Путями заложных

Ььььь
...напомнят ей, что было после того, как поднялись зеркальные стёкла и заревел двигатель. Джип отчалил, унося их в утробе своей от чужих глаз и злого шёпота и эта сцена была финалом в той дешёвой драме, которую она вынуждена была разыгрывать в день похорон безвременно почившего муженька. Проехали полквартала. Она стянула тёмные очки, раcпустила волосы, заколотые на затылке, выдохнула:
- Уф-ф! Ми-иш, открой окно.
Нашла в сумочке длинные китайские сигареты, достала две штуки. Одну, прикурив, отдала водителю, вторую оставила себе. Какое-то время ехали молча: эффектная молодая женщина и широкоплечий мужчина лет двадцати пяти – тридцати. Она, по случаю, в строгом платье, он – в бело-голубой рубашке. Костюмов, тем более траурных, он не любил, так что его пиджак валялся теперь сзади, там же и галстук. Рубашка сидела туго, почти не скругляя рельефных мышц. Управляя машиной, он выглядел точно Шварценеггер.
- Щас куда?.. Ты как себя чувствуешь?
- Едь прямо, Мишенька, всё время вперёд.
За окном мелькали флаги, люди, автомобили. Начинался какой-то митинг. Проезжали старый спальный район на окраине города. Она коснулась регулятора громкости магнитолы - из колонок, закамуфлированных сзади, пролилась музыка, - отстегнула ремень, повернулась, прильнула щекой к литому плечу. Пачкая ткань рубашки тональником, протянула:
- Ми-и-иш, а как это было вообще?
- Что было?
- В смысле, он долго сопротивлялся?
- Тебе спросить больше нечего?
- Миш, я серьёзно. Не злись… Мне просто интересно, как… как он вёл себя?
- Чего интересного-то?
- Вот ты подплыл к нему, да?..
- Лен, не мешай!
Перестраиваясь, он резко повернул руль, задев её локтем. Она сделала обиженное лицо, отстранилась, сложила руки на груди и сказала:
- Хрен с тобой!
- Бля, как-как! - съязвил он немногим позже - Нырнул да за ноги!
- Он кричал?
- Бессвязное что-то орал…
Ехали вдоль парка, в тени деревьев. Сотни золотых спиц пронзали салон, от них рябило в глазах. В эфире fm-100,7 голосил Дейв Гаан из «Depeshe Mode». Лена закрыла окно.
- Ох-х, л-ладно… Не забудь в магазин…
Скоро джип встал возле ТЦ «Маяк». Оба вышли. Тут же у раздвижных дверей, мечтая продать себя за бутылку, вышагивала ещё не старая бnядь.
Она очнулась перед рассветом в городском парке и поначалу долго не могла подняться. Голые грязные ноги её отнялись. Лёжа, она пыталась прокрутить в памяти события вечера, но неизменно натыкалась на самый его финал: она долго и упорно устраивается на лавке, валится на тротуар, ползёт под дерево. Маечка, джинсы, бюстгальтер, носки - всё за ночь запачкалось да отсырело. Оставшиеся сигареты изломаны. Спустя какое-то время она вновь пожелала встать, но ноги не слушались: волоклись, точно неживые. Прижалась к стволу, замерла, услышала невдалеке глухой стук, оглянулась. Там был молодой парень, по-видимому, навеселе. Парень сосредоточенно ломал скамью. Примерялся, отходил на два шага, подбегал и ударял ногой в один из брусков, - из них составлялась спинка. Спинка потрескивала, но неизменно отбрасывала ногу нападавшего. Парень упрямо продолжал бить. Разделавшись с одним бруском, он тут же принялся за другой.
Она откашлялась и позвала его. Парень занёс банку, потряс над собой, отбросил, поплёлся на голос:
- Молодой человек, угостите даму сигареткой… - она всё также сидела, прильнув спиной к дереву.
Парень оскалился, вынул пачку «Петра».
- Какими судьбами тут?
- Я урм... рх!.. - затряслась она. И, потянув в себя первый дым, прибавила - Сама не з-знаю.
Болтали: парень вёл себя нагло; грубил; то и дело оглядывался на дорогу; сплёвывал; наконец, примостился рядом.
