Чтобы попасть в Вегас, надо пройти через пустыню.
Американская пословица.
Он проснулся с восходом солнца, если считать за солнце бледный оранжевый круг, еле различимый в низкой облачности. Было зябко и пахло сыростью. Роберт по заведенной привычке приступил к тому, что проделывал каждое утро при любых обстоятельствах – комплексу физических упражнений. Несмотря на такую привычку, ему всегда в первые минуты после пробуждения приходилось преодолевать своё желание остаться хотя бы на короткое время в лежачем положении. Но это желание инерционной лени скоро исчезало от сладостного предвкушения свежести и бодрости во всем теле от предстоящей «зарядки».
Он занимался ею не только ради телесной поддержки своего организма – просто физическая нагрузка была ему также необходима, как голодному человеку еда и не требовала от него особых нервных усилий, чтобы заставить себя делать это.
С минуту он глубоко приседал сначала на двух ногах, затем поочередно на каждой ноге, затем, положив ладони на бордюр тротуара, приступил к упражнениям по отжиму. Причём отжимы обеими руками он чередовал с отжимом на одной руке. Как всегда после таких занятий он чувствовал в себе не только прилив энергии и приятной готовности к любым движениям, но и душевный заряд: все жизненные невзгоды отступали на задний план – промысел божий будет к нему, в конце концов, благосклонен!
Роберт вырулил на шоссе. Да, ему нужно продвигаться поближе к югу. Там как раз идёт уборка пшеницы. Он будет на многотонном грузовике подвозить зерно к бетонным башням элеватора. По крайней мере, он будет сыт и, конечно, у него будут так необходимые для здорового мужчины мимолётные встречи со смуглыми мексиканками, работающими по найму у малоразговорчивых, деловитых плантаторов.
Роберт вздохнул и скосил глаза на циферблат прибора. Бензин был уже на исходе. Размышляя, дотянет ли он до ближайшей заправочной колонки, Роберт стал озираться по сторонам. С правой стороны, за кружевной чугунной оградой, плотной стеной стояли молодые дубовые и сосновые насаждения.
Казалось, этому забору с острыми пиками на столбиках поверху не будет конца. Но вот в ограде, в просвете между деревьями стали видны закрытые, витиеватой ковки металлические ворота, а сбоку их желтело одноэтажное здание проходной с бронзовой вывеской с какими-то малозаметными для проезжающих буквами. У проходной толпились люди. Роберт не придал значение вывеске и не стал останавливать машину, только сбавил скорость. Но, на обочине шоссе, метрах в двухстах от ворот, взгляд Роберта задержался на прикреплённом к металлическим стойкам большом пластмассовом щите с броскими буквами. Хоппер, с визгом тормозов, остановил машину и прочитал:
«Закрытый институт каскадёров Чарли Морриса – ИКМ – объявляет набор курсантов на отделение прыжков. Принимаются граждане Соединенных Штатов, мужчины до тридцати лет, имеющие среднее образование. Срок обучения – один год. Все принятые обеспечиваются полным пансионом и гарантированным трудоустройством по окончании обучения».
Далее были указаны дни и часы работы приёмной комиссии института и его адрес: Флорес, Сад Морриса.
Роберт хлопнул обеими ладонями по волнистой, из кожи крокодила, облицовке руля некогда изящного автомобиля: сама судьба может послать ему подарок, и не старую развалюху-автомобиль, а нечто более существенное.
Ещё с утра, делая обычную физзарядку, вкупе с беспричинным подъёмом душевного настроения Роберт проникся уверенностью в том, что в этот день многое в его жизни должно измениться к лучшему.
Как он не догадался раньше приехать сюда в этот известный институт, готовящий каскадёров и цирковых акробатов для всей Америки и Европы, а, особенно, для работы в Голливуде!
