Холодно… Очень холодно. В животе неприятное ощущение голода. Пальцы отказываются подчиняться, они практически онемели от холода. Раненая нога ещё больше затрудняет каждое движение, по ней сочится кровь, но от испуга, я почти не почувствовал боли, надо было бежать, как можно дальше и как можно быстрей. Тяжёлое оружие тянет вниз всё моё тело, передвигаться, от этого, становится всё труднее.Хочется упасть на эту сырую холодную, но такую родную землю и больше не вставать. Адская боль пронизывает всё моё тело. Чувство приближающейся смерти преследует меня, эти мысли о скорой кончине перебивают лишь воспоминания- единственное, что удалось захватить с собой из родного дома, и, что теперь является моей единственной надеждой и утешением. В таком положении остаётся лишь молиться Богу, чтобы ещё раз увидеть глаза своей Верочки и прижать к сердцу маленького Володеньку.
Какой-то шум вдали перебил мои размышления, пройдя немного вперёд, я увидел речку. Воспоминания опять настигли меня. О, этот волшебный шум русской реки, как же мне не хватает этого спокойствия, которое наступает, когда сидишь на берегу в летний солнечный день и смотришь в след этой реки, лучи яркого солнца играют над поверхностью речной глади, переливаются в хрустальных капельках, а на душе так спокойно, светло и хочется жить. В такие минуты невозможно было подумать, что настанет тот день, который перевернёт этот мир, день, когда всё то, что мы так любили и берегли, будет разрушено от рук безжалостных фашистов и поляжет под дымом и пылью артиллерийских снарядов.
Я знал, что облегчить себе путь могу, только избавившись от оружия, а значит лишить себя последней возможности на выживание. Винтовку и всё то, что к ней прилагалось, я кинул в эту шумную речку. Оружие опустилось на дно и на поверхность стали выступать пузырьки, сначала пару десятков больших, а затем, множество маленьких. Хотя течение реки было довольно сильное, оружие имело не маленькую массу, что позволяло ему оставаться на дне неподвижным.У меня остался лишь один семизарядный Макаровский пистолет, который полагался командиру.
Я ещё долго смотрел в эту холодную тёмную глубину. Мой разум опять начал уходить от реальности, погружаясь в мысли и воспоминания. Снова вспоминаю семью, родной дом, свою деревню… Пришёл в себя я от того, что почувствовал, как по моей щеке покатилась горячая слеза, по всему телу раздавалось приятное тепло, а по рукам побежали мурашки.
Но надо идти дальше, пока не стемнело. Теперь, решение вопроса, буду ли я жить или нет, от меня мало зависело, жизненное колесо фортуны, которое решает судьбу человека хотя бы раз в его жизни, сегодня будет крутиться надо мной.
Я пошёл вдоль реки, её шум звучит у меня в голове, но я уже привык к нему. Солнце начинало опускаться, а небо окрашивалось в багряные краски, становилось ещё холоднее, а значит, шансов на выживание у меня оставалось всё меньше. Ноги совсем отказывались идти, сил почти не осталось, очень хочется есть, мне бы крошку в рот.
Наконец, вдали, я увидел несколько домов, оглядевшись, я понял, что оказался в маленькой деревушке. Она была совсем пустая такая холодная и безжизненная, что становилось не по себе. Лишь единственный тусклый фонарь горел у одного из домов. Я понимал, если зайду в этот дом, то не факт, что выйду из него. Если там немцы, то, они непременно расстреляют меня в первую же секунду. Но делать было нечего. Сейчас для меня было лучше получить пулю в лоб, чем умирать от голодной медленной смерти.
Одна моя нога стояла на ступеньке порога, по второй, разливалась страшная боль, сердце быстро заколотилось, по телу начали бегать мурашки. А что если это моя последняя минута, что если я больше никогда не открою глаза и никогда больше не увижу свою Родину. Я мысленно обратился к Богу, вспомнил родных, перекрестился и открыл дверь.
Было темно, зато, намного теплее, чем на улице, сделав несколько шагов по комнате, я убедился, что дом пустой. Облегчённый вздох сорвался с моих губ, как вдруг, я услышал непонятный звук из соседней комнаты. Меня кинуло в жар. Я прислушался, звук был прерывистый, как будто чей-то стон. Я тихонько толкнул дверь и то, что я увидел, было вопреки моих всяких ожиданий: в углу, обнимая свои колени, сидел мальчик. На вид ему было лет пять, белокурые кудрявые волосы падали на его бледное испуганное лицо. Он поднял на меня свои глаза, и тут я обомлел, такой красоты я никогда ещё не встречал. Его широко раскрытые глаза были голубые-голубые, цвета василька, они смотрели на меня сначала со страхом, потом с вопросом, наконец, увидев на мне русскую солдатскую форму, мальчик вскочил, подбежал ко мне, крепко обхватил мою ногу и закричал.
- Дяденька, дяденька!!! Не уходите, не оставляйте меня!
Голос его был звонкий, тоненький и такой жалобный-жалобный.
Я опустился к нему на одно колено и посмотрел в эти бездонные глаза, они были полны боли и страха.
Я начал спрашивать, что с ним случилось и где его родители. Он рассказал мне, как отец на войну ушёл, за родину сражаться, как они с мамкой вдвоём остались, и пришли к ним мужики, начали говорить что-то такое, что он и сам не понять-то не смог, мать его сразу в коморку эту спрятать успела, а сама с ними говорила. Потом они её бить начали, связали ей руки и повели куда-то. Рассказал, как один из немцев осматривал дом и чуть его не нашёл, как страшно было ему, когда мать его увели.