- Ты пиво будешь? - Лицо его стало каким-то подлым. Правая рука влезла в шорты; левая - с силой пригнула кудлатую голову. Она взяла в рот. Вначале ей это даже нравилось, но быстро наскучило.
Она лениво сосала у него в городском парке, в четыре часа утра. В итоге парень не вытерпел: развернул её и отделал; едва кончив, толкнул и ушёл.
В шесть она сидела на трубе, в двухстах метрах от «Маяка», ожидая открытия. Мимо плелась небольшая компашка - два парня и девушка. Она подкатила к ним с просьбою закурить. Один вытащил сигарету. Сказал:
- О-ого, ты откуда такая?! Восстала из зада?
Другой хохотнул и прибавил:
- Это властительница помоек. Королевишна - мразь!
Она отошла на два шага. Друзья посмеялись, дали ей сигарету, оставили глоток пива. Она допила, покурила и через полчаса пошла к дверям торгового центра с несвежим куском картона. На нём нацарапано пояснение: «На эликсир жизни». Лене, оказавшейся в полуденный час поблизости, она сразу же приглянулась чем-то. Лена вынула мелочь из сумочки, подала ей. Сказала своему спутнику:
- Иди, я тут… покурю, - она проводила его взглядом, достала пачку. Пробормотала, как будто бы в пустоту, - Ну что, подруга? Как ты дошла-то до жизни такой?
Вздутое алкоголем лицо «подруги» распалось в улыбке. Не зная, что отвечать, она поднесла два пальца к губам и сымитировала затяжку. Лена, не глядя, передала сигарету, сама закурила другую. Молчали.
- У меня поминки… - сообщила Лена неопределённо. И вдруг, сама того не желая, предложила - Поедешь?
Бомжа вздрогнула, пожала плечами. И та же дурная полуулыбка открылась на пухлом лице её. Минут через десять, когда обе уже сидели в машине, в дверях супермаркета вырос торс Миши. Из джипа хорошо видно было, как он выходит, бормочет что-то, оглядываясь, и возвращается в здание, чтобы сейчас же снова выйти наружу, но уже с доверху набитой тележкой.
- Это… как бы… - тихо сказала бездомная, ёрзая на сиденье, - Может, мне выйти?..
Лена молча разблокировала двери. Бомжа вывалилась наружу; прихрамывая, пошла Мише навстречу с намерением предложить помощь. Всё это обещало быть очень забавным. Сквозь лобовое стекло Лена, посмеиваясь, наблюдала за тем, как немолодая, сильно пьющая женщина силится отобрать у мужчины тележку с закусками. Без грубости, судя по лицам прохожих, не обошлось. Наконец оба они подошли к машине, и Лена услышала Мишин злой шёпот:
- Нахуй отсюда сказал!
- Ну так, я только… мне ж… ну…
Миша открыл заднюю дверь, начал раскладывать содержимое на зачехлённом сиденье. Лена с переднего помогала ему.
- Ми-иш, а пусть она с нами едет.
- Кто?
- Она - Лена махнула рукою, указывая.
- Зачем?
- Она тебя сменит. Ты, миленький, сзади мне нужен.
Миша задумался на секунду, затем нервно так рассмеялся, поцеловал Лену в губы, чуть слышно пробормотал,
- Люблю тебя.
Выгрузив два пакета с коньяком, вермутом и едой, он вылез наружу. Закурил. Бомжа с деланным равнодушием прохаживалась неподалёку. Миша залез под капот, осмотрел кузов, колёса; затем, уже падая внутрь, произнёс:
- Ну чё, садись что ли!
- Так мне назад… или спереди?
- Да как хочешь.
Повоевав с дверной ручкой, бомжа устроилась сзади. Когда рядом с ней села Лена, джип тронулся. Лена уже распечатала и тянула «Martini» через соломинку, и одного вида початой бутылки оказалось достаточно для того, чтобы поутихшее было пламя похмелья, разгорелось в бомже по-новому. Ей захотелось сказать что-нибудь, она зашмыгала носом; потом, придумав, спросила,
- А кто у вас… умер-то?
