкома партии и обкома профсоюза. Имея финансовую и административную поддержку, Удальцов успешно наращивал капитал и через несколько лет стал одним из самых крупных собственников в городе.

Вопросов генералу Астафьев не задавал, но попросил при необходимости помощь экспертов-криминалистов и сотрудников из наружного наблюдения.

– Все, что потребуется, будет представлено, – пообещал генерал. – Захар Пантелеевич просит работать вместе с адвокатом Силантьевым и как можно меньше афишировать результаты.

– Ладно, посмотрим. А адвокат ваш знакомый? – спросил  у Удальцова тот.

– Да. Я ему позвоню и, если вы готовы, то можно с ним встретиться, а после обеда, как говорится, на место происшествия. Главное, мне надо узнать, кто это сделал. Я не могу терпеть, когда меня обманывают близкие люди. Но и о наказании их пока не говорю. Главное – найти дипломат с долларами и папку с очень важными документами. А с виновным я сам потом разберусь.

Вернувшись в свой кабинет, Астафьев позвонил адвокату Силантьеву и, поздоровавшись, не удержался от упрека:

– Твоя наводка?

– Посоветовал я, потому что, во-первых, другого не мог рекомендовать, а во-вторых, один без твоей помощи не справлюсь. Но ты не злись. Много времени это дело не займет. Если можешь, приезжай ко мне до обеда. Поговорим, выработаем план действий, а после обеда поедем в его загородный дом.

Встретились они быстро. В кабинете адвоката, Астафьев недовольно заметил:

– На какую-то обыкновенную  кражу оторвал.

– Ямщик, не гони лошадей, – успокоил его Силантьев. – Это не совсем обыкновенная кража, как ты выражаешься. За ней видимо кроется кое-что более серьезное.

– А кто обнаружил пропажу?

– Сам Удальцов. Вчера вечером приехал домой. Открыл сейф, положил туда привезенные бумаги. И увидел, что на нижней полке нет дипломата с долларами. А потом обнаружил отсутствие одной из папок.

– Подожди, – прервал Астафьев. – Он ничего не заподозрил, когда открывал сейф? Возможно, замок открывался не так?

– Я спрашивал. Сейф не взламывался, а открывался с помощью ключа и набора цифр на замке. Поэтому он считает, что вор кто-то из своих.

– А может, кто-то из проникших в дом воспользовался отмычками, а код подобрал? – предположил Астафьев.

– Вот мы и проверим. Но, думаю, что это ничего нам не даст. Дом оборудован сигнализацией. А щиток включения сигнализации находится в спальне Удальцова. Так что посторонний человек отключить ее не может. Более того, дом огорожен высокими бетонными плитами. И вся территория вокруг дома оборудована системой видеонаблюдения. Камеры отслеживают все передвижения, и это фиксируется записью.

– А сейф где находится?

– В кабинете Удальцова. Он на ночь закрывает и кабинет, а сам спит в своей спальной комнате рядом с кабинетом.

– А жена с ним спит?

– Нет. Жена в положении, и спит в своей спальне. Иногда она приходит к нему, а иногда он к ней.

– В ту ночь они были вместе?

– Не знаю. У него и спросим.

– Значит, ключом никто не мог воспользоваться?

– Теоретически никто. А практически возникают самые различные предположения. Но я не буду, Владимир Игоревич, сейчас их излагать. Вот осмотрим все вместе, а самое главное, познакомимся с людьми, живущими там. Кроме жены и двух сыновей там постоянно находятся горничная Татьяна Озерова и садовник. Ежедневно бывает и начальник службы безопасности банка Степан Иванович Буранов, который отвечает за охрану. Охранники постоянные.  Дежурят сутками. Список и график дежурств получим на месте.

– А кроме этих людей еще кто-то бывает там?

– Бывают. Один раз в неделю привозят на день или на два повара. Он исключается. Вторую неделю в больнице. Но сначала давай пообедаем.

Перекусив в кафе, они вскоре выехали на место предстоящей работы.

Ехать пришлось довольно долго. Загородный дом Захара Пантелеевича находился вдали от города. Вокруг мелькали поля, придорожные отели и заправочные станции. Затем машина свернула с шоссе на незаметную боковую дорогу. Сквозь листву деревьев показалась водная гладь большого озера. Вскоре машина еще раз свернула на узкую асфальтированную дорогу, и они подъехали к ажурным металлическим воротам, в обе стороны от которых была ограда из высоких железобетонных плит.  Силантьев остановил машину и стал ждать. Через две-три минуты ворота дрогнули и раздвинулись. За эти минуты Астафьев успел рассмотреть полосу шириной в сто метров, свободную от леса. Это была «контрольная полоса», которую перейти незамеченным, практически невозможно.

На территории их взору открылся хорошо ухоженный парк, небольшой пруд, по которому плавали утки, а так же цветники, беседки и посыпанные гравием дорожки. Территория парка занимала около двух гектаров. И вот за очередным поворотом показался трехэтажный дом, облицованный мраморными плитками. Сбоку к нему был пристроен флигель.

– Хозяин уже ждет нас, – проговорил Силантьев, останавливая машину.

Ответить что-либо Астафьев не успел, так как к машине подходил Удальцов. Он был высок, подтянут. Ни живота, ни двойного подбородка. Смотрелся весьма представительно. Черные волосы с проседью, волевой взгляд и уверенные движения – видно: человек знает себе цену.

– Рад вашему приезду и надеюсь, что два таких специалиста разберутся быстро, – проговорил он, улыбаясь. – Прошу в дом. Я познакомлю вас с женой и детьми.

В холле на первом этаже Удальцов подвел гостей к сидящим и сказал: «Знакомьтесь – моя жена Виолетта».

Поднявшись, женщина протянула Астафьеву руку, и тот пожал ее. Жена управляющего банком оказалась такой, какой он и представлял ее. Стройная, хорошо сложенная брюнетка с красивым лицом. Она тихо сказала:

– Рада с вами познакомиться. Ну, а с Николаем Николаевичем мы уже знакомы. Это неприятное происшествие ужасно всех нас расстроило. Вторые сутки сидим, как арестанты. Но самое неприятное – это подозрение.

– Ничего не случится, если несколько дней посидите дома, – возразил Захар Пантелеевич.

– Тебе-то легче. Ты каждый день ездишь в город, – отозвался на эти слова сидевший в кресле парень.

– Это мой старший сын Игорь, – представил его хозяин. – А это младший Олег, – указал он на другого.

Астафьев промолчал в ответ на недовольство сыновей. Оба они были очень похожи друг на друга. Высокие, худощавые. «На отца совсем не похожи, – подумал он. – Видимо, оба пошли в мать, с которой разлучили их».

– Мне на тренировку по волейболу надо, а папа не разрешает выходить, – продолжал Игорь. – Ему важнее его миллионы.

– Неправда. Мне важно знать, кто это сделал, и восстановить нормальные отношения со всеми, кто находится в этом доме. А сейчас прошу всех за стол. Побалуемся чайком и за работу, – взяв со стола телефон, он приказал: «Таня, организуй в холле чай. У нас два замечательных гостя».

Через несколько секунд в холле появилась миловидная женщина, которая на тележке привезла все необходимое. Посмотрев на нее, Астафьев понял, что все было приготовлено заранее. А хозяин продолжал:

– Вам надо познакомиться со всеми работающими в этом доме, – и дождавшись, когда горничная выйдет, добавил: «Это – горничная Татьяна. Работает у нас уже полгода. Позже вы пообщаетесь и с ней, и с другими. Но сразу хочу сказать, что среди членов моей семьи похитителей нет».

– Значит, нам надо искать вора среди прислуги? – уточнил Астафьев.

– Видимо, так. Хотя мне не хотелось бы так думать, потому что я лично отбирал каждого. Да и работают они у меня давно. Но с фактами спорить трудно. Искать похитителя надо среди обслуги. При этом я не требую наказания. Если добровольно будет возвращено похищенное, то этот человек будет уволен, и дело закрыто. Мне не надо огласки.

– А вы считаете, что похищенное все еще находится здесь? – спросил молчавший до этого Силантьев.

– Конечно. С момента похищения из дома никто, кроме меня, не выходил. А тот, кто приезжал сюда, был под присмотром. Если вы не возражаете, то сейчас Татьяна покажет вам кабинет для работы, а я вернусь к себе в банк.

Астафьев и Силантьев направились вслед за горничной, которая повела их на второй этаж.

– Вот это – спальня Виолетты Петровны, а напротив спальни Игоря и Олега, – говорила она на ходу.

– А где спальня Захара Пантелеевича? – спросил Астафьев.

– В противоположном конце коридора.

Идя по коридору, Астафьев заметил глазок телекамеры, установленной под потолком. Толкнув адвоката локтем, он показал ему головой крохотный глазок. На что тот тихо произнес: «Здесь их немало».

Действительно, осматривая коридор, они обнаружили еще несколько глазков телекамер. Видимо, Удальцов все же чего-то опасался. Кроме глазков привлекало внимание и большое количество цветов, расположенных вдоль стен.

– А теперь покажите кабинет, в котором мы будем работать, – попросил Астафьев. – Более подробно мы осмотрим все комнаты в присутствии живущих в них.

Следуя за Татьяной, они вошли в отведенный для них кабинет, из окна которого открывался вид на парк.

– Ну и что скажете, Владимир Игоревич? – спросил Силантьев.

– Работа предстоит большая. Видимо, это действительно не простая кража. Придется подробно изучить всех живущих в этом доме, в том числе и прислугу. Особенно  связи с другими людьми и детей, и женщин, и садовника, и охраны.

Пока они набрасывали план предстоящей работы, из банка вернулся Удальцов и сразу направился в их кабинет. Войдя, он вежливо спросил.

– Устроит работа в этом кабинете?

– Спасибо, все в порядке, – ответил Силантьев.

– Тогда я хотел бы поговорить с вами о своих соображениях.

– Давайте поговорим, –  отозвался Астафьев, – тем более, у нас тоже немало к вам вопросов.

– Я сообщал Николаю Николаевичу подробности о том, что исчезло из сейфа. Мне кажется, что все произошло из-за завещаний.

– А повторить подробнее можно? – попросил Астафьев.

– Мне кажется, это мог сделать кто-то из двух женщин. Моя жена или горничная. Примерно два года назад в семье был серьезный конфликт. Я развелся с первой женой и привел в дом Виолетту. Дети были против этого, так как не хотели расставаться с матерью, и устроили страшный скандал. В это время у меня были проблемы с сердцем, и я готовился к операции. В общем, чтобы никого не обижать, я составил завещание и в нем все имущество разделил на три равные доли. На вторую жену, на Игоря и на Олега. Что касается первой жены, то она была не обижена при разводе. Однако затем я изменил это завещание.

– Почему?

– С годами многое меняется. Появилась новая любовь, новые отношения с родственниками, и я решил изменить первое завещание. В новом завещании все имущество я разделил на четыре доли, включив четвертой Татьяну, с которой у меня тоже теплые отношения. Вот это завещание и исчезло.

– А первое разве не было уничтожено? – спросил Силантьев.

– Нет, – покачал головой Удальцов. – Я колебался. В жизни ведь всякое случается. Да и привычка старая хранить важные документы, видимо, сработала. В общем, оно сохранилось и лежит в другой папке. И если со мной что-то случится, то оно и окажется действующим. А это значит, что совершила кражу Виолетта, то есть моя законная жена, которой выгодно уничтожить второе завещание.

– А с женой говорили об этом? – перебил Астафьев.

– Конечно. Но она отрицает и более того – страшно оскорбилась моим подозрением.

– А может быть, действительно, тот, кто похитил дипломат с долларами, специально прихватил и папку со вторым завещанием, чтобы  подозрение пало на вашу вторую жену? – заметил Силантьев и спросил: «Другие знали о существовании двух завещаний?»

– Возможно.

– А прислуга?

– Да, я мог и им сказать. Потому что во втором завещании кое-что было завещано и им. Они работают у меня давно и очень добросовестно. Особенно проявляет старание горничная. С ней я обговаривал второе завещание насчет сумм. Но я не думаю, что она могла передать им наш разговор.

– Понятно. Кроме вашей жены вы кому-нибудь рассказывали о пропаже второго завещания? – спросил Астафьев, которого пропажа завещания сразу заинтересовала.

– Нет. Кроме Виолетты никому не говорил, и ее попросил об этом не распространяться.

– Это вы правильно сделали. Зацепка серьезная. А теперь давайте осмотрим ваш кабинет и вашу спальню, – попросил Астафьев.

В сопровождении хозяина дома они вошли в его спальню. Осмотрев замок на двери и ключ от него, Владимир Игоревич недовольно заметил:

– А посерьезнее замки не могли установить?

– Зачем? – возразил Удальцов. – Этим замком я не пользуюсь. От кого мне запираться?

– Ключ от сейфа где хранится? – не вступая в полемику, задал очередной вопрос сыщик.

– Вот сюда кладу, – показав на инкрустированную тумбочку, ответил Удальцов, – но, когда выхожу из спальни, убираю внутрь тумбочки и запираю с помощью шифра. Хотя это и не обязательно. Кто полезет ночью в мою спальню?

– Но, однако, кто-то, видимо, полез, – возразил Астафьев. – Сейф вскрыть можно и с помощью второго ключа, сделанного по слепку с основного.

– А второй экземпляр ключа есть? – не выдержав, вмешался Силантьев.

– Конечно. Но он хранится в сейфе у меня в банке. Я не думаю, что с моих ключей сделали слепок и изготовили по нему третий ключ. Когда я выхожу утром из спальни, ключи от обоих сейфов я беру с собой, и они постоянно под моим присмотром в барсетке.

– У вас прекрасный вид из окна, – заметил стоявший у окна Астафьев. – Виден и парк, и озеро за ним.

– Да иногда я сижу в кресле и любуюсь.

– Ну что, теперь пойдем в ваш кабинет? – предложил сыщик.

– Как скажете.

Выйдя из спальни, они пошли по коридору, и Силантьев заговорил первым.

– Захар Пантелеевич, а комната горничной далеко от вашей спальни?

– Нет. На этом же этаже. Угловая. Сразу за комнатой детей. Мы посетим и ее комнату, и все остальные. Но сначала посмотрим мой кабинет и сейф.


Начало расследования

Подойдя к кабинету и открыв дверь, Захар Пантелеевич коротко проговорил:

– Прошу, господа.

Войдя, они увидели в просторной светлой комнате несколько кожаных диванов, шкафы с книгами, холодильник и сервант с посудой. У окна стояли сервировочный стол и несколько стульев. Около противоположной стороны – кинотеатр и компьютер. Чувствовалось, что хозяин этого кабинета проводит в нем немало времени.

– А где сейф? – не выдержал Астафьев.

Удальцов подошел к висевшему зеркалу и нажал на раме небольшой выступ. Без звука зеркало отъехало в сторону, и показалась вделанная в стену металлическая дверца, за которой был сейф.

– Откройте сейф. Нам надо знать, как он открывается, а затем осмотреть и дверцу сейфа, и сам сейф внутри. Шифр нам не нужен.

Захар Пантелеевич достал ключ и, вставив в скважину, дважды повернул. Дверца автоматически открылась. Затем, протянув руку внутрь, начал поворачивать диск с цифрами и буквами, который находился на дверце сейфа.

– Как видите, в момент набора никто из присутствующих не увидит цифровую комбинацию. Диск загораживает первая открытая дверца.

Астафьев отошел от сейфа и несколько минут стоял возле серванта, стенки которого были зеркальными. Передвинув со средней полки хрустальные вазы, он отошел к столику и задал неожиданный вопрос.

– А сервант давно здесь стоит?

– Сервант? Всегда здесь стоял. А почему вас это заинтересовало?

– Потому что в зеркале хорошо просматривается дверца сейфа с диском. И если кто-то посторонний правильно выберет место, то может увидеть процесс набора шифра. Запомнить номер и открыть.

После его слов и хозяин, и Силантьев подошли к тому месту, с которого была видна  дверца сейфа.

– Действительно, видно. А я и не обращал на это внимания, – пробормотал Удальцов.

– Нам придется пригласить экспертов и осмотреть более тщательно оба замка. Не возражаете? – попросил Астафьев.

– Вы специалисты. Как считаете нужным, так и поступайте.

– Хорошо. С этим решили. А сейчас нам бы хотелось  узнать кое-что подробнее, – продолжал Астафьев. – В ночь перед похищением вы выходили из своей спальни?

Некоторое время Удальцов молчал. Первым нарушил затянувшееся молчание Силантьев.

– Захар Пантелеевич, это необходимо знать не ради любопытства. И поверьте, кроме нас, об этом никто не узнает.

– Хорошо. Да, около двенадцати часов ночи я выходил к горничной.

– А свою спальню уходя, закрывали? – продолжал Астафьев.

– Нет.

– А кабинет на ночь был закрыт?

– Зачем? И от кого? Вся территория перед домом хорошо охраняется. Так что посторонние не проникнут. А перед своими скрываться бесполезно.

– Меня интересует еще вопрос, как долго вы были у горничной. Это важно, чтобы понять, успел ли похититель за это время проникнуть в вашу спальню, взять ключ, дойти до кабинета, вскрыть сейф, похитить то, что похитил, закрыть сейф и вернуть ключ на место.

– Около часа, – буркнул Удальцов.

– Значит, за это время тот, кто это проделал, мог, конечно, управиться, – заключил Астафьев.

– Но он мог сделать слепок с ключа и в другое время, – высказал предположение адвокат.

– И так могло быть, – согласился Астафьев.

– Захар Пантелеевич, мне кажется, что вы продолжаете нам не доверять. А это отразится на результатах нашего расследования. Мы должны все узнать от вас. Тогда меньше будет задаваться вопросов другим. Вы же сами говорите, что посторонний не может проникнуть в дом и совершить кражу. Сами говорили, что ее совершил кто-то из живущих в вашем доме. Так помогайте нам. Мы же со всеми будем подробно разговаривать, – заметил Силантьев.

– Хорошо. Хотя и не всегда приятно о своих шалостях говорить. Спрашивайте.

– До встречи с вашими женщинами нам желательно сначала от вас узнать о них все подробности, – предложил Астафьев. – Особенно о вашей жене.

Удальцов тяжело вздохнул. Ему многое хотелось рассказать о ней. О женщине, которая так стремительно ослепила его своими красотой и рассудительностью. Именно второе позднее и стало вызывать у него раздражение. Он не любил, когда ему делали замечания. Особенно близкие. Поэтому все чаще отвечал на эти замечания грубо. А это расстраивало Виолетту. Ей было около тридцати лет, когда она вышла замуж за Удальцова. До замужества она жила вдвоем с матерью, которая потакала ей во всем и никогда ни в чем не упрекала. Поэтому она очень оскорбилась, когда услышала о подозрениях в свой адрес от мужа. Это было последней каплей. Она испытывала самое настоящее озлобление против Удальцова. После их женитьбы, около года Виолетта считала себя самой счастливой женщиной. Но когда забеременела, почувствовала холодок в отношениях с мужем. Сначала он стал задерживаться допоздна на работе. Затем привел в дом молодую горничную, с которой часто проводил время в ее комнате. Скрыть это было трудно, и Виолетте уже не казалось ее будущее таким уж прочным. Она не умела жить во лжи и обмане и все чаще задумывалась, как ей поступить.

Наутро после кражи первое, что вспомнила Виолетта, это слова мужа: мол, если она вернет деньги и документы, то он посчитает это все глупой шуткой. На завтрак она не вышла от стыда и обиды. Ей даже казалось, что  муж может в любую минуту выгнать ее. Тем более замена рядом в соседней комнате, только и ждет этого. Виолетта чувствовала, что в душе ее все начинает двоиться, и она очень хотела окончания этой истории. Любого. Из этого состояния Виолетту вывел телефонный звонок мужа.

– Все еще злишься? – спросил он. – Я ведь спрашивал, чтобы исключить тебя из круга подозреваемых. Успокойся. После обеда приедут два специалиста по расследованиям, и я должен представить всех членов семьи. Так что приведи себя в порядок и в холле встречай нас с сыновьями. Их тоже предупреди. Возможно, и с ними будет разговор. В общем, скоро все станет на свои места и, если ты не виновата, то и бояться нечего.

Этот звонок еще более обострил состояние Виолетты.  Женщина быстро оделась и вышла в парк. Рассматривая высаженные недавно розы, она почувствовала, как глаза наполняются слезами. « И все это придется бросить?» – говорила она себе. Слезы текли по ее лицу. День был холодный. Осень уже вступала в свои права. Отойдя от цветочных клумб, Виолетта несколько минут смотрела на колебавшиеся вершины молодых деревьев. Немного успокоившись, она услышала подъезжающую к воротам ограды машину мужа. Не желая встречаться с ним, женщина быстро ушла в дом. И все же Удальцов успел увидеть ее. Однако в ее комнату не пошел. Отдав необходимые распоряжения горничной, он сам поговорил с сыновьями.

Такой была обстановка в доме перед приездом адвоката и Астафьева.

– И что же вас интересует? – после затянувшегося молчания спросил хозяин дома.

– Почему вы думаете, что кражу мог совершить кто-то из ваших женщин? – спросил Астафьев.

– Потому что одна из них очень не любит подчиняться мне и намекает, что если я не изменю отношений, то может уйти.

– Искусство подчинять себе людей заключается в умении найти подход к ним с хорошей стороны. Подчинение людей силой не приводит к подчинению сердец. Только хороший подход к людям вызывает готовность к покорности, – заметил адвокат.

– А тут, Николай Николаевич, не только нет хорошего подхода к жене, но и – подозрительность, – поддержал его Астафьев и добавил: «Подозревать честного человека, не имея на это веских доказательств, нельзя».

– Я понимаю и допускаю, что поступить так с завещанием мог и другой. Зачем жене его забирать? Чтобы тень на себя бросить? Она же не глупая, – согласился Удальцов. – Видимо, погорячился.

– Вот и мы об этом, – подчеркнул Астафьев.

– Время ужинать, – сменил тему разговора Удальцов. – Поскольку вы наверняка задержитесь сегодня, я приглашаю вас в гостиную на ужин. Там будет возможность внимательнее присмотреться к членам моей семьи и к прислуге.

– А что, предложение хорошее, – сразу же согласился адвокат и, повернувшись к Астафьеву, добавил: «Вы как, Владимир  Игоревич?»

– Не возражаю.

Они спустились на первый этаж, миновали холл, вошли в гостиную. В центре стоял длинный стол, за которым сидели жена Удальцова, его дети и начальник службы безопасности банка Буранов. Стол был накрыт на семь человек. Над столом висела большая люстра. Также включены были вделанные в стены светильники. Яркий свет давал возможность хорошо рассмотреть сидящих.

Как только вошедшие сели, горничная на тележке привезла горшочки с мясом и поднос с гарниром. Она расставила рядом с холодными закусками привезенное и откатила от стола тележку.

– Так, едой нас Танечка обеспечила. А что гости будут  пить? Есть замечательное «Токайское», есть армянский коньяк, и есть наша прекрасная русская водка.

– Мне после ужина надо поработать за компьютером. Так что я от выпивки воздержусь, – возразил Астафьев.

– Ну, а мне можно немного «Токайского» – согласился Силантьев.

Рассматривая незаметно горничную, он уже кое-что знал о ней. И все ж не мог не восхититься ее красотой. Более всего его поражала та красота, которая только в минуты любви бывает на лице женщины. Заметив внимательный взгляд адвоката, она немного смутилась и словно немного пригасила себя. Ее фигура не могла не восхищать любого мужчину. Особенно ноги, которые были словно по заказу сделаны великим мастером. Потянувшись за салатом, Силантьев взглянул на жену Удальцова и уловил на ее лице презрительно-брезгливое выражение, с которым та сидела за столом и накладывала на тарелку кусочки тушеной телятины. Видимо, присутствие горничной не доставляло ей удовольствия, подумал Силантьев и решил подробнее узнать о ней.

Действительно, горничная была достойной соперницей жены Захара Пантелеевича, и ее не волновал ее неопределенный статус. Она быстро оценила свое положение в доме и пришла к выводу, что такая связь для нее лучше, чем с кем-либо на стороне. Банкиры не так уж часто попадаются. Богатство Удальцова и его темперамент она оценила сразу, и не жалела, что жила с ним в его доме. К Виолетте она не ревновала, потому что чувствовала, что доставляет своему сожителю больше радости в минуты близости, чем его жена. Это давало ей возможность жить с ним, повинуясь велению тела и желаниям урвать у него побольше, чем в нищенском хоре. В общем, это был союз мужчины с женщиной. Союз, удобный еще и тем, что они почти каждую ночь были рядом.

Конечно, присутствие Татьяны в доме не могло не расстраивать Виолетту. Ночами, приоткрыв дверь комнаты, она часто наблюдала, как ее муж прокрадывается к горничной. Виолетта долго старалась не упрекать мужа. Лишь однажды высказала ему то, что ее мучило. Однако тот сразу же вспылил и пригрозил разводом, если она будет следить за ним.

После этого их отношения еще более обострились. Захар Пантелеевич разговаривал так, будто был сердит на нее. Виолетта же наоборот старалась избегать всяких стычек. Говорила тихо, обещая, что после родов все изменится. Но по ночам у себя в постели плакала.

В одну из таких ночей, не выдержав, она пошла в спальню мужа, чтобы сказать ему, что ей нездоровится. Войдя, она увидела на подушке рядом с головой мужа голову горничной. Оба вскочили, и муж начал что-то объяснять. В тот момент Виолетта не могла слушать его, и она выбежала из спальни. Ей хотелось куда-то спрятаться. Именно в этот момент рядом с ней оказался не муж, а его старший сын, который вернулся из города и направлялся в свою комнату. Он-то и отвел мачеху в ее спальню.

С этой ночи Виолетта возненавидела горничную, но та как ни в чем не бывало продолжала поддерживать близкие отношения с ее мужем, специально подталкивая ее к разводу.

После выпитых первых рюмок старший сын Удальцова заговорил первым:

– И как подвигается расследование? Уже есть зацепки?

– Целый мешок, – ответил Астафьев. – Скоро вытряхнем их и начнем вам показывать.

– Ну, а если серьезнее? – поддержал сына отец.

– Конечно, есть. Правда, мы еще не со всеми пообщались. Вот когда поближе познакомимся со всеми живущими здесь, тогда картина будет более ясной.

– За это давайте выпьем, – поднял фужер Удальцов.

– Я тоже хочу пожелать, чтобы быстрее все кончилось, – поддержала молчавшая до этого жена. – А то Игорь уже несколько тренировок пропустил, – добавила она, глядя на пасынка.

Не желая поддерживать этот разговор, Удальцов обратился к Астафьеву:

– А когда вы собираетесь беседовать и с кого начнете?

– Мне все равно, – ответил тот. – Можно начать с вашей горничной, а можно с Виолетты Петровны. Как посоветуете, так и будет. Но нам надо поговорить и с вашими детьми.

– А чего с нами говорить? Мы ведь всегда у всех на виду, – недовольно произнес Игорь.

– С кем считают нужным, с тем и будут говорить, – перебил отец. – Избаловались в ваших университетах. Но вы не обращайте внимание. Это у них такая манера поведения.

– Не волнуйтесь. Мы не собираемся устраивать допросы. Нам надо знать, кто где был в ту ночь, что слышал или видел, что думает. Это формальность, но она необходима.

– Тогда ладно, – согласился Игорь.

– Захар Пантелеевич, мы после ужина будем работать. И если можно, нам бы кофе в кабинет.

– Татьяна вас обеспечит, – заверил Удальцов.

– А моя помощь потребуется? – не выдержал молчавший до этого начальник службы безопасности.

– Конечно. Завтра с утра пообщаемся и с вами, – пообещал Астафьев.

На этом ужин закончился. Войдя в предоставленный для работы кабинет, Астафьев сел за компьютер, чтобы получить данные, которые он заказал одному из подчиненных. Силантьев, чтобы не мешать, решил подышать осенним воздухом в парке.

Ознакомившись с полученной информацией на жен банкира, как бывшей, так и нынешней, Астафьев откинулся на спинку кресла. Несколько минут он сидел, посматривая в окно.

«И чего людям не живется спокойно? – размышлял он. – Взять хотя бы жен этого банкира. Ну, Виолетту можно понять. А что не хватало первой жене? Почему разошлись?»

Неожиданно перед глазами всплыло лицо горничной, и он стал вспоминать других, знакомых по прошлым уголовным делам женщин. У него была собственная классификация представительниц прекрасного пола. Некоторых из них он относил к болонкам. Избалованным и капризным, которые, кроме проблем, ничего другого мужьям не создавали. Их волновали, в основном, собственные наряды. Они часами крутились перед зеркалом, и их не интересовали дела мужа. Жили они, как правило, своей жизнью. Хвастовство и упрямство были для них важнее всего остального. Правда, дети у них тоже были на первом месте и важнее мужа. Видимо, к таким и относилась первая жена Елена Матвеевна Удальцова. «Поэтому и распался их брак», – подумал Астафьев.

Но Астафьев знал и другой тип женщин, которые после регистрации брака стремились утвердиться в своей исключительности, скручивая мужа в бараний рог. Они были последней инстанцией в любых спорах и не слышали возражений своих мужей. Всегда и во всем считали себя всезнающими и справедливыми, относя других к ворам и хапугам. С такими женами особенно тяжело слабовольным или несостоявшимся мужьям. И такие мужья нередко спивались или, выполняя их прихоти, попадали в серьезные неприятности. Нередко они преждевременно уходили из жизни. Так думал Астафьев. И к такому типу женщин относил горничную.

Конечно, он знал и немало других типов женщин, но эти два типа в криминальных историях встречались чаще прочих.

Каждый раз, работая над раскрытием преступления, Астафьев интересовался судьбами и потерпевших, и подозреваемых. Сейчас он уже не считал простым преступлением эту кражу. Все оказывалось намного серьезнее и запутаннее. «Кто-то ловко воспользовался его любовью к горничной. А возможно, и сама горничная пошла на это», – думал Астафьев. Во время ужина он увидел, как она, заметив взгляд адвоката, смутилась и как снова быстро взяла себя в руки.

«Надо как-то подтолкнуть подозреваемых к более быстрым и решительным действиям», – подумал он.

Владимир Игоревич налил из термоса кофе и решил заканчивать работу. Уже было около десяти вечера. Допив кофе, он выключил компьютер и тут услышал стук в дверь.

– Заходите, – ответил Астафьев. Вошел адвокат. – Ну и как прогулка?

– Нормально. Несчастная женщина – Виолетта Петровна.

– А конкретнее?

– Когда я вошел в парк, то увидел ее и спросил, не хочет ли она что-нибудь сообщить?

– Ну и… – поторопил Астафьев.

– Она рассказала, что в ту ночь к ней не заходил муж, чтобы пожелать спокойной ночи, а сразу пошел в комнату горничной.

– Она видела это?

– Да. Более того, сказала, что до этого он каждую ночь заглядывал к ней, желал спокойной ночи и затем уходил к горничной. Рассказывая это, Виолетта Петровна не удержалась от слез. Рассказывала, что в последнюю неделю муж постоянно ходил какой-то взвинченный. Видно у Захара Пантелеевича какие-то неприятности на работе. Вот я и подумал, что возможно этих денег никто и не крал? Кто-то требует с него, а он не хочет платить.

– Логично. Объявит о краже и скажет, что у него нет возможности оплатить или долг или чей-то накат, – согласился Астафьев. – А может, скрывает незаконное происхождение денег, чтобы не платить налоги.  Все может быть.

– Значит, будем проверять и эту версию?

– Придется.

– Тогда, если так, деньги сейчас наверняка у него, – предположил адвокат.

– Возможно, возможно. Но надо сначала побеседовать с теми, кто нас интересует. Еще и десяти нет. Побеседуем с горничной? Она наверняка не спит.

Они подошли к комнате горничной. Астафьев тихо постучал. Дверь открылась сразу. Видимо, горничная их ждала.

– Татьяна, нам надо поговорить с вами, – сказал Астафьев.

– Заходите, – предложила та. – Я тоже хотела с вами поговорить.

– Хорошо, когда желания совпадают. Тем более нам непонятно, как в таком дружном коллективе может произойти это. И дети порядочные, и семья у Захара Пантелеевича, как нам показалось, любящая…

– А вот это вы напрасно, – перебила горничная. – Это только кажется. А на самом деле, Захар Пантелеевич терпеть не может свою жену. Да и старший сынок еще тот. При посторонних все они сдерживаются. А так терпеть не могут друг друга. Когда одни в доме, то такая ругань, что стыдно слушать. Особенно старший сын расстраивает отца. Обвиняет его в жадности.

– Почему, – перебил Астафьев. – Отец денег ему не дает?

– Дает, но, видимо, тому их не хватает. А еще Захар Пантелеевич не разрешает ему приводить в дом друзей и подруг. Игорь даже упрекал отца за то, что он меня взял сюда горничной. Заявил, что я будто позорю всех их.

– Даже так? – будто не одобряя это высказывание, произнес Астафьев.

– Видимо, ему не нравится, что я вижу, как он поздно приходит со своих гулянок.

– А  часто приходит поздно? – спросил молчавший до этого адвокат.

– Часто. А с кем проводит время, одному богу известно. Я слышала, как недавно отец его спросил об этом. Так он ему так ответил, что я испугалась. Думала, что сейчас  бить начнет сына.

– И что сын ответил?

– Со своими бабами разберись, а потом меня воспитывай. Не уважает он отца, – со злостью пояснила горничная.

– А с матерью своей поддерживает отношения? – спросил адвокат.

– По телефону иногда разговаривает. Он ее любит больше, чем отца. Видимо, когда вместе жили, мать баловала его. Когда разошлись родители и появилась в доме Виолетта, тогда и начались скандалы. Сыновьям внимания никакого, а вокруг новой жены как павлин, хвост распустил.

– Но вас ведь тогда еще не было в доме. Откуда вам это известно? – спросил Астафьев.

– От садовника. Он у них давно работает. Да и другим не нравится новая хозяйка. Мне он рассказывал, какая была добрая первая жена. Не то, что эта. Разбила семью, чтобы прибрать к своим рукам все, что заработал Захар Пантелеевич. Целыми днями лежит у себя на диване, а мы вкалываем с темна до темна.

– А Захар Пантелеевич с вами говорил о краже? – задал очередной вопрос Астафьев.

Татьяна помолчала.

– Конечно. Сначала он всем это сказал и пригрозил увольнением, если мы не признаемся. А потом вечером мне одной высказывал свои обиды. Особенно на жену. Он подозревает ее.

– А вы кого подозреваете? – спросил Силантьев.

– Не знаю, что и ответить. Мы ведь все работой заняты. Встаем рано, ложимся поздно. За день наработаешься так, что ночью ничего и не слышишь. До кражи все, вроде, было как всегда. Ночью никто не приезжал. Как обычно в шесть утра я стала готовить  завтрак. Вот и все, что я знаю.

– А вы в кабинете Захара Пантелеевича ежедневно убираете? – спросил Астафьев.

– Да.

– В какое время?

– Как правило, до завтрака.

– И во время уборки ничего не заметили необычного?

– Нет. Все как всегда было на своем месте. Только окно было приоткрыто. Я еще подумала, наверное, Захар Пантелеевич оставил приоткрытым, чтобы проветрить кабинет. Иногда он так делает.

– Таня, вы со своей мамой часто встречаетесь? – спросил Силантьев.

– А вы знаете мою маму?

– Нет. Но у вас ведь есть родственники и прежде всего родители.

– Конечно, есть. И мама, и сестра, которая живет с ней. Отец умер. Пил часто, и мы остались втроем одни. А сейчас они живут вдвоем.

– Помогаете им? – спросил Астафьев.

– Да. Почти всю зарплату отдаю. Все, что надо, покупает Захар Пантелеевич. Я у него, как вторая жена.

– Но это не совсем хорошо. У него ведь есть законная жена, – не выдержав, упрекнул Силантьев.

– А что мне делать? Жить на нищенскую зарплату, которую я получала в хоре? Мама больная, а сестренка учится в школе. Каждая женщина мечтает о хорошей жизни. Захар Пантелеевич как мужчина еще крепкий. Я устраиваю его, а он меня. Такими мужчинами не разбрасываются. Более того, я надеюсь, что со временем стану его законной женой. Возможно, он и пригласил меня горничной в дом, чтобы получше присмотреться ко мне. С первой женой ему не повезло. Да и вторая слишком заумная. Глядишь, и поладим с ним.

– Хорошо. А что вы можете рассказать о начальнике службы безопасности? Он каждый день бывает в доме?

– Перед обедом обычно приезжает проверить охрану и пообедать. В своей комнате телекамеры просматривает. Не нравится он мне.

– Почему? – перебил Астафьев.

– Любит к женскому полу прислоняться. Клеился и ко мне, но я быстро отшила. Сказала, что пожалуюсь Захару Пантелеевичу, и тогда он отстал. Пугал меня тем, что он с одного села с шефом и, если расскажет о моем бывшем любовнике из филармонии, то меня уберут отсюда. Но я еще раньше рассказала об этом Захару Пантелеевичу, поэтому не боялась.

– Спасибо за откровенность, – поднимаясь, проговорил Астафьев. – Если что-то вспомните по краже, обязательно скажите нам. Возможно, мы с вами еще поговорим.

Покинув комнату горничной, они направились в свой кабинет. Время уже было около одиннадцати.

– Ну что, по домам? – спросил Силантьев.

– Да. Приберем в кабинете и поедем.

Но войдя, Астафьев снова заговорил о краже.

– Мне кажется, горничная тоже не при делах. Подпитывается она от своего любовника-банкира неплохо. Он доверяет ей и, видимо, устав от умной жены, действительно может связать свою жизнь с такой же, как сам. Ее главная задача именно в этом. Когда она выполнит это, имущество и без кражи будет принадлежать ей. К тому же совершить это преступление невозможно без помощников. А у горничной мы их пока не увидели. Завтра, конечно, я дам задание оперативникам подробнее узнать и о ее матери с сестрой и особенно о любовнике из филармонии, и обо всех ее знакомых. Но думаю, это мало что даст. Утром привезу эксперта. Надо осмотреть замок сейфа и установить, чем вскрывался сейф. Ключом или отмычкой. Если ключом, то надо искать, кто мог сделать по слепку дубликат. Вот тогда легче будет выйти и на похитителя.

– Да, нестыковок в деле полно. А я с утра пообщаюсь кое с кем из криминальных авторитетов, – предложил и адвокат.

– Только без лишнего привлечения внимания. А то эта братия быстро напросится со своими услугами, – согласился Астафьев. – Поехали домой.

Вскоре Астафьев оказался в своей квартире. Жена спала и не слышала, как он вошел. В комнате он разобрал постель и, подойдя к окну, стал анализировать все, что сделал за день. Этот процесс был для него неуправляем. События дня как бы сами появлялись перед глазами. Сейчас он выстраивал план раскрытия кражи. Астафьев знал, что практически любое преступление раскрывается, как бы его ни маскировали. Надо только правильно выбирать метод. В данном случае он решил во всех своих действиях и словах быть непоследовательным и противоречивым, чтобы преступник пытался найти в этой бессмыслице ключ. Чтобы он суетился, предпринимая какие-то меры. Поэтому Астафьев и подбросил загадку с мешком доказательств. Человек, совершивший преступление, не способен забыть это. Он обязательно начнет искать какое-то решение. Будет мучиться, но действовать.

На данный момент у Астафьева не было практически ничего. Сегодня он сделал лишь шаг, чтобы встревожить преступника. Если преступник затаится, не будет ничего предпринимать, тогда будет сложнее. Все это Астафьев знал по опыту раскрытия других преступлений. Преступления все разные, психология же преступников одинакова.

По своему опыту Астафьев знал, для того, чтобы войти в контакт с незнакомым человеком, нужно заставить его почаще соглашаться. Но одновременно и соглашаться с ним. Неважно о чем. Важно, чтобы тот кивал и поддакивал. Эту особенность Астафьева знали многие сотрудники и нередко посмеивались. Но Астафьев им отвечал, что такой простотой он располагает собеседника к откровенности. А это в розыскной работе главное.

За годы своей работы Астафьев немало повидал всякой мерзости. Наступивший период перестройки и гласности приветствовал, но не понимал лишь того, как ему перестраиваться. Он и до перестройки не брал взятки, не бил на допросах людей. А на всех совещаниях только и говорили о перестройке. При этом, как правило, говорили те, кто был нечист на руку, кто фальсифицировал в прошлом уголовные дела. Некоторые особенно радовались публикациям о преступлениях сотрудников. В их глазах Астафьев видел непонятную радость, и поэтому не поддерживал их восторгов. На работе его окружали разные люди. Кто-то из них набивался в друзья, но дружеские отношения он поддерживал лишь с адвокатом Силантьевым.

Было уже около двенадцати. Подготовив на завтра поручения подчиненным, Астафьев лег и сразу уснул.


Захар Пантелеевич Удальцов

В  эту ночь долго не мог уснуть и Захар Пантелеевич. Слова адвоката Силантьева о том, что его жену мог подставить любой другой, озадачили его, и он уже жалел о высказанном подозрении.

Любил ли он ее, когда привел в дом? Конечно, любил и хотел, чтобы она была всегда рядом. Добившись ее согласия, он долго тешился сознанием, что она его. Но со временем она стала вмешиваться в его дела, высказывала всякие советы, и Захару Пантелеевичу это очень не нравилось. Ему стали надоедать ее нравоучения. А она, видимо, не понимала причин его раздражения. Списывала все на усталость и продолжала воспитывать. Что выглядело странно, если учесть, что он был старше ее почти на двадцать пять лет. Отсюда-то и те размолвки, которые остужали его чувства.

Особенно обострились их отношения во время ее беременности. Когда она сказала мужу об этом, он, опустив голову, ничего не ответил. Он вспоминал свое состояние при рождении сыновей у первой жены.

– А может, не надо? – спросил он Виолетту.

– Что не надо? – удивленно переспросила она.

– Рожать. У нас ведь живут два сына от первого брака.

– Ты допустил очередную глупость, – ответила та и добавила: «Рожать я буду. А тебя прошу в это время не утомлять меня своей любовью».

С этого дня они фактически жили отдельно.

Понемногу мысли о Виолетте перетекли в воспоминания о прошлом. Учился Захар в школе ни шатко ни валко. Был ленив, но любил проводить время с друзьями и подругами. Друзья же тогда помогли ему устроиться в машинно-тракторную станцию учеником слесаря. Позднее его избрали секретарем комсомольской организации колхоза, и при поддержке первого секретаря райкома комсомола он был зачислен на заочное отделение финансово-экономического техникума. Через пару лет Захара Пантелеевича перевели на работу инструктором райкома комсомола. Занимая эту должность, он наработал опыт работы с молодежью. Но главное – научился угодничеству перед начальниками. Когда ему давались какие-то поручения, он, как преданная дворняжка, смотрел влюбленными глазами на начальство. Он, как никто другой, умел подчиняться. Не стеснялся докладывать. Особенно о своих друзьях. Так-то по однопартийной колее он стремительно вознесся на должность первого секретаря райкома комсомола.

К этому времени Захар Пантелеевич уже был женат, хотя и не стремился к семейной жизни. Все вышло помимо его желания. Девушка, с которой он встречался, работая секретарем райкома комсомола, забеременела, и ее родители поставили ультиматум: или он женится на ней, или они едут на прием к первому секретарю обкома партии с жалобой. Боясь потерять должность и поставить под удар свою будущую карьеру, Захар Пантелеевич выбрал первый вариант. Изменять жене он стал практически сразу. Его жизнь неудержимо катилась по прежним рельсам холостяцких привычек. На работе он угождал своим руководителям, зато в семье срывал зло на жене, которую считал глупой, невоспитанной, деревенской бабой, удачно выскочившей замуж.

Естественно о своей семейной жизни и увлечениях Захар Пантелеевич никому не говорил, поэтому многие считали его образцовым семьянином. Через несколько лет Захару Пантелеевичу предложили должность инструктора в финансово-хозяйственном отделе обкома партии.

Квартиру в областном центре Удальцов получил сразу, а вскоре и орден «Знак Почета». Тогда ордена и медали получали быстро, особенно те, кто был на хорошем счету у начальства. И все бы хорошо, но грянула перестройка. Тогдашний секретарь обкома партии стал губернатором. Он-то и вызвал к себе оказавшегося не у дел Удальцова. Как и на заседаниях бюро обкома партии, выглядел губернатор солидно. С кончиной советской власти ему конец не пришел. Высокомерно взглянув, он предложил Удальцову создать и возглавить банк «Наш город» с условием, что прибыль должна передаваться тем людям, которых ему будут называть.

– Но у меня же нет денег для создания банка, – сконфуженно пролепетал тогда Захар Пантелеевич.

– Подробности объяснит наш бывший главный бухгалтер. Деньги найдутся. Главное, чтобы не крохоборничал и выполнял мои указания, – перебил губернатор, морщась. – Помощники у тебя будут все наши, – и, поднявшись, протянул ему руку. – Запомни: теперь у нас не только власть, но и собственность. Во время приватизации собственниками стали те, кто заслужил наше доверие.

Вскоре банк «Наш город» был создан, и началась растащиловка вложенных обкомовских и профсоюзных денег. Однако финансовое состояние банка от этого не падало. Огромные проценты по выдаваемым кредитам держали банк на плаву. В то время Захар Пантелеевич и приметил работавшую в банке симпатичную женщину, с которой затем стал встречаться.

В банке никто не знал, что этот рассудительный с виду человек имел слабость к женщинам. Эта слабость и подтолкнула его к разводу с первой женой. Все ее заботы были связаны со своими нарядами и болонкой, собакой, которую она держала в своей комнате. От этого у него возникала такая злоба к ней, что он не мог сдерживаться. В один из вечеров состоялся разговор с женой о разводе. Получив от нее согласие, Захар Пантелеевич испытал чувство человека, выдернувшего долго болевший зуб. Он почувствовал, что теперь, наконец-то, нет рядом человека, отравляющего ему жизнь и что только в результате происходящих перемен в стране он может откупиться от прежней жены без последствий для своей карьеры.

«Как я мог терпеть ее все годы!» – говорил он, припоминая подробности их прошлой жизни.

Жизнь со второй женой тоже не принесла ему счастья. Более того, сейчас его беспокоил вопрос, как отряхнуться от той грязи, в которой оказался  в результате кражи дипломата с деньгами.

«Надо обязательно найти того, кто это сделал. Если это сделала Виолетта, то ее обязательно постигнет участь первой жены», – продолжал думать он. Захар Пантелеевич вспоминал и свои отношения с ней до беременности. «Сможет ли он восстановить их снова? И, если сможет, то как ему поступать с горничной, к которой он привязался в последнее время?»

Так без сна лежал он уже более двух часов. Он лежал в постели, уткнувшись лицом в подушку, и думал, что с ним будет, если не найдется дипломат. От этого его знобило так, что он не мог сомкнуть челюсти. Поднявшись, Захар Пантелеевич отворил  дверь и начал слушать. В доме было тихо, все спали. Лишь он продолжал мучиться. «А может  быть, спиртным заглушить это состояние?» – подумал он и, подойдя к прикроватной тумбочке, достал бутылку коньяка. Налив стакан, Захар Пантелеевич залпом выпил и почувствовал, будто потушил в своей груди огонь, который не давал ему спать. Через несколько минут коньяк ударил в голову, он лег и натянул на себя одеяло. Мысли стали мешаться все больше и больше, и вскоре, тихо вздохнув, он заснул глубоким сном.

Однако и уснув, Захар Пантелеевич оставался в плену тех мыслей, что терзали его в эти дни. Приснилось Захару Пантелеевичу, что идет он по дороге к своему загородному дому. Сначала дорога была ровная, но потом стали появляться препятствия: ямы,  поваленные деревья. С трудом Захар Пантелеевич передвигает ноги и обходит их. Наконец, оказывается на узкой дороге, которая уходит в глубь леса. Он пытается выйти на дорогу, ведущую к дому, но оказывается в каком-то кустарнике, из которого никак не может выбраться. Несколько раз, зацепившись за ветки, падает, поднимается и снова идет. Вот кустарник заканчивается, и Захар Пантелеевич выходит на большую поляну. Он пытается перейти ее, но видит, что  и поляна вся в рытвинах и оврагах. Неожиданно рядом видит мужчину, и Захар Пантелеевич просит помочь ему выйти к своему дому. Тот берет за руку и тащит. Вскоре он оказывается перед своим домом, который сверкает золотой крышей. Подойдя ближе, Захар Пантелеевич попадает в парк. Около пруда стоят две женщины и о чем-то спорят, размахивая руками. Присмотревшись, он узнает в одной  свою жену Виолетту, а в другой горничную. Ему кажется, что они сейчас начнут драться, и Захар Пантелеевич бежит к ним.

Но появляются собаки и с лаем набрасываются на него. Захар Пантелеевич останавливается, а собаки садятся полукругом. Они рычат, показывая огромные зубы, и Захар Пантелеевич боится пошевелиться. Ему кажется, что они разорвут его. Но раздается женский смех, и он видит, как обе стоящие у пруда женщины хохочут, показывая на него руками.

«Да что же это такое? – возмущается он. – Уже и собаки не признают своего хозяина». Неожиданно появляется садовник. Он ведет его к дому. А по пути зацветают розы. На деревьях появляются большие красные яблоки. По дороге садовник что-то объясняет, а Захар Пантелеевич с благодарностью отвечает, что он повысит садовнику зарплату за его верность.

Вскоре садовник куда-то пропал. Захар Пантелеевич входит  в дом и видит в гостиной сидящих незнакомых людей. На столе в тарелках перед каждым жареное мясо и рыба. Посередине стола большие бутылки с вином. Сидящие за столом удивленно смотрят на него. И один из них спрашивает:

– Ты кто такой?

Захар Пантелеевич чувствует страх и молчит. Вместо него отвечает кто-то из сидящих.

– Это хозяин дома.

– Какой он хозяин? Запутался со своими бабами, и все потерял.

Присмотревшись внимательно, Удальцов так и не узнал никого из сидящих. Но тот, кто задавал ему вопрос, поясняет:

– Хозяин так легко не уступает свою власть. А власть достается нелегко. Вы помните, как наш предшественник Лаврентий пытался ее захватить? И что получилось? Армия не поддержала, а его арестовали. Вы помните, с каким трудом взял в свои руки власть наш учитель Андропов. Но и у него оказалось немало ошибок. А когда пришел Горбачев, вот тогда и стало слишком много желающих дорваться до власти. Один Борис чего стоил. Тогда ведь нас тоже не поддержала армия. Зато Борис клюнул на обещания не критиковать его и добровольно передал свои полномочия, за которые боролся всю жизнь. А ты, Удальцов, так и не понял, что в жизни надо быть хитрым игроком. Если сам не справляешься, то передай свои полномочия малоизвестному человеку. А потом делай, что хочешь.

Слушая это, Захар Пантелеевич, смотрел на говорившего преданными глазами и кивал головой, а рядом с главным сидели какие-то старики с длинными бородами и тоже кивали, как заведенные куклы. Но вот говоривший достал длинную расческу и начал расчесывать редкие, в основном, растущие по бокам головы, волосы. Засуетились и сидящие старички. Кто-то полез в карман доставать расческу, а кто-то, опережая соседа, уже расчесывал свои седые волосы. Полез в карман за расческой и Удальцов. Но расчески там не оказалось, и он с ужасом подумал, как отразится это на нем. Ведь его могут убрать. От этих предположений Захар Пантелеевич так расстроился, что даже заплакал.

– Не плакать надо, а верить нашим обещаниям о лучшей жизни, – проговорил сидевший рядом с главным, у которого на глазу было бельмо.

– Но я верю, – забормотал Удальцов. – Вы же видите, какой я построил дом. Да и помогаю вам всегда. Каждый месяц перечисляю вашей партии крупные суммы. Но у меня завистников очень много.

– А ты думаешь, у нас их мало? – перебил главный. – Особенно у партий, которые не у власти. Так и хочется замочить их. Но мы терпим и делаем свое дело.

– А может, хватит с ним нянчиться? – послышался голос брата Удальцова, который сидел недалеко от главного. – Он ведь не понимает того, что родился голеньким и в мир иной уйдет таким же.

Захар Пантелеевич хотел возразить ему. Он всегда спорил с братом, но его опередил один из сидящих старичков.

– Сергей Пантелеевич, ты не прав. Голеньким сейчас только дурак может быть. Хватит быть полунищими. Не для того раздавалось национальное достояние.

От этого замечания за столом разгорелся спор. Затем спорившие, выскочив из-за стола, начали драться и кидать друг в друга то, что лежало на столе. Одна из тарелок с рыбой попала и в Удальцова. Закрыв лицо руками, он пытается защититься от ударов, а старики бьют его все сильнее и сильнее. Захару Пантелеевичу становится больно. Он кричит, кричит и просыпается.

В комнате было темно и так тихо, что ему казалось, будто он продолжает спать. Захар Пантелеевич закрыл глаза. Увиденное во сне продолжало держать его в напряжении. Прошло около часа. Так и не уснув, он решил выйти в парк, чтобы остудить себя, а главное, выкинуть из головы все увиденное. Надев теплый халат, Удальцов тихо вышел из дома и направился к пруду, около которого всегда чувствовал себя спокойно. Это было его любимое место в парке. Небо было затянуто тучами, отчего вода в пруду казалась черной. Повернувшись, он стал рассматривать свой дом, который выглядел, как дворец. Обычно рассматривая дом, Удальцов радовался, но сейчас его состояние было другим. «Неужели придется расстаться и с домом, и с банком?» – думал он. От этих предположений ему стало грустно. Страх за свое будущее после увиденного сна снова сковал его. Не выдержав, он вернулся в дом, чтобы попытаться забыться с помощью коньяка.

Достав недопитую бутылку, Захар Пантелеевич снова задумался о жене. Та всегда упрекала его за выпивки. «Да что она понимает в этом? Думает, я по дурости врюхался в нее и потому позволяет себе воспитывать. То приближает к себе, то отталкивает. Будто я надоел ей со своими ласками». Видимо, Виолетта расчетливее его и надеется прибрать его к рукам так, чтобы он всегда и во всем был послушным. Вон ведь как ловко заставила составить завещание. А когда узнала, что оно было переделано на четверых с учетом горничной, закатила такой скандал, какого он еще никогда не слышал. Правда, случались скандалы и с первой женой, но те ни в какое сравнение не шли. Ему бы, дураку, надо было не искать утешений с горничной, а разобраться в несовпадениях супружеских душ. Но он на что-то надеялся. Вот и дождался самого ужасного. Видимо, Виолетте, как и многим другим женщинам, была дана природой способность запутывать мужчин. Ведь сумела ослепить его.

Наполнив стакан янтарной жидкостью, Захар Пантелеевич представил спокойно спящую жену. Она и перед сном накладывала на лицо разные кремы или, как называл он, штукатурила себя, чтобы и во сне быть привлекательнее. «Скотина! Она и совершила кражу. Ей ведь надо было уничтожить второе завещание. А дипломат с долларами прихватила, не удержавшись от соблазна. Ей всегда не хватало денег. А возможно, деньги передала кому-нибудь из своих любовников?» – подумал он. От этой мысли он разозлился еще сильнее. Ведь мог разобраться до женитьбы, но почему-то не сделал этого. Видел же ее заумность, которую она уже тогда проявляла. Зачем? В семье, как и на корабле, не может быть двух капитанов. Мог бы и поглупее выбрать. Например, Танечку, которая так преданно смотрит на него и всегда соглашается с ним на любые любовные прихоти. «Тварь!» – в припадке злобы подумал он снова. Все его мысли продолжали кружиться вокруг жены. «Даже опытные профессионалы оказались, видимо, в плену этой женщины», – сказал еще себе Удальцов.

Он вспомнил их рассуждения о возможной причастности к краже кого-то другого и, словно споткнувшись, изумленно подумал: «Но, если сделана умышленная подстава Виолетты, тогда кто это мог сделать? Неужели Танечка со своим бывшим любовником?»

Эта мысль нет-нет возникала и раньше. Но он почему-то упорно переводил кражу на Виолетту. 

Мысли как вихрь, кружились в голове Удальцова. Бутылка уже была пуста. Но коньяк на этот раз не пьянил.

Поднявшись с кресла, он расстроенный направился к кровати. Сняв халат и ботинки, минут пять постоял неподвижно. Затем в бессилии лег и вытянул ноги. Но уснуть ему не удалось. Так пролежал он с полчаса. Ему не хотелось ни о чем думать. Однако мысли продолжали будоражить. В беспорядочных воспоминаниях возникали лица знакомых людей, события, связанные с работой и с женщинами, которых было у него немало. Все это возникало в памяти, сменялось и крутилось, как на экране.

Всю жизнь Захар Пантелеевич стремился достичь большего, чем он заслуживал. Во время перестройки он особенно остро понял, что жизнь дается один раз и больше не повторится. Поэтому «всеобщее счастье» надо не дожидаться, а делать самому и только для себя. И Захар Пантелеевич умело делал это счастье. Его не интересовала жизнь простых людей, которые еле сводили концы с концами. Сейчас в связи с кражей дипломата с деньгами он впервые задумался о том, что с ним будет, если его вышвырнут из банка.

Посмотрев в окно, Захар Пантелеевич увидел, что тучи рассеялись, и полная луна светила все ярче и ярче. Светлее стало и в спальне. Было уже около шести утра, а он все не мог уснуть.

Особенно Захара Пантелеевича расстраивало то, что преступление совершил кто-то  из близких. Тот, кто жил за его счет. Пробившись из грязи в князи, Захар Пантелеевич привык любоваться собой, высоко ценил свои способности добывать деньги, которые делали его выше других. Теперь это был не тот полунищий мальчишка. Свое детство  он не хотел даже вспоминать. Теперь, знакомясь с другими людьми, он гордо называл себя банкиром. Более того, после беседы с губернатором надеялся быть принятым в высшее общество, о котором давно и сладостно мечтал. Теперь же Захар Пантелеевич представлял, как многие из знакомых обрадуются его падению. Все коллеги вмиг отвернутся, не говоря уж о живущих в этом доме. Даже брат, которому в доперестроечные времена он немало помогал, особенно когда работал в обкоме партии, и тот отвернется. От зависти будет неделю водку пить. Такие мы люди. Живем по принципу: пусть лучше моя корова сдохнет, только бы у соседа сдохло две. 

Захар Пантелеевич закрыл глаза и попытался представить себе брата, которого уже давно не видел. Сегодня во сне он слышал только его голос. Злорадный, но все равно родной. Иногда после споров они подолгу  не встречались. Но затем, встретившись, снова спорили до хрипоты и снова наносили друг другу обиды. Особенно спорили они о так называемых новых русских. Брат не хотел понимать то, чем жил Захар Пантелеевич, чего добился в жизни и самое главное – его взглядов, которые так приросли к нему. Во время таких споров Захар Пантелеевич пытался объяснить брату, что сейчас другая страна. Жизнь поменялась. Поменялись и люди, которых будто выплеснули в водоем. Выплывешь – хорошо, а не сможешь, то каждому  свое. «Свобода, брат, – говорил он. – А свобода это главное».

В один из таких споров брат, не выдержав, назвал Захара Пантелеевича вором, который наживается на кредитах, на задержании финансовых операций по платежным поручениям клиентов банка. После того спора они уже встречались только во снах.

Брат Захара Пантелеевича был старше на восемь лет и повидал в своей жизни всякое. Жизнь складывалась у него несладко. Он не любил подхалимства и угодничества,  и по этой причине всю жизнь проработал на рядовых должностях. Поэтому младшему брату было даже неловко с ним. Особенно когда тот осуждал людей за воровство и пьянство. В случившихся между братьями разногласиях Захар Пантелеевич всегда отстаивал только свою точку зрения и злился, когда старший брат доказывал ложность его взглядов.

Об этом знали и дети Захара Пантелеевича, однако относились к своему дяде с уважением. Они видели притворство своего отца. Притворству вообще легче обмануть старших легче, чем детей. Какие бы ни были недостатки в дяде, притворства и обмана у него не было. Он всегда говорил только правду. Поэтому дети Захара Пантелеевича всегда были рады встрече с ним и проявляли такую же любовь, как и к своей матери. Осуждая отца в размолвках со своим братом, они осуждали его и за то, что он разлучил их со своей матерью. С мачехой они так и не подружились. Они так же были помехой в любовных увлечениях отца. Несмотря на свою осторожность, Захар Пантелеевич часто улавливал их внимательные взгляды, значение которых не мог понять. А сыновья, будто чувствовали отношения между отцом и мачехой. Особенно после появления в доме горничной.

Встречаясь со своей матерью Еленой Матвеевной, они выкладывали той новости. Встреча с матерью доставляла им радость. И это чувствовал Захар Пантелеевич, отчего сильно раздражался на бывшую жену. С детства он привык подчиняться неким правилам, определяющим его поведение в жизни. Например, если он разрывал с кем-то свои отношения, то этого требовал и от своих близких.

Взаимоотношения бывшей жены с детьми, которые остались жить в его доме, его не устраивали. Но Захар Пантелеевич не мог повлиять на чувства сыновей. Они всегда стояли за мать горой. Однажды при детях отец грубо высказался о своей бывшей жене, и тогда Игорь поднялся из-за стола.  Выходя из гостиной, он потребовал, чтобы больше  никогда и никто не говорил при нем плохо о матери. Вслед за старшим сыном поднялся и младший. Несколько дней они не разговаривали с отцом и с мачехой. Впоследствии Захар Пантелеевич с трудом восстановил отношения со своими детьми. И то лишь потому, что Игорь видел, какие у того были нелады со второй женой.  Однажды он даже сказал брату, что не удивится, если в какой-то момент вторая жена бросит их отца, обобрав его до нитки. И тогда они с братом окажутся нищими.

Сын Захара Пантелеевича – Игорь был чрезвычайно честолюбив. Первые студенческие годы его честолюбие помогало ему утвердиться в институте. Он всячески подчеркивал свою независимость. За это кто-то его уважал, а кто-то недолюбливал. Однако Игоря это не волновало. Он легко сходился с людьми, часто проводил вечера в барах. И это заставляло многих думать, что Игорь честный и добрый малый. Преподаватели института к нему относились тоже неплохо, так как с его помощью некоторые из них получали в банке Захара Пантелеевича кредиты на очень льготных условиях. Отец не отказывал Игорю в выдаче денег на расходы. Мать ему столько дать не могла. Когда Игорь стал студентом, отец купил ему «Опель».

Однако денежные подачки не сблизили отца с Игорем. Тот по-прежнему считал отца предателем и внушал это же своему брату.

Таким образом, из всех живущих в доме только горничная Татьяна была близка с Захаром Пантелеевичем. Часто он думал о разводе с Виолеттой. Его пугали ненужные разговоры. И все-таки в душе Захара Пантелеевича оставалась надежда на возможное изменение их отношений после рождения ребенка. Однако Татьяна эту надежду постоянно глушила.  Она все чаще намекала на замужество. Эта настойчивость Захара Пантелеевича тоже пугала. Было что-то стандартное, такое же, как и в предыдущих добрачных отношениях. Во время этих разговоров Захар Пантелеевич видел Танечку совсем другой, не похожей на ту, которую видел во время страсти.

И тем не менее он понимал ее. Понимал и в какой-то мере оправдывал. Молодая, привлекательная, в расцвете здоровья и сил, не познавшая ранее в полной мере любви и обеспеченной жизни. Потому и использует все возможности, чтобы узаконить свое положение и устранить соперницу. Немаловажную роль в их отношениях играла, видимо, физическая близость. Захар Пантелеевич неоднократно признавался горничной, что в любовной ласке она намного искуснее жены, и тогда Татьяна с новой силой подталкивала его к разводу с женой.

Утренние размышления о брате, о детях и о женщинах немного успокоили Захара Пантелеевича. Спать он уже конечно не мог, но и прежнего страха. Это были  минуты внезапного спокойствия. Было уже семь утра. Поднявшись, Захар Пантелеевич стал одеваться. Выйдя из ванной, он увидел Таню, которая, коротко оглянувшись, обняла его. Дикая энергия блистала в ее глазах, но Захар Пантелеевич отстранился и прошептал, что придет ночью.

В своей комнате, Захар Пантелеевич долго стоял у окна, рассматривая парк. За этим занятием и застал его Игорь. 

– Шел мимо и вижу – дверь открыта. Вот и вошел, – сказал он.

Захар Пантелеевич молчал.

– Ты чего такой мрачный? – продолжал сын. – Все расстраиваешься из-за долларов?

– А ты как думал? – проговорил, наконец, отец, повернувшись к Игорю.

– Найдутся твои деньги, – попытался успокоить его сын. – Кстати, вчерашний день что-нибудь дал твоим сыщикам? Они же намекали, что имеют целый мешок зацепок?

– Намекали. Но что на самом деле в том мешке, пока не говорят, – мрачно ответил Захар Пантелеевич.

– Не переживай, – сказал Игорь. – Жизнь ведь продолжается. Соберешь. Ты же  умеешь делать деньги. Да и сыщики, возможно, найдут.

Неожиданно в кабинет вошла горничная. Захар Пантелеевич обернулся к ней.

– В гостиной уже ждут вас на завтрак, – сказала она.

– Хорошо. Идите, я надену костюм.

Вскоре Захар Пантелеевич, не торопясь, вошел в гостиную. Входил он с ощущением человека, вернувшегося к жизни. Самоуверенного и властного. Сейчас он уже был не такой, каким был несколько часов назад. Его гордость не позволяла расслабляться перед домашними. Ему даже подумалось, что напрасно так переживал ночью. Жизнь и впрямь продолжается.  Да, украдено много, но и он не лыком шит. Думая так, он как утопающий, хватался за соломинку. Он знал, что спотыкающихся не любят. Он-то не будет таким, и не ждите!

– И чем Танечка будет кормить нас? – сев на свое место, обратился он к горничной.

– Яичница с беконом, – ответила та. – А все остальное на столе уже.

– Нам сегодня опять никуда не выходить? – спросил младший сын.

– Да, придется пока посидеть дома, – ответил Захар Пантелеевич. – У сыщиков, возможно, будут какие-то вопросы к каждому. Но волноваться не надо. Наш знакомый адвокат пообещал не затягивать с поиском дипломата.

– А он уверен, что дипломат найдется? – перебил Игорь.

– Говорит, что найдется. Более того, сыщик из полиции сказал, что дипломат находится здесь. Поэтому они и просят, чтобы никто не покидал дом. Так что потерпите немного.


Версии по краже

После завтрака приехал адвокат, а затем и Астафьев. Поздоровавшись, Владимир Игоревич попросил Удальцова задержаться, так как должен подъехать эксперт, который в присутствии хозяина осмотрит сейф

– Хорошо. Тогда мы поговорим с Николаем Николаевичем, а вы можете подождать эксперта в вашем кабинете, – согласился Захар Пантелеевич.

– И все-таки это не простая кража, – размышлял Астафьев, сидя в кресле в отведенном ему кабинете. – Как странно складывается иногда жизнь. Живешь с близкими тебе людьми и не знаешь, что тебя ждет завтра.

За ночь он передумал немало и сейчас был уверен, что кражу посторонний совершить не мог.

Познакомившись ближе с Удальцовым и получив о нем кое-какую информацию, он допускал возможность инсценировки кражи. И это вызывало у Астафьева неприязнь к потерпевшему. Поэтому он и подумывал, как лучше разоблачить Удальцова.

Эти размышления прервал вошедший Силантьев.

– Ну, и о чем говорил твой банкир? – спросил адвоката Астафьев.

– Спрашивал, можно ли выпускать горничную и детей из дома.

– Хитрит Удальцов. Это он спрашивал, чтобы узнать, что нам известно. Если мы разрешим, это значит, мы знаем, что дипломата с долларами в доме уже нет.

– Я тоже так подумал и попросил пока, чтоб никто не выходил, – ответил Силантьев. При этом губы у него скривились в улыбке. – Что-то новое помощники дали?

– Пока мало. Эксперт после осмотра сейфа подскажет кое-что.

– У меня тоже почти ничего. Правда, сегодня встреча с криминальным авторитетом. Попрошу его пощупать своих друганов.

– С кем?

– С Горбуном. Ты помнишь его по делу предпринимателя. Он тогда, в основном, и сыграл то, чем мы дирижировали.

– Когда встречаетесь?

– Договорились на пять.

