Альбом с фотографиями

Юлия Михалева
    Толстый, тяжеленный, пропахший временем и сыростью, со следами плесени, повредившей грязный темно-зеленый переплет. Неизвестно, чей он – альбом с черно-белыми фотографиями, которые каким-то чудом уцелели в испытании годами и влажностью. На всех страницах – ровно по четыре снимка, аккуратно прикрепленных бумажными уголками. Между парами листов заботливо вложена тонкая, пожелтевшая бумага – кажется, именно такую называли папиросной?

    На каждом снимке – только один персонаж. Все внимание приковано к нему. Точнее, к ней. Ведь все модели – женщины, по крайней мере, на первых трех страницах. И совсем юные – почти девочки, и молодые, и в расцвете лет. На первый взгляд, им всем от 13 до 37. Может быть, это портфолио фотографа? Крупным планом – лица, потому сложно судить об одежде – кое-где видны лишь вязаные ажурные воротнички. На ком-то шляпа, другие с затейливыми вычурными прическами – начесами, сложными шишками, уложенными вокруг головы косами. Некоторые, впрочем, просто распустили волосы – вот как эта черноволосая, кудрявая и пухлая озорница. Многие совсем без макияжа, но есть и те, кто щедро использовал косметику. По моде эпохи глаза подведены сплошной жирной линией. Темные губы, над ними и на щеках – грубо нарисованные родинки. Всего 12 портретов, с которых замершие, серьезные модели неподвижно смотрят в объектив. «Как на паспорт». Но есть в них что-то, что не дает быстро перелистнуть страницы.

    Однако, когда это все же происходит, оказывается, что дальше гораздо интереснее. Тут объекты в движении. И на всей порции снимков фотограф каким-то образом сумел поймать редкий момент. Как будто знал заранее, что именно сейчас что-то произойдет.

    Девушку в черном пальто окатил из лужи проезжавший мимо велосипедист. Заметна только часть его колеса, но зато отчетливо видны летящие брызги воды. И гнев, исказивший ее лицо. Удивительный кадр!

    Плачущий навзрыд ребенок с широко открытым ртом, большим мячом в руках и грязной одежде. Он стоит неподалеку от бревенчатого строения – похоже, сарая.
 
    По узкой тропинке между деревьев прямо на фотографа во весь опор мчится лошадь. Ее грива развевается. Похоже, она безумна.

    Большой черный пес рвется с цепи. Пасть ощерена, все мускулы напряжены – он прилагает титанические усилия, но металл не покорится. Завораживающе.

    И ведь все эти мгновения пойманы сложной, тяжеловесной техникой, требующей особых навыков. Снимки нужно было проявлять и печатать при свете красной лампы.

    А дальше – ледяной душ. Следующие четыре фотографии гораздо более пронзительны.

    Обезумевшая от ужаса и боли девушка в сером платке и окровавленном платье сидит на земле возле комбайна. Левой рукой она пытается зажать оставшуюся часть оторванной правой.

    Раздавленная кошка с остекленевшими глазами и высунутым языком.

    Луг. На нем пара ворон. Они заглядываются на тело человека с неестественно откинутой головой. Его горло разодрано.

    Через распахнутую дверь того же бревенчатого сарая, что и на предыдущей странице, видны потолочные балки. К ним привязана веревка. На ней – мужчина средних лет. Большой живот выпал из расстегнувшейся рубашки. На штанах темное пятно.

    Хочется отбросить этот альбом в сторону и забыть навсегда. И дело не столько в тошнотворных сюжетах. Атмосфера этих снимков осязаема и омерзительна. Она просто вибрирует от льющегося со страниц ужаса и отчаяния. Даже оцинкованный таз с чернеющими местами скола и темной жидкостью, глядящий со следующей страницы, несет в себе нечто пугающее. А рядом с ним – неуместная игривая девушка в длинных, почти до колена, трусах, с голой грудью и свешенной на плечо растрепавшейся светлой густой косой. Она смотрит дерзко и призывно, стоя на коленях на железной кровати с высоким матрасом.

