Прытью людей не удивишь, а себя истомишь.
Русская пословица
Уже на следующий день рано утром, ещё до завтрака, во всех восьми комнатах каскадёров-прыгунов раздался тихий сигнал подъёма. Роберт ещё до сигнала успел сделать свою традиционную зарядку: приседания на одной ноге и отжимы тела от пола одной рукой.
Растянутой цепочкой вслед за двумя ассистентами тренера, позёвывая и потягиваясь, новички потрусили к остроконечной мраморной лестнице. У её подножия, заложив руки за спину, уже расхаживал доктор Роджерс, одетый, как и курсанты в светло-зелёную робу с золотистым вензелем «ИКМ» на груди. Это был тот самый утконосый человек, поначалу принятый Робертом за ассистента фотонолога и оказавшийся, как это узнал поточнее Роберт, доктором медицины, главным врачом института каскадёров, и по совместительству тренером прыгунов с высоты.
Новички-каскадёры почувствовали мелкую дрожь в коленях, когда оказались у подножия лестницы, как-будто представили себе, что их сейчас же заставят спрыгнуть с верхушки этого чуда строительной техники.
Роберт поразился гигантской, как ему показалось, высоте стены – строго прямоугольного треугольника с двумя равными катетами. Стройная белизна монумента, уходящего ввысь, особенно эта противоположная ступенькам вертикальная безоконная стена, вонзающая своё остриё в синюю пустоту неба, вызвала у него смутную тревогу, ожидание чего-то несовместимого с жизнью. По-видимому, и у остальных начинающих каскадёров было такое же ощущение. Оробевшие курсанты не отрывали широко раскрытых глаз от белого мертвящего мрамора. В самых порядковых номерах на боковых обрезах ступенек, в их ярко-красном люминесценцентном окрасе виделось нечто неотвратимо кровавое.
Новички-каскадёры, и без того встревоженные тем, что слышали от заведующей антропометрической лабораторией и на лекции Чарли Морриса, с опаской ожидали повторения череды неприятных слов или поступков и от тренера.
Они, сдерживая дыхание, смотрели на Роджерса: с чего, мол, начнётся тренировка, а она неожиданно для них началась с того, что тренер непринуждённо уселся, но не на длинную деревянную скамью, прислонённую к боковой стене лестницы, а на подстриженную траву рядом с ней, как бы завязывая шнурок на одной из кроссовок. Потом он, улыбаясь на свою оплошность, рывком поднялся, несколькими энергичными движениями ладоней смешно отшлёпал себя по слегка запыленному заду и, ни с того, ни с сего, принялся рассказывать встревоженным ребятам анекдот на спортивную тематику. При этом он уморительно раздувал крылья и без того широкого кончика носа.
"Свой парень, не зануда!" – удовлетворённо подумал Роберт о докторе-тренере.
Анекдот Джимми Роджерса был, как говорится с «бородой», так себе. Ребята из вежливости хихикнули раза два, но их настороженность мало-помалу исчезла, сменившись простым любопытством: какие действия предпримет тренер дальше?
А тот посадил восьмерых новичков на скамейку и сказал:
– Я, Джимми Роджерс, буду вашим тренером. Вероятно, некоторые из вас слышали обо мне, но я не буду готовить из вас прыгунов в высоту, тем более с шестом, это не профиль прыгуна-каскадёра. Вы должны без боязни просто прыгать с высоты, скажем, из окна или с крыши трёх-четырёхэтажного здания, без каких-либо приспособлений в виде парашюта, зонтика или там, амортизирующих устройств.
Роджерс помолчал, внимательно оглядел притихший на скамейке ряд курсантов, как бы ожидая вопросов.
– Разрешите, док, хотя бы только взобраться на лестницу! – поднялся со скамейки мулат Гаррис со своими вечно блестящими зубами. – Хочу узнать, не страшно ли нам будет потом срываться с её макушки?
Роджерсу, по-видимому, не понравился беззаботный тон голоса афро-американца и его легкомысленная улыбка. Он поморщился и проговорил с заметным раздражением, не глядя на мулата:
– Далеко не каждый из вас сможет не только прыгнуть с этой, как вы говорите, макушки, но и просто подняться по ступенькам на неё!