Вопреки нелюдимости своего характера, Роберту всегда приходилось жить в людском окружении, будь то сиротский приют после ранней смерти родителей, казарма в десантных войсках или тюрьма. Хотя он тяготился соседством с не близкими ему по духу и интересам лиц, но это соседство, по крайней мере, было ему привычно, и с этой стороны перспектива пребывания в закрытом институте Морриса не отталкивала его.
Нельзя сказать, что Роберт Хоппер, как говорят, спал и видел себя каскадёром. Он грезил о более возвышенном поприще, каком, пока неясно для него самого. Но в настоящем своём положении безработного желать иного кроме этого института было бы непростительным промахом. Кроме того, Роберт знал, что он как никто иной всей своей предшествующей жизнью был подготовлен физически и морально к профессии каскадёра. Он умел делать акробатические кульбиты, не уступал солдатам-контрактникам в прыжках каскадом через препятствия, неплохо выполнял разные там всклопки, флик-фляки, суплёссы, сальто и прочие премудрости элементарной акробатики.
«Что за нелепое объявление! – всё же пожал плечами бывший десантник. – Каскадёр – это понятно, но… почему только прыжки? Какие они: в длину, в высоту, в воду? А, может быть, из раскрытой дверцы мчавшегося автомобиля или из вагона поезда?
«Для прыжков в высоту моя приземистая фигура вряд ли подойдёт, –рассуждал Роберт, – но в прыжке в длину с разбега, или там, с парашютом, пожалуй, я ещё смогу кое с кем посоревноваться. Но уж точно, прыжки не связаны с групповыми видами спорта, а это по мне…»
В отместку полиции бывший армейский контрактник решил предоставить ей безымянный подарок: «музейный» автомобиль со снятым номером и без документов. Он почему-то был уверен в успешном поступлении в институт. Ему не хотелось бросить машину на шоссе поблизости от института каскадёров во избежание возможных полицейских вопросов в будущем, как к нему самому (что было маловероятно), так и к институту, если Роберт туда поступит. Поэтому он проехал по пустынному в это время шоссе ещё мили две и на большой скорости всадил машину в гущу придорожного колючего кустарника.
Роберт достал из походной сумки последний пакет молока. Смочив молоком носовой платок, он тщательно протёр им руль и дверные ручки автомобиля: всё то, к чему прикасались его руки. Молоко – самое подходящее средство для такой цели, оно капельками жира замазывает любой дактилоскопический рисунок. Полиция заинтересуется брошенным автомобилем, и давать ей козырь в виде своих отпечатков пальцев поднаторевшему в таких делах Роберту было ни к чему, тем более, что в картотеке полиции и в Федеральном бюро расследований уже имелись отпечатки его пальцев как человека, понёсшего судебное наказание.
Не желай зла другому – зло вернётся к тебе с избытком – Роберт с усилием открыл дверцу автомобиля, надавив на плотную стену перепутанных ветвей кустарника. Пробираясь к шоссе через колючие заросли шиповника и тёрна он в нескольких местах поцарапал кисти и предплечья обеих рук длинными и острыми, как шило, иглами. Хорошо ещё, что в борьбе с этой дикой зелёной непролазью Роберт сберёг свою одежду – явиться перед приёмной комиссией института в неподобающем виде – перспектива хуже некуда!
Путь до входных ворот заведения каскадёров Роберт проделал, неторопливо вышагивая по мокрой гравийной обочине шоссе, благо времени для этого было предостаточно.
Было только семь часов утра, до начала работы приёмной комиссии оставался ещё час, а перед затейливыми, чугунной ковки воротами уже колготилось десятка три молодых людей. Кто был в потёртых джинсах, мешковатых свитерах, кто носил полинявшую полевую армейскую форму. У многих за плечами были сморщенные дорожные рюкзачки. Намётанный глаз Роберта признал в парнях своих коллег, безработных. Манерой держаться они все походили друг на друга, даже на всех лицах было одно наигранное беззаботное выражение.