– Не влипнуть бы. Эта публика на все способна, – недовольно заметил Астафьев.

– Это к чему?

– Не нравится мне что-то в этом деле. Если наш потерпевший повязан с авторитетами, то они не сдадут его. А тот, кто умыкал дипломат, видимо действовал не один. Кто крутит такие бабки, как правило, связан  с криминалом.

Проговорив это, Астафьев повернул голову к окну и увидел подъезжающую к воротам машину.

– Вот и помощники приехали. Я пойду встречать. Предупреди Удальцова, чтобы был в кабинете.

Встретив эксперта, Астафьев ввел его в курс дела и добавил, что надо уточнить, чем вскрывался сейф. Отмычкой или ключом.

– А когда вскрывали сейф? – уточнил эксперт.

– Пару суток назад. Вскрытие сейфа и пропажу дипломата с долларами обнаружил сам хозяин.

– Посмотрим, посмотрим, – заинтересованно проговорил приехавший.

Вскоре Астафьев провел его в кабинет, и тот до осмотра сейфа внимательно изучил обстановку в кабинете. Подойдя к окну, эксперт задал первый вопрос:

– Окно всегда закрыто?

– Иногда я открываю, когда нахожусь здесь. Но перед выходом из кабинета каждый раз закрываю, – ответил Удальцов. – Но в тот вечер, когда я обнаружил кражу, окно почему-то было открыто. Это и настораживает.

– А кто его закрыл? – спросил эксперт.

– Я.

– Кто-нибудь уборкой занимался после этого в кабинете? – уточнил эксперт.

– Нет. Я запретил заходить в кабинет. Был только я и ваш сотрудник с моим знакомым.

Эксперт стал внимательно осматривать подоконник. Затем, повернувшись к Астафьеву, заявил:

– А вы не ошиблись, Владимир Игоревич. На подоконнике кто-то стоял. Вот посмотрите.

Астафьев внимательно посмотрел через поданный ему прибор. На мраморном подоконнике был заметен нечеткий отпечаток ноги.

– Действительно. Но след не четкий. Попробуйте в лаборатории, – предложил он.

– Попробуем, конечно, – фотографируя отпечаток, ответил тот. – А кто-то еще входил, кроме тех, кого вы назвали?

– Да. Начальник службы безопасности банка.

– Вот он-то, возможно, и наследил здесь, проводя свое собственное расследование, – заметил Астафьев. – Мы уточним у него.

– Дверь сюда всегда закрыта? – снова спросил эксперт.

– Да, – подтвердил хозяин. – Проникнуть можно только через окно, но при помощи лестницы.

– Мы осмотрим снаружи. В кабинете пока никаких отпечатков пальцев не обнаружено.

– Днем перед кражей горничная делала здесь капитальную уборку, – пояснил Удальцов.

– Женские отпечатки на многих предметах остались. Потом мы проверим их, а теперь давайте осмотрим сейф. Показывайте, где он у вас спрятан.

Удальцов подошел к висевшему на стене зеркалу и проделал то, что он прежде демонстрировал Астафьеву. Когда Захар Пантелеевич открыл сейф, эксперт попросил его выложить находящие в сейфе папки и, повернувшись к Астафьеву, добавил:

– Я поколдую над ним не менее часа. Так что вы можете заниматься своими делами, а хозяин побудет со мной. Потом я вам сообщу предварительные результаты. Замок от первой дверцы придется снимать и более тщательно осматривать у нас в лаборатории.

– Если это надо, то придется снять. Не возражаете, Захар Пантелеевич? – спросил Силантьев.

– Делайте все, что считаете нужным, – ответил тот.

Астафьев с Силантьевым вернулись в рабочий кабинет. Некоторое время оба молчали.

– И все-таки не простая это кража, – не выдержал адвокат.

– Ты прав, – согласился Астафьев. – Наш клиент человек настырный и тертый. Так просто незнакомому его обворовать нельзя. Да и дом на крепость похож. Чужих я исключаю. Кто-то из своих или сам. Второй день крутимся здесь, а толку пока никакого. Сейчас вся надежда на эксперта.

– Насчет того, что толку нет, напрасно, – возразил Силантьев. – Число подозреваемых определилось, а это уже много значит.

– Может и увеличиться, – возразил Астафьев.

Он не сообщил Силантьеву о том, что прослушивание телефонов кое-что уже дало. Например, сыну Удальцова несколько раз звонил неизвестный мужчина и требовал ускорить передачу какого-то долга. Однако номер телефона, по которому звонил неизвестный, принадлежал давно умершему. А как он оказался у звонившего, установить пока не удалось.

Наружка, следившая за домом, тоже пока ничего не дала. Удальцов кроме банка никуда не выезжал больше. Прослушивать телефон управляющего банком, который имел связи со многими руководителями области и города, Астафьев не решился. Даже наружное наблюдение с трудом пробил, объяснив это тем, что наблюдение за ним необходимо для предотвращения возможного нападения.

Об этих мерах Астафьев не говорил адвокату. И, когда тот предложил подключить знакомых криминальных авторитетов, лишний раз убедился в высоких профессиональных качествах своего друга. Услышав, кого тот подключил, Астафьев, выбрав удобный момент, сразу же дал задание своим помощникам. Но сыном Удальцова пока решил не заниматься, так как опасался, если узнает тот, кто звонил ему, то может легко и убрать.

Владимир Игоревич Астафьев привык жить активно и по жесткому расписанию. В деле банкира Удальцова он пока этой активности не проявлял, надеясь, что ее проявят те, кто вскрыл сейф. Подполковник Астафьев в своих расследованиях был приверженцем комбинационной игры. Он всегда рассчитывал возможные варианты. Процессы, которые происходили в обществе, его интересовали мало. А вот изменения, происходившие в управлении, настораживали. Многие его коллеги сделались острожными, скрытными. Скрытным сделался и Астафьев. Если по каким-то текущим его делам ему задавали вопросы его знакомые сотрудники, он всегда понимал, что эти вопросы неспроста. Как мог Астафьев каждый раз уклонялся, уходил от ответа. По-другому в наше время никак.

– А может, пойдем, посмотрим, что там у эксперта? – неожиданно предложил адвокат.

– Не надо мешать. Когда закончит, он доложит.

– Я это к тому, что время идет, а мы бездельничаем, – продолжал Силантьев.

– Вы знакомы с начальником службы безопасности? – спросил Астафьев, глядя в окно.

– Да.

– Тогда встречайте его. Кажется, приехал.

Подойдя к окну, Силантьев увидел идущего Буранова.

– Да. Это он. Я пошел встречать. В кабинете Удальцова пока ему не надо быть.

– Я встречу вас в холле. Желательно сразу пройти с ним в комнату, где он просматривает записи видеокамер.

Через минуту Астафьев увидел вошедших. Рядом с адвокатом был человек лет пятидесяти, высокого роста, с копной седых волос.

– Это начальник службы безопасности Степан Иванович Буранов, – представил его Силантьев.

– Очень приятно. А я подполковник Астафьев из областного управления полиции.

– Слышал, слышал о вас. Я ведь тоже когда-то в уголовном розыске работал в сельском районе. Но потом Захар Пантелеевич уговорил меня оставить службу и перейти к нему в банк начальником службы безопасности. Мы из одного села с ним. Пришлось переехать в город. Слияние села с городом.

– На пенсии? – перебил рассуждения Астафьев.

– Да. Ушел в звании капитана. Сами знаете, какая у нас зарплата была. Семью не прокормишь.

– А Захар Пантелеевич платит не так? – спросил Силантьев.

– Конечно, не так, – не смутился Буранов. – Но главное, мне нравится эта работа. Сам себе хозяин, и сам определяю, что необходимо делать для безопасности.

– Тогда, выходит, в этот раз чего-то не доглядели, – заметил Астафьев.

– Видимо, так, – согласился Буранов. – Но я все внимание уделял внешнему проникновению. Вы убедитесь, что со стороны незнакомый человек проникнуть не мог. А про живущих в доме даже мысли не допускал. Но я сразу предложил Захару Пантелеевичу никого не выпускать из дома. Так что, возможно, еще отыщете дипломат.

– А вы сами пробовали найти? – спросил Астафьев.

– Нет, не пробовал.

– Хорошо. Ведите нас к себе.

Пройдя по коридору первого этажа, они остановились около одной из комнат, и Буранов открыл ключом дверь.

– Входите. Здесь мое рабочее место.

Комната была маленькой. Кроме стола и дивана с тремя стульями, ничего другого не было. Зато одну из стен занимали  телевизионные экраны, а на столе монитор и пульт управления.

– Это главная часть системы безопасности. Четырнадцать камер показывают территорию перед домом, а четыре – первый и второй этажи. Изображения можно укрупнить. Два экрана используются, как запасные.

– Охранников сколько дежурит? – уточнил Астафьев.

– В смене их двое. Дежурят по суткам через двое на третьи. Один в будке при въезде на территорию парка, второй  по периметру патрулирует. Но это ночью. А днем он работает, как шофер. Возит то горничную, то садовника. Хозяйство сами видите, какое. Постоянно что-то кому-то надо.

– А членов семьи кто возит? – спросил адвокат.

– Сами. У каждого своя машина

– Кто следит за их машинами? – уточнил Астафьев.

– Был один мужик по технической части. Но он выпивал часто, и Захар Пантелеевич уволил его. Меня уговорил. Я ведь до работы в милиции в колхозе автомехаником был. Любую машину починить могу.

– Вы и в банке работаете, и в гараже. Как же тогда с безопасностью? – спросил Астафьев.

Понимая, на что намекает знаменитый сыщик, Буранов с неохотой проговорил:

– Конечно, неприятность большая, но я все-таки надеюсь, что вы разберетесь и найдете похищенное.

– А сам принимал какие-нибудь меры? – спросил Астафьев.

Начальник службы безопасности помолчал, затем неохотно признался:

– Осматривал только кабинет. Даже залезал на подоконник для проверки задвижек окна. Но ничего подозрительного не обнаружил.

– Понятно. Теперь показывайте, как камеры работают.

– Пожалуйста. Вот этим пультом я могу включить все камеры видеонаблюдения и все экраны. Отсюда я могу видеть всю территорию парка и ограждения. Могу просматривать и все внутри дома.

– А охранники тоже все это видят? – уточнил Астафьев.

– Нет. Они могут просматривать только территорию и ограждение. В будке тоже установлены экраны. Но внутри дома просматривать могу только я.

– Однако, когда вы находитесь в банке или гараже, за экранами в доме никто не смотрит, – заметил Астафьев.

– А зачем днем смотреть? Смотреть за живущими в доме Захар Пантелеевич не разрешал.

– Понятно. Теперь мы бы хотели посмотреть записи с камер, сделанные за те сутки, когда была совершена кража.

– Это запросто. Вас какие камеры интересуют? Все?

– Нет. Пока мы посмотрим внутреннюю запись.

Степан Иванович проделал необходимые операции, и четыре экрана сначала потемнели, а потом засветились снова.

– Вот смотрите. Видите цифры? Запись начинается с девяти утра и заканчивается в девять на следующий день. Именно в этот день Захар Пантелеевич и обнаружил кражу. Вы всю запись будете смотреть за сутки?

– Да, и не только за сутки, но и за несколько предыдущих дней. Это возможно? – уточнил Астафьев.

– Конечно. Но это займет много времени.

– Ничего. У себя в кабинете мы и посмотрим. Но для этого нам потребуется еще один компьютер. Так что действуйте.

– Это надо согласовать с шефом.

– Согласовывайте. Кстати, записи на флешках или на дисках? – уточнил Силантьев.

– Пока на дисках. Не успел с флешками.

– Ничего страшного. Давайте диски. За пять суток до кражи и за двое суток после.

Охранник возражать не стал. Он вынул из компьютера один диск и, порывшись в столе, выложил еще шесть.

– Забрав диски, Астафьев и адвокат направились в свой кабинет. Войдя, Силантьев недовольно заметил:

– Неуютно я себя чувствую в этом доме. Раньше, когда бывал, такого состояния не было. Кругом видеонаблюдение. Не исключена и прослушка. В кабинете, видимо, надо меньше о наших планах говорить.

– Мыслишь, Николай Николаевич, правильно. Пошли в кабинет Удальцова. Возможно, эксперт уже закончил с сейфом.

Войдя, они увидели там начальника службы безопасности, который докладывал своему шефу о просьбе насчет второго компьютера. Увидев вошедших, Удальцов спросил:

– Вам он сейчас нужен?

– Да, – ответил Астафьев.

– Тогда я оставлю вас на несколько минут. Пошли, Степан Иванович. Заберем у Виолетты.

Дождавшись, когда они выйдут, Астафьев спросил:

– Что-то можете сказать?

– Конечно. То, что вы просили, я проверил. Когда взломщик пользуется отмычкой, то на замке остаются царапины. Их прибор сразу обнаруживает. А здесь никаких царапин нет.

– А подбором ключа по слепку?

– Это более точно можно сказать только после лабораторного исследования. Замок я снимаю, и к вечеру вам сообщу результат. Вполне возможно то, что вы спрашиваете. Но мне непонятно, почему хозяин не подключил сейф к сигнализации.

– Считал, что внутрь дома никто из посторонних не сможет проникнуть, – ответил Силантьев.

И в это время в кабинет вошел Удальцов.

– Все установлено. Так что можно пользоваться, – доложил он.

– Спасибо, – сказал Астафьев. И повернувшись к адвокату, добавил. – Надо взглянуть на ограждение. Так что, пошли, Николай Николаевич. Не будем мешать.

– А начальника службы безопасности подключить? – спросил Удальцов.

– Нет. Мы его пригласим после осмотра, – ответил Астафьев.

Выйдя из дома, они пошли в сторону ограждения.

– Ну и что думаешь? – спросил Астафьев.

– Не нравится мне начальник службы безопасности. По-моему, темнит он. Когда спросил его, принимал ли он какие-либо меры сам, так будто язык проглотил. Сначала отказывался, но потом сообразил, что этим может выдать себя.

– Ты прав, – согласился Астафьев. – Возможно, специально и следы после кражи оставил.

– А может, в ту ночь тот, кто совершил кражу, не смог вынести дипломат и решил это сделать позже, – добавил Силантьев.

– И это может быть. Надо посмотреть под окном снаружи. Если пользовались лестницей, то следы должны остаться.

– Пошли, – согласился Силантьев.

Однако  следов от лестницы не было. Ни помятой травы, ни углублений в земле.

– Лестница не применялась, – категорично заявил Астафьев.

– Да. Что-то еще будем смотреть?

– Будем. Записи видеонаблюдения. Пошли.

В кабинете они сразу же засели за просмотр дисков. Около часа шел просмотр. Первым заговорил Астафьев.

– Смотри, что я заметил. В ночь перед похищением все встают после ужина и занимаются своими делами. Игорь уезжает в город. Около часа ночи он возвращается и проходит через холл к себе. Никакого вора на экранах не видно. А вот обстановка в кабинете выглядит по-разному. До двенадцати ночи одна, а после двенадцати другая. Горничная, да и хозяин говорили, что за день до кражи в кабинете была генеральная уборка. Так вот кресла после двенадцати ночи стоят по-другому. Не потому, что их передвигали ночью, а потому что поменяли запись.

– Понятно, – протянул удивленно Силантьев. – Сделать это мог только один человек.

– Конечно, – кивнул Астафьев. – Запись мог подменить только начальник службы безопасности.

– Тогда надо начинать допрашивать его.

– Я бы не спешил, – возразил Астафьев. – Уж очень это примитивно выглядит. Можно было и более чисто сделать. Так что пока спешить не надо. Нужны еще улики. Как только соберем их, тогда можно и раскрыть карты относительно записи на диске. А пока давай дальше смотреть.

Снова в кабинете стало тихо. Лишь на экранах компьютеров шло воспроизводство записи в гостиной. Перед экраном домашнего кинотеатра сидит Игорь и смотрит футбольный  матч. Несколько раз появляется горничная. Она убирает со стола бутылки и ставит их в бар. Проходя мимо Игоря, она останавливается и несколько минут разговаривает с ним. Затем уходит. Но через некоторое время снова входит в гостиную. Подходит к Игорю и наклоняется к нему так близко, что, кажется, будто прижалась. Затем отстранившись и отойдя к окну, что-то стала говорить ему. При этом выражение лица у нее злое. Она что-то доказывает Игорю.

 Досмотрев, когда горничная вышла из гостиной, Силантьев воскликнул:

– Значит, это она! Заметил, что она выходила на пятнадцать минут? А за это время можно сделать много. И выключить в кабинете Удальцова запись, или закрыть глазок видеокамеры. Она ведь знает, где он расположен. Сделала, вернулась и, видимо, спорила с Игорем о сумме вознаграждения.

– Пошли, покурим в парке. Устал я что-то, – перебил Астафьев.

Отойдя от дома, он заговорил первым.

– Да, что-то в этом тоже есть. И если твое предположение верно, то дипломат в доме. Она ведь вернулась без него.

– Вернулась, чтобы, видимо, сообщить Игорю о выполнении задуманного. Поэтому и наклонилась так близко, что это было похоже на поцелуй, – настаивал Силантьев.

– А может быть, и на самом деле был поцелуй?

– Но мы не видели, чтобы Игорь поднимался, обнимал, – не сдавался адвокат.

– Значит, по-твоему, главными подозреваемыми являются они, а не начальник службы безопасности.

– Нет. Его тоже исключать нельзя. Он, может быть, действовал по их указанию. Тем более, мы знаем, что начальник службы безопасности очень уважал первую жену Удальцова. Он с ней из одного села. А вот вторую недолюбливал. Она ему замечания делала. Игорь тоже считал виновной Виолетту в расторжении брака родителей. Ну, а горничная тем более только и ждала удобного случая, чтобы насолить Виолетте. Вот и пошла на то, чтобы выкрасть завещание своего любовника. Этим подозрение будет брошено только на Виолетту, – рассуждал адвокат.

– Но в пропавшем завещании ее доля, – возразил Астафьев.

– Ну и что? Эта девочка свое возьмет. Не дождусь, когда допрашивать ее начнем.

– Понравилась? – улыбнулся Астафьев.

– Недурна. Но и не глупа, если смогла так банкира захомутать. Вот только не пойму, почему красивым бабам обязательно чего-то не хватает. Обязательно в какие-то проблемы вляпываются. Но время к обеду подошло. А я не хочу нарушать свой режим.

– Тогда пошли.

Подходя к дому, они увидели горничную, которая приглашала их на обед.

За обедом о расследовании кражи никто не говорил. Видимо, сидящие за столом боялись затронуть больную тему. Лишь Игорь жаловался на то, что пропускает тренировки в спортклубе.

– А тебе очень хочется? – чтобы не молчать, спросил Астафьев.

– Конечно.

– Тогда скоро сможешь выезжать, – заверил его Астафьев.

Вскоре обед закончился, и Удальцов уехал к себе в банк, а Астафьев с адвокатом направились в  кабинет для продолжения просмотра кассет. Однако заслуживающего внимания они больше не увидели, и после четырех часов Силантьев заявил, что ему пора выезжать на встречу.

– Тогда и я прервусь от просмотра. Надо поговорить с Виолеттой Петровной. Думаю, со мной она будет более откровенна.

– Почему?

– Ты же поддерживаешь дружбу с ее мужем. А я лицо нейтральное. Незаинтересованное.

Проводив адвоката до гаража и обговорив вопросы, по которым тот должен подключить своего знакомого, Астафьев вернулся в дом. На втором этаже, он постучал в дверь комнаты Виолетты Петровны и услышал ее голос: «Да-да входите».

– Прошу меня извинить, но я должен задать вам несколько вопросов, – сказал Астафьев.

– Конечно. Вы же предупреждали. Присаживайтесь.

Пробежав взглядом по комнате, он увидел разбросанные на столе книги и висевшие на стульях платья. В комнате царил беспорядок, будто хозяйка куда-то собиралась. Впрочем, лицо хозяйки выглядело спокойным.

– Виолетта Петровна, вы знаете, чем мы занимаемся, и я бы хотел услышать от вас все, что вы знаете и что думаете в связи со случившимся. Вспомните, кто что делал после ужина в ночь, когда была совершена кража.

– После ужина Игорь поехал в ночной клуб. Он любит развлекаться. Я пошла в парк погулять, а горничная осталась в гостиной убирать со стола. Муж тоже ушел к себе. Перед сном он всегда работает в кабинете. Затем около десяти вечера я вернулась и пошла в свою комнату. Почитала около часа и в одиннадцать легла спать.

– А пока читали, ничего не слышали?

– Слышала, как хлопнула чья-то дверь на втором этаже. Но я подумала, что это вернулась горничная после уборки в гостиной.

– А муж заходил к вам в это время?

– Нет, – отвернувшись, ответила Виолетта Петровна. – Ему в последнее время не до меня.

– Но ваш муж сказал, что около одиннадцати заходил к вам и пробыл какое-то время.

– Видимо, память подвела моего мужа. В тот вечер он ко мне  не заходил. А вот у горничной побывал! – От ее бесстрастного вида не осталось и следа. Она встала и с возмущением добавила: «Я бы не хотела, чтобы лезли с этими вопросами в мою душу».

– А я и не собираюсь. Но мне надо знать все, что творится в этом доме. Извините меня, но это необходимо для установления истины, в которой вы заинтересованы. Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь.

– Тогда давайте начнем с горничной. У вас с ней были ссоры перед кражей?

– Нет. Я считаю ниже своего достоинства разговаривать с ней. И она чувствует это. Думаю, что вам известны причины.

– Вы говорите так, будто заранее подготовились к ответам на эти вопросы, – заметил Астафьев.

– А как же, – улыбнулась Виолетта Петровна. – Я ведь в последнее время ни о чем другом и думать не могла. А тут еще добавилась кража и нелепое подозрение моего мужа, который почему-то забыл о своих обещаниях и клятвах.

– Вы имеете в виду связь мужа с горничной?

– Да.

– Вы были всерьез увлечены им?

– Я была влюблена и надеялась на то, что, наконец, обрела счастье. Сейчас я понимаю, что ему в то время надоела жена.

– И вас, конечно, считают виновницей в разводе с первой женой?

– Видимо так. Хотя от хорошего хорошего не ищут. Я, конечно, не виню ее и не оправдываю себя. Просто он охладел к первой жене, а затем ее участь и мне досталась. Захар неравнодушен к женщинам. А сейчас я в таком положении, что не могу мужа удовлетворять. Вот и нашел быстро замену. Если бы вы знали, как это обидно. Я поначалу хотела вышвырнуть ее из дома. Говорила об этом и с мужем. Но все бесполезно. Убеждена, что своими сплетнями она и настроила мужа против меня. Поэтому Захар  заподозрил меня.

– Все люди, как правило, сплетники, – заметил Астафьев. – Одни больше, другие меньше. И что вы намерены предпринимать?

– Видимо, придется расстаться. Насильно мил не будешь. Но я очень хочу, чтобы муж убедился в моей невиновности. Очень!

– Это и от вас зависит. От вашей откровенности с нами и даже помощи.

– Я готова на все. Говорите, что должна сделать.

– За обедом Игорь просил съездить в спортклуб. Так помогите ему.

– Как?

– Вечером сообщите мужу, что плохо себя чувствуете в связи с беременностью и попросите разрешения съездить на консультацию к врачу. А заодно скажите ему, чтобы разрешил с вами выехать и Игорю. По дороге ведь все может быть. А заодно он заедет в спортклуб, чтобы объясниться с тренером.

– Вам это очень надо?

– Надо, Виолетта Петровна. Но о нашей заинтересованности никто не должен знать. У вас какая машина?

– «Хонда» светло-голубая. Номер 889.

– За рулем сможете?

– Да. Но муж может предложить другой вариант.

– Например?

– Например, предложит отвезти меня начальнику службы безопасности.

– А вы скажите, что хотите с Игорем съездить. Думаю, что этот вариант Захара Пантелеевича устроит. Он попросит вас понаблюдать за Игорем, а сына попросит понаблюдать за вами. Конечно, об этом он посоветуется, а мы ему подскажем, как лучше организовать эту поездку. Кстати, адреса больницы и спортклуба, если помните, сообщите мне.

Виолетта Петровна вырвала листок из блокнота и написала то, что просил Астафьев.

После разговора с Виолеттой Петровной Астафьев решил больше не задерживаться в доме банкира. Ему нужно было дать кое-какие распоряжения коллегам. Попрощавшись, Астафьев уехал.

После ужина Виолетта Петровна сразу пошла в кабинет мужа. Увидев ее, Захар Пантелеевич недовольно спросил:

– Чего тебе?

– Мне надо к врачу завтра съездить. Неважно себя чувствую.

Некоторое время муж молчал, потирая виски. Затем поднял на нее глаза:

– А подождать нельзя? Ты же знаешь, что выезжать нежелательно, пока не закончится расследование.

– Пока можно было, я терпела. Я не могу, как ты, безответственно относиться к себе и к своему ребенку.

– Безответственно! – усмехнулся Захар Пантелеевич.

Как же мало знает жена о нем. Подойдя к зеркалу, он молча созерцал свое отражение в зеркале. Красавцем Захар Пантелеевич себя не считал. Но знал, что женщин привлекает в нем властность.

– И как ты представляешь себе свой выезд? – нарушив затянувшееся молчание, спросил он.

– Поеду на своей машине. А чтобы ты не сомневался, куда я поеду, прихвачу с собой Игоря. Он ведь тоже несколько раз просился у тебя съездить в спортклуб.

Захар Пантелеевич озадаченно поскреб пальцами успевшую выступить на подбородке суточную щетину и проговорил:

– Хорошо, считай, что договорились. Но окончательный результат завтра утром. Мне надо согласовать это с Астафьевым. Все? А сейчас оставь меня одного и извини. Дел невпроворот.

– Да. Конечно, – ответила Виолетта Петровна, стараясь отогнать ревнивые мысли и не наговорить грубостей.

Почувствовав, что выпроваживая жену из кабинета, он обидел ее, Захар Пантелеевич улыбнулся и спросил:

– Может быть, тебе нужно купить что-то из дорогих лекарств? Так ты говори.

– Мое главное лекарство – погода в доме, – грустно ответила жена.

– Опять за старое? – спросил муж, пытаясь ее обнять. Однако Виолетта Петровна уклонилась и быстро вышла из кабинета.

Оставшись один, Захар Пантелеевич снова подумал о том, что его ожидает, если деньги не найдутся. Он думал уже не о беременной жене, а о том, как выпутаться из создавшегося положения. Как не потерять должность управляющего банком, как стать депутатом областного законодательного собрания. Именно в разгар выборной компании случилась эта кража, которая многое может испортить в его карьере, думал он.

Просьба жены снова вернула Захара Пантелеевича к размышлениям о будущей своей жизни. Он даже подумал, что если останется без должности, то может потерять и Танечку. Женщины любят только сильных и везучих, как бы подпитывая этим и себя. Об этом не хотелось думать, но мысли приходили сами собой.


Первые зацепки

Захар Пантелеевич рано потерял родителей, и это выработало в нем самостоятельность, желание захватить себе место «под солнцем». Ему всегда казалось, что он достоин большего и отличается от остальных людей. Это не было незамечено окружающими.  Поэтому многие сторонились его, обрекая на одиночество.

Особенно он чувствовал себя одиноким с первой женой, которая, как ему казалось, не понимала его. С каждым годом они отдалялись друг от друга все сильнее и сильнее. И вдруг он увидел в своем банке Виолетту. Для него это было как удар молнии. Ему сразу показалось, что это единственная женщина, которая поймет его и принесет счастье.

У нее были необыкновенные, немного грустные глаза темного цвета. А на полных губах – нежная, как у матери, всепонимающая улыбка.

Вскоре они стали встречаться. С каждой встречей Виолетта привлекала его все сильнее. Нравилась ее рассудительность, умение быть ненавязчивой и не требовать  ничего. Она была хорошо ухожена, и возраст был не властен над ней. Это восхищало его, особенно в постели. Захар Пантелеевич всегда считал, что секс – самая лучшая приправа ко всем блюдам жизни. Это-то и подтолкнуло его к расторжению брака с первой женой. Угрызения совести Захара Пантелеевича не мучили. Они были частью его жизни. Грехи да покаяния, грехи да покаяния – так и устроен человек. Но в первые месяцы совместной с Виолеттой жизни стала появляться пресыщенность. От постоянных ее возражений и нравоучений. Она даже называла его колхозным придурком. И Захар Пантелеевич тогда затаил на нее глубокую обиду.

Есть ум от природы и для жизни, но есть ум и для красных дипломов. Это не одно и то же. Когда Виолетта забеременела, то стала чаще устраивать скандалы, а это очень не нравилось Захару Пантелеевичу. Известно, что любовь, как и жизнь, не вечна, и ее легко можно потерять. Особенно, когда каждый из супругов начинает жить своей  жизнью. Так и случилось.

После очередного скандала Захар Пантелеевич встретился на одном из банкетов с Татьяной, которая с группой солистов из филармонии развлекала присутствующих. Как и чем она привлекла управляющего банком, он так и не мог понять. И все же привлекла. Ненавязчиво и не кокетничая, она сразу позволила ему все. С того вечера и закружило Захара Пантелеевича. Он знал, что таких не берут замуж. Но такие необходимы, особенно, когда ты в одиночестве. К таким прикипают не от счастья, а от семейных неурядиц. Вскоре он предложил Татьяне переехать на жительство в его загородный дом в качестве горничной, чтобы видеть ее всегда рядом.

После ухода из кабинета жены Захар Пантелеевич уже не мог работать. Он сидел один и курил, вспоминая свою жизнь. Ему хотелось забыться и никого не видеть. Он не понимал, отчего окружающие так мало ценят его. Оскверненная сделками с совестью душа его измельчала и болела своей особой болью, от которой было невозможно отмахнуться. Возможно, поэтому Захар Пантелеевич стал чаще страдать от странных, навязчивых снов.

Когда он работал в обкоме партии, ему приснился сон, который остался в памяти на всю жизнь. Сейчас Захар Пантелеевич припомнил его. Тогда приснилось ему, что закончив работу, он вышел из помещения, и его схватила за локоть оказавшаяся рядом племянница. На улице лил дождь, и та была вся мокрая. Дергая своего дядю за локоть, она просила поехать к ее больному отцу. Племянница не плакала, но настойчиво повторяла одно и то же. Повторяла, что отец болен и ему нужна помощь. Она дрожала мелкой дрожью и была в ужасном состоянии. Повернув к ней лицо, он промолчал и продолжал идти, а племянница шла рядом и дергала за локоть, пытаясь повернуть в другую сторону. В ее голосе было отчаяние. Однако он продолжал идти, отталкивая племянницу.

Вспоминая этот сон, Захар Пантелеевич думал о том, что даже во сне самолюбие, возросшее в нем с годами, не позволяло прийти на помощь брату, который нуждался в ней.

Сейчас он чувствовал сожаление. Что с ним? Почему даже во сне не помог племяннице? Сейчас ему казалось, что он переменился. Сейчас он бы, конечно, не оттолкнул племянницу.

Незаметно для себя Захар Пантелеевич стал вспоминать другие сны. Одни ему вспоминались с ужасающей ясностью и мелкими подробностями. Другие же забывались. Вспоминая увиденную во сне племянницу, Захар Пантелеевич все больше убеждался, что исходят сны не от разума, а от сердца, от переживаний.

Сны его были разнообразны, навязчивы. Были сны о так называемых вечных ценностях. Были сны об исполнении желаний. О любви к женщинам. Сны о врагах, предательстве и обмане. О получении богатства или об утрате собственности. Сны о препятствиях в делах, неудачах и переменах в жизни. Все это беспокоило Захара Пантелеевича и в жизни. Сны  как бы предупреждали его и подсказывали, чтобы он был осторожнее в своих действиях и не допускал непростительных промахов.

В каждом сне Захар Пантелеевич чувствовал удивление, огорчение или даже отвращение. И эти ощущения, испытанные им во сне, нередко без изменений переносились в его реальную жизнь. Особенно если сны повторялись.

В эту ночь сны Захара Пантелеевича не беспокоили. Пришедшая в кабинет горничная разбудила его и увела к себе. Уставший, он вернулся в свою спальню через два часа и до утра находился в разбитом состоянии. То засыпал, то просыпался, вспоминая какие-то отрывки увиденного. Эти отрывки ему казались не сном, а размышлениями во время дремоты.

Долго не ложился спать в эту ночь и адвокат Силантьев. В назначенное время он подрулил к парку, возле которого должна была состояться встреча с Василием Горбуновым. Тотчас рядом остановился черный джип, который дважды мигнул фарами. Затем из джипа вылез Василий в темных очках с золотой оправой. Он подошел к машине адвоката и сел на переднее сиденье.

– Здравствуйте, Николай Николаевич, что-то случилось?

– Кое-что. И  нужна твоя помощь.

– В чем?

– Обокрали управляющего банком «Наш город», а у него крупные связи. Вот и подключили меня и заместителя начальника управления уголовного розыска Астафьева.

– Ну, а от меня что требуется? Дело-то не так уж и сложное, – попытался было отказаться Василий.

– Не спеши. Нам тоже сначала так казалось, – перебил  адвокат и вкратце посвятил его в возникшие трудности.

– А конкретнее можно?

– Надо узнать, кто из ваших братков крышует банки.

– Это я могу сразу сказать.

– Кто?

– Филимон Пономарев. Сейчас в городе все банки под ним.

– А у тебя в этом банке кто есть?

– Есть кое-кто, – неохотно ответил Василий. – Но я не лезу в банки. Сами понимаете, с Пономаревым такие дела бесследно не проходят. А я не хочу портить с ним отношения.

– Но мой интерес не такой уж и большой, – возразил Силантьев. – Мне надо узнать, кто, из работающих в банке или живущих в доме, мог совершить эту кражу.

– Щекотливое дело. Но попробую. Когда нужно сделать?

– Очень быстро. Если можно, завтра бы и встретились в это же время.

– Завтра я только встречусь со своим человеком и поспрашиваю.

– Василий, я очень прошу, как только что-то узнаешь, сразу же позвони мне в любое время, и мы здесь же встречаемся.

– А почему такая спешка?

– Так просит управляющий банком. Говорит, что вместе с долларами пропали какие-то важные документы.

– А конкретнее можете назвать подозреваемых?

– Могу. Но это между нами, и только потому, что доверяю тебе. Дело очень деликатное. Нужно узнать о сыне банкира Игоре Удальцове, жене банкира Виолетте Удальцовой и сожительнице Татьяне Озеровой. Неплохо бы узнать и о начальнике службы безопасности банка Буранове. Но только так, чтобы он не знал о моей просьбе.

– Охрана в доме чья?

– Охранники все подчиняются Буранову. Видимо, из его службы безопасности. Кстати, управляющий банком из одного села с ним, так что не исключается и сговор между ними.

– Для чего?

– Не знаю. Но инсценировка тоже возможна.

Некоторое время Василий молчал. Затем приняв, видимо, решение, произнес:

– Я позвоню сейчас нужному человеку и, если он еще на работе, то поеду к нему. Через час встречаемся на этом же месте.

– Договорились, – согласился адвокат, наблюдая за  Василием. А тот, набрав номер телефона, поговорил с кем-то о предстоящей рыбалке. Еще он предложил встретиться возле банка и, получив согласие, отключил телефон.

– Ну, вот и договорились. Так что, ждите через час, – проговорил он, вылезая из машины адвоката.

Подъехав к банку, Василий припарковался чуть в стороне и стал ждать. Вскоре из подъезда банка вышел неприметный на вид парень в кожаной куртке и, увидев стоящий джип, направился к нему. Джип Василия тот знал. Подойдя, он огляделся по сторонам и быстро нырнул в машину.

– Привет, – улыбнулся Василий.

– Мы уже здоровались.

– С хорошим человеком не грех и несколько раз поздороваться.

– Какие-то проблемы?

– Кое-что спросить хочу у тебя.

– Так спрашивай. Но сначала давай отъедем от банка, а то не дай бог, Пономарев узнает, сам знаешь, что будет.

Отъехав от банка, Василий включил магнитолу, настроился на эстрадные песни и сразу спросил:

– Начальник службы безопасности у тебя кто?

– Буранов Степан Иванович.

– Какой он из себя?

– Крепкий мужик, лет пятидесяти, седой. Когда-то работал опером в ментовке.

– А как попал на эту должность?

– Друган управляющего банком. Они из одного села. Пользуется большим доверием у Удальцова. Даже вхож в его дом.

– А сам управляющий что собой представляет? – невозмутимо продолжал Василий.

– Поддержку в верхах имеет хорошую, а вот с бабами ему не везет. Да и сынок у него непутевый.

– Почему непутевый?

– Игроманией заражен. Наши часто видели его в клубе игровых автоматов «Джек Кот». Проигрывается там по-крупному.

– А с бабами почему не везет? – перевел разговор Василий. Он сразу почувствовал, что сообщение насчет сына будет важным для адвоката.

– Так меняет он их часто.

– Это бывает. Нормальную бабу не так-то быстро найдешь. Ты уточни, с кем он сейчас путается. Хорошо?

– Лады.

– Ну а насчет «Джек Кота» что расскажешь? – спросил Василий.

– Все они одинаковые. Бабки на золотой молодежи греют большие. Умело подлавливают сынков богатых родителей. Видимо, и этого парня подцепили.

– А отец знает об этом?

– Нет. Даже начальнику службы безопасности решили не говорить. Они же друганы, а в такой ситуации, чем меньше знаешь, тем крепче спишь.

– Тоже верно. Насчет баб банкира постарайся узнать подробнее, – попросил Василий. – Как всегда, за мной не заржавеет. Только не затягивай.

– На этой неделе постараюсь сделать.

– Хорошо, тогда и звякнешь.

Вскоре Василий снова встретился с адвокатом.

– Ну, рассказывай, – предложил Силантьев.

– Кое-что узнал и зарядил своего другана. Мне кажется, эта кража связана с сынком банкира. В «Джек Коте» он проигрывает крупные суммы.

Николай Николаевич был поражен. Этой информации они не имели, хотя знали, что кто-то требовал с сына управляющего оплату долга.

– Молодец, – заметил он. – А с бабами что-то есть?

– Нет. Но до конца недели сообщит, если что-то будет. Меня больше всего заинтересовала информация по игровым автоматам. Крышуют «Джек Кот» московские, а они повязаны с правоохранительными органами. Перечисляют им средства в различные фонды правопорядка, а те поддерживают их. Мы как-то с Пономарем сунулись в этот «Джек Кот», так нам быстро из белокаменной  от ворот поворот дали. У них свои силовые подразделения под видом охраны, и нам они не по зубам.

– Понятно, – задумчиво произнес Силантьев.

– Так что, продолжать по бабам или достаточно по сыну банкира? – ухмыльнулся Василий.

– Продолжать. И желательно бы узнать, повязаны ли с этим «Джек Котом» управляющий банком и его начальник службы безопасности. Может быть, папаша за сына рассчитывается.

Информация об Игоре у Силантьева вызвала беспокойство. Он знал, какую опасность представляют московские беспредельщики, крышующие игровые автоматы. Силантьев думал о том, что будет с сыном Удальцова, если тот проигрался и не вернет им проигранное. К беспредельщикам адвокат Силантьев относился, как к своим личным врагам. В игровых автоматах беспредельщиками были не полуграмотные уголовники, а образованные и обеспеченные люди, для которых не существует никаких законов: ни государственных, ни человеческих, ни воровских.

«Вот тебе и простая кража! – подумал он. – Цепочка событий, связанных с кражей из сейфа может еще продолжаться. Долг не возвращен, и его будут требовать. А значит, начнут проявлять себя и допускать промахи. Хотя промахи уже и сейчас налицо. Слишком внаглую работают, а этого даже воры не прощают. Особенно не прощают покушений на самих себя. А тут покушение не на сына банкира, а фактически на того, кто сам ворует».

Распрощавшись с Василием, адвокат Силантьев сразу же позвонил Астафьеву. Было уже около девяти вечера. Николай Николаевич предложил Астафьеву срочно встретиться. Астафьев назвал место встречи.

Подъехав, Николай Николаевич увидел машину Астафьева и сел в нее на переднее сиденье.

– Встреча кое-что дала? – спросил Астафьев.

– Кое-что есть, – ответил Силантьев и рассказал то, что услышал от своего знакомого.

– Все сходится. Несколько раз уже звонили Игорю о возврате долга. Видимо, надо ожидать от них что-то и опережать. Информация ценная. Я сейчас свяжусь с операми по игровым автоматам. А ты домой. Завтра с утра встречаемся в доме банкира. По сейфу тоже кое-что есть. Эксперт обнаружил внутри замка остатки воска. Кто-то по слепку сделал ключ. Этот кто-то оставил и следы пальцев на дверце. Правда, размазанные, но установить удалось, что принадлежат они не Удальцову.

На следующий день с утра Удальцов сообщил Астафьеву о просьбе жены. На что тот, изменив свое первое решение, спросил:

– А для чего?

– Я предупрежу Игоря проследить за ней. Возможно, кроме доктора еще с кем-нибудь встретится. Можно и Виолетту попросить по поводу Игорю.

– И что конкретно она будет узнавать у Игоря? А самое главное, как?

– Я думаю, что это вами будет организовано. Вы же специалисты.

Астафьев молчал. Вечером он уже обговорил с операми предстоящую работу по «Джек Коту», и те просили, чтобы никто другой не вмешивался. Если московские узнают, что за Игорем следят, то последствия могут быть непредсказуемыми. Более того, они предупредили, чтобы пока Игорь вообще не показывался в этом клубе. Когда операция будет подходить к концу, тогда, возможно, и подключат сына банкира. Но сейчас они не советовали светиться. Правда, сказали, чтобы по телефону продолжал с ними разговаривать. Так закончился вечерний разговор. Но Астафьев и до того уже принял аналогичное решение. Поэтому выслушав просьбу Удальцова, он ответил отказом.

– Вы понимаете, Захар Пантелеевич, что этим мы можем испортить то, что нами предпринимается. Мы же пока не знаем точно, кто совершил кражу. Поэтому откажите в просьбе своей жене и вызывайте врача на дом. И ее не обидите, и нам не помешаете. Все, что надо, делается. Через несколько дней у нас будет полная ясность. Зачем бросать подозрения на близких для вас людей.

– Конечно, пока не надо этого делать, – подтвердил стоявший рядом Силантьев. – Более того, мы просим вас не нервничать и ни с кем на эту тему не разговаривать. А сейчас нам бы побеседовать с вашей горничной. Где она?

– Видимо, готовит обед в гостиной. Так что там ее можете застать и поговорить, – ответил Удальцов. – А ко мне больше вопросов нет?

– Пока нет, – ответил Астафьев. – После горничной потребуется Буранов.

– Тогда я поеду, а его пришлю.

Открыв дверь кухни, Астафьев увидел горничную.

– Татьяна Михайловна, нам надо поговорить с вами, – сказал он.

– Если надо, то давайте здесь и побеседуем. Здесь нам никто мешать не будет. А главное, никто не подслушает.

– Разве? – изобразил удивление Силантьев. – А мне казалось, что у вас тут единая семья.

– До единой семьи далеко, – вздохнула горничная. – Каждый живет своей жизнью. Особенно дети Захара Пантелеевича. Не признают никого. Ни отца, ни мачехи. Только и слышны их переговоры по телефону с матерью.

– А с ней часто встречаются? – спросил Астафьев.

– Нет. Захар Пантелеевич после развода запретил ей здесь появляться. Вот они и названивают ей. А мачеху не признают. Да и как ее признавать, если она только себя одну видит. Даже мужа своего не замечает. Сидит в своей комнате да книжки почитывает.

– И ни с кем не встречается, и никому не звонит?

– Не знаю. Она же очень скрытная.

– Так говорите, дети не признают ее? – снова вернул Астафьев горничную к ответам, которые его интересовали.

– Да. Особенно Игорь. Я как-то попыталась ему замечание сделать, так он и мне нагрубил.

– Давно это было? – уточнил Силантьев.

– Перед кражей. Он в гостиной сидел и смотрел по телевизору футбольный матч. А я убирала со стола. Ну и ему показалось, что я мешаю ему. Вот и сцепились. Заявил мне, что я лишний человек в этом доме. Ему ли решать, лишний я человек или нет?

– А вечерами он часто задерживается? – продолжал Силантьев.

– Часто. И всегда приходит злой, как собака. Особенно, когда меня увидит. Старается прошмыгнуть незаметно в свою комнату.

– А он не мог взять деньги из сейфа? – осторожно спросил Астафьев. – На вечерние похождения их всегда не хватает. С друзьями в баре или с девушкой. Сейчас ведь парни ценятся с деньгами и с машиной.

– Машина у него есть. А вот насчет девушки не знаю. Но я не думаю, чтобы Игорь пошел на это. Зачем ему так рисковать! Отец ему всегда дает деньги. Правда, денег много не бывает. Но пойти на такое? Нет. Нет. А вот Виолетта может пойти на все.

– И вы думаете, Виолетта Петровна могла пойти на это? – уточнил Астафьев.

– Конечно, могла, – уверенно заявила горничная. – Она на что хочешь пойдет. Богатство Захара Пантелеевича ей, видимо, покоя не дает. Была рядовой служащей в его банке, а теперь хозяйка всего, что нажил муж. А какой он ей муж? Так, формальность. Это, видимо, и бесит ее. Особенно когда узнала о том, что Захар Пантелеевич переделал завещание и включил меня. Вот оно-то и пропало вместе с долларами. Теперь действует только то, в котором имущество поделено на троих. Я ничего не буду иметь, если что-то случится с Захаром Пантелеевичем. Вот и подумайте, кому это было выгодно?

– Ну, а о начальнике службы безопасности что можете сказать? – спросил Астафьев.

– Он и виноват в этой краже.

– Почему?

– Надо было охранять, как положено. А не шептаться с Игорем и его мамашей.

– У него какие-то отношения с ней? – снова включился Силантьев.

– Так он с одного села с ней. И когда Захар Пантелеевич развелся, несколько дней помогал ей.

– А откуда вам это известно? – спросил Астафьев.

– Захар Пантелеевич рассказывал. Буранов помогал ей и с переездом, и с устройством в новой квартире. Он и Игорю постоянно оказывает помощь так, будто тот его сын.

– Но это естественно, – заметил Силантьев. – Ведь прожил Захар Пантелеевич с первой женой долго и не должен был просто так взять и выпроводить ее из дома. Вот и поручил, видимо, Степану Ивановичу сделать все по-человечески. А сейчас тот продолжает помогать Игорю.

Во время этого разговора Астафьеву позвонили из управления. Звонивший сообщил, что проверили основные мастерские по изготовлению ключей и результат отрицательный. Более того, мастера, сказали, что такого сложного ключа никто из них здесь сделать не может. Скорее всего, ключ сделан в другом городе и, возможно, довольно-таки давно.

– Понятно, – ответил Астафьев и, отключившись, повернулся к горничной.

– У меня к вам еще один вопрос. Сами-то вы что делали в ночь перед кражей?

– Все, как обычно. Допоздна убирала в гостиной. А после одиннадцати пошла к себе спать. Ночью никакого шума не слышала.

– И были одни в своей комнате? – не удержался Силантьев.

– Вы же уже, видимо, знаете, – ответила, отвернувшись, горничная.

– Мы спрашиваем, а вы должны отвечать, – сделал замечание Астафьев.

– Если это так важно, то отвечу и на этот вопрос. Нет, не одна. Вскоре пришел Захар Пантелеевич и пробыл у меня около двух часов.

– Понятно. Больше мы вас беспокоить пока не будем.

Выйдя из кухни, Силантьев спросил:

– А теперь куда?

– В свой кабинет. Начальник службы безопасности уже, видимо, ждет.

Буранов действительно ожидал их. Поздоровался и сказал, что готов к очередной беседе. Астафьев заметил настороженность начальника службы безопасности. Любезности, с которой он разговаривал вчера, сегодня у него не было.

– Беседовали с горничной. Что-то она не лестно отзывается о вашей работе, – заявил Астафьев.

– А ей-то какое дело до моей работы? – злобно ответил тот. – У меня свое дело, а у нее свое. Вот и пусть занимается своим делом. Все стали и юристами, и врачами, и педагогами. Вот и критикуют. Но только не себя.

Это было сказано так громко, что Силантьев, не выдержав, заявил

– Не надо нервничать, Степан Иванович. Сейчас каждый может высказывать то, что считает нужным. Мы бы хотели и от вас услышать более подробно о совершенной краже.

В кабинете некоторое время помолчали. Первым заговорил Астафьев.

– У вас было время подготовиться к этому разговору. Поэтому мы просим ответить на вопросы откровенно. Не так, как вчера.

– Я всегда откровенен.

– Хорошо. Тогда перейдем к фактам. Мы спросили, проводили ли вы сами проверку по факту кражи? И вы ответили сначала отрицательно, а потом сообразили, что мы легко все установим, признались. Особенно, что касается следа на подоконнике. Вот мы и спрашиваем, кого защищаешь? Своего банкира или своего сообщника? Следов от лестницы мы не обнаружили. Выходит, что проверял ты после нашего приезда. Странно получается. Залезал на подоконник не для того, чтобы провести свое расследование, а с какой-то другой целью. Вот мы и спрашиваем – с какой? Навести на ложный след?

– Никого я не хотел обманывать. Я действительно залезал на подоконник, чтобы проверить запоры на окне, – взволнованно ответил Буранов.

– Тогда давайте перейдем к другим фактам, увиденным нами на видеозаписи. Когда смотришь невнимательно, то все, вроде, правильно и достоверно. А когда присмотришься, то кое-что и заметно. Не догадываешься?

– Не понимаю, о чем вы, – буркнул Буранов.

– Разговор пойдет о пленках. Одна из них, Степан Иванович, склеена из двух половинок. Первая показывает события до наступления ночи, когда была совершена кража. А вот вторая ночная приклеена из старой. Она показывает кабинет до генеральной уборки. После уборки мебель была расставлена по-другому. Это подтвердили и Захар Пантелеевич, и горничная. Но вы можете и сами убедиться, что пленки склеены. Понятно я объясняю?

– Понятно, – кивнул начальник службы безопасности.

– Тогда ждем чистосердечного.

– Хорошо, я расскажу.

Он удобно уселся на стуле и заговорил другим тоном.

– Что касается пленки, все правильно. Дело в том, что я работаю с Захаром Пантелеевичем уже более десяти лет. Первую его жену знаю с детства. Когда она училась в школе, мы с ней дружили. Но она выбрала Захара Пантелеевича и родила от него Игоря. Я тоже любил ее. Но раз так получилось, женился на другой. Но я и сейчас люблю и ее, и ее детей. Особенно старшего Игоря. Поэтому и подделал пленку. Но дипломата я не крал.

– Тогда зачем подделывал пленку? – удивленно спросил Силантьев.

– Я знал, что вы будете интересоваться не только людьми, живущими в этом доме, но и их связями. И, конечно, узнаете мое отношение и к первой жене, и к Игорю. А на пленке в эту ночь было зафиксировано появление Игоря, который в ту ночь прошел через гостиную, поднялся на второй этаж, а через пятнадцать минут вернулся в гостиную.

– И ничего в руках не было?

– Ничего не было. Поэтому я и не придал никакого значения. Правда, на другой день, когда Захар Пантелеевич заявил о краже, я подумал об Игоре.

– И что подумал? – словно вцепившись, тормошил Астафьев.

– Как что? Подумал, что это сделал Игорь и решил не выдавать его.
– А почему видеокамера в кабинете не зафиксировала его появление? – спросил Силантьев.

– Она и сейчас не работает. Захар Пантелеевич запретил ее включать, потому что работает там с бумагами из банка. Включаем только тогда, когда он уезжает в отпуск или в командировку. Но после кражи Захар Пантелеевич велел включать.

– И куда мог деться дипломат, если в руках у него ничего не было? – попытался узнать Астафьев.

– Не знаю. Может, выбросил через окно, а потом куда-нибудь спрятал. Но через гостиную он в ту ночь не проходил.

– А что сделал с подлинной записью? Можно ее посмотреть? – спросил Астафьев.

– Я сжег ее.

– Игорю известно об этом? – снова задал вопрос Астафьев.

– Нет. Никому и ничего я говорить не стал. Пожалел Игоря. Да и побаивался. Если отец узнает, то мне достанется больше, чем сыну. Он же видит, как я отношусь и к нему, и к его матери.

– И на подоконник ты залезал для того, чтобы спасти Игоря?

– Конечно. Когда узнал, что окно в кабинете было открыто, то подумал, что Игорь мог открыть его и выбросить дипломат. Но когда открывал, видимо, натоптал на подоконнике. Поэтому залез под видом осмотра запоров и сам хорошенько натоптал. Так, что, кроме моих следов, других там не будет.

– Хорошо, а что тебе известно о друзьях Игоря? – снова спросил Астафьев.

– Нет у него друзей. Отец не разрешает ему это. Говорит, что от нынешних друзей все можно ожидать.

– Но вечерами он ведь проводит где-то время?

– Проводит. Но я с ним об этом не говорил.

– А может быть, дипломат в его комнате? – включился в разговор и Силантьев.

– Думаете, я не проверял? Во время завтрака всю его комнату обшарил. И не только его. Но и туалеты, и на чердаке, и у горничной. Нигде ничего нет. Вот только у Виолетты Петровны не смотрел. Но, думаю, у нее он не мог спрятать, потому что отношения между ними ненормальные.

– А что было еще на записи, которую сожгли? – спросил Астафьев.

– Горничная тоже появлялась рядом с кабинетом.

– Когда это было?

– В начале первого, сразу после приезда Игоря.

– И ты такие серьезные доказательства уничтожил? – упрекнул Астафьев.

– Но я же объяснил почему.

– А ей что требовалось в это время? – спросил Силантьев.

– Известно, что. Она почти каждую ночь навещает Захара Пантелеевича. Возможно, думала, что он работает в своем кабинете.

– Значит, горничную ты тоже подозреваешь?

– Могла и она пойти на это. Девица еще та. Я главным образом из-за нее и посоветовал Захару Пантелеевичу никого не выпускать из дома.

– Теперь и ты, Степан Иванович, под подозрением в связи с уничтожением важного вещественного доказательства. Позже оформим этот разговор протоколом. Если что-то узнаешь, немедленно сообщи. Но сам инициативы никакой не проявляй. Ты уже немало ее проявил, – предупредил Астафьев.

– А можно просьбу высказать?

– Говори.

– Я бы не хотел, чтобы о нашей беседе узнали Игорь и особенно его отец. Если он узнает, тогда мне не работать в банке.

– Это будет зависеть от твоей помощи, – ответил за Астафьева адвокат.

– Я готов. Говорите, чем я могу помочь.

– Вот и хорошо. Мы скажем, когда потребуется  помощь, – ответил Астафьев. – На сегодня свободны.

Подождал, пока тот выйдет, и сказал: «На сегодня и нам хватит. Поехали, Николай Николаевич».
 

Волнения подозреваемых

Стоя у окна, Виолетта Петровна видела, как вышли из дома и уехали Астафьев и адвокат. Вглядываясь в темный парк, она вспоминала разговор с мужем, который запретил выезжать в больницу. Ее волновало, почему муж не согласился с ее просьбой. «Видимо, он заодно с адвокатом и не хочет никакой ясности», – думала она.

Во время разговора с мужем ей казалось, что тот неискренен, что тот что-то скрывает.

Не выпуская жену из дома, Захар Пантелеевич понимал, что этим продолжает подчеркивать ее причастность к краже. Он понимал, что своими подозрениями унижает жену, и думал, как загладить это.

Захар Пантелеевич и сам не был ревнивым и не слишком представлял себе, что такое ревность. Женившись на Виолетте, он почему-то думал, что молодая жена не будет обращать внимание на его связи с другими женщинами. Теперь же он чувствовал, что Виолетта может не простить ему его вольностей и даже уйти.

«Ужаснее всего  то, – думал он, – что именно сейчас, когда решается упрочнение моей карьеры, она может все испортить. Особенно что касается предстоящих выборов».

– Я должен как-то убедить ее и успокоить, – проговорил Захар Пантелеевич вслух.

Но как? Он же видел, как изменилась Виолетта. Видел, что ее душа, всегда открытая для него, сейчас была закрыта. Более того, по ее тону, по ее отношению к нему, Захар Пантелеевич догадывался, что она приняла какое-то решение и не отступится от него. «Но если это так, то что она может выкинуть?» – думал он. Она ведь кое-что знает и о его делах в банке. Об этом он немало откровенничал с ней в первые месяцы супружеской жизни.

Захар Пантелеевич долго ходил по кабинету. Он подходил к двери, намереваясь пойти в комнату жены и поговорить с ней. Однако каждый раз что-то останавливало его. Неожиданно где-то неподалеку сверкнула молния, осветив кабинет. И вслед громыхнуло так, будто раскололось небо. Затем вспышки молнии стали все чаще и чаще. Это пугало и притягивало. Он подошел к окну и рывком распахнул его. Ливень хлестал с такой силой, что капли дождя заливали подоконник и стекали на пол. И вдруг Захар Пантелеевич ощутил неведомое ранее чувство: ему показалось, что сейчас он все может, что ему все подвластно. Он протянул руки к падающим каплям и прошептал:

– Только бы найти дипломат, а с остальным легче будет разобраться.

Закрыв окно, Захар Пантелеевич резко повернулся и пошел в свою спальню. Спать ему не хотелось. Сейчас он казался себе каким-то обновленным, будто выкупался в родниковой воде, как в детстве.

– Мы еще повоюем. Нас еще рано списывать, – говорил он сам себе.

Долго не могла уснуть в эту ночь и Виолетта Петровна. Она несколько раз поднималась и подходила к окну. Затем снова ложилась и на какое-то время забывалась лихорадочным сном. Однако после раскатистых ударов грома просыпалась. Она все тверже убеждалась в своем неудавшемся браке с Удальцовым. «Видимо, в семейной жизни не все измеряется материальным благополучием», – думала она. Есть ценности, которые дороже этого. Но для многих оказывается наоборот. Вон ведь и сыщики сначала одно ей советовали, а муж повернул по-другому. Значит, и они на поводке у таких людей, как ее муж.

Потому-то и наживаются сейчас такие, как Удальцов. Им все дозволено, и никто их не может остановить, а точнее не хочет. Если дипломат не отыщется, то подозрения мужа в ее адрес подтвердятся для многих, живущих в этом доме, думала Виолетта Петровна.

С ее характером, воспитанием и развитием Виолетта Петровна не понимала того, с чем столкнулась в нынешней жизни. Сейчас ее мучил вопрос: почему она так долго оставалась в этом доме и не сошла с ума? Ее успокаивала мать: сейчас, мол, другая страна, и на первом месте материальное благосостояние. Если раньше спрашивали, почему ты богатый, то сейчас наоборот, чиновники удивляются, почему ты бедный. И никого не интересуют источники обогащения. Мать вздыхая, упрекала ее и даже заявляла, что о честности сейчас может говорить только ненормальный. В какой-то мере Виолетта Петровна понимала это. Но когда муж в открытую стал сожительствовать с горничной, Виолетта Петровна стала задумываться о непорядочности мужа. Она вспоминала, как муж приносил из банка деньги и показывал их перед укладкой в сейф. Тогда она не спрашивала, каким способом они были нажиты, и только сейчас, приняв решение о расторжении брака, еще и еще раз вспоминала эпизоды порочной жизни мужа. Она хотела рассказать Астафьеву, как вечерами вместе с мужем считали пачки долларов и планировали положить их в банк за границей. Но Астафьев не спросил, а Виолетта Петровна сказать не решилась.

Именно это и беспокоило Захара Пантелеевича. А вдруг разоткровенничается с Астафьевым, и тот начнет копаться, откуда появилась такая сумма дома? Тогда ведь многое может всплыть такого, за что придется отвечать.

В эту ночь они, не сговариваясь, впервые думали об одном и том же. Оба вслушивались в шелест деревьев, высаженных в парке и шум дождя, то усиливавшегося, то прекращающегося.

«Странная ночь, спать совсем не хочется, хотя был такой тяжелый день», – думает Захар Пантелеевич, медленно возвращаясь от окна к дивану. Неожиданно мысли его переключились на другую проблему. «В какое тревожное время мы живем!» – подумал он. Многие чувствуют себя неспокойно, не знают, с какой стороны их ожидает беда. Организованная преступность порой оказывается сильнее правоохранительных органов. Банды жестоких хладнокровных убийц свои налеты на обеспеченных людей готовят основательно и с помощью осведомителей из числа знакомых и даже родственников потерпевших. Вот и он нарвался на предательство кого-то из своих близких. Эти банды потрошили, в основном, тех, кто тайно нажил миллионы, и потерпевшие официально в органы не обращались. Они так же, как и он, обращались только к знакомым.

«Откуда пришла эта беда? – думал Удальцов. – Не оттого ли, что любой маломальский начальник мнит себя бог весть чем!» Откуда это чванство и погоня за богатством? Дорогие коттеджи, дорогие машины… Может, оттого, что долгие годы жили полунищими, тогда как в России как нигде чтились должность, чин, кресло? Кто был никем и ничем, захотел стать всем. Видимо, поэтому и взяточничество, и коррупция расцвели так быстро и так повсеместно. Наверное, не обошлось без доставшихся в наследство и традиций чиновников прихватывать к должностному окладу все, что можно прихватить. Потому-то – чванство в громоздком чиновничьем аппарате, потому и вседозволенность, от которой пришла возможность хапать и хапать.

От этих мыслей у Захара Пантелеевича снова всколыхнулся в душе страх. Так и хотелось закричать: «Во что бы то ни стало выжить! Во что бы то ни стало сохранить должность управляющего банком!»

Эти переживания и довели его до такого состояния, что он не мог уснуть. Он вспоминал и бывшего секретаря обкома КПСС, а ныне губернатора, который пристроил его в банк. Только сейчас Захар Пантелеевич запоздало понял, что тот в первые годы перестройки думал не о державе, а о своих миллионах. Чувствовал, что в годы вседозволенности потребуются свои, преданные люди. Он правильно все рассчитал. Захар Пантелеевич вспоминал, как во время первой встречи тот говорил ему, что новые хозяева быстро все разворуют и растащат. Видимо, он уже тогда подбирал курочек, которые будут долго нести ему золотые яйца. И как сейчас он, доверенное губернатору лицо, будет объясняться о краже долларов, которые фактически принадлежали губернатору? Люди, которым оказали такое доверие, не должны подводить своих покровителей. Своих учителей. А он подвел. Чего-то не досмотрел, хотя обязан был. Ведь его предупреждали, когда направляли на эту должность. Тогда ему говорили, чтобы он завел дружбу с теми, с кем работал, и от кого зависело его благополучие. Ибо, в конечном итоге, эти люди и будут править в городах и районах. Они и будут миллионерами. Но на первых порах их-то и нужно поддерживать, а не каких-то нынешних выскочек. «Вот и поддержал», – горько усмехнулся Захар Пантелеевич.

С кражей дипломата в душе Захара Пантелеевича поселился такой страх, какого он еще никогда не испытывал. Он был уверен, что если потеряет должность, то больше уже никогда не поднимется.

В эту ночь он долго не мог уснуть, хотя накануне спал плохо. В предыдущую ночь его мучил кошмарный сон. Будто его вызвали к губернатору, а машина поломалась. Он идет, но на улице льет проливной дождь. Вдруг перед ним оказывается река. Захар Пантелеевич ищет мост и видит, что по мосту бегут какие-то люди. Он тоже побежал и вскоре оказался в толпе людей. Он спешит перейти по мосту, так как на другой стороне ясно и солнечно. Но как только одолел половину, мост под ним рушится, и он летит в грязные воды бурлящей реки. Все это Захар Пантелеевич видит, как в замедленной съемке. Видит и перекошенное от радости лицо Виолетты, которая стоит на  противоположном берегу рядом с губернатором. Она что-то рассказывает ему и показывает рукой на барахтающегося в грязной воде Захара Пантелеевича. Он начинает захлебываться и зовет ее на помощь. Но Виолетта куда-то пропала, и на ее месте оказывается горничная, которая бросает в него камни. Один из них больно ударяет Захара Пантелеевича, и он оказывается под водой. Ему не хватает воздуха. Захар Пантелеевич выныривает и испуганно кричит, кричит. Он даже слышит свой испуганный крик. От этого крика Захар Пантелеевич просыпается в холодном поту и пытается стряхнуть с себя мучивший его сон. За окном уже светало, и больше он уснуть не мог. Как и вчера, сейчас он, вспоминая этот сон, думал, что его ожидает, если дипломат с долларами не найдется.

Лишь на рассвете Захар Пантелеевич задремав, забылся на какое-то время. Однако, проснувшись, снова стал думать о том сне. Он даже подумал, а не предупреждение ли – увиденное во сне. Ведь Виолетта кое-что знает о происхождении украденных долларов.

Поднявшись, он решил сходить к ней и как-то сгладить свои отношения. Зачем ему лишний враг? – подумал он.

Захар Пантелеевич представлял семейную жизнь только как наслаждение любовью, которой ничто не должно мешать. Он должен был работать, добывая деньги и купаться в удовольствиях любви, а жена должна быть любима и не должна совать нос в его дела. Но Виолетта оказалась женщиной, которая часто спорила с мужем. А это оскорбляло его, и он стал грубить в ответ на ее советы. Ссоры отдаляли их. Когда Захар Пантелеевич первый раз не приехал домой ночевать, она закатила такой скандал, высказала столько упреков, что он несколько дней не разговаривал с ней. Он почувствовал, что получил  удар от человека, который его не понимает. Видимо столкновения эти происходили оттого, что они не узнали хорошо друг друга до свадьбы. То, что казалось естественным Захару Пантелеевичу, было неприемлемым для Виолетты.

Все это помнил Захар Пантелеевич. Но понимал, что жена может ему и навредить. Как нашкодивший кот, он хотел хитростью повлиять на нее и заручиться ее поддержкой.

Утром, как обычно, подъехали Астафьев и адвокат. Не входя в дом, они обговорили в парке возникшие за ночь вопросы и договорились, чем будут заниматься.

– Надо подробнее поинтересоваться начальником службы безопасности. Выяснить, почему он ушел из милиции, чем занимался последние годы, и какие были у него проблемы, – предложил Астафьев.

– Понятно. А я по поводу семейной жизни уточню. Не нравится мне его трогательная забота о бывшей жене Удальцова и ее сыночке.

– У меня такое же мнение. Но я поспрашиваю его здесь. Так что на день работы хватит. А вон и наш Степан, кажется, подъехал.

Ворота раскрылись, и в парк въехала машина. Возле гаража остановилась, из машины вылез Буранов. Сразу же появился и Игорь. Он подошел к Буранову и попросил посмотреть его машину, у которой, как пояснил, барахлит двигатель.

– Посмотрим, посмотрим, – пообещал тот и, повернувшись к подошедшим, добавил: «Если я не потребуюсь господам сыщикам».

– Так когда потребуетесь, они пошлют за вами, – сказал Игорь.

– Пока можете заняться этой просьбой, Степан Иванович. Действительно, когда потребуетесь, мы пригласим, – согласился подошедший Астафьев.

Дождавшись, когда они вошли в гараж, он, улыбнувшись, проговорил:

– Дружат, видимо, серьезно.

– Надо бы гараж внимательно осмотреть, – добавил Силантьев.

– Осмотрим, осмотрим. Но всему свое время.

Проводив адвоката, Астафьев вошел в свой кабинет и сел за компьютер. Приняв заказанную вечером информацию, он подошел к окну и несколько минут наблюдал за стоящим у гаража Бурановым, который оживленно что-то говорил сыну Удальцова. Выйдя из кабинета, Астафьев попросил горничную пригласить к нему Игоря. Через несколько минут тот вошел:

– До меня, значит, дошла очередь?

– Дошла, если вызвал, – сухо ответил Астафьев. Развязность Игоря ему не понравилась, и он решил поставить его на место. Отец – управляющий банком – одно, а избалованный его сынок – другое.

– Ну что ж, снимайте с меня показания. Что вас интересует?

– Меня многое интересует.

Астафьев внимательно наблюдал за ним и ждал, какая последует реакция. Он не любил ершистых людей, особенно тех, кто показывал эту ершистость за счет крутых родителей.

– Меня интересует, например, почему вы неуважительно относитесь к горничной, которая пользуется уважением у вашего отца?

Игорь усмехнулся и, отвернувшись в сторону, заметил:

– Быстро, однако, узнаете то, чего не надо знать.

