Мы возвращались из Битцевского леса вечером, когда уже совсем стемнело. На улице вяло горели фонари, мы во все глаза смотрели под ноги – асфальт местами уходил под землю, местами вставал на дыбы. Дима втягивал пальцы в рукава куртки и поеживался, в сентябре вечерами было зябко. Мы прошли сегодня довольно много, были уставшими, с впечатлениями и разрумяненными щеками. На некотором расстоянии от нас вдруг взялась пожилая женщина, я плохо разглядел (все же темновато для подробностей), встала на бордюр и пошла по нему вдоль дороги. Она оживленно всматривалась в темноту леса, который черной глыбой тянулся слева от нас, не заканчиваясь и не выпуская обратно на городские дороги. Кроме нас троих здесь больше никого не было, и не успел я осмыслить странность ее маршрута, как мы неожиданно поравнялись с ней, шаг с Димой у нас скорый, спешный. Женщина повернулась к нам и тут же обратилась:
- Как вы думаете, в том месте сейчас никого нет? - она показала в черную гущу слева, но я не видел там даже очертания деревьев, не то, что людей. - Вроде бы темно и я не вижу никого, да и не должно там сейчас быть никого, а мне туда надо ненадолго зайти.
Мы подошли к ней, Димка с любопытством начал вглядываться во тьму.
- Нет, вроде бы не видно никого, - озадаченно сказал я. - Ты что-то видишь?
- Нет, никого нет, - отозвался Дима, я заметил его порыв побежать в разведку и самому посмотреть лично, прямо в чрево ночного леса, но я разрешения не давал, и он оставался рядом, готовый пуститься в приключение.
- Да, я тоже думаю, что никого, но так на всякий случай, думаю, дай, спрошу. Мне надо набрать коры деревьев, чтобы чистить зубы вместо щетки. Днем в каких-то делах все крутилась, да, вспомнила только под вечер, когда стемнело, - женщина говорила довольно быстро и неровно, но очень четко. Седые волосы на плечах лежали так, словно были заплетены до этого в две косички, но резинки соскочили, а форма осталась.
- Вы сходите, а мы вас тут подождем, рядышком, чтобы вам не так страшно было, - предложил я, Дима кивнул. – Можем вам фонариком с телефона посветить…
Женщина поспешно улыбнулась и быстро скрылась в лесной гуще, мы остались стоять у бордюра и видели лишь мерцание ее светлой вязаной кофты вдалеке.
- Почему мы не пошли вместе с ней? Вдруг она потеряется? – недовольно спросил Дима.
- Потому что там темно, дороги не видно, и я уверен, что она хотела пойти одна без нас, ей же лучше знать, что именно она хочет там найти. Мы тут рядом, если не выйдет минут через пять, то пойдём за ней, хорошо?
- Ладно! – Дима запрыгал от холода, потом прижался ко мне, обнял, не отводя глаз от черной стены леса. – А как это - чистить зубы корой? Это же больно!
- Сейчас тетя вернется, и мы спросим. Но вообще, может, она имела ввиду, что мельчит кору в ступке, а потом как-то втирает в зубы… Не совсем понятно, – я пожал плечами, пытаясь припомнить все известные способы чистки зубов. Странновато было дожидаться незнакомого человека, так легко растворившегося в недрах осеннего вечера, но обещание было дано, мы стояли и верили в лучшее.
- А чем тетя отдерет кору от дерева? У нее с собой был нож? Кора же так просто не отдирается! – не унимался Дима.
- Сынок, вот сейчас она вернется, и мы все у нее узнаем. Может и был нож, может, она суперсильная, кто ж знает. Дождемся!
Мне по прежнему было странно, я внутренне сжался, подумалось, а вот если не выйдет через пять минут, а если уйдет далеко, найдем ли мы ее с фонариком от телефона с такой черноте, может, она нас хочет куда-то заманить, я не понимал, тревожные ожидания начали терзать меня, я как мог напускал на себя вид спокойный и уверенный. Светлая кофта снова замелькала вблизи довольно быстро, мы услышали шелест травы, и из темноты вынырнула наша знакомая и направилась к нам.
- Как успехи? – с нескрываемой радостью спросил я.