Роберт оглядывал собравшихся у проходной парней, сузив глаза, с плохо скрываемой недоброжелательностью. Как их много, бездельников! И в большинстве своём они были моложе его и выше ростом. Он понял, что должен вместе с ними выдержать конкурсный отбор, и чем их больше, тем далее отодвигалась его возможность поступления в институт каскадёров.
Ровно в восемь часов открылась дверь проходной. Два толстоногих и широкозадых охранника в камуфляжной пятнистой форме, с золотистым вензелем института на левом рукаве, с высокомерием оглядывали разношерстную толпу абитуриентов. Хоппер и раньше недолюбливал занятых бездельников – самоуверенных охранников любого учреждения. Эта неприязнь к ним только возросла после его недавнего визита к полицейскому майору-кадровику.
Жёсткие, иссиня-чёрные китайские брови Роберта поднялись в недоумении: к чему тут охранники в институте, имеющему отношение к искусству, хотя и грубоватому. И почему именно разъевшимся охранникам было дано право первичного отбора абитуриентов по каким-то им одним известным признакам.
– Ты не пройдёшь медицинскую комиссию, можешь топать отсюда! – кричал робеющему парню старший из охранников, мордастый верзила с резиновой дубинкой на боку. – И ты, и ты, – он дотрагивался толстым крючковатым пальцем до одежды парней, стоя к ним боком. – Не подойдёте, доктора наши даже смотреть на вас не захотят!
У второго охранника, негра, тоже были толстые и вздутые в коленях ноги. Он не принимал участия в процедуре отбора. Он стоял, положив руку на короткий ствол автомата, и безучастно смотрел на толпу.
В десантном батальоне, где служил сержант Роберт Хоппер, негров и мулатов набиралось, чуть ли не до четверти личного состава. Белокожие контрактники обращались с ними, как с равными, поскольку всем одинаково доставалось сносить тяготы военной службы. Лишь иногда в шутливом разговоре называли темнокожих сослуживцев неграми. Но вот на «гражданке» в Соединённых штатах, Роберт столкнулся с тем, что с некоторых пор называть темнокожего человека «нигером» считалось неприличным, а в некоторых штатах, произношение такого слова расценивалось, как расовый проступок. Рекомендовалось называть негров и темнокожих мулатов новым для Роберта словом: афро-американец.
На территорию института пускали партиями по пять человек. Роберт отвёл взгляд от афро-американца с его автоматом и увидел, что несколько поодаль, по ту сторону ворот, тоже стояли кучкой охранники, но уже без оружия, в такой же камуфляжной форме с вензелями на рукаве. Время от времени один из охранников отделялся и уводил очередную партию ребят по ту сторону чугунных ворот. Уже искушённые в таких делах новички начали совать в широкую ладонь старшего охранника свёрнутую бледно-зелёную бумажку, и тот, надувая в довольстве щёки, допускал ребят в очередную «пятёрку».
Роберт не стал совать старшему охраннику деньги просто из принципа. Бесцеремонно оттолкнув его, он встал в строй очередной партии.
– Куда? – заорал старший охранник, запрокидывая голову. – Рылом не вышел! Топай домой к своей «куколке», если обзавёлся ею!
– А в зубы не хочешь? – Роберт обнажил уголок рта. Он задержал дыхание, зрачки его узких чёрных глаз были нацелены на массивный подбородок охранника.
Послужил бы ты с моё в седьмом десантном батальоне, жирная крыса!
– Мне-то что! – неожиданно стушевался горластый охранник и с бегающими глазами переглянулся со своим сослуживцем.
– Только врачей ты не пройдешь! – уже с извиняющими нотками в голосе добавил он. – Жидковат в коленках! Я в этом деле имею опыт…
Один из охранников, стоящих за оградой, отделился от своей группы и повёл следующую «пятерку» ребят к одному из каменных корпусов на институтской территории.