    Курица, бредущая по своему загону. Она всего лишь наклонила голову в поисках поживы, но из-за гнетущего общего впечатления кажется, что стоит только моргнуть – и ей прямо на глазах свернут шею. Но хуже всех остальных снимков – уродливый угреватый подросток с косыми глазами, он смеется во весь рот, в котором вместо зубов остались лишь только одни пеньки. Взгляд фотографа подсказывает: эта работа, единственная из всех, сделана кем-то другим. Из общего ряда она выбивается чем-то неуловимым, но очень солидарна по духу. Те, кто сделал эти снимки, явно гармонировали между собой.

    Этот альбом с фотографиями гипнотизировал. Лишал воли, которая помогла бы с ним расстаться. И пальцы, содрогаясь от отвращения, продолжали перелистывать страницы.

    Неизвестно, сколько времени прошло вот так, на полу, в неудобной позе и сгустившейся вечерней темноте.

    – Почему молчишь? Зову, а ты не отвечаешь. Что ты делаешь?

    Яна очнулась. И протянула альбом спасителю, но сразу же отдернула руку. Антон засмеялся.

    – Страшная тайна детства? Дай-ка его сюда. Фу, как же он воняет. В нем что, мертвые мыши? Это такая мышеловка? – и снова смех, теперь уже над собственной шуткой.

    Пролистав несколько первых страниц и, видимо, дойдя до неприятных снимков, он вынес лаконичный вердикт:

    – Что за гадость, – а затем просто закрыл альбом швырнул в угол. Вот так просто, никакой мистики и гипноза.

   
    ***

    На ужин они разогрели пиццу, которую Яна купила по дороге из своей – громко сказать – фотостудии, «досвадебного подарка» Антона. Они ели и пили пиво наедине, никуда не спеша и не ожидая, что их внезапно могут прервать. Впереди была большая часть вечера – одного из многих, которым предстояло последовать за ним. Такие моменты все еще были в диковинку и радовали своей непривычностью.

    В такой, явной для всех, форме их союз существовал всего три месяца, да и до этого они встречались лишь полгода. Все тогда скептично говорили Яне: не губи свою молодость. Тебе всего 23 года, зачем тебе он, на двадцать лет старше, да еще и с «приданым»? В ответ Антон просто взял и как-то дождливой ночью подъехал к ее родительскому дому с чемоданом и набитой вещами сумкой в багажнике. Она вышла, села в машину и они вместе отправились в новую жизнь. Потрясающая история, не так ли? Из серии «так не бывает». Но ведь это еще не все. Не хуже и та часть, в которой они познакомились. Антон работал стоматологом, а Яна – консультантом в салоне связи. Она пришла к нему на прием, как обычная пациентка. В общем, им определенно будет, что рассказать своим детям. Желательно – опуская детали про двух единокровных братьев. Тем более, что для Яны они все равно оставались виртуальными, а Антон давно с ними не виделся. Говорил, что хотел бы, да жена не позволяет – надо дать ей время перебеситься. Но Яна чувствовала тщеславное торжество: не так уж сильно он и тосковал.

    За ужином Антон говорил о работе. Сетовал на клиентов, годами не снимавших зубной камень. Хотя, в конечном итоге, для него так получалось даже выгоднее – он это признавал. Чем хуже они следят за зубами, тем лучше. Яна тоже стала рассказывать о своих немногих визитерах. А потом вспомнила фотоальбом. Она не умела скрывать свои мысли – они читались по лицу, и Антону очень нравилась эта ее невербальная откровенность. Он сразу понял, о чем она подумала:

    – А где ты взяла эту дрянь?

