Я услышал шаги ко мне и совсем закрыл глаза, чтобы себя не выдать. Вьоджин наклонилась надо мной - я почувствовал запах её духов. Её пальцы коснулись моей шеи, нащупывая пульс. Я ждал. Ещё несколько мгновений - и мы окажемся в поле зрения полицейских. Если при этом Вьоджин предпримет какие-то решительные действия, это будет моим козырем против неё, потому что пока из доказательств её вины я располагал только собственными умозаключениями, возможно, бесспорными для меня, но не бесспорными для полиции. Но в следующий миг она резко отшатнулась и и метнулась к тропе, а ещё через несколько мгновений вдруг завизжала. Это был пронзительный, острый визг, ввинчивающийся в барабанные перепонки, как бурав. Я понял, что ловушка не сработала и, вернее всего, она увидела, что шея моя не повреждена, а кровь лишь из пореза на ухе, смекнула, что это неспроста, бросилась поспешно к лошади, а бросившись к лошади, увидела и полицейских - и тогда завизжала.
Больше притворяться не имело смысла - я сел и стряхнул с одежды мусор. Голова у меня болела и кружилась, во рту пересохло, я чувствовал себя препаршиво.
- Что здесь произошло? - услышал я резкий голос Кланси - Готлиб остался утешать разыгрывающую истерику Вьоджин.
Я потянул простыню и обнажил труп.
- Он напал на меня.
Кланси сделал стойку, как охотничий пёс, после чего приблизился к трупу, обошёл вокруг него, присматриваясь и чуть ли не принюхиваясь, наконец, поднял голову и снова взглянул на меня:
- Вы ранены?
- Нет, он только повредил мне горло, - я запрокинул голову и показал синяки на шее.
- Откуда кровь? Это - его?
- Нет. Я порезался, когда брился - во время драки порез снова закровоточил.
Доктор Уотсон увидел схватку, понял, что не успеет прежде, чем я буду задушен, и выстрелил. Вовремя, надо признаться - у меня и сейчас ещё в глазах темно после этого инцидента. Прошу вас, дайте мне опереться на вашу руку, чтобы я мог встать.
- И что, доктор Уотсон оставил вас лежащим вот тут? - подозрительно спросил Кланси, которому было всё-таки не занимать сообразительности. - А кто накрыл тело? Да ещё так… гм… старательно.
- Да нет, конечно, нет, - замотал головой я - и перестал, снова почувствовав головокружение. - Я был в порядке и сам велел доктору позвать вас. А тело я поспешил прикрыть, когда увидел внизу на тропинке мисс Мур. Не хотелось напугать её видом трупа. Я метнулся в дом, сорвал простыню с кровати, накрыл тело и приткнул камнями край, потому что - видите ли - ветер. Да видно не рассчитал сил - голова закружилась, и я упал в обморок.
- Ну, и кто этот бедолага ? - Кланси указал на тело.
- Вы слышали легенду о Страже Водопада?
- Разумеется, слышал. Но я не люблю сказок.
- В таком случае, вы, должно быть, слышали и версию полковника Фрейзера по поводу нападения на его дочь.
- Мы обыскали весь Тышланд в поисках нападавшего и того, кто мог выстрелить в Аль-Кабано.
- Ну, так вот вы нашли его. На Марту Фрейзер напал и убил её именно он. Тело он сбросил вниз, со скалы, а потом его подобрали. Сам он подобрал или кто-то другой. Вы же видите, этого человека, кидающегося на спину и вцепляющегося в горло, трудно заподозрить в самостоятельном планировании преступных действий. Он был совершенно безумен. Настолько безумен, что склонен предаваться каннибализму.
- Я вижу. И, возвращаюсь к заданному вопросу: кто этот бедолага?
- Если вы возьмёте на себя труд связаться с Сюртэ, они его опознают, как Себастиано Моргана, итальянца, сделавшего карьеру в Германии, а потом и в Британии, отставного полковника и одного из скрывающихся от закона членов шайки неуловимого мафиози, которого, как я знаю, в полицейских ориентировках принято именовать Профессор.
У Кланси чуть дрогнул угол рта, и по этому едва уловимому движению я понял, что имя Профессора ему знакомо. Как и обстоятельства побега Моргана из тюрьмы.
- Почему вы думаете, что это он? - спросил полицейский, пристально глядя на труп.
- Я знал его в лицо.
- И уверены, что не ошибаетесь?
- Нет.
- Но ведь это безумец, - с сомнением проговорил Кланси, глядя на тело.
- Откиньте назад его волосы - вы увидите на голове свежий след операции. Безумцем этот человек стал совсем недавно. Его лишили разума искусственным путём, удалив или разрушив лобную долю мозга. Я знал о подобной возможности и прежде - статьи некоего Моргарти, специалиста по нервным болезням.
- Моргарти… - медленно повторил Кланси.
Я заметил, что Вьоджин, всё ещё находящаяся поодаль под опекой герра Готлиба, подняла голову и прислушивается к нашему разговору.
- Этот человек работал тюремным врачом, но после небольшого скандала, связанного с его профессиональной деятельностью, скрылся. И полковник Морган, насколько мне известно, единственный человек из попавших в поле зрения полиции, кто мог знать Профессора лично.