– Мне многое надо знать, чтобы разобраться в этой очень интересной краже. Но я вижу, вам тоже известно то, о чем я сказал.

– Конечно, известно. И не только мне.

– А вашей маме тоже известно?

– А то нет! Моя мама все знает и о моей мачехе, и об этой потаскушке. Она умная и порядочная. А этих двух отец из нищеты вытащил, и они от богатства с ума сходят. Додумался до того, что мы с братом получим только половину, а вторую половину отписал им. Это правильно?

– А вам не кажется, молодой человек, что вы рано хороните своего отца? Изменений ведь может произойти немало. И если вы будете так отзываться о личной жизни отца, то можете и ничего не получить! Это, во-первых. А во-вторых, я бы хотел услышать, откуда ваша мама все знает? Как вы выразились.

Несколько минут Игорь молчал. Наконец, не вытерпев, заговорил.

– Но должна же справедливость быть! Кто они такие? Только появились и пользуются тем же, что и мы с братом. Даже хотят больше урвать. Я знаю, что пропало и завещание, в котором имущество было разделено на четыре доли. Кому это выгодно? Конечно, нашей мачехе.

– Значит, вы считаете, что кражу совершила Виолетта Петровна?

– Конечно. Но она никогда не признается. А вы не сумеете доказать, что она воровка.

– Так вы не ответили, от кого ваша мама узнала о том, что делается в доме? Она ведь сюда не приходит.

– Мало ли от кого. Когда она жила здесь, ее уважала вся прислуга.

– А конкретнее можно? Например, какие отношения у нее с Бурановым?

– Обыкновенные, земляческие. Они ведь из одного села.

– И часто они встречаются?

– Не знаю. Не докладывали.

– А где встречаются?

– Я же ясно сказал, что не знаю. Вас должно интересовать раскрытие кражи, а не то, кто где и с кем встречается.

– Меня не надо учить. А вот отвечать на мои вопросы надо честно.

– Я отвечаю.

– Вот и хорошо. Тогда скажите, откуда вы пришли домой поздно ночью в понедельник?

– Из бара.

– Какого?

– «Чикаго».

–Это кто-то может подтвердить?

– Если так важно, то подтвердят несколько человек.

– Пришли вы около одиннадцати. Поднялись на второй этаж и находились там пятнадцать минут. Что там делали и почему снова вернулись в гостиную?

– Увидели на видеозаписи?

– Увидел. А вам об этом уже сообщил Степан Иванович?

– При чем здесь Степан Иванович. Тут батя столько камер наставил, что каждый наш шаг фиксируется.

– Давайте снова вернемся к понедельнику. Значит, вы пошли к кабинету, а потом вернулись в гостиную, чтобы устроить скандал горничной? Для чего? Чтобы зафиксировать себе алиби?

– Зачем оно мне? – не выдержал Игорь. – Мне нужен был отец, чтобы попросить у него деньги. И я думал, он в кабинете сидит. Заглянул туда, а его нет, у горничной был. Не пойдешь же в ее комнату.

– А деньги для чего ночью просить? Разве нельзя было это сделать на следующий день утром? И хватит врать! Сколько должен?

– Мало ли кому и сколько должен, – огрызнулся Игорь и, поняв, что сболтнул лишнее, добавил: «Извините. Все мы на нервах из-за этой кражи. Сидим, как арестанты. А у каждого в городе дела».

Взглянув на него, Астафьев почувствовал, что этот вопрос оказался самым болезненным. Он долго разглядывал Игоря. Наконец, снова начал давить.

– Будем молчать? Или расскажете, кому, сколько и за что должны? Советую в прятки со мной не играть. От этого будет только хуже. Пока я, как видите, беседую без протокола. Но это только пока. Поэтому в последний раз спрашиваю, кому, за что и сколько должен?

На этот раз Астафьев повысил голос и смотрел на Игоря не так, как в начале.

– Хорошо. Я расскажу. Тот, кому я должен, никакого отношения к краже не имеет. Я ведь учусь в институте, а времени на подготовку к зачетам и экзаменам всегда не хватает. Вот и приходятся ловчить. Там ведь тоже люди, а получают копейки. Приходится платить. Но это между нами. Если они узнают, то никаких дел со мной не будут иметь. Да и с другими студентами. Хочешь жить, умей крутиться!

 Астафьев усмехнулся, и Игорь понял, что тот не поверил его объяснению. Более того, он почувствовал, что Астафьев стал презрительно на него смотреть. Он даже не попытался понять причину этого. Игорю вдруг стало все безразлично. Эта перемена произошла неожиданно. Сейчас он даже подумал, что напрасно так неуважительно и высокомерно разговаривал с сыщиком, которого Степан Иванович называл знаменитым. Усмешка Астафьева встряхнула. С ним произошло что-то совершенно незнакомое. Сейчас он понял, что с такими людьми, как Астафьев, так вести себя нельзя. Появилось ощущение страха, и вслед за этим ощущением – желание рассказать все, что мучило его в последние дни. Это желание было таким сильным, что он даже захотел посмотреть в глаза Астафьева. Однако тот разговаривал с кем-то по телефону и не обращал внимания на него.

– Да-да. Продолжайте отрабатывать то, о чем я просил, – услышал Игорь, и от этих слов будто споткнулся. Он решил ничего Астафьеву не говорить.

Игорь отодвинулся от стола и ждал, когда закончится разговор. Сейчас его поражала какая-то сила убежденности в Астафьеве. Тот словно все знал и вел беседу лишь для того, чтобы лишний раз убедиться в своей правоте.

Закончив разговор по телефону, Астафьев снова заговорил прежним тоном.

– Значит, будем продолжать сказки рассказывать? Интересно конечно, но мне некогда.

– Все, что я сказал, это правда.

– Ну! Ну! – иронически воскликнул Астафьев. – Ничего не видел, ничего не знаю, ничего никому не скажу. Так? А ведь угрозы, связанные с долгом, могут и исполнить.

Услышав это, Игорь сжался еще сильнее. Он сейчас словно слышал голос грозившего. Понимая его состояние, Астафьев замолчал. Затем перевел разговор на другое:

– А шифр сейфа знаете?

– Не знаю я никакого шифра! – воскликнул Игорь. – Вы что, думаете, я кражу совершил?

– В ту ночь только вы один подходили к кабинету отца.

– Не только я один. Подходила и горничная.

– А вы откуда знаете?

– Слышал, кто-то говорил, а вот кто, не помню. Может, мачеха, а может, кто-то другой.

– Да, знаете вы немало, – заметил, вставая, Астафьев. – А говорить правду почему-то не хотите. Боитесь кого-то. Ладно, идите. На сегодня у меня вопросов больше нет. Но это пока. Скоро они появятся, и тогда мы снова поговорим. Если конечно, вам ничего не сделают те, кто требует возврата долга.

Оставшись один, Астафьев позвонил адвокату и спросил:

– Что-то новое есть?

– Да. Наш Степан часто похаживает к бывшей жене Удальцова. Особенно после развода зачастил. Видимо, старая любовь не ржавеет. Есть и еще кое-что. Но это при встрече.

– Тогда подъезжай. Здесь и побеседуем.

Встретив подъехавшего адвоката, Астафьев отвел его подальше от дома и только затем спросил:

– Что-то интересное удалось узнать?

– Да. Сначала о ключе от сейфа. Знающие люди сказали, что такой ключ могли сделать только в белокаменной. Там есть три мастера, которые изготавливают подобные ключи.

– Из этого можно сделать вывод о том, что кража планировалась заранее и готовились к ней капитально, – заметил Астафьев. – А как обстоят дела с финансовым положением банка?

– Все чисто. Если можно оценить так работу банка. Как во всех других. Долги, конечно, есть, но умеренные. Врагов среди партнеров и конкурентов нет. А вот в отношении начальника службы безопасности кое-что настораживает. Репутация у него сомнительная. Разошелся недавно с женой и часто бывает у первой жены Удальцова. Любит вознаграждения от знакомых, которым помогает получить в банке льготные кредиты. Начал строить себе коттедж. Непонятно только на какие шиши.

– Мне тоже удалось кое-что накопать по нему, – сообщил Астафьев.

Пересказав содержание своей беседы с Игорем, он добавил:

– Дружба у него с Бурановым на почве каких-то общих интересов. Но пока не признается. Даже долг хозяевам игровых автоматов перевел на взятки преподавателям института за липовые оценки за зачеты и экзамены. Зато уверенно переводит стрелки по краже на Виолетту Петровну.

– Кому-то это очень выгодно. Поэтому и завещание пропало, чтобы убедительнее было насчет нее. Хотя можно заподозрить и горничную. Она ведь тоже была в эту ночь возле кабинета. Причем знает немало. Удальцов ей доверял не только как любовнице, но и как круглой дуре. При ней вскрывал сейф. Советовался по содержания завещания. Шифр по сейфу можно запомнить и записать. А ключ изготовить в любое время.

– Рассуждения правильные, – согласился Астафьев. – Но кое-что не стыкуется. Зачем горничной делать дубликат, если она могла воспользоваться подлинным?

– Доллары на все толкнут, – упорствовал Силантьев.

– Деньги она, конечно,  могла взять. А папку, в которой завещание на нее? Зачем ей оно? Воспользоваться она ведь не сможет им. И не известно еще, как распорядится своим имуществом Удальцов в новом завещании. Более того, с ее умишком без помощников совершить эту кражу практически невозможно. А помощников мы у нее пока не увидели. Интересная всплывает другая версия. В доме, где произошла кража, из всех подозреваемых более близки друг к другу Игорь, бывшая жена Удальцова и начальник службы безопасности Буранов. Вот у них, кстати, и возможны общие интересы в том числе и в отношении кражи. А все остальные – как кошки с собаками.

– У меня предчувствие такое, что еще многое может всплыть интересного. Особенно что касается игромании Игоря, – предположил Силантьев.

– И это вполне вероятно. Поэтому Буранов правильно предложил своему шефу никого не выпускать из дома. Хотя сам свободно  приезжает и уезжает. Это меня тоже настораживает. Он хорошо знает, чем каждый занимается в течение суток, и может  рассчитать время, когда его никто не увидит. Мы же точное время кражи не установили, оно могло произойти как днем, так и ночью.

– Надо брать в разработку «Джек Кот», – продолжал Силантьев.

– Подожди, – перебил Астафьев. – Все, что положено, делается. Но мы договорились не подставлять Игоря. Ты же сам сказал, какая там публика. Во-первых, нужны веские доказательства. А во-вторых, безопасность Игоря. Меня сейчас больше всего интересует, где дипломат с деньгами. Здесь или успели вывезти из дома?

– Я тоже думал об этом. И пока не пришел к определенному выводу, – признался Силантьев. – Но, если вывезли, тогда сложнее будет вернуть похищенное.

– Почему?

– Потребуется большая оперативная работа.

– А ты думаешь, она сейчас не проводится? Под оперативным наблюдением находятся все подозреваемые, и кое-что уже имеется. В частности, что касается «Джек Кота». Имеется и в отношении Игоря, и начальникы службы безопасности. Кое-что имеется и по садовнику. Тоже личность интересная.

– А Виолетта Петровна?

– Белая ворона в этом доме. Но и в ее отношении работа не прекращается. Так же, как и в отношении горничной и охранников. Мы немного опоздали с первой женой Удальцова. Но сейчас поправляем. Правда, по имеющимся данным, она человек недалекий, но использоваться в чьих-то интересах может.

– Значит, кроме подозреваемых и работы с ними, у нас ничего конкретного пока нет, – медленно произнес адвокат.

– Работа только начинается, Николай Николаевич. В ближайшие дни можно ожидать любых сюрпризов. Криминальные авторитеты за вами. Надо почаще встречаться с ними и получать информацию от них. Кстати, насчет спецов московских узнай точнее. С ними оперативники обязательно пообщаются. Если определим заказчика дубликата ключа, тогда дело пойдет быстрее. А вон и садовник у кустов роз, – заметил Астафьев. – Пошли к нему,  поговорим.

Подойдя к садовнику, они поздоровались, и Силантьев, который был с ним знаком раньше, заговорил первым:

– Дмитрий Петрович, мы с подполковником Астафьевым занимаемся тем, что у вашего хозяина недавно случилось. Вы в курсе этого?

– Да. Из-за этой кражи можно и работу потерять, – ответил тот.

– Кто не имеет к этому отношения, ничего не потеряет, – возразил Астафьев и спросил:

– Вы на этой неделе каждый день работали в парке?

– Конечно. Территория, видите, какая. Если за каждым кустом и деревом присматривать, как положено, то не хватит и суток. А тут еще Виолетта Петровна прибавила работы со своими цветами. Вот и приходится работать с утра и до ночи.

– Кто-то посторонний был в парке? – продолжал Астафьев.

– Нет. Кроме Степана Ивановича и его охранников, никого другого не видел. Степан Иванович меня уже спрашивал об этом.

– А еще чем он интересовался?

– Предупредил, что если я замечу что-то подозрительное, то сразу должен сообщить ему. А еще сказал, чтобы был готов к беседе с вами.

– Ну, а сами что-то заметили подозрительное?

– Все как обычно. Только Степан Иванович чаще стал встречаться возле гаража со старшим сыном хозяина. Все, о чем-то говорят. Правда, я заметил, как выйдет в парк Виолетта Петровна, так они сразу расходятся.

– И больше никого не видели? – задал снова вопрос Астафьев.

– Нет, больше никого. Но за забором несколько раз останавливалась какая-то машина. Когда я подходил к забору, всегда уезжала.

– Может быть, к горничной или к Игорю?

– Не знаю.

– А к Виолетте Петровне кто-нибудь приезжает? – спросил Силантьев.

– Нет. Она очень одинокая.

– Почему?

– Разговоры всякие насчет ее мужа. А она женщина тонкая, умная. Часто со мной разговаривает. Особенно по поводу цветов. Любит их и всегда советуется со мной.

– Ну, а что сами думаете, Дмитрий Петрович, относительно кражи? – неожиданно задал вопрос Астафьев.

– Откуда мне это знать. Я же простой садовник. Но то, что Виолетта Петровна на такое не способна, в этом я уверен. Мне многое непонятно. Это не посторонние. Во-первых, надо точно знать, где находится сейф и как он открывается. Нужно иметь ключ, или использовать хозяйский. А возможно, кто совершил кражу, был рядом с хозяином, когда тот открывал сейф. Отвернулся хозяин или вышел, а тот, кто был рядом, и вытащил дипломат.

– С Виолеттой Петровной вы говорили о краже?

– Нет. Но понял, что она переживает здорово.

– А дети хозяина как ведут себя?

– Младшего не видно и не слышно. А вот Игорь – невоспитанный барчук. Ведет себя нагло. Ходит по цветочным грядкам, и нельзя ему даже замечание сделать. Не нравится он мне. Когда жила в доме первая жена хозяина, то он был поскромнее. Чувствовалось, что занималась сыном. А сейчас Игорь никому не нужен. Разве только Степану Ивановичу.

– Кроме вас, никто в парке ничего не сажает? – поинтересовался Астафьев.

– Нет. Сажать, пересаживать, перекапывать землю для новых посадок – это моя обязанность. Замечаний по поводу моей работы у Захара Пантелеевича никогда не было. А я ведь здесь с первых дней строительства дома.

– Хорошо, Дмитрий Петрович, пока вопросов у нас к вам нет. Но если что-то вспомните или услышите, тогда сразу к нам. Кстати, дома у вас все в порядке? – спросил Силантьев и, повернувшись к Астафьеву, добавил: «Жена у него болеет».

– Сейчас вроде получше. Возраст, – словно оправдываясь, ответил тот.

Направляясь к дому, Астафьев и адвокат молчали. Но войдя в кабинет, первым не выдержал Силантьев.

– Вроде преступление и несложное, но прошло несколько дней, и кроме предположений,  пока ничего нет. Неужели одиночка работал?

– Не думаю, – возразил Астафьев. – Даже садовник что-то знает, но не договаривает. Все кого-то боятся. Хотя намеки пробрасывают. У меня даже возникла мысль, не действовали ли они все вместе и высказываются друг о друге для отвода глаз? Надо садовником позаниматься плотнее. Думаю, он разговорчивее других, хотя и старался сдерживаться.

– Согласен. Но меня насторожило его сообщение о машине, останавливающейся за забором, – напомнил Силантьев.

– Машина установлена. Принадлежит одному из работающих в «Джек Коте». Видимо, пытаются отловить Игоря для возврата долга.

– Понятно. Но почему я об этом узнаю в последнюю очередь? – обиделся Силантьев.

– Но я ведь тоже не все получаю о твоих криминальных авторитетах, – возразил Астафьев, улыбнувшись.



Нервы начинают сдавать

Вечером, когда Астафьев и Силантьев уехали, Захар Пантелеевич вошел в комнату жены. Виолетта Петровна сидела на диване, подобрав под себя ноги. Увидев мужа, она закрыла книгу, которую читала, и молча посмотрела на него.

– Как обычно, перед сном читаешь? – спросил он, усаживаясь напротив.

– Как обычно читаю.

– Лучше бы на прогулку перед сном сходила.

– Завтра так и сделаю.

– Как ночью спишь?

– Хуже. Просыпаться стала чаще.

– Может быть, другого врача вызвать?

– Обойдусь. Ты что-то хочешь сказать мне?

– Нет. Просто зашел узнать о твоем состоянии и спросить, какая  нужна помощь.

– Спасибо. Пока ничего не надо. Вот когда твои доллары найдутся, тогда кое о чем попрошу.

– Не злись. Я же извинился перед тобой. С другими я разговаривал еще хуже. Мне же обидно. Чужой не мог совершить кражу. Ты сама-то как считаешь?

Разговаривая с женой, Захар Пантелеевич отметил, что та сегодня не проявляла никакой обиды и беспокойства. Наоборот, как будто даже сама хотела поговорить с ним.

– Не знаю. Но возможно, кто тебе наговаривал на меня, тот и совершил эту кражу, – ответила Виолетта Петровна. – Тебе что-то еще надо от меня?

– Я хотел бы, чтобы ты поменьше откровенничала с Астафьевым.

– А что я должна скрывать? Твое поведение им известно. Или я, как «любящая» жена, должна говорить им неправду?

– Но я же дал тебе обещание, – упрекнул ее Захар Пантелеевич. – Нельзя быть такой злопамятной. Мне так тяжело.

Поднявшись, Захар Пантелеевич пожелал жене спокойной ночи и вышел из комнаты. В душе его кипела злость. Смутно ему приходило в голову, что во всем виновато ее воспитание. Уж  слишком правильно учила всему ее мать, такая же праведница. Кроме интереса к будущему ребенку у нее нет никаких других интересов, –думал он, не понимая, что она готовилась к самому важному периоду своей жизни. К периоду материнства. А он считал ее неуважительное к себе отношение только ревностью. И с каждым днем чувствовал, что долго такой жизни не выдержит.

Жизнь с Виолеттой Петровной не устраивала Захара Пантелеевича не только из-за ее нравоучений. Ему не нравилось ее увлечение книгами. В библиотеке, которую она перевезла из своей квартиры, было много романов зарубежных авторов. Но она постоянно выписывала и новинки литературы, которые прочитывала в уединении.  Это не нравилось Захару Пантелеевичу, который не любил, как он выражался, тратить время на ерунду.

В своей комнате Захар Пантелеевич, сидя в кресле, думал о несложившейся семейной жизни. Сидел он грустный и убитый, будто после бури выброшенный на необитаемый остров. Он смотрел в окно и чувствовал себя таким одиноким, что ему хотелось плакать. Это было странное, неведомое прежде состояние. Ему всегда казалось, что главное в жизни – деньги. Что только они дают радость жизни. Но оказывается совсем не так. Чем богаче он становился, тем более несчастным оказывался. Возникали проблемы и недоразумения даже с близкими людьми.

Захар Пантелеевич тяжело вздохнул. Разобрав постель, он лег. Но еще долго не мог уснуть.

Для того, чтобы изменить отношения между супругами, необходимо любовное согласие или полный разрыв отношений. Немало семей, в которых не изменяются отношения лишь только потому, что нет полного согласия во всем или разрыва. Это относилось и к семейным отношениям Захара Пантелеевича. Он не принимал советы своей жены и не хотел разводиться с ней из-за приближающихся выборов. Однако обоюдное раздражение нарастало. Они считали друг друга неправыми и старались доказать это друг другу. Особенно способствовала этому ревность Виолетты к горничной. Связь мужа с ней была той каплей, которая переполнила чашу терпения. Ревнуя, Виолетта Петровна отыскивала в муже все новые и новые недостатки. Она обвиняла его во многом.

Как и в предыдущие ночи, не обошлось без снов. Приснилось Захару Пантелеевичу, будто оказался он в лесу. Деревья стояли без листьев, и их голые ветки были уродливо изогнуты. Некоторые из деревьев были засохшими, а некоторые лежали вывернутые с корнем. На одном из стоящих деревьев Захар Пантелеевич видит гнездо какой-то птицы и пытается взобраться к нему. Но добравшись до половины, падает. Он поднимается и снова карабкается по стволу. Но снова падает. Поднявшись, Захар Пантелеевич видит вдали реку, которая вышла из берегов и затопила луга и овраги. Он подходит к ней, но вода затопляет тот участок земли, на котором он стоит, и Захар Пантелеевич убегает в противоположную сторону. А вода все прибывает и прибывает, догоняя Захара Пантелеевича. Вдруг рядом оказывается лодка. Он прыгает в нее. Волны на воде раскачивают лодку все сильнее и сильнее, и Захар Пантелеевич с ужасом видит, как лодка наполняется водой, а потом и он оказывается не в лодке, а в воде. Захар Пантелеевич плывет к берегу и вскоре выходит на небольшой островок, который кишит змеями. Они подползают к нему. Некоторые из них извиваются, готовясь к нападению. Особенно агрессивны маленькие змеи. Они вдруг превращаются в больших змей. Захар Пантелеевич бежит от них, но змеи продолжают следовать за ним. Случайно он наступает на одну из них, и змея больно жалит, отчего Захар Пантелеевич кричит и просыпается.

Вспоминая сон о змеях, Захар Пантелеевич думал о том, что означало увиденное. И от чего предостерегало. Закрыв глаза, он продолжал видеть змей.  Прошло минут десять, наконец, Захар Пантелеевич снова уснул.

 К утру приснилось, будто оказался он в своем кабинете. Подходит к зеркалу и  видит, что зеркало все в трещинах. Вместо его лица появляется лицо Степана Ивановича Буранова, который злобно смотрит на него. Захар Пантелеевич берется за раму, отодвигает зеркало в сторону и видит сломанный сейф. Он протягивает руку, но внутри сейфа ничего нет. Захар Пантелеевич звонит своему знакомому генералу. Однако неожиданно появляется начальник службы безопасности банка и отключает телефон. Затем в кабинете появляются работники полиции и защелкивают на руках обоих наручники. Захар Пантелеевич возмущается и объясняет, что он кандидат в депутаты областного законодательного собрания. Полицейские куда-то пропадают, а он оказывается  в большом, хорошо освещенном зале. Все дальнейшее происходит, как в киносъемке. Он стоит на сцене, а рядом сидит начальник службы безопасности банка Буранов и представляет Удальцова кандидатом в депутаты законодательного собрания области. Выглядит тот, как хищный мафиози. Глаза расширились, и в них плещется азарт. Он ведет собранную, а точнее «купленную» пресс-конференцию. Кроме местных телерадио- и газетных журналистов, присутствуют корреспонденты и из Москвы, и даже из других стран.

Захар Пантелеевич волнуется, хотя знает, какие вопросы ему будут задавать. Он вздыхает, но, встретившись взглядом с Бурановым, кивает головой, и тот, обращаясь к сидящим, предлагает задавать вопросы.

– Господин Удальцов, я прошу ответить на несколько вопросов нашей телекомпании. Вы избирались когда-нибудь депутатом? – поднявшись, обращается к нему один из присутствующих.

Захар Пантелеевич знает, что нужно говорить. Поэтому, как бы смущаясь, отвечает:

– Нет, конечно. Я ведь был простым служащим.

– А если вас не выберут, как вы будете себя чувствовать? Ведь на одно место восемь кандидатов, и все они опытнее вас?

Представитель телекомпании тоже был «подготовлен», поэтому Захар Пантелеевич отреагировал спокойно и четко.

– Да, соперники опытнее меня, потому что старше по возрасту, но это меня не смущает, ведь это их последний шанс приблизиться к кормушке. Я же спокойно могу подождать следующие выборы. Работой обеспечен, могу даже кого-то и из них пригласить к себе.

В зале засмеялись. Раздались аплодисменты. Но тут поднялся мужчина в кожаном пальто и громко представился:

– Я от рабочей партии коммунистов Могилкин Евгений Сидорович и хочу предложить вам кое-что. Вы отказываетесь от участия в выборах, а мы будем пропагандировать ваш банк, как самый лучший в городе.

Но тут вмешался Буранов.

– Захар Пантелеевич не нуждается в рекламе. Банк «Наш город» – самый надежный  в городе.

В зале раздались аплодисменты. Особенно старались нанятые Бурановым «избиратели». Один из таких встав, произнес:

– Либерально-демократическую партию интересует вопрос, в какой вы партии?

– В партии «Единая Россия», – отвечает Удальцов и видя, как некоторые из сидящих насторожились, поясняет: «Но это не значит, что я буду в ней всегда. Если эта партия будет не у власти, я перейду в другую. Я ведь побывал уже в четырех партиях».

– А почему? – не унимается задавший этот вопрос.

– Потому что дел в некоторых партиях мало. Одна болтовня. Сколько благ обещали коммунисты? А сколько обещаний было у демократов? И где все это? Надо по делам судить.

– Выходит, и вашей партии нельзя верить, она ведь тоже много обещает? – выкрикивает представитель коммунистической партии.

– Вы уже задавали свои вопросы. Диктатура КПСС кончилась, – снова вмешался Буранов.

– Пусть говорит, – улыбнулся Захар Пантелеевич. – У коммунистов привычка такая. Вместо работы говорить и говорить.

Он по-сталински, как учил его недавно один из московских артистов, поднял руку, призывая к молчанию, и стал говорить о своей программе.

– В моей программе на первом месте интересы людей, которым я всегда помогал, и если меня выберут, буду помогать еще больше. Я открою приемную для моих избирателей, куда любой может обратиться за помощью. Там же я буду отчитываться перед избирателями.

– Партия народной свободы, – произнес поднявшийся мужчина. – Скажите, как вы относитесь к сельским жителям? Равные ли у них права с жителями городов?

Этот вопрос не был предусмотрен. Но Удальцов не растерялся.

– Сельские жители, благодаря учению нашего вождя о слиянии города и деревни, сейчас имеют большие преимущества. Они могут бросить серп и, переехав в город, вместо молота взять папку или портфель, используя опять-таки учение о слиянии умственного труда с физическим.

– Не помешает вам работа депутатом заниматься семьей?

– Работа никогда не мешает нормальному человеку. Ему мешает лень и пустая болтовня. Да, семья требует немало внимания, но меня хорошо понимает моя жена и дети.
Они мне немало помогают своими советами. В моей биографии об этом подробно написано, и я советую всем внимательно почитать ее.

 В зале повисла тишина, которую нарушила поднявшаяся женщина.

– Газета «Перезвон». В чем главная причина пробуксовки реформ и топтания на месте?

– В нерешительности власти. Если пошли в рыночные отношения, то надо двигаться, а не топтаться. Надо дать реальные права собственникам. Дать людям свободно жить и зарабатывать без политических и бандитских посредников. А во-вторых, меньше врать. Вы вспомните, чего только не обещали коммунисты. Даже могильник у Кремля на ХХI съезде КПСС решено было убрать. А где обещанные земля крестьянам, мир народам, бесплатное жилье, образование, медицина? Вот эта ложь и привела к краху КПСС. Именно этим и отличается партия «Единая Россия». Она никогда не врет.

– Газета «Госпожа». Как вы относитесь к движению «Женщины России»?

– Очень положительно. Женщина всегда должна быть в движении. Без этого она бревно.

После этого ответа в зале раздался оглушительный грохот смеха.

– Вот вы так хорошо говорите о простых людях, а сами одеты в шикарный костюм? – вновь возник неуемный коммунист Могилкин.

– И что в этом плохого? Если бы я выдвигался от вашей партии, то обязательно бы пришел в телогрейке и резиновых сапогах. Но я вижу, что и вы не в телогрейке.

– Я уже несколько раз прошу слова, – послышался в зале чей-то голос. – Но меня опережает представитель от партии коммунистов!

– Говорите! Говорите! – разрешает Удальцов. – У нас сейчас демократия, и говорить можно всем и обо всем.

– Спасибо! – Поднявшийся мужчина в военной форме без погон представляется: «Я от партии «Зеленых». И нас волнует положение с погодой. То говорят о каком-то глобальном потеплении, то о похолодании. А сейчас дожди заливают города и поселки. Вы можете как-то объяснить?»

– Конечно, могу, – отвечает Удальцов. – Не надо насильственно вмешиваться в естественное состояние природы. То  атомные взрывы, то эксперименты с космосом. Вот природа и мстит нам за это.

– Все. Все, – прерывая вопросы, произносит Буранов. – На этом официальная часть заканчивается, и мы с Захаром Пантелеевичем приглашаем всех присутствующих в банкетный зал.

Удальцов видит, как сидящие ринулись со своих мест. И впереди бегущих, расталкивая, бежал бывший заведующий отдела пропаганды и агитации обкома КПСС Могилкин. Кто-то из бегущих падает. В зале поднялся такой шум, что Удальцов проснулся.

Вспоминая увиденное во сне, он улыбается. «И все-таки Россия особая страна», – думает он. И не только алкоголь и закуска на халяву играет тут роковую роль. Удальцову не хочется спать. Его будоражит сон, во время которого он чувствовал себя на вершине блаженства. Не то, что в предыдущем сне, когда его преследовали и кусали змеи. В этом сне он чувствовал себя всесильным, готовым сам кусать. От этого ему было легко и радостно. Ему казалось, что этой ночью к нему вернулась жажда жизни, и все проблемы, которые так мучили днем, пропали. Неожиданно он подумал, а надо ли ему это депутатство? Ведь все у него есть. А конец будет обязательно один. Депутатом или не депутатом, все одно сдохнешь. И не только избирателям, которым выдавал обещания, а даже самому себе ничего не будет нужно. Все забудется, останется лишь система с ее пьянством, воровством, обманом. Так надо ли все это ему? Обеспеченному человеку. Однако, подумав так, он стал осуждать себя. Ведь говорил ему губернатор при назначении управляющим банком, что для полного счастья нужны и власть, и собственность. А депутатские полномочия – это не только власть, но и депутатская неприкосновенность. В грешном мире без погрешностей не проживешь. Все может быть.

Время приближалось к завтраку. Захар Пантелеевич сладко потянулся и, встав, пошел в ванную. Побрившись и приняв душ, он надел новый костюм и вышел в гостиную. За столом уже сидели жена и дети.

– Что-то опаздываешь, отец, – упрекнул его Игорь и замолчал, увидев на экране телевизора выступление президента.

По обыкновению президент резко и самокритично объяснял положение в стране, сочувствуя народу и ругая плохих чиновников. Особенно возмущался он ростом цен в ЖКХ, хотя цены на энергоносители взвинчивала центральная власть. Но сидящие в гостиной слушали молча. Этого всегда требовал  Захар Пантелеевич, ожидая что-то новое. Как всегда, это новое  проявилось в сообщение о проворовавшемся чиновнике.

Сидящая за столом Виолетта Петровна незаметно, но с интересом наблюдала за мужем. Она сразу заметила происшедшую в нем перемену. Он вошел в гостиную, как полновластный хозяин, и в его глазах была уверенность.

– Вот дает! – удовлетворенно воскликнул Захар Пантелеевич. Однако вошедшая горничная внесла пельмени из медвежатины и выговорила за то, что разогревает их второй раз.

Закончив завтрак, Удальцов уехал в свой банк. А вскоре подъехали Астафьев и адвокат. Войдя в гостиную, они поздоровались, и Астафьев сразу спросил, где ему найти повара.

– Пойдемте, я покажу вам его, – отозвалась горничная. – Будете  тоже допрашивать?

– Будем.

– Вот его дверь, – показала она.

Астафьев постучал и, не дожидаясь ответа, вошел в маленькую комнату. Повар лежал на диване, но, увидев вошедших, быстро поднялся.

– Решил немного отдохнуть, – словно оправдываясь, проговорил он. – Седьмой десяток. Устаю, а опаздывать с приготовлением пищи нельзя. Захар Пантелеевич во всем порядок требует.

– Работы много? – спросил Астафьев.

– Конечно. Тем более, меня не было здесь восемь дней. Давление подскочило. Вот и увезла «скорая» в больницу.

– Слышали, что произошло в ваше отсутствие?

– Да. Неприятность серьезная.

– И как это могло произойти?

– Я ведь сам по себе. Ни с кем дружбы не поддерживаю. Выкурю сигарету в парке и снова за работу.

– Но с кем-то все-таки разговариваете. И возможно что-то видели или слышали.

– Конечно. Перед больницей оставался здесь на ночь. Когда засыпал, слышал, как с прогулки вернулась Виолетта Петровна. Она всегда перед сном гуляет по парку. Когда дверь в холл стукнула, я выглянул и увидел ее.

– А еще кого-нибудь увидели?

– Нет, больше никто не приходил.

– И не слышали? – на всякий случай спросил Астафьев.

– Слышал. После двенадцати кто-то вошел в гостиную.

– И не поинтересовались, кто это мог?

– Я не охранник. У меня своих забот хватает. Но мне и не надо интересоваться, потому что и так знаю. Горничная, видимо, за коньяком или минералкой приходила для Захара Пантелеевича.

– Уверены?

– Конечно. Как появилась у нас в доме, так и началось. То в своей комнате с ним, то идет что-то принести хозяину. В начале я смотрел, кто ходит. А потом перестал.

– А Виолетте Петровне говорили об этом?

– Нет. Зачем сыпать ей соль на рану? Она, конечно, догадывается. Я даже как-то пытался отчитать Татьяну за это. Но она так отбрила, что я перестал вмешиваться.

– А как сами думаете, кто мог совершить кражу?

– Откуда мне знать? Но думаю, нам прислуге и не надо знать об этом. Если даже кто-то и знает, не откроется вам.

– Даже так?

– А вы как думали? Не все здесь так просто, как кажется. Но я советую вам поговорить с садовником. Мы как-то разговаривали с ним, и мне показалось, что он что-то знает. Может, вам и расскажет то, чего не хотел мне говорить.

– Спасибо. А где его сейчас можно найти?

– В парке. Он без дела не сидит. Постоянно копается со своими растениями и деревьями.

Выйдя из комнаты, Астафьев, заинтересованный советом повара, предложил:

– Пошли к себе. Послушаем запись разговора с садовником. Меня тоже кое-что в его сообщениях насторожило. Но сам повар не при делах. Хотя и наблюдательный.

Войдя в свой кабинет, он включил диктофон, и из динамика послышался голос садовника.

«Это не посторонние. Во-первых, надо точно знать, где находится сейф и как открывается. Нужно иметь ключ, или использовать хозяйский. А возможно, кто совершил кражу, был рядом с хозяином, когда тот открывал сейф. Отвернулся хозяин или вышел, а тот, кто был рядом, и  вытащил дипломат».

Прослушав эту запись, Астафьев выключил диктофон и спросил:

– Тебе не кажется, что слишком уверенно заявляет садовник! Особенно о том, что это не посторонний.

– Кажется. И скорее всего, он мог видеть кого-то. Более того, он правильно говорит, что постороннему нужно знать, где находится сейф и как он открывается. Знать секретный код и иметь ключи. Но вполне возможно и предположение о том, что мог совершить кражу и тот, кто был в это время рядом с нашим банкиром.

– Например?

– Например, отключить его каким-то сильнодействующим лекарством  и забрать дипломат. А потом привести Удальцова в первоначальное состояние, чтобы тот закрыл сейф.

– Это что-то уже новое, – задумчиво произнес Астафьев. – А лекарства Удальцов принимает?

– Да, и постоянно. Поэтому можно подменить их.

– Тогда надежнее его отравить, чтобы никто никакого шума не поднимал по поводу дипломата. Мало ли что у него в сейфе лежало? Нет, насчет подмены лекарства предположение твое не верно, – возразил  Астафьев. – Как тогда выбрали папку, в которой завещание?

– Очень просто, – не соглашался адвокат. – Взяли первую попавшуюся для переключения внимания на кого-то из живущих здесь. Мы ведь тоже клюнули.

– Молодец, Николай Николаевич. Вот этим и займись с криминальными авторитетами. Возможно, что-то узнаешь от них. А сейчас давай еще раз побеседуем с садовником. пошли к нему.

Однако в парке садовника не оказалось. Астафьев еще не знал, что это значит, но своим отточенным за долгие годы чутьем почувствовал, что-то неладное.

– Может, он в доме? – предположил Силантьев.

– Может. Но сначала надо спросить на проходной.

Подойдя к будке, Астафьев вызвал сидящего там охранника:

– Смена уже была?

– Нет. Скоро подъедут, – ответил тот.

– Так значит, эти сутки ты дежурил?

– Да. А что вас интересует?

– Садовника не видел?

– Так он вчера вечером уехал домой.

– Во сколько?

– А как вы уехали, так через полчаса и он подошел ко мне. Сказал, что дома жена больная, и не отвечает на телефон. Беспокоился. Хотел проведать ее.

– И что? – продолжал спрашивать Астафьев.

– Я сказал, что никому не разрешено покидать дом. Тогда он попросил меня позвонить Буранову. Я позвонил, но Степан Иванович не разрешил. После этого Дмитрий Петрович сам позвонил по сотовому хозяину, и тот приказал мне выпустить садовника. Вот и все.

Выслушав охранника, Астафьев сразу же позвонил дежурному по областному управлению полиции.

– Это Астафьев беспокоит, – произнес он торопливо. – Как ночь прошла?

– Как обычно. Несколько трупов. Серьезное дорожно-транспортное с тремя погибшими.

– Подожди. Насчет трупов что? – перебил Астафьев.

– Во дворце культуры «Металлист» на дискотеке парня зарезали. Одного деда в подъезде дома мертвым соседи обнаружили. Дмитрий Петрович Костылев. Похоже на ограбление. Ни кошелька, ни сотового, ни часов. Там сейчас группа работает.

– Адрес, – перебил Астафьев.

Получив адрес, он позвонил Удальцову.

– Захар Пантелеевич, это Астафьев беспокоит. Вы вчера вечером давали разрешение садовнику съездить домой?

– Да. У него жена болеет. И он очень просил. Что-нибудь случилось?

– Потом. Потом, – ответил Астафьев и, отключившись, коротко бросил: «Поехали, Николай Николаевич. Кажется, началось то, что мы предполагали».

Он еще не знал подробностей происшедшего, но сразу почувствовал возможную связь убийства с кражей.

Действительно, вечером получив разрешение, садовник вышел из парка и вскоре попутной машиной добрался до ближайшей автобусной остановки. Перед темным подъездом дома, в котором он жил, не было ни души. Открыв дверь в подъезд, садовник сразу почувствовал ударившую в лицо струю газа. Сначала он опешил, не понимая, что происходит, но затем, теряя сознание, медленно осел на холодный пол. Еще он успел увидеть рядом человека в черной маске, который злобно прошипел:

– Честным быть захотел? Не понимаешь, на кого руку собрался поднять?

Теряя сознание, садовник уже ничего не слышал и не почувствовал, как этот человек расстегнул его куртку и ловким движением воткнул в тело острый, как шило, металлический предмет.

Только утром выходивший на работу сосед обнаружил труп садовника. Он-то и сообщил об этом полиции.
Подъехав на место происшествия, Астафьев увидел знакомого следователя, поздоровался и спросил:

– Примерно когда?

– Вчера вечером. Но более точно узнаем после вскрытия, – ответил тот. – Использовалась металлическая заточка. В области сердца на теле маленькая дырочка. С одного удара. Видимо, профессионал.

– Что еще?

– Убитому около семидесяти лет, но физически крепкий.

– Отпечатки сняли?

– Да. И следы ног. Убили возле двери, видимо, тотчас, как вошел в подъезд. А потом оттащили под лестницу, чтобы не сразу обнаружили.

– Что-то при нем обнаружили? – продолжал задавать вопросы Астафьев.

– Вот смотрите. Носовой платок. Какие-то таблетки. Расческа. Но кошелька в кармане не было. Сняты с руки часы. Мобильный телефон тоже отсутствует. На одной связке три ключа. Два от квартиры, и один  от почтового ящика. Отдельно в кармане, где была связка ключей, лежал и вот этот ключ. Видимо, от какого-то хитрого замка.

Посмотрев на ключ, Астафьев заметил:

– А вот это уже интересно. Вы аккуратнее с ним. Возможно, отпечатки чьи-то остались.  С женой  беседовали?

– Да. Как приехал сюда, соседи сказали, в какой квартире он жил. Ну, и одна из бабушек сходила за ней. А та, как увидела, так сразу и грохнулась рядом с мужем. Пришлось «скорую» вызывать. Сейчас она у себя в квартире. Вопросов я ей пока не задавал.

– Тогда пошли, побеседуем, – предложил Астафьев.

Поднявшись на третий этаж, Астафьев позвонил. Щелкнул замок, и на пороге появилась молодая женщина. Она настороженно посмотрела на Астафьева, затем на следователя. После чего печально спросила:

– Вы к бабушке?

– Да, – ответил следователь. – Нам надо задать ей несколько вопросов.

– Входите. Она лежит в зале, – увидев взгляд Астафьева, пояснила женщина. – Я внучка ее. Соседи позвонили, вот и приехала.

– Как сейчас бабушка себя чувствует? – спросил следователь.

– Плачет. Она уже около месяца болеет. С сердцем у нее проблемы. А вы по поводу убийства дедушки?

– Да. Нам необходимо задать ей несколько вопросов.

– Как это ужасно! – прижав руки к голове, произнесла женщина. – Он ведь так хотел понянчиться с правнуком. А сейчас не знаю, выдержит ли это бабушка. Да вы проходите.

В зале на диване лежала жена Костылева. Лицо ее было бледным, и дышала она так медленно, что казалось, будто и ее покинула жизнь.

Приставив стулья ближе к дивану, вошедшие сели и когда та открыла глаза, Астафьев взяв ее руку в свою, представился:

– Это следователь из областного управления полиции майор Огнев Александр Иванович, а я подполковник полиции Астафьев Владимир Игоревич. Мы занимаемся расследованием убийства вашего  мужа. Вы можете ответить на несколько вопросов?

– Спрашивайте, – прошептала Костылева.

– Вы звонили вчера мужу?

– Нет.

– А он вам?

– Я была у соседки. Возможно, и звонил, чтобы узнать о моем здоровье. Он расстраивался, что не может быть рядом со мной. Все работал, работал, чтобы к пенсии прибавку иметь.

– Муж говорил, почему не может приезжать домой? – уточнил Астафьев.

– Сказал, что какая-то неприятность у хозяина случилась, и тот якобы не разрешал никому из его дома отлучаться.

– А почему, муж не говорил?

– Нет. Он вообще о работе никогда ничего не говорил. Но последние годы был чем-то недоволен. Если спрошу его о работе, так всегда со злостью говорил одно и то же. Все, мол, там жулики.

– А конкретнее? – продолжал Астафьев.

– Больше я ничего не знаю, – сквозь слезы печально произнесла вдова.

– Но хоть что-то о своей работе он вам рассказывал?

– Очень мало. Только обо мне заботился.

– А друзья у него были? Может кто-нибудь в гости приходил?

– Нет. Не любил он никого, кроме меня. В гости ни к кому не ходил, и сам никого не приглашал.

– А по телефону ему кто-то звонил? – задал вопрос молчавший до этого следователь.

– Очень редко. Но однажды с кем-то долго разговаривал. Объяснял, что не может чего-то сделать. А затем когда закончил разговор, аж в лице переменился. Заматерился и со злостью сказал: «Тебя, гада, повесить мало! Придет время, ответишь за все!»

– А когда это было? – уточнил Астафьев.

– В прошлом году. Я попыталась у него узнать, кто это так допек его. Но Дмитрий посоветовал забыть тот телефонный разговор. А больше я уже и не спрашивала.

– А что еще  интересного в жизни с мужем было? – продолжал Астафьев.

– Иногда он приносил дорогие продукты и вино. Вот тогда после выпивки хвалился, что получает деньги и помимо работы садовником. Но как только я спрашивала об этом подробнее, он всегда переводил свои слова в шутку.

– Похоже, мы вас сильно расстроили своими вопросами, – сочувственно заметил Астафьев, поднимаясь. – Но, если что-то вспомните, обязательно сообщите нам.

– А вы не припомните дни, когда муж приносил дорогие продукты и вино? – спросил следователь.

– Нет.

– Возможно, по праздникам или перед праздниками?

– В обычные дни. Правда, после этого был всегда грустным и неразговорчивым.

Увидев, что поднялся и следователь, вдова не выдержав, спросила:

– А когда я похоронить смогу мужа? Надо же все по-человечески сделать. Родственников вызвать. Внучке отпроситься с работы в эти дни.

– Думаю, через пару дней мы закончим необходимую работу, – пообещал следователь. – Я имею в виду вскрытие, которое обязательно делается. Я сообщу вам. Главное, берегите себя.

Выйдя из квартиры, следователь Огнев спросил:

– А у вас, Владимир Игоревич, какие-то свои интересы по этому делу?

Стараясь не вдаваться в детали, Астафьев рассказал о краже в доме хозяина, у которого работал убитый, и возможном участии в этом деле людей заинтересованных.

– За этим убийством, Александр Иванович, возможно таится для нас кое-что и другое. Но это между нами. Вас это не должно отвлекать от расследования убийства. Если что-то у меня появится по вашему делу, я обязательно сообщу. Ну, а если у вас, то прошу такой же взаимности. Видимо, нервы у кого-то сдают.

– Договорились. А круг подозреваемых в краже выявлен?

– Да. Скрывать не буду. Но он слишком велик. Все, живущие в доме. Все, работающие в банке «Наш город» и все знакомые этих людей. Возможно, наш генерал посоветует что-то вам. Он ведь в хороших отношениях с управляющим этим банком. Так что, коллега, будьте повнимательнее.

– Спасибо. Учту.

 

Новые предположения

В доме банкира, Астафьев, не заходя в кабинет, предложил Силантьеву прогуляться по парку. Выбрав отдаленное место, они приступили к обсуждению случившегося. Первым заговорил адвокат.
– Найденный в кармане убитого ключ может на многое открыть глаза, – категорично заявил он.
– Может. Только не понятно, если садовник им пользовался, тогда зачем носил с собой? Он же не глупый.
– Возможно, нашел в саду. Кто-нибудь специально подбросил, а он подобрал и никому об этом не сказал. Потому что не успел. А возможно, после убийства подложили.
– Объяснить всегда можно все и по-разному, – возразил Астафьев. – Но с обнаружением этого ключа вопросов возникает еще больше. Не нравится мне в этом доме то, что все врут. Почему, например, тот же садовник не сообщил нам о ключе. Чего-то боялся? Значит, у него были какие-то доказательства или хотя бы догадки?
– Но нам кое-что и кроме догадок известно. Поэтому давай еще раз проанализируем то, что известно.
– Давай, – согласился Астафьев. – Нам известно, что Удальцов хранил в сейфе доллары. Но нам неизвестна точная сумма.
– Почему неизвестна? – возразил Силантьев. – Восемьсот тысяч долларов.
– Я не уверен, и говорить так категорично не стал бы. Точную  сумму нам, кроме Удальцова, никто не может подтвердить. А может быть, их было меньше или больше. Единственное, чему я могу поверить, так тому, что совершена кража. Зачем  Удальцову такой огород городить? Подключать нашего генерала, афишировать  об этой краже, держать на осадном положении близких ему людей. Кроме того, пропавшее завещание, которое подчеркивает его близкие отношения с горничной. Не такой уж он конченый пакостник, чтобы и перед женой, и перед сыновьями афишировать это. Кража действительно произошла. Вопрос о точном времени кражи нами не отработан. А это важно бы узнать. Мы пользуемся только информацией Удальцова. Тогда-то он видел дипломат, а через сутки его не оказалось в сейфе. Что говорит, то мы и принимаем за истину.
– Но эксперт нам подтвердил наличие воска в замке? А следовательно, и вскрытие его изготовленным по слепку ключом, – возразил снова Силантьев. – Надо поручить, чтобы экспертиза дала заключение подробное по поводу обнаруженного у садовника ключа. Подходит он к сейфу или нет.
– Будет и заключение. Но для раскрытия этой кражи оно мало что даст.
– Не согласен. Кое-что даст, – снова возразил Силантьев. – Ключ поможет установить, с кем садовник поддерживал дружбу. Ведь кто-то знал его адрес, знал и когда он появится в подъезде своего дома. А потом сотовый, кошелек с деньгами и часы тоже могут со временем заговорить.
– Это уже кое-что. Ты загрузи своих криминальных. Пусть эту линию пощупают, – согласился Астафьев. – Кое-кому он симпатизировал здесь.
– Виолетту Петровну имеешь в виду и повара?
– Их, их. Но они к совершенным преступлениям, по моему мнению, не имеют никакого отношения.
– Почему?
– Виолетта Петровна могла нам сказать, что в ту ночь у нее был муж. Но она заявила, что мужа у нее не было. То есть она бы имела алиби, но отказалась. И теперь в таком положении, что ее алиби никто не может подтвердить. При этом она не скрывает своего отношения к мужу и этим как бы дает возможность подозревать ее. Ну а повар по всем нашим материалам вообще далек и от сейфа, и от кражи. Остаются два человека: горничная и старший сын банкира. Хотя у нас  мало доказательств, но я предполагаю, что кто-то из них или оба вместе участвовали в похищении.
– Кстати, и игровые автоматы нельзя снимать со счета. А мы пока «Джек Котом» вплотную не занимаемся.
– Это тоже наводит на мысли. Да и с охранниками пока не работали. А ведь кто-то сообщил убийце о выезде садовника домой. Не мог же убийца каждый день караулить его.
– Не мог, – согласился Силантьев. – Но, если это так, то значит, кражу совершил не один человек. А между тем прошло уже несколько дней, но преступники себя пока ничем не выдали.
– А я считаю иначе, – возразил Астафьев. – Выдали! Еще как! Сейчас у меня уже более твердое убеждение в том, что совершили кражу близкие к Удальцову люди. Но ты прав, одному невозможно было решить столько задач, из которых одна решается внутри дома, а вторая с подделкой ключа за пределами. Тем более в Москве.
– Садовника я бы тоже причислил к подозреваемым.
– Почему?
– Во время разговора он несколько раз чувствовал себя растерянным. Особенно когда спросили его, не заметил ли он кого-нибудь постороннего в парке или в окнах дома.
– Про садовника скоро узнаем, – согласился Астафьев. – Но думаю, кто-то и его пытается ловко подставить нам. Меня все больше беспокоит  начальник службы безопасности. Хотя и ведет себя так, как не должен себя вести похититель.
– А возможно, специально так и ведет, чтобы отвести наши подозрения. Интересно бы узнать, знает ли управляющий банком об отношениях его с бывшей женой?
– А что это даст?
– Может, разговорится откровеннее.
– Вряд ли. Если они повязаны чем-то, то бывшая жена это мелочи. Видимо, их связывает что-то большее, чем деньги.
Обсуждая новые предположения, они медленно шли в противоположную от дома сторону. Обойдя очередную группу кустарников, они оказались на открытой поляне, которая была идеально подстриженным газоном. Навстречу им шел начальник службы безопасности Буранов.
– Кого я вижу! – воскликнул он, подходя. – Следы преступника ищете?
– Добрый день, Степан Иванович, – вместо ответа сухо поздоровался Силантьев.
Однако Буранова это не смутило.
– Я слышал, работы вам прибавилось? – продолжал он.
– Без работы, к сожалению, мы не сидим, – включился и Астафьев. – Каждый день что-то подбрасывают.
– Слышал. Слышал. Очередное происшествие. Не послушался меня, вот и нарвался на каких-то отморозков.
– Вы о чем? – перебил Силантьев.
– О садовнике нашем. Говорят, убили его вчера и ограбили.
– А подробнее можно? – спросил Астафьев.
– Так вы что, ничего не знаете? Вечером вчера у меня охранник спрашивал разрешения отпустить домой садовника. Но я не разрешил, а Захар Пантелеевич отпустил его, потому что у садовника жена болела. Пожалел. Вот и обернулась жалость убийством. Если бы был здесь, такого бы не случилось. Хороший был человек. Теперь у Захара Пантелеевича прибавятся заботы по отысканию такого же садовника, каким был Дмитрий Петрович. А разве сейчас легко найти преданного человека?
Говоря это, он с интересом посматривал на Астафьева, который мрачно проговорил:
– А вы для чего у него? Вот и помогайте отыскать хорошего человека. У вас какие-то вопросы к нам?
– Нет. Нет, – поспешно ответил тот. – Но, если потребуется что-то узнать о Дмитрии Петровиче, я всегда готов.
– Хорошо. Мы будем иметь это в виду, – сказал Астафьев. – Я сейчас поеду в управление. Предупредите Захара Пантелеевича о том, что он нам потребуется после обеда.
– Тогда я тоже отлучусь на некоторое время, – сказал и Силантьев.
В этот день у Удальцова оказалось слишком много проблем. Услышав вопрос от Астафьева о садовнике, он сразу сообщил об этом начальнику службы безопасности Буранову, и тот через несколько минут доложил ему об убийстве. Это сообщение взволновало Удальцова. В волнении он стоял у окна, но тут в кабинет вошла секретарь и доложила, что пришел его брат и хочет встретиться.
Захар Пантелеевич редко встречался со своим братом, потому что встречи всегда заканчивались спорами, переходящими во взаимные оскорбления. Сейчас, после кражи и после убийства садовника, предстоящая встреча казалась особенно тяжелой.
Они коротко обнялись. Выглядел брат болезненно. Он еще больше похудел, и это вызывало у Захара Пантелеевича жалость. Особенно когда тот смиренно и тоскливо улыбнулся.
– Ну, проходи, проходи, – предложил Захар Пантелеевич. – Давненько не виделись. Все дела, дела.
Войдя, они сели в кресла около журнального столика, и сразу вошла секретарь. Она молча смотрела на шефа.
– Как всегда, – распорядился Удальцов.
Вскоре та расставила на столе вазочки с печеньем и конфетами и чашки с кофе.
– Коньяк не предлагаю, так как ты всегда отказываешься, а кофе можно, – прерывая затянувшееся молчание, произнес он. – У тебя какие-то проблемы?
– Да. Приехал к тебе за помощью, – ответил брат слабым голосом, не спуская глаз с лица Захара Пантелеевича. – Извини, что давно не встречался. Все нездоровилось. Но теперь я поправился.
– Заметно, – ответил Захар Пантелеевич, хотя почувствовал, что это не так. – И какая помощь нужна?
– Внук просит машину купить. Права на вождение получил, а у меня ведь нет никаких сбережений.
Захар Пантелеевич, услышав эту просьбу, растерялся. Он не мог придумать, как отказать. Если сказать, что все сбережения выкрали в доме, то брат  не поверит. Поэтому он стал расспрашивать о здоровье жены и внуков. И тот подробно отвечал на все вопросы.
Эти два человека были самые родные в этом мире и понимали друг друга по малейшему движению, по тону голоса, по взгляду. Для них все это говорило больше, чем слова.
Чем больше затягивался разговор, тем тяжелее было Захару Пантелеевичу отказать в просьбе. Он чувствовал, что если бы не притворялся, а говорил откровенно и честно, возможно бы, они лучше понимали друг друга.
Ответив на вопросы, которые задавал Удальцов, брат, иронично улыбаясь, напомнил о соей просьбе. Отвернувшись, тот со злостью проговорил:
– Ты думаешь у меня тут станки печатают деньги. Даже брат не понимает, как они достаются.
– Зачем ты мне это говоришь? Если не можешь помочь, то так и скажи.
Однако в ответ на эти слова Удальцов отреагировал еще болезненнее. Он так разгорячился, что упрекнул брата в том, что когда тяжело, брат еще больше прибавляет переживаний.
– Ну, извини тогда, – поднимаясь, заявил тот. – Как был чванливым хвастуном, так и остался.
– И прекрасно, и не спрашивай, почему я не могу сейчас помочь! Потом, когда узнаешь, будешь стыдиться!
– Я и сейчас стыжусь. И очень жалею, что приехал!
Несколько минут они молча смотрели в глаза друг другу. Наконец, брат, как-то странно взглянув, произнес:
– И все-таки ты не прав, Захар. Мне очень жаль тебя. Потом ты это обязательно поймешь, – голос его дрогнул. Он повернулся и направился к выходу. Возле двери однако остановился и повернув голову, тихо произнес: «Прощай»
Оставшись в кабинете один, Захар Пантелеевич понял, что под этим словом подразумевалось. Однако гордость или еще что-то не позволили ему проводить брата, как-то успокоить или хотя бы что-то пообещать.
Через некоторое время в кабинет вошел начальник службы безопасности банка.
– Что-то темнит главный сыщик. Когда спросил о том, знает ли он об убийстве садовника, так даже разговаривать не захотел.
– А о чем он должен разговаривать с тобой? Ведь ты тоже на подозрении у них. Кстати, что-то известно по поводу убийства?
– Нет. Следователь молчит, и у меня подходов к нему нет. Но один из оперов сказал, что в кармане убитого обнаружен ключ от какого-то сейфа.
– Так это очень важно. Возможно, наш Дмитрий Петрович и помогал кому-то. Ты сам-то что об этом думаешь?
– Все может быть. Чужая душа потемки, а у покойника тем более. Я, конечно, постараюсь узнать подробнее, но потребуются деньги.
– А я мало плачу?
– Нет. Нет. Я это на всякий случай. Возможно, новый информатор появится.
– Появится, тогда и говорить будем. А сейчас займись помощью вдове. Чтобы там ни говорили, а я не верю, что Дмитрий Петрович совершил кражу. Что еще?
– Астафьев просил, чтобы после обеда были в загородном доме. Разговор у него с вами какой-то будет.
– Господи, как мне уже все это надоело. А тут еще убийство садовника прибавило тревог. Силантьев где сейчас?
– Сказал, что тоже куда-то отлучится. Они же не докладывают мне, хотя я бы тоже мог помочь кое в чем.
– Хорошо. Свободны, Степан Иванович.
Дождавшись, когда тот выйдет, Захар Пантелеевич набрал номер телефона адвоката и, когда тот ответил, попросил:
– Николай Николаевич, мне хотелось бы посоветоваться с вами. Не могли бы вы подъехать?
– Сейчас я занят, но через час могу.
Ровно через час адвокат Силантьев вошел в кабинет управляющего банком.
– И что волнует управляющего на этот раз? – спросил он улыбаясь.
Однако Удальцов не поддержал настроения адвоката.
– Перестройка. Гласность. Демократия, – сказал он после затянувшейся паузы и задумчиво продолжил: «Думал ли я, что окажусь в такой ситуации? То кража, то убийство человека, которого уважал. Думал, что управляющий банком – царь и бог в рыночном государстве. Фактически, кто я? Простой низовой исполнитель, камешек в основании пирамиды, который исполняет то, что ему говорят. Конечно, с себя я тоже вины не снимаю, но ни одно мероприятие без указания сверху не проводил. Все вплоть до мелочей приходится согласовывать, делать по указанию. И процентные ставки под кредиты, и помощь всякая – то правящей партии, то каким-то нужным людям. Когда начал работать в обкоме партии, думал, что, наконец-то, самостоятельность приобрел. Мне даже казалось, что там особые люди, наделенные особым призванием и правами. А оказалось, что и там каждый винтик  в государственной машине. Должен кому-то угождать. Не вносить своих предложений, а выполнять то, что ему предлагается. Вот я и думаю, Николай Николаевич, для кого и для чего сделана эта перестройка. Кто-то жирует, а кто-то, как на вулкане сидит. Сегодня брат приезжал, просил помочь машину купить, а я, банкир, отказал. Потому что, видите ли, меня обворовали. Но я не за тем, чтобы поплакаться, пригласил вас. Меня очень насторожило убийство садовника. А что вы по этому поводу думаете?»
– Так же, как и вы, Захар Пантелеевич, мы со своим другом считаем, что кто-то в вашем окружении пытается кражу свалить на садовника. Грубо сработано. Особенно с ключом от сейфа. Но мы занимаемся, и вам не надо волноваться. Думаю, скоро все станет на свои места. С вами мы будем беседовать после обеда и рассчитываем на вашу откровенность. Постарайтесь вспомнить подробнее о живущих  и работающих в вашем доме. Любая мелочь, на которую вы раньше не обращали внимания, может оказаться решающей.
– А убийством Дмитрия Петровича вы будете заниматься?
– Нет. Следователь уже возбудил уголовное дело. Но мы будем в курсе этого расследования, так как считаем, что кража и убийство – дело одних и тех же людей.
– Господи, мне так тяжело, и не с кем даже поговорить по душам! – воскликнул Удальцов.
– Все образуется, Захар Пантелеевич. А пока загружайте работой своих помощников. Особенно начальника службы безопасности. Он у вас не загружен. Поэтому и с кражей получилось по его недосмотру.
– Это вы правильно говорите. Мне некогда разбираться с его работой, а его, видимо, устраивает это. Вот и вешает лапшу на уши. То, видите ли, ему с Игорем нужна дружба, то к бывшей моей жене стал наведываться. А мне все некогда спросить его даже об этом.
– И не надо, Захар Пантелеевич. Когда закончим, я с вами подробно поговорю обо всем и обо всех. Сейчас не надо никого настораживать. А охранников он сам подбирал? – не выдержав, спросил Силантьев.
– Сам. Говорил по поводу каждого, что лично знает принимаемого и гарантирует хорошую работу. Все они сельские, и насчет дисциплины у меня к ним замечаний не было. При встрече здороваются и улыбаются. Но что у них на самом деле, я не знаю. Иногда просил премии для кого-то из них, и я выдавал деньги.
– А вспомнить можете, для кого и когда выдавали премии?
– Нет. Это надо спросить у Степана Ивановича.
– Спрашивать не надо. Да и передавать содержание нашего разговора тоже не желательно.
– Хорошо. А как относится Астафьев к тому, чтобы посидеть где-то в неформальной обстановке? Я бы мог организовать в хорошем ресторане, – и, словно оправдываясь, добавил: «Одиночество замучило, а поговорить по душам  не с кем».
– Этого тоже не надо делать. Вот закончим, тогда и устроим посиделки.
На этом встреча закончилась, и Силантьев поехал по своим делам. Тем более, времени до очередной встречи Астафьева с Удальцовым оставалось мало.
После обеда, встретившись с Астафьевым, он рассказал о разговоре с управляющим. На что тот произнес:
– Возможно, убийство садовника подтолкнет его к откровениям.
Однако при встрече эти надежды не оправдались. Услышав просьбу Удальцова рассказать о подробностях, Астафьев кратко изложил то, что ему стало известно, и задал тоже вопрос:
– Я понял, что садовник вас очень устраивал?
– Конечно. Дмитрий Петрович из категории людей, которые не любят много говорить, зато много и хорошо работают.
– У вас с ним были хорошие отношения?
– Да. Но у меня и с другими отношения неплохие. И это естественно. Я же бизнесмен. А в бизнесе, прежде всего надо уметь налаживать отношения с людьми. Теперь и не знаю, смогу ли такого, как Дмитрий Петрович, подобрать. Важно ведь не только иметь рядом с собой хорошего специалиста, но и человека, который бы был тебе предан.
– Вы простите мою настойчивость, но я всегда хочу понять психологию как преступника, так и его жертвы. Что-то странного в поведении убитого вы замечали?
– Он был не из разговорчивых. Возился в парке с утра до вечера и ни чем себя не проявлял. Только работал.
– А с кем дружил?
– Буранов докладывал мне, что иногда с поваром о чем-то разговаривал, а иногда с женой.
– С Виолеттой Петровной?
– Да.
– А о чем был разговор, он, конечно, не слышал?
– Нет. Но мне жена рассказывала, какие тот советы ей выдавал по благоустройству парка. Особенно по розарию. Расстроилась она сильно.
– С кем-нибудь из посторонних он встречался в парке? – продолжал Астафьев.
– Нет. Мне бы начальник службы безопасности сразу доложил. За этим он следил строго.
– А с вашим начальником службы безопасности какие у него были отношения?
– Как со всеми, обычные. Правда, однажды Буранов вносил предложение о поощрении его деньгами.
– За что?
– Говорил, что жена у него болеет, и нужны деньги на лекарства.
– Ну и какое решение вы приняли?
– Выделил пять или десять тысяч.
– Когда это было?
– С полгода назад. Правда, после выдачи ему денег Дмитрий Петрович стал избегать встреч со мной. Я еще тогда подумал, почему он, как только увидит, что я приехал, так сразу же идет в противоположную сторону парка. А потом перестал внимание обращать. Человек пожилой, что с него взять?
– Хорошо. Мы к нему еще вернемся, а сейчас я хотел бы поговорить с вами о Виолетте Петровне.
– Но мы уже говорили о ней.
– Да, я помню. Хотелось бы еще кое-что уточнить, – настаивал Астафьев. – Кстати, с кем-то другим поддерживает она хорошие отношения?
– Она слишком горда для этого, – не раздумывая, заявил Удальцов.
– Но, тем не менее, вы ведь полюбили ее.
– Полюбил. Особенно до свадьбы. А вот после и начались скандалы, которые испоганили эту любовь. Женщина, которая руководствуется рассудком, а не сердцем, настоящая зараза.
– Я где-то читал, что женатый человек – это раб своей рабыни. Он принадлежит своей жене, которая, в свою очередь, принадлежит своему хвастовству, тщеславию и гордыни. Но мы отвлекаемся. Ответьте еще на один вопрос. Почему вы после хищения подумали, что совершила его ваша жена?
– Не знаю. Злой был на нее. Да и Татьяна напела, что если пропало на нее завещание, то это дело рук Виолетты.
– А почему она решила свалить кражу на Виолетту?
– Объяснила тем, что если бы кто-то другой, то пропали бы оба завещания.
– А сейчас вы так же считаете?
– Откровенно говоря, нет. Столько за эти дни передумал, но к чему-то определенному так и не пришел. А тут еще убийство садовника и обнаруженный у него в кармане ключ от сейфа. Я перед приездом домой заезжал к следователю, и он показывал мне ключ. Точная копия настоящего.
– О чем-то беседовали с ним?
– Нет. Сказал, что обыск провели в квартире убитого, но улик по убийству никаких не обнаружили. Вот я и думаю, а не подстава ли садовника с ключом? Ведь если он нашел где-то этот ключ, то почему никому не сказал об этом. Но, если и нашел, значит недавно. Поэтому и в кармане. А недавно это после кражи. Что-то все-таки не так.
– Рассуждаете, Захар Пантелеевич, логично. Нам тоже убийство садовника и ключ от сейфа в его кармане покоя не дает. Уж очень все ловко получается. Но дипломат с деньгами мы вам вернем.
– Я бы этого очень хотел. В таком положении, как сейчас, никогда не был. Даже брату сегодня не мог помочь и не объяснил причину.
– Кстати, ваш брат приезжает сюда?
– Нет. За все годы пару раз приезжал, чтобы поспорить со мной. Не любит он тех, кто живет лучше его. Завидует.
– Сыновья как учатся?
– Нормально.
– Игорь с кем дружит?
– Не знаю. Мне некогда узнавать это.
Отвечая так, Захар Пантелеевич не хитрил. Он действительно хотя и жил со своими детьми в одном доме, их жизнью не интересовался. Встречались они только в гостиной во время приема пищи, и это было мучительно, особенно для младшего сына. Игорь же как бы привык к такому отношению отца. Он знал, что кроме женщин и работы, отца ничто другое не интересует. В том числе и сыновья. Иногда он винил в этом и Виолетту Петровну, которая, как считал, стала для отца ближе своих детей. Но когда увидел, как отец изменяет ей с горничной, стал жалеть ее. Он был не глупым молодым человеком. Однако самоуверенность была у него на первом месте. Как и отец, он презрительно относился к людям, которые были менее, чем он, обеспечены и занимали рядовые должности. Как и отец, он считал большим достоинством всегда быть при деньгах. Возможно, это желание и привело его в игровые автоматы, при помощи которых он рассчитывал разбогатеть.  Многие и другие черты  отца, как в зеркале, отражались в нем. Это, возможно, и отталкивало обоих друг от друга.
– Но вы же отец, – упрекнул Астафьев.
– Упрек ваш справедлив. Но из-за перегрузки на работе, видимо, и получилось так, что они оказались сами по себе. Тем более, причин моего развода с первой женой Игорь так и не понял. Поэтому и Виолетту Петровну не признал.
– А деньги часто просит?
– Часто и помногу. Правда, я понимаю его. Возможности сейчас для молодежи не такие, как были у нас, и за все это надо платить. Так что пока есть возможность, пусть пользуется. Женится, тогда жена быстрее меня поставит его на место.
Владимир Игоревич улыбнулся, и это заметил Удальцов.
– Я понимаю вас. Но в моем положении воспитывать взрослого сына не так-то просто. Он же знает о моих отношениях с Татьяной.
– Да. Это скрыть от детей невозможно. Но я спрашиваю не ради любопытства, а для того, чтобы узнать характер Игоря, его привычки, его увлечения, – как бы оправдываясь, пояснил Астафьев. – Мы же занимаемся кражей, которую совершил кто-то из живущих в доме.
– А вот этого я категорически не допускаю. Игорь – честный  парень, и на такое не способен. Он может нагрубить, обидеть, но чтобы совершить кражу? Нет. Нет. Все, что угодно другое, только не это.
– А с садовником у него какие были отношения?
– Никаких. Игорь не любит пожилых людей.
– Хорошо. На сегодня у меня больше вопросов нет. А вот с Татьяной мне надо поговорить.
– Тогда я на работу. Через час совещание провожу. Но к ужину приеду без опозданий. Если можно, прошу и вас с Николаем Николаевичем принять участие.
– Договорились. Приглашение принимается, – отреагировал первым адвокат.
Дождавшись, когда Удальцов выйдет, Астафьев достал диктофон и, выключив запись разговора с ним, предложил:
– Послушаем запись разговора с горничной, а потом вызовем ее.
Вскоре послышался ее голос. В ответах не было волнения или неуверенности. И когда диктофон умолк, Силантьев заметил:
– Словно вызубрила свои ответы перед разговором с нами.
– Возможно и это. Главное, мы прослушали, чтобы не повторяться с вопросами. Так что приводи ее сюда, Николай Николаевич. Тебе она больше доверяет.
Вскоре в кабинет вошла горничная.
– Здравствуйте, – с порога заговорила она. – Опять, значит, я потребовалась? Николай Николаевич оторвал меня от подготовки к ужину.
– Мы долго не будем задерживать. Да вы садитесь, садитесь! Дел, значит, много, Татьяна Михайловна?
– А то. С утра как белка в колесе, кручусь.
– И в парк даже не выходите?
– Почему же? Как свободная минута, так и выхожу подышать свежим воздухом. У плиты-то другие запахи.
– Это верно. И поговорить можно в парке с садовником.
– Конечно. Сейчас без садовника погибнет вся его красота. Жаль Петровича. Душевный был человек.
– И чем же он вас так покорил? – улыбнулся адвокат.
– Рассказывал очень интересно о розах. А недавно даже букет нарезал и подарил мне.
– А кроме роз, он о чем с вами говорил? – спросил Астафьев.
– О больной своей жене. Очень расстраивался, когда говорил о ней.
– Кто с ним еще дружил?
– О какой дружбе вы говорите? – Татьяна поджала губы. – Если человек разговаривает с кем-то просто так, от души, то это ни о чем еще не говорит. Дружба – это совсем другое. Петрович вообще ни с кем здесь не поддерживал никаких отношений. Правда, иногда с поваром разговаривал. Нельзя же с утра до вечера только одной работой заниматься.
– Конечно, нельзя.
– И давно эти беседы у вас начались? – снова подключился адвокат.
– Сразу, как я начала у Захара Пантелеевича работать, так и начались.
– А как он к Виолетте Петровне относился? – продолжал Астафьев.
– Жалел ее почему-то. Однажды даже пытался меня упрекнуть. А чего меня упрекать, если она мужу не может дать того, что ему требуется. Захар Пантелеевич жаловался, думал, она страстная будет, а оказалась холодная. Не удовлетворяла она его.
– Это сам Захар Пантелеевич говорил вам? – перебил адвокат.
– Ну да.  Но это секрет, – спохватилась горничная.
– Да, секреты хранить вы не умеете. Так что теперь рассказывайте все остальное.
– А что остальное?
– Ну, например, что садовник и повар говорили о краже.
– Это больная тема для всех. Потому что Петрович сказал, что если не найдутся украденные доллары, то могут всех и уволить. Я передала этот разговор нашему повару, и он тоже подтвердил это.
– Вот видите, Татьяна Михайловна, и вспомнили то, о чем в первую нашу беседу не сказали, – упрекнул адвокат.
– Так это, по-моему, к делу не относится.
– Как знать. Как знать, – загадочно произнес Астафьев. – А по поводу Игоря что скажете?
– Парень настырный. Даже меня несколько раз пытался облапать. Но я быстро остудила его. Сказала, что отцу пожалуюсь. После этого перестал. Вечерами стал пропадать где-то.  Но к двенадцати возвращался домой. И чаще всего злой, как собака. Но с главным охранником у него хорошие отношения. Иногда подолгу о чем-то шепчутся.
– Вот видите, сколько вспомнили. Так что, если что-то вспомните еще, то сразу скажите. Это поможет вам остаться в этом доме, – подвел итог Астафьев.
– Почему?
– Захар Пантелеевич любит преданных ему людей. Поэтому и вас, видимо, ценит. Если то, что вспомните, поможет нам, то и вам зачтется. Вы же видите, что ему не на кого положиться в этом доме. Да и на работе, по-видимому, так же, – ответил он, поднимаясь.
Говоря так о состоянии управляющего банком, Астафьев не ошибался. После совещания Захар Пантелеевич снова вспомнил встречу с братом. Он  смутно чувствовал, что теперешний отказ брат не простит. «И что за жизнь? Если приходится обманывать даже брата», – думал он.
Еще Захар Пантелеевич вспомнил свои далекие детские годы. До школы он поступал всегда так, как учили его родители. Он верил им, и ему тоже верили. Он радовался, когда поступал так, как они учили его, потому что видел, что и они радовались. Тогда что произошло? Почему все это куда-то пропало и заменилось ложью, злобой и непорядочностью? Он уже давно находился в мучительном разладе с самим собой.
Когда Захар Пантелеевич думал обо всем этом он не находил ответа и чувствовал себя так, как сейчас. Но когда переставал задумываться, поступал так же, как поступал до этих размышлений. И  тогда у него было больше уверенности в необходимости рыночных отношений. Тогда он оправдывал даже то, что небольшая группа приближенных к власти людей пользовалась одной третью богатства России. Тогда и он стремился урвать для себя как можно больше, не задумываясь о последствиях. Абрамовичи и Чубайсы были для него людьми, достойными подражания. И он старался им во всем подражать и угождать тем, от кого зависело его благополучие. Сейчас он все чаще задумывался, что может с ним случиться, если  потеряет эту должность и уважение нужных людей.
Так и жил он последние дни, мучаясь в неизвестности. Видимо, и приглашение Астафьева с адвокатом родилось из-за его состояния. Захар Пантелеевич всегда нуждался в поддержке и добром совете. Сейчас ему очень хотелось сверить свои размышления в неформальной обстановке с людьми, приближенными к власти. Именно к таким людям он и относил Владимира Игоревича Астафьева.