Вопроса, казалось, никто не заметил, но через полминуты, выпустив изо рта соломинку, Лена сказала,
- Тебе не один хрен?
Она протянула ей начатую бутылку, сама вынула из пакета «Мartell» и закуску. Машина теперь двигалась по проспекту Мира. На первом же светофоре, направив зеркало заднего вида так, чтобы в нём отразилась гостья, Миша спросил:
- Ты кто?
В его голосе послышалось некоторое заигрывание, поэтому, когда бnядь назвалась Мариной, её спутники рассмеялись.
- Мариночка значится! - забалагурил Миша. - Ты слышишь, Лен, кто с нами едет?! Маринка Отвязная!
- Маринка-мандаринка! - добродушно отозвалась Лена.
Джип выехал на шоссе, и салон залило солнцем, отчего выражения лиц сделались мягче, добрее. На время все смолкли, так что бомжа, посчитав установившуюся тишину приглашением к разговору, спросила:
- А мы куда?
Вовсе не праздный и вполне оправданный её интерес встречен был взрывом хохота и только когда смех прекратился, Миша ответил,
- В тундру! К седым снегам! Ха-ха-ха-ха! Расслабься и пей!.. - и он включил магнитолу.
- Ребят, - попросила Марина, - ну вы меня назад-то привезите, а то я не доберусь пото-ом…
- Не ной, всё будет как надо… Ты, кстати… - Миша взглянул в зеркало заднего вида, - Водить ты умеешь?
- Машину, что ли?
- Паровоз, ё!
- Я так-то каталась… давно правда…
- Когда на трассу выедем, будешь держать руль, ну и педали ещё. Сумеешь? - и сам же ответил, - Суме-е-ешь!
- Так я всё забыла уже.
- Отлично, вот сразу и вспомнишь.
Лена поочерёдно надорвала два пакета с завёрнутой в фольгу лазаньей, один передала Марине, а второй положила возле себя. Отламывая, подкармливала Мишу, когда тот оборачивался.
Джип теперь на хорошей скорости нёсся по трассе. Когда съели лазанью и выбросили за окно фольгу, Лена сказала:
- А где живёшь?
- Жила-то? На Сеченова… ну, блин… в бараке там…
- Где у нас Сеченова, Миш? А-а-а, всё, вспомнила. Замужем?
- Ну, так прямо и замужем! - бойко (чтоб скрыть накатившее чувство) ответила бомжа - Сидит у меня… мужчина.
- Айя-я-яй! От такой барышни и cбежал! - издеваясь, пробормотал Миша, но бnядь этого не услышала. Её уже развезло от выпитого. Она забормотала о своём, как и всегда делала, когда собутыльничала с незнакомцами.
- Так он, когда я Надькой была ещё беременна, сел-то. Андрюшке Катасонову… ну это, брат Ирки, соседки с третьего… голову разбил по пьяни, она его… и посадила. Вот, скоро выйдет… Так и нахрен он нужен-то? Только пьёт! У меня Надька одета, обута… а этот придёт… Что? Хорошего что ли чего дождёшься?! Не дождёшься.
- Жопу облизывала ему? - спросил ни с того ни с сего Миша.
Лена подавилась и прыснула коньяком на обивку водительского кресла. Раскрасневшаяся Марина, повернувшись к соседке, корчившейся теперь от игры чувств и рефлексов, смущённо ответила,
- Чтой-то у вас вопросы… такие…
- Лизала? - переспросила Лена, смеясь и кашляя.
Вместо ответа Марина отвернулась к окну, выражая мнимое замешательство:
- Какие ведь любопытные-то.
И все захихикали. Когда проехали пост ДПС, Миша, - его глаза вновь отразились в зеркале, - продолжил,
- А еблась ты с негром?
Бnядь улыбнулась краешком рта:
- У вас тут… девушка… а вы спрашиваете… такое…
Но и сама Лена тоже спросила (она теперь нарезала хлеб: крошки прыгали по сиденью и валились на полик), 
- Так трахалась - нет?
- Ленк, сделай мне бутерброд! - сказал Миша, - а ты, давай готовься - сейчас будем заполнять пробелы в образовании!..