– Я могу! – ещё больше округлил смуглые щёки Гаррис.
Тренер досадливо махнул рукой:
– Но предупреждаю: старайтесь не смотреть вниз. Может без привычки закружиться голова.
В этот день над территорией института было прекрасное тёмно-синее августовское небо. От белого монолита лестницы, облитого утренними солнечными лучами, слепило глаза.
Вся «скамейка» новичков-курсантов разом поднялась, чтобы понаблюдать за действиями своего сокурсника.
Мулат с разбега бодро вспрыгнул сразу на пятую ступеньку лестницы, а потом начал торопливо взбираться вверх, переставляя свои длинные толстые ноги сначала через три, потом – через две и, наконец, утомившись, только через одну ступеньку. Но на середине подъёма Гаррис начал расставлять ноги как-то вкось, неуверенно, и, наконец, остановился. Его массивная фигура зашаталась. Он даже опасался обернуться к спуску.
Два ассистента Роджерса мигом встали по обеим сторонам лестницы, готовые подхватить незадачливого «альпиниста», если бы тот сорвался с высоты.
Кто-то из новичков-каскадёров коротко ойкнул.
Роберт, сузив глаза, смотрел, как мулат согнулся крючком и опёрся смуглыми ладонями о белоснежную ступеньку впереди своего живота. Его выставленные к небу мускульные ягодицы, обтянутые тренировочной светло-зелёной униформой, рельефно выделялись на фоне молочного цвета мрамора лестницы.
«Неужели опозорится? – подумал Роберт, представляя, как мулат будет на четвереньках, задом, сползать со ступенек. Кое-что в характере мулата импонировало Роберту, зачем же вот так выставлять себя в карикатурном виде?
Но вот Гаррис выпрямился, медленно повернулся лицом к спуску и, наклонив курчавую голову, расставив в стороны руки, не шагнул вниз, а заскользил с лестницы, не разбирая ступенек, как будто они обледенели.
Некоторые из курсантов приглушенно хихикнули. Только гигант Билл Карпентер, с серьёзным видом, одобрительно похлопал мулата по плечу.
Курсанты, наконец-то, внимательнее рассмотрели, что это была за лестница. Длина ступенек была не больше метра, и проектировщики, скорее всего, намеренно не позаботились об ограждении лестницы с боков.
Не приняли во внимание проектировщики и то, что маломальский порыв бокового ветра мог бы сдуть любого смельчака, стоявшего на ступеньках такой узенькой лестницы.
Тренер Роджерс на комичный спуск Гарриса рассмеялся, задрав утиный нос. Весь вид тренера говорил, я же предупреждал вас, до чего же все вы, новички, наивны.
Роберт не спрашивая разрешения, шагнул к лестнице. Демонстративно чеканя шаг, он уверенно ставил ногу в кроссовке на очередную ступеньку. Его выручила привычка не бояться высоты. Не раз на учениях ему приходилось ходить по карнизам крыш и по хлипким доскам, перекинутым через узкое ущелье.
На проступи каждой ступеньки, у каждого её уголка, красной люминесцентной краской обозначался порядковый номер, с той лишь разницей, что цифры номеров были помельче, чем на боковых срезах ступенек. Тому, кто поднимался по лестнице, эти номера показывали, кроме того, границу, безопасности, за которую нельзя переступать.
Вот и верхняя площадка лестницы, До чего же она крошечная! Прямо остриё монумента! Площадью не больше квадратного фута. Только одному человеку можно поместиться, стоя на этой площадке. Роберт подумал, что такая верхушка лестницы и такие высокие ступени без перил сделаны специально, чтобы при подъёме задерживаться на них было неуютно, чтобы волей-неволей возникало желание скорее покинуть лестницу, будь то прыжок вниз или не очень удобный спуск по плохо различимым с высоты ступенькам.
Однако, Роберт, задержавшись на верхушке лестницы, неожиданно испытал знакомое ему чувство спуска в воздухе. И пусть его бёдра и плечи не обтягивали лямки парашюта, ноги его невольно напряглись, как обычно напрягаются перед приземлением парашютисты, когда до земли остаётся не больше двадцати метров. Роберт вздохнул, с грустью вспомнив годы, проведенные в авиадесантном батальоне, который он покинул не по своей воле.