Очередное убийство

Около восьми вечера Астафьев и адвокат, закончив  рассмотрение накопившихся материалов, направились в гостиную. За столом все были в сборе. Ожидали их. Сидящих, видимо, заранее предупредили, и были они одеты празднично. Особенно выделялась Виолетта Петровна. Темно-синее платье подчеркивало линию ее бедер и красоту обнаженной шеи, на которой блистало изумрудное ожерелье. Нарядно оделась и горничная.
Когда пришедшие расселись, она вкатила тележку с ужином. Поставила большое блюдо на стол, сняла крышку, и комната наполнилась аппетитным запахом хорошо приготовленного мяса.
– К этому блюду полагается только вино. Ты, Танечка, принеси несколько бутылок французского, – предложил Захар Пантелеевич горничной.
Вскоре та принесла несколько бутылок и, открыв их, расставила перед сидящими.
– Наполняем, наполняем, – предложил Удальцов. – У нас по-простому. Каждый сам распоряжается этим добром. Ну что, за успехи знаменитых сыщиков?
Все выпили. Но, когда стали накладывать из общего блюда кусочки телятины, на мгновение мигнул свет, и гостиная погрузилась во тьму. Однако через доли секунд свет снова зажегся, и за столом раздался обычный в подобных случаях звон ножей и вилок. Завязался и разговор.
– Слышали? – спросил сидящих Захар Пантелеевич. – Опять одного из министров президент освободил от работы.
– Его не освобождать надо, а под суд отдавать, – возразила Виолетта Петровна. – Воруют, воруют, и никакой ответственности не несут.
– Освобождение от работы это тоже наказание, – возразил ее муж.
При этих словах Астафьев заметил, как Виолетта Петровна передернулась, словно хотела что-то сказать. Однако Захар Пантелеевич опередил ее.
– Ты очень кровожадная стала. Не работала на руководящих должностях и поэтому не знаешь, какой груз лежит на этих людях. Вот если поработаешь, тогда и судить будешь по-другому. Лучше давайте выпьем за дружбу.
Сидящие потянулись к бутылкам, наполнили фужеры, и вскоре раздался звон бокалов, какой всегда сопровождает провозглашенный тост. И тут Астафьев увидел вошедшего начальника службы безопасности. Он подошел к Удальцову и, нагнувшись, что-то тихо сообщил ему. Выслушав его, Захар Пантелеевич недовольно поморщился и, обращаясь к сидящим, проговорил:
– Опять какие-то неполадки на подстанции. Столько берут за электроэнергию, а порядка нет. Но пусть это никого не беспокоит.  Степан Иванович будет рядом и если что-то случится, обеспечит свет зажженными свечами. Это будет даже эффектнее.
Сидящие за столом снова заговорили. Вновь наполнялись фужеры вином. Менялись закуски. И все-таки случилось то, о чем предупреждал хозяин дома. Свет во всем доме погас. И сразу Астафьеву послышались тихие шаги в сторону подвала. Повернувшись к Силантьеву, он прошептал:
– Возьми в нашем кабинете фонарь и спустись в подвал. Там у них электрощиток. Посмотри, что с рубильником и главное, кто там.
Тихо поднявшись, Силантьев незаметно вышел.
Света все не было, и Захар Пантелеевич недовольно произнес:
– Степан Иванович, где твои свечи?
– Несу. Несу, – раздался издалека его голос.
Вскоре он принес зажженные свечи и, поставив их в подсвечники, проговорил:
– Сейчас позвоню на подстанцию и узнаю, в чем дело.
– Да уж, пожалуйста, разберись, – недовольно проворчал Удальцов.
– Я выйду на свежий воздух, – сообщил хозяину дома Астафьев, поднимаясь.
Гостиная уже была освещена светом свечей. И сидящие заметили исчезновение адвоката.
– А где ваш друг? – спросил Удальцов.
– Наверное, в нашем кабинете. Пойду и его приглашу. После такого ужина нужен небольшой перерыв.
Выйдя в коридор, он увидел идущего с фонарем в руках Силантьева, который поравнявшись, спросил:
– Начальник службы безопасности где?
– В гостиной. А что?
– Кто-то ходил в подвале. Не мешало бы еще раз посмотреть там.
– А что это даст? Лучше пошли выйдем из дома. Тебе же покурить, наверное, хочется, – предложил Астафьев, посматривая на адвоката.
Они вышли из дома, который был погружен в темноту. Лишь окна гостиной светились слабым светом. Не горели фонари и по периметру ограды.
– Вот тебе и безопасность, которой так хвалился начальник службы безопасности, – заметил Силантьев. – Залезай и делай что хочешь.
Астафьев молчал. Он считал, что, если свет выключил кто-то из преступников, то сделано это было для того, чтобы, пользуясь темнотой, перебросить через ограду похищенное. При этом сделать это легче всего подальше от ворот, чтобы не нарваться на охрану.
Молча они пошли вдоль ограды и увидели идущего навстречу им охранника. Поравнявшись с ним, Астафьев спросил:
–  Все в порядке? За оградой машина не останавливалась?
– Нет. Как только потухло освещение, я сразу обратил внимание на это. В такой темноте все может быть. Особенно там, где к ограде подходит лес.
– А напарник твой где?
– Тоже проверяет. Но с другой стороны. Он пошел еще тогда, когда горел свет.
– Понятно, – ответил Астафьев и, повернувшись к Силантьеву, добавил: «Пошли к дому».
Однако, не успев дойти, они увидели, как во всем доме осветились окна. Включились и наружные фонари вдоль ограды.
Астафьев вошел в дом и, пройдя через холл, оказался в гостиной. За столом сидели Удальцов, его жена и младший сын.
– А где Игорь и горничная? – спросил Астафьев.
– К себе, наверное, пошли. В темноте, как и вы, не захотели сидеть, – ответил Захар Пантелеевич. – Но я пошлю сейчас за Игорем. Самое вкусное его ожидает, и, если без него приступим к десерту, то обидится.
Как только Удальцов проговорил это, в гостиной появился Буранов. Астафьев спросил:
– Ну, и что дал  звонок на подстанцию? Что там за авария?
– Не дозвонился. Занято и занято. Видимо, не только у нас.
– А мы сейчас сами попробуем дозвониться, – проговорил молчавший до этого Силантьев. Достав сотовый, он набрал чей-то номер телефона и, спросив о причинах отключения, несколько минут слушал. Отключившись, он усмехнулся и, глядя на Буранова, заявил:
– Специалисты на подстанции ответили, что причину отключения света надо искать в доме управляющего банком. У них все исправно.
– Тогда мы сходим с Николаем Николаевичем в подвал и сами посмотрим электрощит. Долго не задержимся. Пока Игоря найдете, мы и управимся, – предложил Астафьев.
Подойдя к электрощитку, Астафьев остановился.
– Ну, открывай. Ты же когда-то электриком был.
– Вот, смотри, – проговорил Силантьев. – Главный предохранитель на распределительном щитке заменен на слабенький, который может продержаться несколько минут. А потом обязательно перегорит.
Силантьев нагнулся и поднял валявшийся рядом со щитком перегоревший предохранитель.
– Так, выходит, авария со светом была сделана специально? – уточнил Астафьев.
– Конечно. Ты же помнишь, что свет на короткое время отключился. Вот тогда-то и меняли предохранитель.
– А потом?
– Что потом? Потом через какое-то время человек, который ставил слабенький предохранитель, снова поставил прежний. А перегоревший, видимо, второпях уронил и не счел нужным подобрать.
– Поэтому мне и послышались шаги в подвале. А выходил-то начальник службы безопасности. Но когда ставили прежний предохранитель, ты же был в подвале. И никого не заметил?
– Не заметил. Там же темно.
– Непонятно все же, зачем устраивать эти игры с предохранителем? Ведь времени было очень мало, чтобы успеть еще что-то сделать, – задумчиво произнес Астафьев.
– А может быть, эти игры устраивал не один? – не сдавался Силантьев.
– Это уже кое-что. Возможно, с ним участвовали и те, кто незаметно отлучился из-за стола.
– Имеешь в виду Игоря и горничную?
– А почему бы и нет.
– Все может быть. Все может быть. Но надо идти в гостиную. Видимо, там уже ждут нас.
Действительно, когда они вошли, за столом уже все сидели. Из дверей кухни горничная вкатила тележку с огромным блюдом, в котором было какое-то сооружение из фруктов. Поставив блюдо на стол, Татьяна сняла с него салфетку и сидящие увидели, что это был дом, как коттедж, в котором они находились.
– Я предлагаю первому прикоснуться к этой постройке уважаемому Владимиру Игоревичу, – предложил Удальцов.
Протянув нож, Астафьев нацелился на дольки манго, которые выглядели особенно заманчиво. Но в это время в гостиную вошел охранник, с которым он недавно разговаривал, и взволнованно объявил:
– Убит мой напарник! Он лежит мертвый!
Поднявшись, Астафьев и адвокат бросились на выход.
– Где?
– Около гаража, – взволнованно ответил тот. – Я пытался поднять его, но он мертв и весь в крови.
Поднялся и Удальцов. Он сразу же предложил идти туда. Однако Астафьев, преградив ему дорогу, заявил:
– Никому не выходить из гостиной! Очевидно, очередная жертва преступления. Поэтому заниматься будем только мы.
Выйдя из дома, они побежали за охранником. Подбежав к лежащему возле гаража человеку, Силантьев включил фонарик. Оба они и охранник увидели возле головы темную лужу крови. Лежащий был уже мертв. Правая рука у него была подвернута под себя. Видимо, пытался дотянуться до пистолета. Осветив голову охранника, они обнаружили глубокую рану от удара чем-то тяжелым.
Проверив пульс, Астафьев набрал номер телефона дежурного по управлению полиции и представившись, заявил:
– Совершено убийство в усадьбе управляющего банком «Наш город». Поскольку недавно произошло убийство садовника этого же управляющего и дело ведет следователь Александр Иванович Огнев, я прошу срочно сообщить ему. И прислать на место специалистов. До их приезда буду находиться здесь. Врача тоже вызывайте, чтобы констатировать смерть.
Отключившись, Астафьев повернулся к адвокату.
– Вот и проявлять начали себя. Давай посветим фонариком вокруг трупа.
– В такой темноте никаких следов не обнаружим, – возразил  Силантьев  и тем не менее, осветив землю, внимательно начал исследовать каждый сантиметр.
– Судмедэксперт, конечно, скажет точнее, когда наступила смерть и от чего, – медленно произнес Астафьев. – Но у меня складывается убеждение, что и кража из сейфа, и садовник, и охранник – звенья одной цепи. Только вот кто? Начальник службы безопасности постоянно маячит перед глазами.
– Это так. Но мог и другой быть в сговоре с ним.
– Не горничная же. А Игорь был в своей комнате.
– А почему не мог кто-то другой?
– Но охрана бы подняла тревогу, если бы проник кто-то другой.
– Можно и на машине начальника службы безопасности привезти кого угодно, - продолжал Силантьев.
– Для чего тогда такой огород городить?
– А чтобы пустить нас по ложному следу. Уж очень ловко получается это. Будто кто слушает нас и опережает каждый наш шаг.
Вскоре они увидели, как к воротам подъехала машина с оперативниками. Вместе с ними был и следователь Огнев. Затем подъехала и «Скорая помощь». Установив мощные светильники, эксперты начали фотографировать убитого, а следователь укладывать в полиэтиленовый пакет содержимое его карманов. Закончив предварительный осмотр убитого, врач спросил разрешения увозить тело.
– Причину смерти предварительно можете назвать? – уточнил Огнев.
– Да. Нанесено не менее двух ударов металлическим предметом, которые проломили височную область. Это, видимо, и стало  причиной смерти. Но надо все тело осмотреть. А это при вскрытии.
– Тогда я жду заключения. Можете увозить.
Когда тело увезли, следователь повернулся к Астафьеву и сказал:
– Значит, действительно у вас не просто кража. Кроме нее  уже два трупа.
– И возможно, не последние, – хмуро согласился Астафьев.
– Давайте показания сегодня снимем вместе, – предложил следователь.
– Не возражаю. Еще нет и девяти. Так что успеем. Пошли в дом. Я предупредил, чтобы из гостиной никто не выходил.
Свет в гостиной был притушен. Но сидящие не расходились, тихо обсуждая случившееся.
– Нам надо поговорить с вами, – сказал Астафьев.
– И желательно отдельно с каждым, – добавил следователь.
– Тогда с меня и начните, – предложила Виолетта Петровна. – Я неважно чувствую себя от всего, что происходит. Отвечу на ваши вопросы и уйду к себе.
Астафьев переглянулся со следователем, и тот немного подумав, кивнул.
– Тогда так и поступим. Сначала поговорим с хозяйкой дома, а потом с начальником службы безопасности. Все остальные могут идти по своим комнатам. С ними, Владимир Игоревич, мы поговорим завтра.
Войдя в кабинет, выделенный для проверки кражи, Астафьев попросил Виолетту Петровну сесть в кресло, а сам, обращаясь к следователю, заявил:
– Николаю Николаевичу желательно бы пообщаться с начальником службы безопасности. Задать вопросы об убитом охраннике. А потом его допросим мы. Как? Не возражаете?
– Принимается, – согласился следователь и, обращаясь к Виолетте Петровне, сказал:
– Виолетта Петровна, постарайтесь вспомнить все подробности происходившего во время ужина. Что-то странное или необычное было?
– Необычным было то, что погас свет. Сначала мигнул, а через минут двадцать вообще отключился.
Молчавший до этого Астафьев пояснил подробнее, что происходило со светом, добавив, кто в это время выходил .
– Да-да. Я тоже услышала чьи-то шаги, – добавила Виолетта Петровна.
– И кто это мог ходить в темноте? Возможно, ваш муж?
– Нет. Захар сидел все время рядом со мной. Я за ним особенно внимательно следила. Рядом ведь горничная крутилась.
– А человек, шаги которого вы слышали, двигался быстро или нет?
– Быстро.
– И куда он шел?
– По-моему, к двери подвала. Но стука двери я не слышала и утверждать, что человек шел в сторону подвала, не могу. Хотя тогда подумала на Игоря. Когда он встал из-за стола, я ясно слышала это.
– А еще кто в темноте выходил из-за стола? – продолжал следователь.
– По-моему, никто. Горничная то появлялась в гостиной, то выходила. Но это ее работа.
– У вас очень хороший слух. Еще что-нибудь слышали?
– Когда Игорь вышел из-за стола и направился в коридор, мне послышалось, что он кому-то что-то говорил.
– Точно?
– Да. Он кого-то о чем-то спрашивал.
– А ему кто-то отвечал?
– По-моему, да. Но очень тихо.
– И кто это мог отвечать Игорю? Хотя бы предположить можете?
– Только предположить. Мне кажется, что это был Степан Иванович. Он же ходил за свечами.
Астафьев и следователь переглянулись.
– Возможно, и так, – сказал следователь. – Тогда давайте перейдем к событиям с утра. Что-то было необычным?
– Утром, стоя у окна, я видела, как приехал Степан Иванович, и из его машины вылез какой-то мужчина в темных очках. Но он все время был спиной к нашему дому. Они о чем-то поговорили и пошли в гараж.
– Долго там были?
– Нет. Вскоре они вышли оттуда и пошли сюда в дом.
– А может, это охранник был? – перебил Астафьев.
– Нет-нет. Я ведь их хорошо знаю. Все они работают у нас давно, потому что муж запретил Степану Ивановичу менять их. Приехавшего я никогда раньше не видела.
– Дома видели его? – уточнил следователь.
– В спину только. Когда они вышли из гаража, я села читать. Где-то через час пошла в гостиную и увидела их. Но они уже уходили из дома.
– Что-то объяснял Степан Иванович? – снова спросил следователь.
– Перед обедом, когда я увидела его, он спросил меня о моем здоровье и сказал, что привозил специалиста для проверки работы видеонаблюдения.
– И все?
– Да. Я его ни о чем не спрашивала, и он тоже больше ничего не говорил. Я вообще стараюсь меньше с ним разговаривать.
– Понятно. Но постарайтесь вспомнить, уехал или нет человек, которого вы видели? – настаивал следователь.
Виолетта Петровна нахмурилась, словно пытаясь вспомнить, но с ответом не спешила. Наконец, твердо произнесла:
– Нет. Этого я не видела и не знаю.
– Понятно… – медленно проговорил следователь. – А разговор между ними вы слышали? Может быть отдельные какие-то слова?
– Нет. Они больше молчали. Только когда приехали, о чем-то говорили возле гаража.
– Да-да. Мы это уже слышали. А странное в поведении охранников что-то было? – продолжал следователь.
– По-моему, все как всегда.
– Тогда у меня к вам тоже вопрос, – произнес Астафьев. – Скажите откровенно, какие отношения между вашим мужем и Бурановым? Может быть, изменились в какую-то сторону? Если так, то когда и почему? Поймите, это важно нам знать. Ведь уже два трупа.
– Я понимаю. Когда переехала сюда жить, Степан Иванович был как член семьи. Он всегда здесь и обедал, и ужинал. Иногда они с Захаром и выпивали вместе. Но месяца три тому назад я заметила какую-то настороженность между ними. Словно кошка пробежала. Они стали меньше встречаться за столом. Возможно, это потому, что Степан Иванович зачастил к его бывшей жене.
– А вы откуда это знаете? – заинтересовался следователь.
– Захар говорил. Тогда он был не такой, как сейчас, и откровенничал со мной. Вот и про их встречи как-то сказал, что у начальника службы безопасности снова любовь к Елене вспыхнула, поэтому вечерами и пропадает у нее.
– А по работе он какие-либо обиды высказывал? – спросил Астафьев.
– Было однажды. Я как-то спросила у Захара деньги для матери, а он со злостью заявил, что с помощью своего помощника уже несколько миллионов по кредитам потерял.
– А еще что-то о работе говорил? – спросил и следователь.
– Нет. Но  чем-то был недоволен. Приезжал иногда с работы чернее тучи. А когда я пыталась узнать о причинах, то сразу обрывал меня и уходил в свой кабинет. По-моему, на работе у него какие-то неприятности.
– Хорошо. Сегодня на этом мы закончим наш разговор, – проговорил Огнев. – Если, конечно, нет вопросов у подполковника Астафьева. Но вас просим о нашем разговоре никому не говорить.
– А если муж будет спрашивать?
– И ему тоже. Это в ваших с мужем интересах. Но, если спросит, то скажите, что спрашивали о горничной и о садовнике. Договорились?
– Да.
– Тогда спокойной ночи, Виолетта Петровна.
Дождавшись, когда та выйдет, следователь Огнев спросил:
– Кого следующим приглашаем?
– Мы же договорились, начальника службы безопасности Степана Ивановича Буранова. Я схожу за ним сам. Заодно и у адвоката узнаю что-нибудь.
Через несколько минут в кабинет вошли Астафьев и адвокат с начальником службы безопасности. Последний выглядел подавленным. Сев напротив следователя, он молчал, пока его не спросил следователь:
– Ну, и как же так получилось, что ваш охранник, который обязан обеспечивать безопасность, не обеспечил свою безопасность и оказался убитым?
– Видимо, чего-то не досмотрел. Считал, что с наружной безопасностью здесь все железно. А оказалось не так.
– Ладно, по поводу организации охраны мы поговорим потом. А сейчас меня интересует личность убитого. Что можете сказать о нем?
– Только откровеннее и подробнее, – добавил сидящий наискосок Астафьев. – Вам как бывшему работнику милиции не надо объяснять это. Тем  более, после второго трупа.
– Я понимаю, – ответил Буранов. – Убит один из лучших моих охранников. Когда увидел его мертвым, сам чуть не потерял сознание. Это Олег Сергеевич Терентьев, тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения. До меня работал у какого-то фермера в селе Буранка Тихорецкого района. Принял я его в прошлом году. Он закончил школу по подготовке частных охранников. Образование среднее. Женат. Имеет сына в возрасте одного года.  Очень исполнительный.
– Понятно, – перебил  следователь. – А что он делал возле гаража?
– Помогал охраннику, который дежурит на проходной. Территория парка большая, вот они по очереди и обходят ее.
– А связь между собой поддерживают? – спросил Астафьев.
– Нет. Не успел купить радиостанции. Но в парк не так-то легко попасть. Вы же видели, какая ограда.
– Въезжающие машины все осматриваются? – снова спросил следователь.
– Конечно. За исключением хозяина и домашних. Захар Пантелеевич запретил их машины осматривать. Мою тоже не смотрят. Смешно ведь будет, если подчиненные начальника службы безопасности начнут проверять.
– Скажите, Степан Иванович, а поощрения часто получал убитый? – спросил следователь.
– Как и все другие, – отреагировал тот. – Но более точно я могу ответить, посмотрев у себя свои записи.
– С кем-нибудь из ваших  враждовал? – снова спросил следователь.
– Нет. Я не позволю этого. Служба безопасности подобрана из порядочных людей.
– А какие отношения у него были с напарником, который увидел его убитым? – продолжал Огнев.
– Самые дружные. Им нечего было делить. Да и совместное дежурство обязывает помогать друг другу.
– А проверяете их часто?
– Конечно. В журнале проверок это отмечается. Можно посмотреть.
– Посмотрим, конечно. А посторонние могут незаметно проникнуть сюда? – спросил Астафьев.
– Исключено, – не задумываясь, ответил Буранов.
– Тогда, значит, как и с кражей, убийство совершил кто-то из своих? – невозмутимо предположил Силантьев.
Словно споткнувшись, Буранов на миг растерялся. Но быстро взяв себя в руки, ответил и на это.
– Теоретически исключено. Но преступность сейчас такая, что ожидать можно все, что угодно.
– Это вы правильно говорите, – поддержал его Астафьев. – Но у меня тоже есть вопросы, Александр Иванович.
– Задавайте, – согласился следователь.
– Когда вы выходили за свечами, то кого-нибудь встречали в коридоре?
– Нет. Никого не было. Хотя подождите. С этим убийством все и забудешь. Игоря встретил. Он тогда сказал, что не любит сидеть в потемках, и пока свет не дадут, побудет в своей комнате.
– Понятно. Действительно Игорь уходил к себе, – как бы поддерживая  начальника службы безопасности, подтвердил Астафьев. – А свечи брали  в своей комнате?
– Да. Они всегда нужны. Особенно в связи с нынешними коммунальщиками. Со светом такое часто бывает.
– Хорошо. А когда выходили за свечами и возвращались, горничную не встречали?
– Нет. Никого не встретил. Я уже говорил об этом.
– А в подвал не заходили проверить электрощиток? – продолжал Астафьев.
Этот вопрос взорвал начальника службы безопасности. Он вскочил со стула, однако затем, совладав с собой, снова сел и стараясь говорить спокойно, произнес:
– Не надо вешать на меня то, чего я не делал. Я уже говорил, где был.
– А что это вас так взволновало? – спросил следователь. – Владимир Игоревич вправе задавать вам любые вопросы.
– Извините. Нервы сдают из-за этого убийства. Никогда раньше ничего подобного у нас не было, – будто переживая за свою слабость, ответил Буранов.
– Сегодня мы больше ни о чем вас спрашивать не будем. Успокойтесь и занимайтесь своими делами. Но по убийству вашего подчиненного нам придется еще встречаться. Более того, возможно будем и обращаться к вам за помощью по отдельным вопросам.
– Как бывший сотрудник милиции, я все сделаю для оказания помощи, – успокоившись, пообещал тот.
– Вот и хорошо. На сегодня вы свободны.
Оставшись втроем, они какое-то время молчали. Первым заговорил следователь:
– А дернули его, Владимир Игоревич, красиво. Как взорвался! Видимо, зацепили за больное место.
– Сейчас этих больных мест прибавится немало, – ответил Астафьев. – Особенно после допроса жены Удальцова. Во-первых, требует уточнений, почему у управляющего банком испортились отношения с начальником службы безопасности? С человеком, которому управляющий должен доверять? Не думаю, что в этом виновата только бывшая жена Удальцова. Тут кроется что-то другое. Проколы по кредитам наводят на кое-какие мысли, но это требует времени.
– Да и со светом надо разобраться, – вставил Силантьев. – Не исключено участие в этом кого-то из охраны или самого Буранова.
– Не исключено, – согласился следователь. – Но этим занимайтесь вы. У меня два трупа и вопросов по ним тоже немало. Если будут отдельные поручения, то прошу, как всегда. Завтра я с руководством согласую это. Других подключать не буду.
– Конечно, этого делать нельзя. Лишняя утечка. Сейчас при всей нашей конспирации с Николаем Николаевичем, нас все равно кто-то опережает.
– А может, дезу подбросить? – предложил Силантьев.
– Подумаем и об этом, – согласился Астафьев и спросил: «Завтра с утра где будем допрашивать остальных? Особенно Удальцова и его сына?»
– Как и обещали, только здесь, – ответил Огнев. – Часам к десяти утра я подъеду. Если что-то другое не задержит. С утра попрошу вскрытие трупа произвести, чтобы иметь хотя бы устное заключение, а экспертов наших попрошу произвести необходимые исследования изъятых личных вещей. Замененные предохранители тоже дам. А днем они посмотрят электрощиток. Возможно, что-то обнаружат. Если можно, посмотрите по банку. И особенно по кредитам.
– Изучать надо и дела банка, и «Джек Кота», – согласился Астафьев. – Уж очень активно засуетились подозреваемые. До кражи в доме управляющего все было тихо и спокойно. А тут как прорвало. Кто-то ловко дирижирует. И это меня особенно беспокоит.
– И этот кто-то, скорее всего, начальник службы безопасности, – не выдержал Силантьев. – Но доказательств по нему мало. Криминальные авторитеты пока тоже ничего не дают.
– По «Джек Коту»-то дали, – возразил Астафьев.
– Могли для отвода глаз и подставить пацана, – не сдавался Силантьев. – Но этот вопрос за мной.
– Договорились, – поднялся следователь и, обращаясь к Астафьеву, добавил: «По домам?»
– Да. Время уже закругляться, – ответил тот.
Выйдя в коридор, они увидели стоящего у окна Удальцова.
– А вы почему не отдыхаете? – спросил Силантьев.
– Жду вас, чтобы спросить об убийстве.
– Занимаемся, Захар Пантелеевич. Занимаемся, – ответил Огнев. – Вы предупредите всех, кто сегодня был здесь, чтобы они завтра с утра были готовы к разговору с нами.
– Мне тоже быть?
– Конечно. У нас к вам тоже немало вопросов.
Проводив сотрудников, Захар Пантелеевич вошел в свою комнату. Слова о том, что к нему тоже немало вопросов, насторожили его. Он строил одно предположение хуже другого.
Сев на кровать и обняв колени, он напряженно думал. Он четко видел тело убитого охранника. А ведь смерть может и к нему прийти, думал Захар Пантелеевич. И тогда все кончится и ничего с собой он не возьмет. Тогда зачем все то, что он делал? Ведь смерть неизбежный конец каждого человека.
Эти мысли долго не отпускали его. Захар Пантелеевич нажал на кнопку выключателя торшера, надеясь в темноте уснуть. И действительно, повернувшись на правый бок, незаметно заснул.
Как обычно после волнений к утру он увидел сон. Будто его срочно вызвал заведующий финансово-хозяйственным отделом обкома партии и приказал выехать с ним в командировку в Москву. А за окном кабинета раздаются раскаты грома и сверкают молнии. Удальцов пытается отказаться, ссылается на грозу, но тот грозно обрывает: «Ты – солдат партии и должен делать то, что тебе здесь говорят! У нас важная командировка, и беру я тебя с собой не только как помощника, но и чтобы ты научился уважать власть! Надо все знать и уметь!»
После этих слов они вдвоем выбежали из здания к ожидавшей машине. Зловещий блеск молний пугал Удальцова, но он вслед за своим начальником быстро нырнул в машину.
Вскоре они оказались в депутатской комнате аэропорта. И сразу какие-то люди стали вносить хорошо упакованные большие коробки и ящики, а затем бережно внесли огромный пакет. Судя по их движениям, это было что-то хрупкое.
Перед посадкой заведующий финхозотделом стал что-то говорить появившимся работникам аэропорта, а те быстро начали загружать этими коробками самолет.
Потом Захару Пантелеевичу снились облака. Храп заведующего отделом, от которого даже во сне пахло водочным перегаром. Но едва шасси самолета коснулись бетонной дорожки в Домодедово, шеф проснулся и направился в кабину летчиков. Вскоре около самолета оказалась группа каких-то людей. Затем подъехали «Чайки», в которые стали выгружать коробки и ящики. Вдруг на большом предмете сползла упаковка, и Захар Пантелеевич увидел, что это была огромная ваза из яшмы, на которой был изображен один из членов политбюро, портрет которого в праздничные дни украшал здание обкома партии. Заведующий отделом молниеносно бросился к этой вазе, ругая кого-то, и стал поправлять упаковку. Затем он закричал и на Удальцова, чтобы тот помог ему. Вдвоем они осторожно вынесли эту вазу и аккуратно поставили рядом с трапом. Мгновенно подрулила «Чайка».
– Учись, Захар! Это тебе потребуется в будущем! – услышал Удальцов и увидел, что к ним подходит руководитель представительства  в Москве от их области, с которым был знаком по работе в комсомоле.
– На ящиках  написано, кому они предназначаются? – грозно спросил он.
– Конечно, – ответил заведующий отделом. И когда тот отошел, злобно проговорил: «Бывший твой комсомольский вожак пристроился неплохо. Себе, конечно, он ополовинит из привезенного. Скотина! Таких сейчас власть и приближает к себе. Так что учись, Захар Пантелеевич, у него!»
Удальцов хотел что-то ответить, но тут раздался грохот. Посмотрев в сторону «Чайки», он увидел лежащую на бетонной дорожке разбитую привезенную ими вазу. Начался крик. Сбежались работники аэропорта и милиции. Они начали драться. Размахивал руками и руководитель представительства. Затем он подбежал к заведующему финхозотделом и, схватив его за грудки, грозно спросил:
– Это ты устроил мне подставу?
– Нет! Нет! – лепечет тот. – Это мой помощник! – И показывает на Удальцова. – Это он! Это он!
– Вам обоим уже не работать! Обоим!
От страха Захар Пантелеевич просыпается.
За окном светало. Больше уснуть он уже не мог.
События вчерашнего вечера и этот сон так взбудоражили его, что он решил с утра пойти к генералу полиции. Прошло уже четыре дня, а сдвигов в поисках украденного не было. Более того, произошло убийство двух человек, и Захар Пантелеевич считал, что оба они связаны с кражей.
«Что с нами происходит, – думал он, глядя в окно. – Ведь столько людей, обязанных бороться с преступностью. Правоохранительные органы по численности больше, чем были в Советском Союзе. А людей в погонах скоро будет половина всего населения. Так что это – милитаризация? Или укрепление власти кучки людей? Олигархов, получивших на халяву национальное  достояние, власть оберегает, а таких, как он, отдает преступным группировкам на съедение. Прошло уже более двадцати лет с начала реформ, но коррупция и преступность не уменьшаются, а наоборот. Так кому это выгодно? И главное, почему? Такое в стране богатство, столько земли, а по уровню жизни людей все еще отстаем от большинства стран. А может быть, об этом надо меньше думать? Вон ведь как живет бывший секретарь обкома комсомола. Или губернатор. Вот и перестройка, – горько усмехается Захар Пантелеевич. – Практически тот же захват власти, как и в семнадцатом году. Разница лишь в том, что тогда холостым выстрелом по Зимнему узаконили захват власти, а сейчас несколькими боевыми снарядами  по Белому дому. Но тогда наряду с честными людьми карали и мафию, а сейчас мафия практически бессмертна».
Это были раздумья человека, оказавшегося под прессом преступности. Себя он, конечно, к ней не относил. Да и размышления эти родились тогда, когда Захар Пантелеевич почувствовал, что может потерять должность, а возможно, и жизнь.



Клуб игровых автоматов

Приехав утром в управление, Астафьев сразу направился в кабинет следователя Огнева. Тот был на месте и, достав из сейфа папку с материалами, связанными с убийствами, проговорил:
– Я набросал план оперативно-следственных мероприятий. Посмотрите, что еще можно добавить.
И в это время раздался телефонный звонок. Подняв  трубку, Огнев услышал голос начальника управления.
– Зайдите ко мне, Александр Иванович.
– У меня сейчас подполковник Астафьев. Работаем по вчерашнему убийству. Ему тоже подойти к вам?
– Вот и хорошо. Жду обоих.
Вскоре они вошли в кабинет начальника управления. Встретил он их выжидающим  взглядом. Предложив вошедшим доложить о вчерашнем убийстве, генерал выслушал следователя. Затем, посмотрев на Астафьева, недовольно произнес:
– А ты что можешь добавить, Владимир Игоревич?
– Работаем…
– Плохо работаем, – упрекнул генерал. – Уже пятый день, и вместо результатов труп за трупом. У меня недавно был управляющий банком «Наш город». Он не жаловался, а лишь просил меня ускорить расследование. Вот я и думаю, что с тобой, Владимир Игоревич, случилось? Кражу трех чемоданов с личными вещами у областного прокурора ты раскрыл за три дня. А почему сейчас не получается? Помощь нужна, так скажи. В чем дело?
– Это не простая кража, – попытался объяснить Астафьев.
– А простые я тебе не поручаю. Ты понимаешь, что этот банк принадлежит приближенным губернатора? Управляющий банком никому не докладывает, а мы топчемся на месте и ждем очередной накачки. Нам мало их? И хватит объяснений! Доложи по существу!
– Судя по краже и двум убийствам, кто-то ловко использует приближенных к Удальцову и дирижирует ими. В начале расследования у меня было несколько версий. Особенно убедительной была версия, связанная с сыном Удальцова. Он проигрался на игровых автоматах, и с него требуют выплату проигрыша.
– Большая сумма?
– Да.
– В каком предприятии?
– «Джек Кот». Я подключил наших по контролю за работой игровых автоматов. Но они просят не ускорять событий, так как ведут свои разработки.
Выслушав это, генерал позвонил начальнику отделения и вызвал к себе. Когда тот вошел, он сухо спросил:
– Что у вас по «Джек Коту»?
– Работаем, товарищ генерал.
– Что вы как заведенные! Один ответ у всех! Когда реализация наработанного будет?
Вошедший начал объяснять свой план. И тогда начальник управления, перебив, приказал:
– Сутки вам на подготовку. Завтра в это же время жду с докладами по этой конторе. Понятно?
– Так точно.
– Вот и хорошо. Все свои мероприятия согласовывайте с Астафьевым.
Час спустя следователь Огнев выехал в морг, а Астафьев, уточнив результаты экспертиз изъятых вещей и согласовав порядок работы по «Джек Коту», поехал в загородный дом управляющего банком.
Адвокат Силантьев и все, кого они вчера предупредили, были на месте. Поздоровавшись, Астафьев вышел с адвокатом в парк и в стороне от дома сообщил о результатах разговора с начальником управления.
– В общем, генерал нам дал только сутки по игровым автоматам. Видимо, считает, что и кража, и убийство дело их рук.
– Значит, надо готовить к этому и Игоря, и его отца, – согласился Силантьев. – Но готовить так, чтобы не пострадал никто.
– С Удальцовым беседовал?
– Да.  Сообщил, что был у начальника управления и просил у него помощь для нас. Приехал расстроенным.
– Вчерашнее убийство, видимо, взволновало. Сообщение о сыне прибавит ему беспокойства. Так что, Николай Николаевич, тебе придется как-то успокаивать его.
– Пробьемся. Главное, дело сделать.
Вскоре они вошли в кабинет Удальцова, и Астафьев, поздоровавшись, сразу перешел к делу.
– Захар Пантелеевич, у меня к вам вопрос о состоянии дел в вашем банке, – начал он. – Должников по кредитам много?
– Раньше не было. А сейчас стали появляться мертвые души.
– А подробнее можно?
– Началось месяца два назад. Выдаваемые кредиты оказались выданными давно умершим.
– Суммы большие?
– Обнаружилось уже три таких случая. И по каждому кредит выдан в размере десяти миллионов.
– А кто отвечает за проверку документов при заключении договора?
– Начальник отдела кредитования и начальник службы безопасности банка Буранов.
– В каких отношениях они друг с другом?
– Раньше часто ругались. А последние полгода стали лучшими друзьями. Это меня и настораживает.
– А проверка по мертвым душам проводилась?
– Да. Проводил Буранов и сообщал, что паспорта были подлинные, хотя их владельцев уже несколько лет не было в живых. И что найти мошенников, которые использовали эти паспорта, практически невозможно.
– А начальник отдела кредитования что объясняет?
– Он ссылается на службу безопасности. И действительно, проверки перед выдачей кредитов производила служба безопасности. Но, когда я сказал Буранову, что вынужден  буду обратиться в управление полиции, он отреагировал болезненно. Сказал, что при проверке могут всплыть и другие нарушения в банке.
– То есть он не поддержал вас?
– Не только не поддержал, но и стал запугивать неприятностями.
– Скажите честно, Захар Пантелеевич, вы сейчас доверяете ему? – спросил Силантьев.
– Что-то настораживает. Уже более трех месяцев у нас натянутые отношения. Иногда вечером у меня в кабинете отмечали какие-то события. А сейчас перестали. Но это возможно, из-за семейных неурядиц. С женой разошелся и стал почаще наведываться к моей бывшей супруге.
– Захар Пантелеевич, мы не собираемся вас подставлять. Давайте откровеннее. Вы же понимаете, что два убийства не случайность, – попросил и Астафьев.
– Хорошо. Как-то у нас состоялся разговор с начальником службы безопасности. Один из банков взял большой кредит, и Степан Иванович посоветовал не требовать его возвращения. Я еще спросил тогда: «Почему?» А он заявил, что тот банк под крышей бандитов и если они их подключат, можно лишиться и жизни. Даже добавил, что в этом случае не поможет и ментовская крыша. Я тогда стал возражать. Говорил, что так можно и банк потерять. А Буранов в ответ предложил как-то договориться с тем банком. Мы даже поспорили в тот вечер. Я заявил, что с уголовниками никогда не буду иметь никаких дел. А тебе и не надо, – заявил тогда он и заверил, что может сам решить эти проблемы.
– Ну и чем закончился этот разговор? – не удержался Астафьев.
– Ничем. Я запретил Буранову что-либо предпринимать. Но интереснее другое. На следующий день вечером раздался телефонный звонок, и кто-то вежливо спросил:  «Мне бы Захара Пантелеевича». Голос был незнакомый, но я ответил, что именно я и слушаю. Тогда позвонивший сказал, чтобы я забыл о выданном банку «Авангард» кредите и предложил поговорить об изменении условий договора. Я, конечно, отказался. И тогда посыпались угрозы, что в противном случае уберут и меня, и обоих сыновей. После угроз трубку повесили. В ту ночь я почти не спал. Вот и  думаю, откуда они узнали о моем категорическом отказе от предложения Буранова?
– А с ним после этого телефонного разговора говорили?
– Он как-то напомнил сам. Я не стал говорить, что сообщил об этом разговоре губернатору.  Но звонков больше не было. И Буранов замолчал.
– Это очень хорошо, что вы рассказали нам. Но больше никому об этом ни слова, – попросил Астафьев. – А вам известно, что ваш сын задолжал большую сумму в игровых автоматах «Джек Кот»?
– Нет. Вы связываете все, что произошло, с моим сыном?
– Сейчас, Захар Пантелеевич, мы ничего не исключаем. Но хотим использовать вашего сына в его же интересах. Ему звонят по телефону с требованием возврата долга. Вот и направим его в их заведение. Запишем все, что ему будут говорить, и возьмем их во время нашей операции.
– Но это же опасно, – возразил Удальцов.
– Опаснее быть должником. Меры безопасности будут приняты стопроцентные, – вмешался Силантьев.
– Если это не предпринять, последствия могут быть хуже, – добавил и Астафьев.
– Как все ужасно складывается.
– Поговорите сами с Игорем и убедите его в необходимости этого. Но ни с кем больше не советуйтесь. Это указание начальника управления.
– Тогда вы убедили меня окончательно.
Через несколько минут в кабинет Астафьева робко постучали.
– Входите, входите, – разрешил он. И, когда дверь открылась, увидел Игоря.
– Меня прислал папа, – произнес он. – Вам что-то требуется от меня?
– Да. Мы сейчас кое-куда с вами съездим, – предложил Астафьев и, видя его растерянность, добавил: «Поговорим с вами по поводу преподавателей института».
В машине он сразу продолжил разговор.
– Готовы помочь нам в отношении «Джек Кота»?
Игорь молчал.
– Вам что, отец не сообщил о наших планах?
Они уже выехали из города и остановились возле небольшого озера.
– А почему я должен участвовать в ваших делах? – наконец, выдавил из себя Игорь.
– Потому что они уже объявили на тебя охоту. Если не веришь моим словам, тогда послушай, что они говорят о тебе.
Астафьев достал маленький диктофон и нажал кнопку. Сначала был слышен только шум. Но вскоре послышалось попискивание сотового телефона. Астафьев прибавил громкость, и послышался знакомый голос директора клуба игровых автоматов.
«Привет, это я. Как у тебя дела? Согласился он на встречу? У нас в клубе будет? Тогда слушай внимательно. Есть информация, что у его отца совершили дома кражу, и занимается лучший сыщик из областного управления. Так вот, он пронюхал и о проигрыше сына управляющего банком и пытается расколоть парня. Думаю, что долго парнишка не продержится. Поэтому тебе задание убрать его. Что? Что? Если даже он не рассчитается, рисковать больше нельзя. Как только появится, дай возможность ему на автомате выиграть. Потом угости и как пьяного, вывези за город. После выполнения получишь половину его долга. О’кей!»
Слушая это, Игорь не верил своим ушам. Но это был голос директора клуба, с которым он несколько раз разговаривал и просил разрешить поиграть в долг. Во время тех разговоров тот часто употреблял слово «О’кей» с характерным только для него выражением.
У Игоря зашумело в голове:
«Этот скотина, который всегда был таким вежливым, хочет убить меня? Он же знает, кем работает мой отец! Видимо, кража у отца и расследование так напугали их, что они и приняли это решение. А возможно, этот проклятый дипломат тоже пытаются списать на меня? Я пропаду. Вывезут, убьют, а тело спрячут так, что никто никогда не найдет. Вот и будет доказано, что я украл и скрылся».
Астафьев понимал состояние Игоря. Подождав немного, он участливо спросил:
– Узнал голос?
– Да. Это директор клуба Валера Михалев.
– А с кем он разговаривал, догадываешься?
– Помощником у него по этим делам парень, которого все называют Десантник. Он мне несколько раз звонил по поводу долга.
Спрашивая об этом, Астафьев уже знал кое-что и о директоре клуба, и об этом Десантнике.
– Так что будем делать? – продолжал Астафьев. – Ждать Десантника или опережать? Ты же неглупый парень. С нашей помощью выкарабкаешься, а сам не справишься. Да и выплаченный долг не спасет. Во-первых, насколько я предполагаю, такой суммы у тебя нет, а во-вторых, ты слышал, что долг для них сейчас не так уж и важен.
– Понимаю. Но как могу помочь? Я ведь не специалист по таким делам, – попытался отказаться Игорь.
Однако это как бы не было услышано Астафьевым. Выглядел он озабоченным, и Игорь подумал, что, если этот профессионал принял такое решение, значит, у него были веские причины. И свое решение он будет претворять, несмотря на его отказ.
– А можно мне подумать? – спросил он.
– Думать всегда полезно и нужно. Но сейчас каждый час работает или на нас, или против. Когда мы вернемся в ваш дом, вот тогда до шести вечера у тебя будет время подумать. Но только  о том, как лучше сыграть свою игру, при этом ни с кем не советуясь. Перед выездом в клуб я лично проинструктирую тебя и кое-чем снаряжу. Не волнуйся. Я буду  рядом.
«Значит, придется соглашаться, – подумал Игорь. – И хотя это очень опасно, другого выхода действительно нет».
– А как все будет происходить там?
– Как обычно. Войдешь в клуб и попросишь сыграть в долг. Судя по разговору, который ты слышал, тебе разрешат. Когда будешь просить, скажи, что сегодня часть долга вернешь, а на днях вернешь и остальное. По сторонам не смотри. Наши люди тебя будут подстраховывать. В общем, веди себя, как обычно. В том числе и с Десантником. Предложит выпить – соглашайся. А когда тебя будут выводить, тут мы и вмешаемся. Кстати, охрану у них знаешь?
– Кое-кого видел. На входе два всегда дежурят, и около бара один постоянно сидит, – ответил Игорь. – Но они вооружены.
– Это пусть тебя не волнует.
– А если они заподозрят, тогда что мне делать?
– Вести себя так, будто ты ничего не знаешь, и продолжать играть. Вполне возможно, что Десантник, чтобы не светиться, дождется твоего выхода из клуба и только тогда попытается увезти. Но ты не волнуйся. И в этом случае ты будешь под нашим прикрытием. В любом случае вывезти тебя из клуба мы не дадим. Весь разговор их будет прослушиваться. Тебе тоже прикрепим микрофон.
Однако Игорю в голову лезли всякие назойливые мысли.
– А может, меня вооружить пистолетом? – спросил он.
Астафьев улыбнулся.
– Ты же недавно говорил, что не специалист?
– С пистолетом я бы увереннее себя чувствовал.
– И они тоже.
– Почему?
– Потому что потом будут объяснять, что не они напали на тебя, а ты на них. Так что никакой самодеятельности. Делаешь только то и только так, как я скажу. Понятно?
– Да, – вздохнул Игорь.
– Тогда поехали домой. Отдохнешь до шести. А потом мы с тобой отрепетируем все это. Перед обедом позвони директору клуба. Телефон его есть у тебя?
– Есть.
– Вот и хорошо. Позвонишь и скажешь, что часть денег собрал и приедешь после семи вечера. Пообещаешь через неделю отдать остальное. Если директор вызовет к себе в кабинет, чтобы получить часть долга, то ты иди и отдай. Рядом тоже будут наши люди.
Слушая Астафьева, Игорь напряженно думал, о чем еще спросить по поводу своей безопасности. Но тот, словно догадываясь о состоянии Игоря, заметил:
– Не загружай себя. Все будет хорошо. Это я гарантирую.
А в это время адвокат Силантьев встречался с Василием Горбуновым. Настроение у Горбуна было отвратительное. Вечером он встречался с Пономарем и изрядно выпил. Но не это портило настроение. Он вспоминал разговор с ним и боялся вляпаться из-за просьб адвоката, которыми тот загружал его.
– Я вижу, ты неважно себя чувствуешь? – неожиданно спросил его Силантьев.
– Перебрал вчера.
– А это напрасно. Лимиты перебирать нельзя. Особенно по спиртному. Так что насчет моей просьбы?
– Кое-что есть, – неохотно ответил Василий. – С «Джек Котом» все серьезнее, чем я думал. Хозяин там Михаль. Это кликуха у него. А по документам Валерий Михалев. Но точно утверждать не могу. Возможно, они липовые. Живет красиво. Очень хитер и любит, чтобы его боялись. С Пономарем у него какие-то общие дела. Но какие – не знаю. А вот по поводу банка «Авангард» есть кое-что интересное.
– Конкретнее можно, – перебил Силантьев.
– Можно и конкретнее. С помощью Пономаря он набирает силу и начинает душить другие банки.
– А какие именно?
– Вот этого я пока не узнал.
– Так надо узнать, Василий. Надо.
– Не могу я накатывать на Пономаря! Не могу! – повысил голос Василий.  – Неужели непонятно, на кого вы меня толкаете?
– Не будем ссориться. Не можешь, не надо. Тогда давай по поводу «Джек Кота» продолжим. Кто в помощниках у директора клуба?
Василий задумался. Он уже немало знал об этом клубе. Но вчера почувствовал что-то общее у Пономаря с ними. Он узнал и про помощников директора клуба. Особым доверием и авторитетом пользовался там один из бывших уголовников под кличкой Десантник. Когда-то он работал охранником у одного криминального авторитета, который держал весь южный город в своих руках. С виду Десантник был неприметный, но в том городе его все боялись, зная, как он расправляется. Приказы криминального авторитета он выполнял всегда одним почерком. Жертвы оказывались с простреленными головами. В том городе пуля в черепе была фирменной печатью Десантника. Жилось ему тогда вольготно. Милиция и прокуратура не беспокоили, старались как бы не замечать его. Жизнь была красивой. Криминальный авторитет его ценил не только за исполнительность, но и за искусную стрельбу. Десантник это знал, но себя не выпячивал. Он был молчаливым и одиноким. Ни друзей, ни женщин. Это устраивало и криминального авторитета. Но вскоре авторитета арестовали и осудили на длительный срок. Оставшись без поддержки шефа, Десантник покинул южные края и поселился под Москвой. Однако связей с прежним окружением не порвал. Время от времени его приглашали для улаживания конфликтов. А когда в Москве была создана организация «Джек Кот», его познакомили с будущим директором филиала в одной из областей. Так Десантник появился в их городе.
Сообщив об этом адвокату, Василий озабоченно добавил:
– Не нравится мне эта организация. То, что в ней беспредельщики, это одно. А вот то, что Пономарев почему-то с ними повязался, это другое.
Адвокат Силантьев видел, что тот сейчас выглядит расстроенным и испуганным. И понимал, почему.
– Василий, успокойся. Меня ты знаешь, а другие о тебе и не догадываются. Так что все будет в порядке. Ты как всегда не при делах. Постарайся в «Джек Коте» не появляться, – посоветовал адвокат. – Но интересы Пономаря желательно бы знать, – добавил он, прощаясь с Василием.
В эти дни Василий чувствовал себя  подавленным. Особенно мучила его отчужденность Пономаря, который  перестал с ним советоваться и даже сторонился. Василий догадывался, что тот, набирая силу, отбрасывал от себя вчерашних единомышленников, но такое поведение наводило на мысль, а не подозревают ли его?
В этот день, распрощавшись с адвокатом, он приехал домой и из тайника достал коробочку со шприцем. Василий не считал себя наркоманом, но, когда накатывало такое состояние, время  от времени подкалывался, снимая напряжение. Наркотики пока власти над ним не приобрели, и он еще не замечал, что интервалы между подкалываниями сокращались, а дозы увеличивались.
Не знал об этом и адвокат Силантьев. Хотя должен был догадываться. Сегодня Василий был особенно грустным. Это состояние Силантьев списывал на опасения своего информатора, который чего-то недоговаривал. Особенно когда это касалось Пономаря. Но Василий был плохой актер по жизни и не умел скрыть то, что его беспокоило. Он явно пытался уклониться от просьб адвоката, связанных с Пономарем.
До встречи с Астафьевым в доме банкира у него еще время оставалось, и он решил заехать в свой офис. Помощники оказались на месте, и Силантьев, дав им указания по адвокатским делам, поехал к Удальцову.
Дорогой его не переставала преследовать мысль о роли Пономарева в делах Удальцова. Он даже подумал, а не дирижирует ли тот всем, что происходит? О криминальном авторитете Пономаря адвокат был наслышан и знал, что тот подмял почти все банки города под себя. А банк «Наш город» находится под крышей губернатора, и в открытую борьбу вступать с ним опасно. «Тогда какой вывод напрашивается? – размышлял Силантьев. – А вывод один. Прибрать банк или обанкротить чужими руками и не в открытой борьбе. Поэтому все так, вроде бы, ловко и получается. Информацией он, конечно, владеет. И владеет, видимо, от людей, приближенных к банку «Наш город». Но от кого? Не от посторонних же людей. И если это так, значит, надо плотнее заниматься окружением  Удальцова. Значит, снова опрашивать живущих в доме банкира. Опрашивать охранника, в смену которого был убит Терентьев».
И тут Силантьев вспомнил показания Виолетты Петровны, которая видела в день убийства приехавшего с начальником службы безопасности незнакомого ей мужчину. Они с Астафьевым не обратили внимания на эту информацию. И вопросы, как он оказался на территории усадьбы, для чего и когда уехал, остались невыясненными. А главное – кто этот мужчина и какое имеет отношение к видеонаблюдению в доме Удальцова?
Николай Николаевич заново проанализировал все возможные варианты участия в деле Удальцова других лиц и пришел к выводу, что, как бы все ни складывалось, без помощников из окружения Удальцова не обошлось. Предположение это заинтересовало Силантьева так, что он уже ни о чем другом думать не мог.
Эту особенность адвоката Силантьева знали многие. Именно она и помогала ему раскручивать наиболее сложные дела. Николай Николаевич не отвлекался на второстепенные вопросы. Но он и не проходил мимо таких мелочей, которые на первый взгляд казались незначительными. Чаще всего эти мелочи и приводили его к удачным завершениям дел. Слушая показания живущих в доме банкира, Николай Николаевич не вмешивался без надобности в разговоры и рассуждения Астафьева. Он копил информацию для окончательного вывода. Сейчас ему казалось, что этой информации уже достаточно. Возвращаясь домой после работы в коттедже Удальцова, Николай Николаевич обязательно прослушивал диктофон и делал понятные только ему пометки. Затем он выдавал поручения отдельным людям, щедро оплачивая их работу. При этом тот, кто выполнял его поручения, старались  не обманывать. Деньги и порядочность адвоката не позволяли портить с ним отношения. Поэтому и Василий Горбунов так неуютно чувствовал себя. И обманывать неловко, и полностью сдавать своего единомышленника по криминальным делам не хотелось. Но таким поведением Василий только помог адвокату. И Силантьев сейчас особенно хотел быстрее встретиться с Астафьевым, поделиться своими соображениями и действовать, действовать.
Приехав в усадьбу, Силантьев увидел стоящую возле гаража машину Астафьева и сразу направился в дом.
– Пошли пошепчемся, – предложил он.
– Пошли.
В парке Силантьев сообщил о сведениях, полученных от Василия, и затем перешел к своим выводам. Выслушав его, Астафьев заметил:
– Меня тоже не покидает мысль о дирижере. И скоро это прояснится. Сегодня возьмем в «Джек Коте» кое-кого.
– Игорь тоже будет там?
– Да. Но о его безопасности волноваться не надо. Все будет на высшем уровне. А вот когда возьмем, кое-что должно и проясниться. Особенно с этим электриком. Мне сообщили, что на одежде убитого садовника отпечатки пальчиков остались. Сделаны и слепки обуви около убитого охранника. Если у Пономаря такая дружба с этими котами, то, возможно, и зацепим. А за информацию спасибо, – с довольным видом произнес Астафьев.
– Эта информация моего человека очень беспокоит. Боится он чего-то.
– Не повторяйся, – упрекнул Астафьев. – Его тоже можно понять. Столько лет в одной упряжке, а сейчас, если получится у нас, то останется один. Более того, могут и вычислить его. Поэтому и боится. Надо реже вам встречаться. Особенно когда котов накроем. А банком «Авангард» сейчас занимаются из управления по экономической безопасности. Тоже кое-что есть.
– По котам во сколько начало?
– В семь вечера поедем. А за час перед этим займут места люди для обеспечения безопасности Игоря. Так что время у нас еще есть, и можно пообщаться с горничной. Она ведь тоже что-то не договаривает.
Горничную они увидели в гостиной. Поздоровавшись, Астафьев попросил ее пройти с ними в их кабинет для разговора.
– Но я  уже все сказала вам. Да и некогда мне. Захар Пантелеевич приедет, а обед не подготовлен. Что я отвечу? – попыталась та отказаться.
– Мы долго не задержим вас. А вот если в полиции будете отвечать на их вопросы, то времени, конечно, потратите больше, – сухо сказал ей Астафьев и направился к себе.
Вздохнув, Татьяна пошла за ним.
Усадив ее напротив стола, Астафьев хмуро произнес:
– Мы понимаем, что разговаривать с нами вам не хочется. Но это необходимо не только нам, но и вам. Вы же не хотите попасть в число подозреваемых.
Искоса взглянув на него, Татьяна недовольно буркнула:
– Мы все уже устали от ваших вопросов.
– Мы тоже от вранья. Вы постоянно скрываете от нас то, что знаете. Неужели не понятно, что за это придется отвечать? Но отвечать официально, по статьям уголовного кодекса. Тогда ведь может получиться так, что вы станете соучастником воровства и убийств.
После этих слов горничная сразу вспылила:
– Хотите на мне отыграться и в тюрьму отправить вместо настоящих преступников?
– Никто вас в тюрьму отправлять не собирается, – внимательно посмотрел на нее Астафьев. – Но это пока. Дальнейшее зависит только от вас. Кого из посторонних видели в парке или в доме?
– Когда?
– Вчера и раньше.
– Да я видела вчера незнакомого мужчину. Но он был со Степаном Ивановичем. Ходили проверяли прикрепленные на стенах видеокамеры. Потом пошли в подвал. Но что там делали, не знаю.
– И как выглядел приехавший? – уточнил Силантьев.
– С виду неприметный. Длинные, как у женщины, волосы, темные очки.
– А Степан Иванович о чем-то говорил с ним?
– Я старалась быть от них подальше. И не слышала их разговор. Но постоянно наблюдала за ними. После подвала они пошли в гараж, и больше я мужчину не видела. А Степан Иванович оставался в доме. Видела, как он о чем-то спорил с охранником возле ворот. Даже хватал его за куртку.
– Вы кому-нибудь говорили об этом? – спросил Астафьев.
– Нет. Я вообще стараюсь про этого козла меньше говорить.
– Почему?
– Можно на неприятность нарваться, как и Олег. Я даже помню, как Степан Иванович перед кражей из сейфа ругался с Дмитрием Петровичем. Он тогда ударил садовника. Я подбежала, чтобы успокоить обоих, и услышала, как Степан Иванович со злостью угрожал ему. Кричал, что тот дорого заплатит за что-то. А вот за что, не говорил.
– А какие были отношения у Олега с охранником, с которым он дежурил?
– Не знаю. Все, что знала, я сказала.
– Вот и хорошо. Спасибо, что вспомнили это. Но другим ни слова. А то можно, как и Олег, поплатиться. Понятно?
–  Понятно, что вляпалась по уши из-за своего любопытства.
– Не волнуйтесь, – успокоил Силантьев, – и идите готовить обед.
После ухода горничной Астафьев посмотрел на адвоката, а затем спросил:
– Что делаем?
– Надо срочно встречаться с напарником убитого. Пока с ним тоже не расправились.
– Утром он сменился, и вызывать его сюда не желательно. Узнай на проходной его адрес. Но так, чтобы не вызвать подозрений.
– А я перепишу адреса всех охранников, работающих здесь.
Вскоре они выехали к нему, предварительно позвонив по телефону. Встретил их тот настороженно. Проведя в зал и усадив, он первым задал вопрос:
– Вы по поводу убийства Олега?
– Да. Надо кое-что уточнить. Поэтому и побеспокоили вас. Кстати, вы давно работаете здесь? – спросил Астафьев.
Охранник Шабанов по-своему понимал, что приехавшие знают об этом и спрашивают лишь для того, чтобы успокоить и настроить его на доброжелательную откровенность. Ответив на этот вопрос, он ждал то, из-за чего приехали эти два  специалиста.
– Виктор, за это время ты уже должен успокоиться. Давай вспомни подробнее все, что было во время дежурства, – предложил Силантьев. – Нам уже кое-что известно, но хотелось бы уточнить детали. Только не надо кого-то защищать и обманывать.
– Я никого никогда не обманываю, – вспылил Виктор Шабанов.
– Да ты не обижайся, – перебил Астафьев. – Произошло два  убийства. И второе во время твоего дежурства. Ты работаешь уже давно. Имеешь опыт. Возможно, что-то видел или слышал. Да и сам, наверное, передумал после случившегося немало.
Несколько минут Виктор молчал. Астафьев продолжал:
– Перед убийством, когда еще было светло, твой начальник спорил о чем-то с убитым. Хватал его за грудки, и это было рядом с будкой, в которой ты сидел. Так поясни, что между ними было?
Вздохнув, Виктор заговорил:
– Ну было это. Но Степан Иванович часто так обращается, если  кто-то поступает не так, как он говорит. Действительно, между шефом и Олегом вчера был спор. Олег спрашивал, почему на территории появился посторонний человек, а он об этом ничего не знает. Вот тогда Степан Иванович и разошелся. Начал кричать, что Олег слишком часто стал совать нос не в свои дела. А когда Олег что-то ответил, то схватил его за куртку и пригрозил увольнением.
– А что сказал Олег такого, что Степан Иванович схватил его даже за куртку? – уточнил Силантьев.
– Сказал, что вам сообщит об этом.
– Точно?
– Точнее не бывает. После убийства Степан Иванович и мне намекнул о том споре.
– А конкретнее можно?
– Когда все уехали отсюда, Степан Иванович тоже выехал на своей машине. Но перед воротами подозвал меня и сказал, что, видимо, Олег был прав, заявляя о посторонних. Попросил меня внимательнее быть и меньше распространяться о служебных делах.
– Когда он выезжал, в его машине кто-то был?
– Нет.
– А когда утром приезжал?
– Вроде тоже никого не было. Но я не подходил к машине. Ворота открыл, и он, не останавливаясь, проехал к гаражу.
– Хорошо, – включился в разговор и адвокат, – а что Олег говорил вам после случившегося с шефом?
– После скандала мы не успели поговорить об этом. Олег пошел территорию парка проверять. А потом его убили. Но днем он сказал, что Степан Иванович подставляет нас. Привозит каких-то посторонних в дом и, если что-то случится, все свалит на нас. Я еще его тогда успокоил. Сказал, что ничего не случится.
– Но перед этим случилось убийство садовника, – поправил Астафьев.
– Не у нас же, – возразил Виктор. – Если бы не уезжал домой, ничего бы и не случилось.
– Кстати, насчет садовника что-нибудь известно? – спросил Силантьев.
– Нет. Знаю только то, что трудяга он. Молчал и своим делом занимался.
– И с твоим шефом не ругался? – ухмыльнулся Астафьев.
– При мне нет. А при других сменах не знаю. Поэтому врать не буду. Вы же предупредили, чтобы я не обманывал.
– Хорошо. Тогда еще одна просьба. О нашем разговоре никому не говорить. Особенно своим друзьям.
– Я понимаю.
– Вот и хорошо, – улыбнулся Астафьев, поднимаясь.