- Мне это известно, - сказал Кланси. На миг наши взгляды пересеклись - мы читали в глазах друг друга, как в раскрытой книге, одновременно позволяя друг другу это делать.
- Вы полагаете, покойный Тиверий Стар тоже мог его знать? - вдруг спросил Кланси, и вопрос этот прозвучал так неожиданно, что я чуть не поперхнулся вдохом. Это не приходило мне в голову, и сейчас вопрос полицейского придал моим мыслям несколько иное направление. А он задал новый вопрос, и я просто воочию увидел графическую схему, которую он строит в уме:
- Вы давно видели доктора Морхэрти, герр Холмс?
- Не слишком.
- А не думаете ли вы, что покойный Тиверий Стар, - снова спросил Кланси, - может быть, и есть сам Профессор?
Даже по краю щеки Вьоджин - она стояла ко мне вполоборота - я явственно увидел, как ей по сердцу эта версия. Но я покачал головой6
- Я так не думаю, инспектор. Уже хотя бы потому, что так не думает мой осведомитель.
- И вы не скажете, кто он, этот осведомитель?
- Конечно, не скажу. Пока Профессор на свободе, жизнь этого человека висит на кончике моего языка.
- Уж не думаете ли вы, - тихо и угрожающе начал Кланси, - что я намереваюсь делиться с кем-то ещё этой информацией, герр Холмс?
- Подозреваю ли я в вас Профессорского шпиона? - мне стало весело от его возмущения. - А почему бы и нет, герр инспектор, почему бы и нет? В вас или вон в той белошёрстой кобыле. Профессор - злодей, но уж глупым человеком его назвать никак нельзя. Стало быть, и агенты его - не идиоты, и на лбу у них не написано, на кого они работают. Но я, - поспешно добавил я, видя, что Кланси всё больше хмурится, - готов назвать человека, который знал о Профессоре довольно много - вот только ему уже ничем не повредить. Это миссис Уотсон, Мэри Уотсон, покойная жена доктора Уотсона, моего друга.
- Я не умею вопрошать покойников, герр Холмс, - с плохо скрываемой яростью изрёк инспектор.
- Не вижу больше, чем могу вам помочь, - развёл руками я. - Да и не знаю, вправе ли вы требовать от меня этой помощи. На меня покушались уже несколько раз - и здесь тоже - а вы ничего не смогли поделать, да и не слишком пытались. Откуда мне знать, сможете ли вы предотвратить гибель моего информатора. А если нет? Вы представляете, каким грузом ляжет очередная смерть на мою совесть? Довольно с меня Мэри Уотсон.
- Миссис Уотсон умерла от туберкулёза лёгких, - проговорил Кланси, но в его голосе я уловил настороженную, недоверчивую нотку. - Доктор Морхэрти сделал заключение.
- Заключению доктора Морхэрти, конечно, следует верить безоговорочно, - хмыкнул я, и взгляд Кланси стал ещё внимательнее. Впрочем, пока я ничего добавлять и не собирался.
- Если я срочно не нужен, - проговорил я, - я бы предпочёл отдохнуть. Сказать по правде, чувствую себя разбитым.
- Мне всё равно придётся снять с вас показания, - сказал Кланси.
- Чуть позже, если вы позволите. В любом случае, мне нужно привести себя в порядок и принять лекарство - у меня раскалывается голова, и горло тоже болит. Я спущусь через полтора часа.
Мне совершенно не хотелось возвращаться в дом, где остался связанный Морхэрти, но и уходить было небезопасно - Вьоджин, предоставленная самой себе, могла найти его самостоятельно. К тому же, я опасался за безопасность Уотсона.
- Вы же не потащите отсюда тело на руках, - сказал я Кланси. - И не оставите валяться под открытым небом, ведь так? В любом случае, кого-то вы за ним пришлёте - из санитаров, может быть. И лучше, если я останусь неподалёку, пока это не произойдёт.
- Я полагал, что здесь останется Готлиб…
- А девушка отправится после такого потрясения вниз одна? Не думаю, что это хорошая идея, инспектор - мне кажется, мисс Вьоджин следует проводить.
Мисс Вьоджин, которая уже всё прекрасно поняла, лишь увидев надрез на моём ухе, не строила иллюзий на счёт моих побуждений, но она и словом не возразила - только прожигала меня насквозь умным и пытливым взглядом, словно надеясь прозреть, насколько я, в самом деле, осведомлён.
Герр Готлиб сказал ей что-то по-немецки, и они стали спускаться вниз рядом, ведя Леду в поводу.
- Я буду вас ждать, - сказал Кланси, - как только унесут труп, вы придёте вниз, в санаторий. Я буду ждать вас и ваших откровений, - и он последовал за ними, иногда оглядываясь.
Я без сил опустился на камень и некоторое время сидел неподвижно. Потом с трудом поднялся - следовало смыть кровь. От ледяной воды родника коже было больно. Утеревшись рукавом, я снова вернулся на камень и, спрятав лицо в ладонях, стал просто ждать в оцепенении.