Спуск с лестницы был труднее и опаснее подъёма из-за сравнительно большой высоты ступенек и небольшого их проступа, то-есть, их ширины. Кроме того, мрамор ступенек с высоты казался монотонной белой лентой с вязью красных цифр по её краям. Вот почему Гаррис соскользнул с лестницы, как с ледяной горы. Способствовали этому скольжению слегка закруглённые края ступенек и влажная их поверхность от небольшого дождя, выпавшего накануне.
Роберт знал, что на спуск с любой крутой горы, несмотря на кажущую лёгкость движений, времени затрачивается, не меньше, чем на подъём в гору. Вот и сейчас приходилось Роберту делать усилие над собой, чтобы не торопиться и не соскользнуть по мраморной ленте вниз, подобно мулату Гаррису.
Роберт, пыжась щеками и шумно дыша, не глядя ни на кого, сел на своё место на скамейке. Вот и сейчас он показал себя первым! Но, как он и ожидал, никакого уважения к его поступку во взглядах остальных курсантов и их тренера не было. Лица всех выражали лёгкое недовольство, которое всегда бывает по отношению к выскочкам, а с этим выражением недовольства в глазах других Роберт неоднократно сталкивался на службе в армии.
Тренер Роджерс, к удивлению Роберта, к стремлению двух своих воспитанников побывать на верхней площадке лестницы отнёсся с присущей ему насмешливостью:
– Хотя некоторые из вас, возможно, в будущем займутся цирковой деятельностью, но подготовка вас к ней лежит вне моей компетенции. Так что весёлое представление считаю оконченным!
Тем не менее, он рассказал притихшим ребятам ещё один незапоминающийся анекдот о коллизиях на съёмках голливудских красавиц. Рассказывая, он как-то загадочно щурил глаза, и время от времени вглядывался в лица своих подопечных, как бы недоумевая, почему они не смеются. При этом он ещё более раздувал ноздри носа и проводил ладонью по ёжику волос своей небольшой круглой головы.
«Всё-таки он свой парень, не зануда!» – опять подумал Роберт.
Тренер жестом руки дал сигнал своим ассистентам продолжать занятия, а сам уселся на складном стуле перед миниатюрным столиком с портативным компьютером, и, подперев руками подбородок, смотрел на светящийся экран. Оптические датчики компьютера на раздвижных телескопических трубочках, как усы у гигантского жука поворачивались из стороны в сторону, следя за всеми движениями курсантов.
Все новички подумали, что их тренировки с высоты ограничатся только прыжками со ступенек лестницы. Ведь сам шеф института говорил о патенте на новый способ тренировки прыгунов, при которой в прыжках с высоты крепость ног и сила мускулов придут сами собой.
Тем не менее, начинающим каскадёрам сначала предложили прыгать в длину с места на утоптанном грунте, держа ноги вместе. Роберт, стремившийся всегда к первенству, разочарованно вздохнул, когда убедился, что не только Карпентер и Томас Гаррис, но даже трое лоботрясов-курсантов прыгнули дальше, чем он. То, что юный Гарри Браун и тщедушный эскимос Милтон Чилкато, остались позади в этом виде упражнений, не успокоило его.
После кратковременного отдыха тренер, наконец-то, дал обеспокоенным новичкам настоящее, ожидаемое всеми курсантами задание: начать прыгать с лестницы. Однако, высоту спрыгивания тренер назначил прямо-таки смехотворную для отобранных для такого упражнения здоровяков-парней: спрыгнуть один раз с десятой ступеньки лестницы, всего лишь с двухметровой высоты. При этом два ассистента тренера в разных ракурсах снимали видеокамерой все движения курсантов, даже выражения их лиц. Сам же Роджерс продолжал сидеть на раскладном стуле, шевеля усами антенн датчиков.
Невеликое дело: прыгнуть с высоты чуть выше среднего человеческого роста, однако каждый из новичков прыгал по-своему. Тренер Роджерс наблюдал за прыжками, глубокомысленно водя длинным пальцем по ложбинке своего подбородка, в то время как оба ассистента с видеокамерами давились от смеха. Так, тщедушный эскимос Чилкато приземлялся, вытянув вниз тонкие ноги, как приземляются голенастые вороны, и лишь при соприкосновении с землёй сгибал ноги в тазобедренном и коленном суставах; корпус же его оставался прямым, как свечка. При этом угловатое широкое лицо эскимоса, как заметил Роберт, имело старательное, даже упрямое выражение.