Новички прошли через гулкий просторный вестибюль здания в зал для предварительного медицинского обследования. Там парням настойчиво предложили раздеться наголо. Врачи (их было не меньше дюжины и большинство из них – молодые женщины) молчаливые, озабоченные, в халатах с короткими рукавами, заставляли абитуриентов делать по двадцать глубоких приседаний в течение полминуты времени, снимали электрокардиограмму, заставляли крутить педали велоэргометров. Члены комиссии бесцеремонно совали пальцы в перчаточной резине в рот и в анальное отверстие, до боли щупали живот, стучали блестящим молоточком по коленям, а в заключение абитуриентов (далеко не всех!), прошедших первую процедуру отбора, направляли для завершающего обследования в полутёмную, освещённую красноватым светом комнату: фотонно-лучевой кабинет, где должны были поэтапно просвечивать все ткани тела.
Однако, в фотонно-лучевом кабинете вопреки своим ожиданиям абитуриенты долго не задерживались. Один за другим выходили они из кабинета с поникшими головами, волоча ноги и машинально теребя в руках жёлтую пластиковую карточку – пропуск на выход за ворота института.
В фотонно-лучевой кабинет приглашали сразу двух абитуриентов. Пока один из них проходил «просвечивание» в фотонно-лучевой камере, тесной, как кабинка для телефона-автомата, другой готовился к этой процедуре – раздевался догола и сидел в ожидании на холодном круглом табурете.
Роберт вошел в кабинет вместе с высоким широкогрудым юношей, одним из тех, которые совали грубияну-охраннику при входе зеленоватую бумажку.
Молодого человека пригласили в исследовательскую камеру первым, и у Роберта было время рассмотреть начинку кабинета и его работников.
В этом просторном кабинете помимо фотонно-лучевого аппарата новейшей конструкции находилось множество установок, позволяющих видеть любой орган человека в разрезе и послойно. Роберт узнал, знакомые ему из популярных медицинских журналов аппараты для ультразвукового исследования и для ионной и магнитно-резонансной томографии.
За большим столом, перед экраном монитора, сидел пожилой доктор в белом халате и с такими же белыми и длинными волосами. Глаза седовласова доктора, натруженные светом компьютерного монитора, были прищурены, и в них блестели слезинки. Рядом с компьютерным столом располагался столик, вероятно, ассистента фотоннолога. Тот, одетый тоже в короткий белый халат, сидел в вызывающе ленивой позе, расставив широко голые массивные локти по столешнице и положив на кисти рук голову, остриженную под «ёжика» и непропорционально маленькую в сравнении с толстым стволом его шеи. Можно было подумать, что этот ассистент врача дремал в полутьме комнаты, если бы его не выдавал почти фосфорический блеск глаз, глядевших исподлобья и даже с оттенком недовольства на экран компьютера. Что-то в лице того ассистента врача, особенно выступающий плоский кончик носа показалось знакомым Роберту, но где он видел этого человека, то ли в передачах по телевизору, то ли попалось ему на глаза его фото на обложке спортивного журнала? По-видимому, частые парашютные прыжки в десантном батальоне отрицательно действовали не только на межпозвоночные диски Роберта, но и на его память.
– Аут, аут... – скоро раскрыл рот с белыми вставными зубами белоголовый фотоннолог, отрываясь от экрана, где всплыл красный восклицательный знак. – Тонкий диафиз бедренной кости, лунообразное искривление малоберцовой, аномально редкая сетка гаверсовых каналов…
Врач бубнил монотонно, как бы про себя.Он, повернувшись к своему ассистенту, вполголоса бормотал о каких-то аномалиях в шейке бедра, о дефектных мыщелках и низком плюсневом своде, о каких-то полупозвонках, впрочем, даже Хоппер, поднаторевший в чтении медицинской литературы, улавливал не всё, о чём шла речь.