Марина закрыла лицо руками и, с трудом удерживаясь от смеха, проговорила что-то нечленораздельное. Лена тоже смеялась, подбирая и отправляя в рот хлебные крошки. Она изрезала колбасу, уложила её на кусок хлеба, бросила сверху укроп и кружок помидора. А сделав, вручила водителю. И сказала:
- Миш, останови я посикаю.
- Давай здесь, Ленка, ты сможешь! Ха-ха-ха-ха! – захохотал Миша.
- А! – улыбнулась Лена в ответ, - Всё равно: её же за руль садить надо!
- Кого? - отозвалась Марина, -  Меня что ли?
Никто ей не ответил, и даже, по-видимому, не услышал вопроса. Предметом спора её спутников стала неудавшаяся Мишина шутка. Ему, вдруг, отчего-то всерьёз захотелось, чтоб Лена мочилась в машине. Лена отнекивалась, но по тому, каким был тембр её голоса, по её пьяному хохотку, видно было, что она согласится. В итоге, после продолжительного монолога о генетическом родстве модернистской эстетики и декадентства, Миша воскликнул,
- Лен, я никогда не вёл машину… и… чтобы в ней ссала прекрасная девушка!
От сказанного зрачки у Лены заблестели. Она стянула трусики, задрала подол платья, затем сползла с сиденья и, опираясь на локти, подпрыгивая, поскольку машина продолжала нестись по трассе, начала мочиться на полик. Марина с ногами забралась на сиденье. Такая разнузданность ввела её в ступор.
- У-умничка ты моя! - Миша, умиляясь, нашарил позади себя оголённую ляжку Лены и нежно поглаживал её, - Девочка моя, ма-аленькая, хоро-о-ошенькая!
Лена, продолжая мочиться, коснулась его плеча. Её лицо порозовело и она старалась не глядеть в глаза бомже. В машине сразу завоняло свежим ссаньём. Миша опустил несколько стёкол.
- Какое ты золотко у меня… - продолжал сюсюкать Миша, не оборачиваясь.
- Лена, надевшая уже трусики, просунула голову между сиденьями и осыпала Мишино лицо поцелуями, затем откинулась на сиденье и вновь взялась за бутылку.
Оглянувшись назад, Миша с какой-то странной умиротворённостью протянул,
- Во-от, Маринка, учись! Зая у меня на любую авантюру согласна, когда прошу. Любит меня!
- Ну, вы совсем… - Марина покрутила у виска пальцем, - не дружите с головой-то.
- С головой, Маринка, не дружить - сострил Миша, - с головой воевать нужно!..
Он припарковал джип у обочины. На километровом столбике, стоявшем тут же, белой краской было отмечено: «34» . Миша спустился в кювет. Марина тоже вышла проветриться - в салоне жутко несло мочой. Спустя минуту Миша обернулся, застегнул молнию на штанах, вскарабкался по насыпи на дорогу. Сказал:
- Ну что, Маринка, садись за руль. Водить тебя научу.
- Не-е-е… - запротестовала было Марина.
- Ме-е-е-е! - передразнил Миша. - Давай-залезай, бля! И сзади вытри!
Сказав это, вытащил из багажника какую-то рвань, бросил бомже. Марина почувствовала, что спорить бессмысленно. Собрав тряпкой мочу, она сполоснула руки в протоке и, когда возвратилась к машине, Миша её подтащил за локоть к себе. Открыл дверь.
- Вот смотри: правая педаль это газ, левая - тормоз. Передачи тут переключать не надо. Садишься и едешь, дорога, как видишь, ровная. Давай, садись.
- Ми-иш, я не с-смогу, - срывающимся голосом взмолилась бомжа.
- Я тебя щас здесь оставлю! Пешком домой поёбаешь. Садись, говорю. - Он затолкал бnядь на водительское кресло, а сам влез с другой стороны.
- Сначала включи зажигание. Вот так. Теперь потихоньку дави на газ. Куда ты давишь, дура?! Я сказал: правая - газ!
Гравий зашуршал под колесами: джип тронулся с места и поплыл по раскалённому полотну асфальта.