Выставляющий в улыбке свои крепкие белые зубы мулат Томас Гаррис, то ли, в самом деле, опасался последствий прыжка, то ли шутил. Он перед прыжком, согнулся клубком и, прежде чем сдвинуть подошвы своей обуви со ступеньки, опёрся на белый мрамор соседней ступеньки тёмной пятернёй. При полёте мулат далеко выставил вперёд ноги, так что при приземлении он поскользнулся, его массивный зад оставил на земле заметную широкую полосу. Тренер Роджерс на эти художества мулата только мимолётно подёргал щекой.
Кроссовки тяжеловеса-культуриста Билла Карпентера не умещались на проступи узкой ступеньки. Он стоял на одной ноге, поставив другую ногу на соседнюю ступеньку, и прыгнул, почему-то закрыв глаза и выгнув назад спину. Явственно ощущалось лёгкое дрожание грунта от его приземления. Самый молодой из начинающих каскадёров, красивый юноша Джордж Браун, обладатель узкой талии, умудрился в прыжке перевернуться в воздухе через голову и мягко приземлиться, как ни в чём не бывало на ноги. Приземлившись, он помахал рукой остальным курсантам, словно они были зрителями в цирке. Новички-каскадёры раскрыли рты, так как не ожидали от застенчивого юноши продолжения театрального представления, несмотря на выразительное хмыканье тренера при виде этих цирковых штучек.
И на этот раз Роджерс на выкрутасы Брауна только молча пожал плечами.
Прыжки у остальных трёх высоких «красавцев-лоботрясов», которые на лекции Морриса отсиживались на заднем конце аудитории, были обычной классикой: так прыгает большинство людей, спружинив ноги в коленях и выставив перед собой руки. На этот раз парни не допускали в своём поведении никаких эксцессов. То выражение страха, которое было у этих парней на лекции Морриса, на этот раз сменилось истинной или напускной солидностью: по-видимому, они восприняли лекцию шефа института с должным пониманием.
Мулат Гаррис, попросился у тренера на добавочный прыжок и, счастливо улыбаясь, запросто приземлился на одну ногу. Оказывается, и в прыжках со ступеньки лестницы можно испытывать удовольствие. Курсанты развеселились и попросили тренера прыгнуть ещё по разочку.
Роберт, скрестив руки на груди, наблюдал за прыжковыми упражнениями своих коллег. Как-никак – они не только его сокурсники, но и его будущие соперники, среди них он собирался быть только первым. Он многозначительно покашливал, глядя на забавные прыжки своих коллег.
Однако и сам бывший парашютист не удержался, чтобы отличиться самому, когда дождался своей очереди прыгать. За долю секунды полёта его тело приняло горизонтальное положение, он упал грудью и животом на утоптанную землю, выпрямив ноги в коленях и выставив под себя руки.
– Хватит, Вилли, демонстрировать свое мастерство! – добродушно сказал Джимми экрану компьютера, но тут же поправился, переводя голубовато-серые глаза на вскакивающего из положения лёжа Роберта: – Я опять, Хоппер, спутал вас с нашим Вилли.
– Мне приходилось прыгать с полной боевой выкладкой из окна второго этажа! – не утерпел Роберт, чтобы не похвастаться.
Он вспомнил тихую речку своего детства. Он долго не мог заставить себя нырять в речной омут с глинистого обрыва вниз головой, как это легко получалось у остальных его сорванцов-сверстников. Развернуть своё тело в воздухе после прыжка, опустить голову ниже туловища было свыше его стараний. Беречь, прежде всего, голову, тело, но не руки и ноги – это инстинкт, присущий всему живому. Когда речная вода к осени становилась прохладной, и ребят уже не было поблизости, обозлённый на самого себя, десятилетний Боб один на один со своим страхом беспрестанно повторял попытки научиться нырять вниз головой. Он до красноты отбивал свой живот, звучно шлёпаясь в воду плашмя, пока не научился безбоязненно перевёртывать своё тело вверх ногами.