Работа по клубу

Вернувшись в усадьбу управляющего банком, Астафьев предложил пройтись по аллеям парка. Результатами встречи с напарником убитого охранника оба были довольны. Теперь они уже не сомневались в предположениях относительно кражи и убийств, считая исполнителем начальника службы безопасности банка Буранова. Особенно в этом был уверен Астафьев.
– Можно бы и отложить с игровыми автоматами, – заявил он, – но приказ генерала. А так хочется плотнее этим Бурановым заняться.
– Одно другому не помешает. Все, что мы имеем по Буранову, лишь косвенно подтверждает наши догадки. Если подкрепления не будет, то рассыплются они легко, – возразил Силантьев. – Я бы сейчас не советовал спешить с ним.
– Почему?
– Не знаю. Но мне кажется, что за кражей и убийствами кроется что-то еще. Возможно и борьба конкурирующих банков. А по этим вопросам Буранов нам ничего не даст. Придется все-таки заниматься и банком «Авангард», и теми, кто крышует его. Не исключаю, что и нашего Буранова используют для того, чтобы мы только им занимались.
Астафьев с любопытством посмотрел на адвоката.
– Господи! Я думал, что расхомутался уже с этой кражей, а ты подбрасываешь такое, – и, посмотрев на часы, добавил: «Время уже поджимает. Пора готовить Игоря».
– Тогда я займусь планом. Надо дополнить его. Встречаемся завтра утром. Нет возражений?
– Согласен. Утром я сообщу результаты операции.
Войдя в дом, Астафьев увидел идущего к нему Игоря, который с волнением произнес:
– Вас нет, и я подумал, возможно, все отменяется.
– Нет-нет. Пошли в  комнату, – предложил Астафьев.
Войдя, он был приятно удивлен. Окна были занавешены плотными шторами. Но свет от включенных лампочек огромной люстры освещал комнату так, что можно было увидеть даже маленькую иголку. Переливаясь разными цветами, сверкала дорогая мебель. Готовясь к встрече, Игорь, видимо, предполагал, что Астафьев может зайти к нему, и навел в комнате идеальный порядок. Ничего лишнего. Все на местах. И все аккуратно.
– Был в управлении, – сказал Астафьев. – Поедете на своей машине или на нашей?
– Как посоветуете, так и сделаю.
– Тогда лучше на нашей. Что наденете?
– Уже прохладно. Поэтому надену свитер и кожаную куртку.
– Тогда одевайтесь.
– Сейчас?
– Да.
Когда Игорь оделся, Астафьев закрепил небольшой микрофон под воротником свитера. Оптимальное место для наилучшего качества записи. В карман рубашки он положил маленький диктофон «Сони».
– Включим перед входом в клуб. А сейчас давай проверим. Отойди к окну. Я кое-что спрошу у тебя.
Игорь отошел и сразу услышал, как Астафьев тихо спросил:
– Наркотиками там балуются?
– Мне не предлагали. А про других не знаю.
– Теперь давай послушаем, что записано, – предложил Астафьев. И, достав диктофон, нажал на одну из кнопок. Прослушав свой вопрос и ответ Игоря, он удовлетворенно произнес:
– С этим все в порядке. Теперь возьми пачку долларов. Тут двадцать тысяч. Вручишь их тому, кто потребует.
– Сразу как войду?
– Нет. Когда потребуют, тогда и отдашь.
– Понятно.
– Тогда поехали.
К клубу «Джек Кот» они подъехали раньше семи. Остановились у драмтеатра. Здесь Игоря высадили, и он, обойдя здание театра, подошел к клубу. Настроение было, как перед казнью. Но он старался держаться. Неожиданно Игорь увидел подъехавшую знакомую синюю «девятку», из которой вылез Десантник и, посмотрев по сторонам, направился в клуб. Подошел к клубу и Игорь. Однако войти не успел, так как оттуда вышел Десантник и, увидев Игоря, направился к нему.
– Привет, – надменно бросил он.
– Привет, – поздоровался и Игорь, стараясь не выдать своего волнения.
– Садись в машину. Есть разговор.
Это не входило в планы. Но Астафьев, предвидя подобный вариант, научил Игоря, как поступать ему и в данном случае. Он сел на заднее сиденье. На водительском месте сидел незнакомый парень лет двадцати пяти в кожаной куртке и с хищным выражением лица. Рядом с Игорем сел Десантник. И, когда он коротко бросил: «Поехали!», Игорь заявил, что он должен передать  Михалю деньги и кое-какую информацию.
– Мне и передашь все.
– Долг передам, а информацию только ему, – твердо возразил Игорь.
– Лишние проблемы нам создаешь. Я ведь хотел тебя в другой клуб отвезти. Там спокойно и без проблем поиграл бы на новом автомате.
– Передам твоему шефу кое-что, тогда и поедем, – не сдавался Игорь и начал сумбурно объяснять, что информация очень важная и касается банка, от которого можно кое-что поиметь. При этом говорил он так возбужденно, что Десантник не выдержал.
– Пошли к шефу, – со злостью произнес он.
Они вошли в клуб. Внутри тот производил несколько странное впечатление. В зале, где стояли автоматы, все сверкало. А барная стойка с напитками была как в дорогих ресторанах. Правда, все остальное, включая столы и стулья, было дешевеньким.
В зале пахло натуральным кофе, приготовленным по-восточному. За автоматами уже сидело несколько игроков.
Этот клуб, расположенный в оживленной части города, всегда посещали желающие испытать свою судьбу, они приносили организаторам большой доход. Здесь же собиралась вечерами и молодежь, чтобы не только поиграть на автоматах, но и посидеть за рюмкой «вискаря» с девицами легкого поведения.
Подойдя к бару, Десантник предложил Игорю подождать, пока он доложит шефу. Через пару минут Десантник вернулся.
– Пошли, – коротко произнес он.
Пройдя по узкому коридору несколько метров, Десантник открыл дверь и втолкнул в комнату Игоря. За столом сидел директор клуба.
– Привет, – не поднимаясь, поздоровался тот. – Долг принес?
– Не весь. Но кое-что наскреб.
– Это хорошо. Давай, – и, посмотрев на Десантника, добавил: «Иди, посиди пока в зале».
Получив пачку долларов, он, не считая, бросил ее в ящик стола и сразу спросил:
– Ты что-то важное хотел сказать мне?
– Может быть, сядем в зале у игрового автомата? Я буду рассказывать и одновременно играть. Так охота.
– А почему почти неделю не приходил?
– У отца доллары кто-то свистнул. Вот и запретили всем выходить из дома.
– Много?
– Чего много?
– Бабок. Много свистнули?
– Около миллиона.
– Круто. И как это произошло?
Игорь вкратце, как предложил Астафьев, рассказал и сообщил, что отец обратился к начальнику полиции, а тот прислал какого-то сыщика. Но у него ничего не получается. Только вопросами мучает.
– Может, твоему отцу попросить помощь у кого-то другого? У меня есть по этой части знакомые.
– Не знаю. Это надо советоваться с ним.
– Так посоветуйся, – предложил директор клуба.
Слушая Игоря, он почувствовал какую-то опасность и незаметно нажал кнопку вызова. Через несколько секунд в комнате появился Десантник.
– Организуй нам. Самого лучшего коньяка пусть плеснут.
Когда тот вышел, директор клуба продолжил:
– Если уговоришь отца, остальной долг можешь не возвращать. С ментами только осложнения могут быть. А помощи от них не дождешься. Мы же твои друзья, и в обиду ни тебя, ни твоего отца не дадим. Кстати, ты это хотел сказать мне?
– Не только это, но и кое-что другое.
– Так говори.
– У отца в банке начальником службы безопасности работает бывший мент. Я рассказал ему о долге, а он заявил, чтобы не волновался, потому что вас скоро закроют. Но это же неправильно. Поэтому и решил сказать.
– И все?
– Все. А это разве не важная информация?
– Важная, важная. Нас многие собираются закрыть.
– А когда поиграю на автоматах?
– Не рассчитался с долгом, а просишь.
– Так, может, выиграю.
– А если проиграешь?
– Припишите к оставшемуся долгу.
– А ты шустрик, оказывается. Так можно много кое-чего потерять. Не боишься?
– Не боюсь.
И в это время в кабинет вошел Десантник с небольшим подносом, на котором были две рюмки, наполненные янтарной жидкостью и блюдо с солеными сухариками. Молча расставив принесенное на столе, он выжидающе смотрел на своего шефа. Понимая, чего тот ждет, директор  клуба произнес:
– Все остается в силе. Потом вернешься и доложишь.
После этих слов раздался грохот в зале, и сразу же в комнату ворвались три человека. Одним из ворвавшихся, был подполковник Астафьев.
Услышав слова о том, что все остается в силе и, понимая, что дальше задерживаться нет смысла, Астафьев подал команду на начало операции и первым ворвался в кабинет.
Бросившись к Десантнику, Астафьев увидел, как тот выхватил пистолет. Однако выстрелить не успел. Приемом самбо Астафьев выбил пистолет из его руки, а затем кинул на пол Десантника.
Проще было с директором клуба. Увидев происходящее, он скрестил руки на затылке и лишь твердил:
– Все! Все!
Пока защелкивали на руках задержанных наручники, третий ворвавшийся вывел Игоря, как задержанного из клуба и усадил в одну из подъехавших машин.
А в кабинет директора вошли понятые с участковым, и начался обыск. Кроме пистолета у Десантника обнаружили несколько пачек со сторублевыми купюрами. В столе директора была обнаружена пачка долларов, а в сейфе несколько пачек пятитысячных купюр, там же был и пистолет.
– Что и требовалось доказать, – произнес Астафьев. – Чьи деньги?
– Мои. На расходы клуба деньги всегда должны быть под рукой.
– Это верно. А что за парень был, которого вывели?
– Понятия не имею. Просил поиграть в долг, но я отказал.
– И отказывая, решил угостить коньячком?
– Нет. Это помощник хотел меня угостить и заодно угоститься .
– Так давайте угощайтесь. Какую берешь рюмку?
Говоря это, Астафьев повернулся спиной к директору клуба и поменял их местами. Он решил поиграть на его нервах. Но тот, ухмыльнувшись, проговорил:
– Можно и выпить. Яда в них нет.
– А что есть?
Директор молчал. Десантника в кабинете уже не было, и он напряженно думал: плановый накат ментов или целевая операция по чьей-то наводке. Если целевая, то кто и что мог сообщить.
– Экспертиза даст результат. Так что не будем гадать. А вот вопросов к вам много и других.
– Например?
– Например, много просят поиграть в долг?
– Кое-кто и просит. Но я не веду учет таких.
– А учет должников ведешь?
– У нас должников не бывает.
– И парень этот тоже ничего не должен?
– Я же сказал, что никто ничего не должен.
– И никому не звонил в отношении долга?
– Конечно, нет.
– А помощник, которого вывели, звонил?
– Не знаю.
После этого вопроса директор клуба сразу сообразил, по чьей наводке нагрянули к ним оперативники. Действительно с должниками всегда разбирался только Десантник. И до Игоря у них не было таких проблем. Он лихорадочно вспоминал, что говорил этому парню, так как теперь предполагал, что их разговор могли и записать. Не случайно при разговоре и почувствовал какую-то опасность. А Астафьев продолжал:
– Придется все-таки вспомнить должников. Ведь не всем отказывали поиграть в долг? Кому-то и разрешали.
 Директор клуба молчал.
– Хорошо, вы задерживаетесь. Потом следователю ответите на эти вопросы. А заодно и насчет пистолета поясните.
На следующий день Астафьев докладывал начальнику управления о проведенной операции. Выслушав его, тот упрекнул начальника отделения по контролю за работой игровых клубов.
– Где вы раньше были? Почему только в ходе операции обнаруживается оружие? Плохо работаем. А по поводу связей с банком что-то прояснили?
– Нет, товарищ генерал. Но я сегодня пообщаюсь с ними в изоляторе. Может, за что-то зацепимся. Помощник директора клуба вызывает много вопросов.
– Так встречайтесь! Хватит топтаться на месте!
Приехав в загородный дом банкира, Астафьев увидел стоящих а парке Удальцова и адвоката. Подойдя к ним и поздоровавшись, Астафьев начал рассказывать о вчерашней операции, однако хозяин усадьбы перебил.
– Вы извините, Владимир Игоревич. Но мне сын вчера рассказал о том, как лихо вы действовали. Меня интересует другое. Убийства садовника и охранника как-то связываются с этим клубом?
Переглянувшись с адвокатом, Астафьев покачал головой.
– Пока нет. Эти вопросы и меня интересуют. Мы с Николаем Николаевичем посетим сегодня задержанных. Следователь поработает и с отпечатками пальцев на одежде садовника, и со следами обуви возле убитого охранника. Возможно, один из задержанных и оставил их. Но это опять-таки только предположения.
– А к Игорю больше никто не будет приставать?
– Нет. Но появляться там ему не надо. Директор клуба наверняка догадался, по чьей наводке мы оказались у него.
– Господи! Одно к другому. А тут еще мой начальник службы безопасности просится в отпуск.
– Куда-то выезжать думает? – насторожился Астафьев.
– Не знаю. Отчитал его и отказал. Какой сейчас отпуск?
– Кстати, Захар Пантелеевич, расскажите нам подробнее о банке «Авангард», – попросил Силантьев.
– А чего рассказывать? Под бандитской крышей находится. Вот и наглеет. Кредит нам пока не вернули. Правда, и угрожать перестали. Но надолго ли? Один мой знакомый рассказал, как и его кинули. Они же под крышей какого-то Пономаря. Неужели полиции это неизвестно?
Астафьев молчал. Да и что он мог ответить.
Силантьев как бы успокаивая Удальцова, проговорил:
– Не надо отчаиваться. Не все сразу. Наступят и лучшие времена. Но время идет. Пора и за дело браться.
Оставшись вдвоем с Астафьевым, Силантьев озабоченно спросил:
– Как я понял, связи с Пономарем или с его людьми вчерашняя операция пока не дала?
– Понял правильно. Пока не дала. Паспорт у Десантника, конечно, липовый. Пока будет находиться в изоляторе, следователь сделает необходимые запросы. Но даже если и обнаружится в картотеке что-то, это мало что даст. В разработки надо брать других.
– И кого?
– Новую семейную парочку. Начальника службы  безопасности банка Буранова и бывшую жену Удальцова. Оба они были приближенными к нашему банкиру и, как думается, оба ненавидят его.
– С бывшей женой мы пока еще и не встречались, – заметил Силантьев и выразительно посмотрел на Астафьева.
– Пока рано. Можем вызвать очередной труп. А вот по людям Пономаря поработать не мешает.
– Мой информатор вряд ли что по нему даст.
– Я понимаю. Подключать надо других. Но нам пора в  изолятор.
Приехав, они узнали, что следователь уже допрашивает Десантника, и сразу же направились к нему. Войдя в комнату и поздоровавшись, Астафьев спросил:
– Не помешаем?
– Нет. Присаживайтесь. Я только начал. Если есть к задержанному вопросы, можете задавать.
– У вас кроме работающих в клубе знакомых много? – не теряя времени, сразу спросил Астафьев.
– Как у каждого человека, – отреагировал Десантник. При этом в его неподвижных глазах появился свинцовый блеск.
– Хорошо, тогда конкретнее спрошу. Вы в загородный дом управляющего банком «Наш город» часто приезжаете?
– Нет, конечно.
– А почему неправду говорите? Вас же несколько человек там недавно видели.
– Но вы спросили, как часто я там бываю. Вот и получили ответ.
– Тогда расскажите, когда в том доме были и для чего? – продолжал давить Астафьев.
– Недавно был, – как бы вспоминая, заговорил Десантник. – Было дело, заходил. Какой-то мужик позвонил и попросил проверить видеонаблюдение в том доме. Я и согласился подработать. Бабок ведь всегда не хватает.
– Вот видишь, Федор, как хорошо, когда говоришь правду, – словно обрадовался Астафьев. – Если будешь вести себя так же, то я поверю, что и пистолет, который вчера изъяли, ты нашел и не успел сдать. Я совершенно не желаю тебе зла. Давай дальше пойдем…
Астафьев умел успокаивающей нитью плести нужные сети. Об этом знали сидящие рядом и, не перебивая, ожидали очередной подвох, на которой попадется задержанный.
– Итак, вопрос у меня насчет человека, который звонил и привез в тот загородный дом. Откуда он узнал твой номер, а главное то, что ты разбираешься в видеонаблюдении?
 Десантник напрягся.
– Это надо вспоминать. Меня многие знают по клубу игровых автоматов. Кто-то, видимо, из моих знакомых и порекомендовал.
– Это звучит не очень убедительно, – потянувшись на стуле, благодушно зевнул Астафьев. – Мы же договорились только правду и ничего, кроме правды. Тебя ведь видели там вместе с человеком, который привез. Может быть, все-таки вспомнишь? Мужчина около пятидесяти лет.
– Да, – схватил наживку Десантник. – Именно он мне звонил, и он же привозил меня в тот дом.
– А кто отвозил оттуда?
– Сам уехал?
– Но охрана не видела, когда  уезжал, – продолжал Астафьев.
– И что? – встрепенулся задержанный. – Думаете, они там только и смотрят за тем, кто приезжает и уезжает? Совсем не так. Я увидел, как охранник вышел из будки, открыл калитку и вышел. Потом на попутной добрался до города. Вот и все.
– В каком часу это было?
– В пятом часу вечера. а почему вас это интересует?
– В этот вечер произошло убийство охранника.
– А вот вешать на меня то, что там произошло, не надо. Никого я не убивал и кроме мужика, который меня привез, никого другого не видел.
– Тогда рассказывай, что делал в том доме.
– Вместе с мужиком осмотрел видеокамеры и две заменил. Могу показать, какие менял.
– Дальше.
– Что дальше?
– Дальше что делали и куда заходили?
– Ходил с ним в подвал и смотрел электрощиток.
– Зачем?
– Он сказал, что, возможно, надо ослабить предохранитель, чтобы не перегорали видеокамеры. но я посмотрел и сказал, что в электрощитке все нормально и ничего там менять не надо.
– Дальше.
– Затем зашли с ним в гараж, и он попросил посмотреть выключатель. Действительно, одна клемма была не закреплена. Я подтянул, и на этом вся моя работа закончилась. Он заплатил мне пять кусков и сказал, чтобы  я пока посидел в гараже. Могу сказать, в какой машине сидел. А потом пришел и сказал, что я свободен. Повел меня в противоположную сторону от будки охранника к забору и помог мне перелезть.
– Кто-нибудь может подтвердить?
– Так не для того он, наверное, так поступал, – не выдержал Десантник.
– И куда после этого поехали? – невозмутимо продолжал Астафьев.
– В клуб. Вот там-то многие могут это подтвердить.
– Молодец, Федор. Приятно работать с умными людьми. Но мы же все, что ты говоришь, обязательно перепроверим. Я, конечно, понимаю тебя. Ты не привык предавать своих друганов. Но это может сделать другой, кто не хочет идти по убийству. Тогда как ты будешь выпутываться? Тем более, врешь. То через калитку вышел, то перелез через забор.
– Не знаю. Вы не даете мне сосредоточиться, – запротестовал Десантник.
– Надо говорить правду, а она не требует времени на обдумывание. Правда ведь сама по себе течет, как ручеек. Вот когда врешь, тогда приходится напрягаться. А ты врешь. Не хочешь говорить, когда познакомился с этим мужиком. Если кто-то просил тебя помочь ему, тогда называй этого человека, и мы уточним у него то, что нас интересует.
– Но я не убивал никого, – нервничая, заявил задержанный. – Зачем мне это, когда в клубе бабки сами плывут в руки.
– Может быть. Но охранник погиб в этот же день, когда ты был там.
После этого вопроса Силантьев сделал незаметный знак, призывая Астафьева взять паузу, и задал тоже вопрос:
– Скажи, Федя, ты всегда в этих кроссовках ходишь?
– Да. Другая обувь мозоли натирает.
Словно споткнувшись, Астафьев посмотрел на ноги Десантника. Тот был в кроссовках, а след обуви возле трупа оставлен ботинком.
– Так ты не ответил на вопрос. Когда и где познакомился с мужчиной, который привозил тебя в загородный дом? – продолжал Силантьев. – Ты же не глупый парень и понимаешь, для чего тебя привозили. Две видеокамеры заменить может любой. Но повезли-то тебя. А потом совершилось убийство. Вот и подумай. Нас очень интересует человек, который подставляет тебя.
Говоря это, Силантьев пристально смотрел в глаза Десантнику. Отведя свой взгляд в сторону, тот съежился. И тогда снова включился Астафьев. Он умел морочить голову на допросах, рассчитывая расколоть задержанного или по Пономарю, или по начальнику службы безопасности банка Буранову. Сейчас Астафьев уже сомневался в своих недавних предположениях. Людям из клуба игровых автоматов связывать себя с кражей, а тем более с убийством, не резон. Деньги, которые они загребали на игромании своих клиентов, были значительными, а самое главное, менее опасными.
Неожиданно запищал сотовый у следователя. Тот выслушал какое-то сообщение и, вызвав конвой, отправил задержанного в камеру.
– Крепкий парень. Не колется, – посетовал Астафьев.
– Мне сейчас позвонил эксперт и сообщил, что отпечатки пальцев на одежде убитого садовника задержанному парню не принадлежат. Вот так-то, господа, – сказал следователь и, поморщившись, добавил: «Остается только оружие. Вымогательство с вашими долларами тоже легко рассыплется в суде».
– Согласен, – подтвердил Силантьев и, обращаясь к Астафьеву, добавил, - но в связях его с людьми Пономаря или Буранова покопаться надо.
– Значит и тут кто-то ловко обошел нас, – недовольно заметил Астафьев.
– Я бы так категорично не заявлял. Этими подставами он себя загоняет в ловушку. Мы ведь все эти подставы опрокидываем и приближаемся к нему. Кстати, когда у вас очередной допрос? – обратился Силантьев к следователю.
– По просьбам трудящихся могу в любое время, – отшутился  тот.
– Вот и хорошо. Давайте снова попытаем его, – попросил  Астафьев. – Обидно все-таки. Столько работы по «Джек Коту», и все это насмарку. Давайте попробуем еще раз. Может быть, пообещать ему что-нибудь.
– Обещать пока нельзя. А вдруг изъятое оружие после осмотра заговорит? – возразил следователь. – Тем более, колоться по вашим вопросам он не хочет.
– Хочет, не хочет, а надо. Сейчас главное в этом. Возможно, и вслепую использовали парня, – заявил Силантьев.
– И как ты это представляешь? – спросил Астафьев.
– Очень просто. Пономарь ведь злой на московских, которые не подпустили его к этой кормушке. Вот и решил под видом электрика направить из «Джек Кота», и в тот же день убрать охранника, который мешал Буранову. Они, видимо, узнали о проигрыше сына банкира и устроили эту комедию в двух действиях. Нашими руками осуществили накат ментов и вывели из-под удара того, кто помогает обанкротить банк.
Проговорив это, Силантьев улыбнулся и доверительным тоном попросил следователя сообщать им о ходе дела.
– Договорились, – согласился тот. – У меня завтра очередной допрос. Может быть, послушаете директора клуба, – ответил тот. – Но мне тоже кажется, что на убийство эти не пойдут.
– А изъятое оружие? – не сдавался Астафьев.
– Оружие сейчас полстраны имеет. И чаще всего объясняют тем, что оно необходимо для самозащиты, – возразил Силантьев.
Глядя в сторону и нервно постукивая пальцами по столу, следователь поддержал адвоката.
– Если хотите мое мнение, то я тоже не верю в причастность работников этого клуба к убийствам людей, работающих на управляющего банком. Скорее всего, в этом заинтересован кто-то другой. Вот завтра давайте и попытаем директора, а потом снова его помощника.
– Тогда до завтра, – поднялся Астафьев. – Мы продумаем с Николаем Николаевичем план допроса.
В этот день в дом Удальцова они не приезжали, и Захар Пантелеевич пораньше лег спать.
К утру ему снова приснился сон. Будто стоит он у окна в своем кабинете и видит, как у подъезда банка остановился темно-синий «мерседес». Из него выходит мужчина в модном кашемировом пальто, которого сопровождает в таком же пальто другой мужчина. С большим чувством собственного достоинства они входят в подъезд.
Дальше Захару Пантелеевичу снится его секретарша, которая  входит в кабинет и докладывает, что пришли какие-то люди от губернатора.
– Так пусть заходят. Приглашайте.
В кабинет входят приехавшие, которых он только что видел около подъезда.
Захар Пантелеевич поднимается и, угодливо улыбаясь, идет им навстречу.
– Чаю, кофе? – на ходу спрашивает он. И, когда те молча подходят к столу, задает очередной вопрос: «И что привело вас ко мне?»
– А ты не понял? – отвечает один из вошедших.
– Не понял, – честно признается Удальцов. – Вы кто?
– Это очень плохо, что ты не знаешь меня.
Такая манера не нравится управляющему банком. Он убирает руку со стола и пытается нажать кнопку под столом для вызова охраны. Однако слышит грозный окрик одного из вошедших, который  достал из бокового кармана больших размеров пистолет: «Не дергайся, козел!»
– Вы что себе позволяете! – возмущается Захар Пантелеевич. – Вам же придется за это отвечать.
– Отвечать, придурок, придется тебе, а не нам. Ты что, не понял, кто пришел к тебе?
– Нет, – косясь на ствол пистолета, произносит Удальцов.
- Я – Пономарь. Слышал, надеюсь, обо мне? Или  и сейчас «непонятку» будешь строить на своей морде?
Услышав это, Захар Пантелеевич пугается так, что не может говорить. Тем временем напарник Пономаря достает из кармана диктофон и включает его.
– А теперь рассказывай, почему требуешь возврата кредита от банка «Авангард»? Ты же знаешь, что он под нами!
После этих слов Захар Пантелеевич понимает, что это за люди и для чего они пришли.
А включивший диктофон продолжает:
– Кто тебе это посоветовал? Губернатор? Так власть у нас, а не у него! Хотя вы и привыкли ссылаться на каких-то министров и губернаторов.
– Нет! Нет! Я ничего не говорил губернатору.
– А кто тебе посоветовал?
– Мой начальник службы безопасности Степан Буранов. Он говорил, что заставит банк «Авангард» вернуть кредит.
– Еще что говорил тебе этот Степан?
– Говорил, что под его защитой мне бояться никого не надо.
–  Правда?
– Конечно. Я даже отговаривал его.
– Заткнись! Надо раньше было сообщить нам, – обрывает второй и, обращаясь к Пономарю, спрашивает: «Здесь будем мочить? Или вывезем?»
– Не надо! Не надо! Я не буду требовать возврата кредита и никому ничего не скажу! Я даже заплачу вам! Только не трогайте меня!
– Сколько?
– Сколько скажете.
– Тогда так. Завтра направишь письмо в банк «Авангард» о том, что ты удовлетворен взаимозачетами и никаких претензий по кредиту не имеешь. А нам за «моральный ущерб» выдай сто зеленых.
– Сколько?
– Сто тысяч зеленью.
– Но у меня сейчас нет такой суммы, – пытается возразить Захар Пантелеевич, и слышит в ответ:
– Ждем только минуту.
Он открывает дверцу своего сейфа и достает из него десять пачек упакованных в полиэтиленовый пакет.
– Вот все, что у меня есть, – положив деньги на стол, заявляет Захар Пантелеевич. – Надеюсь, мы расходимся?
– Нет. У нас еще вопросы к твоему Степану, – произносит Пономарь. – Пригласи его сюда.
Вскоре дверь в кабинет открылась, и вошел Буранов. В руке у него пистолет. Пономарь отталкивает Захара Пантелеевича в сторону и отскакивает сам. В то же мгновение раздалось два выстрела. И там, где стоял Пономарь, со стены отлетела штукатурка. Почти  сразу же раздался и выстрел напарника. Громыхнул он с такой силой, будто раздался рядом гром. С первого же выстрела начальник службы безопасности отлетел назад к двери и медленно опустился на пол. Около него образовалась лужа крови.
И снова слышится голос Пономаря.
– Теперь понял, с кем надо дела иметь? А то на какого-то Степана надеялся. Запомни, в этом городе мы сила, и дела надо иметь только с нами. А сейчас распорядись, чтобы твои охранники не мешали нам уйти.
Захар Пантелеевич звонит по телефону секретарше и просит проводить гостей до их машины. После их  ухода он бессильно падает в кресло и кричит:
– Сволочи! Сволочи! Сволочи!
От этого крика Захар Пантелеевич просыпается. Руки у него дрожат. Со лба стекают капли пота.
Несколько минут он лежал не поднимаясь. Затем медленно приподнялся и неторопливо сел на край кровати. Нащупав ногой тапочки, он сунул в них ноги и, встав, подошел к окну. Однако перед глазами, как на экране, мелькали события увиденного во сне. Особенно грозный Пономарь. На сытых щеках румянец, в хищных глазах уверенность в своей безнаказанности. «И что может остановить таких? – думает Захар Пантелеевич. –  Что? Закон? Мораль? Видимо, и закон, и власть бессильны перед такими людьми. Грабят и убивают и в других странах. Но не в таких же масштабах, как у нас. Тогда что же с нами произошло? Все развалили, все продали. Разрушили то, что было. Видимо, это и способствовало появлению невиданной ранее жестокости и преступности. Появлению таких людей».
Эти раздумья рождались у Удальцова, как правило, после увиденного во сне. По жизни он поступал так же, как и многие его знакомые. Не задумываясь. Лишь сны показывали ему действительность, в которой он жил и будто предупреждали, что так жить нельзя. Такие сны всегда оставляли чувство тревоги и растерянности. Они глубоко врезались в память и не давали покоя. После таких снов Захар Пантелеевич всегда был раздражительным и грубым.
За окном светало. И Захар Пантелеевич, чтобы успокоить себя, решил посетить горничную, у которой уже не был несколько дней. Встретила она его так, будто ждала. Через пару часов Захар Пантелеевич почувствовал себя лучше и, приняв  душ, вошел в гостиную с довольным выражением лица.


Подозреваемый в убийствах

В это утро рано проснулся и подполковник Астафьев. Чувство вины перед генералом не давало покоя. Действительно, уже прошла неделя, а он все топтался на месте. Память ему не требовалось напрягать, поэтому вспоминая в подробностях все, что они делали с адвокатом, Астафьев чувствовал, что делал он не все правильно. Будто чья-то сильная рука водила его от одних действий к другим. И он шел, как ведомый, а не как ведущий. Сейчас он все больше убеждался в причастности Буранова, которого ловко  кто-то использует.  Но кто? Управляющий банком не мог быть в сговоре с ним. Тогда остается тот, кто хотел прибрать этот банк к своим рукам или развалить. В открытую борьбу с властью вступать уже опасно. Остается один выход: в проведении своей линии через человека, работающего в этом банке. Через человека, который приближен к управляющему, но чем-то недоволен. С помощью такого человека можно сделать то, что и делается. Разорить  различными способами. И через хищения крупных сумм, и с помощью невозвратных кредитов. Тогда возникает следующий вопрос: на чем подловили Буранова и чем прикормили? Бывшая жена Удальцова? Или что-то другое?
Эти вопросы не давали Астафьеву покоя. Он не любил ошибаться. Переживал, мучился. А сейчас чувствовал, что начальник службы безопасности банка его обводит, как мальчишку. Возможно, с помощью Буранова пытаются приручить к кому-то более сильному? Во всяком случае, для Пономаря это было бы большой победой. В этом случае он за ценой не постоит. Может даже сдать и Буранова. Своего человека, приближенного к Пономарю, Астафьев не имел. Это и усложняло работу.
Вечером он выдал задание на наблюдение за квартирой бывшей жены Удальцова. Однако сейчас считал, что этого мало. Требовалось и наблюдение за Бурановым, а самое главное, установление его связей с Пономарем.
Комнату заполнял бледный рассвет. Поднявшись, Астафьев набрал номер телефона адвоката. Ответил тот почти сразу.
– Не спишь? – поздоровавшись, спросил он.
– Так же, как и ты
Эти слова прозвучали так искренне, что Астафьев, не скрывая своей озабоченности, предложил:
– Надо бы до начала работы пообщаться.
– У меня тоже за ночь накопилось немало всякого.
– Вот и хорошо. Подъезжай к кафе «Весна». Позавтракаем и кое о чем пошепчемся.
– Через тридцать минут буду.
Астафьев побрился и вскоре выехал. Машина адвоката уже стояла невдалеке от входа в кафе.
Забравшись в нее, Астафьев заговорил о том, что его беспокоило утром. Закончив, он предложил и свой план.
– Я бы хотел, чтобы ты, Николай Николаевич, с утра занялся изучением личных дел всех охранников банка. Это не вызовет особого подозрения у Буранова. А необходимость в этом есть. Если Буранов выполняет чей-то заказ, то он обязательно имеет у себя помощника. Более того, тот, кто использует Буранова, должен и наблюдать за ним.
– Я тоже об этом думал. Начну с охранников в доме банкира. Особенно тех, что приняты в службу безопасности за последний год.
– Вот-вот. Да и с Удальцовым пошепчись. Только так, чтобы он наши интересы в отношении Пономаря не понял. А я в это время отработаю в изоляторе котов.
– Пусть Десантник подробнее расскажет, как он оказался в машине Буранова. По-моему, это у него с его шефом пока не отработано. А на противоречиях можно и расколоть, – предложил адвокат.
– Принимается. У меня тоже немало для них приготовлено. Но пора и завтракать.
В кафе о делах они уже не говорили. Быстро перекусив и договорившись о встрече после обеда в доме Удальцова, они разъехались.
Следователь уже был в комнате для допросов. Поздоровавшись, Астафьев спросил:
– Что нового?
– Кое-что есть. В одной из рюмок с коньяком сильнодействующее снотворное. Да и паспорт поддельный. Но фамилия и имя настоящие. Вот посмотри.
Астафьев взял паспорт. Водяные знаки на просвет не видны, а печати будто с чего-то откатаны.
– Так, может, с него и начнем? – предложил Астафьев. – А потом директора.
– Не возражаю, – сказал следователь и дал указание привести Десантника.
Вскоре задержанного привели.
Кивком головы следователь показал на стул и, когда тот сел, взял в руки паспорт.
– Паспорт-то липовый, – произнес он.
– Да? – насторожился Десантник.
– Да-да. Экспертиза это без труда докажет. Но и без нее видно. Так что давай рассказывай сначала про паспорт. Где делал? У кого? Когда?
– Паспорт действительно поддельный. Настоящий я потерял перед выездом в ваш город. А надо было срочно. Вот местные под Москвой и сделали. Но это же не подделка документов. И имя, и фамилия настоящие. Можете все проверить.
– Проверим, – перебил Астафьев. – Давай вернемся к вчерашним вопросам. Расскажи, как ты познакомился с человеком, который тебя отвозил в дом банкира.
Десантник начал снова повторять вчерашнее, но Астафьев перебил:
– Где сел в его машину?
– Возле нашего клуба, – нервно закусив губы, ответил тот.
– Кто тебе приказал? Неужели непонятно, что тебя подставляют? У тебя была ночь для размышлений. Директор клуба?
– Да.
– Подробнее.
– Вызвал в кабинет и сказал, что у знакомого надо проверить работу видеонаблюдения в загородном доме. Я сначала отказывался, но он сказал, что я разбираюсь в этом, так как в клубе  устанавливал. Я не хотел. А когда он сообщил, что там живет наш проигравшийся должник и это поможет в возврате долга, согласился.
– Дальше.
– А дальше он назвал номер машины, которая меня  ждет возле клуба и напомнил, чтобы я взял кое-что из запасных деталей. Я собрал в дипломат то, что нужно, вышел и увидел машину с названным номером. Подошел, сел рядом с шофером. Он первый протянул мне руку и представился. Назвал себя каким-то Барановым, или Бурановым, но я не запомнил. А вот когда сообщил, что он начальник службы безопасности банка «Наш город», я запомнил и сразу насторожился.
– Почему?
– Слышал от своего шефа, что банки города крышует криминальный авторитет Пономарь.
– Еще о чем говорили?
– Я тогда сказал, что сынок управляющего этим банком крупно проигрался. А он ответил, что насчет сына в доме, куда привезет, никаких разговоров вести не надо.
– В доме с кем-нибудь встречался?
– Нет. Мы ходили вдвоем. Но, когда приехал, увидел охранника, который внимательно рассматривал меня и что-то хотел сказать. Но мы быстро вошли в дом. Там я молча проверял, а тот, кто привез, тоже, видать, не из разговорчивых.
– Что-то еще просил проверить Буранов?
– Да. В подвале электрощиток и выключатели в  гараже. Я все проверил и получил пять тысяч.
– И неужели не догадался, для чего тебя привозили? – продолжал Астафьев.
– Я не догадываться должен, а выполнять то, что приказывают, – скривился Десантник. – Сейчас я, конечно, кое-что понимаю и, если бы не убийство, не стал бы откровенничать.
– Это хорошо, что понимаешь, – поддержал следователь. – Но, если начал, то надо идти до конца.
– Я жить хочу, гражданин начальник. Понимаешь? Жить хочу!
– Давай без этого. Жить будешь тогда, когда врать прекратишь, – перебил Астафьев. – Лучше расскажи о том, часто ли видел Буранова вместе со своим шефом.
– А вот шефа к этим делам не притягивайте, – возразил Десантник. – Я начал свою жизнь с чистой страницы. Такая договоренность у меня была и с ним. Я при их делах не был и ничего не знаю.
– Хорошо. А когда он отправлял тебя к Буранову, что ты понял? Знакомы они друг с другом?
– Конечно. Говорил так, будто направляет меня к своему лучшему другу или к какому-то большому начальнику.
– Поэтому и коньяк со снотворным использует? – улыбнувшись, напомнил Астафьев.
Словно споткнувшись, Десантник растерянно молчал.
– Продолжай. Продолжай. Кого хотели угостить? Того парня, который сидел у вас? Ты ведь знал этого должника? Хотел с начальником службы безопасности банка привезти его к отцу и потребовать денег? – как бы подбрасывая готовый ответ, спрашивал Астафьев.
Десантник молчал. И тогда Астафьев, обращаясь к следователю, предложил:
– Давай, Александр Иванович, записывай. Гражданин Уткин, находясь в сговоре с директором клуба игровых автоматов, пытался с помощью снотворного усыпить должника и вывезти его для претворения своего умысла. А теперь говори, какая цель была?
– Гражданин начальник, а может, не надо на меня давить? – произнес, наконец, Десантник. – Я же и так много рассказал.
– Как часто встречался директор вашего клуба с начальником службы безопасности банка?
– Три раза я видел. Каждый раз тот заходил к нему в кабинет. Но я при их разговорах не присутствовал.
– А кто присутствовал?
– Какой-то парень. Меня с ним не знакомили.
– Описать его сможете?
– Попробую. Хотя видел его очень мало.
Во время ответов у Десантника менялось настроение. От одних вопросов он как бы успокаивался, а другие его настораживали. Это трудно ему было скрыть, и это использовал Астафьев.
– Так ты не ответил, для чего пытались вырубить снотворным парня, который был у вас во время задержания? – продолжал он.
– Чтобы напомнить еще раз о долге, – на этот раз твердо ответил тот.
– Ну, что, Александр Иванович, на сегодня пока хватит? – спросил Астафьев у следователя.
– Да. Пусть подумает, что его ожидает от подставы, которую не хочет понять.
Когда вывели задержанного, Астафьев удовлетворенно заметил:
– Зацепки кое-какие все-таки дал. Теперь надо браться за его шефа.
Вскоре ввели директора клуба игровых автоматов. Вошел он уверенно и сразу же сел, не ожидая предложений. С модельной стрижкой и бакенбардами. Прилизанный и холеный. Нос немного скошен вправо. Видимо, занимался боксом. Особенно выделялись его глаза. Как будто два стальных шарика, не мигая, уставились на сидящих сотрудников. Наконец, не вытерпев, он спросил:
– Ну и что вас интересует? Спонсорская помощь? Так я готов оказать ее.
Заполняя протокол допроса, следователь улыбнулся и спросил:
– Нас интересует многое. Но сначала о пистолете, изъятом у вас из сейфа.
– Готов ответить. Вчера нашел в лесу около озера. Выезжал со знакомыми отдохнуть. Смотрю, лежит. Могу показать то место. Заявление об этом вы изъяли при обыске. Не успел его передать, – затараторил директор клуба.
 Переглянувшись со следователем, Астафьев перебил:
– Остановитесь, Михалев! Нам надоело уже это вранье. Ну, что ты как кукла заведенная, тараторишь. Придумал бы  что-нибудь новое. Ты же не глупый парень. Успел и подучиться на зоне, а ведешь себя, как малое дите.
После этих слов задержанный с интересом посмотрел на Астафьева, а затем произнес:
– Спрашивайте. Но за мной решение. Отвечать вам без адвоката или нет.
– Конечно. По пистолету разговор будет позже. А сейчас нас интересуют должники клуба игровых автоматов, которым вы руководите.
– Должники всегда есть и всегда будут.
– И каким способом вы возвращаете долги? Давайте не будем напрасно тратить время. Нас пока интересует должник, которого задержали у вас в кабинете и которого вы собирались усыпить снотворным. Я понятно спрашиваю?
Ведя допросы, Астафьев всегда стремился быть предельно аргументированным и жестко доказательным. Сейчас он видел перед собой сильного противника, о котором успел собрать информацию. До назначения директором клуба игровых автоматов Валерий Михалев отбывал наказание в одной из колоний за мошенничество. Поэтому Астафьев и повел с ним жесткий допрос. Более того, зная из характеристик подельников по колонии его  характер, он решил использовать это. Двурушничеством среди сотрудников милиции Михалев пользовался нередко. После задержания он и в следственном изоляторе сразу нашел нужного человека и через него передал записку своим друзьям. Однако записка сначала оказалась у оперативника изолятора, который уже был подготовлен Астафьевым. В записке Михалев просил сообщить о его задержании, но мер пока ни к кому никаких не предпринимать. Правда, кому предназначалось это сообщение и предпринимаемые меры, не сообщалось. Видимо, записка должна была пройти через несколько рук. Но это уже не  беспокоило Астафьева, так как тот, кто получил эту записку, был установлен и взят под наблюдение.
После заданного Астафьевым вопроса директор клуба несколько секунд молчал, затем произнес:
– С должниками разбирается мой помощник. Возможно, он и хотел без шума вывезти должника куда-нибудь для разговора. Но в любом случае это не криминал.
– По нашим сведениям пытались вывезти для другого. Но об этом потом. А сейчас скажите, вы давали указание своему помощнику на выезд в загородный дом управляющего банком «Наш город»? – перебил Астафьев, пристально глядя в глаза директора клуба.
– Да. Знакомый попросил у меня проверить в том доме видеонаблюдение. Вот я и послал туда своего помощника.
– Фамилия!
– Чья?
– Того, кто просил вас.
Сейчас Астафьев уже не видел первоначальной наглости задержанного. На глазах менялось его состояние.
– А почему таким пустяком, как видеонаблюдение, интересуется подполковник уголовного розыска?
Астафьев едва заметно улыбнулся. С такими, как сидящий напротив него, он встречался по долгу службы часто. Когда они слышат второстепенные вопросы, то нередко теряют настороженность и применяют природную наглость. Впрочем, человек с другим складом характера не стал бы заниматься игорным бизнесом.
– Дело в том, что в доме, куда вы отправили своего помощника, произошло убийство. И у нас есть основания полагать, что убийство произошло не случайно.
Эти слова достигли желаемой цели. Михалев на несколько секунд задумался, но затем равнодушно произнес:
– И кто?
– Именно это мы и пытаемся узнать с вашей помощью.
– Поэтому и произвели вчера накат на нас? Неужели вам непонятно, что мы деньги делаем без трупов? А вы подозреваете даже моего помощника.
Произошло то, чего хотел Астафьев. Напускное спокойствие оставило Михалева, и он взорвался. Затем, взяв себя в руки, проговорил:
– Да. Игорный бизнес не простое дело. Приходится иметь немало друзей и врагов. Те же конкуренты или должники. Но ими занимается мой помощник, и никогда никаких проблем у нас не было. Так неужели вы думаете, что мой помощник за невозвращенный проигрыш может убить человека? Зачем нам это? Завтра проигравшие оставят у нас бабок в несколько раз больше этого долга. Посидите в клубе хотя бы один вечер и убедитесь.
– Вы не ответили на мой вопрос, – перебил эти рассуждения Астафьев.
– Какой? Их столько, что и не запомнишь.
– Фамилия знакомого, который просил у вас специалиста по видеонаблюдению.
Старательно подбирая слова, директор клуба медленно проговорил:
– Начальник службы безопасности банка «Наш город» Буранов Степан.
– А почему он именно к вам обратился?
– Не хотел, видимо, с чужими людьми связываться.
– А вы для него не чужой?
– Не чужой.
– И когда началось это знакомство?
Встретившись со взглядом Астафьева, директор клуба понял, что того интересует что-то большее. Теперь он уже старался говорить осторожнее. Однако Астафьев не спешил ставить вопросы, которые тот ожидал. Он невозмутимо продолжал спрашивать о выезде помощника в дом управляющего банком.
– А с собой кого-нибудь брал ваш помощник?
– Я думаю, об этом следует спрашивать не меня, а его самого.
– А вы не посылали?
– Нет. Не посылал. И вообще эта история мне не нравится. Может быть, можно все это избежать?
– Что вы имеете ввиду? – вскинул брови Астафьев.
– Спонсорскую помощь органам, – тихо произнес директор клуба.
– Подумаем. А вы подумайте о моих вопросах.
– Но я на них, по-моему, ответил.
– После встречались с тем начальником службы безопасности?
– Нет. Но по телефону он звонил. Поблагодарил за работу моего помощника.
– И все?
– Все.
– Московских хозяев не боитесь?
– Мне не за что их бояться.
– Как знать. Как знать. Они ведь не любят, когда с ними двойную игру ведут. А вы ведете. Зачем связались с начальником службы безопасности банка? Вы же знаете, кто  у нас крышует их.
Услышав эти упреки, директор клуба задумался. А действительно, зачем? Жизнь шла своим чередом. Денег всегда было  навалом. Работа не пыльная и не опасная. Можно было себе позволить если не все, то очень многое. А теперь напрягай мозги. Еще не известно, что наболтал им помощник, с которым никак не удается связаться. Эти мысли беспокоили директора клуба и ночью. Неужели этому подполковнику известно о его договоренности с Пономарем?
Астафьев, повернувшись к следователю, заметил:
– Вот так, Александр Иванович, и сгорают неглупые люди. У меня  к нему вопросов пока нет.  Надеюсь, что следующая встреча у нас будет более откровенной.
Приехав в загородный дом Удальцова, Астафьев увидел стоящих в парке адвоката и управляющего банком. Поздоровавшись, он выжидающе посмотрел на адвоката, и тот, понимая заинтересованность Астафьева, проговорил:
– Кое-что есть.
– Тогда говори.
– Работают все с начала организации банка. Но один принят два месяца тому назад. Принят по инициативе Буранова, который усиленно просил управляющего банком. Так вот этот принятый работал у Пономаря в группе телохранителей. А проще говоря, выполнял его заказы. Недавно освобожден из колонии по условно-досрочному. Привлекался за убийство, которое в суде переквалифицировали как превышение пределов необходимой обороны. Характеризуют его очень жестким. Фамилия Ломов Иван Харитонович.
– Подожди, а как он попал в службу безопасности? – перебил Астафьев.
– Это надо разбираться с лицензионщиками. Но удостоверение частного охранника у него имеется.
Слушая адвоката, Астафьев снисходительно улыбнулся. А тот продолжал:
– Я уже спрашивал Захара Пантелеевича, почему он подписал приказ о его приеме.
– И что говорит Захар Пантелеевич? – посмотрев на него, снова улыбнулся Астафьев.
Понимая, что сыщик ждет от него ответа, молчавший до этого Удальцов заговорил:
– Я не лезу в дела Буранова. Но по поводу этого парня помню, как уговаривал меня. Говорил, что тот ему, как сын родной. Но я не знал, что он работал у этого бандита.
Астафьев утешающе похлопал его по плечу и заметил:
– Сейчас немало людей работают или у бандитов, или на бандитов. Так что расстраиваться не надо.
В это время запищал сотовый у адвоката. Включив его, Силантьев услышал одного из своих помощников, который сообщал, что выдал просьбу криминалистам по этому охраннику, и они кое-что уже имеют. Но по телефону говорить не стали.
Услышав это, Астафьев, извинившись, спешно отправился к ним.
В лаборатории криминалисты сообщили, что один из отпечатков пальцев на одежде убитого садовника принадлежит ранее судимому Ломову Ивану Харитоновичу, по кличке Лом. Правда, стопроцентную гарантию по заключению криминалисты не давали, так как отпечаток был нечетким.
Получив эту информацию, Астафьев вернулся в загородный дом. Адвокат, как и договаривались, ждал его в парке.
– Ну, вот и приближаемся, – заявил Астафьев, подходя к нему.
Рассказав о выводах криминалистов, он задумчиво добавил:
– Сейчас надо обезопасить твоего друга. Я познакомился с архивным делом Ломова. Можно ожидать все, что угодно. Они же видят, как рассыпаются их подставы. Могут пойти и на ликвидацию управляющего банком, чтобы списать на него украденное и трупы.
– Ну, блин, и денек! – проговорил Силантьев. – Одно за другим полезло. Так значит, и Десантника под видом электрика направляли для отвода глаз?
– Скорее всего так, – с досадой произнес Астафьев. – Наши оперативники засекли разговор Буранова с одним из приближенных к Пономарю. Начинает волноваться и предлагает обрывать все их нити. А это значит, готовят покушение на Удальцова. Не мытьем, так катаньем пытаются довести начатое.
– Не исключено, что и этого Ломова для какой-то цели подключили, – согласился Силантьев.
– Не исключено. Ты езжай сейчас в банк и постарайся быть рядом с управляющим. Но так, чтобы не заподозрил Буранов. У нас ведь пока не отработан начальник кредитного отдела. На завтра желательно Удальцову заболеть и два-три дня не появляться в банке. Но и болезнь подкрепить надо.
– Вызовем к концу рабочего дня знакомого врача, и он в  присутствии сотрудников банка разыграет все, как надо.
– Вот-вот. А в доме можно поселить под видом родственника жены моего опера, – ухмыльнулся Астафьев. – Но это за мной.
– А как насчет дезы для Буранова? – спросил Силантьев.
– Думаю. А у тебя что-то есть, раз спрашиваешь?
– Можно по игровым автоматам кое-что выдать.
– Например?
– Например, сказать, что Десантник стал очень злой, когда узнал, что в день посещения дома банкира там был убит охранник. Говорит, что это подставу ему сделал начальник службы безопасности банка.
– Так они уберут его в камере, – возразил Астафьев.
– А нам он нужен? По-моему, его использовали втемную, и добавить к тому, что сказал, ничего не сможет.
– А вдруг сможет?
– Тогда после выданной Буранову информации можно и подстраховать, – не сдавался адвокат.
– Чем больше работаем, тем больше в дерьмо влезаем. Ничего не боятся, – пробормотал Астафьев.
– Боятся! Еще как! Видишь, сколько подстав сделали для того, чтобы прибрать к своим рукам банк. Они ведь надеялись оказаться вне подозрений. И со светом в доме банкира, и с трупами, и с сыном Удальцова, и с клубом игровых автоматов, – возразил Силантьев и добавил: «Я опасаюсь, как бы не убрали нашего Буранова. Если люди Пономаря почувствуют, что он у нас главный подозреваемый, то конец ему быстрый будет».
– И что предлагаешь? – усмехнулся Астафьев. – Тоже на больничный отправить или приставить телохранителя?
– Шутки шутками, – продолжал свое адвокат, – но тогда ведь труднее будет вернуть украденные деньги.
– Я не думаю, что его так сразу и уберут. Он ведь неглупый мужик и понимает, что можно сообщать своим хозяевам, а чего нельзя. По-моему, он наоборот: успокаивает их по всем делам. А вот когда  его арестуем, тогда могут. Но тогда он и нам будет не нужен. Что касается клуба игровых автоматов, конечно, дадим, чтобы убедиться, правы мы или нет. Хотя я и без этого  не сомневаюсь.
– Насчет бывшей жены Удальцова что-то проясняется?
– Работают ребята. Но интересного пока нет. Видимо, втемную бабу использует. Реже посещать стал. Он же бывший опер. Понимает, что в разработку и она должна попасть.
Во время этого разговора они увидели, как в парк въехала машина Буранова. Остановившись возле охранника, он что-то говорил ему, но увидев Астафьева и адвоката, сразу направился к ним.
– Приветствую, Владимир Игоревич. День заканчивается, а я и не видел вас. С задержанными работаете? – улыбаясь, проговорил он.
– Да.
– И что-то по сыну Захара Пантелеевича получили? Теперь-то оставят его в покое? Я почему об этом спрашиваю? Небезразличен он для меня.
– Понимаю вас. Но с задержанными я работаю не только для помощи Игорю. К ним много и других вопросов. В частности, помощник директора клуба заявляет, что вы привозили его в дом Удальцова не только для проверки работы видеонаблюдения.
– А для чего? – не выдержал Буранов.
– Говорит, чтобы бросить на него подозрение в убийстве охранника. Его же убили в тот же день. Обижается на вас. Говорит, что специально подставили его.
Посматривая на начальника службы безопасности, Астафьев продолжал развивать свои рассуждения.
– Возможно, он и придумывает. Но, если заговорит об этом подробнее, следствие, конечно, зацепится. А там глядишь и других начнет называть. Вот тогда-то расследование и начнется. И по садовнику, и по твоему охраннику. А тут еще и с клубом игровых автоматов по Игорю что-то намекает. Так что, на него следователь большие надежды возлагает. Говорит, что всех друганов своего шефа знает. А вообще подонок из подонков. Готов всех сдавать.
– Я это тоже понял, когда привозил его сюда.
– Понял и все-таки связался, – упрекнул и адвокат.
– Так если бы знать.
– А шефу сказал об этом? – продолжал Астафьев.
– Зачем? Сам же договаривался и, если прокололся, то лучше молчать.
– Слушай, а зачем его отправлял через забор, а не через проходную, где охранник?
– Он сказал, что так короче ему добираться до города, – насторожился Буранов. Сейчас он убедился, что Десантник, видимо, немало рассказал им. Это его расстроило, и вскоре он, распрощавшись, уехал.
– Ну вот. Приезжал проверять свои посты, а сам даже не расписался в журнале проверок. Расстроили его, Владимир Игоревич, – усмехнулся адвокат.
– Обойдется. Сейчас поедет к кому-нибудь из своих. Информация наша насторожила его.
 Действительно, отъехав от усадьбы, Буранов сразу же позвонил охраннику Ломову, телефон которого уже был на прослушивании.
– Ты на месте?
– Да. Но собираюсь на отдых.
– Тогда выходи через десять минут. На площади и встретимся.
Подъехав на условленное ранее место, он посадил Ломова рядом с собой.
– У нас проблемы, Иван. Помощник директора клуба игровых автоматов заговорил. Может засветить ваших. До этого менты меня не беспокоили, а сейчас засуетились.
– Менты? – переспросил Ломов.
– Да. Менты. Тем более, один из них из уголовки. Мужик грамотный.
– Так, может убрать его.
– Нет. Шуму будет много. А вот с говоруном из игровых автоматов надо срочно решать.
– Придется докладывать шефу. В камеры доступ только у него.
– Так докладывай. Но я сделал все так, как ты говорил. А они прокололись на стволах. Тебя-то он видел там или нет?
– По-моему, нет.
– Тогда почему дает показания о тебе?
– Вот и разберись вначале, а потом докладывай. Нервы зашкалили, так полечись, – злобно оборвал Лом.
Буранов нервно огляделся. Расположение духа, с которым он приехал на встречу с Ломом, слетело как по мановению волшебной палочки. Замысел убрать помощника директора клуба без разбора провалился. А это не предвещало ничего хорошего. Словно выпутываясь, он начал объяснять:
– Конечно, ничего конкретного он пока им не сказал. Но менты – они ведь как стервятники. На запах сразу слетаются. Поэтому я и сообщил заранее. Но ты прав. Позанимаюсь еще. Кроме этого дотошного сыщика у меня тоже немало там друганов.
Слушая Буранова, тот не спеша достал пачку сигарет и прикурил. Затем несколько раз затянулся, выпустил дым за окно и, отвернувшись в сторону, заявил:
– А вообще-то я тогда говорил, что можно было разобраться с тем охранником и где-то в другом месте. Но вы все очень грамотные. Какие-то комбинации строите. Вот и достроились.
– Постой, Иван, – перебил буранов. – Не гони лошадей. У того фраера нет никаких доказательств о тебе. Это всего лишь мои предположения.
– Тогда какого хрена загружаешь меня? Делать нечего? – резко повернувшись к нему, со злостью спросил Ломов. Лицо его при этом выглядело угрожающе. –  Пару дней тебе хватит на разборки?
– Думаю, да.
– Вот после этого как решишь, так и сделаю. Но помни, если что-то будет не так, отвечать будешь по полной программе.
После этих слов руки Буранова предательски дрогнули. Он почувствовал нарастающее внутри его беспокойство, и на уровне интуиции решил, что с этим разговором поторопился. Буранов даже подумал, а не специально ли подтолкнул его к этому Астафьев? Если так, то что теперь ему предпринимать? А сидящий рядом продолжал:
– Конечно, злить ментов опасно. Нам не нужно их повышенное внимание. Лучше, когда они сами по себе, а мы сами по себе. Но ты заварил кашу с видеонаблюдением, ты и расхлебывай.
– Расхлебаю. Не так страшен черт, как его малюют.
– Ты это к чему? – выпуская изо рта очередной клуб дыма, спросил Ломов.
– Это я о своем.
– Ну-ну. Тогда пойду.
Ломов открыл дверь и бесшумно выскользнул из салона. Оставшись в машине один, Буранов усилием воли заставил себя выкинуть из головы все проблемы, связанные с банком. И дотошного Астафьева, и приставленного к нему человека от Пономаря, который сейчас высказал прямые угрозы. Сейчас ему требовалось другое. Сейчас он очень хотел прижаться к своей любовнице, у которой не был уже несколько дней. Сегодня ему звонила Елена и упрекала. Она так же, как и он, не любила разлук. В разговоре пообещала сообщить ему что-то очень важное. Это также подталкивало к встрече.