- Во-о! Во-о! - закивал Миша, - Можешь же, когда хочешь! Давай не гони только…
Когда машина набрала скорость, он достал из бардачка тоненькую книжицу и сказал,
- Отлично, теперь по делу! Итак, Камю о Сизифе. Читать не буду, содержание нам известно, да, Марин? - Он подмигнул Марине и продолжал, - Я лучше прокомментирую. Итак, Сизиф находит удовлетворение в осознании тщетности и бессмысленности собственных усилий потому, что вера в абсурд, - а именно так следует интерпретировать его бесполезную работу, - по его мнению, красива. Когда Сизиф выполняет свою бестолковую работу, он бунтует против Бога, он являет собой воплощение человеческого своеволия и находит, что это красиво. Но это особая красота, красота вне Бога. Для Бога же по-настоящему красив не бунтующий человек, но человек смиренный, прислушивающийся. Христианский Бог никогда не признает подлинной красоты за обыкновенной гордыней. Но и человек никогда не отступится от своего понимания красоты, поскольку она – продукт его свободы. Другими словами мы обречены вечно метаться меж двух огней - смирением и своеволием и всё это очень смешно. Вся наша жизнь, всё наше ебучее существование с его дешёвыми проблемами и достижениями - один смех, а потому лучшее, что мы можем делать, это… - тут Миша обернулся назад, - это трахаться!
Сказав это, он полез между сиденьями в заднюю часть салона, где Лена уже приготовлялась к соитию.
- Куда ехать-то? - с комом в горле спрашивала Марина. Джип не быстро катил вдоль обочины по пустынной и ровной дороге. Завязавшись узлом, её спутники тяжко дышали на заднем сиденье.
- Прямо едь! Чё, бля, дороги не видишь?
По Марининым щекам текли слёзы. Она нервно гадала, чем всё это должно кончиться и никак не могла сделать вывода. Когда на встречке показался летящий с бешеной скоростью «DAF», она бросила руль, резко надавила на тормоз и взвизгнула:
- Да не могу я!
И сейчас же получила затрещину, потому что Миша и Лена оба упали с сиденья. Джип начал сползать на обочину. Миша мгновенно перебрался вперёд, схватил руль:
- Ах ты, с-сучка!
- Я не умею!
Миша вместо ответа два раза ударил бомжу по лицу локтем - из носа ниткою алого бисера брызнула кровь. Марина зажала лицо ладонями и очень тихо, даже как-то неправдоподобно завыла. Как пародист-квнщик на сцене. Миша ухватил её за волосы и бухнул головою об руль.
- Ещё раз баранку бросишь - всё также тяжело дыша, зарычал Миша на ухо, - я тебя в багажник засуну и утоплю вместе с тачкой, ясно?!
- Делай, чего велят! Не поняла ещё?! - блеяла пьяная Лена из-за плеча.
- Берёшь, давишь на газ, затем разгоня-я-яешься… - продолжал Миша.
Теперь, наступив бомже на ногу подошвой своей туфли, он притапливал педаль газа, отчего джип стремительно набирал скорость. Марина вцепилась ладонями в мягкий обод руля, пытаясь глядеть на дорогу сквозь пелену слёз.
- Лен, дай нам коня! - велел Миша, - Нам просто выпить нужно, да, Маринк? И всё пойдёт как по маслу… Набираешь скорость и гонишь, пока я не скажу! Вот так!
Миша поднёс к губам Марины бутылку, дал ей хлебнуть. Стрелка спидометра уходила за отметину 90 km|h. Набрав в себя воздуха обожжённым ртом, Марина спросила:
- Куда гнать-то?.. Разбиться… Мы ж… Опасно когда…
Вдруг Миша захохотал. Но это был злой смех. Лена вторила ему сзади. Оба они, не переставая хлестали «Martell».
- Ленк, поведай нам историю земных мытарств человеческой падали!.. Ради чего, к примеру, Андрюха, погиб - муженёк твой?
- Потому что гладиолус! - сентиментально пробубнила Лена. И вся облилась коньяком в попытке сделать очередной долгий глоток из бутылки.