    – Когда я утром пришла в студию, он стоял прямо у двери. Его к ней прислонили, как будто специально оставили для меня. Заглянула – смотрю, какие-то необычные старые фото. Ну и взяла домой, чтобы получше разглядеть.

    – Видно, кому-то просто стало жалко его выбрасывать, вот и решили подбросить фотографу.

    – Похоже.

    Они помолчали, дожевывая остатки своих ломтиков. Заговорили одновременно, и каждый о своем.

    – На этих выходных Женька и Леха с женами собираются в боулинг. Пойдем с ними?

    – Трупы, оторванные руки. Кому это могло быть нужно?

    – Ну, может он работал в газете. Или сотрудничал с какими-нибудь криминалистами. Кто знает? Но объяснение наверняка самое неинтересное. Да и так-то ничего особенного. Ты же не удивляешься, когда видишь такие же, только современные, фотки в Интернете?

    Яна кивнула. «Выброшу», – пообещала она себе.

    – Точно. А что это за боулинг?
   
    ***

    Однако выбросить альбом она не смогла. «Это же такие старые снимки – годов 50-х, если не раньше. Может быть, скоро они станут представлять ценность», – уверяла себя она, придававшая деньгам не слишком большое значение.

    Но не хотелось и того, чтобы этот сборник смертей продолжал находиться дома, в их уютной, светлой квартире.

    Яна отнесла альбом обратно в свою маленькую студию, и поставила на полку с книгами. Там уже хранилось много ненужного – на случай, если оно вдруг окажется полезным. Альбом со снимками именитого фотографа, подаренный Антоном, когда они только начали встречаться. Он купил его на следующий день после того, как узнал, что Яна увлекается фотографией. Она его даже не открывала. Книга советов по фотографии, написанная просто и доступно – надо бы внимательно почитать, но все никак не выходит. «Секреты человеческого мозга», «Волшебные букеты своими руками», и даже «Анна Каренина» – всего 17 книг. Яна считала. Альбом со старыми фотографиями стал 18-м.

    Она мечтала выяснить, откуда он взялся. Спрашивала о нем своих посетителей и даже показывала им первые страницы. А потом весело, но настойчиво отбирала – ей вовсе не хотелось приобрести нездоровую репутацию. Но никто, конечно, ничего не знал. Писала Яна и на местных форумах, однако и там не получила ответа.

    Фотоальбом был дверью в комнату Синей Бороды. Он манил своей загадкой. Притягивал потускневшим, обтрепавшимся и плохо пахнувшим переплетом. Пожелтевшими от времени и дешевого клея, распухшими страницами. И абсолютно неповрежденными снимками.

    Так прошло около двух недель, на протяжение которых Яна, как робкая влюбленная, решалась украдкой рассматривать лишь первые несколько страниц. И каждый раз – находить в них новые детали. Там хранилась странная красота. Ее несли на себе эти лица: и простые, деревенские, полные жизни, и хрупкие, нежные, почти аристократические.

    Выразительные, вкрадчивые светло-серые глаза – интересно, смотрят ли они еще на кого-нибудь, или время успело их забрать? А эти – черные, большие, наивные – так похожие на ее собственные! – окруженные пушистым веером многочисленных ресниц. Что стало с ними?

    На первый взгляд, эти лица замерли и ничего, кроме напряжения, не выражали. Но если присмотреться, то начинало казаться, что в них застыл испуг. Скорее всего, виновата неудобная поза и ожидание команды фотографа: «Сейчас вылетит птичка».

    Да, но это слишком просто. Глядя на снимки, хотелось фантазировать.
    
    ***

    – Не жди меня сегодня дома – буду поздно. Проведаю детей, – нежданно заглянувший в студию Антон старался говорить равнодушно, но Яна уловила радость.
 
    Неужели правы были все те «доброжелатели», что нашептывали – «с бывшими женами расстаться трудно»? А ведь он стал какой-то отстраненный, все реже строит общие планы и дарит цветы. Прежде Яну чуть ли не ежедневно посещал курьер с миниатюрной клумбой. Может, пришла пора родить общего ребенка? Сейчас, пока еще не поздно все вернуть?..