Жертва системы

Утром Удальцов на работу не поехал. Вчера вечером в банк был вызван врач, который, осмотрев его, поставил диагноз: простудное заболевание. Присутствующий в кабинете управляющего банком начальник службы безопасности предложил отвезти Захара Пантелеевича домой, но адвокат заявил, что они поедут вместе.
Вспоминая уговоры врача о необходимости лечения дома, Удальцов смотрел на окна веранды. Нудный холодный дождь хлестал по стеклу. Казалось, он был нескончаемым предвестником зимы. Про такую погоду обычно говорят, мол, хороший хозяин и собаку из дома не выгонит. В такой дождь и люди стараются отсиживаться по домам.
Прошло уже больше недели, как была совершена кража. А дело не только не продвинулось, но даже наоборот: обросло новыми событиями, которые лишь запутывали расследование. Случившееся мучило его. Раньше тоже бывало всякое, но оно не мучило его так, как сейчас. Каждый день он с нетерпением ждал положительных результатов. Но вместо этого происходили новые, еще более ужасные события.
Занимаясь делами в банке, Удальцов иногда забывался на какое-то время. Это уводило его от дурных предположений. Сейчас же они полностью овладели им.
Между тем, дождь продолжал барабанить по стеклам. Это будоражило его память. Совсем недавно он строил планы в отношении старшего сына, которого собирался отправить на учебу в Англию. Задумывался и о своей личной  жизни. Но сейчас все рушилось. Ему казалось даже, что рушится и его жизнь.
Бабье лето в этом году затянулось. Но вот оно неожиданно сменилось затяжными дождями. Несколько дней тому назад было тепло и солнечно. По голубому небу плыли редкие облака, а в воздухе паутинки будто висели. Ничего не предвещало наступления осени. И вдруг осень пришла. Надвинулся серый туман, как бы скрывая тайны совершавшихся в природе перемен. Из темных, затянувших небо туч полились ливни, по земле побежали мутные потоки. Куда-то попрятались птицы. Деревья, освободившись от листьев, выглядели уныло и хмуро.
Когда знакомые спрашивали его о жизни и о здоровье, Захар Пантелеевич всегда отвечал, что лучше не бывает. Да и что ему было говорить? Он действительно был счастлив и только теперь понял, что в жизни за все надо платить. В том числе и за счастье. Что не всегда бывает масленица – приходит и пост. А постов Захар Пантелеевич не любил. К хорошему ведь быстро привыкаешь. Но в жизни каждого человека наступает время, когда приходится и отвечать. Особенно за плохое. И пусть наказанием будет лишь утрата покоя и душевного комфорта. Этот суд тоже нелегок.
Как ему ни горько было вспоминать давнее, Захар Пантелеевич впервые за многие годы вспомнил свою мать. После назначения его на должность в обком партии между ними словно пролегла пропасть. Они перестали понимать друг друга, а затем и встречаться.
Сейчас его мама, которую он давно похоронил, словно живая, стояла перед глазами. Ее лицо, как и в те далекие годы, было грустным и бледным, с запавшими глазами. Она, как и в детстве, смотрела на  него с укором. Но он помнил ее и другой. Тогда почему сейчас вспомнил ее именно такой – будто расстроенной его шалостями? Мама работала в колхозе дояркой, и каждый день рано уходила на ферму. Но, когда  возвращалась с дойки, всегда ложилась рядом с ним. И маленький Захар, просыпаясь,  прижимался к ней, гладил ее лицо и просил не спать. А мать, улыбаясь, успокаивала, говорила, что хочет запомнить сына на всю жизнь.
– Ведь ты уедешь от меня, когда вырастешь, – грустно говорила она. При этих словах у Захара возникал такой прилив нежности, какой он впоследствии никогда не чувствовал. Ее глаза были грустными, а лицо становилось озабоченным. На нем появлялись морщины, которые особенно запомнились ему.
Еще он вспомнил, как мать отмечала его пятый день рождения. Она стояла возле стола, на котором разместились приготовленные угощения, и радостно смотрела на  него. Захар тогда рассматривал ее белую, тщательно выстиранную и заштопанную кофточку. Видел ее веселые, большие  глаза. При этом она молчала, продолжая о чем-то думать. О чем? Возможно, уже тогда она думала о нелегкой судьбе своего сына. Оправдает ли он ее надежды, дождется ли жизни в обществе добра и справедливости, о котором  она мечтала?
Захар Пантелеевич смотрит в окно, но взгляд его теряется в давнем прошлом. Он пытается вспомнить что-то еще, связанное с матерью и грустно улыбается. Вдруг из глубин памяти выплывает лицо первой учительницы. Захар Пантелеевич даже слышит ее мягкий голос и смех. Она никогда не упрекала учеников и всегда казалась самой  красивой в школе. В класс она входила в модных туфлях. В серой, из тонкой шерсти, длинной юбке и ярко-алой шелковой кофточке. Этот ее наряд особенно запомнился Захару Пантелеевичу. Он даже тогда задумывался, зачем такая красивая женщина работает? Именно тогда он решил для себя иметь только такую жену в будущем. Чуть выше верхней губы у нее была небольшая родинка, которая особенно украшала ее лицо во время смеха.
Впоследствии Захар уже не встречал учителей, похожих на нее. С пятого класса по каждому предмету были разные учителя, но у всех у них не было того, что было у первой. Не было материнского отношения к каждому ее ученику. Она жила жизнью своих учеников. И радовалась, и огорчалась вместе с ними.
И вдруг Захар Пантелеевич вспомнил слова о благородстве, которые часто звучали на ее уроках. Позднее он уже не слышал ни в школе, ни в техникуме этих слов.  Будто ушли они из нашей жизни, и никто не спешит их отыскать, восстановить в правах. Видимо, так удобнее всем. «Ибо имея благородство в душе, нельзя быть счастливым в наше непростое время», – думает он.
Зацепившись за это слово, Захар Пантелеевич стал вспоминать другие периоды своей жизни. Однако это утерянное слово продолжало сверлить его мозг. Всю свою сознательную жизнь он обходил то, что считалось благородным. И хотя находился в окружении достойных и уважаемых людей, но и к ним вряд ли можно бы применить слово – благородный. Для многих из них понятия: долг, честь, достоинство, верность не означают ничего.
Но почему первая учительница так упорно говорила тогда о благородстве? Возможно, лучше других понимала возможные изменения и в жизни, и в лексиконе. Действительно, позднее пришли другие слова – например: «достал», это слово обрело у нас нарицательное значение. «Достал», как она объясняла, это приобрел что-то по блату. Неофициально, через знакомых, или за дополнительную оплату. А затем слово «достал» из нарицательного превратилось в похвальное. Часто перед перестройкой, когда был всеобщий дефицит, только  и слышалось: «Ты где такие туфли достал? Или костюм?»
Так может быть и та первая учительница, предвидя это, как бы предупреждала своих учеников. Заостряла их внимание не только на слове «благородство», но и на поступках, с которыми можно соотнести это слово?
Впервые за многие годы Захар Пантелеевич был беспощаден к себе. Беспощаден до такой степени, что, кажется, хотел содрать с себя все, что приросло к нему. И неожиданно всплыла перед глазами первая жена, которую он ловко соблазнил и, чтобы спасти свою карьеру, женился на ней. Так о каком благородстве может идти речь, если даже любовь он променял на карьеру? А как назвать его поступок со второй женой? «Возможно, от предательства и тянутся эти неприятности?» – подумал он. А разве мало его было во время работы в обкоме партии? Он же видел, к чему вели страну престарелые вожди. Но мог только одобрять все их глупости. Хотя и понимал, что так жить нельзя. Так разве это не предательство самим себя? Возможно, та учительница начальных классов и предупреждала об этом, говоря о благородстве?
Время подходило к обеду, но мысли перескакивали от одного знакомого лица к другому. От одного события к следующему. Припомнилось празднование его пятидесятилетия. Этот юбилей отмечался с невиданным ранее размахом. Перестройка уже набирала обороты, и дух соревнования по проведению юбилеев витал по стране с особой силой. Многие стремились если не делом, так юбилеем прогреметь. Мол, знай наших. Мы тоже не лыком шиты. К организации и проведению юбилея Захар Пантелеевич лично, вроде бы, и не прикасался. Как всегда усердствовал аппарат. Сотрудники хотели не только угодить своему управляющему, но и скопировать стандарты, принимаемые властью в верхах. Юбилейную комиссию возглавлял начальник службы безопасности Буранов. По его инициативе в областной газете вышла огромная статья с большой фотографией юбиляра. Читая эту статью, Удальцов чувствовал себя так, будто он главный банкир всей страны, и высказал замечания  Буранову. С журналистами он перед написанием не встречался и понимал, что те художественно обработали то, что им выдали.  Но Буранов успокоил:
– Зря переживаете, Захар Пантелеевич. Сейчас время такое, при котором скромность не в моде. А потом и клиенты банка будут доверять нам больше.
Захар Пантелеевич словно оказался снова на том банкете. От закусок и бутылок рябило в глазах. Один за другим поднимались поздравляющие и подкрепляли свое красноречие дорогими подарками. Такого грандиозного пиршества в жизни Удальцова еще не было. Даже губернатор области присутствовал и вручил ему почетную грамоту от администрации области. А дальше – больше. После выступления  губернатора поднялся приглашенный на юбилей местный скульптор и торжественно преподнес ему гипсовый бюст юбиляра. Это было встречено громом аплодисментов. Одна жена сидела с каменным лицом.
Понемногу Захар Пантелеевич вернулся к размышлениям, которые мучили его в последние дни. А не пойти ли к губернатору, не объяснить ему все, что произошло? Однако представив, что тот может с ним сделать, решил воздержаться.
Он бывал в кабинете губернатора и раньше и видел происходящие изменения. До перестройки этот кабинет занимал первый секретарь обкома партии и был другим. Сейчас он изменился до неузнаваемости. Кабинет увеличился за счет двух соседних комнат. Посреди лежала красная  ковровая дорожка, чтобы пришедшие, приближаясь к сидящему губернатору, чувствовали дистанцию. Поражал размерами и стол. Он как бы возвышал сидящего и унижал присутствующих в кабинете. Захар Пантелеевич знал, что и команду свою губернатор подбирал из преданных ему людей, избегая назначения на должности неудачников. Он не доверял высокие посты людям с недостатками, считая, что собственные комплексы ущербности могут отразиться и на отношениях с подчиненными, а значит, и на деле.
Помня этот принцип губернатора, Удальцов и боялся сообщить ему о случившемся. Сажая его в кресло управляющего банком, губернатор преследовал свои личные цели. Если кто-то не оправдывал его надежд, то быстро оказывался совершенно в другой команде. Захар Пантелеевич помнил, как постарались единомышленники губернатора с одним из начальников областного управления. В одной из служебных командировок ему подложили взятку в номер гостиницы. Нашлись и лжесвидетели. Неосмотрительного руководителя сразу же арестовали. Потом дело прекратили за недоказанностью, но начальник управления уже был освобожден от должности.
Непрост был губернатор, непрост. Даже манера речи всегда предполагала множество толкований и оттенков, легко позволяющих, когда надо, изменить прежнее мнение или даже вовсе отказаться от ранее принятого решения. Все это Захар Пантелеевич знал, поэтому и не мог идти за советом и помощью. Он надеялся на колесо судьбы, которое иногда делает неожиданный поворот. Однако это колесо пока пробуксовывало. И это волновало его. Его волновал так же и вечерний разговор с Астафьевым, который предупредил, что в его дом он вынужден поселить под видом родственника жены одного из своих подчиненных.
– Это необходимо для обеспечения безопасности, – заявил тогда Астафьев.
– Неужели все так серьезно? – спросил он сыщика.
И услышал от него то, чего боялся:
– Да. Это их последний козырь. Люди, которыми мы занимаемся, могут пойти на все. Но беспокоиться не надо. Меры мы принимаем. Фамилия родственника вашей жены Федосов. Альберт Игоревич. Двоюродный брат. Работает снабженцем в Челябинской области. Приедет под видом закупок зерна. Виолетту Петровну я предупредил. Так что встречайте и расположите в комнате рядом с вами. Желательно с видом на парк.
В тот же вечер он посетил жену в ее комнате, чтобы обговорить их поведение. Двоюродный брат у Виолетты Петровны действительно был, но последние лет десять они не встречались. Фотография, которую показал Астафьев, была не брата, а другого человека. Но Астафьев заверил, что одежда будет такой, какую тот сейчас носит, и паспорт со всеми данными брата. 
 Почти всю ночь после разговора Удальцов не спал. От сознания, что эти люди готовы на все, у Захара Пантелеевича сердце готово было выпрыгнуть. Страх не отпускал ни на минуту.
Неожиданно послышались шаги жены в коридоре. Выглянув, он увидел ее, идущую к выходу из дома. Повернувшись, та тихо проговорила:
– Приехал. Я пойду встречу.
Подойдя к окну, Захар Пантелеевич увидел, как к воротам подъехала машина, и из нее вылез мужчина. Он что-то стал говорить охраннику, тот, выслушав, открыл ворота.
Как ни старался Захар Пантелеевич быть начеку, и все же  пропустил момент, когда возник перед домом приехавший. Высокий мужчина шагал вразвалочку и походил на того, кого описывал Астафьев. Выйдя в вестибюль, Захар Пантелеевич, как гостеприимный хозяин, тоже встречал «родственника» жены. А та уже входила с ним и громко говорила:
– А ты мало изменился, Альберт. Таким я и помнила всегда.
Выглядела она по-домашнему, и мужу стало неловко перед приезжим. «Могла бы и парфюм свой наложить», – подумал он. Но приехавший, улыбаясь, уже подходил к нему.
– Захар Пантелеевич? – спросил он.
– Да. А вы, как понимаю, двоюродный брат моей супруги, Альберт Игоревич?
Больше он ничего другого не сказал. Он лишь посмотрел на Удальцова попристальней прежнего и, повернувшись к Виолетте Петровне, заговорил с ней.
– Таким я и представлял твоего мужа. Ну, ведите и показывайте, куда меня поселите.
Поднимаясь на второй этаж, Удальцов с неприязнью подумал: «С характером мужик. Грубый и надменный. Но придется терпеть и играть так, как просил Астафьев».
Подойдя к двери комнаты, которую должен был занимать приехавший, Виолетта Петровна открыла ее и улыбнулась:
– Входи, Альберт. Это комната специально для гостей. Правда, последнее время гости нас редко посещают.
– Почему? – раскрывая большую спортивную сумку, спросил тот.
– Все какие-то дела у каждого. За этими делами и забывать стали друг друга. Да ты выкладывай в шкаф свои вещи, а я буду помогать тебе.
Слушая и поглядывая на нее, Альберт видел, как ее лицо излучало тепло и доброту. Оно было таким естественным, и она сама была какой-то необыкновенной. От этих мыслей Альберту было так радостно, словно он открыл великую истину. Ему стало необыкновенно уютно рядом с этой женщиной. С ней он мог говорить о чем угодно и так, будто они на самом деле родственники. Он видел, что она понимает его с полуслова и не спеша отвечал на ее вопросы. Но в их разговор вмешался муж. Он тоже стал спрашивать о делах, по которым приехал  Альберт.
Чтобы изменить тему разговора, Альберт достал из сумки пакет и стал выкладывать на стол  фотографии.
Рассматривая их, Виолетта Петровна по-новому взглянула на Альберта.
– Я так и не съездила к тебе. А время-то идет.
– Какие наши годы. Все впереди, – ответил приехавший.
И тут открылась дверь, в комнату вошел начальник службы безопасности Буранов.
– Мне доложили, что приехал брат Виолетты Петровны, а я ничего не знаю об этом, – обращаясь к Удальцову, заявил он.
– Да. Знакомьтесь. Это Альберт Игоревич.
– Очень приятно. А я обеспечиваю безопасность Захара Пантелеевича на работе и дома. Поэтому срочно и приехал, когда узнал от охранника, – будто оправдываясь за свое внезапное вторжение, проговорил он.
Захар Пантелеевич хотел что-то ответить, но жена опередила:
– В гостиной уже приготовлен обед. Так что прошу всех не нарушать наш распорядок.
Вскоре они уже сидели за столом. Виолетта Петровна рядом с собой усадила «брата» и будто не видела остальных. Все внимание она уделяла только ему, подкладывая в тарелку то, что приносила горничная.
Во время обеда Буранов не выдержал:
– И надолго приехали? – полюбопытствовал он.
– Как придется. Но недельку, видимо, поживу.
– Какие-то проблемы? – продолжал Буранов.
– По работе. Выпускаем макаронные изделия, а мука заканчивается. Вот и приехал закупить вашу пшеничку.
Он начал объяснять, почему требуется пшеница только из этой области, но Буранов перебил:
– Если какие-то проблемы будут, обращайтесь сразу ко мне. Знакомых у меня много. Помогут.
– Договорились, – улыбнулся приехавший. От Астафьева и своих коллег он уже немало знал о Буранове и, поддерживая разговор, предложил ему выпить за знакомство, на что тот укоризненно заявил:
– Я ведь при исполнении служебных обязанностей. Да за рулем. А вот в субботу могу с удовольствием и посидеть.
– Это правильно. Всему свое время, – поддержал приехавший и, обращаясь к Виолетте Петровне, добавил: «Люблю таких людей. Сейчас ведь молодежь не понимает когда, с кем и сколько можно выпить. На уме только до дна, чтобы оказаться на дне».
Продолжая эту тему, он начал рассказывать про какого-то своего знакомого, у которого сын стал алкоголиком.
Не выдержав, Захар Пантелеевич поднялся:
– Я прошу извинения. Но мне нездоровится. Температура с утра была более тридцати семи. Так что я пойду к себе. А вы посидите, поговорите. Надеясь, к субботе и я поправлюсь. Вот тогда и посидим, как следует.
Дождавшись, когда он выйдет, сидящие заговорили о том, как и чем надо его лечить. Особенно усердствовал начальник службы безопасности. Он даже предложил привезти  к Захару Пантелеевичу какого-то знакомого профессора, на что Виолетта Петровна категорично заявила:
– Его лечит знакомый врач и, если он узнает, то очень обидится. Не надо этого делать, Степан Иванович. Брат привез баночку уральского лечебного меда. Вот вечером перед сном и полечим его с Альбертом.
На этом обед закончился. Буранов засобирался в банк. А Виолетта Петровна проводив «брата» в его комнату, зашла к мужу.
– Будешь отдыхать? – спросила она его.
– Да. Посижу у окна, а потом лягу.
Оставшись один, Захар Пантелеевич сидел у окна с ощущением такой тоски, какой никогда не испытывал. Дела настойчиво требовали от него пребывания в банке, но он помнил и предложение Астафьева.
Сейчас он испытывал почти такое же мучительное состояние, какое пережил в десятилетнем возрасте, когда болел ангиной. Тогда ему казалось, что он умирает и что никому не нужен. Отца у него не было с трехлетнего возраста, а мать во время его болезни уехала в город за какими-то покупками. То мучительное ощущение Захар Пантелеевич запомнил на всю жизнь. Сейчас он чувствовал себя так же. Жена не понимала его, а он не понимал ее. Из сослуживцев самым близким ему казался Степан Иванович, но события, происходящие одно за другим, отдалили и его. Захара Пантелеевича даже утомляли разговоры с ним.
Вот и сейчас Захар Пантелеевич считал, что Буранов приезжал неспроста.
За окном наступали сумерки. День заметно сокращался, и темнота наступала быстро. Внизу слышались шаги горничной, которая видимо, готовила ужин, но это не нарушало тишины, царствующей в доме. Тишина и одиночество прочно вошли в его жизнь.
С тех пор, как случилась кража, Захар Пантелеевич почти не испытывал потребности в сне. Каждый вечер, перед тем, как заснуть, он по три-четыре часа лежал без движения на постели или сидел в кресле возле окна. Однако это была не бессонница. Наоборот, он даже ждал того, чтобы, придя с работы, наконец, остаться наедине с самим собой. Наедине со своими мыслями.
Сидя в темноте, Захар Пантелеевич так и не включил свет. Все вокруг сливалось воедино. И стены, и мебель – привычная обстановка. За окном снова начался дождь. Шум дождя и ветер составляли как бы симфонию, в центре которой был он сам со своими  тревогами и скверными предчувствиями. Такой он был человек: думал прежде всего о себе. Он не верил даже постоянным обещаниям правительства. Не верил и в полезность работы банка, которым руководил. Он верил только в деньги, полагая, что, чем их больше, тем увереннее живешь. И Захар Пантелеевич все последние годы жил в лихорадочном накопительском напряжении. Только деньги, деньги и любой ценой – было главным в его жизни.
Он вспомнил о первых своих шагах в должности управляющего банком. Тогда он многого не знал, и нередко вызывал своими указаниями улыбки у подчиненных. Но шли годы, и он взрослел на своей должности. Училась жизни в новых условиях страна, учился и он. И в деле обмана людей, клиентов управляющий банком Удальцов преуспевал. Он уже не был юнцом в банковском деле. Это был зрелый новый русский, которого казалось, ничто не может пошатнуть. Но вот – пошатнуло. И главным, как он считал теперь, явился начальник службы безопасности, которому Удальцов доверял. Если бы предательство исходило от другого человека, Захар Пантелеевич переживал бы не так. Но предательство от близкого человека было для него самым страшным. Видимо, от этого и главные беды у богатых, – подумал он и, неожиданно вспомнив кинокартину «Богатые тоже плачут», впервые за весь день горько улыбнулся. Ему пришла в голову мысль, способен ли на такой же обман Астафьев. Если да, то тогда надо ли жить дальше? Он даже подумал о смерти, считая, что если это случится с ним, никто в доме и горевать не будет. Всем нужны только его деньги. От такого сознания ему стало особенно горько. А может быть, это и есть правда  жизни? Правда, которую он всегда хотел для себя, но не для других. Так возможно все, кто притворяется, ближе к правде?
Незаметно Захар Пантелеевич задремал в кресле. В комнате было темно. Но он почувствовал что-то странное. Даже не открывая глаз, он понял, что встревожило его безмолвие, царившее в доме. Глубокая тишина пришла на смену ветру с дождем. Эта тишина заставила его подняться, открыть окно и полной грудью вдохнуть холодный осенний воздух.
Сегодняшний день казался ему особенно унылым. У него было такое ощущение, будто он находится в пустоте. Неожиданно парк осветился светом фар въезжающей машины. Наблюдая за ней, Захар Пантелеевич увидел, как она подъехала на стоянку возле гаража. Из нее вылезли Астафьев и адвокат. Поднявшись, Удальцов вышел в вестибюль. Вскоре вошли туда и приехавшие.
– Как здоровье больного? –  спросил Силантьев.
– Хуже, чем было, но лучше, чем будет, – в тон ответил Удальцов и сразу спросил, – Что-нибудь еще случилось?
– Нет-нет. Нам надо поговорить с Игорем. Он дома? – успокаивая, ответил Астафьев.
– Да.
– Тогда мы с Николаем Николаевичем пойдем к нему. Кстати, с гостем познакомились?
– Познакомились. Даже мой начальник службы безопасности успел познакомиться.
– Вот и хорошо.
Войдя в комнату Игоря, они увидели его лежащим на диване. В углу светился экран кинотеатра. Выключив его, Игорь поднялся, показал на кресла, предложив тем располагаться.
– Опять по мою душу?
– Кое-что требуется уточнить, – подтвердил Астафьев. – Нас интересует начальник службы безопасности банка Степан Иванович Буранов. Допрашивая задержанных по «Джек Коту», мы узнали, что они поддерживали отношения с Бурановым. Тебе известно это?
Игорь помолчал. Затем заговорил:
– Известно. Но не с самого начала.
– И когда?
– Тогда, когда я стал по-крупному проигрываться. Я сообщил об этом Степану Ивановичу, но он успокоил меня, сказал, что хорошо знает директора этого клуба, и тот не будет требовать уплаты долга. Вот я и продолжал играть и увеличивать долг. А потом помощник директора стал  звонить и угрожать. Я сказал об этом Степану Ивановичу, и он посоветовал отдать весь долг. Но у меня же нет таких денег. И тогда Степан Иванович пообещал что-то придумать.
– А насчет сейфа отца что-то можете добавить? – спросил Астафьев.
– Когда я учился в десятом классе, Степан Иванович тренировал меня по вождению. И как-то попросил дать ему на время ключи от сейфа. Он тогда объяснял, что от дверей дома и гаража у него имеются, а от сейфа их нет. И если что-то случится, то родственники не смогут его открыть. Я знал, что отец всегда оставлял барсетку, в которой были ключи, в спальне. В один из вечеров, когда он ушел с женой в театр, я взял ключ от сейфа и передал Степану Ивановичу. В тот  же вечер он вернул ключ отца и сказал, что хотел сделать дубликат, но мастер куда-то уехал. Поэтому у него не получилось. А я и забыл про это.
– А в присутствии других отец открывал свой сейф? – не выдержал и Силантьев.
– Конечно. Чтобы попросить у отца денег на расходы, я заходил к нему в кабинет тогда, когда у него была эта стерва – горничная или Степан Иванович. В их присутствии он был добрее. Хвастаясь перед ними, открывал сейф, доставал пачку денег и из нее вынимал несколько сотенных.
– А можно было увидеть, как он набирает код? – уточнил Астафьев.
– Можно, если рядом стоять. А когда в кабинете был Степан Иванович, то он иногда помогал даже открывать сейф.
– Почему?
– Они частенько выпивали вдвоем. А я пользовался этим. Подожду, когда они дойдут до кондиции, а затем захожу. Пьяный отец всегда давал больше.
– А сейчас тебе не кажется странным, как Степан Иванович вел себя в отношении клуба игровых автоматов? – спросил Силантьев.
Игорь молчал.
А тот продолжал.
– Директор разрешает играть в долг, а его помощник требует не только возврата денег, но и угрожает?
– Сейчас мне многое кажется странным, – заговорил, наконец, Игорь. – Я даже думаю, они пытались взять меня  в заложники и, угрожая убийством, хотели у отца потребовать выкуп.
– Понимаешь правильно, – усмехнулся Астафьев.
– Что-нибудь еще просил у тебя Степан Иванович? Или что-то предлагал? – продолжал Силантьев.
– В последние два месяца часто спрашивал о моей маме, – признался Игорь. – Интересовался, в какие дни я ее посещаю и о чем мы говорим. Всегда просил передавать ей привет от него и даже рассказывал, как сильно ее любил когда-то. А недавно, перед кражей мне мама рассказала, что Степан Иванович приходит к ней в гости. Я даже обрадовался этому.
– Почему? – перебил Силантьев.
– Она же одна. А Степан Иванович тоже разошелся со своей женой. Вот и подумал, что если у них не сложилась жизнь в молодости, то пусть на старости исправят свои ошибки.
– Это правильно, – поддержал и Астафьев. – Одиночество – очень страшное состояние. Ты же не можешь ее навещать каждый день.
– Почему не могу? – возразил Игорь. – Смог бы, но отец запрещает. Говорит, что тот, кто не с нами, тот против нас. А мама никогда не была против нас. Особенно против меня и брата. Мало ли что между ними произошло. Но детей настраивать против родителей не надо. Или я не прав?
– Прав, Игорь. Прав, – поддержал Силантьев. – Чаще за ошибки родителей и приходится  расплачиваться детям.
Помолчав немого, он задал снова вопрос:
– Мама знает о краже из сейфа?
– Да. Мы каждый вечер разговариваем по телефону. Она спросила, почему я не захожу к ней, и я рассказал.
– Как она отреагировала?
– Сказала, что господа миллионеры стали воровать сами у себя или друг у друга. Я еще попытался уточнить у нее, кого она имеет в виду. Но мама промолчала. Видимо, поняла, что глупость сморозила.
– А может, и не глупость, – возразил Астафьев.
– Вообще-то я сначала так думал. Но потом эти убийства. По-моему они тоже имеют отношение к краже.
– Разберемся, Игорь. Но если что-то вспомнишь еще, то сразу сообщи. Насчет ключа от сейфа надо было нам раньше рассказать, – упрекнул Астафьев.
– Забыл про него.
– Вот так же постарайся забыть и о том, что рассказал нам сегодня. Никому, даже своей маме не говори. Особенно о Степане Ивановиче. Да и отца постарайся меньше судить. Считай, что он такая же жертва системы, каких еще очень много.
– Так вы считаете, что и кражу, и убийства совершил кто-то из окружения отца?
– Предают, как правило, только свои, – ответил Силантьев и, увидев вошедшего в комнату Захара Пантелеевича, не стал развивать сказанное.
– Не замучили они тебя? – глядя на сына, спросил вошедший.
– Нет. У нас сегодня разговор не только о краже, – ответил за него Силантьев.
– А о чем еще, если не секрет?
– О жизни, Захар Пантелеевич. О ее сложностях и ошибках, за которые приходится дорого платить. Но мы сегодня закончили. А вам надо с родственником всем вместе посидеть, поговорить, – ответил Астафьев.
Из этого ответа Захар Пантелеевич понял, что сын не знает правды о «родственнике» и, чтобы не выглядеть глупо, спросил:
– А блокаду можно снять?
– Нет. Никому в эти дни дом не покидать. Желательно и в парк не выходить, – возразил Астафьев и с усмешкой добавил: «Вы же видите, какая погода».
– А со Степаном Ивановичем мне продолжать общаться? – не выдержал и Игорь, посмотрев на Астафьева.
– Да. Так же, как и раньше, – категорично предложил тот.
Оставшись в комнате вдвоем, они некоторое время молчали. Захар Пантелеевич думал о своем начальнике службы безопасности и вспоминал знакомых, говоривших, что бывшие менты на этих должностях опаснее бывших чекистов, которые своих не предают. Но Захар Пантелеевич немало знал и о них. Знал, как они пристраиваются к кормушкам и ловко доят своих руководителей, а при удобном случае сдают.
От этих мыслей Захара Пантелеевича оторвал сын, предложивший пообщаться с родственником.



Лучший друг

Выйдя из комнаты, Захар Пантелеевич увидел адвоката Силантьева, который направлялся в вестибюль.
– А вы почему не лежите? – спросил тот. – Сейчас появится Буранов и поймет, что вы не больной.
– Хотел по работе кое-что спросить у него.
– А вот этого не надо. Идите в свою комнату.
Вскоре Силантьев встретил Степана Ивановича и сразу же  повел в кабинет к Астафьеву.
Войдя и поздоровавшись, Буранов сел напротив Астафьева.
– Наконец-то, и до меня дошла очередь. Жду, жду, а вы, словно и не хотите от меня ничего.
– Почему же? Напротив, мы ждем от вас пояснений по многим вопросам. Начнем с того, как долго вы знаете управляющего банком Удальцова?
– С детства. Мы ведь жили в одном селе. И учились в одном классе. Правда, потом, когда Захар стал работать в райкоме комсомола, наши дороги разошлись. Но я для него всегда был самым лучшим другом. Поэтому он и пригласил меня на работу в банк.
– А сейчас тоже лучший друг? – перебил Силантьев.
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Потому что дружба чем-то похожа на лодку, которая в хорошую погоду способна везти двоих, а в плохую только одного. Сейчас у Захара Пантелеевича, насколько мы понимаем, штормит.
– Я не предаю друзей и никогда не предавал.
– А кроме управляющего банком у вас есть другие друзья? – спросил Астафьев. – Во время работы с Удальцовым, к вам пришел успех, а в таких случаях, как правило, появляются новые друзья.
– Знакомые есть, а друг один, – упрямо продолжал Буранов.
«Только говоря об этом, не надо сжимать пальцы в кулак», – подумал Астафьев  и задал новый вопрос.
– Дружба, рождается у людей и тогда, когда у них есть общий  враг. У вас были общие враги?
–  Не было.
– А банк «Авангард», который не вернул вашему банку кредит? Кстати, почему вы, как начальник службы безопасности, не помогли своему другу, управляющему банком, вернуть кредит? Даже наоборот: советовали не связываться с ним.
Задавая этот вопрос, Астафьев надеялся расшевелить  Буранова, заставить его рассказать о нарушениях, которые, возможно, допускались. Однако Буранов на это не поддался.
– Мы не хотели иметь врагов, – объяснил он. – Да, я говорил с Захаром Пантелеевичем на эту тему и не советовал воевать. Начнутся ненужные разговоры. А нам это надо? Да и сумма кредита не такая уж большая.
– Это как сказать, – возразил Астафьев. – Если только один этот кредит, то, возможно, и небольшая. Но невозвратные кредиты оказались и у частных лиц. У мертвых, кстати. Как это могло случиться? Ведь проверка перед выдачей кредита возложена на вас.
– И на старуху бывает проруха, – занервничал Буранов. – Разве у вас не бывает ошибок? Ошиблись мои подчиненные, и я наказал их. Можете проверить.
– Ну и как теперь поступать думаете? Ведь, по существу, произошла кража имущества банка, за которое вы отвечаете. Что теперь посоветуете управляющему.
– Это его дело, – отвернувшись, ответил Буранов.
– А вы, вроде, и ни при чем? Интересное отношение к своему другу и к своим обязанностям, – укоризненно произнес Силантьев. – Но я что-то не нашел приказа о наказании тех, кто допустил такую ошибку. А вот в отношении убитого Олега Терентьева их было несколько. Может быть, поясните, почему?
– Могу и пояснить. Тех, кто невнимательно отнесся к работе при изучении кредиторов, я не включил в приказ о выдаче премии. А Олега наказывал за недостатки при несении им службы по охране в усадьбе Захара Пантелеевича. Как ни приеду, он или сидит на проходной с другим охранником или с горничной о чем-то шепчется. А несколько  раз видел, как сидел с садовником, вместо того, чтобы обходить территорию. Если бы добросовестнее выполнял свои обязанности, тогда бы и кражи из сейфа не было бы. Да и сам бы не оказался убитым.
– Понятное дело. За дежурным охранником нужен глаз да глаз, – как бы поддакивая, произнес Астафьев, – Поэтому вы с ним и спорили часто?
– Ну, не то, что бы часто, – возразил Буранов. – А только тогда, когда возникала необходимость.
– И даже хватали его за куртку? – уточнил Силантьев.
– Было и это, – согласился Буранов. – Они же с оружием. Поэтому я и спрашивал строго. А кое-кому не нравилось.
– Но вы не только к охранникам строго относились. А садовника-то за что воспитывали? – перебил рассуждения Астафьев, беря на себя инициативу допроса.
На мгновение  Буранов растерялся. Но лишь на мгновение. Он тут же усмехнулся и уверенно проговорил:
– За то, что отвлекал моего охранника своими разговорами. Я же видел, как мой подчиненный подолгу сидел с ним. Вот и просил, чтобы этот дед не мешал ему выполнять свои обязанности.
– Расскажите подробнее, как вы просили садовника? Что говорили ему?
– Сказал, что у Олега своя работа и отвлекать его нельзя.
– Но кое-кто видел, как вы хватали его за грудки и угрожали.
– Этот кто-то может подтвердить?
– Конечно. Если вы будете продолжать нам врать, то найдутся и подтверждающие. Кстати, после того, как вам Виктор Шабанов сообщил о том, что садовник ушел домой, вы кому об этом звонили?
– Никому не звонил, – занервничал Буранов. – Управляющий банком ему разрешил пойти домой, и я не должен вмешиваться. Да и вообще, это мелочи.
– Но мелочи обернулись убийством, – спокойно продолжал Астафьев.
– Вот с управляющего и спрашивайте. Если бы не разрешил, то и убийства бы не было.
– Вы на квартире у садовника бывали?
– Нет.
– А адрес его знаете?
– Конечно. У меня, как у начальника службы безопасности, имеются адреса всех сотрудников. Мало ли что может случиться.
– Хорошо. А почему привозили в дом своего управляющего посторонних людей, скрывая это от охранников?
– Когда это требовалось, я согласовывал с Захаром Пантелеевичем. А охранникам необязательно все знать, – огрызнулся Буранов. Его уже начали злить вопросы Астафьева. Но тот невозмутимо продолжал:
– Понятно. Тогда давайте вернемся к вашим друзьям. Например, к директору клуба игровых автоматов «Джек Кот». Вспомните, когда вы с ним познакомились и как часто встречались.
– С полгода назад. Мне стало известно, что один из моих охранников стал увлекаться игрой, и я пришел, чтобы уточнить это. Сами понимаете, что вооруженный человек не должен иметь таких проблем. Ведь все может случиться.
Астафьев не перебивал.
– Пришел к нему и попросил сообщать мне, когда будут приходить туда охранники. Чтобы пресекать это вовремя. Тогда и познакомился.
– Охранникам не разрешали, а сыну своего начальника разрешали и даже поощряли его, – не выдержал Силантьев.
– Никого я не поощрял.
– Не надо, Степан Иванович, – перебил Астафьев. – Разве не вы говорили Игорю, чтобы он продолжал играть, так как Валерий Михалев ваш друг и выплаты долга требовать не будет?
Несколько секунд Буранов молчал, понимая, что по игровым автоматам им, видимо, известно немало. Особенно после задержания директора и его заместителя.
– Ну, успокаивал. А что мне оставалось делать? Хотел угодить ему. Он же сын моего шефа.
– Понятно. Но вы не ответили на вопрос, как часто встречались с директором клуба?
– Раза три-четыре. Приезжал узнать про своих охранников и заодно по поводу Игоря поговорить.
– И о чем говорили?
– Это трудно вспомнить. Видимо, просил разрешить ему играть в долг. Но денег не требовать.
– А почему потом изменили свои просьбы?
– Не понял.
– Почему потом стали говорить Игорю, чтобы тот уплатил весь долг? Вы же знали, что у него нет таких денег.
– Не подумав, брякнул. Скорее всего, потому, что хотел, чтобы он прекратил там появляться.
– А отцу говорили об этом?
– Нет. У Захара Пантелеевича и без того проблем хватает.
– Это верно. А с заместителем директора этого клуба вы в каких отношениях?
– Ни в каких.
– И что, даже не знаете его?
– Не знаю.
– А вот Федор Уткин по кличке Десантник утверждает на допросах, что знаком с вами. Даже в доме вашего шефа вместе с вами был. Что-то можете по этому поводу пояснить?
– Конечно, могу. У Захара Пантелеевича забарахлило несколько видеокамер в доме, и я попросил директора клуба порекомендовать мне хорошего специалиста. А тот сказал, что незнакомых нежелательно к этому подключать и предложил своего заместителя. Сказал, что так надежнее будет, да и специалист тот классный. Вот я и согласился. Привез его в дом шефа, и тот все сделал. Даже электрощиток в подвале проверил и подремонтировал выключатели в гараже.
– А почему от охранников скрыли его присутствие? – уточнил Силантьев.
– Личная жизнь управляющего банком не для рекламы.
– Поэтому и отправили его через забор? – перебил Астафьев.
– Так попросил он. Говорил, что ближе до дороги.
– Но вы его привозили. Могли бы и отвезти. А так нестыковочка. Таких нестыковок уже немало, и они  портят всю картину, которую вы рисуете перед нами.
Буранов с интересом взглянул на Астафьева. А тот продолжал:
– То со светом что-то происходит. То с садовником, с которым у вас конфликты были, то с охранником, который, кстати, чем-то мешал вам и был убит в день приезда сюда вашего специалиста. Кстати, почему-то тайного приезда. Вам не кажется, что это наводит на определенные выводы?
– Не кажется. Случайных совпадений бывает немало. И вы, как опытный оперативник, знаете это. Бывает и когда подбрасывают специально эти совпадения на человека, чтобы уйти от ответственности. Профессиональный преступник не будет после себя оставлять следы, – говоря это, Буранов уже не был таким спокойным, как в начале допроса.
– Как знать. Как знать. Давайте перейдем к другим вашим друзьям. Кого-то назовете сами или помогать?
– Нет у меня никаких друзей, кроме Захара Пантелеевича, – упрямо подтвердил Буранов то, что говорил ранее.
– Хорошо. Если нет друзей, тогда поговорим о людях, которых вы поддерживаете. Почему вы приняли в службу безопасности банка человека, который был судим за убийство?
После этого вопроса Буранов исподлобья взглянул на Астафьева, и в этом взгляде сидящие прочитали откровенную ненависть.
– Кого вы имеете в виду?
– Ивана Ломова. По кличке Лом.
– А откуда мне было знать, что он судимый? Удостоверение частного охранника у него было. Значит, прежде, чем выдать его лицензионщики проверяли.
– Объяснение это тоже не годится. Я повторяю снова свой вопрос: почему приняли в службу безопасности ранее судимого. Только не надо ничего придумывать.
– Я ничего не придумываю. Настоящих преступников не можете найти, а на меня вешаете свои подозрения.
– Стало быть, не хочешь говорить. Тогда пойдем дальше. Хочешь, я расскажу, как развивались события здесь в день убийства? Днем ты привез под видом электрика заместителя директора клуба игровых автоматов. Но в этот день был в усадьбе еще один человек. Этого человека мы установим. Что-то можете сказать?
– Не знаю я никого другого. Если бы знал, обязательно сообщил.
– Вот это уже деловой разговор. Зачем действительно скрывать убийцу и идти в соучастники? Лучше вспомнить и сказать, как было. Пока очередь до тебя не дошла. А может, как и до Олега Терентьева дойти. Так что думай, Степан Иванович. Думай.
На несколько минут наступило молчание. И тогда Астафьев задал очередной вопрос.
– Не хочешь говорить о Ломе. Тогда давай поговорим о твоей любовнице.
– Какой еще любовнице?
– О первой жене управляющего банком. О Елене Матвеевне Удальцовой. Она разве не любовница твоя?
– Она мне, как жена.
– А другая жена куда делась?
– Я развелся с ней официально, а с Еленой Матвеевной зарегистрируем брак. Я ведь знал ее еще совсем маленькой. Бегали вместе на речку купаться. В школе помогал учиться. Всегда и везде вместе ходили. Она тянулась ко мне, а я без нее не мог и дня прожить. В девятом классе объяснились в любви и строили планы, как будем жить вместе. Я очень надеялся на это. Но после окончания школы вмешался Захар. Он работал в райкоме комсомола и начал тоже приударять за ней. А Леночке, видимо, вскружила голову его должность. Я-то кто? Шоферил в колхозе, а он приезжал из райкома на служебной машине. Вот и обкрутил девчонку. Забеременела она от него. А когда ее родители узнали, устроили страшный скандал. Отец-фронтовик сразу в район к первому секретарю райкома партии. Что там у них было, я не знаю. Но вскоре Захар зарегистрировал с ней брак. Так я потерял свою любовь. Женился на другой. Но перед глазами всегда стояла Леночка. А когда они разошлись, тут и я развелся. Сейчас мы встречаемся как муж с женой и очень рады этому.
– Трогательно, конечно. Но, может, хватит в прятки играть и убеждать нас полупризнаниями? Когда последний раз был у Елены Матвеевны?
– Вчера.
– И о чем, если не секрет, говорили?
– Она сообщила мне подробности о краже из сейфа и о двух убийствах.
– От кого это стало ей известно?
– От сына. Игорь рассказывал ей по телефону.
– И что она думает по этому поводу?
– Я тоже спрашивал об этом. Говорит, что кто-то из близких. И скорее всего, тот, кто в доме живет. Подозревает вторую жену Захара, которая могла подружиться с Игорем. Оба ведь молодые. На эти деньги можно куда угодно уехать. Да и проигранный долг выплатить. Кстати, я тоже согласен с ней, а выгораживал Игоря лишь потому, что у него отец мой начальник.
– Значит, по твоему мнению деньги украли из сейфа Игорь и жена Захара Пантелеевича?
– Только они, – уверенно подтвердил Буранов.
– Но пропало и завещание Виолетты Петровны, – не выдержал Силантьев.
– Ну и что? Это специально и сделано. Во всяком случае, к ключу, кроме них, никто не имел доступа.
– А убийства тогда кто по-вашему мог совершить? – спросил Астафьев.
– Сейчас за деньги можно найти и исполнителя. Главное – деньги. А они у них имеются. Вот и заметают свои следы.
– Понятно. Вы сказали, что к ключу, кроме них никто не имел доступа. Верно?
– Да.
– Тогда вспомните, при ком открывал Захар Пантелеевич свой сейф?.
Буранов помолчал. А Астафьев, подсказывая, продолжал:
– Кто просил при вас у него деньги? Игорь или горничная, или Виолетта Петровна?
Будто вспомнив, Буранов заговорил:
– Да-да. Игорь несколько раз приходил за деньгами, когда мы разговаривали с Захаром Пантелеевичем в кабинете.
– А когда вы выпивали с ним, Игорь тоже приходил за деньгами?
– Чаще всего тогда и заходил. Хитрый парень. Рассчитывал у нетрезвого отца побольше урвать.
– И что, удавалось?
– Конечно.
– Тогда расскажите подробнее, как это происходило? – продолжал Астафьев.
– Когда Игорь заходил в кабинет, Захар Пантелеевич уже знал, зачем. Он поднимался, подходил к сейфу и открывал  его. Доставал пачку сторублевых  и, не считая, вынимал из нее почти половину купюр. А оставшиеся деньги клал в сейф. Закрывал его и выпроваживал Игоря из кабинета. Когда тот уходил, Захар Пантелеевич всегда недовольно говорил, что дает, дает, а все, как в прорву.
– А вы в это время что делали?
– Сидел за столом.
– Но иногда и помогали Захару Пантелеевичу? Особенно, когда тот был в изрядном опьянении.
– Конечно, – и, словно спохватившись, добавил: «Но сейф открывал всегда шеф».
– А рядом стояли вы, – добавил Астафьев. – Так?
– Так.
– Значит, шифр сейфа знали, – подытожил разговор Астафьев.
– Нет, не знал. А вот Игорь мог знать. Он всегда наблюдал, как отец набирал цифры на диске, – настаивал Буранов.
– И где, по-вашему, сейчас может быть дипломат с долларами? – заинтересованно спросил Силантьев.
– Я уже говорил. У этой парочки. Или у кого-то из их знакомых. У Игоря друзья непутевые. Тоже проигрываются в том клубе. Так что, возможно, у кого-то из них. Эти друзья и могли пустить расследование по ложному следу. Но я ведь с самого начала расследования сообщил вам насчет Игоря. На пленке, которую я уничтожил, было зафиксировано появление Игоря в ту ночь возле кабинета отца. И я объяснял вам причины, по которым я это сделал. Но сейчас, после двух убийств, не могу больше защищать его.
– Интересно получается, – задумчиво произнес Астафьев. – То молчите об Игоре, то снова вспоминаете.
– Но я сразу говорил, что и на подоконник залезал после кражи для того, чтобы уничтожить следы Игоря. Окно-то было открыто, и я подумал, что Игорь залезал на подоконник, чтобы открыть и выбросить дипломат с долларами. Так что, можете задерживать его, а в камере он обязательно заговорит.
– Уверены?
– Конечно. Вы это лучше меня знаете.
– Заговорит по поводу кражи из сейфа. Но с кражей связаны два убийства, и они важнее кражи. С ними-то что можно сделать? – переглянувшись с адвокатом, спросил Астафьев.
– Когда заговорит о краже, тогда и в отношении убийств обязательно что-нибудь всплывет, – настаивал Буранов.
– Проверим ваши предположения. Но вы тоже подумайте о друзьях, которые нас интересуют. Зачем вам за них отвечать? – заканчивая допрос, посоветовал Астафьев.
Оставшись вдвоем, они несколько минут молчали. Первым заговорил Силантьев.
– Пошли, подышим свежим воздухом. Надо обдумать то, что сейчас услышали.
Когда они отошли на приличное расстояние, адвокат спросил:
– Ну и как? По-моему, играет красиво.
– Даже очень. Я едва сдержался, слушая его вранье. Сейчас надо ждать реакции. Намек насторожил его. Могут что-то и предпринять. Например, отца с сыном столкнуть.
– И как ты это представляешь?
– В доме попытаются убрать отца, а оружие подбросить сыну. Он же неслучайно, видимо, на сына нас натравливал. Запись нашего разговора, конечно, сделал. Будет заявлять, что сообщал нам, а мы мер не приняли. И вот результат. Конечно, задержание директора клуба игровых автоматов с его замом помешало им. Мне кажется, они выстраивали какую-то подлянку с Игорем.
– Например?
– Могли и признательные по краже от него получить. А сейчас продолжают нас вести по его следу. Но думаю, что эта идея не Буранова. Скорее всего, он выполняет чье-то указание, и не сообщает им о своих проколах. Хотя разговор его с Ломом в машине Пономарю известен.
– Когда?
– Вчера.
– И что?
– Пока ничего. Ты пообщайся еще с Горбуном. Что-то затевают они. Боюсь, что попытаются зачистить не только управляющего банком, но и нашего главного подозреваемого.
– Я никак не могу понять, на чем они подцепили его. А то, что он у них на крючке, не сомневаюсь. Зачем бы ему брать Лома? Значит, была цель. И цель эта заключается, по-моему, в желании прибрать к рукам банк «Наш город».
– В твоих рассуждениях, Николай Николаевич, железная логика. Но кое-чего не хватает.
– Чего?
– Времени. Чтобы прийти к окончательным выводам. Мы пока так и не знаем, кто делал дубликат ключа от сейфа. Задание я выдал. Но московские коллеги почему-то не спешат.
– Так пошли  своего.
– Уже послал. И ночью получил звонок. Вышли на мастера, завтра встречаются с ним. Нужен заказчик ключа. Очень нужен.
– Согласен. Но меня все больше интересует начальник службы безопасности. Во время допроса я наблюдал за ним и видел, в каком напряжении тот был. Он постоянно ломал голову над твоими вопросами и ожидал чего-то. С облегчением отвечал на те, которые не волновали его. Заметил, как он воодушевился, рассказывая о своей любовнице?
– Заметил, – меланхолично ответил Астафьев. – Заметил и его реакцию в отношении Игоря. Видимо, игровые автоматы все-таки и с ним играли в игры. Вопрос – чьи? Во всяком случае, трупы им были не нужны.
Говоря это, Астафьев немигающе смотрел в сторону, как будто давал понять о связи и Буранова, и директора игровых автоматов с кем-то более сильным.
– Но мы же установили причины убийств, – возразил Силантьев.
– На суде это легко адвокаты опрокинут. Насчет садовника, кроме показаний его жены и горничной, у нас ничего нет. А их показания только о каких-то спорах и недовольствах чем-то. Вот  и все. Что же касается убитого охранника – кто видел убийцу? А то, что начальник делает замечание подчиненному, это не мотив для убийства.
– Но зацепки-то все равно есть, – не сдавался адвокат.
– Например?
– Например, почерк при убийстве садовника? Заточка – это ведь основное оружие заключенных. А охранник Ломов отбывал наказание. По-моему, надо было и эту версию отработать.
– Следователь отрабатывает ее, – без особого энтузиазма парировал Астафьев. – Но нужна более капитальная разработка Буранова и его окружения.
– Однако и работой с другими нельзя пренебрегать. С женой садовника надо бы подробнее поговорить. Ведь видела она, каким недовольным он иногда был и что-то недоговаривал. Пора встречаться и с первой женой Удальцова, на которую ссылался Буранов. Ты же видел, как ловко он подставлял Игоря ее словами. Не Буранов пришел к этому выводу, а его мать. А разве может мать так легко сдавать своего сына?
– Согласен. Согласен. Но я объяснял уже, почему не контактировал с ней.
– Но теперь-то уже пора. Буранов ведь не конченый дурак и понимает, что если что-то с ней случится, то подозрения падают на него.
– Почему?
– Потому что он сообщал нам об Игоре с ее слов.
– Но не так категорично, как это нам кажется. Тоже одни лишь предположения. Более категоричный у него был разговор о дружбе со своим шефом. Но дружба возникает, как правило, от взаимного расположения и появляется тогда, когда каждый из них хочет, чтобы и друг, и он сам  были одинаково благополучны. А вот этого-то Буранов не хочет. И даже практически не скрывает того.
– Скрывал до определенного времени. Поэтому Захар Пантелеевич и не распознал своего «друга». Но по большому счету, какой он друг? В наше время опасно терять прежних друзей, но еще опаснее заводить  новых.
Проговорив это, Силантьев достал блокнот и зачитал:
– В этом мире неверном не будь дураком:
  Положиться не вздумай на тех, кто кругом,
  Трезвым оком взгляни на ближайшего друга –
   Друг, возможно, окажется злейшим врагом.
Это когда-то написал Омар Хайям. Но написал, видно, для нашего времени, – добавил Силантьев.
– Написано много полезного. Но, к сожалению, не всегда мы руководствуемся этим. Видимо, создавая для себя свои правила и получаем  то, что получаем. Такой друг, как Буранов, страшнее врага, ибо врага опасаешься, а на друга надеешься. Но мы отвлекаемся. Ты сходи к бывшей жене Удальцова. Знаком с ней?
– Да. Несколько раз дома встречались. С Захаром Пантелеевичем у нас давно поддерживаются деловые отношения.
– Вот и сходи. С тобой она будет более откровенной. Особенно что касается сына.
– А насчет Буранова тоже поспрашивать?
– Конечно. Но так, чтобы она не почувствовала наших интересов. Женщина всегда остается женщиной. Особенно, когда на что-то надеется.
– У меня на пять вечера встреча с Горбуном. Если что-то важное, придется до жены встретиться с тобой.
– Встретимся. Но с бывшей женой затягивать тоже не надо. Можешь об этом сообщить Буранову.
– Для чего?
– Для их активности. Он же понимает, что сказанное бывшей женой Удальцова нами будет перепроверяться.
– Поэтому за ним и нужен глаз да глаз, – согласился Силантьев.
– И глаза, и уши, и многое другое. Все это делается.
Астафьев, разумеется, не раскрывал всех своих карт. Делалось же немало. Начальник управления подключил дополнительные силы. Было организовано наблюдение и за Пономарем, и за Ломом, и за Бурановым. В готовности находилась и группа СОБРа. Из телефонных разговоров подозреваемых становилось ясно, что те к чему-то готовятся. Однако, к чему конкретно, когда и где, Астафьев пока не знал. Будущий поединок с Пономарем и его людьми требовал доказательств. А то, чем располагал Астафьев, пока было слабым. Это понимали и в областном управлении. Поэтому и готовились капитально к завершающему удару. Брать нужно было с поличным, и брать, не дожидаясь новых убийств, на которые так легко шла банда Пономаря.
Услышав от Астафьева, что все делается, адвокат упрекнул:
– Но я-то об этом не знаю.
– Все, что положено, я сообщаю, – возразил Астафьев. – Но чем меньше знаешь, тем крепче спишь. Или я неправ?
– Неправ. О крепком сне я только мечтаю.
– Да и я тоже. Но когда закончим, тогда и гульнем, и поспим.
– Управляющий банком уже несколько раз приглашал, – подтвердил Силантьев. – Очень хочет подружиться с тобой.
– Сейчас многие хотят подружиться с нами. И это понятно. Когда закон не действует, надежда только на силу. У кого-то – на криминальную, у кого-то – на  правоохранительную. Но в любом случае, срабатывает формула: мы – вам, вы – нам.
Вскоре Силантьев отправился на встречу. Как ни опасался выполнять поручения адвоката, Горбун каждый раз сообщал то, что требовалось. Это был человек, любивший рисковать. Конечно, выполнял он просьбы Силантьева  не только ради уважения к нему. Помимо вознаграждений здесь сказывалась и неприязнь Горбуна к Пономарю. Последний недавно убрал криминального авторитета, с которым Василий поддерживал  дружеские отношения. Криминальную жизнь города Горбун знал хорошо. Не были для него тайной и замыслы Пономаря прибрать всех в городе к своим рукам. А этого очень не хотел Горбун. Поэтому и не отказывал в просьбах Силантьеву, который тоже иногда помогал ему своими советами.
Встретились они на обычном месте. Выглядел Горбун возбужденным и сразу заявил:
– Ну и втянул меня! Таких беспредельщиков раньше я не видел.
– Рассказывай, – перебил его рассуждения Силантьев.
– Киллер, которого вы ищете, работает охранником у начальника службы безопасности в банке «Наш город». Работает по заданию Пономаря.
– С какой целью?
– Следит за начальником службы безопасности. Пономарь не доверяет бывшим ментам. Они его уже не раз подводили. Пристроит кого-нибудь из уволенных, и обязательно вляпывается.
– Но начальник службы безопасности устроился туда без помощи Пономаря, – возразил Силантьев.
– Верно. Однако Пономарь уже взял под свою крышу почти все банки города. Остались те, кого крышуют власть или правоохранительные органы. Он попробовал согнуть управляющего банком Удальцова, но получил щелчок. Тогда решил обанкротить. И помощником в этих делах у него Буранов.
– На чем его подцепили?
– На мокрухе.
– Подробнее, Василий.
– С помощью директора одного из клубов игровых автоматов организовали пьянку. На этой пьянке присутствовал и Буранов. Спровоцировали оскорбление криминального авторитета Савелия Лодкина. Тот выхватил пистолет, но выстрелить не успел. Буранов был предупрежден об этом и первым выстрелил. Затем перевел ствол на его помощника. А тот не успел даже оказать сопротивления. Смотрел с раскрытым ртом. Так и завалился, не успев закрыть. В общем, два трупа на Буранове. Трупы вывезти не успели. Или специально ментам оставили, чтобы этого беспредельщика держать на крючке. Дело, конечно, не раскрыли. Ствол, из которого стреляли, по учетам не проходил. Вчера мне сообщил друган убитого, что после этой разборки Пономарь несколько раз встречался с Бурановым. Но о чем они говорили, не знает. Скорее всего, что-то связанное с банком, которым вы занимаетесь.
– Когда это было?
– С полгода назад. Точнее можете установить по ментовским материалам.
– Уточним. Но надо бы и насчет Лома подробнее.
– Это сложнее. В то время Лом был на зоне. А когда освободился, его сразу Пономарь приставил к начальнику службы безопасности банка. Видимо, сам не хочет встречаться с ним. Через Лома работает, который у него в авторитете. Кстати, этот Лом друзей не имеет и чем-то здорово обозлен.
Теперь Силантьеву многое становилось понятным. В том числе, и поведение начальника службы безопасности, который, видимо, свои действия согласовывал не с Пономарем, а  с этим уголовником. Ведь многое из того, что было предпринято, наверняка бы не одобрил Пономарь. Ну, зачем было убивать охранника, возле дома управляющего банком? Чтобы запугать окончательно управляющего? Но там ведь работали сотрудники областного управления. Значит, Пономарю не все сообщалось. Возможно, у Буранова с Ломом какие-то общие интересы.
– А Пономарю известно про убитых из банка «Наш город»? – задал вопрос  Силантьев.
– По-моему, нет. Он сейчас старается с мокрухой не связываться.
– Но полгода тому назад связался.
– Начало, конечно, положил Пономарь. Поэтому и подставил красиво Буранова. Но затем как бы отошел в сторону. А этим и воспользовались беспредельщики.
– Ты даже не представляешь, как мне помог. Будешь? – достав бутылку из дипломата, спросил Силантьев.
– Нет. Я сейчас трезвенник.
– Чего так?
– Теперь в городе очередь за мной. Пономарь всех подгребает под себя. Раньше мы с моим друганом иногда удерживали его от глупостей. А сейчас он хозяин.
– Не паникуй. Лучше расскажи еще про Лома, – заметил Силантьев, доставая из кармана пачку «Мальборо». Угостив Василия сигаретой, он продолжал: «Ты с ним встречался?»
–  Было дело. У Пономаря встречались. Смотрел на меня так, будто чего-то боялся. Когда вышли на улицу, я спросил его про одного пацана, который недавно освободился. Но Лом, скривившись, ответил, что не знает и знать ничего не хочет. Я еще спросил тогда, почему он такой неразговорчивый. А Лом ответил, что надоело ему все. Ответил так, словно слинять куда-то собрался.
– Из твоих друганов к нему имеет кто-то подход?
– Нет. Это исключено. А вот с вашим начальником службы безопасности скорешились. Что-то затевают.
– Могут новые трупы быть?
– Могут, – как-то вяло подтвердил Горбун. – Так я пойду?
– И все-таки, Василий, если что-то узнаешь, не жди моего вызова. Хорошо?
– Договорились, – буркнул тот.
Твердой, стремительной походкой он пошел к выходу из парка. Кожаная коричневая куртка плотно облегала его тело. Не сковывающие движения джинсы и кроссовки молодили, хотя было тому уже около сорока лет. Короткая прическа, поблескивающие волосы и особенно цепкий, анализирующий взгляд – все создавало впечатление о нем, как о деловом человеке. Что связывает таких, казалось бы, неглупых людей с уголовниками? – размышлял Силантьев. Но от судьбы не уйдешь. В ней нет никаких случайностей. Судьба определяет жизнь и смерть, долголетие и преждевременную кончину. Судьба определяет и положение человека в обществе, его бедность или богатство. Ни красота, ни должности не влияют на жизнь человека так, как судьба. Лишь судьба, которую создает сам себе человек, приносит результаты. Пускай не сразу. Но приносит обязательно. Как ни удивительна порой судьба человека, но это лишь кажется постороннему. Для самого  же человека каждый прожитый день, как правило, и создает ему судьбу. Недаром в народе говорят, что судьба играет человеком. Согласного она ведет, несогласного тащит насильно. Но во всех случаях судьба человека определяется его благоразумием.
Время приближалось к семи вечера. До встречи с бывшей женой Удальцова оставалось чуть более часа. Опаздывать Силантьев не мог, так как Буранову назвал время встречи. Однако сообщение, которое он получил от Василия, обязывало адвоката встретиться с Астафьевым. Достав телефон, он набрал номер и, когда услышал знакомый голос, проговорил:
– Это я. Нужно срочно встретиться. Но у меня мало времени.
– Где?
– Возле театра Музыкальной комедии. Я на машине.
– Жди. Подъезжаю.
Вскоре Астафьев подъехал и миганием фар вызвал Силантьева.
В машине Астафьева адвокат включил диктофон с записью и, когда звук прекратился, сказал:
– Как видишь, наши подозрения приближают нас к закономерному финишу. Но, видимо, и Буранов к чему-то готовится.
– Готовится. Он уже сообщил Лому о предстоящем твоем визите к его любовнице. Наверное, встретитесь. Но мы подстраховываем. Лом злой на Буранова. Понимает, что тот втянул его в дела, которые ему не по душе.
– Это точно. Если Пономарь об их делах узнает, то в первую очередь ответит Лом, – согласился и Силантьев.