– Не подходит, аут! – откидываясь на спинку кресла, уже с раздражением повторил фотоннолог. – Выдайте, Джимми, парню жёлтую карточку! – повысил голос он, даже не потрудившись взглянуть на выразительный красный восклицательный знак на синеватом экране монитора.
– Да и голова у тебя, парень, тяжеловата, прыгуну она ни к чему! – позволил себе пошутить в виде разрядки доселе молчаливый широконосый ассистент.
«Если уж таких крепышей бракуют, то мне, «коротышке», и надеяться нечего»! – с безнадёжным безразличием подумал Роберт, направляясь к овальному входу в исследовательскую камеру.
– Вилли!? Кто его вздумал сюда принести? – вдруг поднял нос в сторону Роберта ассистент белоголового фотоннолога. – И куда дели его форменную одежду?
И он, и доктор с изумлением таращили блестевшие глаза на бывшего десантника.
– Впрочем, я вспомнил эту историю! Теперь мне всё ясно! – быстро повернулся ассистент к доктору.
– Что за история, джентльмены? – с напускной развязностью вскинул голову Роберт, поняв, что доктора приняли его за кого-то другого.
– Поразительное сходство с нашим многострадальным Вилли! – вполголоса сказал пожилой доктор и уже громко, грубовато, обратился к Роберту: – Ну, пошустрей, дружок, становись на платформу! Приступаю к осмотру!
Доктор, отстранившись от спинки кресла, на секунду прикрыл глаза, выдавливая из них слезинки. При этом он заученными движениями щёлкал тумблерами приборов, передвигая их смотровые рамки по всему телу Роберта. Тот ощущал заметное покалывание от ионизирующего излучения, пронизывающего его тело насквозь. Роберт отметил про себя, что прежние рентгеновские и томографические просвечивания его грудной клетки на службе в армии были для него вовсе неощутимы.
– ... шероховатая линия Os femoris в норме, шеечно-диафизарный угол сто двадцать шесть градусов, – опять, как бы про себя бормотал пожилой фотоннолог.
У Роберта на холодно-бездушном лице промелькнула искорка слабой надежды: может быть, эти непонятные ему какие-то сто двадцать шесть градусов, шероховатая линия бедренной кости, да ещё этот таинственный Вилли послужат в его пользу?
Но вот голос пожилого доктора неожиданно обрёл силу:
– Имеется расщепление дужки третьего поясничного позвонка, уплотнение двух межпозвоночных дисков в грудном отделе, заметная шероховатость в менисках коленных суставов... я бы не рискнул принять этого прыгуна-парашютиста именно из-за деформации третьего поясничного позвонка.
– Аут! – выдохнул он, чуть ли не с радостью, взмахнув рукой, будто отбрасывал от себя висевший на ней груз.
Роберт с отяжелевшими ногами, расстроенный от неудачной попытки с поступлением в желанный для него институт каскадёров, медленно шагнул из овального проёма фотонно-лучевой клетки.
– Так вы, значит тот парашютист из особой авиадесантной группы!? – воскликнул толстошеей ассистент и, внимательно оглядев всю фигуру Роберта, повторил: – Теперь мне всё понятно!
Чёрные жёсткие брови Роберта взметнулись вверх. Почему пожилой доктор признал в нём бывшего парашютиста? И откуда его ассистент мог догадаться, что стоящий перед ними абитуриент действительно служил в специальной авиадесантной группе, ведь они ещё не видели его послужных документов! На лице утконосого ассистента промелькнула и исчезла доброжелательная улыбка. Высокий, почти на голову выше бывшего вояки-десантника, ассистент подошёл к Роберту и начал длинными цепкими пальцами ощупывать его ноги, плечи и шею, будто не доверял заключению тех врачей из медицинской комиссии, которые час назад также тщательно ощупывали каждый квадратный дюйм его тела. При этом ассистент и старик-рентгенолог обменивались молчаливыми взглядами.