    Клиентов больше не ожидалось – разве что заглянет случайный гость, но и это сомнительно. Яна собиралась пойти домой, но теперь передумала. Нет лучшей пищи для недобрых мыслей, чем безделье в своих уютных четырех стенах. Лучше остаться и чем-нибудь заняться здесь. Например, посмотреть альбом со старыми фотографиями. Это же просто бумага – чего в ней бояться? А она слишком взрослая девочка, чтобы верить в сказки, что сама же и выдумывает.

    Яна забралась на барную табуретку, на которую обычно усаживала клиенток во время фотосессий, и с неприятным, но нетерпеливым предвкушением открыла альбом – но на этот раз с конца.

    Первые две страницы оказались пусты, за исключением коричневых разводов – когда-то давно на них что-то пролили. На третьей были пряди волос. Каждая – аккуратно стянута у основания в бумажную капсулу и вложена в такие же уголки, как и фото.

    Явно человеческие, живые. На трех листах подряд: всего 12. Как и девушек на портретах.

    Борясь с брезгливостью, Яна достала одну прядку – светло-русую и прямую. Сантиметров 10 длиной, сложенная вдвое, она так и слежалась, с заломом посередине. Мягкие, чуть ли не детские. Яна понюхала их. Пахло временем и почему-то сыростью – и больше ничем.

    За волосами следовала страница с не менее странными «экспонатами». В четырех рамках, образованных бумажными уголками, хранились: сношенная набойка от женского каблука, металлическая цепочка, ржавая заколка-невидимка и блестящая, большая черная пуговица. Возможно, эти вещи напоминали владельцу альбома о дорогом человеке. Но набойка?

    Вспоминая кино-детективы, Яна принялась сверять пряди волос с фотографиями девушек. Их по 12 – но они упрямо не соответствовали друг другу. Хм, а может, просто шли не в таком порядке? Или же фотограф всего лишь имел и другое ремесло. Скажем, работал парикмахером или изготовителем париков.

    На очередных трех страницах – заботливо закрепленные квадратики разных тканей. И бурые пятна – может быть, кровь?

    А дальше – снова фотографии. Несколько страниц – порнографические: советские женщины забавлялись сами с собой. Однако вот, снова началось – мертвые птицы, кладбище. Траурная процессия. Горящий дом. И тут же внезапно – щекастая улыбчивая женщина у забора, в косынке и с голым младенцем на руках.

    Яна подумала о том, что модели не повторялись. Кроме единственной, неодушевленной – сарая, у которого плакал мальчик и где висело тело. Теперь он встретился ей уже в третий раз. Однако на новом снимке никого не было.

    У двери мелодично и неожиданно запел колокольчик. Яна едва не уронила альбом, но все-таки успела поймать. При движении из него выпал сложенный вчетверо листок все той же «папиросной бумаги». Ответ?..

    Вошедшая девушка с порога поинтересовалась, сколько будет стоить хорошая фотосессия ее мальчика. И можно ли напечатать фото на бумаге? Она начала путанно, с кучей мелких деталей, объяснять, для чего ей это нужно. Не то отправить кому-то, не то отнести в детский сад… Яна слушала вполуха. Обычно она разыгрывала перед каждым из своих клиентов настоящие представления, изо всех сил пытаясь им понравится. Но сейчас не могла дождаться, когда девушка уйдет. И, едва та вышла, Яна развернула листок бумаги.

    Всего несколько строчек. Крупные, с нажимом выведенные карандашом, похоже – не слишком привычной рукой, буквы. В левом верхнем углу дата – «24.Х.54». Теперь Яна может быть точно уверена в том, что верно определила период, в который заполнялся альбом.