Мы стояли под тусклым фонарем, тени косо ложились на лица.
- Вот, я немного нашла, взяла чуть-чуть, - женщина раскрыла ладонь, там лежали три небольшие корочки размером с грецкий орех.
- А как вы будете это использовать вместо щетки? – спросил Дима.
- Это будет гораздо удобнее, потому что щетка все-таки повлекла за собой тяжкие события. У меня, знаете, умер муж, щетки в нашем доме теперь недобрый знак, из-за нее он набедокурил, оставил тогда след на стекле, пришлось поменять, и вот теперь пусть лучше будет кора...
- Я сочувствую вам, - опешил я.
- Надо быть ближе к природе, - продолжала женщина, глядя на меня и ища одобрения в своих словах. - Крестьяне, они ведь такие, что не как мы, интеллигенция, все на инстинктах живут, они знают, как лучше, понимаете?
- В смысле, умеют правильнее приготовить из коры щетку?
- Щетки - плохо, их нет совсем теперь, точнее, скоро не будет, я их все заменю. Жена же должна во всем подчиняться своему мужу, следовать за ним повсюду, создавать вокруг него комфорт, она может даже не работать, ей это не главное, главное быть с ним до конца, понимаете? До самого конца.
Она выглядела почти старушкой, однако, крепкое телосложение, живые глаза и постоянно появляющаяся вежливая улыбка, которая застывала на несколько мгновений и потом резко ускользала, прядки волос до плеч, лежащие, будто косичкой, создавали впечатление, что она моложе своих лет.
Волна сочувствия унесла с собой всю радостную гамму моего дня и оставила посреди пустынной темной улицы возле леса, огромного Битцевского леса, прекрасного и загадочного. Мне стало безумно жаль эту красивую женщину, одинокую или нет, пожилую или нет; стали не важны ее слова, хотя когда она говорила, меня затягивало в невидимую воронку, я, словно превращался в хлебный мякиш, а ведь мы общаемся всего несколько минут, минут, за которые я себя уже так чувствую, таким выброшенным на берег после кораблекрушения - бессильным и желающим только спать, прямо на мокром песке. Как происходит так, как случается, что люди уходят в свой лес и иногда приглашают нас к себе в гости? И мы не можем им помочь, или можем, а если можем, то чем? Просто подождать на дорожке, я могу гордиться этим? Как это объяснить Диме, что самые разные люди сходят с ума, даже я могу, случись чего, я не знаю, как не сойти, не раздают таких рецептов.
Надо собраться, срочно собраться. И я собрался, не впервой, улыбнулся в ответ и взял Димку за руку. Тот пытливо смотрел на женщину, в его глазах переливались один за другим вопросы, но он не решался их задать.
- Понимаю, конечно, - произнес я. - Природа – это хорошо, мы вот как раз домой идем, нагулялись сегодня на пять дней вперед! Мы тогда пойдем, нам еще за хлебом надо успеть забежать.
Женщина спохватилась, снова на устах вежливая улыбка и неподвижный взгляд.
- Конечно, да, спасибо вам, - улыбка ушла, взгляд оживился.
- Всего вам хорошего! - распрощался я, и потянул Диму за собой дальше по дороге к дому.
Женщина кивнула, улыбнулась снова, посмотрела нам вслед и, постояв немного, ушла в неизвестность. Мы шли быстро, как и шли до этого, фонарь-провал-фонарь. Сентябрьский воздух дышал влажностью и древесиной.
- Пап, я не понял, что случилось у нее со щеткой?
- Слишком многое у нее случилось, сынок. Слишком многое.
Мы шли, и я думал, я не мог не думать о ней, но не мог не уходить от нее все дальше и дальше. Следовало ли мне остаться, следовало ли мне узнать, где она живет, с кем, что будет с ней этой ночью, дойдет ли она до дома, часто ли с ней такое случается, осенью, возможно, чаще. Когда все это кончится, когда я смогу остаться и знать, как поступить. Какие подобрать слова и какие действия. Мне было и стыдно, и легко, и я не знал, за что я теперь несу ответственность и моя ли в том вина.
17 сентября 2015, г. Дубна