Роберт видел, что все новички отделения прыгунов в отличие от него, бывшего армейского парашютиста, не были подготовлены ни морально, ни физически к прыжкам, и это его радовало.
Джимми не обратил никакого внимания на хвастливый тон слов Роберта, насчёт прыжков с полной боевой выкладкой из окна второго этажа и только сказал, зевая и прикрывая рот рукой:
– Переходим к более трудному для всех вас, но, на первый взгляд, к смешному упражнению.
Ассистенты тренера заставили ребят прыгать на одной ноге, поджав другую ногу, вокруг лестницы. Следующий круг «скачков» они должны были проделать на другой ноге. Для не подготовленных к такому упражнению курсантам эта задача оказалась дьявольски трудной. Роберт чувствовал, как его опорная нога после шести дюжин прыжков подворачивалась, её сводило судорогой, он едва не упал, с трудом дотянувшись до намеченного финиша одноногого скакания. Успокоило бывшего парашютиста только то, что шестеро новичков-каскадёров уже на середине первого круга в полном изнеможении не смогли продолжать прыжки на одной ноге. К удивлению Роберта, низкорослый эскимос Чилкато намного опередил его в завершении второго, ещё более мучительного круга прыжков на другой ноге.
– Уж лучше с верхней ступеньки прыгнуть, чем так терзаться! – натянуто улыбаясь, вслух проворчал мулат Томас Гаррис.
Да, неважное, на первый взгляд, начало тренировок каскадёров-прыгунов! Роберт разминал ладонями икры ног, пытаясь размягчить их, унять в них судорожную боль. Как же понимать слова Чарли Морриса в его лекции, что при прыжках с высоты «без особых мышечных усилий, без излишних потерь времени, пота и усталости можно дать своим мышцам и костям запредельные нагрузки, которые немыслимы при обычных методах тренировки»?
На самом деле, тренировка по способу Роджерса, включая эти продолжительные, «уморительные», прыжки на одной ноге, оказалась такой, какой она и должна быть при серьёзном подходе к прыжкам с высоты, то есть, самой банальной, и с потом, и с усталостью. Хотя Роберту пришлись не по душе эти одноногие «скакания», именно через них он поверил в серьёзность подготовки каскадёров к прыжкам со ступенек лестницы. Всё в жизни достигается ценой труда. Любой труд даром никогда не пропадает.
Роджерс захлопнул крышку полевого компьютера.
– Завтра будем прыгать с высоты следующей ступеньки: два метра, двадцать сантиметров, а сейчас все займитесь упражнением: стойка на голове. Это для укрепления шеи. Она вам потом пригодится!
Во время довольно продолжительного обеда, состоящего из шести блюд на выбор, включая два зелёных овощных салата, Роберт заметил, что, сидевший за соседним столиком гигант-культурист Билл Карпентер, вытирая маслянистые губы салфеткой, неотрывно следил за грациозными движениями маленькой и тоненькой официантки Катрин.
– Эх, жалко, что я поступил в этот институт с его дисциплиной и различными запретами! – шутливо обратился он к ней, когда она принесла ему бутылку лимонада. – Мы бы с тобой, кошечка, славно провели вечерок!
– А в чём же дело? О каких таких запретах вы говорите? – зыркнула зелёными глазами официантка и красноречиво поправила свой белоснежный фартучек. – Если вы имеете в виду запреты на курение и алкоголь.
Дальше их разговор продолжался так тихо, что Роберт не смог расслышать ни слова. Поздно вечером, когда он возвращался из библиотеки-читальни института, он видел, как из комнаты Билла вышла и простучала каблучками по длинному коридору каскадёрского общежития маленькая фигурка в серой форме служителя института.
Да, если бы эта женщина была одна! Раскрывались двери других комнат и оттуда неторопливо выходили, поправляя причёску, разномастные особи противоположного пола. Роберт удивлённо присвистнул: не холостяцкое общежитие каскадёров, а прямо вертеп какой-то!