Роберт почувствовал себя товаром, выставленным перед привередливым покупателем. Так опытный закройщик ощупывает сукно, определяя его добротность. Пальцы ассистента, то растопыренные, то сдвинутые вместе больно надавливали на каждый позвонок поясницы Роберта. При этом ассистент доктора, не отрываясь, смотрел Роберту в глаза, по-видимому, ожидая реакции пациента на свои манипуляции. А тот заставил себя не пошевельнуться ни одним мускулом лица даже тогда, когда его пронзила острая боль от бесцеремонного толчка пальца эскулапа в один из поясничных позвонков.
Однако, по мимолётному вскидыванию редких бровей ассистента Роберт понял, что тот распознал его уловку относительно скрытия болевого ощущения в пояснице.
– М-да.. – наконец, подал голос ассистент фотоннолога, задумчиво поглаживая длинным пальцем выдвинутый вперёд подбородок с ложбинкой посередине.
– А ну-ка сделайте, парень, наклон туловища вперёд с прямыми ногами, достаньте ладонями рук до пола! – уже торопливо продолжил он. – Теперь, наоборот, сделайте "мостик". Так … Смелее выгибайтесь, выгибайтесь! С детства занимаетесь гимнастикой?
– А что у нас показало сканирование глазных мышц и сетчатки? – уже опять сидя за столиком, повернулся он к врачу-фотоннологу. – Воспроизведите, док, запись магнитно-резонансной томографии, – он, блестя глазами в красноватой полутьме, вглядывался в экран монитора. – А, ну-ка, что у нас с разрезом мозжечка по линии «икс – зет»? Так... В субарахноидальном пространстве сужены мозговые цистерны... А в каком состоянии срединные и латеральные апертуры? – сыпал он незнакомыми Роберту терминами.
– Всё о-кэй! – с видимым удовлетворением выдохнул он. – Дефект позвонка и межпозвоночных дисков можно исправить тренировкой, я беру этого парня!
– Да, я знаком, Джимми, с вашей докторской диссертацией по поводу реабилитации межпозвоночных дисков и тел позвонков, – с уважительными нотками в голосе проговорил фотоннолог. – Но вам придётся повозиться с этим приобретением, впрочем, сдаюсь, это занимательный объект для ваших исследований!
Выходит, всё дело по приёму курсантов решал не столько седой доктор, не столько его хитроумное фотоннологическое исследование, сколько вот этот утконосый человек с толстой шеей? Ассистент ли он врача? И почему на его решение о зачислении бывшего десантника в институт оказало влияние состояние каких-то там цистерн и латеральных апертур в мозгу абитуриента? И почему он, Роберт, будет каким-то объектом для врачебных экспериментов?
Последняя фраза пожилого фотоннолога насторожила Роберта, напомнив ему всё слышанное им о Федеральном центре медико-биологических проблем. Роберт помедлил выходить из полутёмного фотонно-лучевого кабинета, так что утконосому соседу фотоннолога пришлось опять встать из-за столика и назидательно подтолкнуть абитуриента к выходу. В самом толчке доктора и в его мимолётной улыбке Роберт почувствовал нечто ободряющее, дружеское, но ему было недосуг вдаваться в догадки: он шумно задышал от радости, что скоро станет курсантом прославленного института каскадёров.
К полудню из пятидесяти с лишним человек, подвергшихся медицинскому осмотру, включая лучевое и ультразвуковое исследования, отобрали только восемь. По-видимому, у докторов института были свои критерии отбора курсантов, не совпадающие с мнением того привратника в пятнистой униформе. Был среди них гигант-тяжеловес – белокурый красавец с широкими плечами, был и маленький тоненький эскимос, на полголовы ниже Роберта. Скорее всего, киносъемочные площадки Голливуда и цирки требовали каскадёров различного габитуса, ведь далеко не все герои кинокартин или цирковые артисты должны походить на суперменов!