На глазах мальчика выступили слёзы, он уткнулся носом мне в плечо и начал рыдать. Я крепко обнял его и прижал к себе. Снова вспоминаю своего сынишку Володеньку, который ждёт меня дома. Именно в тот момент я понял, как ненавижу тех людей, которые губят наши земли, наши семьи, наших детей и родителей. Неужели у этих собак нет сердца, неужели никого из них не ждёт дома мать или дитя. Убийцы, беспощадные варвары!
Меня охватила сильная ненависть и отвращение к этим страшным людям и тогда, я дал себе клятву. Я должен, должен отомстить, за всех детей, которые остались без матерей и отцов, за всех матерей, которые лишились своих детей и за всех людей, которые пролили свою кровь на земле родной за Родину свою.
В таком положении мы провели несколько минут, пока мальчик окончательно не успокоился. Тогда, я,наконец, решил узнать его имя.
- Сашкой звать меня, - всхлипывая и утирая нос рукавом, ответил тот.
Я ещё раз его крепко обнял. Встал и,осмотревшись, попытался найти какую-либо еду. В одном из шкафчиков лежала половинка домашнего хлеба, разломив её ещё пополам, протянул эту четвертинку Сашке. Тот взял её, посмотрев на меня с некой благодарностью и начал уплетать полученную еду. Всё то время, пока он ел, глаза его, казалось, были направлены в одну точку, а по щекам то и дело скатывались слёзы.
Я пытался его утешить, как только мог, говорил, что с мамкой его всё в порядке будет, отец придёт скоро и всё будет как прежде. Но я понимал, что несу полную чушь, что у этого бедного мальчишки, уже ничего не будет, как прежде, мать его, наверное, уже расстреляли, а отец ещё не факт, что живой. Мне самому было неприятно врать и смотреть в эти глаза, в которых загорелся маленький огонёк надежды. Я чувствовал себя последним подлецом, но делать было нечего, мал он ещё, жалко его, надо было как-то мальца успокоить.
Теперь нам обоим надо отдохнуть. Я сказал Сашке, что завтра нам предстоит большой путь. Ещё раз, осмотрев этот небольшой домик, язапер все двери, снял с себя некоторую одежду и лёг на кровать, которая стояла около окна. Несмотря на существенную усталость, я долго не мог заснуть. В голову лезли всякие мысли о том, что сегодня со мной произошло.
«Наша рота из нескольких сотен солдат шла на очередной бой с фашистами. До этого дня мы несколько раз подряд одерживали победу над противником, но сегодня… немцев было намного больше, оружие, конечно, мощнее, чем у нас, да ещё эти их барабаны, так называемая психологическая атака. Некоторые из наших не выдерживали и у бегали с поля боя, ещё до начала стрельбы, но как раз в этот момент солдата настигала пуля. Когда первый свист пуль пронёсся по полю, сразу же полегло много русских. Было очевидно, что в этом бою, мы потерпели поражение, и у нас не было выхода, как бежать с этого проклятого места. Все, кто был ещё жив, ринулись в разные стороны.
Я долго, не оглядываясь, бежал вперёд, до тех пор, пока мои ноги не стали ватными. Только, когда я понял, что не в силах сделать больше ни шага, я упал на землю. Вокруг меня был не густой хвойный лес, а лицо моё всё было в мелких царапинах и ссадинах от тех веток, которые встретили меня в этом лесу. Я лежал на сырой холодной земле и меня сразу же начал охватывать озноб, но моё тело было не в силах сделать хоть какое-то движение».
***
Солнечные лучи пробивались сквозь тонкие шторы и падали на мои веки, которые не хотели открываться. Когда мне, наконец, удалось окончательно проснуться, я увидел, как Сашка уже не спит и что-то делает за столом. Я умылся и наполнил водой свою опустевшую фляжку, подошёл к мальчику. Тот рассматривал какие-то фотографии, затем взял одну из них и сунул себе в карман.
- Ну что, дядь, пойдём? - спросил он и посмотрел на меня с вопросительным взглядом. Я кивнул, и мы стали выходить. Сашка оказался парень довольно шустрый и смышлёный, несмотря на свой совсем ещё юный возраст. Он взял собой немного еды, которая ещё была в доме.
Не буду подробно рассказывать, как мы шли и что видели, скажу лишь, что путь наш длился не так уж и долго, как я ожидал, и всю дорогу Сашка расспрашивал меня про всё на свете, и сам рассказал истории разные про отца своего и как он по нему скучает.
К полудню, нашли мы военный штаб. Я пошёл докладывать обстановку, а Сашке велел ждать меня у входа. Рассказал всё генералу, значит, так и так, и про Сашку сказал. Тот помолчал сначала, потом ответил: «Ничего, пристроим куда-нибудь». Я вернулся к Сашке, пожал ему руку, как полагается, по- мужски, потрепал его кудрявые волосы и говорю:
- Ну что, малец, мне пора, авось свидимся, - тот посмотрел на меня, улыбнулся и ответил:
- Спасибо тебе, дядь! – он опять подбежал ко мне и обнял меня за ногу, как вчера. Я снова опустился на одно калено, снова поглядел в эти бескрайние голубые глаза. Эх, Сашка, Сашка, что ж теперь с тобой будет.
***
Я не знаю, что случилось с этим мальчиком дальше. Генерал сообщил мне, что нашёлся его отец, живой и здоровый. На душе у меня стало чуточку легче. Этот мальчик стал моим лучиком света, проникшимся сквозь тёмные грозовые тучи этой беспощадной войны. Апрель 1942г.
Капитан миномётной роты NNN