Роберт и сам был бы не прочь пригласить к себе в комнату хотя бы на полчаса одну из красоток, работающих в столовой или ежедневно меняющих бельё в комнатах их общежития, но решил пока на недельку-другую повременить с этим. Надо хорошенько присмотреться к порядкам в институте, что-то уж больно подозрительным кажется беспечное отношение руководства этого закрытого учебного заведения к подобным слабостям, и своего женского персонала, и своих воспитанников-каскадёров.
Повременить с красотками недельку-другую Роберту не удалось. Через два дня в его комнату под предлогом перемены постельного белья пришла горничная по этажу, рослая и полная мексиканка. По случаю жаркой погоды она позволила себе снять серую блузку униформы и осталась в белой полупрозрачной кофточке, без лифчика и в мини-юбке. Полные губы её улыбались в торжествующей улыбке. Горничная бесцеремонно согнала Роберта с мятой постели, шлёпнув тяжёлой ладонью по его бедру. От женщины волнующе пахло терпким потом и духами, груди её с крупными тёмными сосками колыхались под просторной кофточкой.
Бывший сержант, сдерживая дыхание, следил за её уверенными женственными движениями, неотрывно следил за тем, как она, расставив полные и голые выше колен ноги, перегибая стан, заправляла постель. Он, подавляя дыхание, подождал, пока она неторопливо взбила подушки, идеально ровно расправила пахнущий свежестью пододеяльник, а потом ни слова не говоря, подхватил её тяжёлое, но податливое мягкое тело на руки и опустил на постель – предмет, как понял Роберт, отнюдь не только её горничных забот!
– Ты, оказывается, очень темпераментный парень! – сказала она некоторое время спустя.
Говорила она по-английски с мексиканским акцентом, часто дыша и поправляя колечки вьющихся чёрных волос.
– Я вовсе не рассчитывала на такой бурный поступок с твоей стороны! — традиционно слукавила она и полуприкрыла большие на выкате карие глаза.
Кровать Роберта была достаточно широка. Мексиканка не торопилась покидать ложе начинающего каскадёра, и это уже не понравилось Роберту. Он, прищурив глаза, старался не смотреть, как женщина ритмично вбирала в себя и расслабляла живот под глубокой ямкой пупка. Хотя от женщины продолжало нести волнующим запахом пота в смеси с приятным запахом её духов, он опустил ноги на пол, на мягкую ковровую дорожку. Горничная пыталась поймать его ушедший в себя самого взгляд и недоуменно хмурила широкие чёрные брови. Вновь появившееся влечение к женщине Роберт заставил подавить в себе. Всё излишнее может в какой-то мере отрицательно сказаться на его здоровье.
Роберт молчал и с заметной досадой смотрел, как по высокому потолку двигались тени от колеблющихся за окном от ветра верхушек клёнов, скрывающих заходящее солнце. Женщина, казалось, не замечала наступившего охлаждения к ней Роберта, ей хотелось высказаться, и он заставлял себя прислушиваться к её громкому шёпоту. Так, он узнал, что женщину зовут Линда, что она заключила контракт с администрацией института на два года, и что на работу в институт из женского персонала отбирают только незамужних женщин и девушек. Всем служителям этого учебного заведения запрещалось без специального разрешения покидать его территорию, поэтому им, прекрасной половине человечества (она так и сказала: прекрасной половине), приходится удовлетворять свои желания урывками, когда объявляют очередной набор в какую-нибудь группу каскадёров.
– Тогда мистер Моррис и врачи разрешает нам провести некоторое время с новичками, ребята с воли бывают свеженькими, живыми, ну прямо, что надо, но проходит месяц и их не узнать, так они выматываются со своими глупыми прыжками и кувырками. Каждую неделю доктора нас проверяют. Беременность? Ха-ха... Они что-то такое нам дают из лекарств, что ни одна из нас пока не забеременела.
Свидание Роберта с пышногрудой мексиканкой Линдой повторилось через три дня и потом регулярно раз в неделю в течение месяца с начала тренировок каскадёров. Что касается здоровяка-красавца Билла, и отлитого из бронзы гладкокожего мулата Гарриса, а также трёх дружков-лоботрясов, очень сходных друг с другом, и ростом, и ветреной манерой поведения, то к ним каждый вечер приходили всё новые и новые женщины. На женских округлых лицах читалось полное удовлетворение.