- Понимаешь, Марин, - философствовал Миша, - человек такое мерзкое гнилое существо, которое может обосновать всё, что угодно. Вот ты, например, почему бухаешь, а? Ла-адно, не объясняй. Итак знаю. Везде во все времена одно и то же. Кто-то убил, изнасиловал - ну и что! Значит детство нелёгкое. Другой ограбил, унизил - бывает, среда заела! Сжигать цыган и евреев - да запросто обоснуем! А самый смак в том, что победителей никто не осудит. То есть, если ты убиваешь детей, но при этом сидишь в самом крутом кабинете, ты всегда сможешь найти себе оправдание… А значит не существует никакой истины на Земле, и если существует какая-то надмирная, вечная истина, то она недоступна.
- Разошёлся, философ! - ухмыльнулась Лена, - есть одно ёмкое слово: мизантропия.
Миша скосился назад:
- Могу я пооткровенничать перед… - он перешёл на шёпот - Понимаешь, у ней был мужик, мой дружбан… И мы в три хари любили иногда поnиздеть: про загробную жизнь, о Боге, за философию. Однажды путём строгих логических рассуждений пришли мы все к мысли, что жизнь пустяк и ничего не стоит, и, в общем, жить незачем… Сговорились, что уйдём на тот свет. Но Андрюха был слаб натурой… Пришлось помогать.
- Перек… перекрёсток… - задавленно пробормотала Марина.
- Что?
Бомжа махнула рукой:
- Там развилка впереди-и. Куда ехать?
- Прямо-прямо… Не отпускай газ. - Миша сказал и запрокинул бутылку над головой. Его туфля всё ещё лежала поверх Марининой босоножки. 
- Я бою-юсь! - тряслась, рыдая, Марина.
Едва не сбив пешехода, машина пролетела глухой перекрёсток, затем точно так же, не вняв ни знакам ни камерам, прошили деревню. Бросив взгляд в зеркало, бомжа заметила, что Лена вот-вот уснёт. Согнув колени, лежала она, пьяная, со спущенными штанами.
- А что это значит? - бормотал под нос Миша, продолжая, по-видимому, рассказ о своих ненавистнических убеждениях, - Это значит, что жизнь евонная ничего не стоит… вообще нихуя не стоит… как и моя… и…
От выпитого он тоже сомлел, так что Марине подумалось, потерпи она ещё минут десять, эти двое окончательно сломаются, а тогда можно будет остановиться и воздать им сполна за все унижения.
Джип тем временем нёсся к посёлку - его белые многоэтажки уже мреялись в волнах зноя за долом…
Марина постаралась незаметно для Миши ослабить нажим на педаль газа. Машина пошла ровнее. Теперь нужно было решиться, выхватить бутылку из крепкой руки и мигом ударить ею сонного Мишу по голове. Но он вдруг воспрянул:
- Давай, гони-гони! Вспомни мать напоследок…
Нога притопила педаль газа, левой рукою Миша сжал руль. Бомжа заныла от боли:
- А-а-а, ногу-то!
Впереди показался железнодорожный шлагбаум и перегон. Состав только что прошёл мимо и скопившиеся на трассе авто ещё не успели разъехаться. Марина взмолилась:
- Выпусти меня, Ми-иш, у меня дочь… потом делайте что угодно… - и снова заскулила от боли - Пусти-и!
Джип с ревом летел по старой дороге. К ним неумолимо приближался задок сапожка с нанесённым на багажнике номером – 777.
- Да какая разница когда!.. Я умру, ты умрёшь, все умрём…
Марина заверещала, задёргалась в кресле туда-сюда, ударила Мишу по носу, и по рукам, и в плечо, и неожиданно для себя самой с нечеловеческой силой крутанула руль влево. Джип взлетел на ухабе, кувырнулся, скакнул на крышу москвича, с диким скрежетом кубарем прокатился ещё по двум легковушкам, после чего замер в придорожной канаве колёсами кверху. Водители повыскакивали из салонов, переглянулись между собою и все скопом ринулись к пострадавшим.
Окровавленная, Марина давилась слезами радости, лёжа в высокой траве с широко распахнутыми глазами, словно видела в первый раз эту чистую синеву неба, это яркое солнце, эти участливые лица вокруг…