Каждому свое

Ровно в семь вечера Силантьев вошел в квартиру бывшей жены Удальцова. Встретила она его в нарядном костюме и шлейфом дорогих духов.
– А вы точны, – поздоровавшись, проговорила Елена Матвеевна.
– Точность – вежливость королей. И, хотя я не король, но точность тоже стараюсь соблюдать.
Приветливо улыбаясь, хозяйка квартиры провела его в зал, обставленный дорогой мебелью. При входе Силантьева с кресла поднялся мужчина лет тридцати, и Елена Матвеевна представила его:
– Это друг Степана Ивановича. Иногда помогает мне. Вот и перед вашим приходом принес кое-какие продукты. Но вы не волнуйтесь. Он сейчас уйдет.
– А это напрасно. У меня никаких секретов нет. И, если вы организуете чаек, то мы вместе и поговорим.
Фотографии Лома он уже видел и сразу перешел к знакомству.
– Иван Харитонович Ломов? – спросил он и, получив утвердительный ответ, назвал себя.
– А я друг бывшего мужа Елены Матвеевны Силантьев Николай Николаевич. Адвокат. Помогаю управляющему банком в юридических вопросах. Давно дружите с Бурановым?
– Давно, – не подумав, ответил тот.
– Ну, не так уж и давно. Насколько мне известно, вы ведь недавно освободились из колонии.
– Да, вы совершенно правы. Попал я за превышение обороны. Напали на меня молодые отморозки. Ну, я и раскидал их. А силы не подрассчитал. Один из упавших потом оказался мертвым, – пояснил Лом. – В жизни всякое бывает. От тюрьмы и сумы не всегда уйдешь. Хорошо еще, адвокат помог судье правильно разобраться. Поэтому и лицензию на охрану выдали.
Перейдя к другой теме, он начал говорить о том, как он завидует Степану Ивановичу, у которого такая жена, и как хочет тоже обзавестись семьей.
– Это правильно. Одному жить не сладко. А старые кореша не помогают?
Не ответив на этот вопрос, Лом поднялся и буркнул, что пойдет поможет Елене Матвеевне. Вышел из зала. «Понял, что к ответу не готов. Поэтому и прервал беседу, чтобы придумать что-то правдоподобное», – подумал Силантьев и оценивающим взглядом пробежал по мягкой кожаной мебели, дорогой люстре и нагромождениям хрусталя в серванте.
«А живет  неплохо!» – мысленно отметил он, и в то же время в зал вошли хозяйка квартиры и Лом. В его руках был поднос, на котором, кроме чашек, чайника и вазы с конфетами, стояла бутылка французского коньяка и три рюмки.
– Вечером я обычно не пью. Здоровье  шалит, – заметил Силантьев.
– А это напрасно, – возразил Лом. Не дожидаясь предложения от хозяйки, он наполнил свою рюмку коньяком и выпил медленными глотками. – Изумительный коньяк! – проговорил он и сразу же добавил: «Вас интересует, не помогают ли мне старые кореша? Отвечаю. Нет. Да и нет их у меня. Как откинулся с зоны, так и отвернулись».
– А Пономарев, который оплачивал работу адвоката? Неужели и он отвернулся? Вот ведь жизнь какая стала, – повернувшись к Елене Матвеевне, он добавил: «Как только человек попадает в беду, многие отворачиваются. Это мне, как адвокату, известно. Кстати, возьмите мою визитку, – и снова повернувшись к Лому, протянул ее. – В жизни всякое может случиться. А моя адвокатская контора умеет помогать».
– Сейчас тоже кому-то помогаете? – взяв визитку, спросил Лом.
– Конечно. Управляющему банком «Наш город». Вы ведь знаете, что у него украли дипломат с долларами. Вот и ищем с сотрудниками из областного управления полиции.
– И надеетесь найти? – нарочито равнодушно поинтересовался Лом.
– Надеемся. И очень скоро найдем.
Не ожидая такого категоричного ответа, Лом поспешно наполнил свою рюмку и залпом опрокинул ее.
– Да. Мне на днях говорил Степан Иванович о краже. Тоже переживает.
– А он-то почему переживает?
– Как же. Он ведь начальник службы безопасности, а под носом его охранников украли. Мне даже жалко своего шефа.
Говоря это, Лом изобразил на лице сочувствие. Но получилось это не слишком удачно. В артисты он явно не годился.
– Да вы не волнуйтесь, – проговорил Силантьев. – Обязательно найдем и дипломат, и убийц. Лучше выпейте еще. Я же вижу, как понравился вам коньяк.
Лом наполнил свою рюмку, выпил и, извинившись, поднялся.
– Мне пора. Встреча с подругой.
Однако Силантьев задал снова вопрос.
– А охранник, который был в паре с убитым, ничего не рассказывает?
– Молчит. Видимо, не хочет сдавать своего друга. Скорее всего, тоже повязан был с ним. А может быть, он и замочил его? У нас не любили убитого. Да и напарника. Видимо, не зря. Так я пойду. Опаздывать нельзя. Женщины не любят этого. Так ведь, Елена Матвеевна?
– Так-так. Спасибо тебе, Ваня.
Попрощавшись, Лом быстро вышел из зала. Он бы еще мог посидеть, но вопросы адвоката так достали его, что он еле сдерживался. Да и боялся сболтнуть чего-нибудь лишнего. Во время этой встречи Лом  убедился, что адвокату многое известно, и вопросы он задавал, словно играя с ним в какую-то игру. Это Ивана настраивало против Буранова, который втянул его в то, что он не должен был делать. И это же подталкивало к встрече с Пономарем.
Оставшись вдвоем с Еленой Матвеевной, Николай Николаевич улыбнулся и неожиданно спросил:
– А теперь я могу с вами говорить более откровенно?
Лицо женщины мгновенно изменилось. Из жизнерадостного оно стало злым и приобрело такое выражение, будто она проглотила чего-то очень горького.
– Опять бывший муженек какую-то пакость придумал?
– Почему вы это спрашиваете?
– Так он только этим и занимается всю жизнь.
– Однако вы прожил с ним более двадцати лет. И, насколько мне известно, он не обидел вас при разводе.
– Мог бы и побольше дать.
– Претензий при разводе у вас не возникло. Все имущество поделено с учетом сыновей на четыре доли. Вы получили деньгами одну четвертую часть, так как дети остались жить с ним. Вам он вдобавок купил прекрасную трехкомнатную квартиру. Так какие претензии могут быть?
Елена Матвеевна молчала. Наконец, взяв себя, видимо, в руки, уже спокойнее ответила:
– Извините. Это я потому, что вы представляете всегда интересы бывшего мужа. А я ему не смогу никогда простить то, что он вышвырнул меня из своего коттеджа. Спрашивайте, что вас интересует.
Пересев в кресло, Силантьев приготовился к разговору, ради которого пришел, но неожиданно зазвонил телефон в коридоре. Елена Матвеевна недовольно поднялась и вышла. Николай Николаевич слышал, как та кому-то выговаривала. Но вскоре женщина вернулась и  уже другим тоном объяснила:
– Знакомая звонила. Так что вас интересует?
– Сначала я хотел бы знать, почему дети остались с отцом, а не с вами?
– Потому что там удобнее и выгоднее. Горничная приготовит покушать и приберет. Но главное – деньги. Я ведь не могу давать столько, сколько им дает отец. Поэтому когда решался вопрос, с кем они останутся, я и предложила им остаться там. Это сделано для их пользы.
– Но отец может и избаловать их.
– Что, кстати, и делает, – согласилась Елена Матвеевна.
– А как дети к этому отнеслись и относятся?
– Старший недоволен таким решением, а младшему, видимо, все равно. Он замкнутый. Все свободное время проводит за компьютером. А старший переживает. Часто приходил ко мне. А сейчас каждый день звонит. Из-за этой кражи не может выйти из дома.
– Кстати, коль мы заговорили о краже, я тоже хотел поговорить о ней. Что-нибудь вам известно?
– Только то, что сообщил Игорь.
– А сами что думаете?
– Не знаю.
– Но вы же Степану Ивановичу высказывали свои предположения?
Елена Матвеевна молчала. Она взяла со стола чайник, сказала, что подогреет чай, и вышла в кухню. Вскоре она вернулась и, улыбаясь, спросила:
– А может быть, чай все-таки попробуете? Уверена, что такого никогда не пили.
– Спасибо. И все-таки давайте обсудим, что вы думаете о краже.
– Да. Я вспомнила. Когда Игорь рассказал мне о краже, я долго думала, кто это мог сделать. А вечером пришел Степан Иванович. Я рассказала ему, что услышала от Игоря. А Степан Иванович рассказал, что Игорь проигрался на игровых автоматах, и я тогда брякнула ему, что мог и Игорь взять деньги. Он ведь всегда свое слово держал. Проигрался, значит, надо платить. Тогда Степан Иванович еще рассказал, как Игорь крутится возле мачехи и заигрывает с ней. И я подумала: а что? Оба молодые. Могут и украсть. Ведь кроме них никто не знал, что в том сейфе.
– Вы с Виолеттой Петровной знакомы?
– Видела. Но знаю не слишком хорошо. Слышала от Игоря, что у моего бывшего и с ней не все гладко. Поэтому и подумала, если жизнь не складывается, то может прихватить  деньги и оставить Захара. А Игорь в этих вопросах еще совсем глупый. Приласкает и  использует, как ей надо.
– А про горничную рассказывал Игорь?
– Рассказывал. Этот кобель не может ведь жить по-путевому с одной лишь женой. Ему обязательно разнообразие нужно. Вот и притащил в дом горничную, когда жена забеременела. Даже перед детьми не скрывает связь с ней. И как я только терпела его?
– А горничная не могла украсть?
– Нет, – категорично ответила Елена Матвеевна и добавила:
– Она же просто гулящая девка. А тут нужны и ум, и помощники. Насколько мне известно, ни того, ни другого у нее нет. Ее и в филармонию взяли лишь потому, что переспала со многими руководителями.
– И откуда вы это знаете? – полюбопытствовал Силантьев. – Даже мы с главным сыщиком не знаем об этом.
– От Степана Ивановича. Он ведь мой друг детства. Вечерами и разговариваем, ничего не скрывая.
– О чем? Если не секрет.
– Говорил, что когда поженимся, будем жить в таком же коттедже, в каком я жила до развода. И что у нас тоже будет и горничная, и все остальное.
– Чтобы все это иметь, нужны деньги, как у Захара Пантелеевича.
– Таких денег, как у него, нам со Степаном Ивановичем не надо.
– Почему?
Этот вопрос будто подлил бензина в огонь. Елена Матвеевна вспыхнула и, горячась, стала высказывать то, что ее когда-то беспокоило.
– Я знала, что он обязательно во что-нибудь вляпается. Однажды даже посоветовала обратиться к хорошему психиатру, потому что деньги свели его с ума. Он не разрешал мне вмешиваться в его дела. Но в последние годы я стала замечать, что, приходя с работы, Захар сразу уходил в свой кабинет и закрывался. Я не хотела шпионить за ним, и поэтому открыто спросила, почему он вместо ванной сразу закрывается в кабинете. Если бы видели, как он разозлился! Начал упрекать меня в том, что я сую нос туда, куда не следует! И что это его дело, а не мое!
– Значит, чем-то напугали его? – предположил Силантьев.
– Нет. Это не напугало его. Он вообще не считался со мной. Так и продолжал. Я подумала, что пока едет с работы, возникают какие-нибудь мысли, и он заходит в кабинет, чтобы записать их. Но потом мое женское любопытство взяло верх, и я стала подглядывать. И что вы думаете? Оказывается, в дипломате он приносил из банка деньги. Когда больше, когда меньше. И сортируя купюры, складывал их в пачки. Если бы вы видели, с каким наслаждением он предавался этим ежедневным делам! Вел какие-то записи и приходил на ужин довольный и веселый. Поначалу меня это забавляло. Я даже подумала, что если начну изменять ему с кем-то во время подсчета им денег, то он и не заметит этого. Так вскружили ему голову деньги.
– А вам на расходы давал?
– Нет. Каждый раз, когда просила, со злостью отвечал, что деньги с неба не падают.
– Но приносил ведь. Значит, наверное, падали.
– Приносил. Я даже подумала, что это не его деньги, а банка. И что он не все держит в хранилище, а часть дома. Дома-то надежнее. И охрана, и сейф, про который не всякий знает.
– А сейф при вас открывал? – перебил Силантьев.
– Нет. А при Игоре несколько раз.
– Игорь говорил?
– Да. Тоже, как и отец, любит похвалиться. Придет ко мне и показывает пачку сотенных. Вот, мол, сколько отец дает ему, а я не даю. Но откуда я могу их взять? Сейфа-то с деньгами у меня нет. Видимо, не случайно подкармливал Игоря. Чтобы остался со своим братом у него. А мне при разделе имущества меньше бы досталось.
Силантьев, будто бы сочувствуя собеседнице, проговорил:
– Конечно, в такой обстановке вам нелегко было. Но вы ведь могли с кем-то  поговорить, посоветоваться. Например, с садовником. Говорят, очень порядочный был человек.
– В наше время нежелательно делиться тем, что думаешь, – Елена Матвеевна грустно улыбнулась, видимо, что-то припомнила. – Дмитрий Петрович действительно был порядочный человек. Жаль, что его убили. Не пойму, кого он мог обидеть.
– Убивают не только из-за обиды, – возразил Силантьев.
– И все-таки я не понимаю этого. Степан Иванович тоже расстраивался, когда узнал. Он ведь иногда выезжал за рассадой и семенами в Москву и тогда выполнял заодно  просьбы Степана Ивановича, – разоткровенничалась  Елена Матвеевна.
– Какие?
– Этого я не знаю. Говорю лишь то, что слышала.
– А когда последний раз садовник выезжал?
– Примерно за месяц до убийства.
– Что-нибудь привез вам?
– Нет. Я узнала, когда он уже уехал.
– От кого узнали?
– От Степана Ивановича. Мне нужно было кое-что из парфюмерии, но у нас я не нашла и сказала об этом ему. Вот тогда он и упрекнул меня в том, почему я не сказала раньше. Мог бы Дмитрий Петрович привезти из Москвы.
Елена Матвеевна удрученно смотрела на чашку с чаем. Видимо, та оплошность все не давала ей покоя.
– Точно? – переспросил Силантьев.
– Я никогда не вру.
– А насчет Игоря?
– Это были всего лишь мои предположения.
– Однако Степан Иванович выдал их нам не как предположения.
– Видимо, вы неправильно поняли его.
– Кстати, Игорь рассказывал вам о том, что Степан Иванович часто расспрашивал его о вашей жизни?
– Рассказывал. И мне это очень нравится. Бывший муж так не интересовался.
– А как Степан Иванович относится к вашим детям?
– Игоря очень любит, а про младшего не спрашивает.
– Почему?
– Я же говорила вам, что Олежка замкнутый, и ему никто не нужен. Поэтому, видимо, и он никому не нужен.
– А вам?
– Я мать. И этим все сказано. Когда переедем со Степаном Ивановичем в коттедж, сыновья обязательно будут со мной, – вздохнула Елена Матвеевна.
– А Захар Пантелеевич согласится?
– Думаю, что согласится. Ему ведь только женщины нужны. Останется один и устроит у себя гарем.
– Вы боитесь его или только мстите?
– Если честно, то, конечно, боюсь и не хочу портить с ним отношения. Но и не могу  простить.
– А как Степан Иванович относится к нему?
– Он же в подчинении у Захара. Говорит, что обижать не позволит.
– Однако кому-то позволил обидеть Захара Пантелеевича, хотя обязан был защитить.
Елена Матвеевна молчала. Она была довольна тем, что произошло в доме бывшего мужа, и едва скрывала свою радость. Но она знала о приятельских отношениях адвоката с тем и не могла понять, зачем адвокат пришел к ней. Поэтому и не задавала свои вопросы. Правда, такой возможности почти и не было. Николай Николаевич сам задавал вопросы, не давая времени на обдумывание ответов.
– Так вы настаиваете, что кражу мог совершить все-таки Игорь с женой Захара Пантелеевича? – снова спросил он.
– Нет. Не настаиваю. Но предположить могу.
– А другие, значит, не могут?
– Могут и другие. Я не утверждаю категорично.
– И кто другие?
– Да хотя бы убитый охранник со своим напарником. Вдвоем украли, а чтобы не делить украденное, один убивает другого.
– Интересное предположение. Сами додумались или ваш друг детства подсказал?
– А вот этого не надо, – обиделась Елена Матвеевна. – Мы оба с ним наказаны судьбой. И, если сейчас встречаемся и откровенно говорим друг с другом, упрекать нас в этом не стоит.
– Я не упрекаю. А только спрашиваю. По поводу охранников действительно есть вопросы. Оба подчиненные Степана Ивановича, и он, конечно, знает, кто на что способен. Кстати, Степан Иванович что-то из своих вещей перевез сюда?
– Так, мелочи кое-какие. Ждет, когда закончится расследование кражи. Тогда и переедет окончательно.
– Мне остается только пожелать вам всего наилучшего. Я уже утомил вас своими  вопросами. Еще раз извините и до свидания.
Оставшись одна, Елена Матвеевна позвонила Буранову.
– Ну вот, теперь и спрашивай. Уехал.
– Тогда я сейчас подъеду и поговорим.
Через несколько минут он уже входил в ее квартиру. В зале, увидев стоящую на столе недопитую бутылку коньяка, Буранов спросил:
– Пил?
– Не стал. Ване пришлось одному.
– Зачем приезжал?
– Задавал всякие дурацкие вопросы.
– А конкретнее можно? Что спрашивал?
– Кто мог совершить кражу у моего бывшего муженька.
– И что ты ответила?
– Сказала то, что мы предполагали. Потом с Игоря на охранников перевела. Сказала, что это всего лишь наши с тобой предположения.
– А с Иваном о чем они говорили?
– Он знает, что Ваня недавно из заключения вышел, и спросил о старых корешах. Тот ему ответил, что все друзья отвернулись. А адвокат подковырнул каким-то Пономаревым. Предлагал и свои услуги. Даже визитку дал.
– А Иван?
– Спросил, кому адвокат сейчас помогает, а тот ответил, что с сотрудниками областной  полиции помогает найти и вернуть похищенное.
– А обо мне что спрашивал? – продолжал Буранов, наливая коньяк в одну из рюмок.
– Ерунду всякую. Но, когда уходил, спросил, перевез ли ты что-либо из своих вещей сюда.
– Понятно.
Буранов выпил коньяк и, посмотрев на Елену Матвеевну, снова спросил:
– Иван давно ушел? Звоню, звоню, а он не отвечает.
– Почти сразу, как пришел адвокат. Ему не понравился разговор с ним.
– А тебе понравился?
– Тоже не понравился. Как ищейка, все выспрашивал. Мне  даже показалось, что ему многое известно о краже. Тогда зачем приходил? А может, бывший муж направил его узнать, насколько у нас прочные с тобой отношения?
– Возможно. Возможно, – ухмыльнулся Буранов. – Тем более с молодой женой у него не складывается. Слушай, а если он попросит тебя вернуться к нему?
– Ни за что, – несколько лукаво ответила Елена Матвеевна. – А ты почему не переодеваешься в домашнее?
– Сегодня я не останусь ночевать. Проверять буду своих охранников. Да и встретиться кое с кем надо. Так что пойду. Ты не обижайся. Дела есть дела.
Оставшись в квартире одна, Елена Матвеевна убрала со стола, села в кресло и стала вспоминать недавний разговор с адвокатом. Было уже около девяти вечера. Дожидаясь своего сожителя, она рассчитывала провести с ним эту ночь. Но не вышло. И все из-за бывшего мужа, который продолжает создавать всем проблемы.
Жестокость, с которой он разрушил ее жизнь, побуждала Елену Матвеевну к постоянному поиску недостатков в нем. Сейчас она осталась в квартире одна, и ей было особенно одиноко. Она даже готова была все простить, лишь бы он попросил ее вернуться. Часто в постели со Степаном Ивановичем, она вспоминала своего бывшего мужа, которому Буранов во многом уступал.
«А может я сама виновата? – неожиданно подумала она. – Ведь действительно, я раздражительна, слишком ревнива и категорична». Однако, вспомнив все его любовные похождения, Елена Матвеевна поняла, что ревновала его не к какой-нибудь женщине, а к потере им любви к ней. А это ей трудно было простить. Именно это и толкало ее на месть  бывшему мужу. Но что она могла сделать? Единственное, это принять в любовники его подчиненного. Однако оказывается, и у него тоже какие-то дела, которые уводят тогда, когда она в нем особенно нуждается.
В эту ночь Елена Матвеевна долго не могла уснуть. Тревога не давала ей успокоиться. Так растревожили ее вопросы адвоката.
Неспокойно чувствовал себя в эту ночь и Буранов. Телефон Лома не отвечал, и Буранов терялся в своих предположениях и словно чувствовал надвигающуюся опасность. Чутьем он понимал, что Лом может выйти  на Пономаря и сообщить тому много лишнего.
А в это время в одной из квартир Пономаря за столом сидели два человека и, потягивая коньяк, обсуждали ситуацию, которая  беспокоила Буранова. Один из сидящих был Филимон Сергеевич Пономарев, а второй Иван Ломов.
Выслушав откровения приехавшего, Пономарь недовольно спросил:
– А почему сразу не сказал мне об этом? Ведь ты же знаешь продажность бывших ментов. Таких, как правило, и увольняют из органов. Но и у нас они чаще всего играют по прежним своим правилам.
Говоря это, Пономарь был в раздумье. Он знал, кто приходил к бывшей жене Удальцова, и понимал, чем закончится авантюра начальника службы безопасности, который так ловко втянул в свои дела и Лома. Ему даже неинтересно было знать, для чего адвокат пришел и какие задавал вопросы. Он хорошо знал Силантьева по прошлым уголовным делам. Знал как специалиста высокого класса, который никогда не проигрывает и не теряет напрасно время. И тем не менее Пономарь не паниковал. Сейчас он думал, как использовать ситуацию в своих интересах и с наименьшими потерями.
– Как же ты, Иван, лопухнулся? – сдерживая себя, спросил он.
– Но, Филимон Сергеевич, ты же сам говорил, что в том банке сидят одни лохи. Говорил, что и начальник службы безопасности у тебя на крючке.
– Говорил. Но тебя-то туда послал, чтобы ты наблюдал за  ним. А ты сам оказался на крючке.
Пономарь внимательно посмотрел на Лома, словно влезая в душу, и неожиданно спросил:
– Сколько пообещал?
– Кто тебе сказал об этом?
– Мне не надо говорить. Я и так все вижу. Видимо, пообещал немало. Рассказывай.
– Пообещал полмиллиона долларов, – виновато опустив голову, ответил Лом.
– И ты думал, что у него найдутся такие деньги?
– Но из сейфа-то они у него.
– У него. Но под контролем. Я ведь как чувствовал, не пустил их в дело. Но и подумать не мог, что тебя так ловко купят.
– Прости, Филимон Сергеевич. Мать сильно болела, и требовалось много денег для  лечения.
– Так попросил бы у меня, – перебил Пономарь. – Разве я не  помогал тебе, когда это требовалось?
– Помогал. Прости. Лучше скажи, что дальше делать?
– А дальше мне нужно знать более подробно и по поводу подстав его, и по поводу твоих дел. Зачем садовника убил?
– Попросил Буранов. Сказал, что тот знает много лишнего. Он в Москву со слепком для изготовления дубликата  ключа ездил. Знакомый у него там. А когда узнал, что  из сейфа украли доллары, поднял шум. Обещал рассказать об этом. Поэтому Степан и уговорил меня.
– Уговорить тебя оказалось не трудно, – сурово посмотрев, заметил Пономарь. – И что теперь с тобой делать?
– Раз так получилось, может, заставить Буранова вернуть эти доллары? – предложил Лом.
– Дело не только в тех долларах. Вы мне все планы нарушили. Кроме кражи, появились трупы. А по ним дело не закроют.
– Но может быть, все-таки как-то договориться? У тебя ведь такие связи.
– Какие? Тот, кто ведет дело, не такой, как вы с Бурановым. Да и полиция сейчас не та, какой была несколько лет тому назад. Пока ты сидел, многое изменилось. На этом тебя и подловили.
– Но я могу еще раз рискнуть.
– Что предлагаешь?
– Уберем управляющего банком, а пистолет подложу его сыну. Он ведь в проигрыше большом у Валерки. Об этом сыскари знают. Все будет логично.
После этого предложения Пономарь надолго замолчал, чтобы обдумать услышанное. По поводу того, что обрубать концы надо, он уже принял решение.
– Все сказал?
– Да.
– И кто это предложил тебе?
– Степан Иванович. Говорил, что перед этим может организовать по липовым документам выдачу кредитов, которые окончательно разорят банк.
– А как отмазаться от ментов, он не говорил? Вы с охранником уже начудили. И снова лезете в такую же авантюру. Неужели ты сам не видишь, куда тебя толкает твой Степан?
– Если чисто сделать, менты не докопаются, – продолжал Лом.
– Они уже докопались, – мрачно возразил Пономарь. – Ты думаешь, зря адвокат намекал тебе? Какие же вы придурки! Неужели не было понятно, куда он тебя затягивал?
– Говорил, что у него опыт по таким делам. И что тот, кто оставляет специально следы, сбивает с толку сыщиков.
– Поэтому вы и наоставляли их столько, что давно пора обоих задерживать.
– Сейчас я понимаю. Поэтому и пришел к тебе. Мне кажется, надо начинать…
– Мне лучше знать, с чего начинать! – зло перебил Пономарь. – Занимается делом самый лучший сыщик из областной полиции, и помогают ему многие другие профессионалы. Оба вы у них на крючке. И не вздумай дальше с этим придурком что-то предпринимать без согласования со мной! Если что-то сделаешь – ты покойник! Понял меня?
– Понял. Конечно, понял, – покорно закивал  Лом.
Несколько минут Пономарь молчал, обдумывая свой план. Убрать обоих он мог легко. Для этого у него были люди. Но ему надо было это сделать так, чтобы на него не пало подозрение. При этом сделать все руками этих придурков.
Наполнив рюмки коньяком, он, снисходительно улыбнувшись, проговорил:
– Не переживай. И внимательно слушай. Придется соглашаться с планом твоего начальника. Но только сына банкира заменишь этим придурком.
– Как?
– Как обычно. Вы ведь вместе будете там.
– Но он может меня привезти и оставить одного. Он ведь показал мне пути отхода.
– А ты тогда откажись, и он вынужден будет оставаться с тобой. Когда уберешь банкира, сразу же ликвидируй и начальника службы безопасности. Зайдешь в его комнату и устроишь самоубийство. Из того же пистолета. Для ментов это будет убедительно. Застрелил шефа и сам не выдержал. Значит, у обоих были грехи по банку. После этого спокойно отчаливай оттуда. Утром живущие в доме вызовут полицию, а ты в это время постарайся быть на службе. Намекни  своему начальнику, чтобы поставил тебя на какой-то пост. И все будет чисто. Тем более своим друганам из полиции я подскажу кое-что. А насчет матери не беспокойся. Помогу.
– Спасибо, Филимон Сергеевич. Я и сам думал, как лучше избавиться от него.
– Это хорошо, когда наши мысли сходятся, – усмехнулся Пономарь, и это не ускользнуло от внимания Лома. Взгляд и тон шефа навеяли на него могильный холод. Он невольно вздрогнул, представив, что третьим трупом может оказаться и он. Между тем Пономарь продолжал:
– Надеюсь, мы все обсудили? Возьми этот с глушителем. Жалко, конечно. Пушка что надо, – подавая пистолет иностранного производства, сказал он, – Но для твоего спасения приходится жертвовать. Не затягивай. С утра обговори все вопросы со своим придурком и в ночь приступай. Но о нашей встрече ни слова. Скажи, что расстроился после разговора с адвокатом и почти всю ночь провел у своей бабы. Как всегда я не при делах. Но, если что-то не так пойдет, я на связи. Все понятно?
– Да.
– Тогда иди.
В этот вечер долго не ложились спать и Виолетта Петровна с Альбертом Игоревичем. Поужинав, они остались в гостиной, где вели разговоры на разные темы. Чтобы не мешать им, горничная, убрав со стола, ушла. За предыдущую неделю Виолетта Петровна из дома не выходила и была в таком состоянии, что не хотела никого видеть. Никого, кроме Альберта. С ним она чувствовала себя так, будто он действительно был ее родственник.
– Если бы не случилась эта кража, то я бы и понятия не имел о вашем существовании, – неожиданно проговорил Альберт.
– А для вас это важно?
– Очень. Я ведь тоже одинок, как и вы.
– Но у вас жена и дети.
– Нет у меня никого. А фотографии, которые я показывал, принадлежат моему другу. Это его семья.
– Правда?
– Конечно. Я говорю только правду. Возможно, в этом и заключается мой главный недостаток.
– И главное достоинство для любого мужчины.
– Не буду спорить. Но моя правда и отталкивала от меня женщин, которые нравились. У меня на первом месте всегда только работа. А те, с которыми я встречался, предлагали, чтобы я ловчил, обманывал, как это сейчас делают все.
– Понимаю вас. Обман близких людей самое последнее дело. Но вы же мужчина, и нуждаетесь в женской заботе?
– Конечно. Если бы вы знали, как мне нелегко приходится. Особенно когда я прихожу в свою холостяцкую квартиру. Иногда даже думаю, а может, надо жить по-другому?
– И часто приходят к вам такие мысли? – печально улыбнувшись, спросила Виолетта Петровна.
– Иногда приходят.
Посмотрев на Альберта, она увидела в его погрустневших глазах то, о чем думала днем. Увидела, что не безразлична ему.
– Уже поздно. Пора отдыхать, – поднимаясь, проговорила она.
Альберт проводил ее до комнаты, остановился у двери и, глядя в сторону, спросил:
– А может быть, посидим у вас и поговорим?
– Я тоже не хочу оставаться одна, –  призналась Виолетта Петровна.
Войдя в ее комнату, Альберт подошел к стоящему возле окна креслу:
– Можно, я у окна сяду?
– Конечно, – она была в растерянности и не ожидала этого. Прошло всего два дня, как они познакомились.
Словно чувствуя ее состояние, Альберт проговорил:
– Не сердитесь на меня. Очень прошу. Я не собираюсь ни на чем настаивать. Все произошло так неожиданно, – говоря это, он смотрел на нее умоляюще. – Я понимаю, что ты замужем, но это не помешает нам быть добрыми друзьями. Если же у тебя не сложится в дальнейшем жизнь с мужем, я готов быть рядом с тобой.
Слушая эти признания, Виолетта Петровна почувствовала, как ее заливает волна нежности. Она сознавала, что не должна сейчас подавать никакого повода, но ей до боли  хотелось помочь ему. Как самому близкому другу, который в ней сильно нуждается. Однако вслед за этими мыслями приходили другие.
– Альберт, а не спешишь ты с этими признаниями? Я ведь замужем.
Он взглянул в ее глаза.
– Ты на меня сердишься?
– Нет, конечно. Но все это так неожиданно.
– Господи, как я люблю тебя! Я буду ждать твоего решения столько, сколько потребуется.
От волнения он произнес это едва слышно. Но эти  слова буквально потрясли ее. До этого признания ее чувства к нему словно дремали. Сейчас она почувствовала, что он тоже не безразличен ей. Такого чувства она уже давно не испытывала. Оказывается, есть человек, более достойный, чем ее муж. Человек, о котором она мечтала всю жизнь.
– Спасибо, Альберт, за откровения. Но в любом случае, пока я в браке с Удальцовым, речи о близости не может  быть. К тому же ты видишь, в каком я положении.
– Я понимаю. Такого ответа и ожидал. Но теперь ты знаешь мое отношение к тебе.
– Знаю. Но так же, как и ты, люблю во всем правду.
Виолетта Петровна припоминала подробности своей жизни с мужем. От этого глаза ее наполнились слезами. «Почему с Удальцовым все сложилось совсем по-другому?» – думала она.
Увидев ее слезы, Альберт проговорил:
–  Для тебя правда и порядочность тоже не пустые слова.
Виолетта взглянула в его глаза и увидела отчаянную мольбу и надежду. Он смотрел на нее так, что ей захотелось утешить его и как-то помочь. Она видела, как он уважает ее и ценит. С первого дня их знакомства он вел себя с ней, как действительно с родным человеком.
Несколько минут они сидели молча. Альберт не сводил с нее глаз. И Виолетта  чувствовала, как его желание словно проникало в нее. Она села рядом с ним и взяла его руку в свою.
– Ты хороший человек. Я это сразу почувствовала. Но спешить не надо.
– А я и не спешу. Как скажешь, так и будет. Я никогда не причиню тебе боли. Никогда! Ты слишком  дорога для меня. Когда закончится наша работа здесь, я не смогу уже, видимо, встречаться с тобой. Но телефонное общение прошу поддерживать. Возьми мою визитку и звони, когда хочешь. Мы не должны терять друг друга. Не должны! Хорошо?
– Да, – прошептала Виолетта.

 
Задержание исполнителей

Утром Силантьев приехал в усадьбу Удальцова. Было уже около девяти, однако Астафьева еще не было. Набрав его номер телефона, Силантьев спросил, когда он приедет. Услышав, что тот пока задерживается в управлении, предложил:
– Тогда я к вдове садовника наведаюсь.
– Я тоже хотел это предложить. Ночью мне сообщили, что мастер по ключам опознал по фотографии садовника. Они давно знают друг друга. Так что поработай с вдовой. Встретимся в доме Удальцова перед обедом. И тогда подробнее поговорим.
Астафьев не говорил адвокату о том, что на десять утра его вызвал генерал. Он понимал, что вызывает  тот неспроста.
Действительно, когда Астафьев вошел в кабинет, то генерал, обычно спокойный, сегодня выглядел очень недовольным. Дождавшись, когда сядут пришедшие, он сразу  начал с упрека.
– Получается, что какой-то уголовник спокойно убивает людей, а мы ничего не можем с ним поделать? Вчера около десяти часов вечера был перехвачен разговор известного вам Пономарева с охранником из банка «Наш город» Ломовым. Во время этого разговора Ломов объяснялся, как и почему убил и садовника, и охранника. Запись этого разговора вы получите, Владимир Игоревич. Но главное в том, что этот уголовник получил от Пономарева задание сегодня ликвидировать управляющего банком Удальцова и его начальника службы безопасности. Кстати, последний работал на этого авторитета, а мы ничего не знали. Что-нибудь объяснишь, Владимир Игоревич?
– Поэтому и поселили в дом управляющего банком майора Федосова, – поднявшись, ответил Астафьев.
– Значит, знали. И чего тогда ждете?
– Пока рано брать. Что мы им предъявим? Перехваченные разговоры. Так они только посмеются над нами. Скажут, что разыгрывали нас.
– Но ведь и дураку понятно, что после совершения двух убийств этот охранник безоговорочно выполнит указание Пономарева, – продолжал давить генерал.
– Вы правы. Вот на этом и подловим их. Но возьмем так, чтобы на этот раз обошлось без трупов и чтобы  они не выкрутились.
– Тогда думай со своими помощниками и через час доложи свои соображения. Кого надо подключать?
– СОБР, а остальные будут мои. Но наружку тоже надо.
– Дадим все, что потребуется. Заварили кашу, вот и результат.
Этого упрека Астафьев не выдержал. И обиженно возразил:
– Я, что ли, эти убийства заказывал?
– Успокойся. Не ты. Но предотвращать обязан ты. Что еще?
– Ночью получил очень важную информацию по изготовлению дубликата ключа от сейфа. С заказом приезжал садовник, которого потом и зачистили. Сейчас к жене садовника поехал Силантьев. Но у Пономарева везде свои глаза и уши. Не мешало бы срочно взять ее под охрану. Да и у первой жены Удальцова усилить наблюдение. По моим предположениям дипломат с долларами находится у нее.
– Она в сговоре со своим сожителем?
– Скорее всего,  используют в темную. Но кое-что он перевез к ней .
– Вот ведь чего дождались, – прогремел снова генерал. – Скоро все управление с ними будет работать! Конечно, выделим людей столько, сколько потребуется. Но почему вы, подполковник, топчетесь на месте? Давно бы надо было взять и охранника, и начальника службы безопасности!
– Возьмем, товарищ генерал. Но дело-то не только в них, а в причинах, – опять возразил Астафьев.
– А знаешь, почему тебе не быть генералом? Потому что слишком умный. Причиной есть кому и без нас заниматься. А мы с тобой обязаны заниматься конкретными делами.
Астафьев молчал. Он вполне понимал генерала. Одно дело, когда убивают в какой-то драке или по пьянке, и совсем другое, когда происходят заказные убийства. Поэтому и спрос с него не меньше, чем с Астафьева. Однако, не выдержав, буркнул:
– А я и не надеюсь быть генералом.
Эта реплика еще больше взвинтила генерала.
– А вам, подполковник, и не надо надеяться! Надо работать!
– Работаю. Но дело-то не только в краже из сейфа денег, как представил нам управляющий банком. А в том, что банковскую систему пытаются прибрать к своим рукам люди с криминальным опытом. Все, что произошло после кражи, это попытки замести следы захвата банка «Наш город».
Генерал что-то хотел сказать в ответ, но сдержавшись, лишь махнул рукой.
– Свободны! Через час жду с предложениями.
Вышел от генерала Астафьев расстроенным. Последние несколько суток он работал без отдыха. Три часа на сон и снова за дело, которое не давало покоя. После  небольшого ночного перерыва он снова и снова анализировал все, что было известно. Находил новые аргументы и загружал поручениями своих подчиненных. Порой даже срывался на грубость. Но подчиненные, зная его характер, не обижались. Они понимали, что Астафьев проводит свою сложную комбинацию. Понимали, и что Пономарева не так-то просто обыграть. Тем более, тот был повязан с некоторыми сотрудниками. Поэтому и в кабинете генерала Астафьев продолжал просчитывать ходы. Это понимал и генерал. Но он понимал и оплошность Астафьева, который почему-то не вышел во время на начальника службы безопасности банка и его охранников.
Войдя со следователем Огневым в его кабинет, Астафьев проговорил:
– А он прав. Его ведь тоже дергают по поводу этого банка. Мне сообщили, что вчера вечером прессовал губернатор. А мы с тобой все топчемся. По старым делам Лома что-нибудь есть?
– Я же не имею такого аппарата, как у тебя, – огрызнулся Огнев.
Во время этого разговора в кабинет вошел начальник службы наружного наблюдения.
– Прибыл по указанию генерала, – представился он.
– Садись, майор, и запиши два адреса. На пару суток возле квартир надо организовать наблюдение за двумя женщинами. Но так, чтобы вас не засекли и чтобы они остались живыми.
Проговорив это, Астафьев передал адреса и фотографии.
– Понятно. Что еще? – спросил тот.
– Остальное все остается без изменения. Начальника службы безопасности банка Буранова и его охранника продолжайте держать под наблюдением. Я на связи. Если что, сразу выходите на меня.
Когда майор вышел, Огнев, словно оправдываясь, заметил:
– Видишь, в каких мы разных весовых категориях? А я практически один.
– Не прибедняйся. Ты тоже не один. Я ведь выделяю тебе своих оперов. Давай лучше готовить предложение по ночному капкану.
– Работаем на «живца»?
– Другого выхода у нас нет. Насчет клуба игровых автоматов что-то новое есть? А по заточке, которой убили садовника?
– Пока тоже нет.
– Поэтому правильно нас генерал и воспитывал. Все что-то выжидают. Информация идет, а реализации нет. Затишье словно перед бурей.
– Но мы же работаем, – возразил следователь.
– Работаем. Работаем. Пиши свои предложения, а я свои. Потом состыкуем их.
В это время адвокат Силантьев находился уже в квартире жены садовника. Встретила она его так, будто была еле жива. Извинившись, Николай Николаевич проговорил:
– Мы не хотели вас тогда беспокоить. Но у нас кое-какие вопросы в связи с произошедшим.
– Спрашивайте.
– У Дмитрия Петровича были друзья?
– Какие у старых людей друзья? Как правило, муж с женой остаются вдвоем.
– А вы вспомните лучше. Может быть, в другом городе кто-то был.
Несколько минут вдова садовника молчала. Затем, вздохнув, произнесла:
– В Москве у него знакомый был. Когда-то в армии вместе служили. Ну и тот ему дал свой адрес. С гостиницами-то не так просто.
– Вот видите, и вспомнили. А адрес его у вас есть?
Она достала из шкафа записную книжку и, найдя нужную запись, сказала:
– Записывайте.
– Часто он выезжал к нему?
– Нет. Весной и осенью.
– И каждый раз у него останавливался?
– Да.
– А зачем выезжал Дмитрий Петрович?
– Он же садовником в парке у Удальцова работал. Вот и ездил за саженцами и семенами. А весной даже рассаду цветов привозил.
– Его управляющий банком посылал?
– Нет. Бывшая жена. Елена Матвеевна. С ней он и договаривался, что там купить.
– А когда последний раз выезжал?
– Около месяца тому назад.
– И что привез?
– Семена каких-то новых цветов.
– А другие задания выполнял там?
– Да. В последнюю поездку ему что-то поручал Буранов. Он еще сказал мне, что у своего друга поживет один или два дня. Я тогда и посылочку приготовила. Варенье и баночку грибочков.
– Муж не говорил вам, что поручил ему Буранов?
– Нет. После приезда из Москвы он был радостным. Принес пачку денег. А потом словно подменили. Стал злой. Несколько раз говорил, что влип во что-то. Я пыталась у него узнать, но он не говорил.
– Буранов бывал у вас в квартире?
– Чего ему здесь делать? У него свои дела, у нас свои. Да и кто мы такие для него? Он ведь приближенный к управляющему банком. А сейчас, говорят, пристроился и к его бывшей жене.
– Кто говорит?
– Муж говорил перед убийством.
– А еще что-нибудь говорил он о Буранове? – продолжал допытываться Силантьев.
– До последней поездки в Москву иногда рассказывал, как тот ругал своих охранников. Смеялся над ним и считал выскочкой, удачно пристроившимся к управляющему банком. А вот после, когда спрашивала, всегда отзывался о нем со злостью. Будто что-то произошло между ними. За неделю перед убийством.
– На работе, видимо, что-то, – сказал Силантьев. – Кстати, после убийства он приходил сюда?
– На похоронах был.
– И ничего не говорил?
– Выразил, как и другие, соболезнование и все.
– Возьмите мой номер телефона. Если что-то покажется вам странным или подозрительным, то сразу же позвоните мне в любое время, – подавая визитку, произнес Силантьев.
– Это поможет найти убийцу?
– Конечно.
– Сейчас, к сожалению, многое проходит безнаказанно, – вздохнув, проговорила вдова.
Силантьев, попрощавшись с ней, вышел из квартиры и поехал в усадьбу Удальцова.
Вскоре подъехал туда и Астафьев. В парке они сообщили друг другу все, что накопилось у каждого за последние часы. Сообщая о встрече с бывшей  женой Удальцова, адвокат категорично сказал:
– Все же начальник службы безопасности банка играет основную роль и в краже, и в убийствах.
– А может быть, кто-то и повыше? – возразил Астафьев.
– Возможно, и так. Но главный в делах, которыми мы занимаемся, – он, – настаивал Силантьев.
– Сегодня ночью узнаем, кто есть кто, – ответил Астафьев и в свою очередь сообщил адвокату о встрече с генералом. О том, какой тот устроил ему и следователю нагоняй. Сообщил, что готовится ночью в доме управляющего банком.
– Значит, говоришь, попало сильно? – спросил Силантьев. Он по старой привычке задал второстепенный вопрос, как бы уводя собеседника от главного. – Он что, не понимает? Мы заставили преступников нервничать и допускать ошибки. И это помогает в раскрытии преступлений.
Астафьев испытующе посмотрел на Силантьева и, ухмыльнувшись, ответил:
– А что ему делать? Его сверху прессуют, а он нас.
– Но дело, которым мы занимаемся, не такое, каким представляется, видимо, твоему генералу.
– Дыши глубже, Николай Николаевич. Сегодня ночью возьмем исполнителя. Вот тогда, возможно, и представление дела изменится. Ты лучше объясни аккуратнее своему другу, что будет происходить ночью в его доме, и предупреди, чтобы не выходил никуда. После ужина в его комнате, да и в других будут находиться сотрудники. Пусть не удивляется и меньше задает вопросов. Вечером спецы обследуют дом на прослушивающие устройства.
– Ночью мы должны быть здесь?
– Конечно. В своем кабинете будем. Запись всего происходящего начнется с наступлением темноты.
– Кроме Захара Пантелеевича никого не предупреждать?
– Никого. Спецы будут под маской инспекторов из энергоуправления. А напротив комнат сыновей Захара Пантелеевича и его жены расположатся мои опера. Кстати, безопасность вдовы садовника и бывшей жены Удальцова организована.
Слушая это, адвокат Силантьев обиженно смотрел на Астафьева. Он, будто упрекал того в скрытной подготовке операции. Астафьев сказал:
– Не обижайся. Все это организовано только сегодня, после взбучки у генерала. Мы ведь не знали о разговоре Лома с Пономарем. После твоей встречи тот помчался к Пономареву и высказал свои подозрения. Расшевелил ты его классно. А к разработке Пономаря имеют доступ другие. Эти другие и сообщили нашему генералу то, что я тебе сказал.
– А может у Захара Пантелеевича, вместо опера, мне быть?
– У нас будет много другой работы, – возразил Астафьев, не вдаваясь в подробности.
После сытного ужина первыми поднялись из-за стола Астафьев и адвокат. Встал и Удальцов. Он чувствовал, что те чем-то озабочены, и, подойдя к Силантьеву, спросил:
– Вы уезжаете?
– Нет. Еще поработаем немного. Тем более, у меня к вам есть опять вопросы.
– Тогда пошли ко мне, – согласился Удальцов.
Войдя в его комнату, Силантьев сообщил, что готовится  ночью, и попросил никуда с этой минуты не выходить.
– Мне что-то угрожает?
– Да. Но у вас скоро будет сотрудник. Вы можете отдыхать, и ни о чем не беспокойтесь. Для безопасности вас и членов вашей семьи все организовано на высшем уровне. Думаю, что завтра блокада для всех будет снята.
Оставшись один, Захар Пантелеевич долго и нервно ходил по просторной комнате. Он приближался к окну и вглядывался в темноту ночи, но, вспомнив предупреждение адвоката, поспешно отходил. Чтобы меньше думать, Захар Пантелеевич встал и включил телевизор. И сразу в комнату с экрана ворвалась какая-то другая  жизнь. Задорнов смешил людей очередными их глупостями. Контраст оказался столь значительным, что Удальцов растерялся. Он выключил телевизор и, не раздеваясь, лег ничком на диван. Голова его была тяжела. Впервые за всю свою жизнь он чувствовал себя беспомощным и даже униженным. Чувствовал выбитым из колеи, по которой гордо и легко шел до сих пор.
«Надо все забыть и заснуть», – сказал он себе, надеясь во сне увидеть что-нибудь приятное. В голове стало путаться, и вдруг словно сильнейший разряд электричества пронзил его. Перед глазами стояло лицо начальника службы безопасности банка Буранова. Лицо человека, которому он доверял. Сейчас Захар Пантелеевич понимал, что загнал его в угол именно этот человек.
Вслед за этой мыслью возникла и другая. Почему он взял его? Когда утратил ощущение реальности жизни, окружая себя такими, как Буранов? Значит, подбирал себе подобных. Однако этого Захар Пантелеевич признавать не хотел. Эта мысль не стыковывалась с его обычными поступками. Себя он не считал таким, кого обличал. Поэтому и  не любил докапываться до истоков чужих падений. Но ему очень  хотелось выжить во что бы то ни стало. Сохранить должность в банке, а потом разобраться с Бурановым и остальными.
Захар Пантелеевич нервно посмотрел на часы. В комнату пока никто не пришел. Он отметил, что страх, который испытывал после сообщения адвоката, исчез.
Он все лежал, пытаясь заснуть, но заснуть не удавалось. Становилось так мучительно, что Захар Пантелеевич, не выдержав, поднялся с дивана. Подойдя к окну, он прижался лбом к холодному  стеклу и увидел, как во двор въехали два микроавтобуса. Не останавливаясь, они скрылись за домом. Через несколько минут в комнату вошел Астафьев и, представив незнакомого мужчину, заявил:
– Он побудет некоторое время с вами.
– Я знаю об этом, – ответил Захар Пантелеевич.
Астафьев вышел из комнаты, Захар Пантелеевич, не включая света, предложил:
– Вы располагайтесь, как считаете нужным. Спать, видимо, сегодня не придется. Поэтому устраиваться надо удобнее.
Вошедший кивнул головой и, передвинув кресло, сел.
В доме была полнейшая тишина. Захар Пантелеевич знал, что, пока не закончится то, к чему подготовились Астафьев и адвокат, ему тоже не уснуть. Он пытался о чем-то поговорить с находившимся в комнате, но тот молчал. Тогда Захар Пантелеевич стал проводить ревизию своей жизни. Он вспоминал и хорошее, и плохое. Однако в воспоминаниях о плохом раскаяния не было. Скорее это походило на оправдание. Все так поступали, поэтому и он вынужден был идти со всеми в ногу. Вот только в отношении начальника службы безопасности не разобрался. Слишком доверял ему. Тут размышления Удальцова прервал голос находившегося в комнате сотрудника, который по рации тихо сказал: «Я понял».
Это было сообщение о приезде в усадьбу Буранова. Находившийся в будке охранника оперативник сообщил об этом Астафьеву, а тот привел в готовность всех, кто находился в засаде. Астафьев видел, как подъехала к гаражу машина. Из нее вылезли двое мужчин и направились в дом. В доме Буранов пошел в свою комнату, а другой поднялся на второй этаж. Осторожно ступая, он приблизился к комнате Удальцова и неожиданно мощным ударом оказавшегося рядом человека был опрокинут на пол. При этом, падая, он не чувствовал, как кто-то заботливо поддерживал его. Сразу же лентой был заклеен рот, а из внутреннего кармана изъят пистолет с глушителем.
– Затаскивайте  в комнату, – приказал Астафьев появившимся рядом сотрудникам. – Только не шумите.
Не ожидавший таких событий Лом (а это был он) вскоре пришел в себя. Очнувшись, он что-то попытался сказать, но стоявший рядом ногой ударил его так, что у того пропало желание открывать рот.
В это время Астафьев спускался на первый этаж. Он подошел к комнате, в которой находились мониторы видеонаблюдения, рывком открыл дверь и тут услышал, как сидящий, не поворачивая головы, спросил:
– Уже?
– Уже-уже, – ответил Астафьев. Буранов вскочил, сунул руку под пиджак. Таким же ударом, какой применил он недавно, Астафьев повалил его, а ворвавшиеся скрутили и надели наручники.
– Виноват, товарищ подполковник, не узнал. Думал, чужие в доме, – заговорил Буранов.
– Ты во многом виноват, Буранов, – выдержав паузу, ответил Астафьев. – Особенно перед тем, кого дожидался.
Буранов смотрел затравленно. Взгляд его был устремлен мимо Астафьева. Пытаясь сосредоточиться, он думал о том, что им известно и как себя вести. Пистолет, который у него изъяли, был служебный, и он мог объяснить, что на проверку несения подчиненными службы иногда берет его. Но с таким же номером остался пистолет и в служебном сейфе. Однако и это он мог как-то объяснить. А вот то, что произошло на втором этаже с Удальцовым и с его сынком, объяснить сложнее. Ответ Астафьева как будто подтвердил исполнение заказа. Если это так, то как ему вести себя? А если Лом задержан до выполнения заказа и дает признательные показания?
– Что-то произошло? – не выдержав затянувшегося молчания, наконец, спросил Буранов.
– Произошло. Но только не то, что ты предлагал Лому. Так что теперь я жду чистосердечных признаний.
В это время в комнату вошел адвокат Силантьев и, посмотрев на Буранова, добавил:
– Только не надо строить новые оправдания на лжи, как делали это раньше. Только правду. Тогда у вас будет шанс.
– И какой? – спросил задержанный.
– Чистосердечное признание. Оно учитывается при вынесении судом приговора.
– И не только по поводу кражи дипломата, но и по заказным убийствам, – добавил Астафьев. – Давайте начнем с убийств садовника и охранника Олега Терентьева.
– К их убийствам я не имею никакого отношения.
– А вот Иван Ломов говорит обратное, – возразил Астафьев.
Буранов молчал. До задержания он считал, что замысел был удачным. Правда, просматривая видеозаписи на проходной, он увидел, что Астафьев о чем-то долго разговаривал с охранником. Это Буранова насторожило, и появление Астафьева в кабинете он посчитал за приход Лома после выполнения заказа. Поэтому чисто механически и задал дурацкий вопрос.
Буранов не предполагал, что события, произошедшие в последнее время, обязательно приведут к нему беду. Самым неудачным было убийство им криминального авторитета Савелия Лодкина. Одного этого было достаточно для  того, чтобы убрать позднее и его. Другая ошибка заключалась в предательстве человека, принявшего его в банк, и работа на Пономарева. А дальше как цепная реакция, пошли одна за другой и другие ошибки. Заметание следов кражи дипломата. Убийство садовника и охранника. Спасая себя, Лом обязательно пойдет в  признанку, и тогда будет приговор Пономаря, так как  убийства совершены без согласования с ним. Воры беспредела не прощают. Считают, что и в беззаконии должен быть какой-то порядок. Это Буранов знал. Но неуемная жажда денег и власти толкала его от одного преступления к другому.
Слишком рано, видимо, он отпраздновал свою победу, посчитав управляющего банком Удальцова лохом, которого никто не поддержит. Это была тоже ошибка. Полиция  меняла свою работу и так же, как криминалитет, совершенствовалась.
Все это пронеслось в сознании Буранова, как поток. Он лихорадочно искал выхода из положения.
Астафьев, прерывая затянувшееся молчание, неожиданно предложил:
– Ты же бывший работник милиции и должен понимать, что взяли тебя с Ломом не случайно. Запись твоего разговора с ним о том, как он должен по-твоему указанию убрать Захара Пантелеевича и его сына Игоря, мы представим. И тогда Лом первым начнет сдавать. Это устроит тебя?
Буранов молчал.
– Он ведь даже может подумать, что ты и подставил его, – добавил Силантьев.
– Что вы хотите от меня? – не выдержав, спросил Буранов.
– Сначала по поводу дипломата. И подробно. Начиная с того, как попросил Игоря Удальцова дать тебе на время ключ от сейфа для изготовления дубликата. Потом как направил для этого садовника в Москву. Как вскрыл сейф и выкрал дипломат с долларами. По-моему, пока подсказок хватит. Так что, начинай.
Понимая, что по дипломату у Астафьева доказательств достаточно, Буранов заговорил:
– Что ж, пожалуй, действительно будет лучше, если признаюсь без помощи уголовников.
Несколько минут он рассказывал про ключ от сейфа и саму кражу. При этом об убийстве садовника умолчал. Не сказал и о том, где находится сейчас дипломат.
– Степан Иванович, вы опять продолжаете с нами играть, – не выдержал Астафьев.
– Нет-нет. Я говорю все, как было.
– Где дипломат? – не выдержал Силантьев.
– Был у Елены Матвеевны. Я отнес его туда сразу. Но сейчас, возможно, его там и нет.
– Почему?
– Все так быстро происходит. Могут и забрать у нее.
– Кто?
– Не знаю. Но Лом знал и мог кого-то своих натравить.
– Понятно. А насчет убийства садовника почему молчите?
– Я, конечно, виноват, что связался с Ломом. Когда вы приехали сюда, я рассказал ему об этом. А он спросил, кто подозревает меня в краже. Ну, я и назвал садовника. Рассказал, что посылал его в Москву к спецу по изготовлению дубликата ключа. А после кражи он сразу заявил мне, что сообщит ментам. Сначала Иван хотел его завалить здесь, но я не соглашался. Тогда он потребовал его адрес. Я дал. А когда Захар Пантелеевич отпустил его домой, я сообщил об этом Ивану. И тот в подъезде убил. Замаскировал все под грабеж.
– Давайте вернемся назад к похищению. Как вы узнали код замка у сейфа?
– А какой смысл в этом копании? Я же признался в краже.
– Но кроме кражи два убийства и два предотвращенных. Поэтому отвечайте на вопрос.
– Захар Пантелеевич доверял мне и ничего не скрывал. В том числе, и код. Я часто был рядом и видел, какие он набирал цифры.
– С дипломатом понятно. А с завещаниями что можете  сказать?
– Ну, прихватил их, чтобы подозрение было на его умную жену.
– И где они?
– Сжег.
– Она знала о завещаниях?
– Нет.
– А про дипломат?
– Знает, что в нем мои личные вещи. И только.
– А Иван Ломов знал о завещаниях?
– Нет. Он знал только про доллары. Если бы не совершил двух убийств, то и шума бы никакого не было.
– Почему?
– А он нужен Захару Пантелеевичу? Позвонил бы своему знакомому генералу, и никакого дела бы не было. А сейчас с трупами сложнее.
– Давайте перейдем к следующим вопросам, – перебил Астафьев. – Пока что ваше признание – очередная смесь правды и вранья. А нам нужна правда.
– Настоящей правды еще долго никто не узнает, – возразил Буранов.
– А это вы напрасно. Узнаем. Хотя и сейчас нам известно немало. Расскажите об убийстве своего охранника.
Буранов помолчал, словно вспоминая, и неожиданно спросил:
– А почему вы об этом не спросите самого Ломова? Меня допрашиваете, а убийцу, видимо, не смогли задержать?
Переглянувшись с адвокатом, Астафьев набрал номер телефона и коротко сказал:
– Дайте трубку Ивану Ломову, пусть он передаст привет своему подельнику.
Через несколько секунд в трубке, которую держал Астафьев так, чтобы было слышно Буранову, раздался голос Лома:
– Я тебя, падла, из-под земли достану за эту подставу!
– Слышал? Так что смогли и его задержать. Продолжим? Я жду про убийство охранника.
– Так же, как и с садовником. Я сказал Ивану, что охранник видел его в гараже и может опознать. Ну, а у Ивана только одно в голове.  Нет человека – нет и проблем.
– Понятно.  А теперь насчет сегодняшнего рассказывай.
Этот, вроде бы, невинный вопрос произвел на Буранова поразительное действие. Его лицо налилось кровью. Однако, совладав с собой, он небрежно произнес:
– Сейчас с помощью уголовника можно многое на меня повесить.
– Не надо глупости говорить. У вас будет возможность высказаться об этом уголовнике на очной ставке с ним. А сейчас расскажите, зачем хотели убрать управляющего банком? Неужели надеялись, что вас поставят вместо него?
– У меня не такие связи, как у Удальцова.
– Тогда зачем? А вы не догадывались, что вместе с управляющим и его сыном могли и вас зачистить?
– Выдумать можно все, что угодно, – огрызнулся Буранов.
– Тогда другой вопрос. Пистолет для чего брали?
– Это мой служебный. Ночью, когда выезжаю на проверку охранников, я всегда его беру.
– Но на служебном пистолете номера набиты по-другому. А изъятый является «дубликатом», серийный номер которого совпадает с номером служебного оружия, на которое у вас официальное разрешение. Но опять нестыковочка. Номера набиты не заводском клеймом. И это будет легко доказано. Утром лицензионщики изымут из сейфа подлинный служебный пистолет, и что тогда придумаете? Так, может быть, скажете, для чего брали?
Буранов молчал. Ему не хотелось говорить, что в эту ночь он хотел руками Лома убрать управляющего банком. Но убрать так, будто застрелил отца его сын, который затем застрелился сам. Выстраивая этот замысел, он не знал, что Лом должен и его убрать из того же пистолета. Однако чутье и на этот раз не подвело Буранова. Поэтому он и подготовился к решающей схватке по заметанию своих следов. Он решил расправиться с Ломом, используя его пистолет. А дубликат своего пистолета взял на всякий случай.
Буранов не знал, что ему говорить. Заготовка, которой он хотел так ловко воспользоваться, не сработала. Поэтому он лишь коротко буркнул:
– Дубликаты служебного оружия многие имеют. Это вы знаете.
– Но я спрашиваю вас, а не многих других. Для чего брали дубликат?
– Чтобы меньше было проблем с лицензионщиками.
– Значит, разговора не получится? Тогда попросим Ивана Ломова. Опыт работы с нами он  имеет, и с удовольствием расскажет о ваших делах.
– Не надо меня пугать этим уголовником. Все, что мне известно, я сообщил вам.
– Тогда вопрос следующий. Зачем взяли у своего шефа деньги?
– Хотел бежать отсюда. С управляющим банком отношения не складывались. С женой развелся. Да и понимал, что рано или поздно влипну с этим уголовником. По его указанию пришлось пропустить несколько мертвых душ по кредитам. Шеф грозился, что подключит своего знакомого начальника полиции. Вот и решил бежать. Денег бы хватило уехать во Францию или Испанию и пожить какое-то время на них.
– А почему взяли на работу этого уголовника? Кто-то просил за него или сам он чем-то повлиял на вас?
Словно споткнувшись, Буранов замолчал. Он очень не хотел называть человека, указания которого выполнял. Особенно боялся признать, почему выполнял его указания. А Астафьев продолжал:
– Вы обещали ему из похищенных долларов?
– Обещал. Но это для отвода глаз. Чтобы меньше клянчил у меня. Ничего бы я ему не дал, потому что у меня были другие планы, о которых он не знал и никогда бы не узнал.
– Складное объяснение. Оно могло бы сойти за правду, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что Ломов был приставлен к тебе наблюдателем.
– Каким еще наблюдателем?
– Как выполняются указания по банкротству банка. Он знал, что украденный дипломат после сегодняшней операции будет его. Обидно за вас, Степан Иванович. С нами играете, как с мальчиками, а с вами другие играют, как с ребенком.
– Никто ни с кем не играет, – перебил Буранов. – Это все ваши выдумки, и я требую адвоката.
– Вот это уже деловой разговор, – вмешался Силантьев. – Может быть, согласишься на мою защиту? Я ведь адвокат. Правда, защищаю я, как правило, тех, кто говорит правду. Мы тоже надеемся на то, что Захар Пантелеевич не захочет доводить дело до суда по поводу кражи. Но он, как и мы, потребует от тебя правды, которую ты не хочешь говорить.
После этих слов наступило молчание, которое прервал Астафьев.
– Действительно, нескладно получается. У меня еще один вопрос. Зачем Игоря втягивал в долги клубу игровых автоматов?
– Не втягивал я его. Он сам начинал в том клубе. А когда ему не разрешили играть в долг, тогда я и помог.
– Чтобы под видом возврата долга вытянуть у отца еще кое-что?  Даже сообщников для этого пытались использовать.
– Каких еще сообщников? – возмутился Буранов.
– Директора клуба игровых автоматов и его заместителя. Следствие в их отношении идет, и они во многом признались. В том числе, признались, как согласились с вашей просьбой накручивать на Игоря долг. А потом взять его в заложники и потребовать от отца возврата долга в обмен на сына.
– Это выдумки ваши! – снова возразил Буранов. – Я признался в краже дипломата, и готов за это нести наказание. А дела других на меня не надо вешать.
– Но мы обязаны проверять и их показания. Поэтому еще раз советуем только чистосердечное. Тогда и мы сможем чем-то помочь вам. Может ведь всякое в следственном изоляторе произойти.
– Мне надо вспомнить то, что вы спрашиваете.
– Хорошо, вспоминайте. Но не затягивайте.
– А просьбу я могу высказать?
– Конечно.
– Оградите меня от Ивана Ломова. Это ужасный человек и, если он окажется рядом со мной, то вспоминать уже будет нечего.
– Это будет решать следователь Огнев. Но мы попросим его выполнить вашу просьбу.
В это же время в другой комнате Александр Иванович Огнев допрашивал задержанного Ломова. Понимая, что влип капитально, тот давал подробные показания. Особенно о роли начальника службы безопасности банка Буранова в убийствах.
Вскоре оба задержанных были отправлены в следственный изолятор. Полученные признания раскрывали многое. Однако о Пономареве оба пока умалчивали.
Удальцов ожидал указания от Силантьева. Время подходило к двенадцати. Вскоре адвокат зашел и, сообщив, что все идет по плану, посоветовал Удальцову спать.
– А в доме кто-то останется? – спросил Захар Пантелеевич.
– Да, Альберт Игоревич как родственник вашей жены пока задержится.


Изъятие дипломата

В эту ночь Захар Пантелеевич долго не ложился спать. Он понимал, какая нависла над ним опасность. Он уснул только к утру.
Как обычно приснился ему очередной сон. Это был странный сон. Будто после длительной болезни он входит в свой кабинет. На груди у него сияют орден Трудового Красного знамени и депутатский значок, который даже важнее ордена, так как гарантирует  неприкосновенность на все случаи жизни. Таких наград у других  управляющих банками не было.
– Здравствуйте, вот я  снова вместе с вами, – говорит он.
Однако сидящие вскочив, стали кричать то, чего он не ожидал.
«Долой! Не хотим больше  жить так, как живем!»
Растерявшись, Захар Пантелеевич с удивлением смотрит на знакомые лица, которые до его болезни всегда были заискивающими.
– Да здравствуют конституционные права! Хватит обмана! Долой тех, кто получил на халяву национальное достояние! –  кричат они.
– Товарищи! Не волнуйтесь, я сейчас вам все объясню, – по-отцовски заявляет он и скрывается в комнате отдыха.
Через несколько минут он появляется в своем обычном коричневом костюме и без галстука.
– Отныне я такой же служащий банка, как все, и прошу называть меня просто по имени. Даже можно переходить на ты. Мы ведь все одинаково служим общему банковскому делу!
После этих слов в кабинете поднялся такой шум, какого он никогда не слышал.
«Долой обман! Долой хитроумных удальцов! Требуем такую же зарплату, как у тебя! Требуем демократию на деле, а не на словах!»
Захара Пантелеевича словно ветром сдуло из кабинета. Но не успели страсти остыть, как он снова появился перед работниками банка. На этот раз на нем был мундир генерала. Твердым шагом он подошел к столу за которым спокойно сидел многие годы и оглядев сидящих, грозно рявкнул:
– Захотели по талонам жить? Не понимаете, что – финансовый кризис? Или хотите, чтобы закрыли банк? Вы же видите, какая сложная международная обстановка! Приходится оказывать большую помощь бывшим братским республикам. Но я обещаю вам повысить зарплату!
«Не верим!» – снова раздался крик.
Захар Пантелеевич опять уходит в комнату отдыха и переодевается в светло-серый костюм с тонкой голубой полоской, который недавно привез из Англии. В таком костюме он особенно нравился молодым женщинам. Действительно, когда он снова вошел в кабинет, обстановка изменилась. Все стало привычным и знакомым. Появление Захара Пантелеевича работники банка встретили бурными аплодисментами. Их лица лучились готовностью исполнить любой приказ. Ему даже не верилось, что еще несколько минут назад его подчиненные требовали какой-то свободы, каких-то конституционных прав, повышения зарплаты и несли какой-то другой бред. Захар Пантелеевич с любовью смотрит на них. Но неожиданно в комнату врывается незнакомый человек и кричит, чтобы не верили управляющему банком. Он подбегает к Захару Пантелеевичу и бьет его ногой. Однако рядом появляется начальник службы безопасности банка Буранов и вкладывает Захару Пантелеевичу в руку меч. В кабинете поднимается страшный шум. Раздаются выстрелы, и Захар Пантелеевич выбегает на улицу. Какая-то сила подхватывает его и отрывает от земли. Захар Пантелеевич летит в темном звездном небе и почему-то снова оказывается над банком, из которого убежал. Он хочет вернуться в свой кабинет и расправиться с ворвавшимся, но звуки стрельбы и грохота раздаются все сильнее, и Захар Пантелеевич просыпается.
Было около семи утра, но Захар Пантелеевич посчитал необходимым полежать еще в постели, чтобы проанализировать увиденное во сне. Это вошло у него в привычку. Вспоминая сон, Захар Пантелеевич задумался о том, почему он несколько раз менял на себе одежду? И вдруг сообразил, что так же быстро менял свою партийность. При этом менял, не задумываясь, переходя из одной партии в другую. Но обязательно в ту, которая становилась правящей. И это ему помогало быть при должности. Но сейчас он может все потерять. Еще неизвестно, что накопает этот сыщик из областного управления. От этой мысли у Захара Пантелеевича  вмиг испортилось настроение, и он оказался в подавленном состоянии. Ведь если станет известно губернатору, каким способом он откладывал деньги и не смог их сохранить, могут и освободить. А в его возрасте потерять должность равносильно катастрофе. Всю жизнь он был на руководящих должностях – и вдруг оказаться рядовым служащим. Заново узнавать людей и мир, когда уже сложился свой устойчивый образ жизни.
Чем он будет тогда заниматься? Если куда-то и устроится, то как будет жить на жалкую зарплату? Как будет содержать семью и любовниц? Эти неожиданные вопросы обрушились на Захара Пантелеевича.
Захар Пантелеевич старался убедить себя, что не пропадет, если окажется рядовым работником. Ведь живут же люди на скромную зарплату и, вроде, счастливы. Однако эта мысль лишь прибавила тревоги. Все варианты будущего пугали беспросветностью.
В таком состоянии Захар Пантелеевич находился все утро. Наступал рассвет, но он не хотел вставать. Страх, пропитавший его душу, словно отнял все силы, и он, как парализованный, продолжал лежать в постели.
Неизвестно, сколько бы пролежал он в таком состоянии, если бы не раздался стук в дверь. Захар Пантелеевич, думая, что это жена, громко произнес:
– Входи. Входи.
У двери стоял Николай Николаевич Силантьев. Включив свет, он укоризненно заметил:
– И не спите, и не встаете.
– Лежу, думаю, что будет, если не найдете дипломат с долларами? – Захар Пантелеевич был рад  приходу адвоката, с которым ему хотелось поговорить и излить душу.
– Дипломат скоро будет у вас, – успокоил вошедший. – Сейчас Астафьев занимается этим. А я остался, чтобы поговорить с вами. Но сначала надо позавтракать. Так что вставайте. Ночь была тревожная, но все получилось удачно. Вот только позавтракать не успел.
– Сейчас поправим это. Вы идите в гостиную. Я быстро управлюсь с туалетом и подойду.
За завтраком о делах они не говорили. «Брат жены» что-то рассказывал сидящим за столом. Но Захар Пантелеевич не поддерживал разговора. Несмотря на недавние заверения адвоката, на душе у него было неспокойно. Тем более он видел, как  переглядывались жена и приехавший «брат». Быстро позавтракав, Захар Пантелеевич с нетерпением ожидал, когда Силантьев допьет свой кофе. Неожиданно его размышления прервала горничная.
– Захар Пантелеевич, а вам что-нибудь еще принести? Вы почему-то сегодня мало кушали.
– Спасибо, Танечка. Я сыт. Даже очень.
– А вы отбросьте плохие мысли. Еще неизвестно, где найдешь, а где потеряешь.
Вроде обычная шутка, которую в иной ситуации Захар Пантелеевич пропустил бы мимо ушей, сейчас показалась неприятной. Он поднялся и, обращаясь к Силантьеву, произнес:
– Я буду у себя.
В это время Астафьев со своими подчиненными находился возле дома первой жены Удальцова. Сотрудник наружного наблюдения сообщил, что в ее квартиру вошли трое мужчин. После этого сообщения Астафьев  и помчался туда.
Он понимал, что приехавшие не будут церемониться и, получив  дипломат, постараются замести следы. Астафьев предвидел, как поведут себя в случае провала Лом и Буранов. Но он не ожидал такой быстроты. А это было главной особенностью людей Пономарева. Решения они принимали быстро, но еще быстрее их выполняли.
– Будем стрелять? – спросил один из сидящих.
– Только бы успеть, – ответил Астафьев. – А там по обстановке. Но желательно  обойтись без трупов.
Машина неслась на предельной скорости. Включив рацию, Астафьев спросил:
– Еще в квартире?
– Да.
– Номер машины записал?
– Все идет по плану, – отозвался тот.
Наконец, они оказались возле дома. Посмотрев на освещенные окна, Астафьев коротко произнес:
– Пошли!
– А мне что? – спросил тот, кто наблюдал за Удальцовой.
– Машину держи в готовности, и так, чтобы не дать возможности приехавшим оторваться, если они попытаются.
Все, кто готовились к захвату, были возбуждены, хотя им приходилось не раз бывать при задержании преступников и при более сложных обстоятельствах.
Бесшумно подойдя к подъезду, Астафьев, поковырялся в кодовой планке и открыл дверь. Постояв немного, он тихо сообщил свой план.
– Врываемся после открытия двери все сразу.
Становилось светлее, Астафьев понимал, что из квартир могут выходить жильцы на работу, поэтому и спешил.
Поднявшись на нужный этаж, он приложил ухо к двери. В квартире слышался разговор, и во время этого разговора один из оперативников специальной отмычкой тихо открыл дверь. Приоткрыв ее, Астафьев увидел довольно большой зал и стол, за которым сидели три парня. Затем в зал вошла женщина. Она несла поднос с бутылками и фужерами. Губы ее двигались. Она что-то говорила. Но расслышать что, Астафьев не мог.
Никто из сидящих, видимо, не предполагал, что их могут здесь побеспокоить. Один из парней взял с подноса бутылку и прямо из горлышка начал пить.
Астафьев кивнул головой, и оперативники ворвались в квартиру. Однако один из сидящих, опомнившись, выхватил пистолет. Но Астафьев выстрелил первым, и пистолет парня упал на пол, а рука, державшая его, бессильно повисла.
В тот же момент другой парень опрокинул стол с бутылками, который, как щитом, заслонил раненого и остальных от ворвавшихся. Хозяйка квартиры успела метнуться в кухню.
– Не двигаться! – приказал Астафьев. – Стреляем на поражение!
В следующие секунды оперативники защелкнули на парнях наручники и приступили к обыску. Кроме ножей и пистолета, который валялся на полу, другого оружия не было. Войдя в кухню, Астафьев представился перед хозяйкой квартиры и сразу спросил:
– Елена Матвеевна, по какому случаю у вас эти гости оказались?
– Я ничего не понимаю.
– Тогда посидите пока здесь.
Астафьев обошел остальные комнаты. Других людей в них не было. Вернувшись в кухню, он сел. Затем снова спросил:
– Я так и не услышал от вас ответа.
– Вот у них и спрашивайте. Сказали, что прислал Степан Иванович. А зачем – не говорят. Ждут какого-то телефонного звонка.
Астафьев вышел в зал и, обращаясь к тому, у которого был пистолет, проговорил:
– Иван Ломов задержан. Так что указания от него вы не сможете получить. Поэтому советую идти на чистосердечное.
Однако тот молчал.
Тогда Астафьев по сотовому телефону дал указание доставить в квартиру понятых и, обращаясь к одному из оперативников, добавил:
– Всех троих упаковывайте. А мы тут посмотрим кое-что.
Оставшись с одним из своих сотрудников, Астафьев попросил Елену Матвеевну выйти из кухни:
–  Сами скажете, что хранил у вас Степан Иванович или будем делать обыск?
– А где Степан Иванович? Я же не могу распоряжаться его вещами.
– Степан Иванович задержан за серьезные преступления.
Наступила долгая пауза. Видимо, женщина ожидала пояснений. Но Астафьев тоже молчал, незаметно рассматривая Елену Матвеевну. Даже сейчас, когда ей было за пятьдесят, она сохранила свою привлекательность. Не выдержав молчания, она стала быстро говорить.
– Какая-то ошибка произошла.
– Разберемся.
– Я знаю, как вы разбираетесь. Наслышалась от Степана Ивановича. Видимо, за это и задержали его.
На этот раз Астафьев поглядел на нее внимательнее, но на ее лице не смог ничего прочесть. Он даже не понял, проговорилась она или специально сказал, чтобы спровоцировать на откровения
На самом деле в этой маленькой фразе содержалась ценная информация о недовольстве ее сожителя органами внутренних дел. «А как он относился к ее мужу?» – подумал Астафьев и в ожидании понятых спросил:
– Скажите, Елена Матвеевна, у вашего друга были враги?
– Нет. Только друзья.
– А с вашим бывшим мужем он тоже дружил?
– Не знаю. Меня не интересует бывший муж.
– И даже то, что его обокрали?
– Скорее всего, сам украл у себя.
– И как он сделал это?
– Очень просто. Привык всех обманывать. Прибрал денежки, а вам заявил, что его, разнесчастного, обокрали.
– Но вчера вы обвиняли в краже сначала своего сына с новой женой вашего бывшего мужа. Затем другие предположения высказывали. Я что-то не пойму, когда вы говорите правду?
Словно споткнувшись, Елена Матвеевна замолчала. И в это время раздался звонок в коридоре.
– Иди, впускай понятых, – приказал он сотруднику.
Когда те вошли, Астафьев, повернувшись к Елене Матвеевне, предложил:
– Елена Матвеевна, я снова прошу – принесите то, что хранил у вас Степан Иванович. Иначе сейчас начнется обыск.
Понимая, что дальше вести себя так нет смысла, та вышла в другую комнату, вскоре вернулась и подала Астафьеву дипломат.
– Вот. Этот дипломат неделю тому назад принес Степан Иванович и сказал, что в нем какие-то его личные вещи. Но мне сразу показалось это подозрительным. Слишком тяжелые вещи в нем.
– Вы открывали его? – спросил Огнев.
– Нет. Там же специальные замки. А ключа Степан Иванович не дал.
Астафьев вставил ключ, щелкнул замками и откинул крышку. В дипломате лежали пачки долларов, аккуратно перетянутые банковскими лентами.
– Степан Иванович с моим бывшим хранили у меня деньги? – воскликнула удивленно Елена Матвеевна.
– По всей видимости, – согласился Астафьев. – Но сейчас надо их пересчитать. Вы, Елена Матвеевна, побудьте рядом. И понятые присаживайтесь.
Во время подсчета денег все молчали. Закончив подсчет и сложив пачки снова в дипломат, Астафьев объявил общую сумму и составил протокол пересчета банкнот. Затем все присутствующие расписались. Астафьев заклеил дипломат полосками бумаги и расписался на каждой.
– Ну, а дальше будет работать следователь. Это вещественное доказательство, – заявил он.
– Доказательство чего? – спросила Елена Матвеевна.
– Доказательство преступления. И вам придется давать объяснения.
– А я-то при чем?
– Следствие установит. Только советую вам не использовать разные домыслы.
– Никаких домыслов я не использую. Всегда говорю то, что знаю, – возразила Елена Матвеевна обидчиво.
– Вот и хорошо. Тогда скажите, что еще приносил сюда Степан Иванович?
– Спортивную сумку со своими личными вещами.
– А посмотреть ее можно?
– Конечно.
– Тогда принесите. В присутствии понятых и посмотрим.
Из той же комнаты, в которой был дипломат, Елена Матвеевна вынесла сумку и, открыв ее, произнесла:
– Вот смотрите.
Вынув из сумки спортивный костюм, рубашки, трусы, носки и носовые платки, Астафьев увидел на дне коробку, в которой находилось несколько золотых монет и пистолет иностранного производства. Там же лежала коробочка с патронами.
– Это вам показывал Степан Иванович?
– Нет. А зачем ему пистолет? У него же служебный, – удивленно заметила Елена Матвеевна.
– Мы спросим его об этом.
– Тогда спросите, почему хранил у меня пистолет и дипломат? Боялись с бывшим мужем, что в банке могут  украсть?
– Спросим и об этом, и о многом другом. Но вы неужели не знали о том, что было в дипломате?
– Не знала.
– А какие-нибудь бумаги он приносил вместе с дипломатом?
Елена Матвеевна задумалась и видимо вспомнив, произнесла:
– Да. Оставив в комнате дипломат, он вышел тогда в кухню с какими-то бумагами и над раковиной жег их. Я еще спросила, зачем он это делает. А Степан Иванович ответил, что это по работе какие-то ненужные справки.
– Гости к нему часто сюда приходили? – продолжал допытывался Астафьев.
– Нет. Только Ваня приходил. Он приносил продукты, которые Степан Иванович покупал.
– А как оказались у вас задержанные сегодня молодые люди?
– Я спала. Они сами открыли дверь. Тихо вошли и сразу же ко мне в спальню. Я, конечно, испугалась. Но тот, кого ранили, сказал, что они пришли по поручению Степана Ивановича, который  по телефону должен со мной переговорить. Попросили меня одеться и подождать этого звонка. Потом попросили принести водки. А когда принесла ее, тут и вы появились. Звонка так и не было. Как вы думаете, зачем они приходили?
– Видимо, за тем же, что вы передали мне.
– А Степан Иванович не позвонит?
– Он задержан за совершенные преступления.
Во время этого разговора Иван Ломов находился в следственном изоляторе. К тюремным стенам он привык. Камерный запах и дух безнадежности на него не действовали. Он надеялся, что и на этот раз всесильный Пономарь не откажет ему в помощи.
Когда привели его в комнату для допросов, он спокойно сел за обшарпанный стол и смотрел на голубей, сидевших на подоконнике зарешеченного окна. Иван даже подумал, что с их помощью можно получать с воли голубиную почту. Однако эти размышления прервал следователь Огнев.
– Я смотрю, настроение у вас улучшилось, Иван Харитонович? Ночью вы были очень расстроены.
– А от чего оно может улучшиться? – недовольно спросил он и обреченно добавил: «В камере условий нет. Правда, и в жизни их нет. Кругом одно предательство».
– А вы не предавали?
– Представьте себе, нет!
– У вас мать болеет, а вы вместо помощи ей по ночам с оружием в чужие дома забираетесь. Разве это не предательство матери?
– Это мое личное дело.
– Может, и личное. Но ей-то не легче от этого. Наоборот, когда получите срок, она ведь опять одна останется. Видимо, за это Всевышний и наказал вас.
– Я не верю в бога.
– Что ж, теперь вы должны убедиться в том, что бог есть. И он сильнее оказался ваших хозяев.
– Каких еще хозяев?
– Ну хотя бы того же начальника службы безопасности банка, в котором вы работали. А точнее числились. Работой вы занимались другой.
– Я ночью сказал этой падле. Могу повторить и сейчас. Из-под земли достану и урою! – взорвался Ломов.
– А я-то думал, что вы покаялись и больше не будете грешить.
– Гражданин начальник, я что-то не пойму, вы это серьезно или издеваетесь надо мной?
– Серьезно. И думаю, что вы сами понимаете серьезность своего положения.
Ломов промолчал. И тогда Александр Иванович заговорил снова.
– Ну что ж, перейдем к делу. Расскажите об убийстве садовника Костылева.
– Это тоже он?
– Я жду. Или очную ставку проведем?
– Не надо. Этим он не откупится от вас.
– Тогда объясните, зачем пожилого человека убили?
– Попросил начальник службы безопасности банка. А я ведь подчиненный. Как отказаться?
– Тогда подробнее.
Несколько минут следователь Огнев слушал, не перебивая. Как ни тяжело было вызвать Ломова на откровения, все же разговор состоялся. Место убийства, способ и дату Ломов назвал точно.
– А Буранов в это время где был? – уточнил следователь.
– В банке. Ждал моего сообщения. А когда позвонил ему, дальше уже не знаю. Наверное, к своей бабе уехал.
– А другие имели отношение к этому убийству?
Ломов сразу же запнулся. Однако через какое-то время, поеживаясь, заговорил снова:
– Не знаю я никого другого. Не знаю. Я выполнял указание Буранова.
– Страшно называть? Тогда давайте перейдем к  другому убийству. Почему убили охранника Олега Терентьева?
– Подрались с ним.
– Но он же был на службе. А вы в это время по графику отдыхали. Следов драки на месте убийства не было. Как вы проникли на территорию усадьбы управляющего? Тоже помогал Буранов? Имейте ввиду, он показания уже дал. И говорит, что это ваша инициатива. Так что решайте, кому верить: ему или вам?
Было заметно, что Ломов занервничал, а следователь продолжал:
– Мне непонятно, как вы могли выполнять то, что предлагал вам Буранов? Он же преследовал свои цели. Никаких денег вы бы не получили. Скажите спасибо, что полицейские спасли вас ночью от его пули.
Это задело самолюбие Ломова, и он, не выдержав, возразил:
– Скорее всего, мою бы получил, – однако спохватившись, пустился в разъяснения, что повидал в своей жизни таких фраеров немало.
– И все-таки, я жду ответа по поводу убийства охранника. Так же, как и с садовником, следы преступления вы все-таки оставили.
Посмотрев на следователя, Ломов иронически заметил:
– Но они не всегда являются доказательством.
Огнев понимал, что таится за этим ответом. В прошлом уголовном деле его хозяева ловко изменили доказательства. Сейчас следователь хотел дойти до этого хозяина. Поэтому, не ограничиваясь признательными показаниями Ломова, и пытался добраться до организатора.
– Так я жду, Иван Харитонович.
– Так же, как и с садовником. Когда занервничал шеф, я спросил, в чем дело. А он сказал, что охранник видел меня в гараже банкира и может сообщить ментам. Посоветовал убрать и его. Я и уделал там Олега.
– А почему именно там?
– Так посоветовал шеф. Он же ментом был и знает ваши способности. Сказал, что так легче будет запутать вас.
– А кроме Буранова еще кто-нибудь знал об этом?
На этот вопрос Ломов снова отделался молчанием.
– Хорошо, не хотите отвечать, не надо. Тогда перейдем к ночным делам. Для чего оказались в доме управляющего?
– Опять издеваетесь?
– Я снова спрашиваю. Для чего?
– Не чаи же распивать.
– Это мне понятно. И все же?
– Сказал, что надо окончательно запутать ментов. Убрать управляющего руками его сына. И все списать на них.
– Значит, сына управляющего тоже хотели убить?
– А что оставалось делать? Он же морочил мне голову своими ментовскими способностями запутывать следствие.
– А может и обещал что-то?
– Обещал. Половину из похищенных долларов.
– А вот тут давайте подробнее. Твоих друзей задержали на квартире сожительницы Буранова. Это тоже инициатива Буранова? Или ваша?
Ломов промолчал.
– Задержанные многое сообщат, – продолжал следователь Огнев. – Я понимаю, что влипли вы с этим Бурановым капитально. И надеетесь с помощью других отмазаться. Но на этот раз будет сложнее. Поэтому только правда может помочь.
Во время допроса в комнату вошел Астафьев. Вошел для того, чтобы помочь следователю «сломать» Ломова и добиться признаний насчет Пономарева.
Увидев его, Ломов на какой-то миг замер. Астафьев смерил его равнодушным взглядом и, повернувшись к следователю, произнес:
– Все-таки живого человека приятнее видеть, чем мертвого. Вы, Ломов, чудом остались в живых. Опоздай мы на десяток минут, и с вами расправился бы ваш друг. Вместо обещанных долларов получили бы другое.
– Вдвоем решили давить, – скривился задержанный.
– Тогда послушайте, – предложил Астафьев, включая диктофон.
«Вы обещали ему из похищенных долларов?
– Обещал. Но это для отвода глаз. Чтобы меньше клянчил у меня. Ничего бы я ему не дал, потому что у меня были другие планы, о которых он не знал. И никогда бы не узнал».
Выключив диктофон, Астафьев спросил:
– Знакомый голос?
Ломов затравленно посмотрел на него и, не вытерпев, произнес:
– Но я тоже не лыком шит.
– Это нам известно. Поэтому и послал к бывшей жене Удальцова своих пацанов.
Астафьев смотрел в глаза Ломова, будто пытался вложить смысл записанного на диктофоне непосредственно в мозг.
Ломов молчал. Слишком много произошло за столь короткое время. Он даже растерялся.  А вошедший продолжал:
– Буранов дает подробные показания. Это понятно вам?
Ломов кивнул, но Астафьев ждал его реакции и поэтому разговаривал с ним, как с человеком, которого обыграл Буранов.
– Вы представляете, что он может наговорить на вас?
– Представляю.
– Нет, вы не представляете. Буранов непредсказуемый человек. Ради своего спасения он пойдет на все, и во всех делах обвинит только вас. Он же привык все делать чужими руками.
– На нем тоже немало всякого, – наконец, не вытерпел Ломов.
– Не буду спорить. Но Буранов специально подставлял вас.
– А вам известно, что он завалил в этом году криминального  авторитета Савелия Лодкина? – спросил Ломов и стал подробно рассказывать о том убийстве.
Выслушав, Астафьев как бы безразлично спросил:
– А вам откуда это известно? Вы же в колонии в это время были.
– Слышал.
– От кого?
– Не помню.
– Поэтому Буранов и взял вас к себе на работу? Или кто-то просил его об этом?
Сидящий рядом следователь Огнев понимал ход мыслей Астафьева, который пытался получить показания против Пономарева. Однако это, видимо, понимал и Ломов, который, сдерживая себя, уклонялся от разговора на эту тему.
– Чего не знаю, начальник, того не знаю, – скривившись, ответил Ломов.
«Идиот! – подумал Астафьев. – Неужели не понимает, что после провала живым не останется? В лучшем случае не будут мешать с определением срока. Но если даже отсидит, кому он потом будет нужен? А Пономаря своим молчанием не спасет. Тоже рано или поздно возьмем. Не может быть такого, чтобы никаких доказательств не нашли. Не за одно, так за другое зацепимся. Человеку жизнь спасли, а он не понимает этого».
Чтобы поддержать Астафьева, следователь заговорил тоже.
– Человек, совершающий убийство по заказу, благодарности не понимает.
– Плохо обо мне думаете, - возразил Ломов.
– Тогда доказывай.
– Чем?
– Признаниями.
– Но я же признался. Что еще надо?
– Кто направил вас к Буранову и для чего?
– Сам себя направил.
– Как получили удостоверение частного охранника?
– За деньги, начальник! За деньги! А кому платил, не помню.
– А как с паспортами было при выдаче кредитов в банке? Владельцев паспортов давно похоронили, а по их паспортам кто-то получает кредиты?
– Это у Буранова спрашивайте. Тут я не при делах.
– Ну, зачем так категорично? Что ни спрошу, ответ или не помню, или придумываете неправду. Я, конечно, понимаю, что не хотите сдавать своих покровителей. Но они-то вас щадить не будут. Тот же Буранов уже много интересного сообщил.
– Это его проблемы. А я отвечаю за свои. И спрашивайте меня про мои дела.
Как ни старался следователь вынудить Ломова дать показания на Пономаря, ничего у него не получалось. Он понимал, что смерть часто в больших деньгах прячется, и в заказных убийствах используют профессионалов, которые умеют держать язык за зубами. Понимал, что и доводят до банкротства банка не такие, как Ломов. Но следователь Огнев не любил заканчивать дело полупризнаниями исполнителей. Поэтому и старался докапываться до сути.
Астафьев зевнул и отвернулся к двери, всем своим видом демонстрируя безразличие к сказанному Ломовым, но следователь Огнев отреагировал по-своему.
– Вы ведь профессионал, Иван Харитонович, и неужели не понимаете, что произошло? Это суду можете рассказывать, но не нам. Вам кажется, что доказательств ваших связей с организаторами преступлений, в которых вы обвиняетесь, у нас нет? Но это не так. Нам помогает и Буранов, и другие. Под колпаком многие ваши друзья.
Ломову очень хотелось высказать то, что накипело за сутки. И не выдержав, заговорил:
– У вас только предположения. А доказательств никаких нет. Я знал только этого козла Буранова. Его указания и выполнял. Поэтому зря стараетесь. Вам ведь чем больше прихватить, тем лучше. Но тут только теряете время.
– Как знаете, – возразил Астафьев. – Но второй раз спасать вас от смерти мы не будем. А убирать тебя обязательно будут. Поверь моему опыту.
– Бросьте, гражданин начальник, – перебил Ломов. – Я не пацан, чтобы просить о защите.
Но Иван Ломов тем не менее задумался. «Если списали, то на кого опереться? А может быть, надо было до предложения Буранова прихватить дипломат с долларами и смотаться отсюда? Тогда почему не сделал? Значит, сам виноват, поэтому сам и должен отвечать. А может быть, они сговорились между собой, поэтому и подставили так ловко? Ведь такая подстава выгодна как Буранову, так и Пономарю. Поэтому Пономарь и одобрил план, предложив убрать в доме и Буранова»
От этих предположений Ломов помрачнел так, что Астафьев наблюдая за ним, спросил:
– Нервы сдают, или начал понимать?
– Это мое дело.
– Значит, нервы, – ответил Астафьев. – Отстаешь, Иван Харитонович, от жизни. Отстаешь. Ладно, это твое дело. Вот только в камере повнимательнее будь. Не советую «марафетом» пользоваться. Да и ночью почаще просыпайся.
Ломов внимательно слушал. А Астафьев продолжал.
– Как же ты такой шустрый в шестерки-то попал?
– Козырная шестерка и туза бьет.
– Ты так и не понял, что уже не козырная, а простая.
«А ведь действительно, выполняя просьбы Буранова, стал простой шестеркой. Козырной был у Пономаря, который может и не простить того, что спутал ему карты», – подумал Ломов. Но вслух произнес другое.
– Пока еще козыри не переменились.
– Самоуверен ты, Иван Харитонович. Вот когда начнут тебя сдавать те, кто повыше Буранова, тогда и поймешь, может быть. Правда, поздно уже будет. Больше мне сказать нечего. А ты подумай, – посоветовал Астафьев, посмотрев на часы.
Когда Ломова вывели, Астафьев поднялся и несколько минут ходил по комнате. Не выдержав, он подошел к следователю и заговорил о том, что думал.
– Итак, что мы имеем и чего надо ожидать? Имеем двух участников нескольких преступлений. Оба они фигуры не простые. Особенно Ломов.
– Мужик серьезный, – согласился Огнев. – Готов убивать, не задумываясь.
– Но и Буранов не менее опасен. Я вот думаю, кого они первым уберут?
– Уверен?
– А ты сомневаешься? Они ведь оба отработанный материал. Даже если бы у них не было таких проколов, они уже не жильцы. А тут еще и карты спутали главному. Хотя, может быть, и не так. Возможно, Пономарь знал о двойной игре обоих и не вмешивался, надеясь на конечный итог в банкротстве банка. Может быть и так, если не помешал им попасть к нам. Может быть.
Следователь Огнев понимал ход мыслей Астафьева и, когда тот кончил, спросил:
– А защитить их до окончания расследования как-то можно?
– Не знаю. Конечно, меры надо предпринять. Но, когда такие, как Пономарь, выносят приговор, он, как правило, исполняется. Вопрос, кого первым, а кого вторым.
– Тогда, возможно, с помощью малявок затянуть исполнение? – предложил Огнев, взглянув на Астафьева.
– Поиграем и в это, – согласился тот. – Хотя считаю, что успеха не будет. Все, что Пономарю требовалось от этих двух придурков, он получил. Но дальше светиться не будет. Тем более перед их ликвидацией.
– У тебя, Владимир Игоревич, такой вид, словно и не было недавно удачной операции, – произнес следователь.
– Бьем по стрелочникам. А криминальные авторитеты продолжают здравствовать, и вместо одних погоревших ставят других. Вот это меня и беспокоит.
– Но может быть, все-таки заговорят и об организаторе, – возразил Огнев.
– Во-первых, не думаю, что они заговорят. А во-вторых, если и заговорят, то многого они и не знают. Главное, до откровений они не доживут. К сожалению, и здесь, за колючей проволокой и толстыми стенами, немало предательства.
Астафьев не понаслышке знал о том, о чем говорил. Даже дома его жена часто возмущалась поступками людей в полицейской форме. Как и многие другие сотрудники, он считал, что реформа мало принесла изменений в работе полицейского. Но задумываться о причинах этого не хотел. Он считал, что задача его заключается в исполнении непосредственных обязанностей. И он выполнял их. Однако работы не убавлялось. Это иногда и наводило на мысль: «А почему?» От этой мысли Астафьев тоже быстро уходил, считая, что, если обо всем, что происходит в преступном мире думать, тогда не то, что работать, – жить не захочется.
– Так что же делать? Ждать, когда их уберут? – донесся до Астафьева голос следователя.
– Работать, Александр Иванович! Работать! Будем пытаться опережать. До прихода сюда я набросал дополнительный план мероприятий. Посмотри его и, если что-то сочтешь необходимым еще добавить, то добавляй. Да и по старым планам надо все сделать. Глядишь, что-то и проявится еще.
В который раз Огнев удивился проницательности подполковника Астафьева. Но ему надо успеть сдать дело. За сроки спрашивают строго. Поэтому мрачно ответил:
– Копаться по Пономарю бесполезно. Даже если мы и зацепимся за что-то, у нас ничего не получится. Пономарь все делает так, будто он существует отдельно, а люди, которых мы задерживаем, тоже отдельно. Или ты рассчитываешь на его простоту? Да, мы понимаем, что эти два придурка не могли опустить банк. Но и Пономарь готовит свои преступления не так, как они. Придумает то, чего никто от него ожидать не будет.
– Вот-вот. Поэтому и надо опережать. Дипломат с долларами у меня. Но засвечивать в твоих бумагах его не надо. Придется вернуть Удальцову так, будто и не было кражи.
Огнев с недоумением посмотрел на Астафьева.
– Тебе еще не разъяснили? Удальцову дело с дипломатом, как кость в горле. А тебе и без дипломата есть чем заниматься. Убийства ведь не спрячешь. Так что раскручивай их, Александр Иванович. А я поеду на доклад к генералу.