Только юный красавец Джон Браун и малоразговорчивый эскимос Чилкато избегали женского пола. Джона Брауна, по его словам, ждала в Балтиморе его любовь, такая же юная девушка; эскимос Чилкато уже был женат, и по окончании курса каскадёров обещал вернуться к своей верной подруге, на Аляску.
Когда Роберт видел сексуальные приключения своих сокурсников, он только кривил полные негритянские губы. Лично ему было достаточно простой мимолётной связи с женщиной, желательно, с точки зрения здоровья, с одной и той же. Его не интересовали психологические особенности контакта с женщиной-самкой: бесплодные поцелуи, избитые любовные слова. Кроме того, нелепо было отвлекаться каждый раз на выслушивание пустой женской воркотни и невольно поддерживать её.
И зачем менять женщин ради того, чтобы только погасить на время естественную потребность в себе, как мужчины. Менять женщин – это Роберт считал необдуманным ходом. Необдуманным ходом в смысле траты времени и безопасности при удовлетворении природной надобности. Самое лучшее средство от этого – женитьба. Но пока законная связь с женщиной для Роберта отдалялась на неопределённое время.
У самого Роберта была другая волновавшая его цель в жизни: быть в выбранном им поприще, пока не совсем ясно в каком, впереди всех, стать самым известным, пожалуй, даже более известным, чем их дважды олимпийский экс-чемпион Роджерс. Но что за поприще: падать с высоты на землю без каких-либо амортизирующих средств? Как здесь можно показать своё первенство? Разве что сумасбродным бесстрашием. Каковы ещё критерии оценки прыжка с высоты?
Роберта стали одолевать сомнения в правильности выбранного им пути в каскадёры. Не дать ли задний ход и подать заявление об уходе из института Морриса? Многое с самого начала пребывания каскадёров в этом заведении не соответствовало спартанскому духу Роберта и не одобрялось им. Мягкая изнеживающая постель, обилие разнообразных кушаний в столовой, льнущие к парням женщины из институтских общежитий – всё это было в глазах Роберта несовместимым с должным дисциплинарным порядком подготовки каскадёров к экстремальным нагрузкам, и выглядело неестественным, бутафорским.
Но вот она естественная реальность: боль в ногах, говорящая не об эфемерности тренировок у подножия мраморного «идола». Боль в мышцах – это свидетельство их изнеженности, непривычности к нагрузкам. Всё это скоро пройдёт! Надо только не поддаваться лени.
Роберту пришло на ум высказывание византийского императора Марка Аврелия, которое он встретил в одной популярной медицинской книжке:
"Боль есть всего-навсего только живое представление о боли: сделай усилие воли, чтоб изменить это представление, откинь его, перестань жаловаться, и боль исчезнет".
Но у Роберта скованность и боль в ногах не исчезала, хотя он старался перебить её размышлениями о более приятных вещах: о возможной в будущем близости с Эллис, о том, что судьба, в конце концов, будет благосклонной к нему и принесёт ему в перспективе богатство и славу.
Роберт вспомнил доброжелательный толчок Роджерса во время обследовательской процедуры в электронно-лучевом кабинете и понял, что никаких опасностей тот человек ему не будет желать. Поживём – увидим! А пока не следует раскисать и сдаваться.
Невелика радость доказать своё превосходство в тех же прыжках с высоты недалёким и трусоватым соперникам в своей группе каскадёров. Превосходство в прыжках или в чём-то другом надо доказать всему миру! Для достижения этой цели, прежде всего надо поддерживать свою физическую форму, а по возможности всячески улучшать её. Под физической формой Роберт понимал не только состояние здоровья, но и, как он считал, состояние своего духа. К состоянию своего духа он относил и всяческое накопление знаний, особенно в области медицины и биологии. Он временами корил себя за то, что мог бы добиться нужных для него физических и духовных качеств ещё в ранние годы, а не сейчас, когда ему шёл двадцать восьмой год. Впрочем, он сознавал, что у тогдашнего юного Роберта Хоппера не было, как у него, сегодняшнего, жизненного опыта и такой силы воли, чтобы добиться чего-то существенного. Так что Роберт считал, что всё у него ещё впереди!