Меня вернула к действительности рука на плече:
- Холмс, вам плохо? Что вы тут делаете?
- Уотсон! Слава богу! Я ждал вас, - я попытался встать, но в глазах потемнело, и я так пошатнулся, что ему пришлось подхватить меня и снова усадить на чёртов камень.
- Вам плохо? - настойчиво повторил он. - Что у вас с ухом?
- Маленькая хитрость - пытался поймать рыбку на кусочек каши, но не преуспел.
- Вы заговариваетесь?
- Вовсе нет. Просто выражаюсь метафорично. Но вы выполнили моё поручение? Рассказали о письме?
- Я всё сделал точно так, как вы мне сказали, - он присел рядом со мной, касаясь плечом. - А теперь хотелось бы получить какие-то объяснения.
- Никаких объяснений, мой дорогой. У меня нет ни времени, ни сил, ни тени целесообразности для этого действия.
- Ну, знаете, - его губы плотно сжались, а глаза недобро сверкнули. - Вы использовали Мэри для своих дел, пока она не умерла или не была убита из-за вас, а теперь вы и меня хотите использовать вслепую?
Я не выдержал этого упрёка - снова закрыл лицо руками, потому что почувствовал, как рыдания душат меня, и, пытаясь подавить их, невольно издал тихий стон изнеможения. Я и сам не привык щадить и жалеть, но сейчас, больной, разбитый, разочарованный, отравленный собственным бессилием и собственной неудачей, переполненный скорбью до краёв, как глиняный сосуд, как же я нуждался в этих жалости и пощаде! А Уотсон не мог, не хотел предоставить мне их, по-прежнему ослеплённый ревностью, хотя Мэри уже не было, не было нигде.
- Я смотрю, вам совсем плохо, - сказал Уотсон более мягким тоном, снова тронув меня за плечо. - Вам нужно лечь.
Я не ответил, потому что не мог ещё говорить, не срываясь - лишь подумал, что лечь мне некуда - делить комнату с Морхэрти я пока не готов. Мне вдруг вспомнилось, как вот так же я уже сидел рядом с Уотсоном после первого нападения Стража на меня, и как он позволил тогда мне прислониться к его плечу, давая отдохнуть. Я никогда прежде не думал о том, как это может быть важно - иметь возможность прислониться к чьему-то плечу, чтобы отдохнуть. Позволит ли он мне это ещё когда-нибудь?
Но ни он, ни я больше не успели обменяться ни словом - на площадке появились обещанные могильщики - два угрюмых санитара - из тех, кто бесстрашно обмывает туберкулёзных покойников, счищая с мёртвых тел пенистую лёгочную кровь и кавернозный гной, расправляя скрюченные конечности, поражённые болезнью, чтобы удобнее было положить страдальца в гроб. Они принесли с собой носилки, на которые взвалили мёртвое тело и, укрыв всё той же замызганной простынёй и привязав ремнями, стали спускаться с ним, не сказав нам ни слова.
- Меня ждёт инспектор Кланси, - сказал я. - Здесь была Вьоджин Мур, но, к сожалению, себя не выдала. А своим рассказом о письме вы навлекли на себя опасность. Теперь его у вас попробуют похитить. А нет - так убить вас.
- Ну что ж, я вооружён, - сказал Уотсон. - И, в любом случае, полагаю, вы всё-таки не этого добивались и обеспечите мою защиту - хотя бы добрым советом.
- Я предвидел, - проговорил я, не поднимая головы, - как один из вероятных исходов, что после этого всего Мэри будет мертва, а вы возненавидите меня. Но я надеялся, что смогу терпеть эту боль, призвав свой здравый смысл и природное хладнокровие… Но всё же, намекая на то, что я, может быть, жажду вашей смерти, вы… раните меня, Уотсон… Сейчас вам придётся пойти со мной, вам придётся ещё какое-то время оставаться рядом со мной… И бог знает, как я это вынесу…
- С чего вы взяли, что я должен буду всё время оставаться с вами? - спросил он странным, непонятным мне тоном. - Я ведь ещё в самом начале говорил вам, что это ваше расследование для меня - слишком, что я не хочу искать сторонние намерения в действиях моей жены. А вы не понимаете, что остаюсь я рядом вовсе не из любви к сыскному искусству? Ведь мне бы было проще забрать сейчас тело жены и оставить этот кошмар, вернуться в Лондон.
Он упрекал меня. Я поднялся с камня, снова шатнулся, но отстранил протянутую руку.
- Нет, Уотсон. Минутная слабость не должна давать нам повода не следовать своему долгу. Кланси ждёт моих показаний, моих объяснений. И нам нужно заканчивать охоту. Силки расставлены. Пойдёмте в дом - письмо, о котором скоро узнает наш противник, должно обрести материальную сущность.
- Как вы пойдёте, куда бы то ни было, Холмс? Вас ноги не держат.
- Мне придётся собраться с силами. Сейчас не время отдыхать.Но, впрочем, я вам буду благодарен, если вы найдёте что-нибудь, что снимет головную боль и уменьшит слабость, в своём медицинском чемоданчике.