Ночные размышления

После доклада генералу об изъятии дипломата с долларами и задержании Ивана Ломова и начальника службы безопасности банка Астафьев высказал свои предложения и, получив добро, выехал в усадьбу банкира.

Подъехав к гаражу, он оставил там машину и направился в дом. Силантьев ожидал его в вестибюле.

– Ну и как? – поздоровавшись, спросил тот.

– Как и предполагали. Все очень довольны. Удальцов утром звонил начальнику управления и просил не поднимать шума в отношении дипломата. Следователю  подскажут. Вот только бывшую жену надо бы предупредить.

– Так это я запросто сделаю, - предложил Силантьев.

– Он считает, что Удальцов хранил эти деньги у бывшей жены по согласованию с Бурановым.

– Тогда тем более. А как с дипломатом решили?

– Надо спрятать его в гараже. Туда ведь имели доступ все живущие здесь. Особенно родственники. Скажем Удальцову, что получили такую информацию и попросим вместе с нами проверить ее.

Силантьев понял ход мыслей Астафьева. В этой комбинации ничего сверхсложного не было. Но она устроит и Удальцова, и других. Единственное, что его сейчас беспокоило, так это показания Буранова и Ломова, которые указывали на связь убийств с украденным дипломатом.

Словно прочитав его мысли, Астафьев продолжал:

– Следователь будет заниматься только убийствами. Признательные показания от обоих у него есть. Не сегодня, так завтра это станет известно и Пономарю, который, как бы мы ни оберегали их, приведет свой приговор в исполнение. Тогда и будут обрублены все концы. Кстати, Удальцов у себя?

– Нет. Уехал в банк. Говорит, дел там накопилось много. Я и разрешил. Но ты не беспокойся. К нему приставлен человек из моей команды. Ваш бывший начальник штаба. Пока будет помощником у Удальцова, а потом займет должность начальника службы безопасности банка. Как Ломов ведет себя?

– Я предупредил о возможном покушении на него в камере. Но он словно дебил. Не хочет понимать это. Надеется на своих хозяев.

– И не поймет. У него своя психология.

– Слушай, а может быть, снова подключить твоего человека для работы с Пономарем? Обстановка в связи с задержанием двух его придурков осложнилась, и, возможно, это улучшит отношения с твоим?

– Навряд ли, – возразил Силантьев. – Он сейчас главный по криминалу в городе, и делить свое лидерство ни с кем не будет. Будет подтягивать к себе новых. Вот среди них и надо поработать. А мой человек у него на подозрении и может в любое время получить от Пономаря все, что угодно.

Астафьев знал непредсказуемость Пономаря. Знал и то, как адвокат бережет тех, с кем работает. Поэтому не стал убеждать его. Он предложил обследовать для дальнейших действий гараж.

– Но у меня ключей нет, – возразил Силантьев.

– Тогда придется мне сходить к жене. С ключом от дипломата она помогла. Выручит и на этот раз. Тем более можно сказать, что расследование заканчивается, и осталось лишь подвести итоги. А ты пока погуляй в парке.

– По парку мы еще погуляем. Я лучше возле гаража подожду.

Вскоре Астафьев вышел из дома. Открыв гараж, он внимательно осмотрелся. В нем было четыре машины. Но оставалось место еще на три. В конце гаража стояло несколько шкафов.

– Так-так. Посмотрим, что в них, – проговорил он, открывая дверцы. – Тут пустые канистры от бензина. Это нам не подойдет. А вот этот как раз! – оглядев другой шкаф с ящиками для инструмента, произнес он.

– И что в нем особенного? – спросил Силантьев.

– За ящиками поставим дипломат. Вот теперь и приступим к началу нашей операции. Ты понаблюдай за охранником, а я приготовлю здесь место.

Через несколько минут, выглянув из гаража, он тихо спросил:

– Как охранник?

– Сидит в будке. Вроде, читает что-то.

– Тогда пошли к моей машине.

Достав из багажника дипломат, Астафьев снял наклейки, накинул на него кусок брезента и не спеша направился в гараж. Подойдя к шкафу, он поставил на одну из полок дипломат и заставил его ящиками с инструментами так, чтобы он не бросался в глаза.

– Теперь можно погулять в парке, – удовлетворенно проговорил он.

Зима в этом году почему-то задерживалась. Было мало снега, и температура воздуха постоянно менялась. Однако ночами мороз уже доходил до десяти градусов. Правда днем все быстро таяло. Иногда надвигались тучи, и тогда становилось пасмурно и неуютно. Налетавший ветер срывал с деревьев последние листья. Когда же прояснялось, в парке становилось, как весной. И все ж было понятно: зима все равно скоро возьмет свое.

Прохаживаясь по дорожкам парка, Астафьев и адвокат неторопливо вели разговор о завершении этого необычного дела.

Рассуждая о расследовании убийствам садовника и охранника, они так увлеклись, что и не заметили, как наступил вечер. Лишь когда Удальцов подъехал к гаражу, они, прекратив рассуждения, пошли к нему.

– Задерживаете, Захар Пантелеевич, нашу работу, – упрекнул его Силантьев.

– До этого вы обходились без меня. А сейчас почему потребовался?

– Владимир Игоревич получил информацию о месте нахождения вашего дипломата с долларами и хочет проверить ее в вашем присутствии.

Сообщение об обнаружении похищенного обрадовало его, хотя Удальцов и без того предполагал это. После ночного задержания Буранова и его охранника он видел, что и адвокат, и знаменитый сыщик были чем-то очень заняты. К тому же утром Силантьев сказал ему, что дипломат скоро будет найден.

– Так что же вы стоите? – взволнованно сказал он. – Поехали!

– Ехать никуда не надо, – возразил Астафьев. – А вот посмотреть в гараже следует.

– Пошли!

Они вошли в гараж. Астафьев включил свет и, подойдя к шкафам, открыл дверцы.

– Посмотрите в шкафах, Захар Пантелеевич, – предложил он. – Мы тогда мельком  осмотрели и не заметили его.

Отодвинув ящики с инструментом, Удальцов увидел стоящий за ними дипломат. Он взял его и, поставив на капот одной из машин, открыл. В дипломате были аккуратно уложенные пачки долларов.

– Но как он оказался здесь? И кто виновен в его похищении? – взволнованно спросил он.

– Могу ответить. Из оперативных источников мне стало известно об этом только сегодня. А кто виновен в похищении, это, по-моему,  неважно. Ведь это может осложнить ваши отношения с близкими вам людьми.

– Но я хочу знать, кто так поступил! – запальчиво произнес Удальцов.

– А вы не догадываетесь? – спросил Астафьев и уже собрался рассказать кое-что. Но тут Удальцов задумчиво произнес:

– Подождите. Возможно, вы и правы. Подробности действительно могут и навредить. Но объявить я могу об этом?

– Конечно. На ужине объявите и снимете свою блокаду. Важны не подробности, а результат.

– И главное, мир с людьми, которые живут со мной. А где папка с завещаниями?

– Тот, кто похитил ее, сжег. Но женщины, живущие в вашем доме, не имеют к ним никакого отношения. Давайте пройдем в ваш кабинет. Вы уложите в сейф свой дипломат, и там поговорим.

В кабинете, когда все сели, Астафьев заговорил снова:

– Когда я начал расследование, то вспомнил старое правило о том, что украденное чаще прячется рядом. К тому же неподалеку происходили впоследствии новые преступления. Тот, кто украл, рассчитывал, что никому и в голову не придет, что похищенное будет спрятано здесь. Когда я осмотрел еще раз гараж, то убедился, что самое удачное место спрятать похищенное – шкаф с инструментом. А тут еще и информация поступила.

Говоря это, Астафьев умышленно утаивал, что дипломат изъят в квартире бывшей жены Удальцова. Он знал, что дети, особенно старший, очень привязаны к матери, и не простят отцу, если начнутся неприятности у нее.

– А насчет завещания подробнее можно?

– Конечно. Когда мы стали подступаться к человеку, совершившему кражу, то он, испугавшись, сжег бумаги, чтобы меньше было улик. Вот и все.

– Так кто же это сделал? – не успокаивался Удальцов.

– После суда все узнаете.

– А что, все-таки будет суд? – заволновался управляющий банком. Он очень не хотел привлекать внимание и налоговиков, и правоохранителей к финансовым нарушениям в банке.

– Уголовное дело по факту хищения у вас денег не возбуждалось. Однако произошли два убийства, и по ним проводится расследование, – пояснил Силантьев.

– Но убийства не имеют никакого отношения к краже! – категорично произнес Удальцов. – Если какой-то уголовник совершил их, то при чем здесь дипломат? Пусть он со своим помощником и отвечает. А что касается дела о хищении, то я уже говорил об этом с начальником полиции. А сейчас, когда все нашлось, то вообще это считается простым недоразумением. Позвоню и скажу, что положил сам туда и забыл. А сегодня вспомнил. Как вы считаете, может такое случиться?

– Конечно. Но следователь может и не согласиться с этим, – возразил Астафьев.

– Тогда я сейчас позвоню.

Набрав номер телефона, он представился, назвал по имени и отчеству начальника областного управления полиции и стал объяснять, что вышло недоразумение с кражей. Что он просто забыл, куда положил дипломат, а сейчас вспомнил. Что все на месте, и больше не надо заниматься розысками. Выслушав ответ, Удальцов поблагодарил, отключился и объяснил:

– Вот и улажено все. Ни у меня, ни у вас проблем не будет. А убийцы пусть отвечают по полной программе. Но я должен отблагодарить вас за такую работу. Называйте любую сумму.

– А вот это лишнее, Захар Пантелеевич, – возразил Астафьев.

– Но поужинать-то мы можем и отметить удачное завершение дела? Вы столько трудились! – настаивал Удальцов.

– Поужинать можем.

– Тогда я на минуту выйду. А вы посидите пока с Николаем Николаевичем здесь.

Когда они остались вдвоем, Силантьев удовлетворенно заметил:

– Обрадовался. Но я тоже доволен. Сохранили то, что могло разрушиться. Вот только Виолетта Петровна, видимо, не простит того, что ее подозревали в краже.

Астафьев хотел что-то сказать, но в кабинет вошел Захар Пантелеевич.

– Все приготовлено. Прошу в ванную сначала. А потом и за стол.

Помыв руки, они вместе с Удальцовым вошли в гостиную. Стол был сервирован на шесть человек. В торце его сел хозяин дома, а рядом усадил Астафьева и Силантьева. Будто по команде сразу же вошли жена и сыновья. При этом Виолетта Петровна села рядом с Астафьевым, а оба сына рядом с Силантьевым. По тому, как щедро был накрыт стол, чувствовалось, что к ужину готовились основательно.

Предложив наполнить фужеры, Удальцов поднялся и торжественно произнес:

– Я редко меняю свои мнения и решения. Но произошел случай, который заставил меня по-другому оценить работу сотрудников полиции. Неделя работы Владимира Игоревича все изменила. Полиция умеет работать. И без ее профессиональной работы не обойдется ни один человек. Можно критиковать полицейских. Можно и обижаться. Но, когда трудно, мы обращаемся к ним и получаем помощь.

Спасибо вам, Владимир Игоревич и Николай Николаевич, за проделанную огромную работу. За то, что нашли похищенный дипломат с долларами. За то, что сняли все подозрения с живущих в этом доме. За то, что каждый из сидящих может теперь продолжать спокойно жить своей жизнью.

Прошу за это выпить!

Слушая Удальцова, дети радостно смотрели на Астафьева и адвоката. Лишь Виолетта Петровна, думая о чем-то своем, словно была в другом мире.

Астафьев пить не стал. Он лишь сделал небольшой глоток и сказал, что за него будет выпивать Николай Николаевич, которого он отвезет потом домой.

В этот вечер сидели за столом долго. Говорил, в основном, хозяин дома, который, не скрывая радости, подливал в свой фужер коньяк. Правда, не забывал он при этом и Силантьева. Глядя на него, Астафьев из вежливости не перебивал рассуждения Удальцова, так как понимал, что тот, видимо, всегда так ведет себя. Особенно будучи пьяным.

Застолье катилось без эмоциональных всплесков и походило на вялую игру в футбол в один ворота. И хотя Астафьеву не нравилось бахвальство управляющего банком, он понимал, что тот представляет собой новый тип человека. Тип нового русского, имеющего достаток, но не умеющего интеллигентно пользоваться им. Между тем хозяина словно подменили. Он поднимал тост за тостом. При том за таких людей, о которых Астафьев предпочел бы умолчать. В перерывах между здравицами Удальцов, обращаясь к адвокату, рассказывал о своих друзьях-товарищах, занимавших большие должности, называл их небрежно, по имени и открывал такие подробности их жизни, что Астафьеву даже было неприятно.

Пьянел Захар Пантелеевич на глазах. Коньяк делал свое дело. Пьяным был и Николай Николаевич. Только младший сын да жена были трезвыми. Посмотрев на своего соседа, она тихо произнесла:

– К подобным выходкам мужа я так и не смогла привыкнуть, – и, обращаясь к Захару Пантелеевичу, сообщила, что неважно себя чувствует и пойдет в свою комнату.

– Валяй! Валяй! – небрежно махнул тот рукой. – А мы еще посидим!

Поднявшись, Астафьев пошел провожать Виолетту Петровну.

В комнате она села в кресло и спросила:

– Так была все-таки кража или нет?

– Была.

– А я почему-то думала, что муж сам припрятал этот дипломат и устроил спектакль. Даже решила, что в этом и вы подыгрываете. Но когда увидела из окна, как выводили задержанных, поняла, что  все оказалось серьезнее. Мужа действительно могли убить?

– Да. Его действительно могли убить вместе со старшим сыном.

– А сына-то зачем?

– Чтобы повесить на него убийство отца и кражу.

– И все это организовал Степан Иванович?

– Что-то он, а что-то и другие.

– Слава богу, что вы спасли их! – воскликнула Виолетта Петровна. – Я так бы переживала. Особенно за Игоря.

– Но Игорь и до этого был в опасности, – возразил Астафьев и рассказал о том, как пытались использовать его проигрыши на игровых автоматах.

– Боже мой! Еще только этого не хватало! Мне всегда было его жалко. Я же видела, как он одинок. Поэтому, видимо, и затянула его игромания.

– А отец знал об этом?

– Навряд ли. Он ведь только собой занят. Вы же видели, как сегодня вел себя. Мне было очень стыдно.

– Захар Пантелеевич был рад, что разыскали деньги. Поэтому и вел себя так. Не осуждайте его.

– Я осудила его уже раньше. Вы ведь знаете, что наши отношения с Захаром Пантелеевичем далеки от хороших, – усмехнулась Виолетта Петровна. – История с хищением денег стала последней каплей. Когда он стал сожительствовать с горничной, я еще терпела. Но когда заподозрил меня в краже этого дипломата и завещаний, терпеть я дальше не могла. Ему я сказала об этом и завтра, видимо, уеду к маме. А потом подам на развод. Ребенку такой отец не нужен. Да и мне такого мужа не надо.

– И как вы представляете свою жизнь дальше, если не  секрет? – заинтересованно спросил Астафьев.

– Буду работать. Специальность у меня есть. Что-то достанется и при разводе. А там видно будет.

Несколько минут они молчали.

Наконец, не выдержав, Виолетта Петровна спросила то, ради чего она хотела поговорить.

– Альберт Игоревич с вами работает?

– Да. Уже около четырех лет. Специалист хороший. Правда, никак не женим его. Но, думаю, что эту проблему он скоро решит, – посмотрев на Виолетту Петровну, усмехнулся Астафьев.

Услышав это, та отвернулась к окну. Но Астафьев, продолжая разговор, заговорил теперь сам.

– Я был бы очень рад, если бы у вас все изменилось в жизни к лучшему. Такая женщина, как вы, заслуживает лучшего отношения.

– Спасибо. Но мне почему-то жалко и мужа. Ему не будет счастья с горничной. Ей ведь только хочется хозяйкой здесь стать и не прятаться по ночам. Она и подталкивала меня к разводу. Но все хорошо, что хорошо кончается.

– Тогда я пожелаю вам удачи в вашей личной жизни. И пойду. А то могут ведь и подумать, бог знает что. Нечистоплотный мужчина особенно требователен к женской чистоте. Прощайте, а точнее до свидания.

В гостиной рядом с Захаром Пантелеевичем сидела горничная, и он, не обращая внимания на адвоката, обнимал ее. Астафьев помог Силантьеву встать и, попрощавшись с Удальцовым, вышел из коттеджа.

Дома Владимир Игоревич, несмотря на позднее время, сразу направился в душ. Ощущение у него было такое, будто он вывалялся в липкой вонючей грязи, и теперь ему не терпелось отмыться. Это чувство не покидало его даже после душа, отчего он долго не мог уснуть.

В эти часы не могла уснуть и Виолетта Петровна. Разговор с Астафьевым заставил ее о многом подумать снова.

После знакомства с Альбертом Федосовым она еще более стыдилась поведения мужа.

Виолетту Петровну расстраивало, что большинство знакомых мужа разделяло его взгляды, так жить им было удобнее. А она не могла понять, искренни ли они или притворяются так же, как и ее муж.

В начале их брака Виолетта Петровна надеялась на счастливую жизнь. Но не случайно в народе говорят, что надежды – это продукт воображения, и энергия, которая побуждает на борьбу за претворение надежд. Надежды и желания подстрекают друг друга так, что когда одно разгорается, то закипает и другое. Но когда одно холодеет, то и другое стынет.

Так произошло и в жизни Виолетты Петровны. Сначала она не теряла надежды. Но чем более познавала мужа, тем сильнее разочаровывалась в нем. Добро, заложенное в ней с детства, не воспринимало зло, которым жил муж. Поэтому Виолетта Петровна чувствовала себя несчастной. А несчастье – заразная болезнь. Несчастным надо держаться подальше друг от друга, чтобы не заразиться еще больше. Так она думала в последнее время. Особенно после высказанных мужем подозрений ее в краже. Это ее обидело даже сильнее нескрываемой им связи с горничной. Но Виолетта Петровна старалась прятать свои чувства. Она знала, что немало семей омрачены всякими неприятностями, но и в таких семьях все выглядит мирно и дружно. Особенно там, где сохраняется любовь хотя бы одного из супругов. В их же семье Виолетта Петровна уже не видела любви и считала, что если нравственным является брак, заключенный по любви, то нравственным он может быть только тогда, когда эта любовь в нем сохраняется. Поэтому она и приняла решение о разводе. Приняла еще до знакомства с Альбертом Федосовым. Принимая такое решение, она была в мучительном разладе сама с собою. А что подумают люди? Этот вопрос напрягал все ее душевные силы.

До замужества Виолетта Петровна старалась делать добро окружающим. Это доставляло ей удовольствие. Однако то, что она делала, не всегда вписывалось в то, чему ее учили. Работая в банке, она не была уверена в справедливости того, чем ей приходилось заниматься. Выходя замуж за управляющего банком, Виолетта Петровна надеялась как-то повлиять на мужа. Однако Захар Пантелеевич эти надежды развеял сразу. Поначалу Виолетта Петровна смирилась. Она понимала, что семья – это одно, а работа мужа – другое. Но когда стала узнавать о его махинациях с кредитами и особенно, когда убедилась в его измене с горничной, терпение ее лопнуло. Жить во лжи она не могла.

Виолетта Петровна спросила себя: а любила ли она Удальцова по-настоящему? И тут же сама себе ответила: конечно, любила, и еще как! Вспомнив его ухаживания, она даже почувствовала, как хотела тогда быть рядом с ним, восторгаться его привязанностью к ней. А самое главное, ощущать наслаждение от того, что управляющий банком влюбился в нее. Тогда ей многие завидовали. Любой сотруднице хотелось бы быть на ее месте. А он, вроде бы, и не замечал их, продолжал завоевывать лишь ее. С каждым днем умело приближался к тому, чего добивался. И ведь добился. После чего она и полюбила его.

Вспоминая это, Виолетта Петровна подумала, что ей тогда бы надо было разглядеть его душу. Видимо, ее тогда подвел недостаток житейского опыта. Но, в любом случае, если выбирать между личной порядочностью и обеспеченной нечестным мужем состоятельной жизнью, – она выбирала первое. Это-то и разглядел за короткое время знакомства Альберт Федосов.

Думая об словах Альберта, она еще сильнее утверждалась в решении о разводе с мужем. Слишком велика была разница между ними.

После разговора с Астафьевым ей даже захотелось позвонить Альберту, с которым она попрощалась днем. Но, увидев, что уже около двух ночи, решила не беспокоить. Она знала, что в предыдущую ночь тот практически не отдыхал и сейчас, возможно, спит.

Виолетта Петровна подошла к зеркалу и, включив торшер, долго всматривалась в свое лицо. Глаза ее лучились нежностью, отчего и лицо казалось красивее. Особенно – полные жизни алые губы.

Продолжая глядеться в зеркало, Виолетта Петровна вспомнила и слова матери, которая часто упрекала ее в детстве за излишнее самолюбование. Она тогда говорила, что для человека важно содержание внутреннее, а не внешнее, и что красота порождает самоуверенность. Однако, став взрослой и продолжая следить за своей внешностью, Виолетта Петровна вовсе не сделалась самоуверенной. Наоборот, с красотой лица у нее появилась и красота души, которая так нуждалась в мужской поддержке.

Лишь к утру ей, наконец, удалось заснуть.

Неспокойная была ночь и у Степана Ивановича. То, чего он боялся, произошло. Предыдущую ночь он провес в ИВС. Духота и навязчивые мысли мешали  спать, и он очень надеялся выспаться в следственном изоляторе. Но, когда за ним закрылась железная дверь, ему стало особенно не по себе.

В камере находилось около двадцати человек. Все они были заняты каждый собой. Но как только Буранов расположился, к нему сразу подсел незнакомый парень и, глядя в сторону, отчужденно спросил:

– Какую, братан, статью шьют?

– Сто пятую, – ответил Буранов.

Он вспомнил подполковника Астафьева и следователя Огнева, которые привязывали его к убийствам Лома. Однако это его беспокоило меньше, чем Пономарь, который может вынести свой, более суровый приговор. Этот приговор не обжалуешь.

– Кого-то завалил? – продолжал подсевший.

– Завалил другой, а меня притягивают, как организатора. Но я не при делах.

– За организаторами охотятся они здорово. Но ты в признанку не иди.

– А я и не собираюсь.

– У тебя поддержка есть? Без нее сложнее.

– Нет никого, – отрезал Буранов. – Сам по себе и живу, и работаю.

– А где работаешь?

– В банке. Начальником службы безопасности.

– Круто. Тогда банкир твой должен отмазать. Деньги ведь все делают.

Буранов ничего не ответил. Он лишь отвел взгляд в сторону, подумав, что отмазывать его сейчас никто не будет. Особенно управляющий, которому наверняка сообщили, что готовилось против него.

Видя, что новичок не расположен к разговору, сидевший предложил:

– Ты располагайся пока. Потом поговорим.

Понаслышке Буранов знал, конечно, что такое тюрьма. Сейчас он познавал ее в реалиях. И надо сказать, эти познания радости не приносили. Тюрьма жила по своим  законам, к которым привыкать не так-то просто.

Некоторое время на него никто не обращал внимания. Но это длилось недолго. Минут через десять к нему подошел другой парень. Он посмотрел на него коротким внимательным взглядом так, будто просветил насквозь, и только потом спросил:

– Устроился?

– Вроде устроился.

– Тогда объявляйся. По каким делам замели?

Буранов повторил то, что говорил предыдущему парню. И, когда закончил, тот назвал себя.

– Меня Игнатом зовут, и я смотрящий по этой хате. Так что, считай, что я начальник твой. Беспредела здесь  не устраивай. Во всем должен быть порядок. Понял?

Буранов кивнул.

Сообщив про внутренний уклад камеры, тот, наконец, отошел, и Степан Иванович стал вспоминать все, что произошло с ним за последние  дни.

Днем он успел побывать на допросе у следователя и убедился, что тому многое известно. Но откуда? Ведь кроме Ивана Ломова, в их дела никто не был посвящен. Даже бывшая жена Удальцова использовалась втемную. Тогда откуда Астафьеву стало известно про дипломат? А может быть, Лом выполнял заказ Пономаря спалить его? Но Лом и сам сгорел. Особенно с убийствами. Мог бы отказаться, а он сразу взял их на себя. Видимо, все-таки это работа Пономаря? – опять подумал он и, вспомнив свои ответы на допросе, усмехнулся. Он понял тогда интерес следователя к Пономареву и заявил, что если его поддержат, то может немало сообщить.

Размышляя о том, что можно сообщить про Пономаря, он не заметил, как к ним поселили несколько человек из другой камеры.

После ужина трое переселенных подошли к его лежаку.

– Привет, Степан, – произнес один из них. – Узнаешь?

В камере было полутемно. Светила лишь одна лампочка. Присмотревшись, Буранов узнал одного. Это был приближенный к Пономареву парень, который до появления Лома, передавал ему кое-какие поручения Пономаря. Обрадовавшись, Буранов произнес:

– Конечно. А тебя-то за что?

– Было дело. Ты лучше расскажи, как попал.

– Так получилось. Без твоего шефа теперь не выкарабкаться.

– Не паникуй. Конечно, шеф поможет.

– Вот за это спасибо. Утешил, – обрадовался Буранов.

– А я не утешать пришел, – озадаченно посмотрев, ответил тот. – В нашей камере ремонт какой-то затеяли, вот и оказался здесь. Смотрю, и ты тут. Решил поговорить. По чьей наводке попал?

– Сам об этом думаю. Кроме Лома о делах банкира никто ничего не знал.

– Так-таки и никто?

– Филимон Сергеевич тоже знал. Ему Лом об этом сообщил.

– Тебе об этом сам Лом говорил?

– Да каждый раз говорил, что Филимон Сергеевич согласен.

– А по поводу садовника и охранника почему с шефом не согласовали? Это чья была инициатива?

– Лом сказал, что он согласовывал. Вот я и поверил.

– А еще что Лом предлагал?

– Предлагал поделить с ним доллары, которые я прятал, и куда-нибудь уехать.

– И что ты ему ответил?

– Отказался. Но он очень просил. Говорил, мать болеет, и требуются большие деньги на лечение.

– А почему не сообщил, что теми долларами занимается лучший сыщик полиции?

– Так это должен был Лом сделать. Он же на связи с шефом. А я не должен был появляться у Филимона  Сергеевича. Кстати, где он сейчас?

– Кто?

– Иван. Следователь сказал, что он тоже задержан, но, где содержится, я не знаю. Надо посоветоваться с ним.

– Посоветуешься.

– Адвоката бы хорошего. Если отмажут меня, то я все сделаю для Филимона Сергеевича.

– Это понятно, – усмехнулся знакомый.

– Да и условия бы улучшить, – продолжал Буранов. – А то здесь все может случиться. Ты ведь знаешь.

– Знаю, конечно, – ответил тот.

Тут Буранова обожгло. В глазах потемнело. В себя Степан Иванович пришел нескоро. Когда открыл глаза, увидел, что лежит на спине. А на соседнем лежаке сидят парни, загораживая его, как стеной от остальных сокамерников. Тот, кто ткнул его электрошокером, нагнулся к нему и тихо спросил:

–  Оклемался, сучара?

Буранов поднял на него глаза и от страха еле выдавил:

– За что?

– А ты не догадываешься? – спросил знакомый Буранова. – Тогда я напомню. Почему без согласования столько наследили? Умнее шефа посчитал себя?

Буранов молчал. Он понимал, что пришедшим, так же, как и следователю, тоже, известно многое. Значит, за ним наблюдал не только Лом.

– Чего молчишь? Язык проглотил?

– Это Лом все предлагал, – преодолев страх, заявил Буранов. – Я ему бабки подкидывал, вот он и старался мне угодить. Но я же не знал, что он не согласовывал с шефом. Ему только деньги были нужны. За них мог пойти на все…

– Значит, во всем обвиняешь только Ивана, – перебил его один из парней. – Красиво рассказываешь. Только твой базар копейки не стоит. Ты лучше расскажи, что собрался следователю сообщить про шефа?

«Им и это известно! Откуда?» – опешил Буранов.

А парень продолжал:

– Разве не ты говорил, что если тебя поддержит следователь, то немало сообщишь ему о шефе?

– Я хотел заморочить ему голову, потому что он достал меня своими вопросами. Но я бы никогда ничего о Филимоне Сергеевиче не сказал. Да и не знаю я ничего.

– Вот это уже другой разговор. А кредиты на мертвых душ? По некоторым паспортам их получили твои люди. Называй, кто получил.

– Но я сейчас не помню, – растерялся Буранов. – Когда выйду, все верну до копейки.

Степан Иванович уже понимал, что в живых его не оставят. Эти парни не должны раздумывать. Они лишь выполняют вынесенный ему приговор. Впервые он ощутил на собственной шкуре, что в жизни за все надо платить. Что только чудо может спасти его. Но этого чуда не было.

Неожиданно парень с электрошокером, снова ткнул им Буранова. На этот раз разряд оказался сильнее. Теряя сознание, Буранов чувствовал на лице подушку, которая перекрыла доступ воздуха. Однако Степан Иванович еще был жив. Он не мог говорить. Но чувствовал, что смерть рядом. Буранов подумал, что после ухода в небытие ему уже ничего будет не надо. Теперь уж и должности, и деньги обратятся в ничто. Все кончается, и начинается другая, возможно, вечная жизнь.

Утром сокамерники обнаружили остывший труп Буранова и вызвали начальство. Осмотрев тело, один из них спокойно заметил: «Каждому свое». В этом коротком заключении слышалось безразличие говорившего. И только таких слов по делам его заслуживал начальник службы безопасности банка Степан Иванович Буранов.


За все придется отвечать

В следующую ночь был приведен в исполнение приговор Пономаря Ивану Ломову.

После ужина к нему подсели два парня. Лица у обоих были неприметные. Посмотрел и забыл. Но одного из них Лом узнал сразу, так как несколько раз видел у Пономаря.  Филимон Сергеевич использовал его для исполнения приговоров. От парней пахло одеколоном и пивом. Какое-то время они молча рассматривали его. Наконец, тот, которого узнал Лом, с досадой проговорил:

– Как же ты попал на крючок?

– А тебе-то какое дело? – огрызнулся Лом.

– Дело касается Филимона Сергеевича. Вот он-то и интересуется.

Произнесено это было так буднично, что Иван лишь обреченно вздохнул. Он понял, что его ожидает. Леденящий страх сковал тело и замедлил время. Говорить было не о чем. Помочь они ему не собираются, да и в камеру попали не по ошибке. Такие же уголовники, как и он. Им не требуются его объяснения. Они появились возле него, чтобы выполнить, что им приказали.

Иван осмотрелся по сторонам, но камера жила своей жизнью, и никто на него не обращал внимания. Поэтому и бесполезно сопротивляться, – подумал он. Даже если сегодня и уйдет от смерти, завтра она все равно достанет его.

Парень, которого Иван узнал, протянул ему сигарету и предложил:

– Покури, потом продолжим разговор. Таких сигарет ты еще не курил.

Прикурив и с жадностью затянувшись, Иван вдохнул табачный дым и сразу почувствовал какой-то незнакомый привкус. Парни, отодвинувшись от него, с интересом смотрели. Затянувшись еще раз, Лом почувствовал себя странно. Как после употребления марихуаны. Он затянулся снова и, выпустив дым, стал терять сознание. Иван даже не почувствовал, как забрали сидящие из его руки недокуренную сигарету, и, осторожно уложив, накрыли его одеялом.

Однако, теряя сознание, Иван понимал, что это конец. Ему вспомнился Пономарь во время последней встречи. Вспомнились указания убрать не только управляющего банком, но и Буранова. Однако он не выполнил эти указания. Поэтому ему даже казался справедливым приговор шефа. Ведь за все в этой жизни надо платить. А тут получилась будто измена человеку, который ему часто помогал. Даже, если спасая себя, сдать его и других ментам, то на зоне все равно не выживешь. Приговор для стукачей один – и обжалованию не подлежит.

Несмотря на яд, Иван Ломов еще был жив. Говорить он уже не мог. Но мозг продолжал работать, страха смерти отчего-то не было. Он лишь вспомнил свою больную мать, которая его очень любила и всегда переживала из-за его неудачной жизни. Это было самым болезненным воспоминанием, вызвавшим слезы, которые обильно омыли его лицо. Потом наступила темнота.

Утром прибывшие в камеру сотрудники изолятора подтвердили факт смерти Ивана Ломова. А днем Захара Пантелеевича вызвал к себе губернатор области.

По дороге к нему Захар Пантелеевич строил всякие предположения. Но они уже не были такими тревожными, как несколько дней назад. Дипломат с долларами был при нем. А это главное.

Встретил его помощник приветливо и, нырнув в кабинет шефа, вскоре пригласил туда и Удальцова. Войдя, Захар Пантелеевич увидел губернатора, внимательно рассматривающего вошедшего. При этом лицо его было таким же, как на заседаниях бюро обкома партии, когда он снимал кого-то с работы. Неожиданно губернатор поднялся и, шагнув навстречу, изменил выражение лица.

– Садись, Захар Пантелеевич. Прослышал я, что неприятности у тебя были, – проговорил он, усаживаясь рядом.

– Были. Но все обошлось.

– Как же это ты ошибся в своем начальнике службы безопасности? Я ведь предупреждал тебя.

– Из одного села с ним. Знал, как порядочного. Видимо, перестройка испортила. Хорошо еще генерал полиции помог.

– Я в курсе всего, что у тебя было. Ты прав – трудное время наступило. Не знаешь, на кого можно и положиться. А тут еще предстоящие выборы в законодательное собрание проблемы создают. Принес, о чем говорили?

– Конечно.

– Передашь моему заместителю, курирующему работу банка.

– Понятно.

– И должен тебя огорчить. С депутатством придется повременить. Надо поправить дела в банке. Да и разговоры ненужные избежать. Мне доложили, что со второй женой тоже проблемы?

Захар Пантелеевич начал было объяснять причины, но губернатор остановил.

– Кому нужны объяснения? Я тебя понимаю, а другие используют, чтобы посмаковать. Да испачкать нашу партию.

Передав дипломат с долларами заместителю губернатора, Удальцов поехал в банк. На душе было так же, как в первый день кражи из сейфа. Надежда на депутатские полномочия пропала. Но вместе с пропавшей надеждой разгорелась зависть к другим, которые станут депутатами. Никакие страсти не будоражит так человека, как любовь и зависть. Захар Пантелеевич с детства был заражен этими болезнями. Но, если любовь какое-то время давала удовлетворение, то зависть всегда  вызывала только отрицательные эмоции. Захар Пантелеевич не умел таить ее в себе. В таких случаях он обвинял и осуждал тех, кому завидовал. Раздувал их незначительные ошибки. С яростью оспаривал достоинства. Брат Захара Пантелеевича часто ему говорил, что, если не хочешь страдать, то не будь завистливым. Однако он не хотел понимать этого. Особенно тогда, когда везло кому-то другому. Как ржавчина съедает железо, так и зависть отражалась на характере Удальцова.

Вспомнив упрек губернатора о проблемах со второй женой, Захар Пантелеевич посчитал ее главной виновницей в потере им депутатства. Он стал накручивать себя так, что уже не мог остановиться. Он упрекал ее сильнее, чем в первые дни после кражи дипломата. Еще недавно он думал о том, как сохранить свою должность и наладить отношения с Виолеттой. Сейчас же на первом месте было его несостоявшееся намерение стать депутатом. Головная боль, возникшая после разговора с губернатором, не проходила. Она-то и добавила неприязнь к жене, которая не только ушла от него, но и скомпрометировала.

Перед уходом Виолетты они даже толком и не поговорили. С вечера она собрала свои чемоданы, утром вызвала такси, зашла к нему в спальню и объявила, что жить больше с ним не будет. В припадке ярости Захар Пантелеевич наговорил тогда немало грубостей и оскорблений. Но это не вызвало у Виолетты никакой реакции. Она лишь напомнила о том, что о своем решении объявила раньше, а теперь лишь выполняет его. В то утро он попытался убедить ее, что их счастье впереди и что он изменится. Виолетта Петровна не отвечала. А он смотрел на нее так, как смотрит человек на сорванный цветок, который перейдет в руки другого. То, что перейдет, он не сомневался. Такая  женщина одинокой не будет. И хотя он не чувствовал прежней любви к ней, ему не хотелось вырывать ее из своего сердца.

– А может быть, подумаешь? – спросил тогда Захар Пантелеевич.

– У нас было время. Но, к сожалению, оно не использовалось для укрепления отношений. Извини и не переживай. Замена у тебя есть, – ответила она.

Захар Пантелеевич был поражен видом жены. Лицо было хмурым, глаза мрачно смотрели в сторону, а губы презрительно сжаты. В звуке голоса была решительность и твердость.

– Я все-таки советую тебе остановиться, – предложил он.

– Это же я советую и тебе. На будущее.

– Такой жестокости я не предполагал в тебе.

– Мы многое не рассмотрели друг в друге.

Виолетта Петровна посмотрела на него с горечью. Ей даже стало жаль человека, которого она полюбила и который столько сделал, чтобы остудить эту любовь. Она опустила голову и молчала. Зазвонил телефон. Диспетчер сообщил, что машина подъехала и ожидает ее.

– Хорошо. Я выхожу, – ответила Виолетта Петровна и, повернувшись к Удальцову, добавила: «На развод я подам сама. Имущественные вопросы разрешим  в суде. Прощай».

Захар Пантелеевич подошел к окну и стал наблюдать за женой, которая, не оглядываясь, шла к воротам. От злости у него перехватило дыхание. Он выругался вслух и, наполнив фужер коньяком, залпом выпил. Особенно его разозлило сообщение о том, что имущественные вопросы она разрешит в суде. Да кто она такая? Меньше двух лет прожила и уже о каких-то правах заявляет! Однако, подумав немного, решил, что может быть, все это и к лучшему. На первое время замена действительно есть. А дальше будет видно.

Все это вспомнилось как-то сразу. И вспомнилось главным образом из-за сообщения губернатора о препонах в его депутатстве. Интересно, если бы она не ушла от него, то смог ли он видеть ее в своем доме? Говорить с ней? От этой мысли у Захара Пантелеевича вновь перехватило дыхание. Он теперь не понимал, что нашел в ней, когда уговаривал выйти за него замуж. А она ведь согласилась. Видимо, должность управляющего банком оказалась главной в ее расчетах. Только и могла делать одни замечания. Правда, хорошо еще не сообщила сыщику о его нарушениях.

Он стал вспоминать финансовые нарушения, которые допускались в банке. Сейчас он вспоминал их более критически. С помощью начальника службы безопасности и начальника отдела кредитования их происходило в банке все больше и больше. Особенно при выдаче кредитов. В трудный для многих людей период банковский кредит представлялся счастьем. Многим казалось, что с его помощью можно быстро разрешить материальные затруднения. Это была новая болезнь – кредитомания. Обманывая себя  подвернувшейся, как им казалось, удачей, люди с утра толпились  возле банка, ожидая от полученного кредита чуда. Их даже не пугали двадцать процентов годовых и прибавляемые проценты за расчетно-кассовое обслуживание и ежемесячные взносы. В результате набегало за год около пятидесяти процентов, не считая штрафных санкций за несвоевременные платежи.

Кроме того, по предложению начальника отдела кредитования, который имел лишь агрономическое образование, стали требовать при выдаче кредитов поручителей из числа предпринимателей. И как результат, несколько заемщиков неожиданно скончались, а с поручителей с помощью Буранова все взыскали. У некоторых же заемщиков после их смерти оказывались замененными договора на более крупную сумму кредита. А некоторые договора составлялись фиктивно.

Использовалось и прокручивание в других банках средств, принадлежащих клиентам банка. С этой целью задерживались на месяц и более перечисления средств по платежным поручениям. Даже налоги предприятий не перечислялись своевременно. Зато неконтролируемые денежные суммы оседали в сейфе Удальцова. Перепадало от этих махинаций и тем, кто  непосредственно занимался такими делами. Но это были мелочи.

На следующий день после возвращения дипломата с долларами Захар Пантелеевич по совету Силантьева уволил начальника кредитного отдела. Но при увольнении пришлось выплатить тому зарплату за год. Такое условие поставил начальник отдела, и Удальцов вынужден был согласиться с этим. Захар Пантелеевич очень не хотел новых проверок и расследований. С убийством начальника службы безопасности и увольнением начальника кредитного отдела он считал свое положение восстановленным. Оставалась лишь жена, которой он по своей глупости немало рассказывал. Но и с ней Захар Пантелеевич рассчитывал все уладить и разойтись по-хорошему.

Все это прокручивалось у него в голове, пока ехал в банк. Но и в банке мысли не отпускали его. Разговор с губернатором заставлял думать, что и как делать ему дальше. То, что с ним произошло, было вроде предупреждения.

Но жизнь продолжается. Хороша она или плоха, но была отлаженной по законам системы, которая придумана не им. Что было бы, если бы он поступал вопреки этой системе? Все в ней упорядочено по формуле: «Мы – вам, вы – нам». Он поддерживал тех, кто поддерживал его. И все было понятно. Единственное, что не поддавалось упорядочению, это люди, которых он сам подбирал. Несмотря на высокую зарплату, некоторые  из них без обмана не могли жить. Чего не хватало тому же Буранову?

Вспомнив о нем, Захар Пантелеевич неожиданно подумал и о себе. А разве он не такой же? Разве он не видел махинации с кредитами? Видел. Но не остановил Буранова и не остановился сам. От этих вопросов ему стало не по себе.

Однако вместо оправданий Захар Пантелеевич лишь усмехнулся. Надежды на депутатскую неприкосновенность лопнули как мыльный пузырь, а он думает о какой-то чепухе. Даже уход жены из дома не так важен, как пошатнувшееся положение. Значит, надо продолжать играть по тем же правилам. Но играть осторожнее, не доверяя тем, кто рядом с тобой. Вон ведь как близко были жены. А результат? Первая предала, связавшись с его подчиненным, которому, видимо, помогала советами. Тварь! И вторая оказалась не лучше. В трудное время бросила. Хотя и предупреждала о Буранове и о начальнике кредитного отдела. Ему бы  послушаться… но гордыня не позволяла, чтобы его учила жена. Вот и получил. Видимо, и губернатору было известно немало подробностей его личной жизни, – подумал  он. Жил, никого вокруг не замечая. Даже по душам не хотел ни с кем поговорить. Почему, например, с другими управляющими банков не поддерживал отношения? Да что с управляющими? Даже с единственным братом не находил  общего языка. Надеялся на связи с работниками областной администрации. Но, оказывается, для них хорошо тогда, когда одариваешь. А стоит попасть в беду, то и связи обрываются. Каждый за себя. Хорошо еще, начальник полиции поддержал и выделил порядочного сыщика. Если бы не он, разговор у губернатора был бы вообще другим. Да и с банком было бы другое.

От адвоката Силантьева он узнал, что криминальный авторитет Пономарь  специально использовал его начальника службы безопасности для банкротства банка «Наш город». Убедившись в провале  своего плана, он легко пожертвовал им. Не мешал и изъятию украденного дипломата с долларами и возвращению кредитов.

Приехав в банк, Удальцов долго задерживаться не стал. Подписав принесенные подчиненными документы, решил уехать домой. Ему хотелось побыть одному и провести ревизию того, что случилось за последние дни. Сегодня ему запоздало становилось ясно, что времена меняются. Что самостоятельности, которой он гордился, фактически не было и не будет. А если так, то надо умнее приспосабливаться к жизни. Приспосабливаться так, как многие другие.

Приехав домой раньше обычного, Захар Пантелеевич вошел в свой кабинет и сразу наполнил фужер коньяком. Он знал, что сегодня долго не сможет уснуть. Слишком больно ударили слова губернатора. Поэтому решил заглушить эту боль коньяком, который действовал на него лучше снотворного. Через несколько минут в кабинет заглянула горничная.

– Ужинать здесь? – спросила она.

– Да. Мне надо кое о чем подумать.

Вскоре та принесла закопченную осетрину и сообщила, что младшего сына покормила, а старший приедет позднее.

Ничего не ответив, Захар Пантелеевич снова наполнил фужер.

– Может и мне плеснешь немного? – услышал он голос горничной.

– Извини.

Налив ей тоже, он поднял свой фужер и казенно буркнул: «За тебя». Выпил. Затем добавил:

– Когда уберешь, приходи.

После ухода горничной Захар Пантелеевич наполнил снова свой фужер. Как никогда раньше, ему почему-то очень хотелось сегодня напиться и забыть все, что было. Вскоре он открыл  вторую бутылку. Но коньяк не пьянил. По-прежнему болела душа. Воспоминания накатывались, как волны. И если бы не Татьяна, он, видимо, бы и не уснул. Она пришла и, увидев его состояние, уговорила ложиться.

В эту ночь Захару Пантелеевичу раньше обычного приснился сон. Будто он после тяжелой болезни умер. Возле его тела сидят обе жены и горничная. А в доме без суеты какие-то люди готовят его к захоронению. Все делается торжественно. Но скорбность чувствуется у всех присутствующих. К дому подъезжает машина за машиной с людьми для прощания. Затем гроб с телом Захара Пантелеевича выносят из дома и ставят на одну из машин. Траурная процессия медленно двигается к кладбищу. А там выстраивается  колонна. Впереди несут красную бархатную подушечку с орденом Трудового Красного Знамени и множество венков. За ними, соблюдая субординацию, идут руководители областной администрации, родственники и служащие банка. Затем траурные речи. Опускание гроба. Закапывание. И Захар Пантелеевич куда-то летит. Рядом ангелы, будто показывают ему путь.

Вскоре Захар Пантелеевич оказывается в здании, похожем на городской суд, и сразу же слышит голос:

– Вот и пришло время держать ответ за свои грехи. А нагрешил ты много. Мы давали тебе возможность, чтобы ты делился с другими. Но ты не делал это. Видимо, так и не понял, что родился голеньким, и в этот мир придешь таким же.

– Но я делился, – возражает Захар Пантелеевич.

– Только не с теми, кто нуждался, – слышит он тот же голос. – Поэтому и отвечать будешь по нашим законам.

– А сейчас я могу деньгами вам помочь? – спрашивает он.

– Здесь ничего не покупается и не продается. Наш суд не продажный.

После этих слов Захар Пантелеевич оказывается на какой-то горе, по которой протянута дорога на другую, сияющую зеленью и солнцем. Между ними глубокая пропасть. Присмотревшись, Захар Пантелеевич видит, как по этой дороге идут люди и падают вниз друг за другом. Неожиданно какая-то сила подхватывает его, и он тоже оказывается  на этой дороге.

Сделав несколько шагов, он летит вниз. Вскоре оказавшись на серых холодных камнях, Захар Пантелеевич увидел невдалеке огромную сковороду. Она была заполнена стоящими на ней людьми. Многих из них Захар Пантелеевич узнает. Но выглядят они не так, как при жизни. Все они печальные и обозленные. Он даже подумал, что, видимо, не смогли откупиться.

Неожиданно стоящие начали прыгать, и Захар Пантелеевич увидел, что у некоторых из них ноги обгорели до колен. От раскаленной сковороды лица у прыгающих стали рябые. Один из них, расталкивая прыгающих, приближается к краю сковороды, и Захар Пантелеевич узнает в нем партийного вожака. Приблизившись, тот просит Захара Пантелеевича заплатить за его грехи и избавить от наказания. При этом оглядываясь по сторонам, сообщает, что о разбитой вазе он же помог замять дело. Лицо вожака было таким жалобным, что Захар Пантелеевич, не удержавшись, протягивает ему руку, чтобы помочь выбраться из сковороды. Но тот хватает его и дергает с такой силой, что Захар Пантелеевич оказывается рядом с ним.

Сковорода под его ногами начинает накаляться и жжет ноги так, что Захар Пантелеевич, как и стоящие рядом, начинает прыгать. Но боль лишь усиливается. Захар Пантелеевич кричит, а стоящие рядом начинают бить его, приговаривая, что каждый должен терпеть за грехи свои.

Жуткие крики грешников и их страдания как бы подталкивали Захара Пантелеевича к раскаянию. Но он считает, что раскаиваться ему не в чем, так как поступал в жизни так же, как и многие  другие. А сковорода жжет все сильнее и сильнее. Жжет так, что уже чувствуется запах подгоревших пальцев. Захар Пантелеевич снова кричит. От крика и просыпается. Рядом с ним сидит горничная. Она гладит его по голове и испуганно спрашивает:

– Что с тобой? Ты так ужасно кричал.

Захар Пантелеевич тяжело дышит, будто долго бежал, и несколько минут молчит. Наконец, окончательно проснувшись, просит:

– Принеси чешского пива. Перебрал вчера. Голова страшно болит. От этого, видимо, и снится всякая чепуха.

Захар Пантелеевич, вспоминая увиденное во сне, задумался о том, что смерть следует за каждым и не покидает ни на одно мгновение. Видимо, поэтому и овладевают человеком такие сны.

Вскоре вошла Татьяна. Подав ему бокал, она наполнила его пивом и ласково проговорила:

– Выпей.

– Мы не пьем, мы лечимся, – хмуро отшутился Захар Пантелеевич и залпом опустошил бокал.

– Наливай снова, – сказал он. – Сразу настроение другое. А то снилась смерть. Природа дала нам возможность не думать о ней, потому что если о ней думать, будешь постоянно находиться в унынии.

– Ты прав. Да и зачем думать, если по-настоящему не знаем, что такое жизнь. Время еще шести нет. Полежим? 

– Ты иди, Танечка. Я хочу побыть один. Может, вздремну еще.

Обидевшись, та вышла. Однако уснуть Захар Пантелеевич уже не смог. Мысли, которые возникали после увиденного во сне, томили и мучили его, то слабее, то сильнее. Еще ему привиделся брат, который как непогрешимый судья продолжал упрекать его.

 В эти минуты Захар Пантелеевич подумал о том, для чего вообще живет. И, не находя ответа, приходил в отчаяние. За окном было темно. Неожиданно Захар Пантелеевич снова вспомнил встречу с губернатором. Разговор с ним был кратким, но предельно понятным. Захар Пантелеевич понял, что сохранил свою должность. Что уцелел и помилован. Позднее у заместителя  губернатора он убедился, что ситуация с ним прояснилась до конца. Однако, несмотря на это, Захар Пантелеевич ощутил какую-то душевную пустоту. Ему не хотелось ни о чем думать. Слушая из вежливости рассуждения заместителя, он был так расстроен, что не придал значения намеку: мол, сохранили его в той же должности для будущих совместных дел. Каких именно, тот не разъяснял. Но Захар Пантелеевич и без разъяснений понимал, каких. Ведь жизнь продолжается, и она  требует материальной подпитки. В том числе и для заместителя.

«Самое легкое в жизни – умирать, а самое трудное – жить», – продолжал думать  он, вспоминая недавний сон. Однако настоящую жизнь можно начинать и снова. Ему уже за пятьдесят. А в эти годы можно и приобрести немало, и отдать другим кое-что. Живет же  хорошо тот, чья жизнь является источником жизни для других. Поэтому, видимо, жизнь и тасует людей, как карты. Поэтому и попадают люди на свои места.

Захар Пантелеевич искал разрешения всего, что мучило его в последние дни. Однако ничего нового для себя не мог открыть. Наоборот: размышления мешали выстраивать план дальнейшей его жизни.

После ухода из дома Виолетты он уже знал, что та не вернется. А это тоже ударяло по самолюбию не меньше препон по депутатству. Успокаивая себя, Захар Пантелеевич как всегда думал лишь о себе. Ни дети, ни бывшие жены его не волновали. Его беспокоила только собственная судьба.

В это утро у Захара Пантелеевича возникало много вопросов. При этом были такие, о которых раньше он никогда не задумывался. Все тело было разбито. Но особенно разбитой была душа. Она ныла как-то особенно. Видимо растревожил ее недавний сон – подумал он.

Известно, что в болезненном состоянии сны отличаются яркостью и сходством с тем, о чем думаешь. Такие сны  запоминаются надолго и производят сильное впечатление на человека, находящегося в расстроенном состоянии. Подробности, которые снятся, трудно даже выдумать. Но во сне эти подробности почему-то приходят к нему такими, какими он их часто представляет в своем воображении.

Продолжая думать о недавнем сне, Захар Пантелеевич мучил себя все новыми и новыми вопросами. Но эти вопросы не были новыми. Это были вопросы старые и давние, наболевшие. Они терзали его и раньше. Но увиденное недавно особенно мучило его вопросом: «К чему все-таки этот сон?»

Вдруг Захар Пантелеевич понял, что жизнь свою он уже не изменит. И что участь его продолжать грешить и каяться, каяться и снова грешить. Он и раньше чувствовал возможную опасность от своей нечестной жизни. Но считал, что все как-нибудь обойдется. Однако опасность не обошла, принеся столько волнений и переживаний. Случившееся лишь напомнило известную истину о том, что за все придется отвечать. Об этом напомнил и недавний сон. Напомнил о том, что не все может обойтись так, как обошлось с ним в этот раз. Да, он сохранил свою должность. Но надолго ли?

От этих размышлений какая-то рассеянность стала овладевать им. В доме слышались голоса и шаги проснувшихся детей, которых не волновало то, что их отец, возможно, еще спит. Они жили своей жизнью. И Захар Пантелеевич сейчас как никогда раньше завидовал им, считая, что они-то и смогут, возможно, избавиться от искушений, которыми заражены родители. Он закрыл глаза и попытался представить себе их будущую жизнь. Однако эта попытка успехом не увенчалась. Он знал, что живут они не так, как он. Живут сегодня и не думают о том, что с ними будет завтра. А может, в чем-то и он виноват, демонстрируя свою двойную мораль? У Захара Пантелеевича вновь перехватило дыхание. Он даже захотел встать и высказать им что-то свое, что-то выстраданное. Но вспомнив, с какой иронией они выслушивали его упреки и нравоучения, отказался от этой затеи. В искренность его они уж давно не верили. Да и сам перед собой Захар Пантелеевич давно был другим и меняться уже не хотел.

                2014 год