    «Мама здраствуй, – кругом ошибки, почти нет знаков препинания. – Как вы живете. Как Катя. Как дядя Вася. Что у Петра. Он пастроился? У меня все хорошо. Я живу и работаю как раньше. С Асей снова нехорошо. Очень. Мне по этому страшно. Я за вами сильно скучаю (Яна, не будучи борцом за чистоту языка, почему-то всякий раз раздражалась, когда встречала это просторечное выражение). Приежайте ко мне когда»

    Письмо не было дописано, и мало что дало. Яна положила его на стол и вернулась к альбому. Но там больше абсолютно ничего не было: в середине шли пустые страницы.

    Вот и все. Остается только отложить его и забыть. Или продолжить рассматривать в поисках новых нюансов, будоража воображение.
 
    А ведь в шкафу у бабушки когда-то хранились почти такие же альбомы (где-то они теперь?). Она, недальновидная, обычно подписывала их с обратной стороны ручкой, отчего фотографии портились дважды. Сначала – продавливались нажимом при письме, а потом на них выступали чернила. Однако в то время так делали многие. А что, если? ... Но нет: фотографии в старом альбоме, похоже, никто не подписывал. Яна не поленилась и осмотрела их все, вытаскивая по одной, и все-таки была вознаграждена. На снимке плачущего мальчика и уродливого подростка нашлись карандашные надписи, сделанные одним и тем же круглым почерком, похоже, принадлежавшем автору письма. «Женечки было 2 года» (только почему «было»?) и еще более загадочная – «Весна. 15П».

    Несмотря на все свои открытия, Яна больше не испытывала мистического трепета перед своей находкой. Убирая снимки обратно, она подумала, что после досконального осмотра альбом растерял всю загадочность. Он неожиданно превратился для нее в обычный сборник старых фотографий да каких-то памятных вещей, чем, собственно, и был. Но зато он неплохо отвлекал от мук ревности. И сегодня Яна чувствовала к нему благодарность.

   
    ***

    Яна повесила на дверь своей студии красиво набранное и заметное объявление. «Тот, кто месяц назад принес мне альбом, позвони!» И свой номер телефона. Она понимала, что это нелепо, но что-то же нужно было сделать?

    Отношения с Антоном, казалось, остывали с каждым днем. Он стал невнимательным и даже раздражительным. За свои вспышки извинялся, но что это меняло? Отлучки «к детям» происходила все чаще, и Яна устала от отвратительных переживаний… Хорошо, что под рукой были старые фотографии. Они всегда отвлекали. Просмотр страшных снимков постепенно превратился в нечто наподобие медитации. Не отступало и любопытство.

    Только тот, кто принес альбом, удовлетворять его не только не спешил, но и вовсе не собирался. Объявление Яны не осталось незамеченным – тут она тревожилась напрасно. Но человек, с которым она так мечтала поговорить, слишком устал от тяжелой ноши историй, которые ему пришлось хранить. Да, теперь они больше не имели смысла, и альбом стал просто ненужным напоминанием. Но осталось так мало времени, чтобы просто почувствовать жизнь – без примеси животного страха и груза воспоминаний. Может, годы, а может, недели.

    Сжечь его – значило бы убить искусство, пусть извращенное, но ведь подлинное. Больше никто не умел так поймать момент и навсегда сохранить боль и ужас, грех и отчаяние. Это всегда завораживало. Нет, искусство не должно погибнуть! И эта вечно веселая маленькая обезьянка, которая въехала в дом напротив со своей новомодной техникой, должна это понимать! А если и нет… Ну, она же не выбросила альбом сразу. А теперь уже и не сможет. Но это уже ее история. Та, прежняя, закончилась.

    Очевидно, она не так глупа, раз у нее появились вопросы. Но если еще и умна, то без труда сможет найти на них ответы. Искусство умеет говорить без слов, а имена не так и важны.

    Но пока Яна не могла услышать беззвучное послание фотографа.

(продолжение следует)